respite

Не в первый раз ты ругаешь себя за маленький, школьный фетиш, который развила со временем. Ловить краш на мафиози — Глупая идея. Да, с большой буквы. Но очень трудно оставаться рациональной, когда на твоём пороге застенчиво улыбаясь, появляется Со Чанбин. — Извини, я знаю, что это внезапно. Ты открываешь дверь ещё шире, кивая ему с ободряющей улыбкой, чтобы он вошёл внутрь. Как только он делает это, ты быстро закрываешь дверь. На улице сейчас прохладная осенняя ночь, на грани с откровенным холодом, поэтому ты не собираешься выпускать тепло наружу. — О, поверь, у меня бывало и хуже. По крайней мере, ты заранее позвонил. Твой дом — кандидат на идеальную конспиративную квартиру. Маленькое бунгало в глубине пригорода, вдали от любопытных глаз города. Идеальное место, чтобы залечь на дно. Оно использовалось всего несколько раз — никогда Чонином — младшим сыном-выскочкой с огнём в глазах, — который по сей день является единственным членом печально известной семьи Ян, с которым ты встречалась лично, не считая подчинённых. Многие из них лишь приходят-уходят, так что знаешь ты только двух: Чанбин и Чан. Чан более замкнутый, чем Чанбин. Всегда взвинченый, с безумной энергией вокруг себя, когда строит свой следующий курс действий, останавливаясь у твоего окна и постоянно перепроверяя окружение на наличие угрозы. Чанбин, с другой стороны, всегда спокоен и собран. Неизменно вежлив. — Кто-то приходил, не предупредив тебя? — спрашивает Чанбин, расстёгивая пальто. — Я могу передать Чонину, если хочешь. Ты оказываешь нам услугу, и иногда эти придурки забывают об этом. Неизменно вежлив, а также чертовски горяч. Обычно ты видишь его в тёмных костюмах — различных оттенках древесного угля, тёмно-синего, чёрного. Это, похоже, стандартная форма для телохранителя мафии. Не то, чтобы тебе было с чем сравнивать. У тебя появился фетиш на его руки, особенно в тех редких случаях, когда он закатывает рукава и обнажает голые предплечья, заставляя тебя скулить внутри. Но сегодня, когда Чанбин сбрасывает пальто, ты обнаруживаешь, что изо всех сил пытаешься найти слова, глядя на него широко раскрытыми глазами. Джинсы. Кеды. Простой чёрный жилет. И красная фланелевая рубашка, открытая и свободная, обнимающая его плечи и превращающая этого закоренелого преступника в… Ну, в любого парня из универа, которого ты видела. — Хочешь чаю? — спрашиваешь ты, изо всех сил стараясь звучать непринуждённо, но больше усилий уходит на то, чтобы отвлечься от прикида мужчины. — Я только что заварила. Какая-то необычная ромашка. — Было бы здорово, спасибо, — говорит Чанбин, снимая ботинки у входной двери. — Это был… долгий день. — Понимаю, — соглашаешься ты, возвращаясь на кухню. Чанбин следует за тобой, шаги лёгкие, ступающие в носках по деревянному полу. Ты останавливаешься у стойки, оборачиваешься и с любопытством смотришь на него. Как правило, ты никогда не интересовалась подробностями их работы. Но… этот наряд. Когда в твой дом входит известный устрашающий телохранитель мафии, одетый будто басс-гитарист, что провёл день в Старбаксе, придумывая новую песню, ты заинтригована. — Так, э-э… — ты указываешь на его наряд, неопределённо машешь рукой. — Это что-то новенькое. Всё это. Уголки губ Чанбина дёргаются, как будто он борется с улыбкой. — Чонину нужно было, чтобы я смешался с толпой. Веришь или нет, костюмы довольно заметны. Типа того. Совсем немного. Просто тебе — и не только тебе, да — они слишком нравятся. — Ах, понятно. Было весело? Твой ответ застаёт Чанбина врасплох, судя по смешку. — «Весело»? Ну, думаю да. Было приятно вернуться к своим корням. Ты моргаешь. — «Корням»? — Да, — кивает Чанбин, прислоняясь к кухонному столу. — В подростковом возрасте я был большим фанатом клетчатых вещей. По логике вещей, ты понимаешь, что не должна удивляться тому, что Чанбин носил нормальную одежду — что у Чанбина даже была нормальная жизнь до кровавых клятв мафии и сомнительного морального выбора, — но ты всё равно немного ошарашена. — Так ты носил их… — На постоянке, — подтвердил Чанбин. — Любого цвета. Красные, синие, жёлтые. Думаю, у меня даже было несколько шапочек, просто чтобы завершить внешний вид. …это впечатляет. Твоя слабость к хипстерскому образу сильна, и из всего преступного мира, это именно тот самый краш. Выражение лица Чанбина внезапно меняется, улыбка прерывается всего на секунду. — Не фанат? Как бы, блять, сказать. Ты спешишь его поправить. — Нет! Я думаю, что это отлично выглядит! Просто никогда не видела, чтобы ты носил это раньше, так что… э-э, да. Подумала, что… стоит прокомментировать. Это короткое, неуверенное мерцание на лице Чанбина исчезает, и он с улыбкой наклоняет голову. Между вами добрых несколько футов, и всё равно ощущение словно он прижимается к тебе. — Могу то же самое сказать о тебе. Твоё лицо краснеет, и ты борешься с желанием посмотреть вниз на то, что на тебе надето. Час назад ты переоделась в пижаму, майку и шорты, которые ты считала супер милыми, и точно не планировала, что кто-то ещё увидит тебя в ней. Немного смущённая, ты отворачиваешься, занимаясь чаем. Ты тянешься к одному из шкафов, чтобы взять две кружки. — Ну, я… э-э, не люблю дома натягивать на себя кучу вещей. — Хорошо. В ответе Чанбина слышится лёгкий намёк, который заставляет тебя остановиться, пальцы дёргаются вокруг ручки дверцы шкафа. Он… флиртовал. Верно? — Всегда хорошо чувствовать себя комфортно в собственном доме, — уточняет Чанбин, и разочарование почти видно по тому, как опускаются твои плечи. Никакого флирта. Просто разговор. Ты хватаешь кружки, сосредотачивая свою энергию на том, чтобы налить чай, каждое движение целенаправленное и быстрое. Ты уверена, что это просто принятие желаемого за действительное, когда чувствуешь, что взгляд Чанбина задерживается на тебе. Поэтому, естественно, когда ты оборачиваешься и видишь, что он всё ещё смотрит на тебя с улыбкой на лице, и блеском в глазах, на долю секунды паникуешь. Тем более, когда он снова открывает рот. — Ах, и ты отлично выглядишь. Точно флиртует. Ты прочищаешь горло, не в силах отвести взгляд, когда передаёшь ему чай. — Ничего нового. Я всегда отлично выгляжу. — Верно, — усмехается он и берёт кружку. К счастью, ради твоего здравомыслия он ловко меняет тему глотком чая. Его реакция незамедлительна — он морщится от вкуса, стискивает челюсти. — Ох, это… — Бодрит? — спрашиваешь, ухмыляясь в кружку. — …крепко, — дипломатично отвечает Чанбин и ставит свою кружку. — У меня есть немного мёда, если тебе нужно подсластить. Чанбин колеблется, но в конце концов кивает. — Прошу. Ты хихикаешь, вставая, чтобы принести мёд. — Рискну предположить, что ты никогда раньше не пил ромашковый чай. — …ты поймала меня. Ты снова смеёшься над его честностью. — Он довольно горький, но с достаточным количеством мёда будет лучше. Он с благодарностью принимает маленькую бутылочку мёда и, не теряя времени, вливает изрядное количество в свой напиток. Ты наблюдаешь за ним, радуясь, видя его новую сторону. И когда твой взгляд ловит тёмные круги под глазами, твоё веселье утихает. — Это будет звучать глупо, — медленно говоришь ты, обхватив кружку руками, — но ты высыпаешься? Чанбин смотрит на тебя, удивлённо поднимая брови всего на секунду, прежде чем виноватый взгляд пересекает его лицо. Он отвечает не сразу, но, наконец, закончив с мёдом, что-то бормочет, щёлкая крышкой. — Чонин говорит, что в последнее время я слишком усердствую. Пытается впихнуть мне выходной, чтобы восстановиться. — Думаю это хорошая идея, — мягко говоришь ты. — Даже если ты любишь свою работу, всегда полезно отдохнуть и разгрузиться. Чанбин вздыхает. — Просто… я даже не знаю, что делать в выходной. — Сходить в какое-нибудь хорошее место? Посмотреть фильм? Увидеться с друзьями? Чанбин некоторые время молчит, прежде чем пожать плечами. — Будет трудно отключить мозг. Всё это время я буду думать о том, в какое дерьмо Чонин ввяжется без меня. Ребёнок немного… импульсивный, если ты не заметила. О, ты точно заметила. Твой опыт общения с влиятельными членами криминальной династии ограничен, но даже ты можешь сказать, что Чонин немного… эксцентричен. — И я… не привык быть рядом с гражданскими, — признаётся Чанбин. Ты провела достаточно времени среди этих типов, чтобы знать, что «гражданскими» называют обычных, не связанных с криминалом людей. — Не взаимодействуя с ними. Ты пожимаешь плечами. — Мне кажется ты недооцениваешь себя. Ты прекрасно общаешься со мной. На самом деле, часть тебя очень хочет повзаимодействовать с Чанбином немного… ближе. — Вообще-то, — говорит Чанбин, вдруг с любопытством глядя на тебя, — могу я спросить тебя кое о чём? — Э, ну да? Вперёд. — Как ты… попала во всё это? Ты совсем не похожа на меня. — Да? — спрашиваешь, подняв брови. — А на кого похожа? Чанбин открывает рот, как будто хочет что-то сказать, но передумывает и снова закрывает его. Только после ещё одного момента раздумий он наконец отвечает. — …это похоже на ловушку. — Да ладно, что ты хотел сказать? — дразнишься, делая глоток чая. Чанбин колеблется секунду, прежде чем намеренно посмотреть тебе прямо в глаза. — …на невинного человека. Ты резко вдыхаешь — совершенно забыв о глотке чая, который только что сделала — и тут же начинаешь кашлять, давясь и хватаясь за горло. Вскоре это проходит, и ты изо всех сил стараешься не обращать внимания на забавное выражение лица Чанбина, быстро меняя тему. — Ну, я работала на того жирного слизняка. Тот политик, который постоянно заключал маленькие закулисные сделки, чтобы удержаться у власти. И он был…таким дерьмовым боссом. Заставлял нас брать работу на дом, чтобы делать её внеурочно, выдвигал безумные требования и тому подобное дерьмо. Но я вроде как… втянулась, — признаёшься ты, немного смущённая. — Это была моя первая настоящая работа, и я была хороша в ней, и знала, что я была одной из немногих сотрудников, которые ему нравились. Он брал меня с собой на встречи, доверял мне организовывать более тёмные части своих дел… Ты замолкаешь и делаешь глубокий вдох. — А потом, слишком поздно, я поняла, что он подставлял меня, чтобы если дела пойдут плохо, я взяла вину на себя. Моё имя в бронировании ужина, мой рабочий номер телефона, который он даёт всем людям. — Мудак. — Да. В любом случае, как только я это поняла, то запаниковала. Я не могла уйти, потому что у этого парня достаточно улик, чтобы меня арестовали. Я не могла установить никаких границ или начать говорить «нет» любому из его требований, потому что у него есть улики. Он поймал меня, и он знал это. И я не могла контролировать то, что он решит сделать с этим. Ты помнишь тошнотворный страх в глубине живота из-за того, что он может потребовать от тебя. В течение нескольких дней ты едва могла спать или есть, в твоей голове снова и снова повторялись наихудшие сценарии. — …я поняла, что должна найти свой собственный выход, — говоришь ты, сглатывая. — Я соединила точки и поняла, что мой босс становится слишком смелым, и одна из его сделок собирается напрямую подорвать Янов, прямо на их территории. Поэтому в последней попытке я прокралась в казино Янов, и именно тогда я встретила Чонина. Чанбин молчит, всё внимание сосредоточено на тебе. Ты смеёшься над воспоминаниями. — Чёрт, он был так молод тогда. Не достаточно взрослый, чтобы пить или играть в азартные игры, но я сыграла в «молодую, милую и тупую», чтобы подобраться к нему достаточно близко за столом, а затем всё рассказала. — О сделке? — Нет, вообще всё. Я не планировала этого, но… оно само так вышло. Кажется, я плакала. — Он взбесился? — спрашивает Чанбин, и, несмотря на серьёзность во взгляде, на его губах появляется лёгкая улыбка. — О да. Но всё равно слушал. Через несколько дней он позвонил мне, сказав, что всё «уладил». Моего босса арестовали, Чонин отдал мне все улики, которые были у моего босса на маленькой флешке. Я так волновалась, что он ничего не отдаст и решит держать меня под своим контролем, но… — Но это не стиль Чонина, — заканчивает за тебя Чанбин, кивая. — Ага. Он предложил мне выбор. Мне нужна была новая работа. Он мог бы попросить свою семью найти мне новую должность, или я могла бы занять это место. Никакой арендной платы, никаких счетов, просто пусть всё выглядит нормально и обжито на случай, если кто-нибудь сунет нос в чужие дела. И присмотреть за вами, ребята, когда вам понадобится убежище. Я выбрала второе. И вот мы здесь, — заканчиваешь ты, указывая на своё окружение. — И вот мы здесь, — задумчиво повторяет Чанбин. Больше нечего сказать, ты делаешь ещё один глоток чая, позволяя своей истории улечься в голове. Когда Чанбин всё молчит, ты озвучиваешь вопрос, который витал в глубине твоего сознания. — Почему ты хотел знать? Чанбин смотрит на свою чашку, пальцы обхватывают ручку, рассеянно водя большим пальцем по краю туда-сюда. — М-м-м… в моей работе я редко встречаю таких людей, как ты. — Каких? Невинных? — отвечаешь, вспоминая его ранние слова, которые застали тебя врасплох. — Потому что, честно говоря, если мы вернёмся к этому, ты должен знать, что это абсолютно не пра- — Сострадательных, — прерывает тебя Чанбин, прерывая тебя. — Я понимаю, почему. Знаю, какая у меня работа, но ты можешь себе представить, как трудно не рассказать людям, что я вижу и что делаю, не говоря уже о том, чтобы они… приняли это. — О, — говоришь ты, смягчая голос. Ты никогда не задумывалась о том, насколько одинокой должна быть такая жизнь. — Да, думаю, я понимаю. — Есть причина, по которой у меня не так много гражданских друзей, с которыми я могу тусоваться в мои выходные, — замечает Чанбин сухим и относительно лёгким тоном, несмотря на то, что он признаётся. — …вообще-то, вообще нет гражданских друзей. — Это то, чего ты хочешь? — спрашиваешь ты. — Друзей? Его глаза поднимаются, чтобы встретиться с твоими, поднимая бровь, когда он смотрит на тебя. — …среди прочего. У тебя пересыхает во рту от сочетания его взгляда и слов, сердце замирает. — Н-ну… — ты заикаешься, открывая и закрывая рот, как золотая рыбка, делая до боли очевидным, где твои мысли. — Я думаю, что людям должно быть стыдно. За то, что они не видят такого тебя из-за твоей работы. — Какого? Слова быстро приходят на язык, но медленно покидают рот. Ты обнаруживаешь, что отводишь взгляд, когда отвечаешь с неловкой искренностью. — Хорошего человека. Вот почему… я помогаю тебе. Чонин помог мне, хотя был не обязан. А ты… Чанбин наклоняется вперёд, не сводя с тебя глаз. — Да? — Ты вежлив. Относишься ко мне с уважением. Как к равной, — твоё лицо в огне, но ты встречаешь его взгляд. — Ты хороший человек. Чанбин моргает, поражённый честностью твоих слов. Больно думать, что он не часто это слышит. Взволнованная, ты ставишь полупустую кружку, прочищая горло. — Это, ну, моё мнение. — Ты… — Чанбин на секунду замолкает, голос очень мягкий. Затем он улыбается — на самом деле, это почти ухмылка, судя по резкому изгибу его губ, но она не соответствует теплоте его взгляда. — Ты мне льстишь. Его лёгкого поддразнивания достаточно, чтобы немного поднять настроение, и ты облегчённо смеёшься. — Ага. И сейчас ты узнаёшь, что всё это время я была кротом. Улыбка Чанбина становится шире. — Для другой мафии? — Для полиции, — поправляешь ты его, изображая ужас в голосе. — Здесь, чтобы собрать все необходимые сведения. — Ах, понятно, — кивает Чанбин, прежде чем его глаза скользят вниз по твоему телу, задерживаясь на тонкой рубашке, шортах. — Возможно, ты прячешь провода под этим. Да? Его слова вызывают у тебя трепет, но также и что-то ещё. Любопытство. Новое чувство храбрости. — Возможно… — отвечаешь ты. Тихо, немного застенчиво, но после сглатываешь и набираешься смелости, чтобы наконец ответить на его флирт. — Возможно, тебе стоит проверить. Твои слова висят в тишине, и ты следишь за тем, как меняется выражение лица Чанбина. Как винтики поворачиваются в его голове, как он, наконец, улавливает, что ты говоришь. Он ставит свою кружку и медленно — всё время не сводя с тебя глаз, оценивая твою реакцию — делает шаг к тебе. И ещё один, медленно сокращающий расстояние между вами. — Возможно, стоит, — напевает он, и с последней паузой — последней паузой для тебя, если ты передумаешь — он делает свой последний шаг, полностью входя в твоё личное пространство, оставляя едва ли дюйм между телами. Ты едва успеваешь моргнуть, прежде чем чувствуешь, как его руки мягко касаются твоей спины, и у тебя перехватывает дыхание. Это первый раз, когда он прикасался к тебе за всю ночь — может, первый раз, когда он когда-либо прикасался к тебе. — Обычно передатчик прячут где-то вдоль пояса владельца, — говорит тебе Чанбин, и ты завидуешь тому, как спокойно он звучит, когда его руки скользят по поясу твоей пижамы, подушечки больших пальцев тянутся вдоль подола майки. Его руки снова встречаются спереди, и ты чувствуешь, как он играется с завязками, словно в любую секунду собирается развязать узел. — Но не всегда. Ты застыла, приросла к месту. — …о. — Обычно мы проверяем под майкой, нет ли там микрофона, — говорит Чанбин с тёмными глазами. Но не делает ни одного движения, руки остаются на месте. Ждут. Ждут, когда ты дашь добро. Ты глотаешь, лицо краснеет, но тебе удаётся подарить ему самую крошечную улыбку. — …только один способ узнать. Чанбин возвращает улыбку, совершенно спокойную, когда медленно скользит правой рукой под твою майку. Ты полностью обнажена под ней, что означает, что чем ближе он к твоей груди, тем сильнее ты возбуждаешься. От первого прикосновения его пальцев к твоему соску ты едва не задыхаешься от ощущений, ведь медленное ожидание сделало их столь чувствительными. И тут — совершенно без предупреждения — Чанбин обхватывает его двумя пальцами и щиплет. Звук, который покидает твои губы, смущающе громкий, и Чанбин улыбается без капли стыда. — Ох, прости. Просто нужно было проверить… Он обрывается на полуслове, когда ты наклоняешь голову вперёд и захватываешь его губы своими, руки взлетают к его плечам — не для того, чтобы оттолкнуть, а прижать ближе. Поцелуй с Чанбином — новый опыт. В тот момент, когда он понимает, что ты инициировала, его движения становятся нетерпеливыми, восторженными, страстными, но никак не подавляющими. Его левая рука находит твоё бедро и крепко сжимает, притягивая тебя вплотную к себе. Его большой палец обводит круги вокруг соска, вызывая тихие, резкие вздохи из твоих губ. Он чуть отстраняется, чтобы пробормотать: — Чёрт, ты такая отзывчивая. У тебя не хватает слов на ответ, но зато удаётся прикусить его нижнюю губу, нетерпеливо мыча, чтобы он вернулся к тебе. Чанбин смягчается, и с улыбкой возобновляет поцелуй. Теперь, когда ты уверена, что в ближайшее время он не отстранится, твои руки начинают блуждать, исследовать тело, которое тебя так интересно. В глаза сразу бросается тот факт, что он очень широкий. Его обычные костюмы отлично скрывали, насколько он охуенно сложен — у него широкие плечи, и большие руки. Твои руки жадно обхватывают его бицепс, проверяя размер, пальцы впиваются в ткань рукава. Он точно знает, что ты делаешь, и ты практически чувствуешь, как его эго раздувается от твоей оценки. Воодушевлённая, твоя рука тянется внутрь, чтобы схватиться за его распахнутую клетчатую рубашку и стянуть её. Он посмеивается над твоим нетерпением. — Что? Хочешь снять её? — Как бы сексуально ты ни выглядел в клетчатом, да, — требуешь ты. — Хочу. Чанбин ухмыляется и отводит обе руки от тебя, чтобы помочь твоим попыткам раздеть его. Фланелевая рубашка падает на кухонный пол с едва слышным стуком, и ты отстраняешься, чтобы жадным взглядом облапать его. Он точно такого же телосложения, как чувствовалось через рубашку, и даже расслабленный, он выглядит чертовски сильным. Сильным и смертоносным. Поперёк его левой руки тонкий длинный шрам — скорее всего, от нападения с ножом — который кажется почти призрачно бледным по сравнению с его кожей. Одна из ключиц слегка искривлена, как будто она была сломана и зажила не на своём месте. Сейчас ты этого не видишь, но знаешь, что где-то на его теле есть татуировка, которая указывает на то, что он принадлежит к клану Ян. Ты с нетерпением ожидаешь момента найти её. Когда твои глаза, наконец, возвращаются к его лицу, ты понимаешь, что он наблюдал за тобой всё это время — пристально, с исчезающей улыбкой на губах. Ты понимаешь, что он готовится к тому, что ты передумаешь, увидев его шрамы и травмы. У тебя даже мысли об этом не было. Указательным и средним пальцами руки ты цепляешь одну из петель ремня Чанбина и подтягиваешь его ближе, улыбаясь. — Ты раздражающе привлекателен, — говоришь ты ему. — Могу сказать то же самое о тебе, — говорит Чанбин, его глаза медленно блуждают по твоему телу. Твои губы припухли от поцелуев, кожа покраснела и ты видишь, как его взгляд сразу же притягивается к соскам, видимых сквозь тонкий материал. — Я всегда так думал. — Правда? — Иногда приходить сюда было пиздецки мучительно, — признаётся Чанбин, пока его рука скользит вверх по твоему телу. От бедра вверх, задерживаясь на груди достаточно долго, чтобы провести большим пальцем по одному соску — вытягивая у тебя резкий вдох — прежде чем перейти к твоему плечу, шее и, в конце концов, обхватить щеку. — Лежать на этом диване, пытаясь не думать обо всех способах, которыми я мог бы прикоснуться к тебе. Блять. — Как бы ты хотел прикоснуться ко мне? — спрашиваешь ты, сгорая от любопытства. Глаза Чанбина загораются, и ты смотришь, как он опускает обе руки к твоим бёдрам, прежде чем медленно скользнуть ими к твоей заднице. Его хватка опаляет, когда он сжимает тебя через ткань шорт. Прежде чем внезапно, совершенно без предупреждения, он поднимает тебя на кухонный стол — демонстрация силы из-за которой ты давишься вдохом. Он сразу же вновь приближается, устраиваясь между твоих ног, и его руки отходят от твоей задницы, чтобы оказаться на твоих голых бёдрах. Ты дрожишь, когда его большие пальцы начинают рисовать круги на чувствительной коже внутренних бёдер, едва касаясь краев шорт. — Иногда я думал о том, — говорит Чанбин небрежно, даже когда его глаза темнеют, — какая ты чувствительная. Ты производишь впечатление человека, которого очень весело дразнить. Ты сглатываешь, дыша через раз. — …без комментариев. — Я знал, что не захочу торопиться, — размышляет Чанбин, и его руки снова поднимаются вверх. Поверх шорт до твоей майки. В отличие от первого раза, когда его руки скользят под одеждой, они медленно тянут её вверх вдоль тела, обнажая тебя. Когда она достигает груди, ты слышишь, как он медленно выдыхает, не отрывая от тебя взгляда. — …боже. Нереально идеальная. И его голова опускается, накрывая ртом сосок. Ты стонешь, прикрыв глаза, пока он чертовски медленно двигается, ни капли не спеша, лаская, посасывая и облизывая, пока ты не начинаешь задыхаться. — Ч-Чанбин… Он слегка прикусывает, и ты чувствуешь, как сжимаешься, а ноги начинают дрожать. Ты открываешь глаза и сразу же хватаешься за его чёрную майку, дёргая её с гораздо меньшим терпением, чем он проявлял по отношению к тебе, но он идёт тебе навстречу, отрываясь от тебя и поднимая руки, чтобы полностью стянуть с тебя майку. …Чанбин без майки. Твой разум пустеет, ты смотришь на его тело, думаю лишь о груди. Руках. Груди и руках. — Трахни меня, — бормочешь ты с лёгким благоговением. — Таков план, — невозмутимо говорит он. Совершенно неожиданно ты смеёшься над его словами, фыркаешь, но смех вскоре затихает, когда его руки снова обнимают тебя, и он наклоняется вперёд, чтобы снова поцеловать тебя. Вполне вероятно, что вы займётесь сексом на твоей кухне… и тебе трудно найти в этом какие-либо минусы. Особенно когда рука Чанбина скользит вниз по твоим шортам, пальцами касаясь пояса. Что ж, есть способы провести вечер и похуже. *** Ты просыпаешься посреди ночи и сонно моргаешь. Ты понимаешь, что находишься в своей спальне. Совершенно голая. С рукой Чанбина, обвитой вокруг твоей талии, прижимающей тебя к нему, пока он крепко спит. Ты не можешь сдержать улыбку, когда на тебя нахлынули воспоминания о ночи. О спокойствии и осторожности Чанбина, когда он полностью тебя подчинил, о тепле в его глазах, когда он держал тебя в своих объятиях. Рядом с ним ты чувствуешь себя в безопасности, непринужденно. Говорит ли это что-нибудь о тебе? Что твой инстинкт самосохранения не самый сильный? Или, может быть, это признак хорошей интуиции, уверенности в том, что тебе нечего бояться. Довольная этим, ты с радостью таешь в объятиях Чанбина и снова засыпаешь… когда слышишь это. Звук, доносящийся снизу. Слабый, но отчётливый. Кто-то находится в твоём доме. Тебя охватывает паника, желудок сжимается в комок, каждая мышца напрягается. Блять, кто-то в твоём доме. И тут до тебя доходит. Вчерашняя работа Чанбина, когда ему нужно было притвориться кем-то… что, если его заметили? Что, если кто-то следил за ним и пришёл прямо к твоей двери? Ты хватаешь Чанбина за плечо и нервно трясёшь его. — Чанбин. Он даже не шевелится. Ты пытаешься снова, тряся его чуть сильнее. — Чанбин, проснись. Пожалуйста. Его лицо слегка дрогнуло, ресницы затрепетали, на лбу появилась едва заметная морщинка, но он по-прежнему не просыпался. Ты не осмеливаешься говорить громче, опасаясь, что тебя услышит злоумышленник внизу. Поэтому вместо этого ты прибегаешь к отчаянным — и невероятно надоедливым — мерам. Подняв руку, ты тычешь его в щёку. Снова и снова. — Чанбин, проснись. Проснись. — Прекрати, — бормочет Чанбин хриплым и низким от сна голосом. Один его глаз медленно приоткрывается, чтобы предостерегающе взглянуть на тебя. — Или укушу. — Внизу кто-то есть, — испуганно шепчешь ты. Чанбин замирает на долю секунды, обдумывая твои слова, а затем выпрыгивает из постели — совершенно бесшумно, его движения быстры, осторожны и явно отточены. Ему хватает нескольких секунд, чтобы надеть нижнее бельё, после чего он поворачивается к тебе. — У тебя есть пистолет? Где-нибудь в доме? Ты качаешь головой. — Блять, нам придётся это исправить, — размышляет Чанбин, глядя на дверь. — Мой лежит в пальто внизу. — Д-должна ли я… позвонить кому-нибудь? — спрашиваешь ты. Чанбин поворачивается к тебе, смотрит секунду и ухмыляется. В нём чувствуется спокойная уверенность, непринуждённость, которая говорит о том, что он не в первый раз оказывается в такой ситуации — один и безоружный, лицом к лицу с неизвестным врагом. Ты думаешь, что возможно это первый раз, когда ему приходится делать это в нижнем белье, но он всё равно спокоен, когда отвечает. — Не нужно, — мягко говорит он. — Я вернусь через секунду. И с этими словами он выскальзывает из комнаты, исчезая из виду. Ты остаёшься одна, всё ещё охваченная страхом. Стоит ли тебе спрятаться на всякий случай? Но если бы это было необходимо, то Чанбин бы сказал об этом? Лучше перестраховаться, чем потом жалеть, — думаешь ты и медленно начинаешь выбираться из-под одеяла. А потом вдруг снизу доносится громкий визг и звуки борьбы. Ты замираешь, напряжённо прислушиваясь. Они на лестнице? Похоже, что они на лестнице, потому что какофония звуков продолжается, пока… — Чанбин? Ты узнаешь этот голос. Чанбин громко и совершенно растерянно отвечает: — Босс? Мужчина внизу — не какой-то неизвестный злоумышленник, который пришёл убить вас обоих. Мужчина внизу — Чонин — выглядит растерянным, когда задаёт очевидный вопрос. — Что ты здесь делаешь, Со? И почему ты… а, — он замолкает, и ты практически слышишь его ухмылку. — Кажется я понял. Ты стонешь, натягивая одеяло на голову. К сожалению, этого недостаточно, чтобы заглушить голоса в коридоре. — Что ты здесь делаешь, босс? — спрашивает Чанбин слегка взволнованным голосом. Растерянным. — Несколько часов назад я отправил запрос на конспиративную квартиру по одноразовому телефону и не получил ответа. Хотел проверить, всё ли в порядке, и, видимо… — Чонин замолкает, и ты можешь представить, как он медленно осматривает Чанбина с ног до головы, — всё так и есть. — Я… э-э, ну- — Я понял-понял. Детишки развлекаются, — говорит Чонин. Смелые слова, учитывая, что он на несколько лет младше вас обоих. Ты наконец-то слышишь, как он уходит, его шаги становятся всё тише и тише по мере того, как он спускается по лестнице и вдруг его голос повышается, чтобы произнести последнюю реплику. — Дайте мне знать, когда вам понадобится выходной. Я позабочусь о том, чтобы вас двоих никто не побеспокоил. Твоё лицо горит от смущения, и ты пытаешься ещё глубже зарыться под одеяло. Вот что происходит, когда связываешься с мафией.