Наш секрет

      Ректорский кабинет казался слишком просторным, слишком светлым, слишком неподходящим для того, что только что произошло. Родители стояли у окна, их лица были застывшими, будто они пытались осознать, что происходит. Я, едва успев переварить их появление, все ещё чувствовала, как кровь бешено пульсирует в висках. Я ожидала, что этот момент когда-нибудь наступит, но не сейчас, не вот так.       — Я совершенно ничего не понимаю… Мы приехали в Стэнфорд, чтобы сделать тебе сюрприз, а в итоге получили его мы, — голос матери звучал мягче, чем следовало ожидать. Не злость, скорее беспокойство.       Отец скрестил руки на груди, молча наблюдая. Он обычно оставался в стороне во время серьёзных разговоров между мной и мамой, но всегда внимательно слушал.       Ректор, с лёгкой тенью неловкости на лице, поправил манжеты и посмотрел на меня.       — Думаю, вам стоит поговорить, — сказал он с тактичной улыбкой. — Я оставлю вас наедине.       Как только дверь за ним закрылась, в кабинете повисла тишина, прерываемая только едва слышным гулом улицы за окном.       Разговор, к которому я готовилась полгода, обещал быть непростым. Неважно, сколько раз его сценариев были прокручены в моей голове перед сном, во время лекций или чтения книг. Каждый день лета прошёл в мыслях об этом, и казалось, что я вот-вот им всё расскажу, но всё время отступала. Родители могли отреагировать на новость совершенно непредсказуемо. Разозлиться, расстроиться или отнестись спокойно. Только итог казался почти очевидным: они наверняка были бы разочарованы.       — Мойра, ты можешь сперва…— начал было папа, но мама резко его перебила.       — Тьяго, прошу. Пусть говорит на английском.       Я сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, словно выкраивая для себя каждую секунду, которую можно было провести в молчании. Ладошки вспотели, в груди что-то неприятно скрутилось.       — У меня были разногласия с одним профессором, — начала я, избегая смотреть на родителей. Лишь услышала, как мягко стукнул мамин каблук, когда она подошла ближе. — И они привели к конфликту.       Никто из родителей не проронил и слова, когда я снова замолчала, чтобы собраться с мыслями и продолжить. Тишина в помещении стояла такая, что давила на уши. Воздух казался застоявшимся, как будто в этом кабинете никто не дышал последние несколько минут. Сквозь массивное окно за спинами родителей пробивался солнечный свет, но даже он не делал атмосферу менее тяжёлой.       Я сжала руки на коленях, ногти впивались в ткань юбки, помогая удерживать контроль над голосом. Говорить об этом вслух казалось сложнее, чем я думала.       — Он начал занижать мои оценки. Как бы я ни готовилась… — слова давались с трудом, а горло саднило, словно после долгого спора. Я мотнула головой, пряча глаза. Взгляд в этот момент — это словно приглашение к новой волне вопросов, и мне не хотелось их слышать. — Я не могла бросить этот курс. А если бы оставила всё как есть, то потеряла бы грант и стипендию. Так что я пожаловалась ректору…       Словно вспоминая, как это было, я сжала пальцы ещё крепче.       — Несколько раз созывали комиссию. Я изначально хотела решить всё мирно, но в итоге дошло до крупного разбирательства, после чего и другие преподаватели тоже перестали меня жаловать, — голос мой дрогнул, но я заставила себя говорить дальше. — Из-за скрупулёзной подготовки к одному предмету у меня совсем не оставалось времени на остальные, и результаты были соответствующие. В я перестала спать нормально, на лекциях сидела в полудрёме, едва успевала записывать хоть что-то. Кто-то из студентов шептался за спиной, преподаватели смотрели сквозь меня, как будто я стала чем-то неприятным, чужеродным в этой системе. Одна из профессоров так и сказала, что вместо доносов мне было бы лучше заняться учёбой…       Последнюю фразу я проговорила почти шёпотом, но здесь всё равно было настолько тихо, что каждое слово отдавало эхом.       Мать резко вскинула голову, её губы сжались в тонкую линию.       — Но почему никто не поставил меня в известность?! — негодовала она, вскидывая руки, будто пытаясь ухватиться за хоть какую-то логику в происходящем. — И ты тоже ничего не сказала!       Голос её дрогнул, в глазах читалась не только злость, но и обида. Отец, молчаливый всю эту сцену, медленно выдохнул и провёл рукой по лицу. Я знала, что этот разговор рано или поздно произойдёт, но мне казалось, что я готова. Оказалось — совсем не готова.       Я сглотнула, ощущая, как внутри нарастает тревожное покалывание, похожее на ту реакцию, когда попадаешь в безвыходную ситуацию. В груди вспыхнуло раздражение, но сил его выплёскивать не осталось.       — Я могу справиться сама. Я не ребёнок.       — Ты моя дочь, — возразила мама, но в её голосе не было упрёка, только усталость. — И я бы нашла выход. Я бы поставила этого твоего профессора на место.       — Мам, ты не можешь решать мои проблемы, как это было в школе.       — Взрослые люди против восемнадцатилетней девчонки! — снова вспыхнула она. — Ну почему ты всё умолчала, Мойра? Зачем ты всегда всё держишь в себе?       Потому что я берегу вас от деталей этой истории. От ужаса и неприятия, которые вы испытаете.       Вместо этого, я спокойно спросила:       — А что бы изменилось, мам?       — Я бы как минимум была в курсе, что моя дочь уже полгода учится в совершенно другом месте. А может, и не пришлось бы. Ты даже не дала мне шанса вмешаться.       Её голос звучал обиженно, но в глубине сквозило что-то ещё — страх. Страх за то, как сильно я отдалилась.       Слова дрогнули на последних звуках, словно застряли в горле. Я хотела сказать больше, но что-то внутри словно сломалось. В глазах помутнело, губы задрожали. Всё это время я так хорошо держалась, но сейчас резко накатили эмоции, тёплые слёзы замерли на щеках, прежде чем сорваться вниз.       — Я сама попросила о переводе. Никто бы не смог повлиять на человеческое отношение ко мне. Это было просто невыносимо… Ты не понимаешь…       Ты не знаешь всего, мам. Ты не знаешь самого важного.       — Кара миа, это всё? — как всегда ласково обратился папа, с сожалением наблюдая, как мокрые струйки бегут по моим щекам. Он уточнил, словно наверняка чувствовал, что здесь было что-то ещё.       — Всё, пап, — соврала я и резко опустилась на диван, прикрыв ладонями глаза, словно это могло остановить поток слёз. Горячие, солёные, они всё равно находили путь, стекая по щекам, капая на джинсы, прокладывая невидимые дорожки по коже.       Родители тут же сели рядом, словно боялись, что если промедлят хоть секунду, я окончательно развалюсь. С обеих сторон их руки легли на мои плечи, крепкие, родные, знакомые с детства. Они обняли меня так, как делали, когда я была ещё совсем маленькой, в те редкие моменты, когда накопленные обиды на мир больше не помещались внутри моего тела, и единственным спасением становились их тёплые объятия.       Мамины пальцы бережно убрали прядь волос с моего лица, а затем она просто прижала меня ближе, позволяя слезам впитываться в мягкую ткань её блузки.       — Тебе хотя бы здесь нравится? — спросила она тихо, словно боялась, что ответ окажется таким же болезненным, как и всё, что было сказано до этого.       Слёзы всё ещё душили меня, голос застрял где-то в горле, поэтому я просто кивнула, уткнувшись в её плечо. Тёплая, родная ткань пахла её духами, чем-то успокаивающим, как в детстве.       — Нам тоже здесь нравится, — поддержал папа, его голос был мягким, но в нём звучало что-то твёрдое, уверенное.       Он осторожно взял мою руку и сжал пальцы в своей ладони — тёплой, большой, знакомой. Я не могла говорить, не могла даже думать связно, но в этот момент поняла, что, несмотря ни на что, они всё ещё были рядом.       — Но что же это был за конфликт? — спросил отец осторожно спустя несколько минут.       — Ерунда, — ответила я, вытирая слезы с щёк. — Сама виновата. Отказалась… брать дополнительные задания. Профессору не понравилось, что я была слишком самонадеянной, и решил доказать мне, что без его помощи не обойтись.       — А почему отказалась? — подключилась мама.       Я пожала плечами, сжимая колени ладонями, будто от этого можно было укрыться от их вопросов.       — Просто не хотела изучать то направление. Ты же знаешь, если мне что-то неинтересно…       — То тебя и силой не заставишь, — закончила она за меня, и на её лице появилась печальная улыбка.       Её взгляд скользнул по моим волосам, коротким, неровным, ещё не совсем привыкшим к новой длине.       — Я должна была догадаться, что что-то случилось, — прошептала она, больше себе, чем мне. — Ты так берегла свои волосы. За каждым отрезанным сантиметром следила… А я думала, что тебе просто надоело.       — Мне и правда надоело, — пробормотала я, кончиками пальцев пробежавшись по коротким прядям. — С ними всегда было столько мороки.       Мама мягко коснулась моего запястья.       — Тебе очень к лицу эта стрижка, дорогая, — её голос был тёплым, но в глазах мелькнуло что-то ещё — тихая печаль, смесь ностальгии и понимания. — Так хорошо отражает твой характер.       Я посмотрела на неё, а потом на отца. Он не говорил ничего, просто слегка кивнул, его выражение было спокойным, но в этом молчаливом согласии читалось больше, чем во всех возможных словах.       — Спасибо, мам. Пап.       Я попыталась улыбнуться, вытирая тыльной стороной ладони последние следы слёз.       Мама вздохнула, словно решившись наконец отпустить все вопросы, которые ещё роились в её голове, а потом уже намного бодрее спросила:       — Ну что, покажешь, где теперь живёт наша самостоятельная дочь?       Отец слегка усмехнулся. Когда обстановка разрядилась, я снова стала их дочерью, а не только её. Мама всегда инстинктивно брала на себя мою боль, словно ставила невидимую границу между мной и ним, даже если сама этого не осознавала. В такие моменты я была именно её дочерью, её заботой, её ответственностью. Будто бы мои проблемы — это её груз, который не стоило перекладывать на мужа, который, несмотря на всю свою заботу, всё же не был мне по-настоящему родным человеком. Она редко проговаривала это вслух, зная, что его это ранит, но во всём её поведении читалось: «Это моя дочь».       Но папа никогда не отстранялся. Он ждал, не перебивал, не делал резких жестов, и в его взгляде не было ни тени равнодушия. Он был рядом, даже если мама и неосознанно старалась держать его немного в стороне. И я знала, что для него не существовало этих кровных границ, какими бы непреодолимыми они ни были.       Я поднялась с дивана, проведя ладонями по ткани юбки, будто в попытке стряхнуть остатки тяжести нашего разговора. В груди ещё что-то дрожало, но я глубоко вдохнула, разгоняя эмоции.       — Позову Куланна.       Когда я вышла в коридор, ректор действительно стоял неподалёку и смотрел в окно, скрестив руки на груди. Солнечный свет падал на его лицо, делая выражение особенно сосредоточенным. Завидев меня, он выпрямился и слегка кивнул, будто заранее знал, что я всё равно выйду к нему.       — Всё в порядке? — спросил он, вглядываясь в меня пристально.       Я не сразу нашла, что сказать. Вопрос был ожидаемым, но в то же время от него хотелось отвернуться.       — Да, — выдохнула я, одёргивая рукав. — Просто… хотела позвать вас обратно. Ректор внимательно посмотрел на меня, но не стал переспрашивать.       — Хорошо, — кивнул он, но прежде чем шагнуть в сторону кабинета, задержался. — Это, должно быть, было непросто.       Я слегка пожала плечами.       — Не сложнее, чем ожидала.       Куланн чуть склонил голову, будто раздумывая, стоит ли продолжать разговор.       — Знаете, Мойра, иногда мы выбираем сложные пути просто потому, что боимся, что лёгкие окажутся обманчивыми, — сказал он наконец, изучая моё лицо. — Но любой путь ведёт к последствиям. Я надеюсь, что этот выбор оправдал себя.       Мне хотелось ответить, что я давно не ждала простых решений, но что-то в его тоне заставило меня просто кивнуть.       Куланн выпрямился, сложив руки за спиной, и слегка качнул головой, собираясь сказать что-то ещё.       — Признаться, я весьма смущён сложившейся ситуацией, — начал он, выжидающе глядя на меня.       Я сглотнула, чувствуя, как в груди нарастает неприятное покалывание, похожее на раздражение.       — Простите, сэр, — ответила я автоматически, стараясь не выдать в голосе напряжения.       Ректор кивнул, но по его лицу было видно, что формальный ответ его не устроил.       — Знаете, до сегодняшнего дня я был уверен, что сообщил вашей семье о пожаре в общежитии и… находке, — он сделал паузу, давая мне возможность что-то сказать, но я промолчала. — Однако, встретившись сегодня с вашими родителями, я заметил странную вещь. Ваш отец говорит с явным акцентом, довольно тяжёлым. А человек, с которым я разговаривал по телефону, говорил на чистом английском. Разве что с британским оттенком.       Мышцы на спине напряглись, и мне понадобилось сделать усилие, чтобы не выдать свою реакцию. Руки сжались в кулаки, ногти впились в кожу ладоней.       — Произошло недоразумение, — продолжил Куланн, не замечая, как я всё больше закрываюсь. — Но я всё же не понимаю… В контактах указан только номер вашей матери, но когда я позвонил, ответил мужчина. Я предположил, что это ваш отец, и обратился к нему как к мистеру Бренеру. Он не поправил меня, не удивился, а спокойно поддержал разговор.       Я заставила себя не отводить взгляда, хотя в голове всё уже складывалось в чёткую картину.       — А сегодня я узнал, что ваш отец — Тьяго Тацца. Человек, с которым я говорил по телефону, знал, кто вы такая, и обсуждал со мной детали вашей учёбы.       В голове зазвенело. Всё встало на свои места, как кусочки пазла, но от этого не становилось легче. Я глубоко вдохнула, стараясь не выдать ни одной эмоции.       — Тьяго… он мой отчим. Вы наверняка дозвонились родному отцу, — ответила я, не особо веря в собственные слова.       Фредерико, так звали отца, терпеть не мог английский и всё, что с ним связано. Они расстались с мамой по большей части из-за того, что она была наполовину американкой, и он часто её в этом попрекал, словно она сделала неверный выбор, кем родиться. До пяти лет я не говорила на английском, потому что в нашем доме он был запрещён, несмотря на то, что это был мамин второй родной язык, на котором говорила половина её семьи.       Куланн нахмурился, переваривая моё объяснение, и слегка качнул головой. Кажется, он посчитал, что это тема могла быть для меня неудобной, поэтому не стал развивать её дальше.       — Понимаю, — наконец сказал он, явно осторожно подбирая слова. — Это многое объясняет.       Я чувствовала, как напряжение внутри всё ещё держит меня в тисках, но внешне оставалась спокойной. Или, по крайней мере, старалась.       — Однако, — продолжил он, — мне всё же необходимо сообщить вашей матери о произошедшем.       Я молча кивнула и на секунду задумалась, какая из новостей за сегодняшний день понравится маме больше. Та, где я целых полгода скрывала от неё, что живу в другом городе? Или та, где её дочь чуть не сгорела в собственной комнате с брикетом запрещённых веществ под половицей?       Наверное, она бы предпочла услышать вторую. По крайней мере, там была хоть какая-то видимость того, что случившееся — стечение обстоятельств, несчастный случай, что-то, что она не могла предугадать. А вот осознание того, что я сама сознательно скрывала от неё свою жизнь — вот это могло задеть её по-настоящему.       В голове гудело. Всего несколько часов назад я не могла представить, что день примет такой оборот. С другой стороны, вещи, которых я так долго избегала, начали случаться сами собой и приносить облегчение.       Каменный корпус ректората остался позади, а впереди раскинулся кампус, наполненный студентами, спешащими по своим делам. Воздух был свежим, но мне казалось, что даже лёгкий ветер не мог разогнать ощущение усталости, которое висело в груди, словно тяжёлое одеяло. Я шагала по гравийной дорожке между родителями, ощущая, как после напряжённого разговора появилось странное, зыбкое спокойствие.       Но ненадолго.       Кастиэль появился из-за поворота дорожки так, словно поджидал самый подходящий момент для появления. Он шёл расслабленно, руки засунуты в карманы куртки, цепкий взгляд скользил по толпе студентов, будто он искал кого-то конкретного. Или, что вероятнее, уже заметил нас и теперь просто ждал возможности, чтобы вмешаться.       Внутри всё сжалось, будто резко натянули невидимые струны.       Только не сейчас. Только не он.       Но пути назад уже не было — он, разумеется, заметил меня первым и тут же направился прямо к нам.       — Мне точно нужно где-нибудь присесть, — пробормотала мама, чуть ускоряя шаг. — И выпить чего-нибудь успокаивающего. В вашем кафетерии продают виски?       — Думаю, только если хорошо попросить, — отозвалась я машинально, продолжая смотреть вперёд, не в силах ни свернуть, ни спрятаться.       — Достаточно на сегодня новостей, — вздохнула мама, убирая выбившуюся прядь за ухо.       И именно в этот момент Кастиэль оказался прямо перед нами.       Он выглядел так же, как всегда — будто весь мир существует исключительно для того, чтобы развлечь его. Я подала ему знак, чтобы он шёл дальше и не останавливался.       Кастиэль чуть склонил голову набок, рассматривая меня с ленивым интересом, но в уголках губ уже пряталась ухмылка.       Я знала этот взгляд. Он определённо собирался остановиться и сказать что-то, что мне не понравится.       Я сглотнула, чувствуя, как жар подкрадывается к шее, но взяла себя в руки.       — Привет, — начала я, внутренне надеясь, что это закончится как можно быстрее, — мам, пап, это мой друг… Кастиэль.       Отец слегка кивнул, переводя на него внимательный, но ничего не выражающий взгляд. Мама быстро оглядела парня, будто оценивая его на ходу, и приподняла бровь, но ничего не сказала.       Кастиэль, конечно же, не упустил момента, чтобы развлечься.       — Знакомство с родителями? Так быстро? — протянул он, нарочито удивлённо, но с той же фирменной ухмылкой.       Заткнись, Кастиэль. Умоляю, заткнись.       Я прищурилась, мой взгляд буквально прожигал предупреждающую надпись у него на лбу: «Не вздумай!». Кастиэль на мгновение замер, но, конечно, проигнорировал мой немой приказ.       — Вы тоже интересуетесь языками? — мама вцепилась в него заинтересованным взглядом, и я поняла, что она уже читает между строк.       Боже, как же она любит изучать людей. Ей даже не нужно было ничего спрашивать, чтобы сделать выводы. Она уже поняла, что мы не просто друзья. По крайней мере, не в том понимании, в каком хотелось бы мне.       — Нет, я — музыкант, — ответил он легко, перекидывая рюкзак на другое плечо. — Чаще всего играю у входа в парк. Место не самое лучшее, но кто-нибудь да подкинет мелочи.       Я почувствовала, как мои зубы сжались так сильно, что ещё немного — и я бы реально заскрежетала ими на всю улицу.       Придурок.       — Он учится на факультете музыки, — быстро вставила я, пока он не выдал ещё что-нибудь. — И, судя по всему, собирается вступить в комедийный клуб. Очень талантлив в этом направлении.       Мама рассмеялась, явно оценив его шутку.       — Ну, с таким юмором тебе и правда не пропадать, — заметила она, хитро поглядывая на меня.       Отлично. Теперь она заинтересована.       Но пока мама развлекалась, оценивая Кастиэля, папа стоял чуть позади, наблюдая намного внимательнее. Он хоть и выглядел расслабленным, но глаза его оставались чересчур настороженными. Анализирующими.       Если мама с первого взгляда пыталась понять, какие эмоции вызывает Кастиэль у меня, то отец изучал его самого.       Кас, конечно, заметил это, но, похоже, только забавлялся.       — Ну что ж, если в музыке не сложится, буду думать о стендапе, — сказал он, глядя на моих родителей с той же лёгкостью, с какой шутил минуту назад.       Папа приподнял бровь, но ничего не ответил.       Я напряглась, буквально ощущая, как между ними что-то невидимо щёлкнуло.       — Ну что, не хотите экскурсию по кампусу? — поспешила вмешаться я, делая шаг вперёд. — Мне кажется, там как раз есть место, где можно купить чай или кофе… Мама усмехнулась, но не стала возражать.       Отец задержал взгляд на Кастиэле ещё пару секунд, а потом кивнул.       — Да, пожалуй, пора. Всего хорошего, Кастиэль, — сказал папа с сильным итальянским акцентом.       Я почти выдохнула с облегчением, но краем глаза заметила, что Кастиэль продолжал смотреть нам вслед.       И его ухмылка никуда не делась. Он был явно собой очень доволен.       Я провела с родителями ещё несколько часов, показывая им кампус, просторные аудитории и, конечно же, дом сестринства. Мама с интересом рассматривала здание, улыбалась фотографиям на стенах и, казалось, была в восторге от того, что я стала частью чего-то подобного. Она с лёгким блеском в глазах сказала, что всегда хотела жить в сестринстве в молодости, и что это, безусловно, огромный опыт. Конечно, она не знала, чего мне это стоило.       Когда пришло время прощаться, они не стали затягивать момент. Мама должна была возвращаться к работе, а отец, как всегда, следовал рядом. Она крепко обняла меня, подержала чуть дольше, словно всё же боялась, что я снова исчезну. Папа не был таким эмоциональным, но, прежде чем сесть в машину, он задержался на мгновение и просто сказал:       — Мы всегда на твоей стороне, кара миа. Всегда.       Я кивнула, не находя слов, и смотрела, как они уезжают, пока машина не скрылась за поворотом.       С сильным вздохом облегчения мои плечи наконец-то расслабились. В груди появилось приятное чувство пространства, которое наконец очистилось от тревоги. Где-то внутри ещё щекотало опасение, что мама поедет разбираться со Стэнфордом, но мне показалось, что ничего страшного уже не случится.       Пообедав, я вернулась в сестринство и сразу же принялась отрабатывать долг. Музыка в наушниках помогала разгрузить голову во время уборки, правда, в мыслях всё чаще стало всплывать сегодняшнее утро.       Сердце как будто сбивалось с ритма каждый раз, когда я вспоминала, что делал со мной Кастиэль. Иногда даже приходилось прикрыть глаза и выровнять дыхание, потому что внутри всё словно переворачивалось. И я не понимала, приятное это было ощущение или всё-таки нет.       Боже, что я опять творю?..       Когда старшие сёстры ушли на очередное собрание в честь предстоящего мероприятия, я чуть подождала и наконец воспользовалась шансом оказаться в комнате Дебры.       Во время своей специальной шпионской уборки я нашла три флешки и один диск, сильно сомневаясь, что на них будет что-то нужное. Также я заглянула в шкаф, но, к моему разочарованию, никакой коробки там уже не было.       После домашних дел я сразу направилась к Армину. Гостиная братства была не тем местом, где мне хотелось светиться, поэтому я зашла через заднюю дверь, надеясь не встретить никого из парней.       И сразу же врезалась в Кэнди.       Она выходила из комнаты Армина, перебрасывая сумку на плечо, и выглядела слишком довольной. Наши взгляды встретились, но я была настолько вымотана, что даже не попыталась изобразить хоть какую-то реакцию.       — О, привет, — сказала она с той же расслабленной уверенностью, с какой человек произносит «добрый вечер» продавцу на кассе.       — Привет, — пробормотала я и просто обошла её.       Дверь была приоткрыта, и Армин сидел за столом, хмуро уставившись в экран, будто так и просидел весь день. Завидев меня, оторвался от работы и смерил оценивающим взглядом.       — Выглядишь так, будто только что разгребала мусорный завал, — фыркнул он, откидываясь на спинку кресла.       — Близко, — пробормотала я и бросила на его стол флешки и диск. Чуть более небрежно, чем ожидала.       Армин приподнял бровь и аккуратно подтянул мои находки к себе.       — Нашла у Дебры?       — Ага. Может, на них есть что-то полезное.       — «Может»? Почему сама не посмотрела?       — Во-первых, у меня нет дисковода и нужного разъёма. А во-вторых, Муни сказала нести всё тебе.       Он лениво покрутил флешку в пальцах, но взгляд его был направлен вовсе не на неё. Он изучал меня, как будто пытался найти что-то, что я не хотела показывать.       — А ты, значит, делаешь всё, что она скажет? — спросил он так, словно делал небрежное замечание, но я сразу же уловила насмешку в его голосе. — И как? С Кастиэлем всё идёт по плану?       Я тут же напряглась.       Что-то резко вспыхнуло внутри.       — Идёт, — отчеканила я, сложив руки на груди. — Знаешь, ненавижу, когда парни мнутся. Если чего-то хочешь, бери это сразу.       Армин чуть приподнял голову, но в его глазах что-то сверкнуло.       Он резко поднялся с кресла, и стул скрипнул, отодвигаясь назад.       — А я ненавижу, когда девушки строят из себя недотрог, — его голос был глухим, ровным, но в нём чувствовалось напряжение, будто он уже давно держал это в себе. Он шагнул ближе, тень от его фигуры упала на пол. — Хочешь, чтобы все бегали за тобой?       Я отступила, но не из-за страха — из-за злости.       — Ты серьёзно?       — Прости, но мне неинтересно тешить твоё самолюбие, соревнуясь с Кастиэлем в том, кто быстрее тебя добьётся.       Этот удар попал в цель.       Гнев хлестнул, как раскалённый металл.       Я резко схватила его за запястье, заставляя замолчать. Кожа у него была горячая, мышцы напряжены, и я чувствовала, как его пульс бьётся бешено.       — Охренеть… — мои пальцы сжались сильнее, а затем я глухо, зло рассмеялась, чувствуя, как внутри всё выворачивается.       — Я хотя бы не собираю вокруг себя гарем! — шагнула ближе, почти вплотную. Глаза Армина сузились, но он не отступил.       — Это что ещё значит?       Я разжала пальцы и отступила, но не отвела взгляда.       — А ты сам подумай, — бросила я, разворачиваясь.       Я не собиралась ему ничего объяснять. Он сам прекрасно всё видел.       Его рука резко схватила меня за локоть.       — Мойра.       Я дёрнулась, но он не отпустил. Его пальцы впивались в кожу, удерживая меня на месте, как будто он не мог остановиться.       — Знаешь, в чём твоя проблема? — его голос прозвучал глухо, без эмоций, и от этого было только хуже.       Его хватка на секунду ослабла, но он не разжал пальцы до конца.       — Ты тратишь так много времени, пытаясь всех держать на расстоянии, что даже не замечаешь, что никому уже не хочется тебя догонять.       Мир застыл.       Воздух вышибло из лёгких.       К горлу подступил ком, такой плотный, что я не могла дышать.       Он… Он серьёзно это сказал?       Я даже не сразу поняла, что трясусь, пока не почувствовала, как он медленно, почти неохотно разжимает пальцы.       Я ничего не сказала.       Хотелось навести беспорядок. Бросить что-нибудь об стену, а лучше об Армина, но вместо этого я просто высвободила руку и ушла.       Каждый шаг резал по сердцу, как лезвие.       Дыхание сбивалось, сердце колотилось так сильно, что гул отдавался в ушах. Я не думала, куда иду — ноги сами несли меня к выходу, подальше от комнаты, от Армина, от всего этого грёбаного разговора.       Но привычка сделала своё дело — я свернула через гостиную.       Меня трясло. Всё тело сжималось от обиды и злости, каждое слово Армина крутилось в голове, разрывая меня изнутри.       Я была настолько ослеплена своими эмоциями, что не сразу заметила шум.       Какой-то дикий гогот, музыка, хлопки, чьи-то восторженные выкрики.       А потом — вспышка знакомого цвета перед глазами.       Я моргнула, и до меня дошло.       Кто-то из парней натянул на себя МОЁ ПЛАТЬЕ.       Я застыла на месте.       Рассматривая этого идиота, который, расхаживая посреди гостиной, гордо демонстрировал себя в моём платье, покачивая бёдрами.       Я медленно подняла взгляд на остальных и увидела, что он был не один такой. Как минимум трое парней щеголяли в одежде сестёр. Один натянул обтягивающий топ, другой зачем-то впихнулся в юбку, а этот… этот придурок в МОЁМ ПЛАТЬЕ!       Они скакали по гостиной, изображая гротескные танцы, передразнивая девчонок, будто устраивали сценический номер.       Веселье зашкаливало.       Глупые ухмылки, смех, возгласы:       — Детка, мы идём покорять вечеринку!       — Ну как я выгляжу?       — О боже, я бы сам себя поцеловал!       Этот день и так был чересчур хреновым, но они… они решили, что вот это вот самое время для дешёвого цирка. Дело было даже не в том, что они растягивали наши шмотки на своих широких фигурах, а в том, что парни посмели тайком залезть на нашу территорию и рыться в вещах. Не мне, конечно, возмущаться насчёт последнего, но это всё же совсем другое. Я действовала ради благого дела, а они — ради дурацкой забавы.       Внутри всё закипело, как перегретая вода.       Я сжала кулаки и двинулась к нему с затуманенной от жажды расправы головой.       — Ты… — голос стал низким, пронзительно опасным.       Парень обернулся, и тут же его ухмылка начала медленно сползать.       Я надвигалась на него, как огромная волна, готовая разбиться о твёрдый берег, но причинить ему свой ущерб.       — Ты!!!       Он заморгал, явно начиная понимать, что попал под очень горячую руку.

***

      Да, я перешла черту и ни на секунду об этом не пожалела.       Альфа, которого я едва не снесла с ног, наверняка всё ещё морщился от боли при движении. Остальные, кто так весело дурачился в одежде сестёр, тоже вряд ли ожидали такого накала эмоций. Никто, конечно, не пострадал, но теперь я персона нон грата в братстве Альфа.       Ну и хрен с ними. Теперь мне там точно делать нечего.       Дебра наконец-то получила золотую возможность преподнести меня как угрозу «хрупким отношениям» между сестринством и братством.       — Своими выходками ты подставляешь нас всех! — вещала она перед остальными сёстрами, сложив руки на груди и глядя на меня так, будто я пробралась к Альфам с топором, а не просто отстояла своё (и не только) грёбаное право на личные вещи и пространство. — Они наши союзники, и ты могла испортить всё, что мы строили годами.       Было очевидно, что ей плевать на репутацию ПиКси. Ей просто нравилось видеть меня в положении виноватой.       Кое-кто из девчонок, особенно те, чью одежду тоже стащили, были на моей стороне. Но Муни…       Муни отчитала меня, как соплячку.       — Ты могла сдержаться, — сказала она позднее, уже без публики, устало потирая переносицу. — Я понимаю, что ты права, но ты даже не пытаешься быть дипломатичной.       В её голосе звучало не разочарование, а тревога. Она опасалась, что я рушу её авторитет перед сестринством, давая Дебре очередной козырь.       Но я не раскаивалась. Ни на секунду.       Я сделала всё правильно. Может, чуть-чуть более эмоционально, но от этого я чувствовала себя только лучше. К тому же маленькая месть Муни за то, что она сказала перед Армином, дала мне возможность позлорадствовать.       Эти мысли крутились в голове, пока я сидела на кровати у Тео, лениво обхватив бутылку с водой. Дебра выписала мне тюремный срок, посадив под домашний арест на неделю, и теперь мне разрешалось выходить только на занятия.       Сидеть в своём углу по собственному желанию — совсем не то же самое, что по принуждению. Первые пару дней ещё можно было терпеть. Но на третий стены моей комнаты начали давить, как глухие бетонные плиты. Всё внутри ворочалось от раздражения. Слишком тихо. Слишком пусто.       Теперь я куда чаще зависала в общей, а ещё чаще — у Тео. Сегодня мы решили убить вечер сериалом. Я уже не помню, кто его выбрал, но сюжет меня не особо волновал. Картинка на экране вспыхивала то тёплыми, то холодными тонами, динамичные сцены сменяли друг друга, но я всё равно смотрела сквозь них, мыслями в другом месте.       Минут десять я просто пялилась в экран, не следя за сюжетом, пока Тео наконец не заметила. Она вздохнула, поставила серию на паузу и постучала ногтём по тачпаду, привлекая моё внимание.       — Прости, — пробормотала я, ловя себя на том, что уже даже не делаю вид, будто смотрю.       — За что? — её бровь взметнулась вверх. — Я вижу, как ты от скуки киснешь.       Я покрутила бутылку в руках.       Ну, не совсем от скуки.       Мне хотелось увидеться с Касом. Убедиться, что мы всё ещё друзья. Мы почти не общались все эти дни после того, как я побывала в его квартире.       Хоть я и ожидала чего-то такого после произошедшего, но где-то в глубине души теплилась надежда, что между нами ничего не изменится. Более того, какая-то часть меня будто ждала чего-то большего. Как будто это должно было стать чем-то другим, важным. Но такие мысли я себе строго запретила.       Я сделала глоток воды, но даже он не помог справиться с противным, липким осадком внутри.       Комната Тео была уютной, но в её мягком свете вдруг стало слишком тесно. Подушки, хаотично разбросанные на кровати, тетрадь, брошенная рядом с ноутбуком, приглушённые звуки из общей комнаты — всё это создавало ощущение, что мир остался прежним. А у меня внутри что-то сдвинулось.       — Давай сходим посмотреть игру? — неожиданно предложила Тео.       Я скривила лицо.       Во-первых, футбол меня вообще не интересовал.       Во-вторых, больше половины команды Антероса состояла из Альф.       — Видеть их не могу, — злобно процедила я, вспоминая, как они тогда орали в гостиной.       Обида ещё не успела остыть.       — Знаю, — Тео усмехнулась. — Но зато не придётся торчать в четырёх стенах очередной вечер.       Я задумалась.       ПиКси выступали в группе поддержки, так что формально я могла присутствовать, если бы пришла под предлогом поддержать их.       Это было лучше, чем ещё один вечер в запертой клетке, где даже стены начинали бесить.       Я уже успела вдоволь насидеться в комнате, и если предстояло выбирать меньшее из двух зол, пусть это будет шумный стадион.       Спустя некоторое время мы с Тео облачились в зимнюю форму сестринства: облегающий топ с длинными рукавами и леггинсы, которые слишком плотно прилегали к коже. Мне было в них некомфортно и тесно. Такие вещи, независимо от ткани, вызывали зуд на коже ног. Хотя я догадывалась, что это была чисто психологическая реакция.       На улице было едва прохладно; идеальная погода для вечерних прогулок. Навстречу нам стекались потоки студентов, заполняя аллею шумными обсуждениями, смехом и гулкими ударами подошв по асфальту. Фонари отбрасывали длинные тени, в которых сливались силуэты толпы.       Чем ближе мы подходили к стадиону, тем плотнее становился поток людей. Плечи незнакомцев задевали нас, вокруг мелькали яркие шарфы и куртки с эмблемой Антероса, а в воздухе витал запах попкорна и горячего шоколада из киосков, расставленных у входа.       На трибунах уже кипела жизнь. Кто-то стоял, перегнувшись через ограждение, оживлённо обсуждая состав команды. Группа поддержки разогревалась перед выходом на поле. Болельщики разворачивали зелёно-белые флаги, подбадривая друг друга криками, отчего шум усиливался, наполняя пространство вибрацией.       Я огляделась, вглядываясь в цветную мозаику людей, когда взгляд зацепился за знакомые оттенки.       Красный и чёрный.       Где-то на другом конце стадиона мелькнули эмблемы. Форма игроков, флаги, которыми размахивали болельщики…       Стэнфорд.       Ну конечно, Антерос играл сегодня против Стэнфорда.       На удивление, меня не тряхнуло, дыхание не сбилось, внутри не разлился привычный тревожный холод. Я просто слабо ухмыльнулась стечению обстоятельств, находя даже забавным то, как судьба постоянно сталкивает меня с болезненным прошлым.       Видимо, так просто оно меня не отпустит, пока я сама его не отпущу.       — Пришла поболеть за своих? — усмехнулась рядом Аманда.       Я не ответила. Просто смотрела на поле, смиренно ожидая начала матча.       Раньше я бы напряглась, избегала взглядов, старалась держаться подальше от людей в красно-чёрных цветах. Но после разговора с родителями это больше не казалось чем-то пугающим.       Стэнфорд был просто университетом. И теперь уже не моим.       Игра началась с резкого свистка судьи, и поле тут же ожило.       Игроки столкнулись в борьбе, мяч метался между ними, иногда исчезая в гуще защитников, иногда взмывая в воздухе после удачного паса. Антерос пошёл в атаку, но защита Стэнфорда оказалась на месте, и первые минуты матча прошли в постоянных попытках прорваться вперёд.       Я лениво следила за происходящим, больше слушая обрывки разговоров сестёр.       — В прошлый раз Стэнфорд разнёс нас в пух и прах.       — Ну так у них два парня с серьёзными предложениями от клубов.       — Антерос тоже не лыком шит, у них новый квотербек…       Крики болельщиков смешивались в едином гуле, а комментатор время от времени выкрикивал фамилии игроков. Некоторые оказались знакомыми, и я машинально переводила взгляд на табло, отмечая их в составе Стэнфорда.       Где-то в середине второго тайма Антеросу удалось вырваться вперёд, но к концу игры Стэнфорд сравнял счёт и закрепил преимущество парой точных передач.       Последний свисток судьи зафиксировал победу гостей с небольшим отрывом в несколько очков.       Толпа взорвалась криками — кто-то радостно скандировал, кто-то разочарованно выдыхал. В отличие от некоторых матчей, которые я видела раньше, никто не устраивал драму или ещё хуже драк.       Я снова внутренне злорадствовала и даже возгордилась тем, что парни из Стэнфорда утёрли нос Альфам, но не стала улыбаться слишком явно.       ПиКси начали спускаться на поле — не столько ради поздравлений, сколько ради поддержки после проигрыша. Я последовала за ними, но в надежде встретиться со старыми знакомыми.       — Бренер?!       Оливер Дэйн не заставил себя долго ждать.       Он стоял в паре метров от меня, высокий, всё ещё переводящий дыхание после матча. Его тёмные вьющиеся волосы прилипли к лбу, щеки покрылись лёгким румянцем от напряжения игры, а форма была вся в грязных разводах после пары особенно жёстких столкновений. Перчатки он уже снял, но шлем всё ещё болтался в одной руке.       — Нашлась, кошечка! — он рассмеялся, делая шаг вперёд.       Я не успела ничего сказать, потому что он без лишних церемоний заключил меня в объятия, сжимая так, будто мы виделись в последний раз чёрт знает когда.       Я скользнула взглядом по его экипировке — майка с номером, грязные налокотники, ободранные штаны. Парень выглядел измотанным, но абсолютно довольным.       — Поздравляю с победой, — сказала я, широко ему улыбаясь. — Классно сыграли.       — А ты как будто смотрела, — Оливер весело хмыкнул. Парень слишком хорошо знал мой интерес к футболу.       Он убрал руку с моего плеча, но явно не спешил уходить.       — Ну, рассказывай, как твои дела? Надеюсь, не так убого, как у вашей команды.       Оливер усмехнулся, но вдруг его взгляд скользнул за моё плечо, и я почувствовала на себе чужие взгляды. Я обернулась и встретилась с несколькими парами глаз, что смотрели на нас враждебно.       Парни выглядели опущенными из-за проигрыша, а то, что я мило общалась с капитаном команды противников, задело некоторых слишком глубоко.       Я мысленно усмехнулась, но прежде чем обстановка успела напрячься, с другого конца поля раздался чей-то оклик:       — Дэйн! Тащи сюда свою задницу!       Оливер вздохнул, явно не горя желанием уходить, но отмахнуться от команды тоже не мог.       — Ну, похоже, долг зовёт, — он лениво подмигнул мне. — Мы зависнем тут ещё на пару дней, так что увидимся, Мойра.       — Конечно, — я улыбнулась и посмотрела, как он легко разворачивается на месте и трусит обратно к команде, выглядя совершенно беспечным и довольным собой.       Я же, подмечая всё ещё не слишком дружелюбные взгляды вокруг, только покачала головой.       Надеюсь, Дебра не выпишет мне ещё одну неделю взаперти.