Солнечно-лунный зайчик

Тихая, полутемная квартира, где повсюду разбросаны мелкие бытовые предметы, оставленные в беспорядке, словно жизнь на паузе. Шторы на окнах слегка задернуты, пропуская тусклый свет, который отражается от затертых поверхностей мебели. На столе стоит несколько кружек с недопитым чаем, и еще открытая аптечка с лекарствами. Около кровати на тумбочке — бутылка воды и термометр, лежит запыленная книга, забытая на середине страницы. Эти стены уже пропитались противным запахом лекарств, которые были буквально везде. От этого аромата тошнило и кружилась голова, а в воздухе витало напряжение и тоска. Джисон сидел на кухне, опустив голову на руки. Он изможден, его одежда слегка помята, словно он давно не уходил из квартиры. На лице видны следы недосыпа, глаза опухшие и красные. Его взгляд — полон боли и отчаяния, плечи опущены, он будто переживает за больного больше, чем за себя. На столе стояла бутылка вишневого, кислого и гадкого на вкус вина, которое было невозможно пить. Но Хан пил, чтобы хоть как-то залить свой стресс и забыться. Но мысли были всё более навязчивыми и не давали ему покоя. По покрытым румянцем щекам катились слёзы, которые парень сразу же смахивал. Они душили, перекрывали доступ к воздуху. В соседней комнате лежал Минхо, бледный, как смерть и совсем обессиленный. Бо́льшую часть времени он находился в облике игрушки, а если и превращался в человека, то не до конца, оставляя уши и хвост. Сил на то, чтобы держать свой полностью человеческий облик вообще не было. Даже встать с кровати было проблематично и Ли зачастую требовалась помощь. Он не мог пользоваться достаточно большой частью своих способностей, будто-бы их просто заблокировали или же забрали. Всё время светловолосый интересовался у брюнета, как он и всё ли хорошо, а тот только улыбался и отшучивался: — Не умру, не переживай. Джисону больно было слышать эти слова. Они терзали душу и вонзались в неё тысячью острых кинжалов, не только создавая новые глубокие раны, но и задевая старые. Ничего не помогало. Никакие таблетки не улучшали состояние Лино, а врачи только руками разводили и головы опускали, бубня о том, что понятия не имеют, что с ним. Каждый раз, когда он приходил домой, сразу же падал на кровать в соседней комнате, утыкаясь лицом в подушку и истошно кричал. Всё равно его никто не услышит и не обратит внимание, насколько морально плохо себя чувствует. Затем он шёл на кухню, бил посуду и спустя некоторое время собирал осколки, каждый раз случайно повреждая ими ладони. С порезов капала кровь на холодную плитку, пока хозяин квартиры ошарашенно разглядывал свои руки. Боль из души переходила в них, на некоторые время принося облегчение. Хан нервно улыбался со слезами на глазах, которые блестели, как те самые звёзды за окном. Они стучали по стеклу, умоляя парня остановиться, но тот не слышал их мольбы, он не слышал никого и ничего. Солёные дорожки катились по коже, обжигая её будто-бы костёр. Бокал вновь наполнился багровой жидкостью и схватив его, Джисон выпил алкоголь залпом, а затем громко бросил посуду в стену. Стекло разлетелось в разные стороны, чуть не задев парня. Его взгляд затуманен алкоголем и эмоциями. Почему всё это свалилось на его голову? За что ему эти все переживания? А самое главное, почему он так переживает за Хо? Почему он заставляет бабочек в его животе трепетать, а сердце замирать в то время, когда он рядом? Почему вызывает такие противоречивые чувства? Каждый раз, когда они засыпали вместе, все переживания Хана уходили на второй план. Все проблемы сразу же улетучивались, будто-бы Ли сам лично прогонял их от его головы, защищая сон человека рядом с ним. Он рад возвращаться домой, ведь теперь его там ждут и встречают с теплой улыбкой на лице и глупыми шутками. Его милый, плюшевый облик привлекал Джисона, вызывал у него чувство нежности, но в то же время поднимал множество вопросов. Он не выдержал этого давления мыслей, которые путались, как нити, переплетались между собой и связывались в крепкие узлы. Юноша нащупал телефон и схватил его, а затем положил голову на руку и набрал уже выученный наизусть номер, заранее включив видеосвязь. На звонок ответили сразу же, не смотря на поздний час. — Джи? - сперва послышался сонный голос Хёнджина, а затем включилась камера и светловолосый увидел лицо друга, который, видимо, спал и пытался отогнать сон. Он потёр глаза и вновь посмотрел на экран. — Что-то случилось? Почему звонишь посреди ночи? Голос блондина из сонного превратился в обеспокоенный, из-за чего второму хотелось разрыдаться ещё больше. Даже не смотря на то, что время за полночь, его товарищ всё равно ответил и не оставил его одного. Чем он заслужил такое хорошее отношение к себе? — Я... - кое-как выдавил из себя младший, пытаясь хоть как-то заставить пьяный мозг соображать и связать слова в предложения. — Ты пил? - кивок. - Ситуация настолько серьезная, что ты решил взять в руки алкоголь, который терпеть не можешь ещё со времён школы? - поинтеровался старший, явно удивившись такому поступку. — Да, - долгая пауза, во время которой Хан пытался ухватиться хотя бы за одну мысль, но попытки оказались провальными. - Я за Минхо... переживаю. Хван удивлённо вскинул брови и подскочил на кровати. Раз его друг напился из-за переживаний за другого, то ситуация была очень серьёзной. — Ему до сих плохо? — Ему с каждым днём... всё хуже... и хуже. — Хреново. К врачу водил? — Да, они только руками разводят и понятия не имеют, что с ним, понимаешь? Ему уже никакие лекарства не помогают! Он на глазах гаснет, его способности анимаморфа бесследно исчезают. Он даже в человеческом облике долго пребывать не может, хотя раньше это не являлось проблемой! Он если и превращается, то ненадолго и то не полностью! Что мне делать?! Что я должен сделать, чтобы ему стало лучше?! - он уже сорвался на крик и начал всхлипывать, наливая всё больше и больше вина уже в уцелевший стакан. Ситуация только усугубилась. Теперь на экране Хёнджина Джисон закрыл лицо ладонью и рыдал, иногда ударяя кулаком по столешнице. Вид такого Хана разрывал сердце Хвана на сотни тысяч маленьких кусочков без надежды склеить его. — Джи, прошу, успокойся. Слезами горю не поможешь. Сейчас иди спать, а утром поговори с ним, возможно, ты сможешь узнать, как помочь ему. Светловолосый кивнул, вытирая салфеткой слёзы и завершил звонок. Он ещё немного посидел на кухне, а затем поплелся в свою комнату и упал на мягкую постель, накрываясь одеялом с головой. Уснул не сразу, конечно же, но это лучше, чем не заснуть совсем и быть отправленным на съедение собственным мыслям. *** Утром голова болела так, будто-бы по ней несколько раз ударили огромной кувалдой, а на десерт ещё и арматурой. Нужно было приложить огромных усилий, чтобы открыть глаза и встать с кровати, но всё же у Джисона с горем пополам это получилось. Он сразу же отправился в комнату Лино, чтобы поговорить с ним, если это, конечно, получится и попытаться выведать хоть какую-то информацию. Как только парень открыл дверь в другую спальню, то в нос сразу же ударил тошнотворный запах микстур и лекарств, разбросанных по всей комнате. Сам же житель этой комнаты мирно посапывал, завернувшись в одеяло и несколько теплых пледов, которые всё равно не спасали от чувства холода. Он трясся даже во сне. Будить Минхо совсем не хотелось, но, к сожалению, существовало такое слово, как «надо». — Хо, спишь? - коснувшись плеча спящего парня, спросил Джисон. Его глаза блестели от скопившихся с уголках глаз слёз, но он не позволял себе плакать. Как минимум сейчас. — Джи? - послышался сонный голос из-под горы пледов, а затем показалась тёмная макушка. - Уже не сплю, ты что-то хотел? Минхо полностью высунул голову из-под одеял и сонно посмотрел на Хана. Сердце пропустило несколько ударов. Оно обливалось алой кровью при виде такой картины. Ли выглядел ещё хуже, чем вчера и его голос был совсем хриплым, будто-бы вот-вот и совсем пропадёт. Страх о том, что он страдает или что совсем не справиться с недугом окутал с головой, будто-бы морская волна в шторм. Нет, Джисон не позволит этому случиться. Он обязательно вылечит его и наклеит на раны разноцветные пластыри. — Да, - проглотив ком в горле, сказал парень. - Чем я могу тебе помочь? Может быть есть способ облегчить твоё состояние? Лино удивлённо посмотрел на него и выгнул бровь, но затем задумался. — Сходи к Ким Юн Хи. Джисон выпучил красные от слёз глаза, услышав эти слова. Замешательство на его лице явно позабавило Минхо, который тихонько и хрипло рассмеялся, но затем закашлялся. Этот смех породил надежду в чужом сердце на выздоровление. — Хорошо. *** Маленький кольцевой автобус подскакивал даже на самых крошечных ямках, заставляя своих пассажиров чуть ли не падать на пол, как домино. Ворчливые старушки тыкали молодым девушкам почти в нос, какие они невоспитанные, потому что не уступают им место, так ещё и одеты странно. И всё это вперемешку со звуками радио транспорта, где уставший ведущий монотонно рассказывал о погоде. Хан надел на голову огромные наушники и на всю громкость включил свой плейлист, качая головой в такт музыке. Он опять погрузился в свой мир без проблем и забот, где не было толкучки в гражданском транспорте и ворчливых пожилых людей. Его мир был наполнен красками, не таким серым, как настоящий. Сколько бы его не пытались сломать и унизить, он всё равно улыбался. Он был камнем, уловки и капканы напрасны, его не поймать. Сколько бы он не падал, он не разбивается. Чужие люди перечёркивали ясное, лазурное небо чёрной гуашью, а он поднимался на цыпочки и смывал краску. Ведь мечтать не вредно и лучше романтизировать каждую вещь, скупая в продуктовых ромашковый чай и вишнёвый сок, утыкаясь носом в тёплый шарф, связанный мамой с любовью и теплом. Пряжа — это его жизнь: переплетение нитей ярких и серых, которые создают что-то особенное, что-то очень важное, ценное и нужное. Можно было вытащить Джисона из грёз, но грёзы из Джисона никогда. Выскочив с автобуса, Хан осмотрелся. Паркеты листьев шуршат под ногами прохожих, создавая особую атмосферу тепла и уюта. Они могли бы своим цветом обжечь любого, но вместо этого любезно пропускали вперёд. Холодный ветер зарывался в сожжённые разными осветлителями волосы, взъерошевая их. Воздух прохладный, свежий, с легким ароматом прелых листьев и влажной земли после дождя. Легкий туман придает всему пейзажу особенную мягкость и мечтательность, вдалеке виднеются размытые силуэты домов и фонарей, а на лавочках изредка можно увидеть людей, которые наслаждаются этой красивой осенней картиной. Времени было мало, поэтому юноша поспешил уже в знакомую плюшевую лавку, шаргая изношенными кедами по мокрому асфальту. Маленький колокольчик на двери зазвенел, оповещая лавку о новом госте. Показалась седая знакомая макушка дедули, который тут же вынырнул из-под прилавка, как только услышал песнь колокольчика. В глазах Юн Ким Хи радостно заплясали искры при виде силуэта знакомого мальчишки. Он лучезарно улыбнулся и если бы его улыбка была солнцем, то она бы точно смогла согреть всех жителей города в этот пасмурный осенний день. — Хани, это ты что-ли? Наконец-то пожаловал ко мне, - счастливо произнёс старик, садясь в старое кресло качалку и накрылся пледом, подаренным миссис Хан. — Я, дедушка, я. Соскучились что-ли? - хмыкнул парень, подходя ближе. — Конечно же соскучился, месяц тебя не видел! Как ты? Как учёба? Что нового? - тот начал закидывать его вопросами, указывая на стул рядом. — Даже не знаю с чего начать... — Так много всего? Ну, рассказывай, всё равно никуда не спешим, правда? — Вы правы... В лавке всегда чувствовался уют, который пробирал до костей. Он залазил в душу и приказывал расслабиться, понять, что ты в безопасности. Юн Ким Хи был одним из тех, кому Джисон мог довериться, раскрыть своё сердце, ведь он знал: к его ранам прикоснуться, но не с целью поковыряться там, а залатать, как те самые дырки на старой, но любимой игрушке. Он уже не один раз пролил слёзы здесь и не один раз его прижимали к груди крепко, поглаживали по спине, нашёптывая успокаивающие слова. Этот дедуля стал для него не просто соседом, но настоящим спасательным кругом в бездонном и огромном океане из колких слов и проблем с ровесниками. Как бы ярко он не светил, к нему не тянулись, а только жёстоко отвергали и отворачивались, придумывая всякие гадости, которые налипли на стены школы неприятной слизью. Она растекалась всё дальше и дальше, проникая под кожу одноклассников и отравляя их сердца словно яд. И это место с малых лет стало островком безопасности для Хана. При одной только мысли о том, что предстоит рассказать, начинали душить слёзы, которые уже блестели на глазах. Из-за густых туч всё же проскочили несколько лучей солнца, которые прыгали по серой плитке в своём причудливом танце, который не мог не вызвать улыбку. Юноша собрал всю волю в кулак, сделал глубокий вдох и выдох и только после этого смог настроить себя на разговор. А Юн не подгонял, только размеренно дышал, ведь знал, как сложно парнишке в такие моменты. — Вы же помните ту игрушку, которую подарили мне месяц назад? — Помню. — Так вот, оказалось, что эта игрушка, - повисла небольшая, но тяжёлая тишина. - Живая. Сбоку послышался тяжёлый вздох и тихий смех. Джисон схватился за край теплой плюшевой куртки и начал теребить её край из-за нервозности, не понимая, что из этого вызвало смех у старика. — Извини. Я знаю, что игрушка, которую я тебе подарил, так скажем, живая. — Что? - изумился Хан, выдыхая. — Ну не зря же я его тебе подарил, - краешком губ улыбнулся Ким Хи. - Как там Минхо? Парень непонимающе похлопал ресницами и раскрыл рот услышав этот вопрос. — В том то и дело, что плохо. Последнее время он себя неважно чувствует. С кровати почти не встаёт, большинство времени спит в плюшевом облике, а если обретает человеческий, то ненадолго и то не полностью. Бледный, как труп и кашляет сильно. А ещё способности анимаморфа бесследно исчезают, будто-бы блокируются. К врачу водил, разные лекарства давал и никакого результата, с каждым днём всё хуже и хуже. Всё это время владелец лавки внимательно слушал и иногда кивал. Как только Джисон замолчал, он задумался, а затем удивлённо поднял брови. — Говоришь, ничего не помогает и блокируются способности? - осторожно спросил он, а затем резко встал с кресла и подошёл к прилавку, рыская в ящиках. Парня ошарашили такие резкие действия Ким Хи. — Да, вы знаете, что с ним? - с надеждой в голосе спросил юноша. Это был единственный шанс. Дедуля взял в руки пузырёк с какой-то янтарной жидкостью и подойдя ближе к парню, молча протянул его ему. Последний принял из чужих рук сосуд и начал рассматривать его. — Это одна из моих настоек. Хоть объём и маленький, но она сильная, поэтому добавляй пару капель в чай и Хо станет немного лучше. Я догадываюсь, что с ним происходит, но если мои догадки верны, то я не смогу ему как-то ещё помочь. Всё зависит только от него и только он может всё это прекратить. А на таблетки и микстуры можешь не тратиться, тут они вообще бессильны, только организм травят. Оставь только обезболивающие и снотворное. Первое если боль будет слишком невыносимой, а второе если ночью не сможет уснуть. И постарайся быть рядом с ним это время. Хан внимательно слушал указания от Юна и кивал. Всё же есть вариант хоть немного облегчить мучения Ли, что радовало, но в голове всё ещё роились вопросы, на которые так и не находились ответы. По каким только углам их не ищи, везде пусто. Так жить невероятно сложно. Это подвешенное состояние раздражало и бесило, но ничего поделать он не мог. Злость охватывала его и отпускала только в те моменты, когда на глаза попадался обессиленный и вымученный Хо, зачастую спящий в другой спальне на кровати. — Вы сказали, что догадываетесь о том, что с Минхо. Можете поделиться своими догадками? — Извини, дорогой, но я не могу. Как минимум сейчас. Это всего лишь догадки и со временем ты всё узнаешь. — Я это уже слышал тысячу раз, прошло достаточно много времени, но я знаю минимум. Почему Вы отдали мне его, но при этом отказываетесь рассказывать хоть что-нибудь? Почему я уже, как месяц, будто-бы в одном единственном вопросе живу? Я не имею право знать с кем живу? Сколько ещё времени должно пройти для того, чтобы я узнал, что происходит с Лино? Сколько?! Злость взяла верх над всеми другими эмоциями, закрывая их в клетке и выкидывая ключ от неё в глубокое озеро отчаяния, которое жутко бурлело внутри. Руки сжались в кулаки и короткие ногти с чёрным лаком больно впивались в ладони. Но эта физическая боль была мизерной в сравнении с душевной, которая беспощадно терзала серце. — Тихо, тихо, Джисон, успокойся. Хорошо, я могу ответить на один твой вопрос. — Кто вы? — Что? — Кто вы на самом деле? Это последнее, что ожидал услышать старик. Этот вопрос сперва загнал его в угол, но затем он обратно сел в кресло качалку рядом со студентом и посмотрел на него с сочувствием в глазах. — Я волшебник. Точнее, травник, немного обладающий магией. Знаю, что это звучит сказочно, но это правда. Я один из тех, кто знал Минхо с самого детства и воспитывал его. Конечно, родители тоже участвовали в его воспитании, но они попросили приглядывать за ним и подготовить к тому, что ждёт его в будущем. — А что его ожидало в будущем? — Когда ему исполнилось восемнадцать, то судьба начала отправлять его к разным людям и приказала заботиться о них. Так он должен был найти свою судьбу, но всё напрасно. Минхо всё равно возвращался сюда с пустыми руками. В этот момент у Хана зазвонил телефон. Он тихо пробубнил извинения и вышел на улицу, чтобы ответить на звонок. На экране высветился контакт "альтушка для Хёнджина" и он нажал кнопку "ответить". — Джисон, это пиздец! - послышался низкий голос по ту сторону и упомянутый зажмурился из-за того, что этот визг больно ударил по барабанным перепонкам. — Что случилось, Феликс? - спокойно спросил первый, оглядываясь назад. — Возвращайся сюда! — "Сюда" — понятие растяжимое, поэтому уточни, куда именно? — К себе в квартиру. — Долбоёбы, вы как туда вообще попали?! — Не забывай, что ты не один живёшь. — Вам Минхо открыл? Он смог доковылять до двери? — До двери доковылял, назад пришлось тащить, но это сейчас неважно, пиздуй домой на всех парах! — Объясни, что случилось? — Всё на месте, шуруй давай, иначе будет ещё хуже. Джисону уже стало страшно, что на этот раз случилось. Потоп? Третья мировая? Или что-то куда более страшное и масштабное?