Билет в один конец

Всё ещё течёт кровь, тревожная и живая Стекает между пальцев поднятых рук, готовых к объятиям А любовь из окна смотрит, спилась, только собака её истошно лает Покойница когда-то давно считала её матерью. И я честно пытаюсь спасти его, но знаю, что жизнь в нём давно угасла Был бы он феникс, но феникс это вроде что-то из сказки А сказки спрятались, их согнали с детских площадок Над ними смеялись весёлые дяди в поисках своих весёлых закладок.       Небо было тяжёлым и бесконечным, словно тетрадь, в которую забыли записать что-то крайне значимое. Капли дождя падали на пустую университетскую площадь, ту самую, где ещё месяц назад кипели протесты, а в воздухе звучали громкие лозунги о свободе и справедливости. Парень сидит за рабочим столом, в надежде наконец завершить работу над проектом, но энергия на исходе, потому он встаёт с места и направляется к окну, бросая мимолётный взгляд на лист, в верхнем углу которого была подпись: Билд Чакапан Путта. Брюнет облокачивается на подоконник, устремляя взгляд на дома. Фонари погасли, а дождь всё не унимался, продолжая барабанить по стеклу. Площадь университета, видневшаяся за жилыми домами, была совершенно мёртвой. Всё было тихо — слишком тихо. Даже те, кто остался в университете, не решались говорить вслух. Казалось, что тишина приобрела вес, стала тяжёлой, давящей, словно молчание загнанного в угол собственными родителями ребёнка. Лекции подошли к концу, студенты разбежались кто куда, университетские аудитории опустели, а по углам дежурили патрули. Протесты безжалостно подавили, арестовали особо буйных студентов и угрожали изгнанием всем, кто осмелится высказать малейшее недовольство. Остались лишь пустые коридоры, наполненные эхом шагов и шёпотом слухов. Вдруг Билд замечает окно на чердаке дома напротив, взгляд цепляется за тусклый свет. Его охватил необъяснимый интерес. Мысли не давали покоя. Недолго думая, Билд накинул старый дождевик и выскользнул из комнаты. Подойдя к лестнице на чердак, тот стал подниматься наверх. Уже будучи на половине подъёма, тот оглянулся, во избежание непредвиденной слежки. Пройдя через узкое помещение, покрытое вековым слоем пыли, брюнет открыл окно и, едва не поскользнувшись на мокрой оконной раме, выбрался наружу. На тело резко обрушился влажный воздух. С крыши открывался вид на соседние дома и неприглядный университет. Дальше его ожидала непростая задача — добраться до чердака напротив. Боязнь высоты перекрыло неудержимое любопытство. Он осторожно ступил на пожарную лестницу, ведущую к переходу между домами. Дождь хлестал по лицу, всё расплывалось перед глазами, каждая следующая перекладина казалась непреодолимым препятствием, но он двигался дальше, едва дыша. Когда же его ступни коснулись мокрой поверхности бетонного мостика, соединяющего дома, лишь сила воли не дала ему сорваться с места от волнения. Спустя несколько минут напряжённой “ прогулки” между зданиями, он наконец-то оказался у пожарного выхода, который вёл прямиком в соседний дом. Осмотревшись, брюнет ухватился за холодную металлические ручку двери и направился на нужный, по его мнению, этаж. Сердце билось в груди так громко, что, казалось, оно сейчас проломит рёбра. Наконец, добравшись, он прижался к стене и медленно передвинулся к маленькому окну, через которое пробивался тусклый свет. Окно оказалось слегка приоткрытым, и он аккуратно толкнул его, стараясь не привлекать внимания. Брюнет нырнул внутрь и оказался в темном помещении с низким потолком. Здесь пахло пылью и старыми бумагами, вокруг были разбросаны баллончики от краски, а на стенах нарисованы разного вида граффити, кричащие о свободе. Услышав говор неподалёку, он двинулся дальше. Согнувшись, он добрался до комнаты, что была завешена шторами и тряпками. Отодвинув одну из них, он увидел толпу молодежи, сидящей перед небольшой самодельной сценой и сидячими местами в несколько рядов. На стенах висели плакаты, надписи на которых гласили: “Верните честное оценивание знаний студентов!” “Студенты женского пола имеют не менее богатый запас знаний!” “Долой неравенство!”. Кажется, тайное собрание вот-вот должно было начаться. Он огляделся, но знакомых не заметил. Казалось, будто даже дождь старался идти тише, делая атмосферу ещё более тревожной. Никто не говорил громко — все старались держать голос в полутоне, чтобы не создавать суматоху. На сцену вышел высокий парень, лет 20 на вид. Чёрные, как смоль волосы спадали на глаза, на руках висело множество серебряных браслетов на разный вкус и цвет, а предплечья украшали татуировки. Тусклый свет фонарика осветил его лицо, выделяя острые черты лица, особое внимание привлекали скулы. Проверив работоспособность микрофона, он поднял руку, обращая на себя внимание присутствующих. — Друзья, — многозначительно начал он. Его голос был ровным, но в нём чувствовался тяжелейший груз ответственности за всё, что люди сегодня услышат из его уст. — Мы собрались здесь не в первый раз для того, чтобы в иной раз попробовать найти способ изменить то, что нас так долго угнетает. — Все вы в курсе, что произошло месяц назад. А точнее мы стали свидетелями того, как наши друзья, а возможно и близкие, были арестованы. Мы видели, как наш университет, который должен быть местом свободы слова, превратился в настоящую тюрьму. — вводил в курс дела парень. В ответ послышались аплодисменты. Взгляд ведущего внезапно лёг на шторы, из-за которых подглядывал Билд. Тот быстро среагировал и отскочил в сторону. — Наш протест — это не просто борьба за нас самих, это также борьба за наших младших. Борьба за тех, кто навсегда погряз в пучинах несправедливости и больше не в силах бороться. Мы обязаны сделать широкий шаг вперёд и забыть о слове “страх”. Потому что если мы промолчим сегодня, то завтра уже никто не осмелится говорить. — стараясь поддерживать серьёзность, говорил он. Голос стал твёрже: — Я не прошу вас быть героями. Я лишь прошу быть собой, быть честными друг с другом, стать укрытием для тех, кто в нём нуждается. Мы — сила, и только вместе мы сумеем показать, что мы не из робких. Он замолчал, давая всем время проанализировать слова. Собрание стало напряжённее, как натянутая струна. Слова парня тронули каждого, потому зал вновь разразился аплодисментами. — Каков наш следующий шаг? — выкрикнул один из студентов. Его голос подрагивал, словно он сомневался в собственных словах. Ведущий кивнул, прислушиваясь к словам, и его взгляд стал задумчивым. — Наш следующий шаг — подготовка к ещё более масштабному протесту, — ответил он прищурившись. — В этот раз, главное — сохранять единство и не сдаваться. — Единство? — Билд отодвигает шторы в сторону, шагая по залу. — Вы всё ещё верите, что нас всех объединяет одна цель? — он обводит взглядом группу студентов. — Я вижу здесь не единство, а студентов, каждый из которых думает только о собственных целях. Ты говоришь о своих умных действиях, но ни разу не упомянул, как собираешься защищать других. Сможешь ли ты противостоять закону? — делая акцент на обращении, возразил парень. В воздухе повисла мёртвая тишина. Присутствующие удивленно повернулись на незнакомца, не ожидая такого поворота событий. Ведущий почувствовал, как в нём разгорается гнев. Резкие слова незнакомца разозлили его. Не выдержав, он шагнул вперёд, спускаясь со сцены. — Кто же ты такой, чтобы учить меня, м? — кровь прилила к ушам создавая звон, а на лице появилась язвительная ухмылка. — Ты проникаешь сюда, высказываешь своё недовольство, но что для нас сделал ты? По твоим словам, здесь нет единства, но я вижу только того, кто сам стоит в стороне. — А чего же сделал ты? — резко бросил тот в ответ, его глаза сверкнули, будто у разъярённого тигра. — Ты даже не пытаешься понять, что такое настоящая борьба. Ты, должно быть, думаешь, что если поднимешь пару плакатов на улице, всё изменится к лучшему? — Ты ничего обо мне не знаешь! Я знаю, что такое терять, знаю, что такое чувствовать, когда тебе вставляют нож в спину те, кому ты слепо верил. — Парень двинулся на него, толкая Билда. Они оказались лицом к лицу. Похоже, что именно эти неосторожные слова стали пиком. — Прекратите! Этот спор ничего не изменит. — Крикнула девушка с переднего ряда. — Если вы не можете доверять друг другу, не можете стать командой ради того, чтобы защитить наше будущее, тогда у нас действительно нет шансов! Парни отошли друг от друга, тяжело дыша. Ведущий посмотрел на студентов, затем на Билда, и в его глазах промелькнула усталость. — Мы не обязаны быть друзьями, — тихо сказал он, возвращаясь на сцену. — Но мы обязаны стоять горой друг за друга, вы правы. Завтра планируют возобновить занятия во всём университете и после пар мы соберёмся здесь снова, для объявления новостей. Если кто-то из вас не готов к этому — уходите сейчас. Я не потерплю тру́сов в наших рядах. Все студенты, до единого, остались на своих местах. Не смея подводить ведущего. — Хорошо. — с довольной улыбкой закончил ведущий. Люди стали медленно расходиться, фигуры растворялись в темноте, словно их размывало каплями дождя. Билд задержался на мгновение, их взгляды снова встретились, но сейчас в глазах обоих парней было в разы больше усталости.