
извини!
25 декабря 2024, 07:19
Скажи Сумину год назад, что сейчас бы он предпочёл вернуться назад в старшую школу, он бы нисколько не поверил. Правда, он очень скучает по тому времени из-за его беззаботности, невидимой на первый взгляд. Скучает даже по постоянным одним и тем же запугиваниям от разных учителей о надвигающихся экзаменах, по всеобщему страху учеников из-за возможной несдачи, по своим нечастым опозданиям, которых он с боязнью стремился избегать, и по крикливым младшеклассникам в коридоре, будущие выпускники яро им завидовали: они ещё пока не обременены различного рода жизненными трудностями в виде, например, выбора своего будущего.
Чего не скажешь о Чхве Сумине сейчас. Студенческая жизнь заставила его слишком рано прочувствовать все эти трудности на себе, да, Сумин считал большинство даже самых простых событий какими-то непреодолимыми преградами на его пути, то и дело вызывающими у него постоянную тревогу. Мысли по типу: "Не успею", "не смогу", "так и не начну", казалось, никогда не покидали его ярко выкрашенную в зелёный голову, как цвет спокойствия, такого необходимого сейчас. Он частенько подкрашивался, и оттого всегда выглядел как газон около его дома. Его легко различимая среди других макушка цвета юности и надежды, казалось, привлекала к себе больше внимания, чем Сумину бы хотелось. Вот только, к сожалению, со стороны преподавателей, а не учащихся.
А зайди он в аудиторию к одногруппникам, такого чрезмерного внимания к своей персоне он уже не ощущал – многие уже разбились на компашки по принципу - с кем зависать после учёбы удобнее. Чьё-то товарищество и вовсе держалось на совместной выпивке по пятницам. Ну и наконец, кто-то держался от всей шумихи подальше и, как думалось Сумину, правильно делал.
Не сказать, конечно, что Чхве Сумин был прямо совсем один. У всех же есть такие недодрузья, которые ещё не друзья, но почти ими стали, или которые даже не знают, что они друзья друг другу? Всё больше думая об этом беспределе, Сумину остаётся надеется, что да.
Его надёжным двигателем в освоении и адаптации к новому месту выступал Чхве Хёну, его проворный одногруппник, а самое главное, жутко отзывчивый. Вполне вероятно, что если бы не его своевременная помощь Сумину, он бы скопытился ещё в начале первой учебной недели. Хотя нельзя сказать наверняка, что этого не произойдёт после, ведь сейчас, к огромному сожалению, прошёл лишь месяц.
Хёну приходил на выручку в самый подходящий для этого момент и непонятно для чего. То ручку за него поднимет, то дверь придержит, если руки заняты, то повторит то, что Сумин не понял, чтобы хотя бы ввести его в курс происходящего.
Для собственного удобства Хёну даже номер Сумина выпросил, как будто это надо ему самому, а не зеленоволосому.
Да, Сумин действительно не был один, вот только Хёну по-видимому общался и был в хороших отношениях почти со всеми, значит не стоит воображать себе дружбу, так? Разница между ними и с космоса видна – один улыбается широко и сам идёт на контакт, другой же надеется его избежать любыми способами, потому что "ну а зачем оно надо".
Хёну был пробивным лисом и совсем не походил на первокурсника, плавал как рыба в воде и в общем свыкся с новой ступенью жизни почти сразу. А также он частенько опаздывал на первую пару. Ничего не поделаешь, зато его запомнили именно из-за таких задержек чуть ли не каждое утро. Каждый раз приговаривая: "извините за опоздание", он, ничуть не спеша, садился на ближайшее место. Это было уже неким ритуалом, традицией, как подмечал Сумин у себя в мыслях.
"Опять этого бойкого не видно, на сколько он сегодня опоздает?"
Не успел Сумин пронести это в голове, как тот уже залетает в аудиторию и выдаёт свою фирменную фразу, затем неторопливо идёт к своему месту и садится... с ним? Удивил так удивил. Обычно он плюхается к одному из своих хороших знакомых, с которыми и посмеяться и пошутить глупо можно, не то что с Сумином. Хотя с ним же тоже можно, просто никто не удосужился проверить.
Сегодня Хёну выглядел как-то по-другому. Кажется, утром он постарался над укладкой, да настолько, что задержался, потерянный даже Сумином. Лоб теперь не скрывает беспорядочного иногда вида чёлка, брови выразительные и выдают такую серьёзность, чего вроде и не скажешь об обычном виде Чхве Хёну. Поубавилась вся его показная весёлость, читаемая прямо на самом лице.
— Сумин, ты сегодня идёшь на мероприятие после всех пар? – не обращая внимания на тишину и выполняющих задание однокурсников спросил Хёну, наклоняя голову набок и прищуривая глаза, как будто срашивает что-то очевидное. Ладно, может и не поубавилось ничего.
А Сумину не слишком хотелось привлекать всеобщее внимание, что сделать сейчас было легче лёгкого, и оттого он лишь непонимающе округлил глаза, спрашивая: "Какое ещё мероприятие?" И что удивительно, опаздывающий его собеседник всё прекрасно понял и продолжил привычным ему тоном:
– Ты опять не видел объявление? Собирают первокурсников, наверное это будет что-то наподобие знакомства. Интересно, а как мы без него тут месяц проучились спокойно... – сонно протянув последнее, закончил вещать Хёну, а ещё он только сейчас достал свои принадлежности и собрался работать.
— Ой, нет, я не пойду, это не для меня. – Зеленоволосому для полного счастья не хватало только этого. Был ли смысл вообще это устраивать сейчас?
— Но как? Не слышал, чтобы кто-то не приходил. Это же лишний повод ознакомиться с нашим прекрасным универом и не менее интересными однокурсниками, – сказал Хёну свойским тоном, что появлялись сомнения насчёт искренности его речей. Сам замечая свою чрезмерную наигранность во всех словах, которую ну никак не может контролировать, он продолжил более сдержанно. – Идём, Сумин! Мне хёны нарассказывали... В общем, запомнил только, что ничего страшного не будет. Ты идёшь со мной, не бросать же тебе друга одного, у меня тоже всё впервые!
Второй Чхве удивился произнесённым вдруг словам о дружбе, но понял в них шутливость, а в ответ он только и мог, что молча поджать губы. Уже усвоено то, что с Хёну спорить бесполезно, проходили и не раз. Например, не так давно Хёну поделился с ним шоколадным батончиком. И нет, конечно, никто у него ничего не просил. Хёну сам уловил ничего не значащий взгляд Сумина, и с чего-то решил, что он голодный. Несмотря на отчаянные возражения, батончик был разделен пополам. Также и теперь – Сумин смирился.
Стоило Хёну сесть за написание лекции, занятие уже стремительно подходило к концу. Привыкший к липучести Хёну, Сумин всё равно не мог предсказать, что этот лис будет преследовать его весь день: и в буфете, и в коридоре, и в аудиториях, разумеется, так как садился с ним. Осталось ещё только в уборную за ним увязаться, благо, хотя бы этого не дошло. В конце последней пары Хёну вообще отличился – лёгонько придерживал суминовское предплечье одной лишь рукой (другой дописывал), как будто тот сию же секунду улетит, оставя Хёну одного-одинёшенька.
Подгоняемый своим новоиспечённым по странным обстоятельствам товарищем, Сумин следовал за ним в место, где собственно и должно проходить то мероприятие.
По приходе в аудиторию они заметили человек двоих-троих, со всего потока только торопливый Хёну, наверное, и спешил сюда. Заняв наконец местечко в последних рядах, Сумин обнаружил рядом своего хитрого одногруппника.
— Быстрее, я спать хочу очень! – Хёну надоело скрывать свой усталый вид, и он плюхнулся на широченную скамью, зарываясь в рубашку и кладя голову на сложенные руки. И больше ничего не говорил следующие минут пять, что было очень даже редким событием и приятным бонусом.
По истечению этого времени из коридора стали доноситься громкие разговоры преподавателей-организаторов, и Чхве тут же подскочил, оторванный ото сна, но выглядящий сейчас менее сонным.
Все передние места заняли, и организатор начал говорить что-то о новой жизни, перспективах и счастливом времени. Надо сказать, это выглядело так, будто текст был давно заучен и приготовлен, в общем не совсем искренне. Сумин даже выразил это вслух.
— О, сейчас спрошу у Минджэ и Джунмина! – оживился Хёну и, наконец найдя себе дельце, быстренько запечатал у себя в телефоне, ответ не заставил себя долго ждать. – Да, они так каждый год говорят слово в слово, впрочем неудивительно: пришли мы, потом придут другие, а всё останется тем же.
Чхве Сумин в душе не знал кто такие Минджэ с Джунмином, но посмеялся, догадываясь, что это его друзья-старшие. Вот из-за кого Хёну тут как свой, такой осведомлённый и участливый...
В разговор с преподавателем вступали и студенты, всё медленно шло к худшему, что может быть в этой встрече:
— Если они сейчас скажут встать и рассказать факты о себе, я уйду... – пожаловился Сумин со страдальческим видом, но никакой реакции не получил, хотя в ней и не нуждался.
Зато почувствовал что-то тяжёленькое на своём плече и, устремив глаза вбок, обнаружил на нём притихшего Хёну. Когда он успел это провернуть? Специально ли? Надо ещё постараться так круто за один день прокачать дружеские отношения, чтобы тактильничать. Признаться честно, Сумин был доволен и приятно удивлён, но внешне выражал лишь смирение.
***
Вспоминая недавнее происшествие, зеленоволосый поймал себя на мысли, что часто так делает – вспоминает и вдобавок ко всему жалеет о чём-то неизвестном ему. Возможно потому что с того момента никакой лисёныш не был настолько сонным, чтобы приземлиться прямо к нему на плечо. Никто потом как ни в чём не бывало не проснулся и не отправил самую невинную улыбку в качестве извинения за возможное неудобство. Какое же тут неудобство, если снова хочется испытать на себе это чувство доверия и неравнодушия со стороны другого? Кстати о чувствах. Они пришли так внезапно, сравнимые с одомашненным, но впоследствии одичавшим мустангом, превосходившим многих по силе и выносливости, которых так не хватало в мгновения лившейся наружу любвеобильности, она отчаянно искала свой объект, но вот незадача – не могла найти. В последнее время объект по имени Хёну как отмагнитился от Сумина, вот как назло, а ведь его только осенило, что никакая это не благодарность. Да, можно быть благодарным и от этого привязаться, чувствуя за собой долг. Но желать скорой встречи, ловить все моменты и не упускать совместных взаимодействий – обязательно ли? Путаница, которая надавливала с каждым приходом домой, то есть всякий раз когда загруженный Чхве оставался один. Тут-то и пришла к нему мысль о том, что может нужно и рассказать об этом, быть честным и не скрываться всегда, когда Хёну озорливо возиться у него в волосах или приобнимает сбоку, а то и сзади, на это и вовсе Сумин реагирует странно, как ошпаренный кипятком. Однажды он так чуть не раскрылся, почти отлетев из-за неожиданности. Близилось Рождество, а там и Новый год не за горами. Главное, наконец представилась возможность отплатить Хёну хоть чем-нибудь. Так, упаковывая подарок, в самой открытке он излил всё, что накопилось за хоть и короткий, но трудный для него период. Подчеркнул то, что если бы не он, это было бы проходить намного сложнее. Дабы сэкономить время Сумин использовал ручку пиши-стирай, и ведь не зря. Она понадобилась, чтобы в последнюю секунду стереть то самое заветное "Люблю". Всё-таки не сейчас.***
Все в предвкушении праздников, радостные, даже все недовольные ворчуны-знакомые находились ну хотя бы в приподнятом настроении. Конечно, домашней стало меньше, но больше концертов, тех же мероприятий вместо них как причина пропустить пары. Профессора теперь увлекались шутками, а территория универа была украшена яркими огнями, что смотрелось очень дорого, нежели в школе, где ученики в основном украшали её сами, используя подручные материалы и средства. Сумин же всеобщих настроений не разделял. Не мудрено, уже невероятно жалел о сделанном, а именно о том, что он стёр, ведь что ему именно сейчас терять: лис в последнее время где-то пропадает и убегает от вопросов в сообщениях о том, почему он пропускает занятия. Может уже вовсю отмечает? Благо, успел до своего ухода получить подарок от Сумина, который с тяжестью на сердце всё же был вручен прямо в отчего-то волнующиеся руки. Даритель, конечно, и этого не разобрал. Он глядел в сторону, пока обрадовавшийся как ребёнок Хёнулик восторженно благодарил его всеми тёплыми словами, какими только знает. Сейчас, сидя в комнате общаги в неожидании Нового года и беспрестанно теребя свои цветные волосы от стресса, Сумин словно пребывал в состоянии осенней хандры, только почему-то зимой, да и тем более в такой праздник. Сказать, что было тоскливо и ничего не хотелось делать, даже просто существовать, а уж тем более справлять – ничего не сказать. Упустить такую возможность признаться – о да, это ему свойственно. Дабы опустошить свою озабоченную голову Сумин всё же взялся за стол, готовить у него получалось-то неплохо, но от вида еды безумно тошнило. Пришлось открыть окно, он выветрил всю эту мерзость, запуская в комнату ледяной воздух, на который он не обращал внимания. Все еда осталась стыть и ждать своего часа, и в конце концов дождалась. Чхве Сумину, то и дело открывающему диалог с Хёну, уже всякое казалось и видилось. Хотелось начать год с облегчением, а не с плюс проблемой в виде непреднамеренной влюблённости в своего немного бесячего одногруппника. Бесячий тем, что никогда не блистал серьёзностью, ни о чем внешне не тревожился и напутствовал делать также. А ещё тем, что вовсе просто исчез также быстро, как и пришёл. Беспощадный. Освободил от шквала негодования чересчур громкий для уставших ушей стук в дверь, можно даже сказать раздражающий. Возможно, соседи? Хотя они знали о существовании звонка и не тарабанили бы сейчас так настойчиво. Настроения встречать кого-то не сыскалось, но любопытство взяло вверх: кто в такое время не сидит дома, а разгуливает, да ещё и до суминовской двери? Посмотрев в глазок, он отпрянул с таким вздохом, что точно выдал своё присутствие. Скрыть его не получилось – придётся открывать. — Извини за опоздание, – тихо произнесли с порога. Сумина как током ударило: та самая фраза, о которой он очень уж любил напомнить Хёну, потому что тот говорит её ну уж слишком часто. — Ты как здесь...? – Сумин оторопел, не пытаясь это как-либо скрыть. Не мог он сейчас стоять перед ним: важный час, последний в этом году. Возможно, до него с открытого окна дошёл мороз, и всё происходящее это сладкий сон в тёплой постели? Паршиво от непонимания и метаний из сна в реальность, все предыдущие дни он пробыл именно в таком состоянии, Рождество в том числе. Много чего приложило к этому руку: вновь пришедшее к нему одиночество, неизвестность о том, что случится даже в ближайшем будущем, и ещё кое-что... Впрочем, Сумину было некого в этом винить, кроме как себя, если он всё воспринимает так в штыки. Ему бы поучиться у кое-кого. — Пошутить не вышло, извиняюсь. Сумин, помнишь, я же обещал сделать тебе ответный презент? – Сумин не помнит. – Так получилось, что я уезжал домой, только что приехал и сразу к тебе. Держи. – пролепетал он, отдавая светлую вытянутую коробочку с красной лентой. — Не забудь прочитать открытку, это самое важное! Пока Хёну разбирался, куда повесить свои вещи, второй Чхве развязал ленту и отыскал записку, на которую его вгляд и упал первым. Сначала он подумал, что Хёну хотел его надурить и она пустая, затем пригляделся о отличил еле заметное: "Я тоже, кстати!" Что бы это ни значило, он подождал Хёну и показал её, приподняв бровь, мол: "расшифруй". — Ну раз ты решил общаться записками, вот тебе мой ответ. Насчёт этого, твоя открытка... — Что с ней не так? – допытывался Сумин. — Мне было очень приятно читать её, правда, но последняя строчка. Я заметил, как ты расцарапал бумагу, интереса ради посмотрел и понял, что там написано. — Так. Я просто стёр то, что посчитал ненужным. — Я даже со своим минусом разглядел! Слишком сильно нажимаешь на ручку, Сумини. – Лисья манера тут же пробудилась в последнем предложении, пройдя в комнату, её обладатель поёжился. И стоит сказать, что он заставил поёжиться ещё одно лицо в этой комнате. – У тебя холодно, ты бы хоть форточку прикрыл. — Прости, я никого не ждал. — Хотел один слечь? Ох, хорошо, что я пришёл, – продолжил он обращаясь прямо к Сумину с неподдельным беспокойством в голосе и доходя до окна. – Как себя чувствуешь? Я просто не могу понять, что с тобой. — Тревожность или что-то в этом роде, ничего необычного. Меня больше интересует, почему ты домой не едешь, Новый год как-никак. — Ты совсем забыл, что я не из Сеула, мне просто не с кем отмечать, но я хотел бы с тобой, можно же? Что-то случилось с парнем из отданного мне письма, не гарантирую исправить, но попытаюсь. Сумин слушал и вдруг захотел ненадолго провалиться под землю от стыда, хоть на минут пять, а затем вернуться и начать глупо оправдываться. Но сил на отговорки у него не было, к сожалению или к счастью. Он едва заметно улыбнулся, признавая появившуюся в доме теплоту с приходом Хёну. То ли так повлияла закрытая форточка, то ли он сам, неизвестно. — Ты столько наготовил! К тебе точно никто не придёт? – восторженно удивлялся лис после того, как получил немое согласие отпраздновать вместе. — Кроме тебя некому. И спасибо, что хоть появился и показался мне. – Сумин тяжело выдохнул: ему такие слова даются крайне тяжело, это вам не на бумажке пиши. Мысли о возможной взаимности его чувств пугали, тихо воздыхать по кому-то безопаснее, чем начинать новый этап (слова "отношения" будто и не существовало в его жизни). По привычке Хёну уселся рядом с Сумином. Не важно, в универе ли, дома ли – он от него не отлипнет, да и кто против? Однако сейчас не торопился, как бы спрашивал разрешения: ещё с порога увидел, что тот не в лучшем расположении духа. Поднимет ли ему настроение то, ради чего и примчался Хёну? Или ещё больше усугубит ситуацию? В голову просились различные сценарии – с благоприятными исходами и не очень. Про последнее и думать не хотелось, а что насчёт первого... Сама допустимость того, что можно быть ближе, разговаривать о всяком важном и иметь много общего, хотя бы даже разделять рутинные походы в буфет, за канцелярией для очередных работ. Волноваться и спрашивать, сопереживать, отдавать благое и получать ровно столько же взамен. — Ты чего лыбишься? Попробуй что-нибудь, а то окончательно остынет, – прервал этот неприличный поток мыслей Сумин, качая головой. — Ты тут уже морозилку устроил, куда ещё больше стынуть-то. – Хитро скалясь, возразил было Хёну, но кусочек какого-то неизвестного пирога взял. Чувствовалась схожесть начинки с мясом или грибами, всё равно неимоверно вкусно, что бы это ни было. Хёну расплывался в похвале, потому что такие блюда обделять вниманием нельзя, как и их поваров, в то время как Сумин расплавлялся из-за достойной похвалы, да ещё и от небезразличного ему человека. А Новый год не такой уж и плохой, если встречать его должным образом. — Сумин, ты хоть что-то не умеешь? Мне правда нравится! Только кажется, ты сам не пробовал. – Не успел он открыть рот, чтобы возразить, чем и совершил ошибку, там через секунду оказался небольшой кусочек его же пирога. Вышло и вправду сносно, он даже закрыл глаза на проступок Хёну, довольно наблюдающего со стороны. Пока старший Чхве, занятый поеданием и разглядыванием беспорядочно раскиданной им по стене гирлянды, другой решился и смиренно ждал, когда на него обратят внимание. Стоило Сумину повернуться, его ожидала следующая картина: полные нескрываемой нежности глаза, направленные к нему и просящие выслушать, сидящий прямо от напряжённости его лисёныш. — Я ведь всерьёз ответил тебе в той записке, на этот раз, обещаю, это не моя дурацкая шутка. Сейчас ты молчишь, но я всё понимаю. Я хотя бы рад, что ты чувствуешь то же самое, – смущённый взгляд – вроде. В Канныне я много думал, и додумался: больше я не буду так внезапно пропадать и подожду, пока ты решишь, что будет дальше. Казалось ещё немного, и выступила бы наружу застывшая влага в глазах. Это крайнее проявление чувств ускорило ещё одно – лёгкое объятие, в которое тут же заключил его Сумин, не найдя ничего, что уместно было бы сказать. Лёгкое, как обвившаяся вокруг тела паутинка, но надо отдать ему должное, долгое и сопровождающееся робкими поглаживаниями по плечам и спине в попытке хоть на капельку успокоить растроганную душу. Сумин сам был с себя в шоке, никогда он не был таким тактильным. А теперь, будучи склонённым над своим объектом воздыхания, поддаваясь моменту и слегка осмелев, одними лишь губами касался дрогнувшей шеи, как касались бы бабочки, присевшие на секундочку и упорхавшие от испуга восвояси. Также боясь, он быстро отстранился, поскольку играть с чувствами ипользоваться ими – последнее, что он намеревался сделать. Заглянул в чужие (или уже нет?) глаза с целью убеждения в том, что он ничего сейчас не натворил, как итог эти лисьи глаза не выражали ничего кроме ожидания и заинтересованности. Хёну как отморозился, прижал Сумина ближе к себе и шёпотом затараторил, тем самым скрывая свои слёзы: — Это значит да или нет? Прошу, всего лишь твоё решение, в большем я не нуждаюсь. — Это значит - ты мне нравишься. Хоть и приставучий большую часть времени. Чего таить, я из-за этого и вляпался, – пробормотал громко Сумин, имея ввиду "влюбился". — Выходит, я достучался только таким методом. Эх, если бы ты в первые дни учёбы обратил на меня внимание... – Вернулся прежний Хёну, он едва лишь успокоился, поэтому сейчас отшучивается как может, вытирая своё поблёскивающее мокрое лицо. Сумин был бесконечно тронут таким признанием. Он влюбился не первый? Просто так переведя взгляд на часы, обнаружил, что давно перевалило за полночь. Новый год наступил. Он обрадовал этим другого Чхве и вместе с этим изумлённым лисом, до сих пор, кажется, отходившим от всей развернувшейся с ними ситуации, стал убирать со стола. Большинство осталось на потом, но это не волновало двух парней, направляющихся к кровати: оба изрядно измотаны и еле стоят на ногах. Лежа позади Сумина и буквально дыша ему в затылок, Хёну был вне себя от счастья, когда снова приобнял его и не получил в ответ моментальную реакцию отлетания в сторону. Теперь не так. Это ощущается обоими уже не столь странно. — Твои волосы на вид как трава, но пахнут бризом, – после некоторого молчания подал голос Хёну, – мне зарыться или нырять? — Неужели так заметен бриз? – рассмеялся от такого флирта старший. — Так его за километр слышно, а я с тобой уже сто пар просидел, обижаешь. Убрав руку с талии, он занялся перебиранием ярких волос, клевал туда носом, чтобы лишний раз убедиться, и всё под довольное хихиканье смутившегося Сумина. Со следующего дня старший из Чхве заверил себя сделать так, что слова про опоздание Хёну были в последний раз сказаны ему. Нет, это не новый вид собственничества, просто с появлением в суминовской жизни он посчитал своей заботой названивать Хёну утром и будить его. Конечно, это не всегда действенно работало. Сложности жизни бывают у всех, но если бы Сумин заранее знал, что они принесут ему такого человека, он был бы более-менее готов к ним.