Из пункта D в пункт E...

-Это мой осенний бред – кинозал для психопата, Сколько месяцев и лет мы стоим вдвоём у старта, Без возврата средь разврата мы невинны. Твою душу унесу, спрячу в сумрачном лесу, Где растут те, кто прошёл до половины… Ламанчская механически подпевает приятному голосу Канцлера Ги, доносящемуся из колонок допотопного ноутбука, а сама отчаянно пытается не чертыхаться сквозь зубы. Куда, едрить его всеми на свете болевыми, запропастился этот несчастный пропуск, без коего её просто напросто не впустят на территорию университета, не говоря уж о кафедре психолого-педагогического образования, где её, на минуточку, ждёт доктор Гюго, а доставлять своей непунктуальностью хлопоты научным руководителям (тем более, таким мировым) – последнее дело! -Только не говорите мне, что я случайно его выронила где-нибудь в столовой и его подобрал первый встречный бездарный биохимик вроде Доста, - буквально стонет Искательница, уже готовясь выслушать от Энтузиастки совершенно заслуженную проповедь о недопустимости такого безалаберного поведения. Поиски успехом так и не увенчиваются – остаётся надеяться на понимание и вменяемость вахтёров, готовых пропустить её в корпус по паспорту. Ладно, пора уже выдвигаться – логик выключает музицирующий агрегат, прервав меланхоличную любительницу психопатов на полуслове, проводит ревизию нехитрого багажа – очки, скромный список публикаций за магистратуру, успокоительное, карманное издание «Слова о полку Игореве» – и, скрестив наудачу пальцы, запирает за собой дверь. Теперь остаётся снять с парковки двухколёсного «старика» и тронуться в путь, уповая на отсутствие пробок и неадекватов на дорогах. С этим, к счастью, Донне сегодня везёт – никто ей под колёса не бросается, не бросает на дорогу разбитые бутылки, опасные для шин, и даже припарковать велосипед у корпуса, где располагается вотчина профессора Гюго, получается с первого раза. Да и охранница на входе в здание попадается вполне нормальная: выслушав спокойное «аспирант, забыла пропуск, если надо – напишу заявление о восстановлении, вот мой паспорт», без лишних возражений пропускает новое и, судя по всему, измученное гиперответственностью лицо на кафедру. Понять бы ещё, где можно переобуться из любимых кед в эту неудобную сменку в виде узких жутких «лодочек»… Но и с пристройством уличной обуви логик справляется, рассудив, что вряд ли кто-то будет красть из-под припаянной к гардеробу тумбы старое потрёпанное бежевое нечто тридцать шестого размера. В общем, порядок, даже не опоздала. Можно подниматься на четвёртый этаж и являться пред светлые очи любимой научной руководительницы с чистой совестью. -Донна? Ламанчская? – внезапно останавливает её на полпути оклик незнакомым голосом. Логик изумлённо оборачивается и сквозь очки пытается разглядеть в стоящем перед ней темноволосом смуглом худощавом молодом человеке среднего роста хоть какой-то намёк на то, что она его знает. Нет, таких знакомых у неё отродясь не было… И что ему, спрашивается, надо? Последний вопрос она озвучивает вслух, недружелюбно сверля незнакомца взглядом, но тот не теряется и только тараторит без умолку: -Не подумайте ничего плохого, я не хотел вас пугать. Просто я нашёл сегодня кое-что в коридоре и, по-моему, это ваше, - протягивает ей столь искомый всё утро пропуск, - Думал, неделю вас искать придётся, чтоб отдать, или в деканат нести, а тут такая удача. -И правда, удача... От всей души спасибо, - бормочет растерянная Искательница. Значит, она как в воду глядела со своими предположениями о том, что её аспирантское удостоверение кто-то подобрал, - Как хоть вас звать-то? А то вы моё имя поневоле узнали, а я и не в курсе, кто со мной заочно познакомился. -Джек Лондон. Магистр НИИ биохимии, - представляется молодой человек, вызвав у Донны приступ гомерического хохота: -Ой, не могу! Простите… Просто я так и знала, что мой документ найдёт кто-нибудь из вашего НИИ. Ну хоть не Робеспьер и не Достоевский… Ещё раз огромное спасибо! – кричит логик уже на бегу, захватив пропуск: опаздывать к Гюго всё-таки не хочется. Лондону остаётся только смотреть квазитождику вслед, гадая, как бы встретиться с ней ещё раз. «Ну и аспиранты здесь водятся,» - вертится в его голове, - «НЛО какое-то в юбке!». Ламанчская же, и думать забыв о новом знакомом, влетает в кабинет доктора педагогических наук, в спешке забыв постучаться, извиняется за суету и готовится приступить к работе хоть сию секунду. Так хочется поскорее сделать уже здесь хоть что-то полезное – из любви к родной «альма-матер» и искренней благодарности к преподавательнице, столь внимательно отнёсшейся к её ситуации. Остаётся надеяться, больше ни один носитель болевой сенсорики не будет действовать ей на нервы – ну кроме Достоевского, конечно, лекарство от которого ещё не изобрели и вряд ли изобретут в обозримом будущем. -Возьми моё сердце, отдам под залог, Пока я молча глазами сверлю потолок. Возьми ненадолго – со мной или без – Потом положишь обратно, когда надоест. Я решила сейчас, что после нас хоть потоп… Лирик всей своей нежной этической душою ненавидит три вещи: лабораторную униформу, индивидуальные планы для деканата и собственные приступы самокопания, которые лучшая подруга-Гексли, беззлобно посмеиваясь, традиционно именует «горем от ума». В такие моменты именно в наличии у себя этого самого ума Еся и сомневается – совершенно, кстати, беспочвенно. Но факт остаётся фактом: наслаждаться тем, что есть, а именно – учёбой в любимом университете и счастьем с любимым Аналитиком – она научится ещё нескоро. Чёрт бы побрал её подозрительность и предрассудки! Как заказчик ещё терпит её постоянные сомнения и стенания на тему «ты старше меня всего на три года, а гениальнее на две ступени образования» – Есенина только диву даётся, честно. Но это же Робеспьер – у него каким-то чудом запасов титанического спокойствия с лихвой хватает на каждый её такой «заскок» уже более двух лет. А сейчас он и вовсе взялся ей помогать с поиском стажировок и конкурсов по её научному направлению, чтобы избавить от всепоглощающего ощущения нереализованности. Хоть бы совместно у них и правда что-нибудь получилось… Лирик вздыхает тихонько и, подойдя к корпусу НИИ прикладной экологии и гидробиологии, вынимает из ушей наушники плеера. К счастью, сюда её пропустят по студенческому билету, пусть и другой университетской кафедры, и она сможет поговорить с любимым Аналитиком без помех и посторонних глаз. Но человек предполагает – а располагает рабочий график. Утром Робеспьер в собственной лаборатории не обнаруживается, а обнаруживается какой-то двухметровый громогласный наглый шкафендий в наушниках-«чебурашках», с налёта её с кем-то, судя по всему, перепутавший. Этот вывод девушка делает по тому, что её встречают приторным «ой, дорогая, а ты откуда здесь, не ожидал тебя тут увидеть!» и только потом отпускают, осознав, что она не Гуманистка, не аспирант и вообще не эколог, и наскоро извинившись. «Отвратительный тип!» - брезгливо ёжится Еся, унеся из аудитории ноги. Надо бы позвонить Робеспьеру и спросить, смогут ли они сегодня встретиться. Он-то, в отличие от неё, уже младший научный сотрудник НИИ, а не бестолковый зашуганный путающийся под ногами студент… В общем, Лирик вновь вынуждена капитулировать, сдавшись на милость приступу совершенно необъективного самобичевания. Чёрт бы побрал все эти академические ступени и связанные с ними предрассудки, в самом-то деле! Решив, что за оставшиеся до начала собственной учёбы пятьдесят минут она вполне успеет подкрепиться, этик держит путь в общеуниверситетскую столовую, в которой, слава богу, сегодня не так много народу. Группа из пяти студентов военной кафедры заняла большой стол у окна, да в самом углу сидит профессор Гюго в компании незнакомой невысокой девчонки с рыжим «ежом» на голове и в гигантских очках. Девчонка торопливо прихлёбывает кофе, ловя каждое слово куда более вальяжно расположившейся преподавательницы, а ещё, кажется, нет-нет да на неё, Есенину, заинтересованно поглядывает. С чего бы это? Или у неё совсем уже крыша едет и развивается мания не то величия, не то преследования? Впрочем, долго задумываться о поведении подозрительных незнакомых девиц Лирику не даёт пришедшее смс-сообщение, возвестившее о себе тихим писком в кармане жакета. Стоит достать его из кармана – выражение лица Еси меняется с озабоченного на сияющее, пока она жадно вчитывается в каждую букву такой короткой, но важной весточки: «Есенька, извини, я тебя не встретил, Горький срочно вызвал. Габен сказал, ты заходила. У тебя всё хорошо?». «Всё прекрасно, а теперь и вовсе станет ещё лучше!» - буквально хочет прокричать этик, но сдерживается, набирая ответ: «Не переживай, всё отлично. Набери, когда освободишься, хорошо? Люблю тебя». Кажется, сегодня ей удалось-таки найти свой островок спокойствия…