Мы все летаем здесь внизу / We all float down here

Got me in a bad mood Checking my pulse in the bathroom I'll play dumb if I have to I'll do anything to have you. BAYBE - Pretty Gay!

      Боль расцветала внутри при каждом движении, но останавливаться было нельзя.       Танцевать на открытии вечера — вот его задача на сегодня, и он выполнит ее на отлично, как выполнял все и всегда. Вспышки света, гул голосов, приглушенный звон бокалов — как бы все не смазывалось, какая разница, пока есть он, и есть задача?       Взгляд выцепил в толпе лицо Сяо Чжаня, фокусируясь на словно выточенном лице, и Ибо широко улыбнулся, забывая даже о вновь разбушевавшемся гастрите. Сяо Чжань улыбнулся в ответ, и Ибо почувствовал, словно за спиной вырастают крылья.       Сяо Чжань был первым человеком, которого Ибо встретил в университете. Он учился на три курса старше, уже несколько лет являлся главой студсовета и по счастливому стечению обстоятельств был его соседом по комнате. Сяо Чжань — умный, красивый и крутой. У Сяо Чжаня была самая удивительная улыбка во всем мире, и Ибо готов был расплыться лужицей каждый раз, когда видел ее.       Ибо на мгновение прикрыл глаза, сосредотачиваясь на движениях. Ещё пара минут и их композиция закончится. Он уже знал, что будет дальше: Сяо Чжань подойдет первым, чтобы поддержать, обнять и выразить свое восхищение.       Но мысленной картинке не суждено было воплотиться в жизнь. Когда Ван Ибо вновь открыл глаза, находя взглядом Сяо Чжаня, то увидел и ее. Девушку Сяо Чжаня.       Милая, миниатюрная, до зубного скрежета положительная — со всех сторон под стать Сяо Чжаню. И сейчас она стояла к нему близко-близко, заглядывая в глаза, и, кажется куда-то звала.       Ибо споткнулся. Конечно, сразу выровнялся, и заминку заметил разве что его со-танцор, который, проследив за взглядом Ибо, лишь укоризненно качнул головой. Но Ибо, в общем и целом, было плевать. Боль, теперь уже душевная, обжигала даже сильнее физической. По крайней мере, гастрит не сдавливал грудь, мешая сделать следующий вдох. И не факт, что безупречная репутация танцора осталась бы без упреков, не замри на этом месте музыка и не утащи его напарник за сцену.       — Ибо, да что с тобой происходит? — понизив голос и наклонившись ближе, спросил он. В общем-то, мог особо не стараться, даже за кулисами музыка заглушала многое. — Как видишь Чжань-Чжаня, последние мозги отключаются?       — Можно подумать, с тобой не то же самое происходит, Чжигуан, — сдавленно усмехнулся Ибо, прикладывая ладонь к животу и уже не скрываясь морщась. — Мы с тобой в одной лодке.       Ся Чжигуан поджал губы, отводя взгляд. Возразить ему, очевидно, было нечего.       — Ладно, идем переодеваться, — ответил все же и, словно не выдержав, раздраженно добавил: — Опять он свою Ли Хуафэн притащил…       Ибо не знал, что сказал бы в ответ: рыкнул, чтобы Ся Чжигуан не переходил границ, или кивнул бы, соглашаясь, но тут их прервал знакомый до боли голос.       — Бо-ди! Вы были великолепны! — Сяо Чжань, как и всегда, сиял улыбкой, и, как и всегда, Ибо не смог не улыбнуться в ответ, стараясь как можно незаметнее убрать руку от живота. А то опять ведь начнет переживать, совать в руки таблетки, сетовать на его безалаберность.       Сяо Чжань всегда переживал и всегда заботился — до девушки и с девушкой, его забота оставалась неизменной. И от этого было еще больнее, потому что то, что Ибо воспринимал как нечто особенное, таковым не было. Потому что ничего, как будто, не изменилось — и в то же время переменилось совсем, абсолютно, но лишь для него, Ибо. И потому-то Ибо теперь чувствовал себя подонком, когда позволял Сяо Чжаню о себе позаботиться.       Сяо Чжань, кажется, ничего не заметил, продолжая болтать свое.       — Всегда говорил, что в паре с Гуан-Гуаном вы раскрываетесь ярче! — он всплеснул руками, поглядел на него сияющими глазами, и вдруг приподнял брови, сложил руки лодочкой: — Мы с Хуафэн собираемся поиграть в бильярд, пойдешь?       Как Ван Ибо мог отказать? Конечно, кивок вышел рефлекторно, и горло сперва перехватило от восторга — вечер с Сяо Чжанем! — а потом от боли. Вечер с Сяо Чжанем и его девушкой.       Сяо Чжань же повернулся к Ся Чжигуану:       — Гуан-Гуан?       — Нет, сегодня без меня, — хмыкнул тот, поднимая руки. — Мама обещала свой фирменный салат с уксусом, мне и его на сегодня достаточно.       Ван Ибо, ухмыльнувшись на одну сторону, кинул на напарника понимающий взгляд, встречая столь же понимающий и, отчасти, разбавленный насмешкой. И это было правильно. Они даже друзьями не были. Скорее, два соперника в любви, обставленные третьим. Третьей. Как иронично, как глупо…       Ибо снова повернулся к Сяо Чжаню, собираясь узнать больше о его планах, и в этот момент подбежала Ли Хуафэн, сразу же повиснув на руке своего парня.       — Ван Ибо, Ся Чжигуан, вы были потрясающими! — воскликнула она, улыбаясь до того искренне, что Ибо затошнило. Особенно, наверное, от продолжения, сказанного смешливо-испытывающим тоном: — У вас такая невероятная химия в паре, что можно подумать, будто между вами что-то большее!       Только на фразе она не остановилась, еще и лукаво подмигнув, и Ибо незаметно для себя снова усмехнулся. Ах, если бы ты только знала, малышка.       — Фэн-Фэн, не говори ерунды, — на лицо Сяо Чжаня наползла тень, и Ибо смешно быть перестало. Совсем. — Они просто идеальные танцоры друг для друга.       — Вот-вот, а я о чем говорю, — поиграла бровями Ли Хуафэн, будто и не замечающая неладного.       Сяо Чжань закатил глаза, и, кажется, расстроился. Ибо дернул плечом, с трудом удерживаясь от ехидного ответа. Раньше они легко шутили на все гейские темы — попробуй-ка жить в мужском крыле, и обойтись без шуточек — но никогда не поднимали тему ориентации серьезно. Единственный раз, когда Ибо вполне серьезно предложил сходить в гей-клуб, запомнился невероятно четко — и гневно суженные глаза, и сжатые кулаки. Оказалось, шутки — это одно, а вот реальное предположение об интересе друга к какому-то парню было бы воспринято не очень хорошо. А с появлением Хуафэн не стало и шуток… Может, и к лучшему: для него-то доля правды в них была куда больше.       Из этих разрушительных мыслей его выдернул Ся Чжигуан:       — Ладно, мы переодеваться, пойдем, Бо-гэ.       — Иду. Увидимся, гэ, — он махнул рукой Сяо Чжаню, который хмуро посмотрел на него, вот только Ван Ибо этого уже не заметил, будучи занятым переживаниями о вечере с бильярдом. Пойти и не идти хотелось примерно одинаково, но он знал: пойдет. Это ведь… Сяо Чжань.       Спустя несколько минут, попрощавшись с Ся Чжигуаном, Ибо вернулся в зал. Взгляд привычно нашел Сяо Чжаня и непривычно зацепился за Ли Хуафэн. Они сидели у барной стойки и выглядели парой.       — Они и есть пара, — пробормотал Ибо себе под нос, зная, что здесь его никто не услышит. Хотелось развернуться и уйти. Вот только… в комнате его ждала перегоревшая лампочка, последняя пачка быстрозавариваемой лапши и пустая кровать соседа — с некоторых пор Сяо Чжань периодически оставался у Хуафэн, снимающей квартиру неподалеку от кампуса. Проводить еще один вечер в полутьме на подоконнике, до которого дотягивался свет уличного фонаря с редкими перемигиваниями гирлянд да в компании мыслей о том, чем именно сейчас может заниматься эта парочка, совсем не было желания.       — Что-то ты долго, Бо-ди, что-то обсуждали с Гуан-Гуаном? — встал ему навстречу Сяо Чжань, и Хуафэн потянулась следом, не желая отпустить своего парня. Ибо и не знал, что умеет так ненавидеть.       — Чжань-Чжань, ну что ты в самом деле, Ибо — свободный парень, а Ся Чжигуан…       — Так мы идём? — не выдержал Ван Ибо, не дав девушке возможности продолжить фразу. И стремительно направился вперёд. Так хоть этих двоих видеть не будет.       Бильярдная находилась в соседнем зале. Играла приятная предновогодняя музыка — приближался пусть и европейский, но все одно Новый год. Большинство столов были свободны. Ван Ибо выбрал ближайший, схватил кий. Он злился на себя, что согласился, злился на Сяо Чжаня, что тот позвал, злился на Ли Хуафэн, только лишь потому что она была. Провернув кий в руке наподобие меча, Ибо выдохнул и повернулся.       Парочка подходила все ближе, и Ибо попытался унять злость. В этом отлично помогала проснувшаяся совесть, которая вдруг напомнила, что Сяо Чжань никогда, никогда, никогда не пожелал бы ему ничего плохого, и, начни Ибо встречаться с девушкой… Ибо судорожно сглотнул, переводя внимание на Сяо Чжаня и только тут замечая, что тот не в духе. Кажется, между этими двумя что-то произошло, и учитывая, как Сяо Чжань без конца тёр лоб и шею, пристально глядя на Ван Ибо, виноватым считали именно его.       Ладно, возможно, ему не стоило быть таким грубым с малышкой Хуафэн. Она же… не виновата. И Ибо постарался максимально дружелюбно ей улыбнуться. Ван Ибо сильный, об этом знали все в университете. На первом курсе он сперва отыграл матч, и только потом позволил себе обратиться к врачу с переломом. В начале второго курса он защитил групповой проект на высший балл, и только потом слег с воспалением легких. В начале этого, третьего, он провел три часа концертной программы, и только тогда, как ответственный человек, позволил обострившемуся гастриту уложить его в больницу. Сяо Чжань, конечно, всегда был против этого, и после концерта ему и вовсе надавали по шее. Но… то, о чем Сяо Чжань не узнает, ему и не повредит. Верно? Быть милым с девушкой друга — вот его задача на сегодня, и он выполнит ее на отлично, как все и всегда.       Возможно, он переоценил свои силы. Быть милым с девушкой того, кого хотелось объять, укрыть от всего мира, целовать, метить, с кем хотелось держаться за руки и смеяться, утыкаясь лбом в лоб, оказалось… Больнее бега со сломанными пальцами, горяченнее работы с температурой под сорок, острее клыков гастрита. Казалось, на него наваливалось все разом, стоило Хуафэн нежно коснуться щеки Сяо Чжаня поцелуем, или прижаться всем телом, когда Сяо Чжань наклонялся над столом, или… …когда, смеясь с девушкой, он протягивал ему руку, хватаясь за его предплечье, чтобы устоять. Это было похоже на выстрел в сердце, потому что ладонь Сяо Чжаня почти обжигала, а внутри все замерзало.       Ибо не заметил, когда перехватил кий боевым хватом. Просто в момент, когда Хуафэн в очередной раз толкнула Чжань-гэ бедром, отодвигая от стола, где тот играл с Ибо, и ударила по шару…       Рука Ибо сама двинулась вперед, ударяя кием о кий. А потом Ибо медленно, одним плавным движением втянул себя на бильярдный стол, кием же отталкивая Хуафэн дальше, в толпу. Рядом с ним остался лишь Сяо Чжань, удивленно вскинувший бровь. Ибо упер острие кия в зеленую поверхность, вздергивая бедра вверх и медленно принимаясь потираться о рукоять. Он знал, как выглядит со стороны, когда танцует Pole Dance. Знал, что мышцы бедер сейчас красиво обтянуты джинсами, что прогиб его спины совершенен. Он отрабатывал эти движения часами перед зеркалом, и знал, какое выражение сейчас видит Сяо Чжань на его лице. И не боялся смотреть в ответ, облизывая и прикусывая губы, опускаясь ниже, чтобы в тот же миг, сделав волну, оказаться практически лицом к лицу. Выдохнуть в приоткрытые губы, поймать чуть расфокусированный взгляд и — поцеловать.       — Конечно, Чжань-Чжань, — громкий смех Хуафэн впился в мозг острыми осколками, и Ибо почувствовал во рту металлический привкус. Он все так же крепко, до побелевших костяшек пальцев, сжимал кий. Напротив него, все так же прижавшись всем телом к Сяо Чжаню, сияла улыбкой красавица Хуафэн. Между ними все так же белел на зеленом поле шар.       А Сяо Чжань все так же мягко улыбался, глядя на них — на Хуафэн, на поле и на самого Ван Ибо.       Ибо ударил. Шар, влетев в цветные, заставил их разлететься испуганными рыбками, и Ибо выпрямился, оставляя кий все так же на столе.       — Пойду возьму выпить, — широко улыбнулся он и подмигнул Хуафэн. — Уверен, твой Чжань-Чжань сможет вытащить эту сторону, даже когда я ушел в минус!       Он развернулся, еще удерживая на губах эту широкую улыбку. И несколько шагов сделал с ней же, потому что помнил: «Ибо, твою улыбку я узнаю и со спины — только твои щечки могут так сладко тебя сдавать!». Третий шаг — в танцующую массу, практически побег — и короткий рык все же сорвался с губ.       Во рту ощущался железный привкус крови, пока он торопливо проталкивался сквозь толпу, практически ослепший от блеска диско-шара, и только ворвавшись в кабинку туалета, захлопнув за собой дверь и уперев кулаки в белый кафель, он мог признаться себе: отражение в зеркале было размыто из-за слез.       Ебучих слез, которых не было, даже когда он навернулся со сцены, когда проиграл свою партию, когда…       А ведь он и правда проиграл.       Ибо еще пару мгновений смотрел в глаза своего отражения, затянутые пеленой слез и, уткнувшись лбом в холодное стекло, рассмеялся. Сначала еле слышно, потом все громче, и громче.       Проиграть, не играя.       Даже не вступив в игру, просто потому что этот мир не предусматривает для таких, как он, правил.       — Бо-ди, ты здесь? — в дверь туалета деликатно постучали.       Можно было, конечно, промолчать. Но Сяо Чжань не уйдет — молчание только убедит его, что за дверью Ибо, и что ему плохо.       Сяо Чжань, к сожалению, знал Ибо слишком хорошо. Когда-то это казалось благословением, как будто они, как две частички паззла, наконец, встретились. На деле это оказалось… больно.       Прижав ладонь к животу, Ибо распрямился. В дверь снова постучали.       — Ибо, что случилось? Тебе плохо?       — Все нормально, Чжань-гэ. — Получилось слишком хрипло, и Ибо выругался.       — Я слышу, — посуровел Сяо Чжань. — Открывай!       Ван Ибо ещё раз взглянул на себя в зеркало, сделал вдох и открыл дверь. Сяо Чжань практически влетел в туалет, оттеснил его к раковине, зажав между ней и собой. Пробежался взглядом по всей фигуре, наверняка отметив и неестественную позу, такую, когда Ибо всегда принимал при болях в желудке, и бледность, и искусанные губы. У Ибо всегда херово получалось перед ним притворяться.       — Ван Ибо, что происходит? — это официальное обращение ударило словно пощёчина.       — А что происходит, гэ, — усмехнулся на одну сторону Ван Ибо. Нет, он честно старался молчать, но вот… слова срывались с губ сами, злые, колкие. — Я просто в туалет захотел. Ты-то чего здесь? Кабинок, думаю, хватает…       Сяо Чжань приподнял бровь, как только он и умел, сразу обозначая все свое отношение к разуму собеседника… или, скорее, к его отсутствию. На Ибо, правда, этого он еще не практиковал, да вот… все, видимо, когда-то случается впервые. И невыносимо думать, что и впрямь — сам дурак.       — Хватает, — тем не менее подтвердил Сяо Чжань и терпеливо добавил: — Но мы с Хуафэн волнуемся…       О, черт. Это было… хуже, чем просто их касания друг друга. Это «мы», кажется, окончательно показывало: «мы» — это не «мы с тобой», «мы» — это «я и моя девушка». Которые волновались…       — О, гэ, — Ибо знал, что улыбка у него сейчас уродская. Наверное, полная противоположность улыбкам Сяо Чжаня — ведь так, как он, улыбаются только добрые люди. А Ибо… Ибо, кажется, окончательно перестал быть таковым. По крайней мере, внутри горело лавовое пламя. — Не думаю, что вы там по мне соскучились за столь короткий срок. К тому же, вам двоим есть чем заняться, помимо тревоги о мне, не так ли?       А в голосе промелькнула горечь, которую он оказался не в силах спрятать. Паршиво. Как же все паршиво, а. — Ты! — Сяо Чжань не знал, что ответить, он все так же всматривался в лицо друга, пытаясь подобрать слова. Как и всегда. Великолепный Сяо Чжань. — Ты опять не следил за питанием? Я вижу, что тебе больно. Это гастрит, да?       Он протянул ладонь ему к животу, а его… его словно молнией прошило от одного лишь предчувствия прикосновения, и Ибо с силой оттолкнул его руку.       — Не смей! — выдохнул он, сжимая зубы. — Тебя там девушка заждалась, иди и о ней заботься, а меня оставь в покое!       — Бо-ди, — голос Сяо Чжаня вмиг осип, он опустил руку и с жалостью посмотрел в глаза. С гребанной! Блять! Жалостью! — Диди…       Осознание того, что он не вывезет, ударило поддых. Если он сейчас поддастся на этот тон, то просто разрыдается и выложит все, что чувствует. А этого произойти не должно. Не сейчас. Не так. И вообще.       — Сяо Чжань! — рявкнул он, распрямляя спину едва ли не до боли. — Я же сказал, все в порядке! Не смей меня жалеть, иди лучше свою Ли Хуафэн пожалей! Это не твое дело! И даже если у меня что-то болит, тебя это совершенно не касается, понял! Давай, уходи!       Сяо Чжань растерянно, обиженно моргнул, а потом… закусил губу и покачал головой. Молча. Непреклонно.       — Прекрасно, — раздраженно прошипел Ибо. И от злости даже про желудок забыл. — Тогда уйду я.       Он, отпихнув Сяо Чжаня, стремительно выбежал, желая поскорее покинуть это место. И забыть, каким взглядом его проводил Сяо Чжань.

***

      В следующие пару дней он на автомате таскался на лекции, смотрел на тихий телефон и задавался вопросом — а чего он, собственно, ожидал? Что Сяо Чжань вдруг придет мириться?       Как придурок и мудила себя повел не Сяо Чжань, так что… и первый шаг стоило бы сделать не ему. И оттого Ибо еще более стыдно было признаваться самому себе, что да — ждал. Ждал, что Сяо Чжань хотя бы напишет, если не хочет звонить и даже видеть. Но вторая половина комнаты все так же пустовала, а телефон все так же молчал.       Это было похоже на ломку, и хотя Ибо никогда таким не баловался, описываемые симптомы были весьма схожи. Сравнение любви с наркотиками, оказывается, не настолько наивно, так что на третий день молчания, обнаружив себя в том же самом клубе, Ибо себе даже не удивился.       Но Сяо Чжаня здесь не было, и правда — что же ему делать тут в будний декабрьский день, когда все-то вокруг сходят с ума, «Jingle Bells» поют, подарками закупаются, праздника ждут? А Ибо… что ж, Ибо же нужно же где-то тренировать связки? В европейский Новый год танцоры хорошо могли заработать.       И он действительно прошел в зал, который выделили для тренировок, и даже успешно сосредоточился, пока где-то не хлопнула дверь. Вздрогнув, Ибо замер, распластавшись на бильярдном столе и тяжело дыша. Пара часов танцев, кажется, немного привели его в чувство, так что он медленно собрался, набираясь сил перед возвращением домой.       Почему он не прошел мимо одного из приватных бильярдных кабинетиков? Наверное, потому что там осталась тонкая щелочка, из которой заманчиво тянулся свет. Вообще-то, в будние дни приватные комнатки снимались, как правило, после девяти вечера, но Ибо не настолько затанцевался: о чем говорить, даже сам клуб еще был не открыт, только бар.       И что-то толкнуло его ближе, когда он услышал негромкий стон. Внутри все обмерло, и следующий шаг он сделал неохотно, медленно. С его позиции было видно только напряженную знакомую спину и ноги. Две пары. Ибо неверяще моргнул, глядя на то, как Сяо Чжань, его Сяо Чжань, вжимал Хуафэн в бильярдный столик, и та стонала… явно не от боли.       Задница у Сяо Чжаня была что надо, и Ибо это прекрасно знал. Сколько раз они переодевались друг перед другом… раньше? Сколько раз Ибо натягивал на эту самую задницу одеяло, потому что придурок-Сяо-Чжань вечно раскрывался, раскидывал свои подушки, а потом съеживался в замерзающий комочек? Раньше…       Характерный ритмичный стук впивался в мозг погребальным маршем, и Ибо уткнулся лбом в стенку у двери. Сяо Чжань не издавал стонов, но Ибо казалось, что он слышал его учащенное дыхание… шелест его одежды… и так легко вспомнилось, как только что по такому же бильярдному столу катался сам Ибо, отрабатывая одно из пришедших в порыве ревности движений. Прикусив губу, чтобы не застонать, Ибо сжал себя. Внутри все горело. Удивительное дело, насколько мудр народ и его изречения — несомненно, если бы Ибо хлебанул уксуса прямо из горлышка, ощущения были бы не лучше. Но это не мешало ему толкаться себе в ладонь, на грани боли от впившегося в нежную плоть обнажившейся головки шва. Не мешало ловить каждый стук, полустон, надеясь услышать хоть что-то от Сяо Чжаня, и дождался. Скорее задушенный выдох, чем стон, знакомый по совместным видеоиграм, когда тот в очередной раз продувал. И это неожиданно прошило возбуждением так, что скрутились пальцы на ногах, онемел затылок, и он-таки кончил. В трусы, как мелкий, позорный, отвратительный извращенец.       Втянув носом воздух, Ибо на секунду зажмурился, запирая слезы внутри. У стыда был запах клена и привкус лака.       Вернувшись в свою залу, он быстро, на автомате, переоделся. Еще прибраться бы, но на это нет сил. И на встречу с Сяо Чжанем сил тоже нет и, наверное, никогда больше не будет. Общая комната? Смешно! Ибо был готов хоть сейчас вернуться в общагу, стребовать с коменданта ключ да хоть от кладовой, только бы не видеть, не слышать, не вспоминать…       Он понял, что на полпути к кампусу, когда перед ним пронесся, противно пища, мопед. В боку противно кололо, и он замер, пустым взглядом глядя на красный свет светофора.       Переехать? Куда? Это Сяо Чжань скоро, очевидно, переедет. А если… он сейчас… вернется в общагу?       На решение ушло максимум несколько секунд. Он вытащил телефон, набирая номер брата.       — Привет, Ифан. Я… могу прийти?       — Что за глупый вопрос? — родной голос в трубке заставил в груди чуть потеплеть. — Это точно такой же твой дом, как и мой, помнишь?       Ибо криво усмехнулся и, не отвечая, кинул трубку. На дорогу ушло еще полчаса, так что, когда он подошел к дому брата, уже стемнело. Лифт, знакомая дверь, тепло квартиры и отблеск ебучих гирлянд. Внезапно подумалось, что до пресловутого Нового года осталось всего ничего — что значат какие-то пара недель?       Ничего. И так много. Пару недель назад Сяо Чжань был почти что его…       Сглотнув, Ибо сковырнул с ног кроссы и, даже не подумав подобрать, медленно поплелся к своей комнате. Удивительно, что брат не встретил, но, может, еще не вернулся? Толкнув дверь в свою комнату, Ибо даже чуть улыбнулся, пока не заметил движение на своей кровати.       Свет вспыхнул, больно ударяя по глазам, и Ибо удивленно посмотрел на затаившегося брата.       — Я, конечно, знаю о твоей любви к приколам, но сидеть в темноте, чтобы напугать… — немного иронично начал он и замолк, увидев выражение чужого лица. Внутри все вновь застыло, и Ибо отстраненно подумал о том, можно ли таким образом заработать себе пневмонию? Экстренное, мать его, охлаждение организма. Одна часть его мозга еще раздумывала над этим, пока он начал выспрашивать то, что действительно тревожило. — Что случилось? Мама? Отец? Кто?!       — Ты.       — Чего? — Ибо все еще представил себе кадры один страшнее другого, потому не сразу заметил движение брата, да и потом не сразу осознал, что именно тот показывает, а потом…       Это было как удар под дых, которых, честно говоря, в последнее время было многовато, словно Жизнь выставила его на ринг против всех неудач разом, и пока что он крайне эффектно… проигрывал.       Ван Ифан протягивал ему фотку со старшей школы, единственную, что осталась ему от его первой любви.       «Хорошо, что еще историю браузера не видел», — отстраненно подумалось Ибо. Но вдруг… брат бы понял? А ему самому стало бы легче, поделись он происходящим? Ему и так было настолько хуево, что хуже быть уже не могло.       Оказалось, могло. Когда брат кинул в него фоткой и тихо прошипел:       — Что это такое, я тебя спрашиваю?       Когда Ибо молча смотрел на человека, который его и воспитывал. С кем они могли рубиться в приставку часов до двух ночи, пока родители находились в очередных командировках, у кого на плече плакал, когда продул первые в жизни соревнования. Брат…       — Вот уж не думал, что мой братец окажется порченным.       Отвращение на чужом лице было слишком сильно. И оказалось последней каплей. Ибо вдруг осознал, что все изменилось. Брат. Сяо Чжань. Сам Ибо. Они все выросли. Только Ибо, в отличие от них, вырос как-то неправильно.       Он молча наклонился, уже не слушая шипения брата, подхватил успевший упасть рюкзак и вышел из комнаты, из квартиры, из дома. Внутри было холодно и пусто. И тихо-тихо.       Шел долго. Где-то там гудели клаксоны увязших в пробках машин, из раскрываемых дверей доносились прилипчивые мелодии, текли с работы или на работу люди. Очнулся Ибо, когда на нос вдруг присела снежинка. Белая, пушистая, разом превратившаяся в каплю, но за ней последовала вторая, потом третья…       А Сяо Чжань каждый год тянул его смотреть на первый снег. Хватал за руку, заставлял накинуть на себя хоть что-то, и тащил прочь из домов, под порывы ветра и в белую, чистую канитель.       Горло перехватило, и Ибо вцепился в перила, сгибаясь почти пополам. Набережная. Далеко же забрался. В воде отражался он, но только по бледности мог бы сравниться с падающими в воду снежинками.       Ветер трепал отросшие волосы, бросая их на лицо, пронизывал до костей, но Ибо было холодно внутри. Он смотрел на свое отражение и застывал, осознавая, что надежды нет. Брат… никогда его не примет. Сяо Чжань не его. И никогда не будет. Так зачем это все?       В голову лезли мысли о том, а как бы Сяо Чжань воспринял сообщение о его смерти? Наверное, он бы горевал… Сяо Чжань считал его лучшим другом. Другом. Слово, которые должно было радовать, причиняло боль. Для чего это все?       Ван Ибо зачем-то начал мучать себя, представляя, как Ли Хуафэн утешает своего парня. Как она прижимается к нему, сжимая его ладони, как тянется, прося поцелуй… Гладит по щеке, стирая слезинки… или утешает иначе, благо, один из способов Ибо уже видел воочию. Он сжал кулаки, и с губ сорвался стон, полный бессилия и отчаяния.       Нет, не мог он заставить Сяо Чжаня страдать. Он и правда был его лучшим другом и даже больше — самым близким человеком, который всегда понимал даже не с полуслова, с полувзгляда. Ибо знал, каким ранимым Сяо Чжань может быть. Он помнил, как Сяо Чжань рыдал у него на плече, когда умирал его кот, как протащил потом котят за пазухой, хотя животные в общаге были строго-настрого запрещены. Они почти месяц их пристраивали… Сяо Чжань всегда протягивал руку, если кому-то нужна была помощь. Чего только стоила их первая встреча, широкая улыбка еще незнакомого парня и тихое «Давай все здесь покажу».       И что же, если Ибо вдруг взбрело в голову влюбиться в него, отчего же Сяо Чжань должен пострадать? И родители, которые вот уж точно никак не виноваты в этих неправильных чувствах. Брат, пусть и наговоривший кучу всего, но… даже обида от брошенного им «порченный» вряд ли имела цену, под которой опустились бы плечи Ифана от чувства вины и утраты. Разве имеет он право взять и отнять свою жизнь от них?       Нет уж, лучше он пострадает сам. К тому же, все равно сможет каждый день видеть лицо Сяо Чжаня, его светлую улыбку, слышать как по утрам тот будит его тихим «Бо-ди, пора вставать». Если, конечно, Сяо Чжань не съедется со своей девушкой.       Выдох получился даже со смешком. Интересно, боль вообще когда-нибудь пройдет?       Вдали послышался смех, и Ибо повернул голову. Шагах в двадцати, рядом с мостом, виднелась группа молодых людей. Они, шатаясь, двигались в его направлении, и Ибо хотел было отвернуться, но что-то насторожило. Наверное, сработала привычка работы в команде — слишком слаженно двигались одни, и слишком тяжело, словно защищаясь, другой. Или, может, дал знать давний опыт секции боевых искусств.       Как бы то ни было, Ибо быстрым шагом направился навстречу, и перешел на бег, когда только вставшего пацана ударили в живот. Тот согнулся, и один из нападающих с ухмылкой занес руку для следующего удара, но Ибо успел вовремя. И перехватил руку, одновременно возвращая такой же удар. Он не знал, за что пошли эти трое на одного. Но какой бы ни была причина, это не повод для подлости, а групповое нападение никак иначе и не назовешь.       И когда по скуле прилетело, он только усмехнулся зло, отвечая сильным ударом. Под кулаком захрустел нос, и он впервые за несколько недель почувствовал себя на своем месте. Не было ни изматывающей ноющей боли где-то за ребрами, ни непривычно разрозненных мыслей — только привкус крови на губах, саднящая скула, разбитые костяшки пальцев. И абсолютная пустота в голове.       Он даже удивился, когда увидел быстро удаляющиеся спины противников. Хмыкнул, утер струйку крови из разбитой губы и повернулся к оставшемуся участнику событий.       — Они ушли, не обещая вернуться, — криво ухмыльнулся спасенный парень, обвисая на резных перилах. У него были разбиты губы, наверняка нальется к утру фингал под глазом, но при этом он довольно улыбался и смешинки играли в его в глазах. — Чо Сынен. С кем имею честь познакомиться?       — Насчет знакомства я еще не решил, — дернул плечом Ибо, тоже прислоняясь поясницей к перилам. Адреналин схватки немного схлынул, и навалилась усталость. С ней вернулась и тянущая тоска, и Ибо грустно подумал, что так и до адреналиновой зависимости недалеко. Может, ну его, универ? Глядишь, и в какой гоночной команде его примут.       — Да ладно, не будь злюкой, — протянул Чо Сынен. Кореец, видимо. — Ты меня здорово выручил. Эти уебки давно напрашивались на трепку…       — Но больше трепали тебя, — заметил Ибо. — За что хоть?       Парень поморщился, вытирая потрепанным рукавом кровь с губ, и с тоской посмотрел куда-то вдаль. Ибо перевел взгляд туда же. На том берегу возвышались высотки делового центра, красиво отражаясь в воде. По набережной напротив медленно прогуливались люди, парочки и группки, ловко снуя между украшениями к Юань Даню. Молчание было спокойным, и Ибо не хотелось его нарушать. Почему-то появилась надежда, что, может, все будет и не так плохо — по крайней мере, плохое случается не только с ним. Оно просто… происходит.       — Я выиграл спор, — вдруг сказал его новый знакомый, и Ибо повернул голову. Чо Сынен, упираясь локтями в перила, продолжил смотреть на город. — Я, знаешь, недурно пою. С этими… мы знакомы с прослушиваний. И вот сегодня я предсказал, что Жучара вылетит в первой десятке, а Дэб вытянет только половину песни. Я продержался дольше. И они, как оказалось… обиделись. Пригласили вместе потусить, ну и…       Чо Сынен тяжело вздохнул и вдруг ухмыльнулся, как-то очень знакомо, поворачивая голову к Ибо:       — А погнали ко мне?       Ибо молча приподнял бровь, выказывая этим все свое недоумение по поводу такой идеи, и его собеседник пожал плечами.       — Я проебал свое сорок седьмое прослушивание, и сорок восьмое — тоже, потому как с такой красотой на морде завтра нет смысла и соваться. Да и ты не выглядишь сильно счастливым. Давай, пошли, — Сынен вдруг приобнял его за плечи, снова ухмыляясь, и Ибо вдруг сообразил, где видел такую усмешку. Да в зеркале же! — Обещаю с неприличными предложениями не приставать!       — Да ты уже, — отмерев, насмешливо хмыкнул Ибо в ответ и решительно кивнул. — А пошли.       И они пошли.       Что было дальше, Ибо, честно говоря, помнил урывками. Нет, сперва они вполне прилично добрались до дома Сынена, в магазинчике под его окнами накупили соджу и снеков, потому что Сынен признался, что еды в его квартирке нет. Потом они точно сидели у него в студии, споря о классике кей-попа. А дальше туман.       Ибо приподнял голову, которая отозвалась подозрительным гулом, и попытался осмотреться. Комната казалась смутно знакомой. Вот тумбочка, шкаф с покосившейся дверцей — кажется, именно на ней вчера повис Ибо, пытаясь доказать, что он еще ого-го и вообще может хоть сейчас топрок или вообще фриз выдать. М-да.       — О, проснулся? — бодрый голос раздался откуда-то со спины, прострелив мозг, и Ибо протестующе застонал. — С добрым утром, спящий красавец!       — А, ты, я смотрю, как огурчик, — скривил губы Ибо, прикрываясь рукой от солнечного света, впущенного в комнатку бодрым голосом.       — Угу, иди и ты в душ сходи. Тебе сегодня куда-то надо?       — М-м, — страдальчески замычав, Ибо крепче обнял подушку, утыкаясь в нее лицом. Подушка приятно пахла корицей. Из ее глубин же и пробурчал: — А времени сколько?       — Полдвенадцатого, — откликнулся все столь же ненавистно бодрый голос, вдобавок по спине скользнул холодок: тепло утекало вслед за стаскиваемым с него одеялом.       — Уже только вечером, значит, — вздохнул Ибо, переворачиваясь на спину и направляя взгляд на нового… друга. Надо полагать, после нескольких бутылок Будвайзера, пения в обнимку «Наньхая» и прочих непотребств, его вполне можно было так называть. А еще у Ибо до сих пор болели костяшки пальцев, с помощью которых он защищал нового друга, и ссааднила ранка на лице. Так что — точно новый друг! Главное, как со старым… не проебаться.       — Уже? — между тем хмыкнул Сынен, протягивая ему стакан с чем-то шипучим. — На, выпей, легче станет.       — Надо было, на тренировку. Но я уже опоздал. Да и пофиг. — Он посмотрел на выгнутую бровь Сынена, которая вкупе с пластырем на носу производила неизгладимое впечатление и пояснил, садясь в кровати: — Вечером у меня выступление.       Ван Ибо, поднеся стакан с шипучкой ко рту, перевел взгляд на умерший телефон, но так и оставил его лежать на тумбочке — брать его в руки и выяснять, потеряли ли его, было откровенно неохотно. А от мысли, что не будет там ни пропущенных звонков, ни даже завалящейся смс-ки, начинало подташнивать. Или, возможно, от напитка. Так что он допил одним глотком и подскочил с места.       Душ и кофе облегчили состояние, но похмелье не ушло окончательно. Ван Ибо маялся в квартире Сынена, не желая идти в общагу — все равно ничего хорошего он там не найдет. Надо было ещё решить что-то с братом, тот мог позвонить Сяо Чжаню, и тогда… Но думать и решать что-либо Ибо сейчас не хотелось. Он всю жизнь был ответственным, и что это изменило?       Да ничего. Но он все равно снова будет улыбаться, смеяться, строить свою старо-новую жизнь… но потом. А сейчас он просто хочет отвлечься.       Приняв решение, Ибо оккупировал диван Сынена, который успел вытащить приставку и высыпал на блюдо оставшиеся закуски, и они зависли до самого вечера: рубились в гонки, смотрели какое-то музыкальное шоу по телеку и болтали. Еще вчера выяснилось, что у них с Сыненом много общих интересов и один на двоих день рождения. И вообще, с ним было легко, словно они были знакомы вечность. Так что Ибо был определенно рад, что оказался вчера на этой набережной.       Кроме того… Чо Сынен сразу просек, что Ибо по парням, и для него не стало это проблемой! Он легко подначивал его гейскими шутками, на что Ибо гоготал свои фирменным смехом и, как ни странно, чувствовал себя в своей тарелке. Рядом с ним не было постоянного страха сказануть что-то не то, жестом ли, словом ли выдать свои чувства. Когда он вообще в последний раз общался с кем-то столь открыто? Года два назад, до полного осознания своих чувств?       Отвлекая от отвлеченных размышлений о странных путях судьбы, Чо Сынен пихнул его, практически заваливаясь сверху, чтобы обогнать на треке. И Ибо засмеялся, пихаясь в ответ. Никакой подоплеки касаний. Никакого замирания сердца. И никакого страха, что он сделает что-то не так. Вот теперь Ибо действительно поверил, что Сынен сможет стать для него настоящим другом. И что все, на самом деле, не так уж плохо.       Правда, за всем этим он едва не опоздал на выступление. Сынен подкинул его до общаги и рванул по своим делам, а Ибо, в быстром темпе переодевшись в свежее, помчался в клуб, прогоняя по дороге в голове связку за связкой — только бы не думать, кого он встретит в клубе. Тем более, что все равно умудрился забыть телефон на тумбочке в чужой квартире, и даже на игры было не отвлечься.       В гримёрке его встретил взъерошенный Ся Чжигуан, и остатков приподнятого настроения тут же как не бывало. Напарник был уже одет и при макияже, и, кажется, злился.       — Ван Ибо, мать твою, ты бы хоть предупреждал! Мы тут чуть не ебнулись, разыскивая тебя! — накинулся он на коллегу, и тогда Ибо убедился: действительно злится. Но с чего бы? Ему и раньше приходилось пропускать трени, и тот же Ся Чжигуан порой грешил тем же. На выступления же они всегда являлись ко времени.       — Мы? — вычленил главное он, торопливо проходя мимо напарника к зеркалу и окидывая себя критическим взглядом. Синяк на скуле от драки и круги под глазами — от бурной ночи, Сынен помог замазать, осталось только подвести глаза, чем он и занялся. — Какие ещё «мы»?       — Сяо Чжань всю общагу перевернул, даже домой тебе позвонил. — Обвиняюще выдохнул Ся Чжигуан, складывая руки на груди, и Ибо замер с карандашом в руке и черной линией на пол-виска.       — Вот как… — выдавил он из себя, торопливо вытаскивая салфетку из противно мнущейся пачки. В зеркало он больше не смотрел, не желая встречаться с замершим недовольной фигурой напарником.       «Значит, Чжань-гэ все знает», — набатом стучало в голове, и сердце тревожно забилось. Как же все… не вовремя-то. Он бы рассказал, сам, но потом. Когда-нибудь позже, когда горло перестанет перехватывать, когда больше не будет жжения в глотке от каждого взгляда. Когда-нибудь… не в этой жизни.       — Вот и я говорю, тебе что, позвонить трудно? Ладно, за репетицию я не волнуюсь, ты и не из таких ситуаций вытягивал. А вот то, что Чжань-Чжань волновался… — высказал основную причину своего недовольства Ся Чжигуан, и Ибо с удивлением и привычной болью проследил за тем, как опускаются в отражении чужие плечи.       — Я телефон у друга забыл. — Пояснил Ибо, завершая стрелки и выпрямляясь. Внутри словно комок змей поселился, но приятеля он все равно подбадривающе потрепал по плечу. — Эй, не ревнуй, это он по-дружески. За тебя бы тоже так волновался.       И даже нашел в себе силы улыбнуться в ответ на полный скепсиса взгляд.       — Великий слепой… — пробубнил непонятное себе под нос Ся Чжигуан и отвернулся, добавляя куда громче: — Переодевайся уже, наш выход через десять минут.       Ибо усмехнулся. Десять минут, так десять минут.

***

      Выступление запомнилось только бьющим по глазам светом — точно со световиком нужно будет поболтать — и пронзительным взглядом двух пары глаз. И если понять то, почему его прожигал взглядом Сяо Чжань, Ибо еще мог, то с какой стати на него так смотреть его девушке, сообразить не выходило.       И он, честно, обязательно с ними все… ну или хотя бы часть, прояснил бы, но. Стоило ему спуститься со сцены, как его подхватил ураган по имени Чо Сынен.       — Ибо-аа, ты был слишком шикарен! — кинулся ему на шею, отодвигая Сяо Чжаня, который подошёл и уже собирался что-то сказать. — Вот это огнище! Сплошной секс!       — Сынен, ты чего тут? — радостно заулыбался Ван Ибо, словив того в объятия. Просто приятно так стало. — Мы вроде не договаривались?       — Да ты у меня в спальне телефон на тумбочке оставил. Ночка у нас, конечно, была та ещё, ты, видимо, до сих пор в себя приходишь, — засмеялся Чо Сынен, подмигивая обоими подбитыми глазами.       — Эй, полегче, — заржал в ответ и Ибо. Внутри словно что-то расправлялось, и больше не страшно было признать, что он — другой. И смеяться стало гораздо легче. — Тут же люди!       — Как скажешь, — шлёпнул его по бедру Чо Сынен, и Ибо подавился смешком. — Так, мы идём праздновать! И я не принимаю никаких возражений! Парень, ты, надеюсь, не против, что я забираю твоего напарника? — обратился он к Ся Чжигуану. — У меня сегодня на него планы.       Ся Чжигуан ошарашенно перевел взгляд с одного на другого, потом глянул на Сяо Чжаня, замотал головой, а затем… кивнул. А Ибо, наконец посмотревший на Сяо Чжаня, вздрогнул от выражения его лица, теряя улыбку. Хотелось извиниться, рассказать про все, но… рядом с ним стояла прекрасная Ли Хуафэн. И, пожалуй, Ибо все еще не был готов к этому разговору.       — Нет-нет, я точно не против! — тем временем выразил и словесно свою позицию Ся Чжигуан, и Сынен просиял.       — Вот и ладненько, — обнял он Ибо за талию. — Сегодня только мы с тобой! Ван Ибо, не желая сейчас выслушивать нотаций от Сяо Чжаня, чувствовать вину и боль, просто махнул тому рукой на прощание, как простому знакомому, которого случайно встретил в баре, и двинулся за Чо Сыненом.       — Подожди, — они успели дойти до гардероба, когда Сяо Чжань все же их нагнал. Ибо заставил себя повернуться, встречаясь с ним лицом к лицу.       К довольно бледному лицу, надо сказать, и эта бледность в приглушенном свете настенных бра почему-то казалась нездоровой. С трудом подавив желание податься к… другу, Ибо удивленно приподнял бровь. Ему, как никому другому, было видно, что Сяо Чжань злится. Тот крайне редко позволял себе на людях так поджимать губы и хмуриться. Проявлялось, когда он думал, что никто-то больше его не увидит. Но сейчас и хмурый его взгляд, и сжатые решительно губы выдавали крайнюю степень злости. И оттого, что видит это Чо Сынен, почему-то стало еще обиднее.       — Все в порядке, дружище? — Сынен, забравший их одежду, почти повис на плече Ибо, с интересом разглядывая такого Чжань-гэ, и к обиде Ибо прибавилось глухое раздражение. Ревность… как странно было честно признавать, что вот это — ревность. Чувство, абсолютно бессмысленное по отношению к человеку, который ни за что и никогда не будет его.       — Я только хотел убедиться, что ты в норме, — Сяо Чжань расправил плечи и улыбнулся, как только он умел — отстраненной вежливой улыбкой. Обычно она доставалась не очень умным кадрам вроде бывших друзей и не очень чистоплотных приятелей, но теперь, вот — была подарена Ибо. И последнему очень хотелось бы надеяться, что он пока не перешел в разряд «бывших».       — Я в норме, — подтвердил Ибо и, поколебавшись, выдохнул: — Прости, что заставил переживать.       И, наверное, Сяо Чжань бы еще что-то сказал, но рядом все так же стоял Сынен, а где-то в клубе его ждала девушка, так что Ибо совсем не удивился, когда Сяо Чжань кивнул и все же куда человечнее добавил:       — Позвони брату, он… волнуется. И я тоже буду ждать звонка. Я… нам бы поговорить.       — Хорошо, гэ, — откликнулся Ибо и улыбнулся. Широко. Слишком счастливо, наверное, иначе с чего бы Сяо Чжаню вдруг цокать языком, подкатывая глаза? В любом случае, тот резко отвернулся, возвращаясь обратно в зал.       — Бывший твой? — поинтересовался Чо Сынен, деловито распутывая их куртки.       — Что?.. — Ибо удивленно повернул голову к другу, и тот пожал плечами, протягивая ему одежду.       — Он так тебя ревнует, что мне даже неловко стало. Это ничего?       — Он… Я… — Ван Ибо словно пытался подобрать ключ к двери, но все время попадался не тот. Задохнувшись, он опустил глаза, ощущая, как пылают уши. Неужели Сяо Чжань мог его ревновать?       Чо Сынен, будто что-то сообразив, потрясенно выдохнул:       — Та-ак, понятно, не бывший. — И, приобняв, любопытно сверкнул глазами: — Пойдем, все расскажешь на месте.       И Ибо пошел, хотя, вообще-то, терпеть не мог подобную настырность. Но от Сынена не чувствовалось праздного любопытства или желания развлечься, он был искренним в своем желании поддержать, и это подкупало. На этот раз закупались они безалкогольным.

***

      — Ну вот, а потом они решили ролевые игры устроить, — продолжал рассказ Чжигуан, пока все вокруг давились от смеха. — Ибо, вообще, обычно смирный, да и Чжань-Чжань тоже, но вот когда вместе… пиши-пропало! Вот эти умники одеваются, значит, как на Хэллоуин, идут совершать ход вокруг общаги — нам же и проспорили — а там проректор с цензором по культуре! Романтический ужин в саду, значит. И эти из кустов, в масках демонов…       Ибо засмеялся вместе с остальными, столкнулся плечами с Сыненом, отвел стыдливо взгляд от почему-то грустного Сяо Чжаня, прикусил губу, заставляя себя не смотреть на хохочущую Ли Хуафэн. Неделя пролетела непозволительно быстро, оставив после себя сладковатый привкус мангового пива, которое обожал Сынен, запах Mallboro, которые курил брат при встрече и острое кленовое послевкусие от изнурительных тренировок в зале.       Все-то в той неделе было. И даже Ифан будто бы попытался понять его, по крайней мере, извинение за жестокие слова звучало достаточно искренне. Но Сяо Чжань… Ибо вновь взглянул на отошедшего поговорить о чем-то с управляющим залом мужчину и поджал губы.       — Станцуй! Станцуй! — заорал ему в ухо Сынен, и Ибо вздрогнул, от неожиданности проливая часть коктейля себе на футболку.       — Я уже! — возмутился он, возвращаясь мыслями обратно. За предновогодним столом их собралось не очень много. Для корпоратива этот бар всегда выделял время, так что один вечер они проводили только работниками да «приглашенными специалистами», как числились в штате они с Чжигуаном, Сяо Чжанем и прочими. Многие были «+1», и в этот раз… этой же припиской воспользовались и Сяо Чжань, и сам Ибо.       Прошлый предновогодний корпоратив они, помнится, сидели рядом, и Ибо млел от того, как распространяется тепло от чужого теплого колена, то и дело касающегося его собственного. Сегодня Ибо толкнул коленом Сынена и тот склонился ближе, весело сверкая глазами:       — Не очкуешь ли ты, а, король танцпола?       Спину почему-то обожгло чужим взглядом, а Сынен чуть побледнел, отшатываясь. И Ибо, если честно, мог назвать только одну причину такой реакции: внимание от Сяо Чжаня.       — Поговори с ним уже, — тихо прошептал Сынен, вновь склоняясь ближе и словно бы прячась за Ибо от чужого взгляда. — Не знаю, ревнует он тебя, злится на ориентацию, но вот меня он совершенно точно ненавидит. А мне, знаешь, еще жить охота.       — Чжань-гэ хороший, — немедленно возразил Ибо и прикусил губу, когда Сынен возмущенно выпучил на него глаза. — Да, да. Я… поговорю сегодня. Знаешь же…       Сынен знал. И что в первый день Ибо было слишком страшно звонить сразу обоим. И что с братом-то он поговорил, но потом весь вечер вновь прошел за бутылкой и совместным просмотром Ван Писа. Раньше-то Ибо смотрел пиратов с братом. И с Сяо Чжанем вот…       — Знаю, — вздохнул Сынен и вдруг зловредно ухмыльнулся: — Давай, станцуй так, чтоб тебя тут все захотели!       Ибо набрал воздуха, чтобы высказать все о провокаторах, и… выдохнул. А почему нет?       Там более, что бильярдный стол был в двух шагах от них. И там, за ним, у барной стойки, сидел Сяо Чжань — рядом с которым замерла статуей самой себе Ли Хуафэн. Станцевать? О, да, он станцует!       — Ладно уж, — усмехнулся он, хлопая Сынена по плечу, и поднялся. Шаг назад, еще один. Прижаться к краю стола, развести руки, поглаживая лакированное дерево. Сердце зачастило в предвкушении, кончики же пальцев, напротив, закололо от страха.       И, сжав на мгновение пальцы на столешнице, Ибо одним слитным движением, как потягивающаяся пантера, затянул себя на стол и распластался по нему. Кивнул, чтобы врубили музыку, закрыл глаза и отключил голову.       «Признаться? Он признается, но сначала танцем».       По залу поплыл перебор, и Ван Ибо тягучим движением перекатился, замер, прижимаясь к поверхности лишь пахом. Выдохнул и распахнул глаза. Сяо Чжань стоял прямо напротив, найти его взглядом и поймать в плен ответный не составило труда. Ибо плавно поднялся на колени, откинул голову назад. Он словно ощущал Сяо Чжаня обострившимися чувствами, и танцевать тоже планировал лишь для него. Ведь если у Ибо есть только эти мгновения… то он сделает все, чтобы взгляд Сяо Чжаня следовал за каждым движением, словно приклеенный.       Сколько раз он мечтал об этом? Сколько раз, падая, стирая колени в кровь, растягиваясь до боли на таком же столе, в одном из соседних помещений, он мечтал показать все Сяо Чжаню и для Сяо Чжаня? Сколько раз, после той нечаянно увиденной сцены, он танцевал на бильярдном столе до судорог, пытаясь забыть, забыться, слишком жалкий, чтобы смириться?       И все же… миг истины настал.       Рука Ибо двинулась вниз, плавно поглаживая грудь, живот… устроилась на промежности. Сяо Чжань удивленно вскинул бровь и тяжело сглотнул. И это, кажется, послужило спусковым крючком.       Ван Ибо двигался так, будто от этого зависела его жизнь, он откровенно провоцировал. Он знал, как выглядит со стороны, когда танцует Pole Dance. Знал, что мышцы бедер сейчас красиво обтянуты джинсами, что прогиб в пояснице совершенен, что, когда он выкидывает пиджак в сторону, свет красиво играет на его обнажившемся прессе. И знал, что Сяо Чжань следит за каждым движением.       В любви, как на войне: это был не танец, это был ритуал соблазнения. Он смотрел Сяо Чжаню в глаза и видел, как они темнели, наблюдал, как эта темнота залила радужку, наслаждался тем, как приоткрылись его губы и как бешено двигался кадык под тонкой кожей, когда тот сглатывал. Сяо Чжаню нравилось! Эта мысль прошила Ибо молнией, и он замер на окончательной ноте, закусив подол майки и тяжело дыша.       Теперь, когда танец, наконец, был завершен, Ибо уже не слышал ни криков, ни свиста. Спрыгнув со стола, он за пару шагов оказался рядом с тем единственным, чье мнение действительно имело значение.       Он был так близко, чувствуя кожей жар тела любимого человека, и смотрел глаза в глаза. Казалось, что воздух начал плавится от их близости, кто-то задушено ахнул за спиной. Сяо Чжань отмер первым. Он резко выдохнул, опалив горячим дыханием губы Ибо, схватил его за руку и потащил за собой. И Ван Ибо, шало улыбаясь, последовал за ним, сквозь двери, коридоры, пока, наконец, дверь пустого зала бильярдной не захлопнулась за ними и они не остались в полной тишине. Вдвоем. Наедине. Сяо Чжань крепко сжимал его ладонь всю дорогу, а сейчас — откинул, словно ядовитую гадюку… или как баклажан. Он ведь боялся змей и баклажанов. А как относился к Ван Ибо?       Ибо, постепенно отходя от дурмана танца, молчал, наблюдая, как вздымаются в тяжелом дыхании узкие плечи. Настенное бра давало совсем мало света, но его хватало, чтобы любоваться. Даже если злостью, смешанной с желанием — о, Ибо не был дураком, желание Сяо Чжаня сегодня было видно ярко. Даже если в последний раз.       Сяо Чжань медленно повернулся к нему, его глаза безумно сверкнули, и с губ сорвалось злое шипение. О, Сяо Чжань прекрасно умел шипеть. Сяо Чжань вообще был той еще стервой и сукой, и кому, как не Ибо — его лучшему другу — знать об этом? Но такого Сяо Чжаня Ибо не знал. Внутри все задрожало, и Ибо не был уверен, что именно сейчас сделает. Хотелось податься вперед, накрывая красиво очерченные губы своими, провести языком по родинке под нижней — или отшатнувшись, разбить их кулаком так, чтобы Сяо Чжаню стало хоть немного столь же больно, как было Ибо, чтобы губа лопнула, выпуская ярко-красную кровь… и вот тогда все же коснуться губ, слизать кровь.       Нет, поцеловать хотелось больше. И боли причинять не хотелось. Сяо Чжань каким-то невероятным образом однажды добрался до его пушистого нутра, и теперь одна мысль обратить мягкость иголками причиняла… да все ту же боль.       Пальцы занемели от силы, с которой он сжал кулаки, ногти наверняка оставили красные лунки. Сяо Чжань скользнул взглядом по нему, и, подняв руку, медленно, мучительно нежно провел кончиками пальцев по его плечу вниз, обрисовал венку на напряженном предплечье, погладил побелевшие пальцы — и так же медленно повел пальцы вверх. Ибо судорожно сглотнул, поднимая взгляд, и потрясенно замер.       Сяо Чжань смотрел. Жадно, зло, восхищенно, голодно — наверное, Ибо выглядел бы со стороны также, позволь он хоть единожды вырваться чувству внутри.       И Ибо решился. Скривил губы и, подавшись вперед, прошептал:       — Знаешь, гэ, а я в тебя влюблен.       А Сяо Чжань опустил голову, и… Ибо, кажется, ничего-то не почувствовал.                   Возможно, молчание и было инстинктом самосохранения?       Вот сейчас Сяо Чжань все же посмотрит на него, лицо отразит отвращение, и он оборвет все контакты с Ибо. Сам. И тогда Ибо больше не придется видеть его, раздирая самого себя на части. Останется только лечь и сдохнуть, проигрывая в голове подаренный танец и украденный после него взгляд.       Тяжелый, гулкий удар сердца, и Сяо Чжань резко вскинул голову и, вопреки всему, притянул его за грудки и впился в его губы жёстким, напористым поцелуем. У Ван Ибо потемнело в глазах. Как такое может быть? Он что, спит? Но вот неловкое движение, столкновение зубами… И Ибо, в страхе упустить это мгновение, прижался сам — ближе, крепче, обвил руками шею и приоткрыл рот, впуская, позволяя делать все, что захочется. Если Сяо Чжаню захочется. И тот в ответ принимал, присваивал, метил. Этот поцелуй был словно поединок, вырывающий наружу все тайные желания, которым тесно в том углу, куда их запихали. Сяо Чжань на секунду оторвался, посмотрел в глаза безумно темным взглядом, облизнул нижнюю губу, задев и родинку, и вот тогда хрипло ответил:       — Знаешь, диди, я в тебя тоже.       Ван Ибо порывисто задышал, не в силах найти слов. А потом почувствовал, как щеке стало щекотно, а следом теплые пальцы стерли влагу. Ибо моргнул и растерянно улыбнулся.       — Ну, что ты, Бо-ди, — прошептал нежно Сяо Чжань, сразу теряя демонический ореол, а потом наклонился и легко-легко коснулся губ губами. Ибо затаил дыхание. — Кажется, мы не с того начали, да?       — Чжань-гэ… — вышло хрипло, — Чжань-гэ.       — Это-то я, — ответил он, сгребая в объятия, прижал крепко-крепко, перебирая волосы на затылке и шепча что-то безумно ласковое, согревая дыханием кожу, и… Так было нельзя.       — Нет. — Ибо толкнул его, пытаясь отодвинуться, пока окончательно не свихнулся — от восторга, от боли, от ужаса, от счастья. Всего было слишком много, но Ибо помнил главное.       — Почему нет, Ибо? Почему снова нет? — и этот надрыв в голосе был очень, очень знаком.       — Чжань-гэ! У… у тебя девушка, и…       Сяо Чжань застонал, уронив голову ему на плечо, а потом его же и укусил. Больно, так, что Ибо вскрикнул.       — Нет у меня девушки! Уже неделю как нет…       Что?       — Что?       — Вот как Сынен утащил тебя, так девушка и… закончилась, — выдыхает Сяо Чжань и все же отстраняется, едва-едва, но теперь Ибо может вновь смотреть ему в глаза. И Сяо Чжань тоже глядит прямо, не скрывая ничего. — Кому понравится, когда тебя сдвинут с дороги, чтобы догнать какого-то там друга? А потом уйдут пить, наплевав на все и всех? К счастью, Ли Хуафэн куда понятливее и лучше меня… Она первая сообразила, что к чему, и на разговор меня вывела. И она поняла, представляешь? Сказала, что чего-то такого и ожидала… глупая. И друзьями предложила остаться. И на вечеринку эту меня потащила, сказала… что если действительно люблю — должен бороться…       — Неделю? — потрясенно переспросил Ибо то, что зацепило в первую очередь, не в силах осознать и поверить во все сразу.       — Неделю. — Подтвердил Сяо Чжань, и сжал его талию еще крепче. — И… Сынену я тебя больше не отдам.       Ибо почувствовал, как губы расплываются в улыбке.       — А Сынен меня и не держит, да и не держал никогда. Мы друзья, Чжань-гэ, настоящие. Он мне все мозги ложечкой выел, настаивая на том, чтобы я тебе признался, — счастливо рассмеялся Ван Ибо.       — Вот как? Значит, нужно выразить ему благодарность?       — Уж будь любезен, а то он думает, что ты его ненавидишь.       — М-м… как думаешь, он ведь подождет еще полчасика? — лукаво протянул Сяо Чжань, вновь прижимаясь ближе и опаляя своим дыханием губы. И Ибо был вынужден согласиться, что подождет. Теперь вообще все — подождет.       А Сынену он потом спасибо скажет. И за поддержку, и за подъебки, и даже за эту вот омелу, которых под его чутким руководством развесили по всему клубу, и одна из них свалилась им на голову в самый неподходящий момент, вызвав взрыв смеха.       И Ибо, держа в объятиях самого любимого человека, подумал, что все ж таки и европейский Новый год — чудесный праздник. Вон, и для него свое чудо нашлось.       — Смотри, вот оно — настоящее благословение: омелой по башке! — патетично заявил он, осторожно помогая Чжань-гэ выпутаться из цепких лап растения.       — Это наверняка за то, что так долго думали, — захихикал Сяо Чжань, облизывая распухшие от поцелуев губы, и внутри Ибо что-то удоволетворенно заурчало. А Сяо Чжань снова обнял его, зажимая омелу между ними, и Ибо вновь накрыл его губы в поцелуе. Да и то — кто сказал, что целоваться только под омелой? Над ней тоже было вполне так ничего. Главное, что с любимым.