Bloody Roses: Под Колпаком

Пахнет сыростью и свежей листвой вперемешку с чем-то одурманивающе сладким. Впереди простирается широкая тропа, с обеих сторон от которой нет ничего, кроме плотной стены из деревьев и кустов. Капли росы лениво падают на землю, образуя небольшие лужицы. В одну из таких Джисон наступает, но воды слишком мало, чтобы ботинок вымок насквозь. Он не придает этому никакого значения, его походка остается уверенной, будто он точно знает, где должен быть. В лесу оглушающе тихо. Такой тип тишины не успокаивает, он вселяет липкий и холодный страх, подобный каплям росы, стекающим по листьям. Или же каплям пота, щекочущим лоб и спину. Джисон вытирает их рукавом, но продолжает следовать дальше. Его цель где-то там впереди, хотя он и сам до конца не понимает, что этой целью является. Необъяснимая сила тянет его невидимыми нитями, будто он марионетка, а не живой человек со своей волей и желаниями. Тропинка становится твёрдой и неустойчивой. Джисон опускает взгляд — вместо грунтовки под ногами у него каменные плиты, раскачивающиеся в стороны при каждом движении. Шаг от этого замедляется, становится неуверенным, но не прекращается. Он должен идти вперёд. Должен достичь конечной цели. Становится холодно, но Джисон, что странно, не перестаёт обливаться потом. Он слизывает соль с верхней губы, вытирает рукавом лоб и глаза, которые начало неприятно щипать, и ноги его становятся мягкими и неуправляемыми. Но он всё равно идёт и наконец выходит к небольшой поляне, в центре которой стоит причудливое строение в виде квадратной коробки. Стены у неё все из стекла, дверей не видно, а внутри горит тусклый свет. Вокруг ни души, и Джисон ускоряет шаг, мечтая оказаться внутри стеклянной коробки как можно скорее. Будто от этого зависит его жизнь. Почти бегом он преодолевает оставшееся расстояние и обходит строение в тревожных попытках найти вход. Но ни двери, ни чего-то похожего на неё он не видит. Прижавшись к холодному стеклу, он пытается вглядеться внутрь. Тёплые пальцы оставляют следы, а затем он проводит ладонью, чтобы обеспечить себе хоть какую-то видимость. Внутри всё зелёное и пышное — и кусты, и цветы — что даже не видно троп, которые между ними петляют. Запотевшие окна создают иллюзию дымки, либо же внутри этой коробки действительно очень морозно. Но как тогда растения живут в таких условиях? Ни одно живое существо не может перенести такой экстремальный холод. Или всё-таки может. Джисон замечает среди ветвей и листьев фигуру человека в чёрном пальто. Тот стоит к нему спиной и что-то держит в руках. Плечи его опущены, поза расслаблена и естественна, но Джисона всё равно охватывает паника. В голову закрадывается мысль, что этого человека не должно там быть; что ещё чуть-чуть и он замерзнет или замертво упадёт, покрывшись ледяной коркой. «Кто он такой?», вдруг думает Джисон. «Почему он кажется мне смутно знакомым?» Незнакомец, склонивший голову, ещё какое-то время разглядывает предмет в своих руках, после чего наконец поворачивается к Джисону лицом, и у того замирает сердце. Теперь понятно, почему он казался знакомым. Ведь всё в нём, начиная от ухмылки, тронувшей губы, до отросших тёмных волос, которые лезут в глаза, и томного взгляда чёрных глаз — всё это уже давно въелось Джисону глубоко под кожу. В сердце, если быть точнее. Пока у Джисона стягивает грудь необъяснимой болью, Лино делает к нему пару шагов и останавливается. На губах ещё хранится тень улыбки, и он достает руку из-за спины. Пальцы крепко сжимают стебель ярко-красного цветка: между пальцев по ладони и по запястью течет кровь, затекая Лино под рукав пальто. Джисон выдыхает беззвучный плач, пальцы на стекле уже ощущаются ледяными и чужими, горло наливается ядовитой горечью. «Нет. Только не это. Пожалуйста». Улыбка Лино становится ярче, а хватка на стебле только сильнее. Джисон глотает слёзы и наблюдает, как кровь его любимого человека начинает капать на полы пальто, а затем и на землю. Подобно каплям росы, образующим лужицы в лесу. «Минхо, нет!» Но Лино его не слышит, а только продолжает растягивать губы в мазохистской улыбке, которая заставляет Джисона бить по стеклу костяшками. Джисон не может кричать, не может позвать Лино, ничего не может, кроме как смотреть и биться о стекло. В надежде, что оно рухнет и он сможет попасть внутрь. Где-то между беззвучными криками и ударами Джисон замирает и наконец видит, что именно Лино сжимает в ладони. Розу, а точнее её шипы, которые только глубже вонзаются в кожу, окрашивая руки в алый. Не остается ни одного светлого участка — Лино будто надел на руки кровавые перчатки. «Минхо…». У Джисона подгибаются колени, горло саднит от безуспешных попыток достучаться, а лицо прижимается к ледяному стеклу, но всё напрасно. Этот новый, но весьма изощрённый вид пыток доводит до исступления и бессилия. Между ними лишь стекло — не самая нерушимая преграда, однако Джисон всё равно не может её разрушить, как бы ни старался. Кожа на костяшках трескается. Не от силы битья, а скорее от мороза. Джисон смотрит на того, кого сильно любит, и слёзы сами по себе застилают глаза. «Пожалуйста, пусти меня. Позволь помочь тебе». Когда кровь прекращает течь из тонких свежих ран, Лино откидывает розу в сторону, подходит к стеклу вплотную и прикасается кровавыми ладонями к месту, куда прижимается лицо Джисона. Пальцем он обрисовывает контуры лица, оставляя на стекле кровавые мазки. Потом мимолётно касается их губами и виновато улыбается. «Что же ты наделал, Минхо…», думает Джисон, но вряд ли Лино может слышать его мысли. «Мне без тебя никак. Зачем ты это сделал…». Горячие слёзы растворяются мерзлотой и пустотой внутри. Костяшки не болят, их будто не существует. Нет пальцев, нет рук, ног и тела. Нет самого Джисона. Лино в последний раз дёргает губами в подобии улыбки, но лицо сводит болезненной судорогой. В мгновение он падает наземь, а Джисон в последний раз ударяет по стеклу, и то разлетается на мелкие осколки. — Просыпайся, мы приехали. Джисон в ужасе раскрыл глаза и принял сидячее положение. Ну конечно. Это был очередной кошмар, заставший его в дороге, и следы которого сейчас пришлось усиленно смаргивать. Подобное замешательство не могло не насторожить Лино, который делил с ним заднее сидение такси и обеспокоенно поглядывал то на Джисона, то в переднее стекло автомобиля. Выглядел он при этом довольно бодрым. Неужели так и не прилёг за несколько часов поездки? — Что с тобой? — Лино лишь смотрел и не делал ничего, что могло бы показаться водителю такси подозрительным. Хотя видно было, как он хотел обхватить лицо Джисона ладонями и притянуть к себе. — Порядок, — сказал Джисон охрипшим ото сна голосом. Машина стояла у ворот непонятно сколько времени, поэтому он поёрзал и указал пальцем на багажное отделение. — Пошли? Они выгрузили чемоданы и пару дорожных сумок, только после чего через ворота оказались на территории университета Чанми. Одной из прелестей старых построек является то, что они лучше всего сохраняют дух прошедших лет. А ещё навевают чувство меланхолии, не до конца понятное и изведанное. Бывает, смотришь на старинное здание и думаешь, сколько всего оно повидало. Сколько поколений сменилось, а оно стоит себе нетронутое и хранит больше тайн, чем может показаться поначалу. И Джисон поддался меланхолии, но искусно это скрыл, молча устремив взгляд на величественное здание главного корпуса. Оно, увитое плющом и грозно нависающее на фоне хмурого неба, наблюдало за всеми свысока. Грозилось раздавить или попросту поглотить, не оставив и мокрого места. Поляна пустовала. Студенты только начали возвращаться с каникул и наверняка находились в общежитиях, раскладывая вещи по местам и заново привыкая ко второму дому. Лино неторопливо шёл сзади, поглядывая то на унылый полуосенний пейзаж, то на идущего впереди Джисона. Сложно было сказать, что именно варилось у него в мыслях, но лицо явно выдавало зачатки беспокойства. Колёса чемоданов стучали по каменным плитам, Лино стучал каблуками ботинок, а Джисон передвигался тихо, будто боялся быть замеченным. Они быстро оказались у дверей общежития, и Шато с радостью открыло для них двери, как друг свои объятия после долгой разлуки. В гостиной всё было таким же, как в день, когда они уехали. Ничего не изменилось, кроме того, что следы Ночи Розы были утилизированы заботливыми уборщицами. Или же кем-то из парней, Джисон таких подробностей не знал, да и не интересовался. Царил порядок, прежний уют, отчего сердце сжималось, а в груди, несмотря на омрачающие картину обстоятельства, становилось тепло. Запах свечей, старых книг и немного чистящего средства — всё это смешалось в воздухе и волной окатило только что вошедших. Джисон остановился в дверях. Лино двинулся дальше, но обернулся. — Ты как? — спросил он не без доли тревоги. Оба знали, что возвращение будет не из легких, но старались делать вид, будто всё, как и прежде. — Идёшь? — Да. Взгляд Джисона зацепился за помост, на котором стоял рояль. Ему пришлось сделать глубокий вдох, прежде чем ступить на мягкий бордовый ковёр, которым был устелен пол гостиной. Но дышать стало в разы легче, когда Лино высвободил одну руку и накрепко сплёл с Джисоном пальцы. Мысли стали набегать одна на другую, но четче всего звучала «пока он держит меня за руку, я справляюсь». Так они пересекли половину гостиной, после чего разошлись по разным комнатам: Джисон свернул влево, в одну из трёх дверей, а Лино поднялся наверх. Чемодан остался у закрытой двери, сумка оказалась на полу рядом с ним, а Джисон опустился на свою кровать и спрятал лицо в ладонях. Не сказать, что сон усугубил его состояние, потому что оно изначально было таким. И даже тот факт, что он добровольно согласился вернуться в университет, не облегчал боль в ране, которая хоть и покрылась коркой, но буквально только что была нагло расцарапана снова. Он подозревал, что Лино наверху себя чувствует не лучше, но им обоим нужен момент одиночества. Чтобы всё обдумать, свыкнуться и двигаться дальше. Кто справлялся лучше — довольно спорный вопрос. Лино, который здесь чуть не распрощался с жизнью и пережил предательство друга, или Джисон, который чуть не потерял любимого человека и всё же потерял частичку себя. Это не соревнование и не игра, а значит оба справлялись по правде говоря плохо. Но старались держаться. Ради друг друга. Никто из ребят ещё не приехал, они были первыми. Пустая заправленная кровать Феликса выглядела такой неправильной, что Джисон поднялся и специально откинул покрывало. Находиться в комнате с одними лишь воспоминаниями, но без любимого соседа походило на очередную пытку. Вещи раскладывать он не захотел, подождут до завтра или любого другого удобного дня. Зато книги тут же заняли свое место на полках стеллажа, и Джисон удовлетворенно оглядел их ровные корешки. Он, как и в прошлом году, не брал с собой много, да и смысла не было — в гостиной этих книг зачитаться можно. Джисон вряд ли к выпускному курсу приблизится к отметке в половину прочитанных оттуда книг. Следом он достал свой дневник, в котором писал мысли, стихи и иногда прозу и положил его на самую верхнюю полку стеллажа. Оттуда его видно меньше всего. Мало ли кому приспичит перейти личные границы и залезть к нему в душу. Открыв окно, Джисон присел на подоконник и выглянул на улицу. Ему не повезло, что из окна комнаты можно было увидеть только деревья и вытоптанную тропинку, ведущую в лес. Ни прибывающих студентов, ни корпусов, ничего. Только танцующие ветви, трепещущие на ветру листья и редкое пение птиц. Последние, к сожалению, молчали, да и Джисону не хотелось нарушать меланхоличную тишину родной комнаты. Он поджёг сигарету и закурил. Он никогда не курил, точнее, никогда на постоянной основе. Но однажды, когда Лино ещё плохо себя чувствовал и почти не покидал дома, Джисон сидел на лавке в саду и обнаружил лежащую на ней пачку. То ли Лино оставил, то ли кто другой. Джисону было, если честно, глубоко неинтересно. Он просто достал одну сигаретку и закурил, смотря в небо и пересчитывая звёзды. Пачку после этого забрал с собой, а потом стал покупать сигареты каждый раз, как ходил в магазин. Сейчас он, однако, решил минимизировать потребление никотина, поэтому ограничился двумя сигаретами в день. Хотя сегодня, кажется, придётся сделать исключение. В то же время Лино, наоборот, бросил. Не совсем по собственной инициативе, а по рекомендации врача, у которого он наблюдался после отравления. С правильным питанием в придачу и занятиями спортом он к тому же похудел, скулы заострились, а отросшие волосы, которые он стал прятать за уши, только больше подчеркнули его точёный профиль. Виском прижавшись к оконной раме, Джисон выдохнул серый дым из лёгких. Ему вспомнился Джисон-первокурсник, который только приехал сюда без каких-либо ожиданий, потому что родители заставили, но даже при всём этом он чувствовал себя воодушевлённым. Сколько всего может измениться за один год. Ему откровенно не нравился тот, кем он стал, но после пережитого мало кто остаётся прежним. Это одна из горьких жизненных истин. Но с ней тоже можно мириться. Тем более, Джисон ещё молод, а значит, как пластилин изменчив. Нужны только две тёплые руки и капелька терпения. В животе неприятно заурчало. Видно, несколько часов поездки без еды дают о себе знать. Ловко спрыгнув с подоконника, Джисон покинул комнату и вбежал по винтовой лестнице наверх. В комнате хёнов (хотя, вероятно, придётся придумать для неё иное название из-за отсутствия Чана) было пусто. Чемодан и сумка, как и у Джисона, стояли неразобранные, что было не совсем типично для Лино. Услышав плеск воды, Джисон подошёл к двери в ванную и подёргал ручку. Заперто. От кого Лино только закрывается, если кроме Джисона здесь больше никого нет? — Умышленно закрылся, чтобы не принимать душ вместе со мной? — Хан повис на ручке и пару раз лениво провёл по деревянной лакированной поверхности ладонью. Вода стихла, и Лино прочистил горло. — А ты хотел? — Да. Ради экономии воды и только. Лино фыркнул и щёлкнул замком. Джисон не медля ни секунды вошёл внутрь. Силуэт за шторкой снова включил воду и встал под струю воды, которая по-видимому была горячей, так как плитка в ванной и небольшое окно запотели. Скинув с себя одежду и отложив её куда-то в сторону, Джисон отодвинул шторку и горячие капли тут же попали ему на плечи и волосы. Предположение подтвердилось. Джисон выдавил в руку каплю шампуня и, растерев её в руках, стал массировать уже влажные волосы. Действовал он с закрытыми глазами, поэтому когда почувствовал лёгкий удар локтем в бок, на автомате отмахнулся от чужой руки и продолжил мыть себя, напевая под нос одну из популярных мелодий. — Когда ты успел накачать нижний пресс? — эхом раздался голос Лино, отскочив от кафельных стен. — Ты разглядываешь меня, пока я ничего не вижу? — последовал нервный смешок. — Извращенец. Пресса нет, я просто голоден. — После душа сразу в кафетерий. И ты не можешь мне запретить смотреть. Сам сюда пришёл. — Я пришёл мыться, а не развлекать твою фантазию. — Очень жаль. Я бы развлекся. Пришлось сглотнуть смущение, которое Лино даже спустя несколько месяцев совместного проживания умудрялся вызывать. Мотнув головой, Джисон подошёл ближе к струям воды, и пена стала стекать по плечам, рукам и торсу. Он слышал чужое дыхание, но эта игра в «не трогай» даже забавляла. И самую малость возбуждала. — Я просто хочу смыть усталость, а потом поесть, — заключил Джисон. — Усталость можно снять способом поинтереснее. Протерев глаза, Джисон зачесал пятернёй волосы и изогнул бровь в легкой усмешке. — Мы только приехали. — Смена обстановки бодрит. И я был в середине одного дела, когда ты постучал. Сам виноват. Джисон скользнул округлившимися глазами по торсу Лино, задержавшись взглядом на причинном месте. Надо же, не соврал. Действительно… очень бодрый. — То есть, пока я курил и рефлексировал, ты тут зря времени не терял, — сказал он шутливо. Несмотря на неприкрытое удивление, Джисон сделал шаг вперёд. Между ними всё равно было достаточно пространства, чтобы не соприкоснуться друг с другом. Любой частью тела. — Не пытайся меня пристыдить, — ухмыльнулся Лино. — Я тоже хотел впасть в уныние, но потом посмотрел на кровать и вспомнил наш первый раз. Щёки Джисона невольно раскраснелись. Под горячей водой трудно было сказать, что именно стало этому причиной, но Лино явно догадался в чем дело. Довольная улыбка тут же расцвела на его лице, как самый прекрасный цветок, и он сделал шаг вперёд, прижавшись к Джисону вплотную. Это заставило резко втянуть воздух и притянуть Лино за поясницу к себе. Джисон смотрел, как дрожали чужие ресницы, как стекала вода с влажных волос по подбородку и щекам; как Лино сводил брови и крепче льнул к его телу. Не понадобилось много времени, чтобы ответить на возбуждение ответным толчком и почувствовать, как мышечный механизм стал выполнять своё дело. Они простояли впритык какое-то время, пока Лино не закусил губу и не подался вперёд. Поцелуи посыпались сначала по ключицам, заставив Джисона мелко задрожать, потом перешли на шею и мочку уха. Томно выдыхая, Джисон плавился под ними и горячей водой, которую они не собирались выключать. Отличная экономия университетской воды. Было чертовски хорошо. Одной рукой Лино сжимал талию, другой оттягивал волосы на затылке. Джисон не сдерживал звуки наслаждения, которые заглушались шумом воды и чужим тяжёлым дыханием, сливаясь в однозвучие. Кожа на шее отдавала тупой болью. Лино брал его и делал это так неистово, будто они не виделись больше года, а не жили вместе на протяжении нескольких месяцев. Его голод был почти неутолим, ему всегда хотелось ещё и ещё. Единственный случай, пожалуй, когда Лино не прислушивался к правилу маленьких порций. Когда кожа начала гореть абсолютно везде, а пот смешался с водой, Джисон выплыл на берег сознания и стал работать свободной рукой за двоих. Это вызвало у Лино гортанный стон, осевший где-то в области шеи. Уверенно двигая рукой вверх и вниз, ни прибавляя темп, ни сбавляя его, Джисон откинулся головой о белый кафель, и глаза самопроизвольно закрылись. Чувствуя, как силы начинают покидать мышцы рук, Джисон передал управление Лино, а сам обхватил его за мокрые плечи и стал зацеловывать ушную раковину, параллельно бормоча нечто нечленораздельное. Лино это однозначно нравилось. Спина его покрылась мурашками, даже несмотря на льющийся сверху горячий поток. Когда движения стали рывками, замедляясь на вершине и стремительно падая к основанию, Джисон приоткрыл рот, чтобы ловить воздух, но вместо этого просто забыл, как дышать. Грудь вздымалась с такой амплитудой, что перед глазами бегали мелкие звёздочки. Сжав оба члена чуть сильнее, Лино неожиданно для Джисона ускорился и закусил губу. Мыльная вода стала издавать хлюпающие звуки, движения стали хаотичными и быстрыми. — Черт возьми. Я почти, — пробормотал Джисон на выдохе, и его живот напрягся, так что выступили мышцы пресса, о которых шла речь ранее. У Лино сил хватило лишь на то, чтобы утвердительно промычать и напрячься всем телом в предвкушении скорой развязки. Затуманенным взглядом он нашёл лицо Джисона и внимательно изучил его. Сведённые к переносице брови, сомкнутые губы, дрожащие веки и стекающая по лицу вода — это и особо чувственное движение рукой довели его до блаженства. Джисон слышал протяжный звук наивысшего наслаждения, но не мог понять, кому из них тот принадлежал. Может, одновременно обоим. Он тяжело опустился лбом в чужое плечо и позволил Лино пригвоздить себя к стене. Пару минут они восстанавливали дыхание, оперевшись о белую плитку. Горячая вода так и продолжала течь, но теперь попадала только на ступни. Джисон чувствовал, как на бёдра капала другая тёплая жидкость, скользя по влажной коже. Лино зарывался носом в его влажные волосы, вдыхал и медленно выдыхал. Спустя ещё минуту они нашли в себе силы встать под воду и, устремив голову вверх, позволили каплям смыть следы произошедшего. После чего, обернув полотенца вокруг бёдер, покинули душ. Только Джисон собрался плюхнуться на мягкую кровать, как резко остановился, чуть не врезавшись Лино в спину. Когда он перевёл взгляд на дверь, то по коже пробежался холодок, а рот приоткрылся в немом шоке. На пороге стоял Чан, держа выдвижную ручку чемодана в ладони, и с виноватым видом смотрел на них. Чёрт возьми, он же всё слышал, а теперь ещё и видит, потому что они не догадались надеть что-то кроме полотенец. В то время как Джисон испытывал лишь стыд и небольшой шок, Лино был потрясен набором совершенно иных эмоций. Он не видел Чана так близко с той самой ночи, поэтому сейчас, поддавшись накатившей злости и одновременно тоске, он сжал челюсти и шумно выдохнул. — Что ты здесь забыл? — довольно спокойно спросил он, учитывая обстоятельства. Джисон успокоился, подошел к кровати и сел, закинув ногу на ногу. Находиться между ними как-то спокойней, чем стоять за спиной Лино, как трусливый мальчик. Чан лишь на мгновение поймал Джисона взглядом, после чего сразу же вернулся к Лино. — Меня сюда заселили. Снова. Я поступил в магистратуру, наверное, они просто не захотели искать для меня место получше. — Магистранты живут в другом крыле, и там всегда пустуют комнаты. Неужели не нашли для тебя хотя бы одну? — В этом году туда заселят некоторых преподавателей, — так же спокойно ответил Чан. — Значит, не нашли. Сложив руки на груди, Лино склонил голову набок. Неприкрытые одеждой мышцы снова напряглись, а тон голоса вмиг стал ледяным. Джисона передёрнуло. — Это их проблемы, пускай ищут лучше. Я не собираюсь делить с тобой одну комнату. — Я понимаю это, Лино. — Чан поставил чемодан к стене, чтобы освободить руки и вскинуть их в примирительном жесте. — Но свободных мест ни в одном общежитии нет, всем уже выделили комнаты и распределили по соседям. Я только что был в комиссии. Там сказали, в этом году рекорд поступивших, поэтому они ничем не могут помочь. Я найду с кем можно поменяться, но только когда все заселятся. Он продолжал смотреть осторожно, однако поза оставалась уверенной и ровной. Чан не боялся этого противостояния и даже так — оно ему просто было не нужно, ведь он говорил искренне. Однако Лино не собирался сходить со своих принципов, и Джисон, конечно же, понимал почему. — Нет. Иди ищи прямо сейчас. Мне плевать, с кем ты будешь меняться, хоть с девушкой, но жить ты здесь, увы, не сможешь. Деталь про девушку заставила Джисона неопределённо нахмуриться и смерить Лино говорящим взглядом, но тот не посмотрел в ответ. Желваки ходили по его челюстям, взгляд был острым, почти пронзающим. Джисон уже давно не видел Лино таким, но кажется, теперь это не будет редкостью. Качнув головой, Чан опустил глаза в пол, однако поднял их довольно быстро. Джисон поймал его неуверенный взгляд и слегка нахмурил брови, пытаясь понять, что такого необычного Чан в нём увидел. Засосы наверняка, что же ещё. — Я мог бы пожить в комнате Джисона. Не против поменяться? — тактично поинтересовался Чан, однако Джисон отчего-то внутренне запротестовал. Он любил свою комнату, а комната хёнов навсегда останется лишь комнатой хёнов. — Я… против. Во-первых, меня более чем устраивает мой сосед, а во-вторых, этот хён меня порядком утомил за все месяцы совместной жизни. Признание Джисона заставило Лино закатить глаза. Он слышал эту шутку не в первый раз, поэтому было бы глупо обижаться на неё снова. К тому же, некая доля правды в ней всё же была — им на пользу пойдёт пожить отдельно друг от друга. Для поддержания свежести отношений, так сказать. Чан с пониманием кивнул и отвёл глаза в сторону окна. — Ну что ж. Я всё равно останусь. Хочешь — можешь пойти разбираться, но выгнать меня отсюда ты не имеешь права. Это место — такой же дом для меня, как и для тебя. — Да что ты, блять, говоришь! — Лино подлетел к Чану почти моментально, но остановился в паре шагов. — Это место всегда было только моим домом, ты это прекрасно знаешь. И если бы не твои нездоровые амбиции и хоть капля человечности, мне никогда не пришлось бы объяснять тебе такие простые вещи. Я не прощаю предательство, и если ты думаешь, что заперев меня с собой в четырех стенах, что-то изменится, то черта с два. Ничего не будет как прежде. Они уставились друг на друга в немом молчании, будто фильм поставили на паузу, и они больше не имели права двигаться или даже дышать. Джисону показалось, что между ними промелькнула пара неозвученных фраз. В конце концов Чан оттаял первым и, схватив ручку чемодана, слабо улыбнулся Джисону на прощание, после чего закрыл за собой дверь. По железным ступеням были слышны его шаги, но и они по итогу стихли. Обессиленно рухнув на кровать, Лино надавил подушечками пальцев на закрытые веки. Его личный способ совладать с эмоциями и предотвратить намокание глаз. Пару минут Джисон молча ждал, а потом лёг рядом, перекинув руку через чужую талию и зарывшись носом в слегка влажные волосы. Снова захотелось спать. Приобняв Джисона, Лино впечатался пальцами в мягкую кожу. — Хорошо, что не согласился поменяться. Не нужно ему оставаться здесь. — Я подумал, если будем жить вместе ещё и здесь, успеем друг другу надоесть. Ссоры, крики, бытовуха. — Ты имеешь в виду себя, Хан-и, — голос опустился до шёпота. — Мне ты надоесть не можешь. Я ведь… Джисон напрягся в мучительном ожидании. «Ну же, просто скажи это. Три простых слова». Но Лино молчал, долго молчал, и продолжать явно не собирался. Разочарование стало настолько привычным, что Джисон успешно сделал вид, будто не ожидал услышать продолжения и только плотнее прижался к чужой груди. Они не говорили про природу своих отношений, про чувства и всё к этому относящееся. Не было нужды. После пережитого задумываться о том, кто они друг другу, это последнее, что интересовало. Их отношения строились на заботе, нежности, страсти — и так по кругу. Благо, они ещё не успели перерасти в бытовую рутину. Период романтического опьянения продолжался до сих пор, несмотря на небольшие стычки, которые только наоборот распаляли. Не говорили они и громких признаний. Лино это было не нужно, как он сам сказал, "достаточно только чувствовать, слышать необязательно". Но вот Джисон редко, но всё-таки случалось, ловил себя на мысли, как сильно желал услышать эти три главных слова. Порой подобные мысли настолько затмевали разум, что он начинал сомневаться во всём подряд — в себе, в их чувствах и в самом Лино. Конечно, он знал, как тяжело тому обнажить себя в эмоциональном плане. Но как же хотелось, чтобы это однажды произошло. — О чём задумался? — сев на кровати, Лино взглянул на Джисона через плечо. Мокрая чёлка разметалась по его лицу, влажные отросшие волосы слегка завились на шее. Джисон снова засмотрелся. — Так, ни о чём, — сказал он наконец. — Пойдём есть? Я соскучился по «зелёному» кафетерию. — Только ты его так называешь, — нараспев сказал Лино и подошёл к чемодану. Вещи у него лежали ровными стопками, не то что у Джисона. Он наугад вытянул чёрную водолазку. — Не будешь переодеваться? Могу дать что-то из своего. — Н-нет. Хочу оттянуть момент, когда придётся перелезть в классические вещи, хотя бы ещё ненадолго. — Тебе необязательно возвращаться к брюкам и рубашкам. Главное комфорт. — Как ты заговорил, — издевательски улыбнулся Джисон. — А на первом курсе считал иначе. «Хипстер-переросток» — твои слова? Пока Джисон сотрясался, Лино успел натянуть водолазку и откинуть полотенце в сторону. Это не могло не вызвать мимолётный ступор, несмотря на то что к этому виду Джисон уже должен был привыкнуть. Прочистив горло, он отвернулся. — Хм, мои, — усмехнулся Лино в ответ. — Но я пересмотрел многое. В том числе, твой стиль. Ты мне нравишься в любой одежде, так что поступай как знаешь. Джисон тяжело вздохнул, а Лино довёл свой образ до ума, натянув брюки и накинув сверху лёгкий коричневый тренч. Давно забытое и не до конца понятное чувство овладело Джисоном, когда он увидел Лино таким: безупречным и самоуверенным как прежде. Когда они сидели дома, ему был не нужен этот образ. Но здесь, в Чанми, приходилось соответствовать. И Джисону захотелось соответствовать тоже. — Ладно, что там у тебя есть? — поднявшись, он направился к чемодану. По неудачному стечению обстоятельств, первое, что попало ему в руки, была шифоновая рубашка. Та, что была на Лино в Ночь Розы. — Ох, это… — Возьми что-нибудь другое. — Лино тут же изъял её из цепких рук и положил обратно. — Вот, это будет как раз. Он передал Джисону пушистый свитер кремового цвета, который надевал от силы раза два. Тот, едва задумчивый, принял вещь и какое-то время мял ткань между пальцев. Это вызвало у Лино непроизвольный смешок. — Это не подушка-антистресс. Надевай. Перед тем как покинуть комнату, они покрутились у зеркала, поочередно друг друга пихая. После чего покинули общежитие, направившись в сторону одного из корпусов, на первом этаже которого находилось излюбленное место Джисона и ещё половины студентов и преподавателей. Кафетерий, прозванный «зелёным» (но, по словам Лино, только один человек его так называл), уже приветствовал манящими ароматами выпечки и кофе, хотя учёба даже не началась. Ещё одна из многих причин любить это место. Внутри было тихо и немноголюдно. Джисон чуть не подпрыгнул от радости, когда увидел, что его любимый столик не занят. Лино, переняв его ауру, улыбнулся и отправился делать заказ. Он взял булочки и круассаны, а также два огромных стакана кофе. Джисон, только заметив Лино с подносом, в предвкушении заёрзал на стуле и прикусил губу, пытаясь унять своё возбуждение. Когда поднос оказался на столе, он медленно вдохнул аромат выпечки, и жить стало в два раза приятнее. Может, прежняя меланхолия, заставшая его в комнате, просто стала последствием пустого желудка. Зная себя, Джисон вполне мог в это поверить. Лино впился зубами в круассан и тут же сделал глоток кофе, и только по данной торопливости Джисон понял, что тот был голоден не меньше. Поэтому ели они молча, только изредка откидываясь на спинку стула, чтобы сделать передышку и вернуться к еде снова. Зелень интерьера создавала иллюзию завтрака где-нибудь на террасе, а слабый шум кондиционера не отвлекал, а только наоборот — подтверждал ощущение, будто ты на улице. Ненавязчивая мелодия была почти не слышна, но Джисон всё равно узнал, что играла, разумеется, классика. В какой-то момент, когда Джисон уже доел и просто смаковал кофе, а Лино складывал пустые блюдца на тарелку, открылась дверь и вошёл один из студентов. Джисон не узнал его в профиль, поэтому узнавание произошло чуть позже, когда парень посмотрел прямо на них и замер. Рубашка торчала у него из джинс, на шее висели наушники, а небрежные волосы касались плеч. Лино пришлось проследить за взглядом вдруг напуганного Джисона и тоже замереть, сжав кулак левой руки, которая покоилась на стуле. Рой перевёл недобрый взгляд с Джисона на Лино, и лицо его ещё больше ожесточилось. Быстро засунув руки в карманы, он вновь оглядел их по очереди, но, по-видимому, догадался, что у них тут не просто дружеский обед, поэтому тут же прошел к кассе. Джисон и Лино молча переглянулись. Каждый подумал о своём, но одна мысль совпала: «Этот год обещает быть не менее весёлым».