Северный ветер больших перемен

Было время, и Гермионе казалось, что сила воли решает если не все – то почти все. Если что-то не получалось, она говорила себе, пряча за этим свою тревожность, что стараний недостаточно. Естественно, Гермиона всецело разделяла ошибочную позицию, бытовавшую среди многих волшебников, о том, что магия подвластна ее воле, что магия – это лишь намерение. Если подумать, то именно от подобных ошибок предупреждал их Снейп в своей речи на шестом курсе, хотя никто из них, конечно, не был готов к такому дискурсу, будучи совершенно оболваненным академическим (а вернее будет сказать, без излишнего пиетета – ремесленным) подходом Хогвартса. Теперь, когда она смотрела на существо перед собой, то восхитительно точно осознавала одно – от неё, Гермионы Грейнджер, не зависит ровным счетом ничего. Она чувствовала себя как мотылек, пришпиленный булавкой этого ясного, как январская стылая ночь, взгляда. Время вокруг стало полностью осязаемым, вязким, липким, как паутина, в которую она угодила, не в силах даже пошевелиться, чтобы начать барахтаться. Белая леди смотрела на нее спокойно, величественная и прекрасная в своих светлых одеяниях, удивительно похожая на Жрицу из колоды Таро. Она даже как будто жалела Гермиону, слегка наклонив точеный подбородок вниз, глядя на нее с участием, которое, Грейнджер понимала, могло только померещиться за этой нечеловеческой сталью глаз. Признаться, предстань перед ней эта древняя сила в своей уродливой, низменной ипостаси – морщинистая, беззубая, с патлами, - и она чувствовала бы себя спокойнее. С этим, несколько непривычным для неё обличьем, Гермиона чувствовала себя еще более беспомощной – до онемения в конечностях, до спазма в горле. – Вы уничтожили мой подарок – шкатулку. Её голос походил на далекий перезвон хрусталя и на скрежет металла одновременно. Бледные брови под тиарой, усыпанной лунными камнями, сошлись на переносице. Гермиона сделала вперед шаг, сама не понимая до конца, что намерена предпринять – то ли упасть в ноги, то ли начать говорить. Однако ей было не дозволено ни того, ни другого – существо нетерпеливо взмахнуло алебастрово-белой дланью, и Гермиона застыла на месте, точно стреноженное животное, не в состоянии ни пошевелиться, ни открыть рта. – Довольно! Ты многое уже сказала. Гостья встала, сразу поглощая собой все пространство, демонстрируя свой рост, слишком большой для человека. Гермиона хотела бы вздрогнуть, закричать от ужаса, когда Леди колодца шагнула к ней, но язык как будто не слушался ее, как и тело вообще. По губам её гостьи скользнула усмешка, обнажившая ряд острых, мелких зубов. Сердце Гермионы бухало в ушах; этот шум крови был единственным, что она слышала. Все остальные звуки, кроме звука голоса потустороннего существа, словно поглощались. – От моих подарков не отказываются. Еще один шаг в ее сторону. Гермиона ощутила, как рука, от которой веяло таким ледяным холодом, что, казалось, тот пробрался ей под череп и впустил острые ледяные иглы прямо в мозг, легла ей на голову. – И сделал это твой ненаглядный. Всё нутро Гермионы свело от ужаса. Неужели… Боже милосердный, неужели сейчас эта хтонь сделает Северуса во всём виноватым?! Как же так… ведь он... он только… Видимо, сила ее страха была настолько велика, что в отличие от того, как это бывает обычно, не лишила ее дара речи, а наоборот – когда Белая леди засмеялась высоким смехом, не менее зловещим, чем ее обычное карканье, Грейнджер осознала, что у нее самой изо рта вырывается нечленоразделное мычание. – Так переживаешь за него, дитя, что имеешь силу и смелость идти против моей воли? Она второй раз махнула рукой, и Гермиона осознала, что голос вновь вернулся к ней. Она схватилась за горло, кашляя. – Но ведь он… Он, вернее, они… Он и Домналл… Взамен шкатулки… И источник… – Цыц! – потусторонняя гостья нетерпеливо повела плечом, на этот раз как-то совсем по-человечески, начав прохаживаться по спальне, пока Гермиона стояла, не шевелясь, растерянная и напуганная до полуобморока. – Болтаешь, – недовольно процедила Леди, скривившись. Вдруг она остановилась, глядя на Гермиона сверху вниз, как на нечто ничтожное, неразумное. – Вы считаете меня злом, – но было в этом взгляде что-то кроме пренебрежения: так мать смотрит на своего ребенка, который разочаровал ее. – Называете ведьмой. Но я мать земли, которую вы топчете. Её память. А вы забывшие, прибывшие с других островов, отрицающие, не желающие ведать, потерянные, глупые, гордецы, высокомерные… В какой-то момент Гермионе почудилось, что эта речь принимает форму несвязного бреда. Взгляд существа затуманился, словно звезды на северном небе заволокло дымкой. Но вот что-то переменилось, и ночь снова стала ясной и морозной. – Но сами ищете меня, обращаетесь ко мне. Как эта девчонка, еще более глупая, нежели ты. Старшая дочь. Люди, вы настолько алчны и наивны, что думаете, будто за помощью можно приходить, ничего не давая взамен. Но земля всегда жаждет – воды, зерен, плоти и костей… Только потом она рождает. Гермиона на миг зажмурилась, как будто то, что она видела, делало ее глазам больно до рези. В каком-то смысле так оно и было: сила, которая ее окружала, была мощнее той, что обычный человек в состоянии воспринимать без вреда для своих органов чувств. – Но ты… – она ощутила, как ее кожи касаются ледяные пальцы. – Ты сделала меня еще сильнее. Ты помогла найти родник. – Он тоже помог! И поможет! – Он? Твой Северус? – Леди вновь рассмеялась, а потом покачала головой, прежде чем недовольно нахмуриться: – Да, после того как разрушил шкатулку. Но положим, раз ты так говоришь, раз просишь… Да у него и взять-то нечего, он же все уже отдал... Вот и не выходит у него то заклинание, которым вы, люди, изгоняете тьму. Все отдал, все потерял, запутался. Пропащий человек, ничего больше нет… Кроме чувств к тебе. Если осознает, что этого достаточно, тогда, может, что-то да получится. От слов, которые Белая леди произносила, в груди Гермионы попеременно вспыхивал то яркий огонек робкой надежды, то все заволакивало чернотой отчаяния… Больше нечего взять, все потерял; чувств достаточно… Правильно говорят, что человек глупеет от любви, иначе как объяснить, что из всего ее, Гермиону, больше всего зацепили эти, последние слова. – За твою службу, когда придет время, я дам тебе еще одну подсказку. Пусть для всех всё закончится плохо, но для тебя хорошо, девочка. Кто-то всегда получает награду, кого-то я всегда награждаю. Спальню начало заволакивать странное белое марево, что-то среднее между туманом и дымом, эффект от которого походил на наркотический. Иначе странную сонливость, которая овладела ею, Гермиона не могла понять. Она отступила в сторону своей кровати и, когда уже сидела на ней, отрешенно наблюдая, как истаивает в пространстве высокая фигура, отметила время на часах – судя по всему, с момента прихода к ней Белой леди прошло минут пять, не больше, хотя по ощущениям разговор длился вечность. Или ей показалось… *** Это было сродни всплытию на поверхность. Когда тело безвольно дрейфует среди толщи воды, на самом деле являющейся серой явью. Взгляд Гермионы вновь упал на небольшие напольные часы с изящным перламутровым циферблатом – понимание, что прошла всего лишь минута, должно было наполнить ее смятением, но не вызывало ничего, кроме усталости. Впрочем, не усталость, нет. Что-то куда более основательное, сокрушительное, подрывающее изнутри. Она чувствовала себя побежденной. Как колосок, который мощные жернова превратили в пыль. Не было сил не то, чтобы бороться, а даже что-то решать. Все виделось бесцельным, бессмысленным, лишенным ценности. Гермиона перевернулась на живот и привстала на кровати, балансируя на вытянутых руках, которые ощущала сейчас, как нечто чужое, слабое, почти немощное. Несмотря на навалившееся на нее опустошение, её мозг, какая-то его упрямо-рациональная часть, продолжал исподволь осмысливать произошедшее, хотя все, на что сейчас в конечном итоге её хватало – признать, что дело принимало совсем скверный оборот. Какие бы надежды ни питал мистер О’Доннел, очевидно, им не суждено было сбыться. А еще Снейп влез во все еще больше, хотя, казалось, его Белая леди вовсе не удостаивала своего особого, пристального внимания. Что было, конечно, только к лучшему. Как будто его роль была сугубо в том, чтобы быть там, где есть она, Гермиона. Пусть для всех закончится плохо, а для тебя хорошо… Как такое могло случиться? Для всех плохо, а для нее хорошо? Северус, Броган… Да даже Норма и Домналл! Господи, даже Кендре она не желала… смерти. Она вдруг показалась себе дикой, совершенно одинокой. Захотелось рвать на себе волосы, крушить все вокруг и буквально выть. Вместо пустоты пришла ярость. Только Гермиона понимала, что в ее алые одежды рядится отчаяние. Дверь внезапно отворилась. Это произошло так резко и беспардонно, даже, можно сказать, возмутительно для этой сонной утренней тишины старого поместья, что она ни секунды не сомневалась, увидев на пороге Снейпа. Гермиона замерла, осознавая, какую картину представляет, только сейчас понимая, что сидит на полу посреди комнаты, обхватив колени руками. Лицо Снейпа, быстро оценившего ситуацию, стало бледным, а взгляд – пристальным. Все его тело охватило заметное напряжение. Он в несколько стремительных шагов преодолел разделяющее их расстояние, опускаясь подле нее на колени. Гермиона очень хотела сказать что-то, что смогло бы его успокоить, немного сгладить то тревожное впечатление, которое в любом случае произвел на него ее вид, но губы ее не слушались, а разум по-прежнему пребывал в спутанном состоянии, словно столкнулся с чем-то, что оказалось для него слишком большой нагрузкой. Будто человеческий глаз заставили воспринять такой свет, от которого он получил ожог. Наверное, нечто такое и случилось. И вот теперь в голове Гермионы то пульсировала, то затихала спасительная чернота. – Гермиона, – на скулу легла его узкая ладонь, такая непривычно обжигающая сейчас. А ведь она помнила, что его пальцы были прохладными. Гермиона помотала головой, зажмурившись до цветных кругов за темнотой закрытых век. Когда она вновь посмотрела на него, ей почудилась на его лице смесь нетерпения и испуга. Как будто Северус готов был требовать у нее ответа во что бы то ни стало прямо сейчас, взять его даже силой и в то же время боялся даже дотронуться до нее, будто она была сделана из хрусталя. Это произвело на ее изнуренный разум такое замысловатое впечатление, что она вовсе выпала из действительности на минуту или другую, созерцая его. – Гермиона, – на сей раз его пальцы сомкнулись на ее плечах, слегка встряхивая, даже причиняя легкую боль, за которую Грейнджер была, вообще-то, благодарна. Теперь она была развернута к нему лицом. – Говори. – Я так устала, Северус, – произнесла она медленно и спокойно, рассматривая его, не понимая толком, что именно имела в виду – только лишь произошедшее недавно, а может быть, что-то еще. Но стоило бы взять себя в руки, поскольку лицо мужчины напротив нее становилось все более и более отчаявшимся, а это чувство, как известно, всегда толкало его на бог весть какие безрассудства. Гермиона встала, опираясь на его плечо, и прошла до кровати, присаживаясь. Теперь, когда надо было говорить, весь рассказ, как и ее реакция, начали казаться ей совершенно ненормальными, даже идиотскими. Однако это не уменьшало того ужаса, который она на самом деле испытывала. Только вот могла ли она выразить его? Ей как будто не хватало голоса, хотелось буквально вылезти из собственного тела, сковывающего своими ограниченными человеческой природой возможностями. Чувство было ужасно сильным, до зуда в пальцах. Могла ли она донести до него свое состояние? Когда-то давно, еще в детстве, она слышала, как мать осуждающе обронила о ком-то, что, дескать, этот человек слишком носится с собственными чувствами, как с исключительными. Сказано это было с той прохладной иронией, с какой обычно принято говорить о людях слабых, пустых, а главное – плохо воспитанных, не обладающих чувством меры и собственного достоинства. Подспудно Гермиона всегда избегала чего-то такого. Хотя, конечно, от собственных вспышек гнева, временами плохо контролируемых, ее это не уберегало. – Когда я зашла в эту комнату, меня ждала она, – судорожно вздохнув, Гермиона все же начала свой рассказ, почему-то пряча взгляд. – Белая леди. Она явилась мне в той своей ипостаси, в которой я встречала ее на Хэллоуин – прекрасная женщина в светлых одеяниях. Только, кажется, в тот раз это была лишь малая часть ее силы… – Гермиона замешкалась и добавила, видя, как непонимающе нахмурились его брови: – Сегодня она словно сияла, будто ярчайшая из звезд. Не знаю, как передать. Вся комната была полна ее присутствием. Человеку очень трудно воспринимать подобное. У меня в голове, – словно сдаваясь, она прижалась пальцами к виску, – как будто взорвалась петарда, – Гермиона рассмеялась, и смех вышел хриплым и надорванным. – Я словно ослепла на какой-то миг. Она подавляла любую мою волю, будто я была травинкой, а она ветром. – Гермиона… – Она либо никогда не демонстрировала себя в полную мощь, либо стала сильнее. Как думаешь, такое могло произойти из-за проведенного ритуала? Ах! – Гермиона прижала руку ко рту, только сейчас вспомнив, и забормотала: – Она же так и сказала – делаешь меня сильнее… Должно быть, со стороны она напоминала сумасшедшую. От этого ей самой стало не по себе – настолько, что вернулась мелкая противная дрожь, сотрясавшая тело чуть раньше и вроде бы унявшаяся с приходом Северуса. – Гермиона! Невольно вздрогнув от этого тихого окрика, совершенно не грубого самого по себе, полного нешуточного волнения, она уставилась на своего любовника, как будто заметив вновь его присутствие. Снейп сел рядом с ней, сомкнув руки на ее предплечьях и заставляя смотреть на него так же неотрывно, как сам смотрел на нее. Этот взгляд поймал Гермиону в ловушку – ее воспаленный сейчас разум словно нырнул в толщу мрачных вод Черного озера, где удивительным образом обрел спасительное успокоение. Она почувствовала себя так, будто до ее спутанных, горячечных мыслей дотронулось нечто прохладное. Если это и было ментальное воздействие (что, скорее всего, являлось правдой), то сейчас она ничего не имела против такового. – Значит, – разомкнул он тонкие губы, – она сказала, что для тебя все закончится хорошо? То, как он спросил это… Как будто ничего более не имело никакого решающего значения. Гермиона ощутила злость. И это чувство показалось ей спасительным маяком в этом хаосе. – Она сказала, она сказала! – прошипела она. – Мы все время цепляемся за то, что она говорит, но чем дальше, тем меньше я нахожу во всем этом нагромождении невнятных слов какой-то смысл! А даже если… Что хорошего может быть для меня, если для остальных все будет плохо? Ты, Броган… Да и вообще! Гермиона попыталась встать, но, видимо, сделала это слишком резко, потому что голова закружилась, а в глазах потемнело. Пальцы Снейпа сжали ее запястье, утягивая обратно. Бессильно опустившись на матрас вновь, она прикрыла глаза дрожащей рукой. – Ты просто слишком близко столкнулась с магией, которая превосходит способность человека к восприятию, – спокойно произнес Снейп, прижимаясь подушечками пальцев к ее лбу и напоминая ей в этот момент магловского доктора. После он коснулся кончиком волшебной палочки ее лба, скул, подбородка, провел по плечам и шее, произнося на грани шепота проверяющие и защитные заклинания. Кто знал, способны ли таковые помочь или нет? Наверное, даже он сам не ответил бы на этот вопрос наверняка. – Ты ведь не считаешь, что я не в себе, ты веришь мне? – слова вырвались из ее горла, сдавленные, соленые на вкус. Гермиона заглянула в его лицо, чувствуя себя при этом жалкой. – Абсолютно точно не считаю, – серьезно произнес Северус и, сжав в ладонях ее лицо, коротко, но крепко поцеловал в губы. – И, конечно, верю. Не занимайся самоуничижением, пожалуйста. Ты еще отлично держишься, поверь мне. Гермиона судорожно вздохнула, кивнув. Её начинало клонить в сон. Комната, несмотря на занимающийся день, казалась полной неясных теней. Она не представляла сейчас, на каком топливе должна была прожить следующие часы до вечера, когда они, наконец, могли бы отбыть обратно в Аран. – Ты должна поспать. Снейп принялся приводить ее кровать в порядок с помощью магии, а после повернулся к ней, начав через голову стягивать с Гермионы джемпер. Она чувствовала себя не то маленькой девочкой, не то вовсе безвольной, поломанной куклой, но отдаться чужой воле сейчас было приятно. – Но до завтрака наверняка совсем немного осталось, – попыталась она вяло протестовать. – Домовик сказал мне, что по воскресеньям завтрак подают лишь в девятом часу, так что у нас еще три часа, – он слегка толкнул ее в плечо, заставляя откинуться на спину и стягивая узкие джинсы. – Ложись под одеяло. Гермиона послушалась, а когда Северус прилег следом, сразу притягивая ее к себе, прикрыла глаза, перед которыми все так же продолжали стоять фантасмагорические картины произошедшего. Однако постепенно Гермиону начало смаривать. Она то засыпала, то, казалось, подходила к самому краю пробуждения, но он держал ее так бережно, так нежно, что, когда она выныривала на поверхность, пепельный привкус страха и какого-то общего неблагополучия с каждым разом становился все слабее. *** Они вернулись в Аран, и Гермиона поняла, что теперь, после этих странных выходных, вернуться к обычному распорядку, войти, что называется, в колею, будет сложно. Произошедшее словно вышвырнуло ее из привычной жизни, хотя, казалось бы, к таким приключениям она уже должна была начинать привыкать. Однако в этот раз все было будто куда более подавляюще, жутко. Не только явление Белой леди, но и все это предприятие со вскрытием могилы в Тисовой роще. Броган тоже казалась погруженной в собственные мысли больше обычного. Они сидели вдвоем в новом пабе в университетском городке, обе достаточно молчаливые, чтобы было понятно, что у каждой на уме есть свои невеселые думы. – Как думаешь, мне следует навестить Кендру? – неожиданно произнесла подруга. Этот вопрос стал для Гермионы настолько неожиданным, что она на секунду зависла, а Броган продолжила: – В семье… – она замолчала, выдохнула, смешно надув щеки. – Ну мы никогда это не обсуждали, но я знаю, а с некоторого времени уже точно, что Кендра склонна к… – Девочки! – сзади Броган возникли двое парней, их с О’Доннел ровесников. Оба держали свои пинты пива, а улыбки их были несколько развязными. – Не хотите повеселиться? – Нам и так уже довольно весело, спасибо, – Гермиона сухо улыбнулась. – Да лааадно, что-то незаметно, – наименее симпатичный, ушастый и белесый, явно не хотел принимать отказа. – Свалите отсюда, – Броган развернулась на своем стуле, теперь глядя на обоих, задрав голову. Из рукава ее платья уже выглядывал кончик волшебной палочки, но одного ее напора хватило, чтобы молодые люди поспешно откланялись, выглядя оскорбленными в своих лучших чувствах. Видимо, Гермиона, слишком устала, и ее яд оказался слишком слабым. Броган вернулась к разговору: – Короче, я давно уже подозревала, что с нервами, а может, правильнее будет сказать, с головой у Кендры что-то не то. И теперь она… я ее терпеть не могу, но… Раньше мне казалось, что я буду счастлива, если все у нее будет плохо, но вот ее мечта о замужестве рухнула, а Кириан, видимо, от нее отказался довольно легко… Она в Килкенни с Медб уже долгое время, и я думаю, что с ней… не все в порядке. И то, что я чувствую при мысли об этом… довольно далеко от радости. Гермиона была, мягко говоря, озадачена. С одной стороны, ей было отрадно видеть, что в Броган как будто, наконец, возобладала ее светлая сторона. Это словно давало надежду… что вся эта ситуация чуть меньше находится под воздействием какого-то злого рока, чем виделось раньше. С другой, знала бы Броган правду, была бы она столь снисходительна к сестре? Гермиона очень в этом сомневалась. Да и стоило ей подталкивать Броган сближаться с той, что мечтала отправить ее на тот свет? – Думаю, если ты права насчет ее состояния, то твой визит может иметь непредсказуемые последствия для ее душевного спокойствия. – Но если она в депрессии… – Как считаешь, насколько проблемы твоей сестры серьезны? Гермиона пытливо уставилась на свою подругу. От этого ответа многое зависело. – Ну, она, уж конечно, не чокнутая! – Броган рассмеялась. – И та еще дрянь! Но мне кажется, ей передалась от Медб эта склонность к… назови это мрачные и глубокие переживания. И с нервами у нее, видимо, непорядок. – Ммм. Помимо этого глубокомысленного замечания Гермионе было нечего сказать на такое преуменьшение проблем Кендры О’Доннел. Было понятно, что Броган даже не подозревает об их масштабе. – В общем, ты считаешь, не стоит? – Броган прикусила костяшку большого пальца. – Спроси отца, он наверняка сможет тебе подсказать, как лучше. Главное, чтобы теперь у мистера О’Доннела хватило разума не питать бесплотных надежд относительно своей старшей дочери. *** Был момент, о котором Гермиона умолчала, когда пересказывала Северусу обстоятельства произошедшего с ней в поместье О’Доннелов: у нее не хватило духу рассказать о словах хозяйки колодца о его Патронусе. Хотя ее скованность в том, что касалось темы их взаимоотношений, начала постепенно таять, полностью открыто и расслабленно она говорить о некоторых вещах все еще не могла. Да и помилуйте, что за бред? Якобы чувства к ней должны были стать достаточной основой для такого сложного волшебства. Раньше она частенько об этом мечтала, но теперь как будто бы стала относиться к подобному трезвее и спокойнее. Или сама хотела в это верить, занимаясь новым самообманом, уже более сложным и не столь очевидным. Они ужинали с Броган и Пшемыславом в студенческой столовой, когда она, наконец, вспомнила о “Ежедневном пророке” на дне своей сумки, который не доставала оттуда вот уже второй день с момента получения. А ведь все-таки полезно было иногда окунуться в общественно-политическую жизнь родной страны. Хотя, конечно, соблазн абстрагироваться полностью становился все более велик. Как там? Мы не можем сменить родину, давайте-ка сменим тему? Передовица сообщала о грандиозном скандале, произошедшем на благотворительном аукционе, деньги с которого обычно шли на нужды Святого Мунго. Гермиона, слегка смущаясь саму себя, без интереса пролистала статью. Второй разворот был посвящен реформам в отделе транспорта и тоже не вызвал в ней никакого отклика. Она уже хотела закрыть газетенку, вызвав возмущение черно-белых колдографий, когда ее взгляд зацепил целых три знакомых фамилии в короткой заметке в нижнем углу. Сердце учащенно забилось, а потом ухнуло куда-то вниз. “Утром 10 октября Международная комиссия по розыску бывших Пожирателей смерти, созданная при Международной конфедерации магов по инициативе Великобритании (в которой нашу страну представляют старший аврор Гарри Поттер и сам министр Кингсли Шеклболт, а также приглашенный ими в качестве независимого консультанта греческий правоохранитель Картерий Карагианис – прим.ред.) подала заявку о включении в волшебный международный розыск профессора Марка Моубрея, проректора и председателя рекрутационной комиссии Аранского университета, действительного члена Ирландской академии наук, почетного члена Всеволшебной академии наук, главного научного секретаря ирландского отделения Международной конфедерации магов. Напомним, что британские авроры стремятся использовать международный розыск для поимки бывших Пожирателей смерти и связанных с ними лиц. Волшебники, фамилии которых попадают в список международного розыска по Статуту от 1873 года, должны быть экстрадированы на родину для суда или допроса либо переданы в Международный уголовный волшебный суд, где бы они ни были обнаружены. Однако в рассматриваемом случае существует ряд сложностей: во-первых, Марк Моубрей и сам является действующим участником Международной конфедерации, а во-вторых, Ирландия не поддержала его включение в международной розыск и, хотя официального ответа их стороны еще не последовало, по словам нашего источника, в скором времени ирландское министерство собирается запустить механизм обжалования. Конечно, надеяться на то, что в такой ситуации Марк Моубрей покинет территорию своей страны, рискуя быть переданным британскому следствию, не приходится. Скорее всего, он будет избегать даже острова Инишрунда, где расположен Аранский университет, поскольку территория учебного заведения де-юре относится к зоне действия Уложения об особом статусе территорий, находящихся под непосредственным управлением Международной конфедерации от 1921 года, а значит, у его руководства может возникнуть определенная коллизия в плане принятия решения о том, чью волю они должны исполнять”. Гермиона несколько раз открыла и закрыла рот, пробегаясь по строчкам снова и снова. Что, черт возьми, затеяли Гарри и Кингсли? Понятно ведь, что у Моубрея достаточно влияния в своей стране, чтобы Ирландия не выдала его. И насколько она помнила, удалить имя из списка международного розыска было не слишком трудно при соблюдении определенных процедур и доступе к рычагам влияния. Этот механизм был очень далек от совершенства, мягко говоря. Если только их целью не было нанести урон его репутации вообще и репутации Арана в частности, а еще – выкурить его из университета и сделать на какое-то время фактически невыездным… Видимо, ее ошеломленный вид был замечен друзьями, потому что Броган замолчала, замерев со стаканом апельсинового сока в руках. – Что там? Гермиона не видела смысла утаивать, да и вообще – вдруг Броган уже знала?.. Хотя нет, вряд ли… Знать и молчать о таком? Немыслимо. Она молча передала ей выпуск. Её предположения подтвердились, когда Броган, начавшая читать британскую газету с удивленной усмешкой, быстро стала напряженной и встревоженной. Брови перегнувшегося через ее плечо Пшемыслава быстро поползли вверх. – Как-то они жестят, да? – протянул он. Броган в удивлении уставилась на Гермиону. – Этот твой друг, Гарри, он точно понимает, что делает? Это ведь попахивает международным скандалом. – Ну, как видишь, – Гермиона поджала губы, – за этим стоит не только он, но и наш министр магии. Броган с сомнением покачала головой. Гермиона не думала, что она так уж переживает за судьбу и репутацию Марка Моубрея, но все же произошедшее могло шокировать кого угодно. – Так, ладно, ребята, – Грейнджер поспешно поднялась из-за стола. Вкус картофельной запеканки внезапно перестал ею ощущаться. Да что говорить, она не была уверена, что еще одна ложка не встанет ей поперек горла. Нужно было срочно увидеть Северуса, чтобы унять это гложущее, давящее чувство надвигающегося неблагополучия. Только оказавшись на улице, пройдя уже некоторое расстояние до аллеи, ведущей в библиотеку, она осознала себя среди толпы учащихся и сотрудников, которые окружили ее, омывая со всех сторон, стремясь успеть по собственным делам. Гермиона отошла к обочине, понимая, что тревога, охватившая ее, была настолько сильной, что она даже не подумала, что Снейпа, скорее всего, не было сейчас дома: было время лекций и консультаций. “Ты где?”, – уточнила она по галлеону. “Готовлюсь к лекции”, – ответ пришел через пару минут, в течение которых она топталась на месте. Гермиона подавила вздох раздражения. Где готовится? К какой лекции? Она понимала, что ведет себя глупо, что если он в своем кабинете, то поджидать его у лекционного зала – слишком демонстративно, даже вызывающе. Но желание увидеть его непременно именно сейчас отчего-то стало почти нестерпимым. “Где будет лекция?”. Она так напряженно вглядывалась в ребро монеты, что даже не отреагировала, когда кто-то довольно бесцеремонно задел ее плечом, проходя мимо, и даже не извинился. “Кафедра аналитического зельеварения, зал 44”. И почти сразу, следом: “Что-то случилось?”. “Нет, все нормально”, – ноги уже несли ее в нужную сторону. Он действительно нашелся в названном зале, куда уже стекался поток студентов, чтобы занять места в амфитеатре. Снейп стоял за кафедрой, почти как тогда, когда больше года назад Гермиона пришла умолять его дать ей шанс, согласиться вести у нее междисциплинарный доп. Его высокая фигура в черном была повернута спиной к аудитории, и, повинуясь движениям его палочки, на грифельной доске проступали сложные формулы. Когда полушепот присутствующих стих, Снейп повернулся к ним лицом. Сама Гермиона, примостившись с краю в середине рядов на широкой деревянной скамье, вдруг прониклась любопытством к происходящему. В прошлый раз она была впечатлена его талантом лектора, хотя ему и не хватало некоторой отточенности и легкости в том, как он держал себя, которые приходят только с большим опытом держать внимание такой большой аудитории, куда более взыскательной, нежели школьники. Пока он говорил, его взгляд, холодный и словно погруженный в себя, скользил по студентам, казалось, никого из них не выделяя, не обращаясь ни к кому конкретно. Такая манера не была слишком уж распространенной в Аране, по крайней мере, если судить по тому, с чем Гермионе приходилось сталкиваться на родном юрфаке. Их профессора любили чувствовать связь со студентами, и даже самые жесткие из них, казалось, стремились к более непосредственному контакту с каждым. В исполнении Снейпа подобным и не пахло. Но, несмотря на это, казалось, каждый из присутствующих высоко ценил происходящее сейчас. Когда Снейп вызвал добровольца к доске, чтобы на примере его рассуждений объяснить ошибочность популярной в то время научной теории, едко, со свойственным ему непередаваемым сарказмом несколькими замечаниями уничтожив любые логические конструкции ее приверженцев, по рядам студентов прошлись смешки, полные одобрения и восхищения. Студенты уважали его, боготворили. Эта бесспорная популярность, которую он обрел на своем факультете за эти два с половиной года, конечно, играла ему на руку теперь, когда он стал деканом. Вдруг Гермиона поняла, что он смотрит прямо туда, где сидела она – этот зрительный контакт длился краткий миг, был настолько мимолетен, что можно было счесть, что ей показалось. Но она точно знала, что нет, не показалось. В этом взгляде она прочла все – удовольствие, гордость, вновь обретенное чувство собственного достоинства, которое в Хогвартсе постоянно попиралось – то неблагодарными подростками, то подозрительными коллегами. Она осознала это так ясно, что этот момент, видимо, навсегда врезался ей в память – то, как торжествующе, слегка надменно, звучал его голос, как выпрямлены его, часто чуть сутулые, плечи. Тогда он снова посмотрел на нее, схватывая легкую улыбку, которую она позволила себе, понимая, что никто из присутствующих не в силах уловить бессловесный диалог, происходящий между ними, умещающийся в эти пару взглядов. Гермиона поняла, что уже несколько минут буквально купается в силе его присутствия, в его удовольствии от происходящего, которое наполняло радостью и её саму. И он как будто испытывал то же самое от того, что она стала свидетельницей его успеха. Лекция была окончена, лишь малое количество из тех, кто на ней присутствовал, решились подойти к профессору с вопросами, отлично помня негласное правило университета обращаться к своим преподавателям лишь в отведенные для консультации часы. Со Снейпом все эти условности, скорее всего, приобретали еще больший вес, чем обычно. Гермиона и сама встала, даже не зная, стоит ли отнимать у него рабочее время всеми этими бессмысленными стенаниями теперь, когда самый острый приступ немного иррациональной тревоги вроде бы отступил. Однако он незаметно дернул плечом, прежде чем уйти в комнату преподавателя, примыкающую к лекционному залу, и она безошибочно считала это приглашение, затаившись сбоку от кафедры, прежде чем прошмыгнуть за ним следом, когда в аудитории более никого не осталось. – В чем причина твоего неожиданного визита? – он поджидал ее в темной комнатке без окон, прислонившись бедром к рабочему столу, с трудом втиснутому в это пространство со стенами, завешенными полками с оборудованием и кое-какими ингредиентами. Тон его был мягким, как и выражение лица. Если Снейпа и встревожило ее неожиданное желание встретиться, то пока он, видимо, позволял себе продлить приятное настроение, владеющее им после занятий. Ничего не поясняя вслух, Гермиона молча вытащила газету, разворачивая ту перед ним так, чтобы его взгляд сразу упал на нужную статью. Северус читал молча, никак не комментируя, и ничто в нем не выдавало отношения к этой новости. – Ты знал? – она не выдержала первой, когда его взгляд оторвался от газетных страниц и принялся бесцельно блуждать по склянкам позади нее. – Нет. Но это объясняет отсутствие Марка. Ответ прозвучал глухо, а на Гермиону вдруг вновь напал страх, теперь уже не столь безотчетный, а вполне себе оформленный – если ее соотечественникам удастся припереть Моубрея к стенке… Что будет сказано вслух? И о ком? Наверняка имя Снейпа прозвучит не раз и не два… Гермиона почувствовала, как все внутри холодеет, как буквально немеют руки. – Для чего это? Ирландия же влегкую такое отменит. Вопрос месяца, даже меньше. – Ты же, наверняка, и сама имеешь предположения, – Снейп, наконец, посмотрел на нее. Его взгляд по-прежнему ничего не выражал. – Они не хотят, чтобы Моубрей мог отсидеться в Аране, и не хотят, чтобы он мог покинуть территорию Ирландии… Где еще он мог бы быть? Снейп неопределенно пожал плечами, вновь рассматривая предметы в комнате. Гермиона чувствовала, что находится в шаге от того, чтобы сорваться на беспомощную ругань. Она провела рукой по лицу, понимая, как бесследно истаивает в ней всякая надежда на обретение спокойствия. – Ну, – Снейп провел подушечкой большого пальца по остальным ногтям на руке, как знала Гермиона, аккуратно подстриженным, – Марк собирался на ежегодный обед научных филантропов в Каире, – он произнес это скучающим тоном. И добавил, уже глядя на нее словно бы выжидающе: – Из-под домашнего ареста сбежал Теодор Нотт на прошлой неделе. – Что? Откуда ты знаешь? Собственный вопрос показался ей глупым донельзя в следующую же секунду. Снейп скривился. – У меня есть свои источники. Какое-то время ничего не происходило. Северус принялся переставлять пузырьки в ящичке на столе, просматривая их на свет от настольной лампы, в котором танцевали пылинки. Обыденность этих действий окончательно вывела ее из себя. – Прекрати! – она подскочила к нему, захлопывая крышку так, что он лишь с помощью быстроты реакции успел убрать пальцы, теперь глядя на нее рассерженно. – Прекрати, – повторила она с нажимом сквозь зубы и схватила его за предплечье. – Скажи мне правду – ты в этом замешан? Хоть как-то замешан? – Нет, – он покачал головой, оценивающе глядя туда, где были сомкнуты ее пальцы. Удивительно, но этот короткий ответ показался Гермионе искренним; она отступила назад, слегка встревоженная собственной вспышкой. В любом случае, одного этого, сказанного им, не было достаточно. – А с Мальсибером? – Не сказал бы, – на этот раз прозвучало куда более уклончиво, и Снейп добавил: – Но твой друг считает иначе, – осклабился он. – Гарри? Он ошибается? – Как сказать? – Северус в задумчивости дотронулся пальцами до своего чуть выдвинутого вперед, волевого подбородка. – Мне, конечно, есть, чем ему помочь. Не без этого. – Так, понятно. Она села на единственный стул, чувствуя, что он наблюдает за ней исподтишка с напряжением, которое почти идеально скрывал, маскируя за хмурым безразличием и насмешкой. – И что ты будешь делать, если Моубрей заговорит? – Сдам их всех, конечно, – произнес он с мрачной рассеянностью, вытянув из одной бутылочки крышку, чтобы понюхать содержимое и, скривившись, выкинуть склянку в урну, предварительно уничтожив жидкость в ней. – Будем надеяться, что мои истории окажутся занятнее историй Марка. Гермиона нахмурилась и поджала губы, глядя на него с раздражением и скептицизмом, продолжая сидеть, пока он возился со своим хламом, до которого, видимо, у него просто никогда не доходили руки. – Не морочь мне голову, – вздохнула она. – И не думал, – он полуобернулся к ней. – Почему ты сразу примчалась? – Не знаю, – Гермиона запустила пальцы в растрепавшиеся кудри. – Мне стало так тревожно. Почти паническая атака. Наверное, нервы просто ни к черту. Взгляд черных глаз наполнился чем-то таким, что его теперь вполне можно было назвать ласковым. Северус ударил палочкой пару раз по серебряному подносу, стоящему на столе, и через минуту на нем появилась дымящаяся чайная пара. – Спасибо, – Гермиона с благодарностью улыбнулась, когда он передал ей чашку. – Ты сегодня еще занят? – Бумажная работа, я вполне могу заняться ею дома. Они помолчали. Снейп заговорил первым, осторожно подбирая слова: – Твое волнение связано со страхом за наше будущее? – Со страхом за тебя, в первую очередь, – она посмотрела на него выразительно. – Будущее… как-нибудь устроится, я думаю. Я, признаться, – с ее губ сорвался смешок, – уже не стану ни на что сетовать, только если это не связано с передачками в Азкабан. В этом случае все-таки прошу позволить мне несколько гневных речей в духе “а я же говорила тебе, Северус Снейп”. Он улыбнулся ей краешком рта – такой короткой, слегка печальной улыбкой, которую еще год назад ей было бы трудно представить у него. Во всей его позе вдруг почувствовалась неуверенность; будто бы произошла какая-то заминка, и теперь он сам не до конца понимал, как ему действовать дальше и что говорить; будто бы любое его слово или даже жест она могла счесть излишне самонадеянным. – Считаешь, что я заслуживаю подобного отношения? – все же он нашел в себе силы для легкой иронии, когда сделал полшага вперед, чтобы упереться ладонью одной руки в дерево стола перед ней, вторую держа в кармане брюк. – Считаю, что в этой жизни редко кто получает по заслугам, – она выгнула бровь, слегка подразнивая его. – Тебе просто выпал счастливый билет. – Я едва ли везунчик. Уж тем более, в таких вещах, – его пальцы оказались рядом с ее, легко касаясь: не гладили, а как будто сами просили ласки. Гермиона уверенно переплела их руки, улыбаясь и глядя на него снизу вверх: ей многое стало понятно – очередной его кошмар о том, что он, и без того не лучший выбор для нее, вот-вот может стать и вовсе незавидным вариантом, оказавшись в весьма щекотливой, если не сказать прямо, хреновой ситуации. Припертый к стенке, имеющий проблемы с законом, вынужденный лгать, доносить и изворачиваться. Довольно далеко от того успешного мужчины, блестящего и уважаемого декана, которого она сегодня наблюдала и каким он хотел быть в ее глазах. – Знаешь, если даже я в чем-то буду винить тебя, Северус, то и себя я буду винить не меньше. Чтобы ни произошло, мы разделим это на двоих. Вообще-то, это его лицо озарилось всепоглощающей надеждой, смешанной со страхом и острой благодарностью, вот только дыхание сперло у самой Гермионы, причем настолько, что на миг ей почудилось, что в глазах потемнело. Снейп неловко согнулся над столом, чтобы оставить на ее щеке смазанный и сухой поцелуй, несмотря на это, ничуть не менее пылкий. Гермиона вновь улыбнулась, прикасаясь ладонью к этому месту у себя на лице. *** Минуло две недели, в течение которых Гермиона с каким-то остервенением следила за политической и светской жизнью и Великобритании, и Ирландии. Она даже оформила подписку на пару новых ежедневных газет, боясь что-нибудь упустить. Конечно, это было придурью, она понимала это отлично (ведь многие вещи могли быть просто недоступны пока для прессы), но почему-то немного успокаивало. Это был невроз чистой воды. Приближался Хэллоуин, и память о прошлом празднике и предшествующих ему трудностях тоже не добавляла спокойствия. Но Снейп, по крайней мере, вроде бы не собирался откалывать ничего похожего на его прошлогодний номер, со всеми этими погружениями в темные глубины собственного подсознания. Даже уже полученное и теперь мирно лежащее на полке в его кабинете приглашение на очередную беседу в Аврорат, казалось, не выводит его из странного равновесия, которое напоминало выжидательную позицию, которую принимает затаившийся в густых зарослях зверь. В этот раз Гермиона не видела смысла разыгрывать из себя мудрую спутницу, отлично усвоившую все уроки долготерпения и никогда не давящую на своего мужчину, поэтому с порога засыпала Снейпа вопросами. И он сам, на этот раз, встретил этот шквал со стоическим терпением, хотя и закатил глаза. – Поттер был мрачен, а Кингсли весел, – поведал он, усаживаясь в гостинной и принимаясь за чай. – Как тебе такое сочетание, а? Есть соображения? Его тон был слегка насмешлив, он как будто давал ей понять, что никакого смысла в том, чтобы препарировать произошедшую встречу не имеется. Но Гермиона не была с этим согласна. – Весел? Что ты имеешь в виду? – мрачность Гарри ее не удивила: в конце концов, последняя его встреча со Снейпом имела более чем тяжелый характер. Да и поводов для веселья в жизни ее школьного друга было не так, чтобы много. – Он, конечно, уже в курсе, что я избавился от дома в Коукворте. Не знаю, от Поттера ли. Сомневаюсь в этом, как, наверное, и ты. – Между ним и Гарри не было напряжения? – Ты спрашиваешь о том, не впал ли твой друг в немилость к начальству из-за проявленных им зачатков совести? – протянул он с вялым и скептическим весельем. – Едва ли. Кингсли как будто позабавила это моя выходка. Он говорил, как человек, который наблюдает за попытками оппонента отыграться, сам имея козырь в рукаве. – Что ты такое говоришь?! – от ужаса Гермиона аж подпрыгнула на месте. – И ты так спокоен?! – Сдается мне, что наши авроры, во-первых, плохо понимают, как все устроено в Аране, что Марку совершенно не обязательно быть здесь, чтобы руководить процессами, а во-вторых, мало учитывают специфику работы на Ближнем Востоке, – произнес он, посмеиваясь. – Как многое решает там умение найти особый подход. – Умение, которого у твоего Марка в избытке? Ты имеешь в виду то, что должно произойти в Египте? – То, что, как я думаю, произойдет в Египте, да. Какая же ты у меня умница, все схватываешь на лету, – Снейп запустил руку в ее кудрявый затылок и притянул для поцелуя уже выверенным жестом. Когда он так делал, у нее не было шансов на сопротивление, оставалось лишь охотно приоткрыть рот, чтобы впустить его язык. – Думаю, на следующей неделе мы хотя бы в общих чертах услышим о том, чем завершился этот их хитроумный план. *** На “Вестник Ирландии” Гермиона возлагала наименьшее число надежд. Кто бы мог подумать, что именно на его желтоватой бумаге она найдет такие интересные для себя строчки. В довольно издевательских выражениях там поведали читателям, что, судя по имеющимся данным, недавняя операция британского Аврората в Египте завершилась полным фиаско. В статье опускалось, что перехват недавно сбежавшего при невыясненных обстоятельствах из-под домашнего ареста Теодора Нотта был инициирован непосредственно специально созданной Международной комиссией, и складывалось впечатление, что волшебные силы Соединенного Королевства просто самодурствуют, пускаясь в никем не санкционированные, рискованные авантюры, подставляя и себя, и всех, кому не повезло оказаться сопричастными. Так, в тексте пару раз недвусмысленно намекалось, что такое соседство для Ирландии может представлять серьезную угрозу безопасности, и не следует ли пересмотреть Уклад 1953 года о снятии ограничений на перемещения между двумя волшебными сообществами? Ирландцы строили предположения о том, как скоро в рядах британских авроров начнется полноценная кадровая чистка, которая вскроет все пороки системы. Между делом также говорилось, что неясные, но явно недобросовестные цели министра Кингсли Шеклболта, Гавейна Робардса (нынешний глава авроров), а также его недавно назначенного младшего заместителя Гарри Поттера не оправдались, и заявка на включение профессора Аранского университета Марка Моубрея в список лиц, разыскиваемых органами международного правопорядка, была аннулирована в субботу. Как именно англичане упустили Нотта-младшего, не раскрывалось, но колдография, на которой сам аврор Гарри Поттер собственной персоной злобно тычит в камеру на фоне пирамид, смотрелась, по мнению Гермионы, карикатурно. Она вздохнула, чувствуя себя не то расстроенной, что Кингсли и Гарри так облажались на ниве поиска Пожирателей смерти (все-таки ее сочувствия последние по-прежнему не вызывали, мягко говоря), не то успокоенной – ведь как бы то ни было, раз Нотта не поймали, то он не заговорит, не затронет Моубрея, а значит, и имя Северуса Снейпа пока не всплывет на каком-нибудь очередном допросе. Чувства были смешанными, в чем-то иррациональными. Но облегчение все-таки было сильнее. Как бы то ни было, все это действительно попахивало международным скандалом, а статья, вполне возможно, была заказной, намеренно провоцирующей, нацеленной на то, чтобы вдоволь потоптаться по авторитету действующей власти в Великобритании. Гермиона, находившаяся, ради приличия, в кои-то веки в гостиной своего общежития, молча закрыла газету, на этот раз не желая обсуждать написанное с Броган. Говорить начистоту не выходило, а переливать из пустого в порожнее, произнося общие фразы, настроения не было. Ей было бы интересно узнать, на что конкретно рассчитывали ее соотечественники? Что Моубрей, отрезанный от возможности перемещения, не сможет устроить дела Теодора в Египте, или на то, что, несмотря на опасность быть пойманным, все равно лично отправиться туда, где его удастся взять с поличным? Возможно, они считали, что все это время Нотт находился где-то здесь, как, по-видимому, и Мальсибер (при этой мысли Гермиона поежилась). А потом Моубрей каким-то образом должен был лично переместить его отсюда в Египет, воспользовавшись каналом университета для перемещения на официальное мероприятие? Как вообще эти люди умудрялись сбежать – из Азкабана, как Мальсибер, и из охраняемого Авроратом поместья, как Нотт? Не следовало ли Кингсли и его команде для начала навести порядок в собственных рядах? Вопросов оставалось слишком много. *** Конечно, Северус словно не разделял ее волнений. Он, скорее, сделал вид, что все идет своим чередом, как и должно. Гермиона поджала губы, но на этот раз не стала ни о чем допытываться, принимая все с усталой сдержанностью и засев за документы – помимо учебы, она продолжала вести дела своего любовника, находя в этом странное успокоение, словно хотя бы так могла внести какую-то лепту в то, чтобы создать некую подушку безопасности для них обоих. Наверное, такая рутина просто всегда действовала на нее успокаивающе. Она уже давно собиралась пробить по базе министерства некоторые запатентованные им еще до ее учебы в Хогвартсе разработки, чтобы выяснить, не использовались ли таковые без надлежащего уведомления и, как следствие, без обязательных выплат. Процесс был достаточно затяжной, требующий времени и усидчивости. Как раз то, что было ей нужно. Гермиона работала за своим секретером, а Снейп разбирался со студенческими грантами, поданными в этом году. Рядом с его локтем, опасно близко к краю стола, стоял стакан со скотчем, присланным ему Броган на Рождество. Если верить Северусу, это был единственный способ для него оставаться в своем уме, разбираясь с бредовыми идеями своих аспирантов. Гермиона лишь посмеивалась. Тишина, опустившаяся на кабинет в профессорском коттедже, казалась плотной и осязаемой, будто золотистая вуаль, накинутая на них. Потрескивал небольшой камин, и блики пламени скользили по натертым до блеска деревянным поверхностям кабинета. Несмотря на не самые приятные события последних дней, этот вечер обрел в глазах Гермионы своеобразную прелесть, поэтому, когда в стекло постучала сова, тяжело оказалось удержаться от раздражения. Взглянув на хмурого Северуса, она поняла, что ему этот неожиданный гость тоже пришелся не по душе. Сова спикировала прямиком к ней, протягивая лапку с конвертом. Гермиона поспешно надломила сургучную печать, и в глаза ей тут же прыгнули знакомые, слегка неряшливо выведенные буквы: Рон приглашал на скромный вечер в преддверии Хэллоуина в их с Лавандой дом. Кроме Грейнджер, там планировали быть Невилл, Луна и Джордж. Последний, ко всему прочему, хотел обсудить кое-какие вопросы, связанные с производством косметической линии, так что легко было совместить приятное с полезным. – Я буду занята в следующую субботу, – сообщила Гермиона, отмечая, что Снейп лишь делал вид, что нисколько не отвлечен от собственной работы, пока она читает письмо. – Рон зовет в гости. – Ах, Рон Уизли, – протянул Снейп неопределенно, зачем-то на этот раз уточняя фамилию ее школьного друга. Эта его привычка, подчеркивать, о каком именно Уизли идет речь, или, наоборот, акцентировать фамилию Рональда, порядком ее нервировала, хотя, конечно, и веселила тоже. – Да, муж Лаванды, в девичестве Браун. Помнишь такую? – Конечно, – он махнул головой, не отрывая взгляда от пергамента перед собой, и пробормотал: – Всякой твари по паре… – Ты невыносим, – скрипнула она зубами, более не желая развивать эту тему. Как бы то ни было, глупо было отказываться от общения со всеми друзьями детства только потому, что его раздражало само их существование или мучили какие-то дурацкие мелочные приступы ревности. Не стоило забывать, что теперь Рон для них еще и деловой партнер. *** Ей, на самом деле, очень хотелось увидеть Джорджа. Хотя, надо признать, в глубине души Гермиона малодушно боялась этой встречи. Боялась того, что увидит перед собой. Увидит еще одно живое свидетельство того, чем на самом деле для них закончилась вся эта история, конец которой принято отмечать с каждым годом со всё большей помпой 2 мая. Она слишком хорошо помнила Джорджа сразу после победы. Помнила этот взгляд мертвеца, отрешенный, направленный куда-то то ли внутрь себя, то ли вдаль, но так или иначе – совершенно пустой. Если подумать, именно состояние Джорджа когда-то стало для Рона и Гермионы тем испытанием, которого не выдержали их только начинающиеся отношения. Вся семья Уизли была в ужасе: но Билл нёс ответственность за беременную жену, Чарли почти сразу отправился обратно в Румынию, Перси был человеком другого толка, Джиневра все еще была, несмотря ни на что, младшей дочкой, которую все старались защитить, а Артур и Молли и сами были на пороге тихого помешательства. В конечном итоге, всё сосредоточилось, замкнулось на Роне. И в первую очередь, Джордж Уизли, который в то время вполне мог очень плохо закончить. Гермиона очень старалась поддержать, быть рядом. Старалась и делать, и советовать, и утешать. Но то ли ее собственных сил ни на что уже больше не хватало, то ли оказалось, что они с Роном слишком разные, чтобы принести друг другу душевное облегчение: все ее хорошие поступки становились все более механическими, а слова и самой казались пустыми, фальшивыми. В то время она часто вспоминала свою, казавшуюся ей когда-то хлесткой и остроумной, фразу про эмоциональный диапазон, как у зубочистки. Смешно, если учитывать, что разговоры по душам вовсе не числились среди ее талантов. Когда говорить нужно было не об очевидных каждому, кроме остолопа Гарри, вещах, оказалось, что у нее и слов-то нужных нет. Или, если быть точнее, нет сил их произносить. Нет сил даже на то, чтобы собрать свои мысли в кучу и определиться, что точно стоит сказать. Нет сил вникать, нет сил ворочать языком. Именно тогда она начала свое собственное схождение вниз, а никто ведь даже не заметил. С тех пор, где-то в глубине души, все связанное с Джорджем имело для нее особенное значение, обрело некий знаковый смысл, почти как возможная смерть Снейпа когда-то. Ведь в каком-то роде именно с него все началось, а если говорить точнее – то со смерти Фреда. Фреда. Если подумать, до сих пор все говорили – “Джордж”. Джордж замкнулся в себе, Джордж не ходит на работу, Джордж снова запил… Джордж, где Джордж? Кто-нибудь видел его в последнее время? Видел Джорджа?! Он ужасно выглядит! Опять порвал с очередной подружкой! Никто такого не выдержит, конечно… Зачем портить жизнь славной Вианн… Бедная девочка! О Джордже говорили постоянно и помногу. О Фреде почти никогда. Поэтому теперь, глядя на Джорджа в приятно обставленной гостиной дома Рона и Лаванды, Гермиона испытывала неясное волнение – очень хотелось, чтобы на этот раз действительно все закончилось хорошо. Все действительно закончилось. Джордж выглядел потрепанным, как человек, вернувшийся из очень долгого, очень трудного путешествия. Горизонтальные морщины, прорезавшие лоб, углубились, а в рыжих волосах прибавилось седины. В остальном он выглядел вполне собранным, даже деловым, хотя улыбка, которую он послал Гермионе, вышла какой-то робкой, как будто ему было неудобно за то, что ей известно о последних месяцах его жизни. Она постаралась вложить в собственное приветствие всю возможную теплоту. – Немного необычный состав гостей, Рон, не находишь? – осторожно усмехнулась Гермиона, когда они вдвоем отправились на кухню, чтобы подготовить закуски. Было принято решение устроить просмотр магловского кино. Гермионе казалось, что она сошла с ума, но одна из разумных обезьян неуловимым образом напоминала ей Беллатрикс Лестрейндж. От этого действительно становилось не по себе, черт побери! Поэтому она предпочла прерваться, указав остальным, что луковых колечек и орешков начинает не хватать. – Ну, – начал Рон уклончиво, – Джинни сейчас в Лилле, комментирует очередные игры, Гарри снова постоянно на работе… А встретиться хотелось, – он пожал плечами. – А-то всё как будто катится в никуда. – Я понимаю, – Гермиона коротко улыбнулась. Она действительно понимала. Решили прерваться. Гермиона, Джордж и Рон поднялись в кабинет последнего, чтобы заняться обсуждением дальнейшего сотрудничества. – Гермиона! – Джордж рассмеялся. – Я все понимаю, но Снейп? Как тебе удалось его уломать? Я вообще-то не жалуюсь, хотя, пожалуй, пару дней находился в шоке… Он выжил? Но как? В последних фразах ей почудилась смесь тоски и любопытства. Джордж не был человеком злым, чтобы завидовать чьему-то везению. Но… параллели были слишком очевидны. – Не мне рассказывать об этом, – Гермиона отмахнулась, улыбаясь. – История довольно тривиальна, на самом деле. Нашелся человек, который помог. – А Гарри знает? – Джордж обвел их с Роном взглядом. – О, он знал раньше всех, приятель, – его младший брат усмехнулся. – Вот как? – Так и о чем вы хотели поговорить? – она решила вернуть разговор в деловое русло. – О! – Рон просиял. – Джорджу пришла в голову замечательная идея расширить линию. Ты только представь… И он принялся живописать ей перспективы продаж, которые, Гермиона должна была признать, были довольно захватывающими, а главное – достаточно выверенными и блестяще обоснованными. Джордж рядом раскачивался на стуле, довольно посмеиваясь. – А откуда рецепты? – поинтересовалась Гермиона, потому что Рон даже представил ей некоторые формулы. – Это все Фред? – Не совсем, – Джордж пожал плечами. – Я взял на себя смелость доработать его идеи. Все совсем сырое, – он потер затылок. – Не знаю, как Снейп отнесется… Возможно, все запорет. – Да, Гермиона, – Рон поерзал на месте, тут же подрастеряв свой запал. – Ты, это… – Я прекрасно понимаю, в чем заключается моя роль в этой истории, – она понимающе усмехнулась. – Уговорить ужасного Северуса Снейпа! Но, увы, тут даже самые выгодные условия контракта могут оказаться бессильны… – Все будет даже лучше, чем в прошлый раз! Я дам тебе финансовый план. Просто поговори с ним… – Просто поговори с ним, – протянул Джордж с усмешкой, переводя взгляд с брата на Грейнджер и обратно. – Честно, мы до сих пор говорим об одном и том же человеке? Что там у вас происходит? Гермиона замялась, а Рон и сам посмотрел на нее в растерянности, не зная, что ответить Джорджу. Да, конечно, со стороны вся ситуация выглядела несколько странной… Гермиона уже открыла рот, чтобы выдать что-нибудь нарочито легкомысленное, когда в кабинет заглянула Лаванда. – Там внизу Гарри, – сообщила она весело, тут же вновь претворяя за собой дверь. – Гарри? – хотелось бы, чтобы ее тон не звучал так встревоженно, но Гермиона не могла за себя полностью поручиться. – Я оставил ему записку, – объяснил Джордж. – На случай, если он вернется с дежурства пораньше. Мы же пока живем вместе, – пояснил он для Гермионы на всякий случай. Она-то это прекрасно знала. Как и то, что за улучшение состояния Джорджа Уизли следовало благодарить именно Поттера. Все это было трогательно до слез (и это без всякого сарказма!), но встреча с Гарри Поттером в планы Гермионы этим вечером не входила. Рон как будто правильно считал перемену в ее настроении, потому что приподнялся с легкой извиняющейся улыбкой и произнес, обращаясь к Гермионе: – Вот так сюрприз! Не ожидали его! Ничего другого, как покинуть укрытие кабинета, все равно не оставалось, и Гермиона поплелась следом за парнями, спускаясь вниз. Там на пороге действительно стоял Гарри, уставший, с мокрыми от дождя и взъерошенными волосами, в уже неизменном аврорском плаще, с которого тоже стекало на пол. – Ты забыл чары, приятель? – Джордж первым протянул ему руку для крепкого пожатия. – Иногда приятно пройтись под дождем, – Поттер пожал плечами, устало улыбаясь. Его взгляд упал на Гермиону, и улыбка погасла на его лице, сменившись настороженным выражением, хотя он и кивнул ей. К чему была такая реакция? Возможно, Гарри гадал, в курсе ли Гермиона произошедшего в августе в доме Снейпа? Или кто знает, насколько он теперь обозлился, когда вся его упорная работа, судя по всему, не принесла тех результатов, на которые они в Аврорате рассчитывали. Гарри уселся на диван между Роном (с другого бока которого примостилась Лаванда) и Джорджем, а Гермиона с Невиллом и Луной сползли вниз, где растянулись перед телевизором среди вороха подушек. – Как вам удалось сделать так, чтобы магловский телик работал? – поинтересовался Поттер у Рона и его жены. – Ну, на самом деле, это не настолько сложно, как может показаться. Не удивлял же тебя Фордик отца? Есть способы… Рон принялся объяснять принцип волшебства, с помощью которого магловские предметы могли сосуществовать рядом с магией. Гарри слушал с большим интересом, казалось, впервые с момента его прихода в зеленых глазах появилась тень прежнего оживления. – У вас в университете тоже так могут? Учитывая, что ты можешь дозвониться оттуда даже на мобильный? – неожиданно Поттер обратился к Гермионе. – Да. Гарри хмыкнул, и она не могла разгадать, чтобы это значило – одобрение или нечто иное. Невилл взглянул на нее слегка озадаченно, видимо, тоже не совсем понимая реакцию их друга. Одна лишь Луна пребывала в безмятежном настроении. Фильм закончился, к видимому облегчению вновь прибывшего гостя, который так и не смог уловить нить повествования. Признаться, Гермиона и сама желала бы быстрее отправиться обратно – атмосфера уже не была столь же мирной, как в самом начале. Однако Лаванда предложила немного выпить, а Невилл с Луной охотно согласились, и Гермиона, не желая привлекать к себе излишнего внимания, решила дождаться однокурсников, чтобы вернуться в университет вместе. Момент, когда место на небольшой тахте рядом с ней занял Гарри, держащий в руках стакан с огневиски, она, признаться, упустила, слишком увлеченная тем, как преломлялось пламя свечи в ее бокале с красным вином. – Как видишь, я не такая скотина, которой вы, похоже, меня считаете, – начал он безо всяких обиняков, повернув к ней лицо. Гермиона вздрогнула, почему-то сразу безошибочно определив, что именно он имеет в виду. – Тебе не влетело от Кингсли? Гарри отвернулся, скривив губы в ироничной ухмылке и делая глоток алкогольного напитка. – Как мило, что ты переживаешь. Нет, Кингсли был слишком обрадован нашими успехами тогда, – продолжил он, не отрывая взгляда от проема окна перед ними, в которое били ветки растущей рядом вишни, совершенно голые сейчас. – Теперь, конечно, его настроение переменилось. – И кто, по-вашему, помогает этим людям бежать из-под заключения? – рискнула она задать вопрос. – Очевидно, что крыса где-то среди вас. – Да, – он серьезно кивнул, оборачиваясь. – И мы ее найдем. Но важнее всего доказать вину тех, кто стоит за этим. То, как он это произнес, заставило Гермиону поежиться – ледяной холод и решимость идти до конца сквозили в этих словах. Нельзя было сказать, что эти эмоции были направлены именно на нее, но некое предупреждение ей все же почудилось. – Работайте лучше, – Гермиона пожала плечами, против воли уходя в оборонительную позицию. – Пока вы только донимаете людей непричастных в их собственных домах. – Ты так уверена, что он не при чем, – Гарри покачал головой, глядя на нее с неприкрытой насмешкой. – Ладно, положим, подробности он не знает. Но у него точно есть, чем нам помочь. И он предпочитает молчать, ради тех выгод, которыми пользуется, хотя Кингсли предлагал ему помощь в возвращении в Англию, если он согласится. В очередной раз эта непроходимая упертость, которую Поттер демонстрировал в отношении своей позиции, взбесила ее так, что потемнело в глазах. Пришлось досчитать до десяти про себя, прежде чем ответить: – Не каждый считает себя обязанным участвовать в ваших крестовых походах, особенно после того, насколько мерзко вы умеете обходиться с людьми. – Лично я ничего плохого ему не сделал. Будь моя воля, я бы без лишних разговоров объявил Снейпа живым и принародно вручил ему его орден Мерлина. Наша встреча после войны произошла в обстоятельствах, над которыми мы оба были не властны, но он предпочел видеть во мне врага. – Гарри, он просто предпочел бы тебя не видеть, – устало вздохнула Гермиона и добавила, видя, как вытянулось его лицо: – Уж извини. Он посмотрел на нее хмуро, прежде чем процедить: – Не думай, что я не в курсе того, что ты делаешь для него. Вся эта работа с его патентами, ведение его дел с “Волшебными вредилками”… Помощь в продаже дома. Рад за вас безмерно, – он скривился. На миг ей показалось, что для Гарри характер ее отношений со Снейпом уже очевиден. Возможно, так оно и было. Но что ей было с этим делать? Да и стоило ли? – Только знаешь, – сплюнул он, – кто-то ведь занимается неблагодарной работой, которой кто-то должен заниматься, пока вы строите эту свою новую жизнь без оглядки на прошлое. – Я не умаляю твоих заслуг, – она покачала головой. – Просто не надо требовать и требовать у того, кто уже и так отдал все, что может, – произнесла она с осуждением. – Тебе ли не знать, какова жизнь, которая самому человеку не принадлежит, Гарри! Почему Снейп вновь должен идти в расход? – Какой расход, Гермиона? Он сам предпочитает сидеть в этом вашем университете, в окружении приспешников Волдеморта, по факту являясь их пособником, хотя ему предложили честный путь. Мне было не так уж и легко убедить Кингсли сделать ему это предложение… – Какое? Сдавать своих бывших соратников направо и налево? Стать информатором Аврората? А потом оглядываться всю оставшуюся жизнь? Ради сомнительных прелестей существования в обществе, которое до сих пор полощет его грязное белье? Еще и воспринимать это как милость с вашей стороны? Подачку? Гарри, ты совсем спятил? – Нет, лучше принимать милости от Моубрея, да еще и тебя во все это впутывать… – Обо мне можешь не переживать, это немного не к месту и не ко времени. Слова прозвучали ядовито, и Гарри сжал челюсти, показавшись при этом уязвленным. – Да, он тоже сказал, что ты во мне разочаровалась. – Гарри, я не… Он резко дернул плечом, заставляя ее замолчать. Какое-то время они сидели в тишине. – Знаешь, я ведь и Джорджу решил помочь, чтобы не допустить еще одну ошибку, когда рядом человек, которому плохо, а я слишком увлечен собой. Слежу за ним, вплоть до того, чтобы поел вовремя, чтобы выходил на работу, чтобы в квартире всегда было чисто. Чтобы алкоголя не водилось. Заставил обратиться в Мунго. С моей занятостью это не просто дается, но я его не брошу теперь. Ему нужно, чтобы постоянно кто-то находился рядом, в том числе, когда ему плохо и он не держит себя в руках. Чего он хотел от нее? Своеобразной индульгенции? Вряд ли она была ему нужна. Да и Гермиона, если подумать, уже вовсе не злилась на него за прежнее отчуждение и слепоту. Честно говоря, она даже не была теперь уверена, что имела право тогда предъявлять все эти бесконечные претензии к людям, с которыми и сама не была до конца честной. – Думаю, Джинни тебе очень благодарна. Гарри вздохнул: – Джинни вся в своей новой работе. – Нет, она очень переживала за Джорджа, – Гермиона тряхнула головой. – А, по-моему, ей вообще никто не нужен, – выдавил Гарри обиженно. – Ты не прав, – сжала она его колено. – Поверь мне. Гарри опустил взгляд, вдруг показавшись ей абсолютно опустошенным. *** Несмотря на довольно тяжелое окончание вечера, Гермиона размышляла о том, что общение с Уизли всегда напоминало возвращение в дом, который теперь казался и слишком тесным, и пропахшим пирогами Молли, в общем, совсем не таким, как просторные изысканные салоны, к которым она начинала привыкать, но любовь к которому из раза в раз вновь согревала сердце. Когда она переступила порог снейповского коттеджа, на губах у нее играла задумчивая полуулыбка, которую он, конечно же, сразу приметил. – Ты всегда такая оживленная, когда возвращаешься от Уизли, – произнес он с отвращением, сидя за кухонным столом и наблюдая за тем, как она проходит налить себе содовой. – Тебе кажется, – Гермиона хмыкнула. – Просто рада, что проведала их. Хотя не сказать, что вечер выдался таким уж простым. – Что ты имеешь в виду? – Гарри, – Гермиона закатила глаза. Когда она вкратце пересказала ему содержание их беседы, Снейп, что поразительно, не стал сразу плеваться ядом. Вместо этого он одарил ее долгим загадочным взглядом, а после спросил: – А ты не считаешь, что я должен был принять их предложение? Гермиона почувствовала себя так, будто прямо перед ней разверзлась бездна, а земля поменялась местами с небесами. Наверное, у нее даже глаза из орбит могли вылезти – так она на него уставилась! Это было немыслимо, если вспомнить, как он отреагировал на это их предложение в свое время, жестоко поссорившись с ней просто из-за того, что она, по своей неопытности, имела дурость слишком сильно приставать к нему с разговорами в тот вечер. А теперь… – Почему ты спрашиваешь? – прошептала Гермиона, чувствуя себя глупо и потерянно. – Ну, – он потер лоб, пряча от нее взгляд, – я никогда толком не интересовался твоим мнением на этот счет. Возможно, ты считаешь возможность вернуться в Великобританию достаточной платой за то, чтобы поработать на Кингсли. Он говорил это кислым, сдержанным тоном, и было видно, что сам он предпочел бы выпить купорос, нежели пойти на подобный шаг. – Это из-за того, что я сказала тогда, после лекции? – поинтересовалась Гермиона, робко, неловко улыбаясь. – Что готова разделить с тобой все, что может случиться? Да, это было похоже на правду, хотя и надеяться на подобное было боязно: на то, что ее открытость и страстное желание идти с ним до конца наконец-то начали доходить до него в полной мере, и теперь он, конечно же, принялся переживать, что лишает ее выбора, еще больше. Это было и смешно, и грустно, и так трогательно, и ценно! – Я не могу требовать от тебя этого всего, – Снейп сложил руки на груди, словно бы пытаясь закрыться от нее, хотя это было уже совершенно невозможно. – Если ты… Она нетерпеливо перебила его: – И, если бы я сказала – да, иди к Кингсли, потому что я хочу вернуться в Англию, ты бы?.. Вопрос повис в воздухе. Снейп поднял на нее недобрый, немигающий взгляд, походя в этот момент на удава. Гермионе стало не по себе, но решимость не давать поблажек перевесила. – Ты задаешь этот вопрос из чистого женского любопытства? Чтобы потешить свое тщеславие? – А ты свой зачем задавал? Для галочки, чтобы успокоить совесть? Ты сейчас поставил нас обоих в уязвимое положение, Северус, – она мягко улыбнулась. – Тот, кто честно ответит, скажет намного больше, на самом деле. Ты же вроде бы слизеринец… – Если бы ты захотела, я бы рассмотрел такую возможность. Подумал бы над этим. Слова были произнесены, и их вес был настолько ощутим, что ей как будто перестало хватать воздуха. Она села рядом, обнимая его и пряча лицо в изгибе мужской шеи. – Ты такой дурак! – Давай, оскорбляй меня, – пробормотал он, впрочем, прижимая ее к себе и гладя по голове. – Я бы никогда не стала требовать от тебя ничего подобного, – горячо зашептала она. – И мне абсолютно все равно, где жить – здесь, в Англии или где-нибудь еще… Главное, чтобы с тобой. Их губы слились в сладком поцелуе, который напоминал взаимную капитуляцию. Мелькнула мысль, вызвавшая в ней глубокое удивление – неужели это постоянное сражение между ними начинало подходить к концу? Как поразительно, учитывая, что проигравших, по ее мнению, как будто бы и не было. *** Заметки Джорджа вызвали у Северуса, если судить по выражению его лица, по меньшей мере изжогу. – Какое невежество! – произнес он с искренним отвращением. Но по крайней мере, ей, щедрыми посулами, слезливыми просьбами, угрозами и шантажом, удалось уговорить его рассмотреть предложение. Был канун Хэллоуина, и весь университет предвкушал скорое празднование. Они с Броган на этот раз разошлись не на шутку, придумывая наряды: Гермиона должна была нарядиться в духе мексиканского Дня мертвых – с венком, бусами и в традиционном гриме, а Броган раздобыла себе костюм Пиковой дамы. В этом году праздник приходился на понедельник, а значит воскресенье перед ним можно было провести, как угодно. И поскольку Броган, по ее словам, не хватало нескольких аксессуаров, которые ну никак не получалось раздобыть на острове, а заказать уже не было времени, подруга предложила Гермионе наведаться в Дублин. Конечно, было очевидно, что Броган просто хотелось прошвырнуться, хотя Гермиона с куда большим удовольствием прогулялась бы на традиционной аранской ярмарке, даже если бы это означало выпить ядреного ирландского чая, как в прошлом году. С покупками они разобрались быстро, но сразу стало ясно, что их прогулка затянется – О’Доннел сначала как бы невзначай поведала о том, что в министерстве сегодня планируется небольшой праздничный фуршет для узкого числа сотрудников и их семей. – Но я же не сотрудник и не член семьи, – усмехнулась Гермиона. – Ну и что? Ты ведь придешь со мной! Папа даже не надеется, что я приду, давай сделаем ему сюрприз! Гермиона очень сомневалась, что ее появление послужит таким уж радостным событием для Домналла О'Доннелла. Но Броган принялась по своему обыкновению канючить, и Гермиона, хотя и раздраженная ее несколько нелепой многоходовкой, с помощью которой Броган, по всей видимости, изначально собиралась затащить ее на это мероприятие, сдалась. Они слегка трансфигурировали свою одежду, сделав ее чуть более официальной, и аппарировали к ирландскому министерству. Немного поспорив с охранником и вынудив его отправить записку для судьи О'Доннелла, Броган с победным видом провела Гермиону с собой. В одном из залов, куда они добирались достаточно долго по многочисленным коридорам, действительно стояли столики с напитками и закусками, играла негромкая музыка, и сновали туда-сюда люди в парадных мантиях. Гермиона чувствовала себя ужасно скованно, хотя Домналл прошагал им навстречу с широкой улыбкой на лице, тут же принявшись представлять окружающим. Кое-кто помнил Гермиону еще с практики. Конечно, она понимала, что Броган руководствуется в первую очередь ее благом, таская в подобные места, но досада на то, что сделано это было так неожиданно, вновь возобладала в ней. Ее настроение понизилось еще сильнее, когда среди присутствующих она увидела лица Моубреев, старшего и младшего. – Это еще что такое? – прошипела она на ухо Броган. – Ты же говорила, что этот вечер – для министерских сотрудников… – Да, и для членов их семей. Он же его дядя, – та растерянно пожала плечами, и Грейнджер поняла, что крыть ей в общем-то нечем. Видимо, памятуя о своем двусмысленном положении теперь, когда помолвка была расторгнута, Кириан не решился подойти к ней, пока рядом была младшая дочь его несостоявшегося тестя. Однако стоило той отойти в уборную, как он тут же возник по правую руку от Гермионы. – Вижу, вы не упускаете возможности, Гермиона, – прошелестел он, не поворачивая головы. – Кто знает, возможно, мы с вами даже поработаем вместе. – Сомнительно, – уронила она, понимая, что ее ответ можно трактовать двояко. В нем вполне можно было усмотреть и намек на то, что самому Кириану недолго осталось занимать свою должность. Она обратила внимание на профессора Моубрея: по тому, как он держал себя, невозможно было предположить, чтобы его дела хоть сколько бы то ни было ухудшились. Осанка была идеальной, как и горделивый поворот головы, а голос звучал очень низко и так же ровно, как и всегда. Вокруг него, как и прежде, вились толпы жаждущих внимания. Она заметила, что Кириан проследил за ее взглядом. – Дядя хорошо держится. Несмотря на нападки ваших английских друзей. На самом деле, с вашей стороны, это ужасно дурной тон – являться сюда после того, что произошло. – Не понимаю, о чем вы, – она точно так же, как и он, смотрела прямо перед собой, отвечая ему. – Я едва ли имею отношение к произошедшему. И думаю, профессор Моубрей это отлично осознает. Краем глаза она заметила, как Кириан скривился. К счастью, Броган возвращалась, и завидев ее, Кириан мигом ретировался. – Чего он тут забыл? – подруга проследила взглядом за его нервно удаляющейся спиной, затянутой в темно-серый кашемир. – Стыдил меня, – Гермиона вздохнула, а после пояснила, видя, как Броган в недоумении нахмурилась: – За то, что явилась сюда, в ирландское министерство, в то время как мои друзья из Англии чинят беспредел. – А причем здесь ты… Вечер оказался не слишком затянут, и, к облегчению Грейнджер, постепенно все стали расходиться. Засобирались и они. – Папа, мы пойдем. Рада была увидеть тебя. – И я, дорогая. Мисс Грейнджер, – судья О’Доннел благорасположенно кивнул Гермионе. Они уже шли по коридору, когда их внимание привлекли люди в форменных мантиях, благодаря которым в них можно было узнать ирландских авроров. Броган придержала Гермиону, призывая ее остановиться. Они обе обернулись вслед прошедшим служителям правопорядка, которые направились мимо них прямиком в зал, где всё уже постепенно заканчивалось. Оттуда, где они стояли, было трудно что-то разобрать, но и Гермиона, и Броган, не сговариваясь, двинулись обратно, подгоняемые предчувствием надвигающейся бури. До дверного проема еще оставалось несколько шагов, когда из зала послышался пронесшийся среди оставшихся пораженный вздох. – Сэр, это какая-то ошибка, – первое, что они увидели, когда застыли в дверях, было восковое лицо Кириана, обращающегося к своему дяде. Тот лишь отрешенно покачал головой, глядя на племянника с холодным разочарованием. На запястьях Кириана уже мерцали кольца сдерживающих чар. – Кириан Эзус Моубрей, – аврор, видимо, продолжал свою речь, начатую ранее, ни на что не отвлекаясь, – вы не обязаны говорить что-либо. Однако это может навредить вашей защите, если вы не упомянете при допросе то, на что впоследствии собираетесь ссылаться в суде. Всё, что вы скажете, может быть использовано как доказательство. Домналл О’Доннел повернулся в их сторону, поджав губы. Непонятно, рассчитывал ли он на то, что они уже ушли достаточно далеко, чтобы вызвать авроров в их отсутствие. Броган стиснула ее руку, и Гермиона почувствовала, насколько ладонь девушки рядом с ней холодна. Кириан Моубрей тоже посмотрел на них, но, в отличие от судьи, его, казалось, интересовала одна только Гермиона – именно ей он послал взгляд, полный страстной, всепожирающей ненависти. А потом, конечно, случилось много всего – встревоженные вопросы Броган, на которые ее отец отвечал уклончиво; их возвращение в Аран, бесконечное обсуждение случившегося, бессонные ночи; письмо для нее и Северуса с вызовом на допрос… А потом… а потом… а потом…