В мокрых футболках

      Когда ввалились в номер, Петя тут же рухнул на постель — упал прям так, в чём был. Подмял под себя подушку, забрался повыше и с наслаждением закрыл глаза. Разве что ноги остались на полу, носками кроссовок упираясь в пол.       — Так и собираешься спать? — забубнил Игорь из другого угла комнаты, наверное, где-то рядом со шкафом.       — Угу, — выдохнул Петя, и на этом силы его окончательно покинули.       Грёбаная Москва высушила его, выпила до дна, ничего не оставила. Усталость давила тяжёлым прессом на спину, растекалась болью и дрожью по мышцам. В мае неожиданно жарко, как в июле, народу — море, и везде шум, возня, машины сигналят без остановки. Петербург в этом отношении — чуть ли не глухая деревня. По крайней мере в это время года.       А ещё этот пух… этот сраный тополиный пух. Он везде: щекочет нос, садится на одежду, путается в волосах Пети и Игоревых усах. Если от солнца и толпы можно кое-как укрыться в тенистом сквере, то от пуха спасения никакого не было.       Пригласить бы Чумного на подработку. Чтоб общественно полезным трудом занялся.       Петя даже пытался на эту тему шутить, чтобы разбавить общее напряжение их командировки и стереть с лица Грома надоевшее ему унылое выражение, но поймал пару красноречивых взглядов и успокоился. Ладно, пусть тут хоть повесится от тоски по родному дому.       Все и так в курсе, что ему с Хазиным не по душе работать. Играть на публику пытается, молодец — да и то с переменным успехом. Они по сценарию прикрытия лучшие друзья, так-то… если не больше. А у Грома в глубине глаз тлела ненависть первого сорта — ещё чуть-чуть, и вспыхнет.       Короче, в Москве они время проводили не то чтобы весело. И эти вот ночные обходы клубов, когда в отель припираешься под утро — мокрый с ног до головы, как загнанная лошадь, вымотанный абсолютным холодом со стороны Грома. Подшофе, иначе в баре косятся, если не бухаешь. И ещё челюсть жесть как болит от фальшивых улыбок.       А завтра опять по новой. Танцы, сомнительное по качеству пойло, эпилептические вспышки цветных прожекторов, кольца на больших пальцах, сальные шутки, взрывы смеха. Море подкатывающих мужиков, которые даже не догадываются, что ты уже одной ногой в звании капитана, и наивно держат за малолетнего дурачка. Душераздирающие флешбэки и мимолётное, пока очень далёкое желание пойти и закинуться с кем-нибудь вместе — похуй чем, лишь бы повеселеть не только внешне.       И посреди всего этого пиздеца хмурый, заёбанный Игорь, который изо всех сил притворяется, что всё окей. Терпит, чтобы потом, выйдя на воздух, закурить и молча идти рядом с видом неприступной крепости.       Да, время они проводили совсем не весело.       — Ты разуйся хотя бы, — сказал Гром уже чуть ближе, прорываясь сквозь шум в Петиной голове.       Наверное, к кровати своей подошёл.       Петя послал его, но только в уме. На деле же — фыркнул в подушку что-то неразборчивое и засопел.       Он и правда на время отключился. А когда открыл глаза и взялся ладонью за раскалывающуюся голову, доходил уже третий час ночи. Значит, подремал минут пятнадцать.       Что странно, кроссовок на нём уже не было. И лежал он укрытый прохладным покрывалом.       — Спасибо, что хоть в одежде оставил, — шёпотом заворчал Петя, выпутываясь из покрывала.       — Пожалуйста, — вдруг ответил Игорь.       Ему бы хорроры озвучивать, с такой-то способностью к неожиданным вступлениям.       — Чё не спишь? — зачем-то спросил Петя. Наверное, от неожиданности.       — Не спится.       Петя встал, размял шею, потянулся. Болело и ныло всё — как говорится, и голова, и жопа. Но вовсе не от приятных занятий. Хотелось бы ему найти лишние полчаса для обыкновенной человеческой пробежки. Энергию сгенерировать, эмоции сбросить, и вообще…       Слишком занятый телесными ощущениями, Петя не заметил за Игорем первых странностей. Да и поди заметь с выключенным-то светом. За тем, кто всем своим видом показывает, что ему всё это приключение в Москве нахуй не упало.       Петя стянул с себя взмокшую рубашку-поло, бросил её на спинку кровати и наклонился, чтобы снять летние шорты, когда услышал хриплый, похожий на урчание голос Грома:       — Петь?       — Чё?       — Можешь помочь?       — С чем? — Петя негнущимися пальцами уже расстегнул пуговицу и взялся за «молнию».       — Да я плечо потянул, походу…       — А я тут при чём?       Повисшая пауза напрягла, но не так сильно, как последовавшая просьба.       — Помассируй, а.       Петя даже не поленился повернуться, чтобы взглянуть на Грома. Попытался рассмотреть впотьмах его наглую рожу, ни пизды не увидел и сказал:       — Не прихуел, дядь? Я тебе не тайская массажистка.       — Ну пожалуйста, — протянул он мягко и жалобно, совсем не похоже на самого себя. — Болит, блин, сильно.       И это странным образом сработало. То ли мозги у Пети не сразу включились, то ли алкашка ещё не вся вышла, то ли ещё что — в общем, он уже стоял у чужой кровати. В шортах с расстёгнутой пуговицей. Как в тупом порно.       — Это ты так подкатываешь? — спросил Петя, забираясь к нему.       — Иди ты, — буркнул Гром.       Он лежал на животе, подобрав руки под подушку. И судя по всему, лежал он так уже давно.       Петя особо не церемонился, да и койка узкая была — не разгуляешься. Он уселся верхом в районе поясницы Игоря, намеренно стараясь быть на приемлемом расстоянии от всех опасных мест. Получилось хреново.       Но Игорь молчал. Значит, его всё устраивало.       Петя наощупь нашёл проблемное место, надавил на кожу, осторожно прихватил пальцами и понял: под ней — не мышцы, а каменные блоки какие-то. Несложно понять, почему так болит.       — Вот тут, что ли?       — Ага, — промычал Гром. — Посильнее давай.       Петя сжал сильнее. Помял, потёр, повалял — и добился от Игоря протяжного вздоха через нос. Петя сам себя поймал на мысли, что хотелось бы бóльшего. Отмахнулся от неё и вдруг понял: всё это явно не просто так.       — Капец ты забитый, Гром.       — Угу… — промычал он и напрягся, когда Петя прошёлся по особенно чувствительным местам. — Ух, бля-а-ать.       Пришлось остановиться.       — Больно?       Полминуты Игорь молчал, подбирая слово.       — Приятно.       Петя спустился ниже, поработал с лопаточными мышцами, бережно обвёл каждый шрам, который нащупал на спине Игоря. Затянувшееся пулевое даже нашёл.       Гром под ним расслаблялся всё больше. Забыл уже, походу, про своё больное плечо и позволил Петиным рукам быть там, где им хотелось быть.       Петя пропустил момент, когда всё пошло не по плану.       Игорь удивил его в первый раз, изловчившись перевернуть на лопатки и неожиданно оказавшись сверху. Молниеносно, резко и выбив весь воздух из лёгких. Совсем не дав времени сориентироваться, удивил во второй — наклонился и… просто шумно задышал в лицо, вместо того, чтобы хоть как-то объясниться.       Чуть до инфаркта не довёл, собака.       Настоящая пытка — Гром сверху, близко-близко, лежит прямо на нём, в каком-то сантиметре от кончика его носа — эта пытка была выше Пети. Пришлось нарушить молчание.       — Ты ч-чего, дядь?       — Да я это… — сказал Игорь и запнулся на полуслове. — Извиниться, в общем, хотел.       Петя сглотнул. Просить прощения, конечно, было за что — но не в таком положении он ожидал от Грома извинений. Он их, если честно, вообще не ожидал.       — Чё эт на тебя нашло-то?       — А ты дай договорить, — каждое слово Игоря горячо билось о губы и мурашками уползало куда-то вниз, — и узнаешь.       — Окей.       Петя замолчал, неловко придавленный чужим полуобнажённым телом. Не знал, куда руки и глаза девать — как впервые, ей-богу. Хорошо, что темно и не видно, как подло он краснеет.       — Ну, во-первых, — Игорь осторожно провёл ладонью по его волосам, пригладил, приласкал. — За то, что пиджак твой испортил, извини.       Он опустил голову совсем низко и очень мягко, ненавязчиво, слегка боязливо поцеловал. Не дал Пете поохуевать вслух и продолжил:       — Во-вторых, за то, что дебилом тебя в аэропорту выставил.       И снова коснулся Петю губами. Чуть промазал в темноте, угодил в уголок рта. Петя подвинулся, подправил траекторию. И обхватил лицо Грома ладонями.       — В-третьих, за то, что вёл себя как козёл.       Теперь Гром целовал чуть дольше и увереннее, слегка прихватывая зубами нижнюю губу.       — И продолжаешь вести, — сказал Петя, уже без привычной язвительной нотки.       — Даже сейчас?       Петя помедлил с ответом: провёл пальцами вдоль щетинистой челюсти Игоря, захватил висок и впутался в короткие волосы.       — Зависит от того, сколько ты выбухал.       — Да я вообще не пил, — обиженно пробормотал Гром. — Даже для смелости.       — Хорошо…       Не, это в натуре хорошо. Спонтанный секс по пьяни (даже если хороший) — лишь отголосок Петиного прошлого. Приятно, но глупо. Он это перестрадал уже. На самом деле служебный трах — так себе перспектива, если планируете и дальше работать вместе. Придётся ведь как-то в глаза друг другу смотреть. Раньше с этим проблем не было, но Гром…       С Громом по-другому.       — В-четвёртых будет?       Пете показалось, что Игорь улыбнулся.       Он организовал и в-четвёртых, и в-пятых, а потом Петя сбился, сколько раз они по итогу поцеловались. Было явно не до счёта.       Потому что они хватались друг за друга, как утопающие, сцепившись руками, ногами языками. В предвкушении тёрлись кожа о кожу на тесной постели, искали удобную позу, говорили что-то, шептали, посмеивались. Потом на пол поочерёдно посыпались Петины шорты, Громовы джинсы и две пары трусов, и смех притих, уступив место шуршанию простыни, вздохам и задушенным стонам.       Петя вообще-то любил громко, до хрипоты и дрожащих ног, но всё-таки четвёртый час ночи и стенки тонкие. Лишнее внимание других постояльцев отеля им сейчас ни к чему. Пришлось быть сдержаннее.       В этом отлично помогала ладонь Грома, накрывшая его неугомонный, слишком говорливый рот.       — А ты серьёзно подготовился, — хмыкнул Петя, чувствуя на себе холодное прикосновение смазанных пальцев.       Лёгкий сквозняк принёс с собой морозный запах вишни и жвачки. Оригинальный выбор.       — Петь, — прошелестел Игорь сверху. — Помолчи, а.       Потом он вошёл, и мысленный поток как топором обрубило. Петя замычал, крепко упираясь коленками в матрас, судорожно схватился за спинку скрипучей кровати и прогнулся в пояснице, предоставляя Игорю полный доступ к себе.       Тут, после переезда в Питер, он делал это впервые.       Потом Петя дрожал, кусал влажную ладонь Грома, шипел от его грубоватых ласк: рука на бедре тянет назад, насаживая на член, затем под рёбрами — оглаживает впалый живот и наконец между ног — надрачивает в темп движениям.       Потом Петя надрывно хватал носом воздух — какие-то его крохи — и периодически задыхался, захлёбывался неразберихой из «ещё!», «быстрее!» и «блядь, Гром!»       Потом Петю просто схватили за волосы, вдавили лицом в подушку и отодрали в духе Игоря Грома — жёстко, ритмично, до красных пятен перед глазами.       Самое то после тяжёлого рабочего дня.

***

      Когда Петя открыл глаза, из распахнутых штор уже лился солнечный свет. А рядом никого не было.       Петя на всякий случай пошарил рукой по чужой кровати. Никого.       Он поднялся на локтях так резко, что зашумело в голове. Покрывало, пропахшее вчерашним сексом, сползло на живот.       Грома не было.       В номере — тишина, только из приоткрытого окна доносился шум проносящихся внизу машин. Москва давно проснулась.       Петя завалился обратно на подушку, потрогал лицо, взъерошил волосы, зажмурился.       Ну пиздец. И чё теперь делать?       Гром, наверное, слинял с утра пораньше в своей тупой манере игнорить проблему. Игнорить Петю. Игнорить то, что между ними происходит.       Кусая губы от злой обиды, Петя отвернулся к стене. Хотелось курить и залипнуть в телефон часа на полтора. Чтобы отпустило.       Как услышал шуршание снаружи, в коридоре. Потом тонко пропищала ключ-карта, щёлкнул замок, и дверь медленно открылась.       Из проёма, с картой в зубах и гигантской тарелкой в руках, вышел Гром. Нервно кашлянул, по-школьному отвёл взгляд от голого Пети, сидящего на его кровати. Ну конечно, по пьяной лавочке и в темноте все супермены, а чуть что — сразу глазки в пол.       — Ой.       — Ой, — тупо повторил за ним Петя.       Гром прикрыл за собой дверь локтем.       — Уже проснулся?       — Как видишь, — сказал Петя, всё ещё не зная, какую эмоцию ему использовать.       — Да я тут до столовки ходил, завтрак со шведского стола набрал… Не знал, что ты любишь, поэтому взял всё, — и выдержав трогательную паузу, добавил: — Голодный?       А у Пети камень с души свалился. Шведский стол, блядь! И завтрак в постель!       Он откинулся на кровать и расхохотался во весь голос, пока Гром смущённо топтался рядом.