Северный ветер больших перемен

Глядя сквозь мутноватые оконные стекла на удручающую, тоскливую улицу, тянущуюся вдоль террасных домов Паучьего тупика, грязь и запустение которого не смягчали даже надвигающиеся сумерки, Гермиона могла понять, откуда берет свои корни убежденность Северуса в том, что он не достоин лучшего. Откуда в нем такое недоверие ко всему хорошему. Да, ошибки юности, заставившие платить по счетам непомерную цену, сыграли свою решающую роль, но многое шло прямиком из детства. В конце концов, бытие действительно определяло сознание. Ей казалось, что она очутилась в мире самых безрадостных из историй Диккенса. В этом было что-то еще, какая-то невольная ассоциация. Гермионе пришлось напрячься, погрузиться в собственные мысли, чтобы, наконец, ухватить нить этих смутных предположений. Оформиться до конца им помогла вчерашняя прогулка к местной церквушке и примкнувшему к нему кладбищу, где среди скромных могил, принадлежащих, преимущественно, простым работягам, лежала в земле под совсем простым надгробием и бывшая слизеринка Эйлин Снейп. Казалось, британские волшебники зачастую относились к религии абсолютно поверхностно, если и придерживаясь каких-то канонов, то ограничиваясь лишь внешней их стороной, но… сколько на самом деле было в том же Дамблдоре этой чисто викторианской, англиканской морали о том, что сироты и бедняки не заслуживают ничего хорошего, от природы неся в себе зерна божьего гнева? Учитывая возраст Дамблдора, не отсюда ли проистекала его непоколебимая уверенность в хороших от природы гриффиндорцах (ко всему прочему, еще и красивых мальчиках из приличных семей) и всегда порочных слизеринцах, коим недоступно даже искупление? Она знала, что Северуса до сих пор коробила фраза мертвого лидера (призванная быть горячим комплиментом) о том, что распределение происходит слишком рано. Выходило, что возможность приближения к чему-то достойному была неразрывно связана с допущением того, что Слизерин – лишь роковая ошибка, не более. И, глядя вокруг себя, Гермиона невольно сама начинала испытывать гнев и разочарование. И обиду, обиду за Северуса. Ей хотелось расспросить о его родителях побольше, но все никак не находилось правильного момента. Конечно, в общем и целом, любому мыслящему человеку все было ясно и так. Но все же, как так вышло, что чистокровная ведьма позволяла столь ужасно обращаться и с собой, и со своим ребенком? Какие еще травмы скрывались здесь? Несмотря на окружающую их депрессивную обстановку, последние три дня прошли вполне миролюбиво, без напряга. Она старалась держаться как можно деликатнее, и Северус, по всей видимости, был ей за это глубоко признателен. Он больше не дичился, они вновь много разговаривали и вместе встретили риэлтора местной компании, который, как и предполагал Северус, намеревался продать дом застройщику. Цена была в общем-то бросовой, но, возможно, могла стать подспорьем для чего-то другого. Продать этот дом, как теперь понимала Гермиона, было действительно хорошей идеей для него. Своего рода, терапевтической. Если и было в хранении всех этих воспоминаний нечто хорошее, то оно, по всей видимости, перестало иметь для него ценность. Его воспоминания об этом месте... Мысли о том, что само по себе оно делало его несдержаннее и грубее, словно приближая к образу собственного отца… Его отчуждение первых дней… Возможно, это была всего лишь попытка защитить ее от себя самого. Только вот Гермионе не нужна была такая защита. Многое в их отношениях шло будто задом-наперед. Без признаний в любви, но с тяжелыми разговорами о семейной жизни. Без всей правды с его стороны относительно того, что происходило в данный момент, но с мучительными откровениями о самом постыдном и сокровенном. Как к этому следовало относиться? Она не была уверена до конца. Многое на данный момент оставалось просто принять. – Иногда мне кажется, что все происходящее – лишь лихорадочный полубред, вызванный ядом Нагайны, – признался он, прижимаясь губами к ее макушке, когда они, запыхавшиеся, сжимали друг друга в объятиях, под худой местами, крышей этого дома. Гермиона приподняла голову, чтобы заглянуть в его глаза в свете неровного пламени лампы, ощущая, как буквально проваливается в чернильную тьму ночи, на сей раз удивительно мягкую. Ей очень хотелось, чтобы все мучительные переживания сгинули для них, и особенно для него – безвозвратно. Но днём реальность порой подкрадывалась, заглядывая в ее мысли, нашептывая вопросы. Осмотрев комнату поменьше, ту, которая находилась на втором этаже рядом с его спальней, Гермиона обнаружила, что это была, по всей видимости, его детская. Узкая пружинная кровать в углу, старый стол, заваленный учебниками за шестой и седьмой курсы вперемешку с пожелтевшими журналами по квиддичу, кое-какое дешевое лабораторное оборудование и слизеринский галстук, небрежно висевший на спинке стула. Это была, пожалуй, самая заброшенная и бедная комната из всех. Под потолком на проводе висела лампа, даже без абажура. Здесь не было ничего нового, все та же унылая необустроенность. Все это было, пусть важным и мучительным, но прошлым. Которое скоро перестанет существовать в буквальном, физическом смысле. Погруженная в свои мысли, Гермиона спустилась вниз. – Северус, – решила она спросить о том, что временами обдумывала с начала их путешествия по Италии, не в силах выкинуть из головы до сих пор. Они уселись на кухне, решив выпить кофе, который Гермиона варила в старой медной турке, обнаруженной в самом конце напольного шкафа с тонкими хлипкими дверцами, – ты всегда говорил, что не бывал за границей. Она дождалась, когда полностью завладеет его вниманием, поскольку Северус, казалось, пребывал в своем обычном для утра, немного хмуром, созерцательном настроении. Чуть погодя, она продолжила, не получив с его стороны никакой реакции, кроме долгого взгляда: – Но ведь насколько я поняла, после войны, когда тебя подлечили, ты жил какое-то время на заграничной вилле Малфоев. Где она, где-то на Средиземном море? Выражение его глаз стало осмысленнее и, вместе с тем, как будто почти неуловимо жестче. – Во Франции, – он глотнул терпкого напитка. – Но я совсем не покидал того места. Жил там до самого возвращения в Англию. – Миссис Малфой пригласила тебя? Уголки его рта поползли вверх, складываясь в двусмысленную, недобрую улыбку. – Пригласила, да. Отдавала долги. – Это не был дружеский жест? – Укрывать меня от министерства? В то время, как ее семья сама висела на волоске? Скорее, у нее просто не было выбора. Гермиона кивнула. Речь опять шла об этом их слегка ущербном, как ни крути, слизеринском братстве. Судя по Северусу, тема его порядком напрягала, и она отступила. Было уже начало сентября, дела шли к своему завершению, не за горами было подписание документов и регистрация сделки. В этот день Грейнджер собиралась наведаться на Косую аллею, продать некоторые книги и лабораторное оборудование. Она планировала действовать осторожнее, не привлекая к себе лишнего внимания, поэтому нарядилась как самая обыкновенная волшебница: в серую мантию из тонкой шерсти, в которой было вполне комфортно в это уже по-осеннему зябкое утро. Легкие чары, которые помог наложить Северус, делали ее особенно не запоминающейся при случайном мимолетном контакте. Косая аллея встретила ее такой привычной, хотя и немного позабытой суетой. У Гермионы не было особого желания посещать известные ей места или наведываться к знакомым; было лучше не привлекать к себе внимания по многим причинам. Даже магазин братьев Уизли она предпочла в этот раз игнорировать. Быстро сторговавшись с лавочниками, она оставила все перевязанные узлами книги, выручив за них вполне ожидаемое количество галлеонов, и направилась в магазин, торговавший подержанным лабораторным оборудованием. Там дело пошло несколько труднее – торговец слишком сильно занижал цену, и Гермионе пришлось проявить кое-какие свои навыки убеждения. – Вы посмотрите сюда, – нахмурившись, она перевернула серебряный термостат, указывая на клеймо, – это “Келлер и сыновья”, вы не видите? Сварливый старик не больно-то пошел навстречу, но несколько сиклей сверху накинул. Снейп строго-настрого наказал ей не страдать ерундой и сбыть все быстро и без разговоров, но Гермионе было почти физически больно отдавать эти вещи за бесценок. Хотя надо признать, что лабораторные приборы Северус по большей части оставил себе, намереваясь использовать у себя в Аране. – Ох, мисс Грейнджер, – звуча елейно, хозяин магазина неожиданно обратился к ней по имени, хотя ранее, казалось, не признавал в ней женскую часть Золотого трио, – лишь из уважения к вам. Гермиона подозрительно вскинула брови, но в конечном итоге признательно кивнула. Пора было возвращаться домой, она и так потратила на все это мероприятие слишком много времени. Вернувшись в Коукворт, она обнаружила Северуса в лаборатории. – Вот, – мешочек с монетами, который она протянула ему, был не таким уж легким. – Пришлось постараться, – ухмыльнулась Гермиона. – Не сомневался в твоих деловых качествах, моя дорогая Гермиона, – протянул Снейп, посмеиваясь. – Косая аллея на месте? – Что с ней станется! Они решили отпраздновать избавление от хлама, и Северус повел ее в местный новый паб, чуть более презентабельный и не так сильно воняющий капустой, жареной рыбой и кислым дешевым пивом, как любимое место здешних завсегдатаев, держащее свои двери открытыми с 1834 года, если верить деревянной табличке над дверью. Возвращались домой они ближе к пяти, идя вдоль источающей незабываемый аромат химикатов речки. В отдалении не прекращая дымила труба, заволакивая небо сизыми облаками. Ее внимание привлек кусочек леса, сиротливо подступающий к кромке воды. Хилый, тонкий, он все же служил островком зелени в этом лабиринте однотипных серых улиц. Что-то в том, как покачивались на ветру старые качели, поскрипывая, навело Гермиону на неясные, смутные то ли воспоминания, то ли ассоциации… По лицу Северуса определить что-либо было невозможно, но если догадка Гермионы была верна… Перед глазами стояла картина, которую ей нарисовал Гарри – девочка с волосами, в которых сверкало солнце, раскачивалась все выше и выше, смеясь и озаряя своим жизнелюбием все вокруг. Отчего-то на сей раз все это не вызвало в Гермионе ядовитой ревности. Невольно представился тот ужас, который этой женщине довелось испытать перед смертью. Страх, отчаяние неизвестности – что ждало ее ребенка в следующий миг, миг без нее, когда она уже ничем не сможет ему помочь? И до сих пор тут качались на ветру эти качели, молчаливые свидетели тех первых дней, еще полных надежды. Северус шагал молча, глядя себе под ноги, и она тоже предпочла сдержаться. Были моменты, когда любые слова – лишние. Когда они вернулись в дом, чтобы не сидеть оставшийся вечер в этих гнетущих стенах, Гермиона предложила заварить чай и, налив его в термос, выйти на задний двор. Так, накинув на плечи теплые свитера, они сидели на рассохшейся лавке у старой кирпичной стены и попивали дарджилинг, горсть которого обнаружили на здешней кухне. Гермиона и сама не знала, с чем это связано, но терпкий, пахнущий чем-то мускатным и землистым напиток казался ей сейчас чуть ли не самой превосходной чашкой чая в ее жизни. Судя по тому, с каким видом Снейп пил из своей кружки, и как трепетали его ноздри, когда тонкие завитки пара достигали их, прежде чем раствориться в этом сыроватом, пахнущем чем-то болотным, вечернем воздухе, он был близок к ней в своей оценке. Совершенно неожиданным образом вечер получился странно уютным. – Эй, Северус, – они синхронно вздрогнули, повернувшись туда, откуда проскрипел старческий голос с местными округленными гласными: к полуразрушенной кирпичной стене, отделяющей этот двор от соседнего и поросшей плющом. В дыре виднелся силуэт старика, в котором Гермиона сразу же узнала Джона, того самого, на которого наткнулась в свой первый визит сюда черт знает сколько времени назад. – А я-то все гадал, не померещилось ли, что тут кто-то есть? – Джон приподнял ногу, перешагивая. – Думал уж, может, мальчишки залезли… О, вечер добрый, мисс! Серые глаза на широком лице тут же загорелись, осматривая ее с головы до пят. Гермиона не сомневалась, что он узнал ее. Северус приподнялся, пожав протянутую ему мозолистую руку в старческих пятнах. – Как рад, как рад, – Джон с силой встряхнул бледную снейповскую ладонь. Внимание его при этом было полностью поглощено Гермионой. – Мы с вами виделись, мисс, не так ли? – Да, сэр, – Гермиона выдавила из себя улыбку. – Хотите чаю? – она приподняла термос. – Я принесу еще кружку. – Отчего бы и нет? Смочить горло всегда за радость. Она быстро прошмыгнула обратно в дом через заднюю дверь под лестницей, надеясь, что ее румянец не слишком бросался в глаза. Конечно, старый Джон был всего лишь пожилым маглом, по крайней мере, так сказало бы большинство волшебников, которых она знала, но ее пиетет перед старшими от этого нисколько не зависел. В любом случае, было неловко объяснять, почему она теперь сидит на заднем дворе этого дома в сумерках, одетая по-домашнему, и пьет с Северусом Снейпом чай. Особенно учитывая, что она сама признавалась, что тот был ее школьным учителем. Можно было лишь надеяться, что Снейп сам найдется с тем, что сказать. – Мы с Гермионой теперь вместе, – услышала она его баритон в тот миг, когда переступала порог, чтобы вновь появиться перед ними. Головы мужчин повернулись к ней. В глазах Северуса мерцал насмешливый огонек (конечно, он не мог не подтрунить над ней, учитывая, что был в курсе обстоятельств ее знакомства с его соседом!), зато старый Джон смотрел на нее почти с отеческим умилением. – Какая отличная новость, Северус! – засмеялся тот совсем по-доброму. – Чай превосходный, мисс, – подмигнул он ей, прихлебывая из протянутой ему кружки. Они еще немного поговорили и разошлись вполне довольные друг другом. После разговора со старым Джоном на сердце стало удивительно легко. – Какой хороший старик, – заметила Гермиона, улыбаясь. – Он понравился мне еще в прошлый раз, хотя наше знакомство и носило характер скорее мимолетный. Северус, сидя за кухонным столом, улыбнулся, но какое-то время продолжал молчать, рассеянно наблюдая за тем, как она с помощью магии наводит вокруг порядок. – Он был добр к моей матери, – неожиданно обронил он, поднимая на нее взгляд, на сумрачной глубине которого плескалась печаль – теперь она уже могла уловить таковую. – Жалел ее, хотя совсем не понимал и даже, пожалуй, осуждал – как может честный работяга осуждать женщину, совершенно не способную вести быт – ни штаны своему сыну залатать, ни мужу приготовить сытный ужин из тех продуктов, что по карману, – он безрадостно усмехнулся. – Но тем ценнее было его участие, потому что легко жалеть тех, кого мы считаем правыми и понимаем. Гермиона, как и была, с тряпкой в руках, присела к нему поближе. Стараясь не спугнуть, чувствуя себя так, словно ищет подход к дикому животному, она осторожно поинтересовалась: – Но твоя мать была волшебницей. Почему ей было так трудно?.. Магия ведь многое облегчает. Гермиона искренне недоумевала, хотя и старалась держаться как можно более нейтрально и деликатно. Но взять хотя бы ту же Молли Уизли. Не будучи колдуньей, едва ли бы та смогла так ловко управляться с такой большой семьей на одну лишь зарплату Артура. – Тогда я и сам не мог этого понять и много злился, уже когда стал взрослее. Мне казалось, что моей матери все равно – она не думала даже о том, как выглядит сама, не то что я. Помню стыд, который испытал на платформе, когда на четвертом курсе она вдруг сподобилась проводить меня – неряшливая, почти уже седая, сгорбленная. Рядом с мамами других она слишком сильно бросалась в глаза, совсем не в лучшем смысле этого слова. Снейп замолчал, как будто ему физически тяжело было продолжать, и – одновременно – он не мог сдерживать накопившиеся слова дальше. Спина его была неестественно прямой, а тяжелые надбровные дуги делали взгляд еще более угрюмым из-за сведенных густых бровей. – Теперь же я понимаю, что, скорее всего, моя мать просто страдала клинической депрессией или чем-то в этом роде. – Мне казалось, что, несмотря ни на что, ты был сильно к ней привязан. – Это так, – он отрывисто кивнул. – Какой бы она ни была, лучшего я не знал, и она была моей матерью. В свои терпимые времена, еще до Хогвартса, она одна могла отвлечь меня от окружающей нас действительности. Много рассказывала о магии, давала читать книги, которые смогла захватить с собой из семейной библиотеки… Не сказал бы, что это чтиво подходило ребенку, – он криво улыбнулся. – Оно скорее подталкивало мой детский ум в сторону довольно мрачную… Едва ли такое способствовало хорошей социализации в окружении магловских детей, зато неплохо развивало в умственном плане. Хотя тоже довольно специфично, конечно. – Как они с твоим отцом вообще познакомились? – Сие есть тайна даже для меня, – он с благодарностью принял из ее рук очередную чашку с чаем. В конце концов, не было такого разговора, который чай не сделал бы чуточку приятнее. – Говорили, мой отец когда-то был парнем, не лишенным харизмы. Мне трудно судить, я застал уже мужчину, скорее изуродованного нищетой. Ему нужна была жена другого толка, чтобы вместе тянуть лямку жизни, как другие семьи тут, а ему досталась моя мать – вечно грустная женщина, для которой все здесь было страшно и непривычно, да таким и осталось до самого конца. Это его не оправдывает, конечно, – зло процедил он. Его кадык дернулся, и Снейп на миг отвел взгляд: – Он был ублюдком, поднимающим руку на женщину после того, как надерётся в пабе. Жаль, что моя мать была дурой, которая всегда шла у него на поводу, не способная отстоять ни себя, ни даже своего сына, – он замолчал, но вскоре продолжил: – Под конец их жизни, должен признать, их отношения в некотором роде улучшились, – тон стал зло-ироничным, но она чувствовала горечь, скрывающуюся за этим. – Когда она решила, наконец, разделить его предпочтения в досуге, и они стали злоупотреблять алкоголем на пару. Все, что он говорил, буквально придавливало своей тяжестью. Картина, которая вырисовывалась перед глазами – двое слабых, несчастных взрослых, крайняя нужда и ребенок, которым пренебрегают. – Уж не знаю, откуда в голове моей матери вообще взялась эта блажь – выйти замуж за магла, да еще и за необразованного разнорабочего… Она была совсем не красавицей, так что, возможно, роль сыграла низкая самооценка. Да и ее отец, мой дед, насколько знаю, был человеком довольно жестоким, – Снейп говорил сухо и лишь коротко пожал плечами. – Она призналась в том, что ведьма, далеко не сразу, уже после моего рождения. Для моего папаши, к тому времени угодившего на заводе под сокращение, это оказалось ударом. Он был человеком довольно темным и, ко всему прочему, посещающим церковь, где воспринимал все сказанное на проповеди в том ключе, в котором был способен в виду уровня своего развития… Не удивлюсь, что он был напуган и, чтобы не бояться, решил стать жестоким. – Северус, – она невольно вздохнула. – Я не хочу говорить банальности про то, как мне жаль. Просто, кажется, не имею на них права. Но знай, я очень рада, что ты решил поделиться. Я очень благодарна тебе за это. – Ну, я подумал, что ты имеешь право знать о человеке, с которым имеешь дело, чуть больше, – он безрадостно улыбнулся. – Ты не обязан был… – Я бы так не сказал. Ты заслуживаешь знать предысторию этого места. В ней, в конце концов, скрываются причины многих… вещей. Он закончил свою мысль удивительно неловко, даже косноязычно, для человека, известного тем, что его язык был остер, словно бритва. Но Гермиона поняла, что именно он желал до нее донести. Он был человеком, которому даже его мать преподнесла урок того, что он не важен, что ему не у кого искать защиты. Человеком, который не имеет никакого нормального опыта внутрисемейных отношений, чтобы на него опираться. – Ты сказал, что твоя мать не общалась с тобой из-за того, что ты ранил своего отца, а потом… в следующий раз она была уже мертва. – Так и есть. Это было лето перед седьмым курсом. Тоби ее ударил, а я кинулся на защиту, в первый и последний раз в этой жизни забыв на эмоциях, что у меня есть палочка, хотя к тому времени мне уже исполнилось семнадцать. Я был в такой ярости, что просто схватился за кухонный нож. К сожалению, она решила, что с моей стороны такое поведение неприемлемо, – он презрительно хмыкнул. – С упрямством, достойным лучшего применения, она полностью игнорировала меня до самого моего отъезда в школу… Меня вызвали домой в середине года, на похороны. По версии магловских властей, она задохнулась из-за протечки газовой колонки. Скорее всего, мама отравилась, когда пыталась в нетрезвом виде сварить простое зелье на продажу… Время от времени она промышляла таким, когда денег переставало хватать даже на самый необходимый минимум. Это был какой-то кошмар. Вспомнились его слова в Австралии, когда Северус сказал ей, что она понятия не имеет, что такое родители, которых стоит стыдиться. Боже! Хотелось перенестись в прошлое, схватить этого мальчика в охапку и увезти подальше от этих никчемных людей, которым воспрещено было приближаться к детям, не то что заводить собственных. Хотелось отхлестать его мать по щекам, чтобы пришла, наконец, в себя, а ее мужа ударить между ног каким-нибудь увесистым сглазом. Существовала волшебная кувалда или что-то в этом роде? Однако надо было признать, что она первая, понадобись такое и будь в ее силах, подтолкнула незадачливую Эйлин Принц к этому безобразному маглу, лишь бы в результате их сомнительного союза появился на свет ее дорогой Северус, главная удача в жизни этой слабой несчастной женщины, которую та совершенно не оценила, как будто бы даже и не заметив. – На похоронах в последний раз я увидел своего папашу. В том же году этот пьяница утонул в здешней речке. На его похороны я уже не ходил, отказавшись прерывать остаток учебного года. Она молча пересела к нему на колени, утыкаясь носом куда-то в изгиб шеи, ощущая себя в полнейшем беспорядке. Его рука стиснула ее талию, и у Гермионы вырвался короткий горестный вздох. Пришло чувство, как будто она долго держала себя слишком жестко и прямо, а теперь этот штырь вынули наружу. Что-то подобное сейчас испытывал и он сам; и вот они сидели тут, оба словно ослабленные, но на самом деле просто многое отпустившие. Северус положил голову ей на плечо, делая место у себя за ухом трогательно беззащитным, чем невозможно было не воспользоваться, прижавшись губами. Второй короткий, но горячий поцелуй Гермиона запечатлела на его тонких губах, совсем сейчас холодных. – Спасибо, что рассказал мне все эти вещи. Северус покачал головой, слегка отстраняясь, чтобы взглянуть на нее. Этот взгляд был взглядом в тысячи миль – на нее как будто смотрел тот худой, всеми отвергнутый подросток. Но несмотря ни на что, пусть сейчас он выглядел смертельно уставшим – лицо было пепельным, а между бровей вертикальная полоска углубилась, как никогда – Снейп держался гораздо спокойнее, чем за долгое время. – Впервые вижу женщину, которая была бы искренне не против выслушать такие откровения. А минуту назад ты и вовсе выглядела так, словно готова убивать, – он слабо улыбнулся. – Лили скорее пугалась и кисла, если я честно отвечал, как дела у меня дома… Он осекся, как будто и сам удивился невольному признанию. Гермиона почувствовала, как мгновенно окаменели мышцы под ее руками. Казалось, даже дыхание у него сперло. Непонятно было, какой он ожидал от нее реакции. Наверное, что она обидится и отстранится, или расстроится из-за неуместного сравнения с мертвой возлюбленной, пусть и в комплиментарном ключе. Но его почти осязаемый страх перед последствием своего замечания лучше многих слов сказал ей о том, что в этом не было ничего, чтобы попрать ее женскую гордость, лишь невольное размышление. – Ну, тогда хорошо, что я – не она, – фыркнула Гермиона, иронично вздернув бровь. Снейп лишь задумчиво усмехнулся, глядя на нее с каким-то новым, особенно явным удовольствием. *** Их дела здесь подходили к своему завершению. Они расслабились, уже почти не таясь покидая дом, пусть Северус и проверял каждый вечер чары, которые заставляли окружающих, будь то маглов или волшебников, думать, что за темными окнами нет никакой жизни. Осень здесь была слякотной и серой, не имеющей ничего общего с той золотисто-багряной роскошью, к которой привыкла Гермиона. Правда Аран тоже не мог ею похвастаться наравне с предместьями Лондона или шотландским нагорьем, но там была своя атмосфера – атмосфера суровой природы, скалистый ландшафт которой обрамляли свинцовые волны Ирландского моря, в это время года уже всё более по-зимнему угрюмые. Гермиона не понимала, какие чувства в ней вызывает скорое возвращение в университет. С одной стороны, привязанность к этому острову, к величественному средневековому ансамблю главных зданий, жилых коттеджей и аллей, к людям, к их с Броган студенческой жизни, несмотря ни на что, по-своему уютной и веселой, а главное, к той уникальной среде, в которой познание было главной и целью, и стимулом, заставляло ее смотреть на скорое отбытие туда с оптимизмом. С другой стороны, нельзя было не признать, что даже эти четыре неполных месяца, которые они с Северусом провели вдвоем, вне бесконечных интриг и токсичной обстановки, пошли им на пользу больше, чем многочисленные дни совместного времяпрепровождения в условиях замкнутого пространства. Так или иначе, от жизни было не убежать, и ее вызовы нужно было уметь принимать, какими бы они ни были. Они оба согласились, что как только все документы будут подписаны, а деньги перечислены на магловский счет Северуса, специально открытый для этих целей, они отправятся на Инишрунду и отпразднуют день рождения Гермионы уже там. А пока стоило получать удовольствие от этой странно тихой жизни на окраине промышленного Коукворта. Она и раньше ведь понимала это, если быть честной. То, что все мысли касательно того, чтобы в очередной раз все изменить, бросить и сбежать – не более, чем игра, возможность хотя бы в фантазиях проживать сценарий, в котором они полностью свободны и не связаны никакими условностями, тайнами и счетами, по которым придется платить рано или поздно. *** Гермиона была занята составлением социологического опроса для домашних эльфов. Хотя перед ней не стояло уже задач столь смелых, как полное искоренение волшебного рабства, что-то делать с тем, чтобы эти разумные существа не становились жертвами жестокого обращения, имели право на защиту и поддержку в трудных жизненных ситуациях, было необходимо. Конечно, группа респондентов будет ограничена университетскими эльфами, по крайней мере, пока. Но даже этих данных – как эльфы попали в Аран, имели ли опыт перехода от одного хозяина к другому, насколько болезненным он для них был, с какими трудностями они при этом столкнулись, не задумывались ли о возможности работы в формате официального трудоустройства, влияет ли принадлежность к той или иной эльфийской общине и выход из нее на устоявшиеся социальные связи отдельного индивида, и все в таком духе, – хватило бы, чтобы сделать первоначальные выводы, с которыми ей предстояло дальше работать с профессором Дрейком. Снейп, впервые за день, наконец, показавшийся из лаборатории, перегнулся через плечо Гермионы, мазнув волосами по ее щеке. Его глаза быстро забегали по строчкам, написанным простой магловской ручкой в ее рабочем ежедневнике. Уголок этого ядовитого рта пополз вверх, и Гермионе захотелось пребольно ухватить Северуса за ухо, чтобы перестал так ехидно ухмыляться. – Дорогая, идеи социальной революции все так же мешают тебе спать? – промурлыкал он, запуская при этом свои длинные пальцы за ворот ее водолазки, чтобы размять затекшую шею. Это было чертовски приятно, настолько, что Гермиона была почти готова простить его злоязыкость. Откинувшись назад, она вздохнула. – Кто-то должен думать о таких вещах. – И это непременно должна быть ты? Она посмотрела снизу вверх на то, как блестят его глаза, и невольно протянула руки, обхватив мужскую шею и принуждая Северуса наклониться еще ниже, для поцелуя. Увы, ей не суждено было узнать, каким бы вышел этот поцелуй: тягучим и глубоким, ласковым и легким, прикусил бы он ее нижнюю губу, а может быть, она бы приласкала его злой язык своим, сделав его совсем податливым… В дверь бесцеремонно и даже как-то гневно постучали. Они оба замерли, как были, глядя друг на друга, и зашевелились тоже одновременно. – Кто это? – Гермиона растерялась. – Что за… Снейп резко крутанулся на месте, выхватывая палочку и устремляясь к окну, чтобы отбросить штору – все равно для находящегося на улице все оставалось бы прежним на вид. – Паршивец… Гермиона подскочила следом, не на шутку встревоженная этими шипящими, полными ненависти звуками, которые сорвались с презрительно искривленных губ, где-то в глубине души прекрасно понимая, кого сейчас увидит. И действительно, прямо на ветхом крыльце стоял сам Гарри Поттер с видом весьма отчаянным и грозным и что есть мочи, совершенно по-магловски, колотил в дверь, время от времени еще и пиная ту ногой в тяжелом аврорском сапоге. – Снейп, открывайте! Я знаю, что вы здесь, ваши чары меня не обманут! Гермиона сглотнула, повернувшись к Северусу. Его вид буквально кричал: если он и откроет, то лишь чтобы поприветствовать Поттера Авадой Кедаврой прямо в дверях. – Как думаешь, если я с порога вышибу ему мозги, я тем самым обнулю то, чем занимался семь лет своей жизни, или это другое? – почти дословно воспроизвел он ее догадки. Гермиона молча сжала его предплечье, заставляя посмотреть на себя. – Я думаю, лучше открыть. Северус поморщился, глядя в ответ так, будто она предавала его доверие. – Он точно не сможет вскрыть защиту, – возразил он с упрямством, пока в глазах плясало темное пламя. – Пусть докажет, что я находился тут! Его взгляд, полный ненависти, вернулся к мальчишке. Гарри меж тем поправил очки: – Если не откроете, то в следующий раз я приду с ордером… Гермиона ахнула: – Северус! Ты же сам все понимаешь! Снейп заскрежетал зубами, еще более злой, как будто из-за того, что ему приходилось признать ее правоту. – Ладно, – дернул он головой. – Сиди там, тихо, – совсем неожиданно для нее, одна из книжных полок отъехала в сторону, являя потайной закуток. Времени разбираться и задавать вопросы не было, и Гермиона прошмыгнула туда, чувствуя себя буквально замурованной, хоть Снейп и оставил ей крошечную щелку, почти незаметную снаружи, но позволяющую иметь пусть ограниченный, но обзор, а также доступ к кислороду. Оставалось только радоваться, что у нее не было дурной привычки разбрасывать вещи, и, как часто удивлялась Броган (сама та еще бардачница), Гермиона скорее оставляла любое место после себя в таком виде, что сложно было в итоге предположить о ее недавнем там присутствии. В этом угадывалось нечто невротическое – привычка человека, живущего как на иголках слишком долго, но теперь подобное было только на руку. Она слышала, как Северус прошел в прихожую и резко отворил дверь, так, что та ударилась о стену, отскочив обратно и жалобно скрипнув. – Здравствуйте, профессор Снейп, – послышался голос Гарри, вдруг удивительно вежливый. – Спасибо, что не стали играть в прятки. Я все равно точно знал, что вы здесь, хоть чары говорили обратное. Если бы вы не сделали этого, мне бы пришлось… – Говорите, зачем вы здесь, или проваливайте. Гермиона знала этот тон, знала эту его ярость, скорее напоминающую медленный яд, нежели пламя. Видимо, на Гарри таковая тоже возымела пусть кратковременный, но парализующий эффект. – Вы знаете условия вашего соглашения с министерством магии Соединенного королевства, – переход на почти официальный тон должен был, видимо, скрыть досаду и растерянность. – Ваше посещение Великобритании строго регламентировано. – Мое посещение волшебной Великобритании строго регламентировано, Поттер, – ядовито процедил Северус. – У меня есть и магловские документы, я, в конце концов, подданный Её Величества королевы Елизаветы II, – с издевкой, явно паясничая, протянул он, – а это дом, полученный мной в наследство от моего отца-магла, и он находится, если вы не заметили, в магловском месте. – Почему вы не поставили в известность министра Шеклболта? – Потому что не захотел. Была секунда-другая молчания, во время которой Гермионе показалось, что она услышала чей-то нетерпеливый вздох. Поттер опять заговорил. – Мы будем препираться на пороге, или вы расскажете, как так вышло, что Гермиона продавала ваши вещи на Косой аллее, уже в гостиной? Опять несколько мгновений она не слышала ничего, а после увидела, как Гарри появился в комнате. Вблизи он выглядел не столь решительно, как ей казалось, когда она смотрела на него, стоящего снаружи. Было видно, что он нервничает. Северус вошел следом, уже убийственно спокойный, хотя можно было только догадываться, сколько гнева скрывалось за этой маской. – Зачем вы провоцируете? – не выдержав, Гарри вновь вскинулся. – Вам были названы условия, вполне лояльные условия, неужели так трудно их соблюдать? – Поттер, – Снейп медленно улыбнулся, и эта улыбка была настолько неприятной, что даже желудок Гермионы дернулся, – если я провоцирую, то вы, как я погляжу, с нетерпением ждете этих провокаций. Вас аж потряхивает от предвкушения… Иначе как объяснить, что вы примчались, едва заподозрив, что я могу быть здесь? Она не видела лица Гарри, лишь его напряженную спину в серой форменной одежде и коротко стриженный затылок. Его ладони сжались. – Время и сейчас не слишком спокойное, – проговорил он, все же стараясь владеть собой. – Вы знаете, чем занят Аврорат, теперь совместно с Конфедерацией. У меня есть осведомители, которые приносят мне информацию обо всем необычном, что происходит в сердце волшебного Лондона, – это прозвучало слегка самодовольно, с ноткой превосходства. – Когда ко мне поступила информация о том, что Гермиона Грейнджер распродает книги и лабораторное оборудование, я заинтересовался. Посмотрев на эти вещи, нетрудно было сообразить, кому они могли принадлежать. Как видите, я действовал вслепую, придя сюда, но оказался прав. Правы и вы, открыв мне, иначе в следующий раз я вернулся бы сюда не один. Да, они явно недооценили Гарри Поттера, как аврора. Наверное, теперь постоянно стоило держать в уме, что больше Гарри не был один – его действиями во многом руководил человек куда более опытный, умеющий выстраивать систему, работать методично, охватывать большое поле деятельности. Снейп приподнял брови в легком недоумении, как будто не в состоянии понять, к чему весь этот балаган. – Вы подумали, вы решили… – он устало закатил глаза. – Чего вы хотите, Поттер? Цель всего этого представления, – он обвел пространство рукой, небрежно взмахнув кистью, – в чем она? Поставьте Кингсли в известность, мне право слово, нет большой разницы. – Где Гермиона? – Гермиона? Видимо, терпение Гарри начало подходить к концу. Он всплеснул руками, прежде чем раздраженно выкрикнуть: – Не делайте вид, что вы не понимаете, о чем я! Зачем вы втягиваете ее в это дерьмо? Где она? Снейп не удостоил его ответом, вместо этого пройдя к своему креслу и усаживаясь в него, элегантно закинув ногу на ногу. На его лице читалось холодное удивление. – Поттер, о чем вы вообще? Гарри развернулся к нему и процедил, глядя на Снейпа со злостью, такой же сердитый, насколько Северус был отстраненным. – Сейчас я пришел сюда, как гражданское лицо… – Значит, как гражданское лицо я попрошу вас удалиться. – Вы распродаете имущество? Хотите порвать все связи с этой страной навсегда? А с домом что? – Не понимаю, почему должен перед вами отчитываться, – Снейп забарабанил пальцами по дереву подлокотника. – Мы же не на нашей регулярной дружеской встрече… – Если вы хотите, я могу задать эти вопросы там. И тогда лживые ответы на них могут иметь для вас последствия. – Если хочу? – прищурился Снейп, на его лице отразился расчет. – А если нет, то что убережет меня от этого? – Скажите, как вы связаны с Гермионой. Почему она помогает вам в ваших махинациях? Из своего укрытия она теперь могла видеть тонкий профиль своего школьного друга, сейчас удивительно непримиримый. Гермиона устало прижалась к деревянной поверхности шкафа, чувствуя, как та приятно холодит лоб. Разговор этих двоих походил на какой-то странный танец, во время которого оба примериваются к тому, в какой же из моментов лучше всадить под ребра другого нож. – Я продаю эту рухлядь, Поттер, – помолчав, сплюнул Северус с видом человека, делающего огромное одолжение, а на самом деле уходя от главной темы разговора. – Вы правильно поняли, я хочу порвать с Англией навсегда, но, увы, абсолютно точно уверен, что Шеклболт будет всячески вставлять палки мне в колеса, вплоть до ареста имущества, хотя не сказал бы, что это могло бы меня удержать. – Условием вашей свободы была жизнь на закрытом острове… – Абсолютно точно нет! – рявкнул Снейп, все же выходя из себя в этот момент. – Я понимаю прекрасно, что вам очень хотелось бы иметь бывшего Пожирателя смерти на коротком поводке, чтобы получить доступ ко всей информации, коей я владею. Только вот незадача, при этом желательно было бы, чтобы глаза благородной публике я не мозолил, – он осклабился, обнажая свои кривоватые зубы. – Простите, Поттер, но, как говорят в этих широтах, и мальчика родить, и девочкой остаться, у вас не выйдет, – сокрушенно покачал Северус головой. Гермиона невольно едва не рассмеялась, с запозданием накидывая на себя заглушающие чары. Гарри взъерошил волосы, видимо, не зная, что ответить, а после сложил руки на груди, продолжая буравить Снейпа взглядом. – Вы не ответили на вопрос о Гермионе. – Ну, вы же знаете, что мы с вашей подругой теперь сотрудничаем, – пожал Снейп плечами, звуча на этот раз удивительно ровно, почти без издевки. Все-таки делать ее личность разменной монетой в своих с Гарри разборках, он, видимо, не хотел. Гермиона тепло улыбнулась, невольно ощущая нахлынувшую на нее волну нежности. Однако Поттера это не успокоило. – Гермиона, – его голос зазвенел от злости, – должна была быть в Британии, рядом с нами, ее друзьями, должна была воспользоваться тем, чего мы добились, пожинать плоды победы, которых достойна по праву. А не сидеть, – говоря это, он весь как будто набычился, теперь выглядя куда внушительнее, словно став шире в плечах и нивелировав свой, в общем-то, до сих пор весьма средний рост, – в этом вашем паршивом университете, где ее в итоге, я уверен, подставят! Те люди, с которыми вы имеете дело, те, кого я в итоге увижу за решеткой, вся эта клика бывших Пожирателей смерти. И это будет на вашей совести. Сказав это, он остался стоять на месте. Снейп в кресле дернулся, его рука метнулась к рукаву мантии, где, как знала Гермиона, на изнаночной стороне была закреплена волшебная палочка. Гарри был лишь на пару секунд медленнее, но Снейп оборвал свой жест, продолжая недобро глядеть на своего визитера исподлобья. Гарри тоже остановился. Воздух в комнате как будто загустел, в углах скопились тени. Гермиона находилась в шаге от того, чтобы явить свое присутствие, и лишь невероятным усилием воли заставила себя замереть на месте вовремя. Она буквально физически ощутила, как гнев ударил ей в голову. Они с Северусом с таким трудом продвигались в том, что касалось взаимопонимания, а Гарри своими неосторожными словами рисковал отбросить Снейпа на мили в том, что касалось спокойствия и уверенности в их будущем. Что, если он опять уйдет в эти дебри самобичевания?! – Давайте проваливайте отсюда, аврор Поттер, – свистящий шепот разрезал тишину, – время писать докладную записку начальству… – Да никому я не скажу! – огрызнулся ее товарищ, и даже отсюда она уловила биение жилки на его шее, там, где рубашка приоткрывала ее. – Только сидите тихо в своем университете! Здесь вам не рады! Забудьте дорогу сюда. Гермиона провела ладонью по глазам, словно желая стереть эту сцену, эти слова, в которых так много до сих пор было от обиженного мальчика, которым пренебрегли, чью жажду близости не приняли, из своего сознания. Второй такой же всеми отвергнутый мальчик приподнялся в кресле, держась за его подлокотники, словно разъяренный, готовящийся к прыжку зверь. – Я как раз-таки этого и добиваюсь, кретин, – процедил он, еле сдерживаясь, очевидно пребывая меньше, чем на волосок от того, чтобы вступить разве что не в физическую конфронтацию. – Убраться отсюда навсегда и больше не видеть никого из вас. – Ладно, – Гарри дернул подбородком, его грудь вздымалась. Снейп холодно и настороженно следил за ним своими черными глазами, под которыми залегли тени. – Хорошо, ладно. Гарри направился к выходу, но на пороге гостиной остановился, обернувшись. Его губы растянулись в болезненной усмешке. – Уж не знаю, как она до сих пор не разочаровалась в вас… – А должна была? Так же, как в вас? – Снейп многозначительно приподнял брови. Чтобы изобразить такую неприятную, отталкивающую гримасу, какая сейчас была у него, точно требовались годы практики. Гарри опустил голову, и Гермиона решила было, что сейчас он просто либо уйдет, либо (что, конечно, было бы совсем уж невероятно) заплачет, такое у него было лицо, но он вновь заговорил, как и всегда, упрямый до конца: – Вы ведь были на нашей стороне, вы были человеком Альбуса Дамблдора… Ведь не все можно оправдать тем, что Кингсли обошелся с вами несправедливо! Неужели вы так и не поняли, что не каждый, кто протягивает вам руку помощи, достоин вашей верности… – Иди уже нахуй, Поттер, – неожиданно оборвал его Снейп и пренебрежительно махнул рукой, тихо рассмеявшись. Это был самый, что ни на есть, сардонический, издевательский смех. – Ты понятия не имеешь, о чем треплешь языком. Твоя ущербная дихотомия не имеет ничего общего с реальным миром. На сей раз Гарри действительно покинул дом, дверь резко хлопнула. Гермиона затихла в своем потайном пространстве, не сразу решаясь выйти. Снейп, оставшись без своего оппонента, перестал выглядеть настолько же грозно и внушительно, как был при нем. Из его высокой, прямой, как жердь, фигуры будто выпустили воздух. Он упал в кресло, и, выбравшись, наконец, обратно, Гермиона какое-то время смотрела лишь на его лоснящуюся у корней макушку и бледные кисти рук; на их тыльной стороне из-под белых манжет виднелись редкие черные волоски. – Он не имел никакого права приплетать меня, – подала она голос, стараясь звучать твердо и ободряюще. – Как будто мне нужна его защита, – с ее губ сорвался фырк. – Как-нибудь сама разберусь, что для меня хорошо. – Ну, его мотивация в этот раз вызывает какое-никакое уважение, – неожиданно заметил Снейп в ответ, звуча на редкость для себя вяло. – И думается мне, он догадывается о чем-то, о чем ему не положено. – О нас с тобой? Снейп неопределенно взмахнул рукой. Гермиона встала перед ним, вглядываясь в восковое от усталости лицо, с чуть прикрытыми тяжелыми веками, кожа под которыми выглядела пергаментно-тонкой. Было понятно, что эта стычка далась ему куда тяжелее, чем он сам хотел бы показать ей. С другой стороны, то, что он не прятал сейчас от нее свое полное отсутствие сил, главным образом, душевных, было хорошим знаком. Что ж, как бы там ни было, она все равно стояла, переминаясь с ноги на ногу и не зная, как лучше вести разговор дальше. Что-то в словах Гарри отзывалось в ней тупой болью. Было в них что-то… крупицы той правды, которую они сами скрывали и друг от друга, и от себя. Даже не скрывали, а старались игнорировать, ставя в приоритет другое. Не то чтобы это было для нее новостью, конечно. Она словно раздвоилась сейчас – одна ее часть желала яростно защищать то, чего они с Северусом достигали так трудно, а другая стремилась лучше разобраться в том, что сказал ее школьный друг. Да, он, конечно же, не имел никакого права так грубо вмешиваться, но иногда и в замечаниях случайного прохожего есть некий смысл. Снейп, наконец, поднял на нее взгляд, полный неясных сожалений. Более не раздумывая ни о чем, Гермиона скользнула к нему на колени, рассматривая теперь это злое, измученное лицо, с всегда недоверчивым, изучающим прищуром глаз, вблизи. Ее пальцы отвели назад пряди его волос, обнажая скулы. – Вот же мы облажались с тобой, – усмехнулась она. – По-любому это тот мерзкий старикан из лавки подержанного оборудования был осведомителем. – Поттер кое-чему научился, а я по старой памяти его недооцениваю, – нехотя признал Северус, и, нахмурившись, осторожно поинтересовался: – Как считаешь, он действительно не побежит обо всем рассказывать Кингсли? – Думаю, нет, – покачала головой Гермиона. – Судя по всему, он считает, что я замешана в чем-то по самые уши, и как бы… выгораживает меня, что ли. – О, – Снейп покосился на нее, – всегда мечтал использовать тебя в качестве щита от аврората, – в его тоне сквозил ядовитый и вместе с тем горький сарказм. – Если что, подтвердишь мое алиби? – Конечно, расскажу каждому, кто спросит, что провела целый день в твоей постели, – Гермиона пихнула его в бок, на что он деланно поморщился. – Если надо даже выступлю перед этими чинными старцами в Визенгамоте… – Это будет фурор, пожалуй, – его смех был низким и хриплым, и Гермиона возразила, смеясь в ответ: – А ведь я серьезно! – Без сомнений. Она вздохнула и потерлась щекой о его плечо, даже не до конца отдавая себе отчет в собственных действиях. Запах чернил и чая мог кому-то показаться излишне… сырым, каким-то слишком… природным, но для нее, смешиваясь с его мужским одеколоном со смолистыми нотками, был совершенством. Абсолютным афродизиаком. – Ты как кошка, – сказал Снейп самодовольно, против воли почти расслабляясь. Он начал рассеянно играть с ее волосами, перебирая и бережно разделяя как обычно ужасно спутанные пряди, некоторые из которых были скручены в настоящие жгуты. Чуть грубоватые подушечки пальцев с коротко стриженными ногтями время от времени слегка впивались в кожу ее головы, распространяя по всему телу чудесные ощущения, зарождающиеся, казалось, где-то в затылке. Лицо Северуса, когда она обратила внимание на его выражение, выныривая из-под толщи наслаждения (без особого эротического подтекста, но от этого не менее чувственного), было созерцательно-благостным. Ей стало смешно при мысли, что с таким лицом некоторые люди действительно смотрели на свою любимую кошку, которую боготворили. Обычно это были пожилые дамы. – Тебе весело? – тихо уточнил он, заламывая бровь. Его ладонь скользнула к ее затылку, заставляя Гермиону слегка податься вперед. Она закусила губу, чтобы не рассмеяться – едва ли Снейп оценил бы сравнение с ее двоюродной тетушкой из Девона, чья любимица гавана по кличке Этуаль была главной отрадой старой леди. – Удачное интерьерное решение, – вместо этого Гермиона скосила взгляд в сторону узкого прохода между книжными стеллажами. – Дом настоящего шпиона, – она многозначительно приподняла левый угол рта. – Рад, что ты оценила. *** Неумолимо приближался учебный год, а значит и время, когда нужно было возвращаться в университет. Дом был продан (Гермиона все же прониклась к Гарри некоторой признательностью за то, что он сдержал свое слово и не натравил своих министерских коллег сорвать сделку), документы подписаны, деньги получены. Северус отбыл в Аран первым, где его ждали неисчислимые дела и обязанности, а Гермиона вновь на пару дней вернулась к Броган, захватить оставшиеся вещи и глотнуть воздуха свободы напоследок. – Какие планы на день рождения? – был первый вопрос, который она услышала, переступив порог светлой квартиры напротив центрального дублинского парка. До праздника оставалось каких-то три дня, но мыслей насчет него у Гермионы не было никаких. Это лето выдалось настолько бурным – скорее, конечно, в хорошем смысле этого слова, – что она как будто исчерпала свой лимит жажды увеселений. Кто-то другой назвал бы это извращением натуры, но сейчас Грейнджер предпочла бы тихий и монотонный режим полного погружения в учебный процесс. Она действительно буквально мечтала загрузить свой мозг, испытать этот всплеск удовольствия там, где многие другие испытывали лишь чистый стресс. – Я еще не думала об этом. Но сам день я проведу с ним… Ну, ты понимаешь, – она покосилась на Пшемика, тихо и сосредоточенно бренчащего что-то в углу на гитаре. Парень был полностью занят процессом, видимо, выпав из реальности намеренно, чтобы не слушать их женский треп. – Ага, – кивнула Броган. – Но потом мы должны выбраться куда-нибудь с этого ужасного острова! – Ужасного? Когда он настолько тебе опротивел? – Большая часть его очарования исчезла для меня после убийства дядюшки, – Броган пожала плечами. – С ним это был почти как дом моего детства, где мне было комфортнее всего находиться, когда я осталась одна после смерти мамы. Я часто мечтала, как вырасту, поступлю в Аран и буду жить там, ближе к нему. Гермиона закусила губу, невольно отмечая, какое слово Броган выбрала. Убийство. Так ли наивна была она, её студенческая подруга, как иногда казалась? Вряд ли. Временами Гермиона думала, что весь этот образ – скорее способ намеренного избегания с ее стороны. Если подумать, О’Доннел стала даже как будто еще веселее, многие ее шутки находились на грани фола, временами легкомысленные до глумления. Если продолжать сравнение с рыжим семейством, временами приходившее в голову, в Броган теперь было куда больше насмешки близнецов Уизли, чем добродушной иронии Рона или искрометного юмора Джинни. – Я вообще не уверена, что хочу остаться в Ирландии после учебы. Только если ты тоже захочешь тут осесть. А так… Она неопределенно пожала плечами. Ее живое и притягательное лицо скрывало за маской беспечности очевидно уже довольно долгие раздумья. С другой стороны, стоило признать – удобно, когда жизнь давала возможность уклоняться от правды. Гермиона, например, слишком хорошо помнила, чем чуть не закончилась для нее такая игра в избегание. Для нее подобное всегда было недоступной роскошью, и в некоторой мере за то, что Броган могла жить в своем отчасти выдуманном мирке, отгораживаясь от правды иногда злыми, а иногда и глупыми шутками, расплачивалась она, Гермиона. Что ж, она давным-давно привыкла платить за дружбу и заботу, так было всегда, с самого первого курса в Хогвартсе, а Броган, если подумать, дала ей столько внимания, что не грех было и постараться. – Кстати! – Броган наклонилась, хватая крадущуюся под столом Мину и держа ее перед собой, мягким пузиком к Гермионе. Кошка терпеливо сносила такое обращение крестницы своего мертвого хозяина. – Заберешь сразу с собой? В квартире ей тяжеловато, тем более нас часто не бывает. Гермиона закатила глаза и скривилась. – Куда я денусь? Правда, помнится, когда-то ты говорила, что я лишь номинально… – Тсс! Она же все понимает! – подруга сделала страшные глаза, тут же засюсюкав: – Милая, ты же знаешь, что мама Гермиона шутит… – Мама? – Гермиона скривила губы, изо всех сил стараясь сохранить свой скепсис. – Ты же, надеюсь, понимаешь, что мы теперь ее родители? Это наш с тобой общий ребенок, так что тебе от нас никуда не деться. Этот твой мужчина мечты в курсе, что взял тебя с довеском? – А ты в курсе, что иногда ведешь себя как придурочная? *** Гермиона была очень рада тому, что, вернувшись в Аран, на этот раз не была вынуждена коротать дни и ночи в одиночестве, как в прошлом году. Все же тишина студенческого коттеджа временами была близка к зловещей, особенно когда ветер завывал в трубах и гудел в каминах. Конечно, были и те, кто тоже прибыл пораньше, но никого из них Гермиона не знала. А может, кого-то и не приметила, почти сразу переселившись к Северусу до начала учебного года. Было все же по-своему отрадно вернуться к прежнему: к этой тихой и размеренной жизни среди серых камней и островков зелени, к своему секретеру из атласного дерева, к пока еще редко встречающимся, но знакомым лицам. Без многочисленных толп студентов и сотрудников жизнь здесь удивительно походила на нечто провинциальное и милое. Рыбаки тащили сети, их жены пели песни на чужом для Гермионы языке, больше похожем на заклинания домерлиновских времен, а морские котики грели свои серебристые спинки, нежась на прибрежных камнях. Её день рождения прошел тихо, но приятно. Они со Снейпом оба похоже слегка пресытились шикарным времяпровождением, поэтому договорились, что отметят праздник просто, хотя и со вкусом. Сидр и кусок пон-левека , привезенные Броган из их с Пшемыславом летней поездки во Францию к берегам Нормандии, прекрасно украсили стол, добавив традиционных осенних ноток. Северус подарил ей инкрустированный белым королевским янтарем держатель страниц, а также набор атласных и парчовых закладок к нему, с золотистыми кисточками, зачарованных так, чтобы, если оставить их между страниц, никто кроме владельца не смог раскрыть книгу. Такой утонченный и вместе с тем полезный подарок привел ее в восторг. Потом он предложил ей спуститься в лабораторию, чтобы поработать над следующей порцией духов, подстраивающихся под сущность того, кто нанес их. Пусть Гермиона и не была большим знатоком зельеварения, но красоту тонкого искусства оценить была вполне способна и уже давно, еще с Рождества, мечтала поработать над этим уникальным рецептом вместе со Снейпом. Он поделился с ней, что восстановил его по переводу египетского папируса, который в прошлом году сделала по заказу Северуса профессор Гримсби, владеющая не только футарком. В основе этой магии, как Северус объяснил, лежало легендарное искусство кифи , известное в Древнем Египте, колыбели парфюмерии. Опыт был… потрясающий. Конечно, ее участие в большей степени закончилось на этапе подготовки ингредиентов, но даже просто присутствовать при этом действе… Когда огонь под серебряным котлом заставил его стенки загудеть, а зелье приняло перламутровый оттенок, напоминающий своими переливами жемчуг… Составляющие магической субстанции постепенно раскрывали свои запахи, и Гермионе казалось, словно она находится попеременно то в тропическом лесу, влажном и сладком, то в восточной лавке специй, то в парижской кондитерской, то в можжевеловой роще на Крите, то на берегу холодного, соленого зимнего океана, рядом с которым цепляются за прибрежные скалы сосны, то в картинной галерее, где старинные полотна источают сладковатый, как ей всегда казалось – немного миндальный запах… Это было похоже на транс, во время которого ей чудилось, что присутствовали даже звуки – клекот птиц, грохот волн, шум ветра в кронах деревьев… Ее пальцы были слегка липкими после работы со смолой змеиного дерева, главным ингредиентом, безумно ценным и редким, и его тонкий, но интенсивный запах напоминал ей о курительницах, подвешенных под потолок буддистского храма. Гермиона сидела, неотрывно созерцая, как Снейп продолжает работу, напоминавшую скорее творческий процесс – смесь медитативной сосредоточенности, пылкой одухотворенности, близкой к экзальтации, и жадной пытливости ученого. К высокому бледному лбу прилипли черные пряди, нож в пальцах мелькал с почти нечеловеческой скоростью, жилистые предплечья с закатанными рукавами были напряжены – для нее он был бесспорно красив, греховно сексуален. – Подойди, – неожиданно позвал он, и его баритон звучал даже ниже прежнего. Она встрепенулась, поспешив приблизиться. На протянутой ладони лежал коричневатый стручок, источающий прекрасный, теплый аромат. Снейп сжал пальцы, растирая ингредиент меж ними, после вновь поднося руку к Гермионе, на этот раз близко к носу. – О боже! Это преступно роскошный запах! – ее зрачки расширились – аромат, проникнув через носовые пазухи, ударил прямо в голову, моментально вызвав мощнейший выброс дофамина. – Это бурбонская ваниль, – усмехнулся Снейп. – Знал, что тебе понравится. – Спасибо за такой чудесный день рождения, – просияла она, закусив губу. – Это вообще самый приятный сеанс зельеварения, на котором мне доводилось присутствовать. – Как видишь, зелья – это не только флоббер-черви. Эти духи так же прекрасны в изготовлении, как и магия их запаха, расцветающая на твоей коже. Он вновь отвлекся, добавляя розовую воду, как последний ингредиент. Гермиона была загипнотизирована тем, как тонкая воронка в центре котла завертелась, а над поверхностью поднялись золотистые искры. Снейп смочил остатками розовой эссенции кусок шелковой ткани, лежащий на столе, и потянулся, чтобы ласково провести по лбу Гермионы, слегка покрытому испариной от влажности ароматных паров, а после спуститься к скулам и ниже – к шее и нежной коже над вырезом платья. Этот жест был столь чувственным и вместе с тем деликатным, осторожно-интимным, немного неожиданным для того, кто был чаще напорист в своих стремлениях к близости, что она ощутила сильнейшее притяжение к мужчине напротив. Хотя не стоило и говорить, насколько неуместным было такое поведение в лаборатории, полной хрупкого оборудования и банок с ценным содержимым… Снейп перелил жидкость из котелка в хрустальный флакон, проверяя тот на свету от зачарованных восковых свечей, парящих вокруг. Духи переливались тусклым золотом. – Давай попробуем, – улыбнулся он и, когда она протянула ему внутреннюю сторону своего предплечья, сам нанес слегка маслянистую жидкость, почти невесомо проведя по нежной коже подушечками пальцев, чуть задержавшись лишь там, где на запястье билась тонкая синяя жилка. Гермиона посмотрела на это лицо, такое непривычно мягкое, черные глаза на котором загадочно мерцали. От дурманящих, роскошных запахов слегка вело. – Чувствуешь что-нибудь? – поинтересовалась она, почему-то шепотом. – Хм, – он склонился к ней на секунду, на миг касаясь теплой кожи крючковатым носом, – белые цветы, как и тогда… бергамот… и, на этот раз… белый мускус? – Точно! Боже, это волшебство! – в который раз за вечер она расплылась в улыбке. – Мне и раньше казалось, что с недавнего времени запах немного изменился. Как точно ты определил! – Я все-таки мастер зельеварения. – Конечно, – усмехнулась Гермиона, ловя на себе все тот же нежный взгляд и невольно краснея. Снейп сделал шаг, становясь напротив и скользя ладонями вдоль хрупких ребер, чтобы спуститься к ее тазовым косточкам, поглаживая их большими пальцами. – Что ж, – его бархатный тембр пророкотал где-то рядом с ее ухом, там, куда чуть пониже уткнулся нос, – значит моя амортенция теперь тоже изменится. Гермиона вздрогнула, чувствуя, как буквально дернулся ее позвоночник, заставляя отвести лопатки назад, бесстыдно подставляя грудь под мужские руки, чем Северус не преминул воспользоваться. Что они могли сказать в свое оправдание? Было бы по меньшей мере странно, не отправься вся техника безопасности к черту после подобных признаний. *** То, что им как будто удалось удержать подле себя то раскованное, игривое настроение, которому они поддались в Италии, не могло не радовать. Горестные воспоминания, плесень и запустение Паучьего тупика отступили, и словно из-за туч вновь показалось солнце, пусть теперь по-осеннему осмотрительное. Гермиона со странным облегчением думала о том, что в настоящий момент от дома в Коукворте вполне мог остаться один лишь только фундамент. Интересно, в какую степень ярости придет Кингсли, когда узнает о том, что произошло? Не начнет ли он подозревать Гарри в попустительстве? То, что Поттер решил, можно сказать, помочь Снейпу в его планах, умолчав обо всем, что узнал, до сих пор удивляло. Неужели он действительно настолько сильно не хотел, чтобы ее имя трепали в связи со всем этим? Она уже и отвыкла от такого Гарри – ставящего интересы друзей превыше морального догматизма. Хотя было ли так в действительности? На самом деле, никто никогда не заставлял Гарри выбирать между тем, что должно, и тем, что правильно. Если он и шел против системы, то только тогда, когда считал, что система существовала отдельно, а он – отдельно. Теперь же он явно нарушал свои принципы, делая им с Северусом послабления. Оставалось только гадать, в чем конкретно заключался состав преступлений, совершенных за толстыми стенами этого университета, раз Гарри Поттер наступил на горло собственной песне честного аврора и утаил что-то от Кингсли, дабы не подставлять подругу. И понятно, что спрашивать у Северуса – абсолютно бесполезно, хотя дело точно заключалось не в каких-то идущих налево неучтенных ингредиентах; по крайней мере, не только в них. Они искали Мальсибера, а вместе с ним – бог весть кого еще. Мог ли Северус не знать подробностей этих преступных схем? Возможно. Почему-то Гермионе не верилось, что Снейп принимал какое-то непосредственное участие в том, чтобы Марк Моубрей оказывал своим бывшим соратникам услуги по сокрытию от властей и нелегальному перемещению. В конце концов, это было предприятие не вчерашнего дня, и справлялся же он как-то без своего британского друга все это время. Но какая-то мысль постоянно щекотала край ее сознания… Что-то здесь было, что-то более личное. И не столь явное, как хотелось бы. Что-то, в чем Северус не признавался, то ли из желания ее защитить, то ли опасаясь ее реакции, боясь, что она отвернется от него, а скорее – из-за того и другого вместе. Всё это, с одной стороны омрачало ее существование, а с другой, – она должна была признать – вся эта дымка постоянной тревожности, флёр бьющей по нервам загадочности был настолько привычен для Арана, что, вернувшись сюда, она дышала этим, словно кислородом, почти переключая это состояние в фоновый режим. Конечно, это было нездорово, это изматывало, но это было ее жизнью вот уже третий год подряд. Это были те правила игры, которые она, судя по всему, должна была принять, чтобы быть ее участником. С друзьями (в широком смысле этого слова) свой день рождения Гермиона отмечать не решилась. Звать Рона значило звать Гарри, а с последним она трусливо избегала контакта. От мысли, насколько сильно они отдалились, становилось не по себе, но отыскать путь к другу так, чтобы не пришлось пожертвовать слишком многим, для нее пока не представлялось возможным. Она прекрасно понимала, почему не хочет встречаться с Поттером, и также ясно осознавала, что прекрасно это понимал и он. Ей вообще становилось не по себе от мысли, сколько всего он может понимать. Кто знает, возможно, даже поболее, нежели она. Слава богу, что существовало изящное решение для избежания всяких неловкостей – отметить праздник в узком девчачьем кругу. Джинни, Луна и Броган, а также, чтобы не обижать Рона, Лаванда (впрочем, если подумать, то общение с последней уже давно стало более чем просто терпимым). Вечер в уютном ресторанчике в Дублине прошел замечательно. А Гермиона уловила, насколько довольна была Джинни – как будто в том, что теперь только она, а не ее муж приглашены на празднование, заключалась некая сатисфакция за то, что после новости об их семейных делах Гермиона встретилась в первую очередь не с ней, а с Гарри. Да, это выглядело по-детски, то, с какой ревностью миссис Поттер (пока еще не бывшая) сейчас относилась к Гермионе: как будто соревновалась с Гарри в том, кто из них дружит с Гермионой Грейнджер. С другой стороны, Джинни, сколько бы не храбрилась, явно переживала не самые лучшие свои времена, а значит, была склонна к поведению слегка импульсивному и сумасбродному. Гермиона не винила ее. Вернувшись после дублинских посиделок, она несколько секунд поразмыслила над тем, куда ей лучше направиться – к себе в общежитие или в его дом. Время было уже позднее, и Гермиона не знала точно, чем именно сейчас занимался Северус. Пока Гермиона отмечала день своего рождения по второму кругу, он должен был корпеть над уточнениями к финансовому плану факультета на грядущий учебный год, до которого оставались считанные дни. Сданный еще до каникул Скейлзом, тот все равно требовал внимания со стороны нового декана. А ведь у него впереди еще маячила перспектива очередного визита в Австралию. Иногда Гермионе казалось, что кольцо вокруг них сжимается все сильнее, а жизнь буквально не дает продыху. Возможно, он уже спал? Тогда ее появление могло разбудить его, а сна в жизни Снейпа вновь становилось не так, чтобы много. Она связалась через галлеон, но не дождалась ответа в течение следующих десяти минут и решила ради разнообразия переночевать в студенческом коттедже. Коридоры встретили тишиной, лишь из-под самой дальней двери в конце коридора пробивался свет. Там, насколько знала Гермиона, жил нелюдимый странноватый докторант из Бельгии. Она бесшумно проскользнула в их с Броган комнату и, приняв наскоро душ, залезла под одеяло. Часы показывали одиннадцать вечера, галлеон был пуст, и Грейнджер, вздохнув, закрыла глаза, на удивление быстро проваливаясь в сон. *** Ничего определенного ей не снилось. Лишь мгла и ощущение чего-то тяжелого на груди, что придавливало к самому дну и не давало подняться. Ей хотелось встать, но конечности не слушались. Ощущение чем-то напоминало сонный паралич. Внезапно она поняла, что именно хрустит под ее спиной – кости… Ноздри забил тяжелый запах гнили и плесени, дно колодца было абсолютно черно – влажное, чавкающее. Ей так отчаянно хотелось выбраться! Но что-то давило сверху, тяжелые лапы с острыми когтями не давали продохнуть, вспарывая кожу на грудной клетке. На лицо капала ядовитая слюна адских отродий. Ку-ши завыли протяжно, утробно, жутко, предвещая конец… Если у нее и была отчаянная попытка подняться, то таковую пресекли – руки мертвецов сомкнулись на ее плечах, утягивая обратно. *** Гермиона резко открыла глаза, начав отчаянно барахтаться, захлебываясь в собственном ужасе, пытаясь выплыть из его ледяных волн на поверхность яви. Дыхание было тяжелым, а в глазах стояли слезы. Тусклый свет ночника выхватывал небольшое пространство около кровати. Давно ей не снилось кошмаров, что было, конечно, скорее удивительным, учитывая события не такого давнего прошлого. Наверное, благодарить за это стоило смену обстановки. Но вот она снова здесь, на этом острове, где если все не началось, то как будто вполне вероятно планировало закончиться. Ладонь нещадно пекло, и она поспешно разжала ее, понимая, что скорее всего именно это чувство помогло ей проснуться. Галлеон сильно нагрелся, и она поднесла его к глазам. “Где ты?", — значилось на его ребре. Она поспешила отправить ответ, почти не надеясь, что Северус все еще не спит. А так хотелось, чтобы он был сейчас рядом. К ее немалому удивлению, Снейп ответил почти в ту же секунду. Она почувствовала себя озадаченной, читая его сообщение. Он где-то рядом? Поспешно натянув джинсы и свитер и засунув ноги в кроссовки даже не до конца, а придавив задники пятками, она схватила палочку и поспешила вниз по лестнице, откуда тут же вышла на улицу. “Ну и где ты?", — уточнила Гермиона, озираясь растерянно по сторонам. Ответом ей было шевеление ветки рододендрона вдоль дорожки. Она увидела его высокий темный силуэт, скрывавшийся в тени зелени, почти неразличимый ночью, и поспешила туда. – Ты что, прячешься в кустах? – Гермиона не удержалась от того, чтобы прыснуть со смеху. Его верхняя губа неприязненно дернулась в ответ на это замечание, а глаза, она видела это в тусклом свете неяркого Люмоса, недовольно сверкнули. Это лишь раззадорило ее еще больше: – Рыщешь вокруг общежития, как серый волк? – Задаюсь вопросом, почему ты не дома, – одернул он ее, взирая сверху вниз, и тут же осекся, видимо, поняв, что сказал. Да, за это время они и правда слишком привыкли ночевать под одной крышей, невольно воспринимая любую из оных, как общую, можно сказать, домашнюю. – Почему ты вернулась сюда? – он кивнул на коттедж, темнеющий за ними. – Ты не ответил, я подумала, ты спишь, и не хотела будить. Северус взглянул на нее с сомнением, которое, по всей видимости, относилось к печальному уровню ее умственных способностей, приводящему к подобным нелепым, по его мнению, закидонам. – Понятно, – протянул он. – Я просто заработался в лаборатории. Ты же знаешь, как мало у меня сейчас остается времени непосредственно на изыскания. – Ах! – с пониманием воскликнула она, после чего с некоторой неуверенностью уточнила: – И ты решил поискать меня? – Ну, – ладонь метнулась к затылку: стало очевидно, что теперь собственный поступок смущает его, – ты не ответила. Я понимал, что, скорее всего, ты у себя, спишь, но решил удостовериться. – И как бы ты это сделал? Я совершенно случайно проснулась и обнаружила твое послание. – Нашел бы способ, – Снейп небрежно пожал плечами. – В конце концов, я умею летать и без метлы, – в конце этой фразы его губы растянулись в совершенно наглой и самодовольной усмешке. – О боже, – она вновь засмеялась, не выдержав, – Северус Снейп, вы бы влезли в окно? Он вновь усмехнулся, на этот раз не отвечая. Ночь выдалась на удивление безветренная и ясная, и, задрав голову вверх, Гермиона смогла без всяких проблем наблюдать созвездия. Северус последовал ее примеру, и так они оба какое-то время молча изучали Большую медведицу. – Ты… – Как насчет… Они начали говорить одновременно, взглянув друг на друга, и также вместе замолкли. Северус отмер первым, продолжив свою мысль: – Ты пойдешь ко мне? Гермиона замялась. В голову пришла кое-какая блажь, которая почему-то показалась ей странно-заманчивой в эту ночь. – Как насчет того, чтобы подняться ко мне? – уголок ее рта пополз вверх, и она с трудом взяла себя в руки, чтобы не звучать излишне игриво. – Посмотришь хоть, как я живу. Не хотелось, чтобы Снейп подумал, что она намекает на что-то… на что конкретно, Гермиона и сама не была до конца уверена. И в том, что точно ни на что такое не намекает, тоже уверена не была. Мысль о том, чтобы Северус прокрался в ее комнату в студенческом общежитии, странно будоражила. Видимо, его мысли были также неоднозначны, потому что он произнес с явно выраженным лукавством в тоне, многозначительно приподняв брови: – Ну, если ты приглашаешь. Гермиона вспыхнула, поспешно отвернувшись, и засеменила в сторону входа. Потом спохватилась и обернулась накинуть дезиллюминационное заклинание. Пусть в доме почти никого еще не было, осторожность не была лишней. Его фигура быстро поблекла и засеребрилась, став почти полностью прозрачной, видны остались лишь контуры. Уже поднимаясь по лестнице и ощущая на своем затылке чужое теплое дыхание, Гермиона подумала, что идея могла оказаться не самой лучшей – в комнате царил легкий бардак, вещи Броган, которые та не стала забирать и сдавать матушке Этлинн на хранение, и вовсе валялись непонятной кучей в углу, а у Гермионы, которая почти не проводила сейчас здесь время, все никак не доходили руки хотя бы разобрать книги. Да, не лучший момент, чтобы приглашать к себе мужчину. Но передумывать было поздно, и она послушно отвела Северуса в комнату, после чего закрыла за ними дверь, заперев ту заклинанием. Снейп застыл на пороге, как будто не решаясь вступить в эту девичью обитель. Гермиона быстро прошла вперед, заклинанием левитируя кучу белья, сваленного на стуле, в шкаф и захлопывая его дверцы. – Присаживайся, – скованно предложила она, схватив кружку с вчерашним чаем и прошмыгнув в бытовой отсек, где поставила чайник и открыла окно, чтобы впустить свежий воздух. Быстро заварив чай, она вернулась обратно. Снейп сидел на краю ее кровати, поверх неаккуратно застеленного шерстяного пледа в шотландскую полоску. В этой крошечной комнате, на стенах которой висели плакаты с магловскими и волшебными певцами (имущество Броган), с двумя столами, приставленными друг к другу и чем-то напоминающими школьные парты, сидя на ее узкой, явно одинокой кровати, по которой как-то неуловимо угадывалось, что занимает ее девушка, он, в своих черных брюках и угольно-серой тонкой водолазке под горло, выглядел несообразно и почему-то… волнующе. Для нее. Гермиона сглотнула, протягивая ему чашку, от которой поднимался дымок. – Ну… так мы и живем, – смущенно улыбнулась она. Снейп медленно обвел пространство взглядом и так же медленно проговорил, вновь глядя на нее: – Довольно мило. Щекам стало жарко. Не было смысла больше отрицать, зачем она позвала его сюда: какая-то часть ее, по-видимому, извращенного ума хотела подчеркнуть неравенство их положений – он, профессор, мужчина, тайно проник в ее студенческую комнату. Только вот она явно переоценила собственную смелость, пойдя на поводу своего желания сыграть во что-то запретное и пикантное. И вряд ли Снейп не прочитал этого в ней, судя по тому, как загадочно блестели сейчас его глаза. Неожиданный звук нарушил тишину, становившуюся для Гермионы все более неловкой: маленькая дверца приподнялась, и в комнату вошла Мина. Грейнджер тут же ухватилась за возможность сместить акценты, подхватив кошку на руки и заворковав: – Где была наша девочка? Где гуляла наша Мина? Снейп промолчал, улыбнувшись с таким скептицизмом в глазах, что Гермионе невольно стало обидно. Она подсунула животное ему под нос: – Ну, разве не прелесть? – Не находишь ли ты извращением, – Снейп дернулся назад, скривившись, – так носиться с кошкой человека, в гибели которого мы оба, пусть и весьма косвенно, но виноваты? – Ты просто не любишь животных, – фыркнула она, убирая Мину от него, но обращая внимание на то, что он сказал: "мы оба". Это заставило ее сердце благодарно сжаться. Впервые эта тема была затронута между ними без подспудного акцента на том, что все случившееся – результат лишь ее ошибок. Значило ли это, что Северус окончательно перестал считать ее кругом виноватой? Пусть о таком особо не говорилось вслух, но тень всех этих событий так или иначе омрачала их взаимоотношения. А теперь вдруг стало легко. Настроение улучшилось, Гермиона невольно просияла, игривое состояние понемногу начало к ней возвращаться, а уверенность в своем предприятии на этот вечер усилилась. – О! – вдруг вспомнила она, заметив, что он вертит чашку с чаем в своих длинных пальцах без особого интереса. – Хочешь чего-нибудь покрепче? Не дождавшись однозначной реакции, Гермиона наклонилась к кровати Броган, подлезая под нее и доставая оттуда початую бутылку магловского скотча, который подруга привезла еще в прошлом году. – Ваша с мисс О’Доннел хозяйственность впечатляет. Гермиона, посмеиваясь, налила ему и себе немного напитка цвета красного янтаря, и они даже чокнулись, когда она подсела к нему. Дымные ноты ударили в нос. – Ну, – улыбнулся он, легонько болтая оставшуюся в стакане жидкость, – зачем ты затащила меня в свою девичью спаленку, Гермиона? Она опять засмеялась, качая головой. Закусив губу, Гермиона доверительно положила руку на сгиб его локтя, заглядывая мужчине в глаза: – Мне приснился плохой сон, кошмар. Я так рада, что ты оказался поблизости. – Плохой сон? О чем он был? – его пальцы между тем поднырнули под край ее свитера, и она вздрогнула, когда чуть грубоватые подушечки обожгли нежную кожу на талии и боках. – Колодцы, – вздохнула Гермиона, приникая к Снейпу поближе и кладя голову ему на плечо, – эти адские псы, а еще чьи-то кости и руки… – Это был всего лишь сон, – уверил он ее, теперь поглаживая по голове. Она взглянула на него: Снейп выглядел спокойным, хотя и задумчивым. Видимо, чтобы отвлечь ее, он продолжил: – Так в какую игру ты играешь сегодня вечером, Гермиона? Слегка отстранившись, она произнесла с легким кокетством: – В игру “профессор в спальне студентки”. Как, не слишком ли пошло? Поиграешь со мной в такую? Пока длились несколько секунд его молчания, она могла поклясться, что буквально наблюдает за тем, как желание внутри него крепнет, наливается жаром и предвкушением. – С тобой я буду играть во что угодно, Гермиона. Его тон был мягким, очень мягким, таким же, как и его взгляд, когда он протянул руку и потянул её на себя. Гермиона оказалась сверху, счастливо вздыхая, наконец-то окончательно отгоняя от себя липкую, серую мерзость приснившегося. Их терпения хватило лишь на то, чтобы приспустить с Северуса брюки, хотя сама она, конечно, полностью вылезла из своих тесных джинсов, прежде чем обхватить его ногами и рукой направить внутрь себя. Между стонами и вздохами, которые наполнили комнату, сквозь пелену томного наслаждения, Гермиона увидела, как сверкнули в плохо освещенном углу желтые глаза Мины. На какое-то мгновение ей стало неловко, что их видит кошка (хотя, как Гермиона подозревала, животное, проживая с Броган, уже давно не могло быть шокировано подобным), но тут Северус потерял себя окончательно, впиваясь пальцами в ее бедра, и Гермиона стала слишком уж озабочена тем, чтобы ухватить собственную разрядку, подаваясь вперёд, упираясь в худую грудь, покрытую редкими черными волосами, и каменея низом живота. Лишь через несколько долгих секунд, когда время растянулось, словно патока, они оба заметили шум дождя за окном. Комнату осветила яркая вспышка, и тут же раздался страшный грохот. Тяжелые капли забарабанили по стеклам, заставив их дребезжать. Непогода за несколько мгновений набрала такую силу, что даже крыша словно заходила ходуном. Гермиона забилась Северусу под бок, пытаясь получше уместиться на этой узкой кровати, вдыхая их смешанный запах и блаженно закидывая на него свою ногу. Стало совсем хорошо. Они оба почти окончательно провалились в сладостное забытье, когда она почувствовала, как он вновь зашевелился. Гермиона еле продрала глаза, взирая на него с недоумением. – Сова, – уронил Северус, на ходу натягивая штаны, чтобы за пару широких шагов дойти до окна. В стекло действительно неистово билась птица, совершенно обезумевшая от страха остаться на улице хотя бы на секунду дольше. Снейп направил палочку, оконная рама со скрежетом поддалась, и сова, неся на своих крыльях, которыми судорожно била снизу вверх и обратно, ветер и влагу, пролетела еще полметра, прежде чем шмякнуться на кровать О’Доннел и замереть. Мина презрительно взглянула на гостя, прежде чем прошмыгнуть обратно в коридор. Гермиона осторожно подошла к птице, переворачивая ту с брюшка на спину и отвязывая от лапы конверт, совершенно сухой благодаря наложенному на него заклинанию. Налив сове в блюдечко воды и положив рядом с ней надорванную пачку с печеньем, Гермиона обратила свое внимание на письмо. Почему-то даже еще не открыв этот элегантный в своей простоте прямоугольник из плотного белого крафта, пахнущий чем-то тонким и пудровым, она уже понимала, от кого будет это послание. Прежде чем сломать сургучную печать, Гермиона посмотрела на Снейпа – он взирал на письмо в ее руках с таким хищным видом, словно тоже обо всем догадался заранее. “Милая Гермиона”, – гласила первая строчка. – “Я так виновата, что прерываю Ваши каникулы, но должна признать, что как никогда нуждаюсь во встрече с Вами. Уверена, что и для Вас таковая окажется не бесполезна. Сообщите вместе с Лукой удобную Вам дату и время, а место Вы знаете. Искренне Ваша, Н. Дж. Л”. Гермиона молча передала письмо Снейпу, а сама занялась пернатым посланником. Тот потихоньку приходил в себя, поклевывая совиные крекеры, и Гермиона ласково провела по сизому оперению спинки. Сова казалась довольно ручной. – Ты никуда не пойдешь, – грубо припечатал Северус, вмиг возвращаясь к тем своим замашкам, от которых она за прошедшее время, признаться, уже успела отвыкнуть. Гермиона обернулась к нему. Он сжимал письмо в руке: густые брови сведены к переносице, тонкие губы поджаты. Грозный вид портил только лишь так и не застегнутый ремень, болтающийся на узких бедрах. Она пожала плечами, присаживаясь на кровать рядом с Лукой, поджимая ноги. Все равно преимущества роста рядом с ним были ей недоступны, да и в распространении вокруг себя этой давящей ауры она не преуспела, в отличие от него, так какой толк оставаться на ногах? – Ты думаешь, это будет умно? Игнорировать её просьбу? – А ты не думаешь, что это письмо не от нее? – зловеще улыбнулся он. – Может, это Кириан пытается через тебя выйти на ее след? Не боишься привести этого очаровательного молодого человека прямиком к своей подружке? – Она не моя подружка, не перекладывай с больной головы на здоровую, пожалуйста, – вяло огрызнулась Гермиона, опустив взгляд. Снейп выразительно хмыкнул: получилось и скептически, и высокомерно, так, как умел только он. – А что, если согласиться на встречу, но только в нейтральном месте? Где-нибудь в парке, а? – С чего ты решила, что эта встреча тебе необходима? Наверняка Лайонелл просто хочет от тебя какой-нибудь услуги. Она втянет тебя в свои проблемы с Моубреями, а потом вновь исчезнет. В конце концов, у нее есть сестра, если ей что-то нужно, пусть обращается к ней. Гермиона задумалась, нахмурив лоб. В том, что он говорил, была большая доля здравого смысла. Идти на встречу с Нормой могло оказаться идеей не многим лучше, чем в свое время нанести визит к Ксенофилиусу Лавгуду. Но… Гермиона чувствовала себя совершенно чокнутой при мысли об этом, но она как будто просто знала, что с мадам Лайонелл необходимо встретиться. – Можешь считать, что меня ведет наитие, – кисло усмехнулась она. – Что-то происходит, Северус, и просто сидеть, спрятавшись, это не выход. – Я не предлагаю прятаться, – возразил он, явно оскорбившись. – Я предлагаю включать голову и думать наперед. Она играет в игру, правила которой никому не сообщила. Теперь ясно, что она прекрасно смоделировала ситуацию изначально, подставив Кириана, зная, какова может быть на подобное реакция со стороны О’Доннела, когда он узнает, кто стоит за обострением у его старшей дочурки. И поскольку Кириан справедливо посчитал себя обманутым, она мудро рассудила, что ей будет лучше скрыться. – И какой тогда во всем этом смысл?! – воскликнула Гермиона. – Ведь теперь она не может находиться рядом с Марком. Пусть даже Кириан вряд ли расскажет дяде об их связи, однако он может просто решить избавиться от нее. – Полагаю, – Снейп пожал плечами, – у этой женщины есть некий козырь в рукаве. Вопрос как раз в том, зачем тебе встречаться с ней, тем самым наверняка подыгрывая в ее грязных планах. – Ну хотя бы за тем, что, если уж на то пошло, я предпочту подыгрывать Норме, а не Кириану. Не собираюсь помогать ей, но если есть что-то, в чем я теоретически могу быть полезна или, наоборот, вредна, то лучше знать об этом, не находишь? Снейп скривился, точно проглотил лимон. Конечно, его такие заявления совсем не успокаивали, скорее могли довести до белого каления за две секунды. Но Гермиона говорила, как есть, не желая больше ничего утаивать от него. Да, она действительно не преминула бы поставить Кириану подножку там, где такое удастся. Этот человек был опасен, опасней всех прочих; он убил Берроуза и хотел руками Кендры отправить на тот свет Броган. Он пытался угрожать ей, Гермионе. Чего она действительно боялась, так это создать проблемы Снейпу. Вот будь он честен с ней! Знай она точно, что связывает его с профессором Моубреем, какие общие тайны объединяют этих двоих… Увы, пусть даже Снейп не припоминал ей теперь всего, что случилось между ними в прошлом, для него этого было явно недостаточно, чтобы говорить с Гермионой начистоту. И она могла лишь считаться с его волей, опасаясь сделать что-то, что могло иметь, как раньше, непредсказуемые последствия, а это значило с ее стороны – бездействовать. – А ты разве не помнишь, – он продолжил с большим напором, входя в раж, – как мы с тобой обсуждали, что идея избавиться от Броган О’Доннел могла принадлежать как раз-таки Норме, которая ловко внушила этому идиоту нужные мысли? И в чем тогда между ними разница, можешь объяснить мне своим гриффиндорским умом, а? – Снейп коротко, издевательски хохотнул. – Ты не прочь подставить одного, помогая тем самым добиться своих целей другой! Женщине, которая, возможно, и заварила всю эту кашу. – Да, и профессора Берроуза его тоже Норма надоумила убить? Или, скорее, твой Марк? – фыркнула Гермиона, на что Снейп закатил глаза. – А может, Кириан, глупыш, просто перестарался? Он же маньяк, Северус! Ты же сам говорил, что он питает склонность к неоправданному насилию. Он хуже Нормы во сто крат, та хотя бы контролирует свои действия... И не доводит до летального исхода, – тяжело вздохнув, закончила Гермиона, имея в виду, что именно Норма в конечном итоге предупредила о шкатулке. – Он преследовал меня, угрожал мне, да и тебе, и если Норме есть, что рассказать, то я предпочту ее выслушать. Снейп выглядел ощетинившимся, совсем ни в чем не убежденным, стоя рядом с кроватью так, чтобы нависать над Гермионой, сгорбившейся на краю. Свинцовая усталость от всего происходящего навалилась словно бы внезапно и ниоткуда, делая конечности ужасно тяжелыми. Сова теперь прыгала вокруг, смешно выворачивая голову набок, рассматривая попеременно то Гермиону, то Северуса. – Я сам схожу к ней, – процедил он, и Гермиона дернулась, повернув шею в его сторону так резко, что ту слегка заклинило. – Думаю, мы с ней поймем друг друга. – Ну, вот уж точно нет, – зло процедила Гермиона, придерживая область плеча и оттягивая голову в сторону, чтобы растянуть мышцу. – Я запрещаю тебе прибегать к подобным методам… – Запрещаешь мне? – его тон был пародией на мягкость, когда он осмотрел ее с насмешкой с макушки до пяток. – Считаешь, что можешь запрещать? Гермиона лишь отмахнулась от его попыток запугать ее, теперь начиная понимать его расчет. – А ты будешь делать вид, что я не имею на тебя никакого влияния? – поразилась она, на что Снейп промолчал, лишь сузив глаза. – Я вот, например, спокойно признаю, что твое мнение для меня имеет огромный вес. Поэтому и хочу договориться. Но если это твой изначальный план – отговорить меня идти на встречу, а самому припереть Норму к стенке, то я точно не дам тебе марать руки одному, понятно? Вот чего он добивался – запугать ее, чтобы и думать не смела никуда идти, а самому решить вопрос, пусть даже прибегнув к сомнительным (по меркам общепринятой морали) методам. Гермиона не знала, плакать ей или смеяться. Не то чтобы она в этой ситуации переживала за Норму, совсем нет, но вот допускать, чтобы Северус ради нее ввязывался в какой-то беспредел… Снейп взирал на нее удивленно и почти недоверчиво, как если бы ее настойчивость в том, чтобы оградить его от чего-то недостойного, была нелепой причудой. – Послушай, – сказала Гермиона примирительно и ухватилась за его ладонь, чтобы потянуть вниз. К ее огромному облегчению, Снейп сел, однако держался чуть отстраненно, оставляя между их бедрами расстояние. – Я не пойду никуда, если ты так уж против. Но подумай сам – что-то происходит, и мне кажется, что ошибкой будет отказываться от лишней информации. А эта встреча – в любом случае ее источник. И на самом деле ты думаешь так же, раз уж решил идти к Норме сам. Тебе нет необходимости брать все на себя, не в этом случае. Давай действовать вместе. Северус покосился на нее, полный какой-то снисходительной иронии к тому, что она говорила, и устало потер подбородок, слегка заросший черной, уже утренней щетиной, совсем ему не шедшей. – Хорошо, – вздохнул он наконец, на миг прикрывая глаза, и взмахом руки призвал с ее рабочего стола листок пергамента, перо с чернильницей и дощечку для письма. Когда предметы были расставлены, он кивнул и повелительно произнес: – Пиши. Гермиона послушно застрочила под чужую диктовку. Так они в безапелляционной форме сообщили Лайонелл о том, что Гермиона будет ожидать ее послезавтра в полдень в Эдинбурге, в Садах на улице Принцессы, напротив памятника сэру Вальтеру Скотту. О том, что Грейнджер будет не одна, а со Снейпом поблизости, они, конечно, не сообщили. Хотя зная Норму, Гермиона не удивилась бы, что что-то такое мадам Лайонелл могла предполагать. Закончив ответное послание и отправив его с совой (благо, непогода начала успокаиваться), Гермиона закрыла окно, вновь повернувшись к Снейпу, стоящему рядом. Тот, странно взглянув, грубо схватил её за затылок и, притянув к себе, зло поцеловал, поймав вздох удивления на женских губах. *** Гермиона спешила по узкой парковой аллее, за витой решеткой которой виднелись внушительные очертания монумента в готическом стиле. Вальтер Скотт, отдыхающий от писательского труда в обществе своей собаки, созерцательно склонил голову в то время как Грейнджер высматривала знакомую изящную фигуру. Норма нашлась сидящей на скамейке, поигрывающая веером с ручкой из слоновой кости. Часть её лица была скрыта сеткой, прикрепленной к шляпке-таблетке, и, лишь когда Гермиона поравнялась с ней, Норма посмотрела на нее, приподнимая подбородок и складывая ярко-красные губы в улыбку. Голубые глаза обрадованно блеснули. – Гермиона! Как я рада, что вы пришли. Гермиона молча присела рядом, ненароком озираясь по сторонам. От этого расслабленного приема ей стало еще больше не по себе. Чего Лайонелл хотела от нее? Не было похоже, чтобы та была в беде, или даже вовсе у нее стряслось что-то серьезное. Гермиона поджала губы. – Вы нуждались в моей компании? – О! – Норму как будто удивил такой прямой вопрос. Гермиона же начала закипать. Возможно, Северус был прав, и от этой цацы нужно было просто держаться как можно дальше. Но тут Норма продолжила: – Вы ведь знаете, в какой ситуации я оказалась – он пытался найти меня через вас. Ее тон и выражение глаз впервые за время их знакомства стали невыразимо серьезны, даже печальны. Гермиона удержала себя от язвительного замечания, что это скорее она оказалась в ситуации, а не Норма. – Да, – кивнула она. – И я ему ничего не сказала. – Не сомневалась в вас, – улыбнулась ее собеседница краешком рта. – Спасибо, Гермиона. – Но зачем было вообще говорить мне, где вас найти? А если бы я раскрыла секрет? – Это был жест доверия с моей стороны, – легко пожала Норма плечами. – Чтобы вы не сомневались в том, насколько я открыта вам. – А вы открыты? Норма замолчала, разглядывая Гермиону с каким-то новым интересом. – Конечно, – наконец кивнула она, – поэтому покажу вам кое-что. После этих слов она поспешно стянула со своих рук лайковые перчатки, скрывающие треть ее предплечья. От представшей картины Гермиона невольно дернулась, прикрыв рот руками и вскидывая на Лайонелл ошарашенный взгляд. – Что это?! – вскрикнула она, разглядывая глубокие вздутые борозды красного цвета, уродующие белоснежную атласную кожу. – Как видите, он нашел меня и без вашего участия. – Кириан? В воображении проносились страшные картины произошедшего. Что еще этот мужчина успел сделать? – Как вам удалось спастись? – Я не исключала такой поворот событий. Кириан… На самом деле, я не назвала бы его таким уж искусным магом, скорее извращенным. И у меня был портал, который я всегда носила с собой, и порошок чернильной тьмы. Но как видите, он все-таки сумел застать меня врасплох. – Зачем вы тогда хотели, чтобы я нашла вас по оставленному адресу? Ведь там уже небезопасно, раз он обнаружил вас. – Ах! Дело в том, что адрес, по которому вы могли меня найти, не единственный мой адрес в этом городе. Дом, в котором Кириан обнаружил меня, – не тот, о котором я вам сообщила. Понимаете, – Норма доверчиво, как-то примирительно улыбнулась, – семья моей матери, Фоссеты, из Эдинбурга. В этом городе мне легко затеряться. Гермиона нахмурилась, не скрывая своей настороженности, лишь усилившейся от такого признания, и разглядывая Лайонелл в упор. – Чего он хотел? Убить вас? – О, я не сомневаюсь, что в конечном итоге именно это он и планировал. Но для начала он хотел узнать правду. Гермиона покачала головой, переваривая услышанное. Насколько все было плохо на самом деле? – И как, узнал? – выдавила она, уже предчувствуя неладное. Норма вздохнула, впервые с момента их встречи выглядя слегка побледневшей и подавленной. Удивительно, сколько в этой на первой взгляд изнеженной женщине было воли и решимости. – Поэтому я и позвала вас, Гермиона. Предупредить. – О чем? – прозвучало настойчиво и нетерпеливо. – Прежде, чем мне удалось вырваться, Кириан применил ко мне легилименцию, – ее левая рука, все так же демонстрирующая уродливые отметины, легла Гермионе на колено, удерживая ту на месте, поскольку Грейнджер вся подобралась, уже прекрасно понимая, что будет сказано дальше: – К сожалению, теперь он в курсе, кто сказал О’Доннелу и Марку о шкатулке… – Да вашу ж мать, Норма! – зарычала Гермиона и вскочила на ноги, приходя в ярость. Рядом вспорхнула, разбрасывая пожухлые осенние листья в разные стороны, вспугнутая стая голубей. – Так и знала, что вы ненадежны! Что вы натворили? Вы хоть понимаете… – Успокойтесь и сядьте, – прохладно обронила Лайонелл и, поскольку Гермиона продолжала взирать на нее стоя, ненавидящим взглядом буравя это прекрасное лицо, добавила уже требовательнее: – Сядьте! – и заметила с укоризной, глядя на то, с какой неохотой Гермиона последовала ее слову: – Я, между прочим, тоже сейчас рискую, предупреждая вас. Исключительно в память о нашей дружбе и о вашей порядочности ко мне. – Да уж, непростительная мягкосердечность с моей стороны, – Гермиона стиснула зубы, вцепившись пальцами в край скамейки. Вот посмеется над ней Северус! И будет абсолютно прав. Теперь ей придется ходить, постоянно оглядываясь, и держать палочку наготове. – О чем вы вообще думали? Каков ваш план? Вы будете вечно скрываться? Зачем тогда все это? К ее изумлению, Лайонелл рассмеялась. Гермиона смотрела на нее, ощущая, как возвращается прежняя неприязнь, в стократ увеличенная. Закончив свое веселье, Норма вновь посмотрела на нее. – Простите, – улыбнулась она. – Не удержалась. Вы так мило сыпете вопросами. Северус рассказывал, что вы ужасная почемучка! Отвечая на предпоследний – нет, я думаю, вскоре в этом отпадет такая острая нужда. И, кстати, Кириану вряд ли прямо сейчас будет до вас много дела. – И почему же? – Потому что вторая тайна, которую он вырвал у меня силой, куда более интересна. Хотелось сжать эту лебединую шею и трясти изо всех сил, стискивая, пока не станут слышны предсмертные хрипы. В какой-то краткий миг Гермиона даже прониклась пониманием к ярости младшего Моубрея, ощущая, как внутри поднимается желчь. – И о какой же тайне речь? – вопрос вышел на редкость ядовитым. Норма смахнула со своей мантии цвета пастельной мяты несуществующую былинку, прежде чем поднять на Гермиону взгляд небесно-голубых глаз. – Я беременна.