Наоборот

Второй раз мы встретились уже за пределами университетских стен. Когда мучительные экзамены были сданы, пришло время учебной практики. Мы с Владом проходили ее в одном из отделов следственного комитета, Череватый давно хотел опробовать все на своей шкуре, а мне было без разницы, куда идти. К сожалению Влада и моему счастью, за две недели проведенные в стенах отдела мы не увидели ни труп, ни задержание, ни обыск, одним словом ничего. Парень расстраивался, потому что его съедало дикое желание узнать, как все происходит на самом деле, но пока наша наставница Ангелина, женщина лет тридцати пяти, с длинными темными волосами и очень интересной манерой речи, действительно работала, мы перебирали бумажки, сшивали дела, делали описи. Все шло монотонно, своим чередом, Влад перепечатывал протоколы, я перечитывала на телефоне Мизери, когда Ангелина решила поговорить про учебу и ВУЗ, который сама же и заканчивала. Расспрашивая про любимые предметы, преподавателей, через которых прошло уже много студентов, она невзначай спросила, — А Райдос еще преподает? — мы с Владом переглянулись. — Конечно преподает, только месяц назад ей экзамен сдавали, — «похвалился» Череватый. А внутри меня проснулось тщательно скрываемое чувство, которое я пыталась затушить, не вспоминая ее красивые глаза, строгие черты лица и ту самую улыбку, но вечерами, когда я оставалась одна, выходя выкурить последнюю за день сигарету, мысли преследовали меня, словно охотники дикого зверя. Внимательно наблюдая за реакцией женщины, я спросила, — Вы что тоже у нее учились? — Нет, конечно, я вместе с ней училась, — рассмеявшись, ответила Ангелина, — Просто удивительно, каких людей иногда берут учить нашу молодежь. — А что с ней не так? — резко и слишком поспешно спросила я, тут же натыкаясь на вопросительный взгляд Влада, но желание узнать хоть какую-то информацию об этой женщине побеждало осторожность и здравый смысл. — Просто увлечения у нее не самые здоровые были, но это уже не наше дело, — загадочно ответила наставница, намекая, что дальнейшие расспросы ни к чему не приведут. К середине июля, когда практика закончилась, ребята из общаги начали разъезжаться, на этаже оставалось человека два-три, мои соседки давно слиняли в родные города, иногда присылая в чат комнаты фотографии и интересуясь, как у меня дела. Желания как-то поддерживать с ними связь, если не лукавить, у меня никогда не возникало, мы были слишком разные, как огонь и вода. Девчонки мечтали о карьере в сфере юриспруденции, упорно шли к своей мечте, а мне хотелось лишь понять, чего я хочу от этой жизни. Возвращаться к родителям не хотелось совершенно, я родилась и провела 17 лет жизни в крошечном городке, где каждый друг про друга все знает, а молодежь желает уехать, выбраться. Мои родители не то чтобы не отличались особой любовью или привязанностью ко мне, но, периодически высылая деньги, намекали, что пора самой начинать зарабатывать и дома меня никто не ждет. Отец выпивал, но порядочно каждое утро с похмелья уходил на работу. Мать любила его, поэтому все терпела и прощала. Слезными мольбами и обещаниями, я договорилась с комендантом остаться на лето. Влад хоть и был из деревни, в которую, казалось бы, никто не захочет возвращаться, как только закончилась практика, собрал вещи и уехал - помогать в огороде, по дому своей старой бабушке, которая его вырастила и подняла. Мне же он обещал, что будет звонить и писать. — Марьяна! Я тебе каждый день буду звонить, и ты рассказывай всё-всё-все. Не скучай тут только! — говорил Влад, обнимая меня на вокзале, куда я приехала его проводить. Яркие лучи дневного летнего солнца слепили, когда я наблюдала за уезжающим автобусом. У меня не было друзей, кроме Череватого, поэтому осознание одиночества подкрадывалось постепенно. Первые свободные от учебы дни я провела за книгами, зачитываясь всем, что попадется под руку, от бульварного чтива до психологических триллеров. Параллельно пыталась искать в Интернете работу, в один из дней мне на глаза попалось объявление из какой-то круглосуточной кафешки, куда требовалась официантка. Недолго думая, я откликнулась на него, а уже на следующий день собиралась на собеседование. — Есть опыт в общепите? — спросила меня довольно крупная, даже грузная, серьезная женщина. — Да, — решив слукавить, ответила я, главное — уверенность, остальному научусь по ходу. — Учтите, барышня, работы много, мне не нужен тот, кто сбежит после первой же смены, — строго проговорила женщина. Заверив ее в своей надежности, я обрекла себя на почти ежедневные смены. Кафе находилось на окраине города и часто пустовало, мало кто знал про это место, но оно продолжало быть круглосуточным. А спустя несколько недель я заметила, что ночью и ранним утром кафе наоборот пользовалось большим спросом, потому что мало заведений в городе работает 24/7. Сюда заходили и влюбленные по уши парочки, и ночные, никогда не устающие от дороги, байкеры, приближение которых было слышно еще за несколько километров. Иногда могли зайти и какие-то серьезные люди, по крайней мере, так мне казалось, по их пиджакам, заумным разговорам и уверенным жестам. Первые дни были самыми кошмарными, казалось, все идет самым наихудшим образом, все валилось из рук, заказы путались, а вера в себя увядала с каждым днем. На работе и прошел почти месяц моего лета, днём, кафе не пользовалось популярностью, я читала книги, иногда даже пыталась писать свое, но чаще всего оно сразу же удалялось из памяти телефона. Активная работа начиналась ближе к ночи, тогда приходилось побегать от столиков влюбленных парочек к столикам скрывающихся любовников. Конец августа выдался дождливым. Я наблюдала за серым, мрачным городом через расплывающиеся, частые капли на окне автобуса, который ехал до остановки, рядом с кафе, в старых наушниках играл Сплин, когда сквозь огни и мокрые от дождя стекла я поняла, что нужно выходить. Выпрыгнув, я посильнее натянула капюшон черного, широкого худи и быстрым шагом пошла в сторону заведения, через задний вход, оказавшись в старой, вечно воняющей раздевалке, я переоделась в форму, которая заключалась в коричневом фартуке поверх черной футболки и таких же скини, и вышла в зал. Сегодня была ночная смена, погода была плаксивая, можно легко догадаться, столики будут заняты почти все. Сам интерьер был довольно прост, деревянные столы цвета грецкого ореха, темно-зеленые диванчики и темноватые стены, наверно, одной из главных изюминок кафе было такое расположение столов, что посетители не мешали друг другу, было сложно услышать чужие разговоры, встретиться с любопытными, ненужными взглядами, гости чувствовали себя, можно сказать, в безопасности. — Марьяна! Можешь взять мой столик, пожалуйста, мне отойти ненадолго нужно? — попросила Лена, слегка полноватая, очень приятная девушка с добрыми, не по годам мудрыми глазами. Часто у нас совпадали смены, и за этот месяц наше общение от этапа неприязни успело перейти во что-то приближенное к подобию дружбы. Не скажу, что нас можно было назвать подругами, но то, что девушка всегда поможет и поддержит, я была уверена, когда совместно проходишь через трудности — это, определенно, сближает. — Конечно! Сейчас только стаканы отнесу, — крикнула я девушке, пока убирала грязную посуду. Поправив бейджик на груди с надписью «Марьяна», я прихватила с собой два меню из плотной журнальной бумаги, на которых слишком привлекательно изображались блюда, но чаще всего посетители были одни и те же, поэтому свой выбор знали заранее. Проскальзывая между столиками, я сразу же узнала со спины посетительницу с каштановыми волосами, что заставило сердце застучать в бешеном ритме, по позвоночнику пробежалась стая мурашек. Подходя ближе, я заметила, что она была не одна, рядом сидел мужчина, примерно лет сорока, осетинской внешности, с короткой стрижкой, бородой и тяжелым, тягучим взглядом. Он сразу же заметил мое появление и остановил бурно развивающийся между ними диалог. Женщина же даже не обратила на меня внимание, уткнувшись в телефон. — Добрый вечер, меня зовут Марьяна, сегодня я буду вашим официантом, — проговорила я, раскладывая меню и пытаясь изо всех сил успокоиться, волнение накрывало все новыми и новыми волнами, руки начинали немного трястись, — Готовы уже что-нибудь заказать или мне подойти немного попозже? — улыбнувшись, выпрямилась я. Только в этот момент Райдос подняла свои темные, словно глубокая, беззвездная ночь, глаза, когда наши взгляды столкнулись, я готова была поклясться, что мир рухнул, молнии столкнулись, а небо спустило Фенрира с поводка, обрушив светило, как лепнину с потолка. — Американо, — холодным, как многолетний, одинокий айсберг, тоном сказала женщина, а на ее лице не дрогнула ни одна мышца, — Костя, ты что будешь? — Я хочу что-нибудь более существенное, можно мне... — мужчина начал перечислять блюда, по его уверенному тону можно было с точностью сказать, что он здесь не впервые. Стараясь сфокусироваться на заказе, я понимала, что она меня не узнала. Ком подступал к горлу, как будто все заглушаемые, спрятанные в самые потайные уголки души чувства давали о себе знать, а женщина, которая была тому виной, даже не помнила меня. На трясущихся ногах я отдала заказ на кухню и бар, сердце делало кульбиты внутри грудной клетки, а я не могла объяснить самой себе реакцию на человека, которого вижу второй раз в жизни. Мозг понимал, что через Викторию Райдос ежедневно проходили десятки, если не сотни, студентов, запомнить каждого невозможно физически, но в глубине души весь месяц с нашей прошлой встречи, я грела себя мыслью, что она запомнила меня. Когда вернулась Лена, я сразу же отдал ей этот стол, она удивилась, подняв брови, ведь у нас не было принято меняться уже после того, как взял, но, видимо, в моих глазах читалась такая мольба, что не задав ни вопроса, она кивнула и пошла отдавать кофе гостям. Дождь лил без остановки, поэтому, как и предсказывала, посадка была полная, всю смену, я носилась от одного стола к другому, от бара к кухне и обратно, но каждый раз проходя мимо этой женщины с загадочным, даже, можно сказать, опасным мужчиной, мой взгляд задерживался на них, пытался запомнить каждую деталь. Спустя часа полтора Райдос в сопровождении своего кавалера покинула кафе, бросив взгляд в окно, я заметила, как с парковки удаляется черный BMW, номера которого из-за дождя было почти невозможно рассмотреть. К утру посетителей не осталось, смена подошла к концу. Уже пришли наши сменщики, а мы с Леной сидели на ступеньках заднего входа, я курила привычные сигареты, горький дым заполнял мои легкие, помогая освободить мысли, а девушка затягивалась приторно сладкой электронкой. Дождь продолжал моросить, но козырек спасал нас от каплей, которые так и норовили намочить все вокруг. — Почему ты от того столика отказалась? Что-то случилось? — прерывая идеальную тишину, спросила Лена, молча я пожала плечами, давай понять, что все в порядке, делиться чувствами, в которых сама не могу разобраться, я не собиралась, — Они спрашивали про тебя, — продолжила девушка, удивленно я подняла брови, — Женщина спросила, куда прошлая официантка делась, я отшутилась, но у дамочки как-то изменился сразу настрой, — делилась Лена, а мое сердце стучало, казалось его слышно даже через дорогу, я думала, еще немного и оно выпрыгнет. Дождь наконец-то закончился, когда я в лучах утреннего, подходящего к концу лета, шла от остановки к общежитию, заворачивая, как всегда на курилку, я набрала Влада, который в своей деревне вставал раньше обычного. — Марьяна! Я соскучился, — крикнул в трубку парень, — Ну что как дела? Как работа? — Влад, я сегодня Райдос в кафе видела, — как будто признаюсь в каком-то величайшем грехе, прошептала я Череватому. — Ооо, а она что? Узнала? — реакция не заставила ждать. — Я думаю, что нет, — честно призналась я. — А ты видела нам расписание выставили? Она будет вести у нас земельку, вообще не повезло, обещали, что не встретимся с ней больше, но преподша уволилась, а больше некому, — Влад говорил и говорил, пока я вникала в суть сказанного, так мы встретимся на парах. Эта новость обрадовала и ужаснула одновременно, я не смогу спокойно сидеть перед ней, когда внутри извергаются вулканы. — Марьян, ты чего молчишь? — насторожился парень, — Кстати, ты хочешь что-нибудь на день рождения, я помню что совсем скоро, хорошо, что я успею вернуться, — не унимался Влад, а я все не могла прийти в себя, докуривая последнюю перед сном сигарету, пока перед глазами стояли те черные, далекие, словно космос, глаза. Третий раз мы встретились в конце сентября. Коридор около аудитории был заполнен шумом взволнованных голосов, ребята обсуждали предстоящий семинар, ходило много слухов, что каждая пара у Райдос проходит в форме коллоквиума, к которому невозможно подготовиться. Мной были пропущены все лекции по этому предмету, на них не отмечали, и я топила работой желание прийти, увидеть ее, брала больше смен, не желая идти на поводу у чувств, в которых сама еще до конца не могла разобраться. — Она всегда так опаздывает? — спросила я у Влада, когда спустя десять минут после начала пары, преподавателя не было видно. — Еще бы, каждую лекцию минут на пятнадцать, двадцать задерживалась, — ответил Череватый, озаряя своей улыбкой все окружавшее его пространство. — Ну пиздец, — сказала я, как тут же голоса затихли и показалась Виктория Райдос, как всегда со строгим взглядом, устремленным в толпу, в черном пиджаке поверх такой же черной рубашки, ее волосы были собраны в аккуратный хвост, мой взгляд ненадолго задержался на ее фигуре, а сердце уже успело улететь в пятки и вернуться. Кажется, мат из моих уст выполнял роль магического заклинания, после которого Райдос сразу же появлялась. Женщина открыла кабинет, студенты волной заполняли помещение, выбирая парты подальше от преподавателя. Мы с Владом заняли третью парту в первом ряду, я устроилась ближе к окну, надеясь, что пейзажи осеннего города смогут хоть чуть-чуть отвлечь от мыслей и чувств. Ребята стояли около своих мест так прямо, как будто через спину каждого проходил металлический штырь, на котором держалось все тело, когда раздался приказной тон, — Здравствуйте, садитесь, — все быстро начали рассаживаться, поспешно открывая ноутбуки, копаясь в распечатках. — Я думаю, вы все меня знаете, хотя вижу тех, кто пропускал лекции, — сканируя тяжелым взглядом, медленно и слишком спокойно говорила женщина. В аудитории после ее слов была кромешная тишина, создавалось впечатление, что это то самое затишье перед бурей. Оно им и было, пропустив перекличку, Райдос начала задавать вопросы, наугад выбирая человека из списка. Перед пятиминутным перерывом Виктория Германовна успела опросить почти каждого, оставались только мы с Олегом, когда она дала задание и вышла из кабинета. — Марьяна, только нас не спросили, сейчас вернётся и точно под руку попадем, — переживал Олег. Действительно, в кого-то Райдос успела ударить сама, кто-то поднимал руку, она уточняла фамилию, и человек был спасен от внезапного вопроса. Перерыв затянулся больше, чем на пять минут, когда она вернулась, голоса снова стихли. Первым Райдос напала на Шепса, запинаясь и путаясь, Олегу удалось ответить. Меня женщина будто вообще не замечала. Решив, что ждать и надеяться больше не на что, я подняла руку, на вопрос про норму-запрет. — Например, у нас норма-запрет — это 14 статья кодекса, — начала я, после кивка на мою руку, как тут же была прервана. — Какое было задание? — спросила Райдос таким тоном, от которого и появилась в мире вечная мерзлота. — Найти нормы, в которых содержатся запрет, дозволение, обязывание, — я попыталась вспомнить точную формулировку. — А вы отождествляете норму со статьей? Почему Вы называете статью, когда я прошу норму, — подняв бровь, спросила Райдос. Тут же потеряв ко мне весь интерес, она перевела взгляд на аудиторию, никто не горел желанием блеснуть знаниями, — У нас еще остался человек, который не отвечал, — сказала Райдос, пробегаясь глазами по списку, — Романова. Немного усмехнувшихся, я подняла руку, — Это я, мне продолжать? — улыбка играла на моем лице. Удивившись такой наглости, женщина подняла бровь, — Вас мы уже послушали… — она не успела договорить, как я ее перебила. — Но не дослушали, — настойчиво продолжала я, ребята начали коситься, как будто переживали, что после таких слов меня больше не увидят. — Хорошо, продолжайте, — с усиливающимся раздражением ответила Виктория Германовна. — Так вот раз мы вспомнили, что в статье у нас может быть несколько норм, то нормой-запретом в статье 14 является то, что на землях и земельных участках, подвергшихся загрязнению химическими веществами, в том числе радиоактивными, иными веществами и микроорганизмами, запрещаются производство и реализация сельскохозяйственной продукции, — уверенная в своем ответе, так как его мне подсказал Влад, я самодовольно посмотрела на Райдос. — Согласна, — на удивление спокойно и даже, как мне показалось, с тут же спрятанной улыбкой произнесла Виктория Германовна, делая отметку в ведомости. От пары оставалось еще минут 10, когда Райдос озвучила задание на следующий семинар и отпустила, первой покинув кабинет. — Пойдём курить, а то из меня как будто всю энергию откачали? — спросил Влад , параллельно складывая ноутбук в рюкзак, — Что за женщина, мы первую то тему не разобрали, а уже вторую задала, — негодовал парень, и его можно было понять, ведь в нашей паре, домашнее задание делал только он, щедро скидывая мне, потому что после работы единственное, чем я могла заниматься, это спать, а в редкие дни читать книги. За забором университета, где все «дышали свежим воздухом», было мало человек, мученики еще сидели на парах. — Это чья тачка выезжает? — спросил Череватый показывая пальцами, в которых держал подожженную сигарету, на БМВ, четко въевшийся в мою память, после той ночи любая черная машина получала от меня повышенное внимание, я вглядывалась в каждый проезжающий джип в надежде увидеть ее, и вот он наконец-то снова мелькает мимо меня, глаза выхватывают лицо женщины, с ухмылкой сверлящее меня взглядом. — Райдос… — протягиваю я и ловлю удивленнвй взгляд Влада с приподнятыми бровями, — Тогда в кафе она на нем же уехала. Парень понимающе кивает, — Нет, ну откуда у препода такая тачка, у них что зарплаты такие высокие, может мужик богатый у нее, — не унимается Влад. Я провожаю машину взглядом, делаю глубокую затяжку, дым бьет по горлу, оставляя неприятное ощущение, несравнимое с тем, что сейчас у меня внутри. Мысли роем пчел жужжат в черепной коробке, поднимая из памяти все детали прошедшего семинара, в ушах гудит, стук сердца замедляется и тут же ускоряется, что еще чуть-чуть и я, действительно, задумаюсь относительно помощи кардиолога, который покрутив пальцем у виска отрежет: «Ты влюбилась, дура, это не лечится». Может тогда я смогу признаться, хотя бы себе, в истинных чувствах к этой женщине, которая не выходит из моей головы уже почти два месяца.