Кашин спешит на помощь

Даня больше не жил. Это сообщение убило в нем все. Он поехал в Казань на следующий день. Руслан без всяких лишних слов поехал вместе с ним. Тушенцов всю дорогу крепко держал Даню за руку, пока тот пустым взглядом смотрел в меняющиеся виды за окном. Даня думал, что лучше бы это был он. Лучше бы его сейчас не было здесь. Лучше бы Серый поступил в Москву и начал жить жизнь мечты. А Дани не было бы. Но это все уже невозможно. Серегу не вернуть и Кашину надо привыкать к новой реальности. К той жизни, где его лучшего друга детства нет в живых. Надо привыкать к мысли, что Даня не смог его спасти. Даже не пытался. Ебанный эгоист. Кашина мучали мысли о том, что он так был занят своими мелочными проблемами, что не заметил чего-то более важного. Более значимого. Серого больше нет. Даня не плакал. Слез будет недостаточно, чтобы выразить всю ту боль, что он сейчас испытывает. Эта боль разжигает тело. Словно по спине безостановочно бьют широким кнутом. Его больше нет. — Дань… — послышался шепот Руслана рядом. — Мы почти приехали. Ноги ступили на родную землю. Знакомый вокзал делал все более реальным. Правдивым. Это не кошмар. Все происходит наяву. Когда им было десять, они бегали сюда за дядь Сашей, который мальчиков кормил сладостями и разрешал ходить к заброшенным путям. Дядь Саша умер, когда им было двенадцать. Даня тогда впервые потерял кого-то. Впервые плакал, потому что скучал до безумия и не мог вернуть. С пацанами они организовали ему маленький мемориал на тех самых заброшенных путях. Ножом высекли его имя на дереве, повесили фотографию и несколько дней приносили сорванные с чужого сада цветы. Сейчас Кашин чувствует эту боль снова, только она иная. Боль повсюду. В каждом уголке города. В каждом уголке его души. От нее нельзя спрятаться. Мама встретила сына с заплаканными глазами. Увидев лицо сына, она зарыдала еще больше, уткнувшись ему в широкое плечо. Даня осторожно обнял ее, но не мог ничего сказать. Ему было нечего сказать. Руслан делал все, чтобы Даня почувствовал себя хоть немного лучше. Был рядом. Но Кашину ничего не помогало. Его словно парализовало. Он не мог встать с постели. На следующий день были похороны. Даня долго стоял у подъезда Серого, пытаясь собраться с мыслями. Сейчас он войдет в его квартиру. Туда, откуда Серый всегда хотел сбежать. Там, где Серый был несчастен. Теперь его уже ничего не спасет. Он навсегда останется в этом городе. Только вот отец больше не найдет его. Не отпиздит. Хоть этому Сережа был бы рад. — Я рядом. — тихо сказал Руслан и они поднялись на нужный этаж. В квартире многолюдно и непривычно чисто. Отец Серого пьет прямо с бутылки. Хоть что-то в этом мире не меняется. — Даня. Кашин обернулся на знакомый голос. Перед ним стоял Миша. За стеклами очков красные опухшие глаза. Миша пересек расстояние между ними и крепко обнял. Даня вцепился в друга, но его взгляд был прикован к гробу в соседней комнате. — Он там? — прошептал Кашин другу в ухо. Миша отстранился. — Да. Даня тяжело вдохнул. Ему критически не хватало воздуха. Медленным шагом он шел к нему. Шел к Серому. Их последняя встреча. Последний раз, когда Даня может взглянуть на друга. Больше он его не увидит. Это конец. В комнате стояло несколько человек. Они тихо перешептывались. Кто-то вроде даже обратился к Дане по имени, но Кашин ничего не слышал. Все, о чем он мог думать, это Серый, который на его глазах сейчас лежит в гробу. В своем выпускном костюме, со странно зализанной челкой, бледной кожей и закрытыми глазами. Следы от петли тщетно пытались скрыть, но они все равно выделялись на фоне потускневшего цвета кожи. Серый мертв. Даня подошел ближе. Серый никогда так не выглядел. Этот костюм он ненавидел и Миша с трудом заставил надеть его на выпускной. Волосы его всегда были лохматые. Все не так. Дане нужно было что-то исправить. Серый не может умереть так. Серый не может быть похоронен в этом. Нужно хоть что-нибудь исправить. Пуговица. Серый никогда не застегивал пуговицы до конца. Он считал, что так делают только додики и Миша. Нужно расстегнуть пуговицу. Дрожащие руки Дани потянулись к телу. Он не мог ухватиться пальцами за мелкие пуговицы, но не унимал попыток. Кто-то подошел к нему со спины. — Данила, нельзя его трогать. — сказала какая-то женщина. Учитывая, что Данилой называла его только классная руководительница, то скорее всего это была она. Но Кашин не останавливался. Он пытался расстегнуть эту гребанную пуговицу. — Что ты делаешь? — мужчина схватил его за локоть, но Даня вырвался. — Это неправильно. — тихо сказал Кашин. — Серый не такой… — Малец, отойди от тела. — Нет! — закричал Даня. Пуговица не поддавалась. — Серый ненавидел костюмы. Он…ненавидел…надо расстегнуть пуговицу. Голос Дани истерически дрожал. Он сам не заметил как по щекам начали течь горячие слезы. — Дань… — Миша попытался оттащить его. — Миша, помоги же мне! — Даня тяжело дышал. — Помоги мне расстегнуть эту ебаную пуговицу. — Даня, мы расстегнем, только отойди. Наконец она поддалась. Кашин расправил рубашку, оголяя шею, где ярко виднелись красные следы. Даня притронулся к ним. — Нет… — в панике прошептал он. В комнату зашел пьяный отец Сережи. Он быстро подошел к Кашину и попытался оттолкнуть от гроба, но Даня крепко стоял на ногах. — Сережа, проснись. — Даня почти смеялся, трогая холодное лицо друга. — Хватит издеваться, вставай, заебал… — Даня… — Руслан встал рядом, пытаясь отцепить руки от тела. — Серый, блять, просыпайся! — Кашин кричал. — Отойди от него! — зарычал отец Серого и повалил Даню на землю. Кашин упал на локти. Над ним стоял разъяренный мужчина. Даня все еще плакал. — Уходи отсюда! — закричал отец. — Это вы… — Уходи! — Это вы виноваты… Мужчина схватил Даню за воротник и ударил по лицу. Руслан резко отдернул его от Кашина и толкнул к другим, чтобы те его держали. — Даня, вставай… — прошептал Тушенцов, помогая Дане подняться. — Пусть он съебет отсюда нахер! — продолжал отец. Даня снова посмотрел на Сережу, который за все это время не поменял своего положения. Он же мертв. Кашин посмотрел его отцу в глаза. — Сережа убил себя из-за вас… — Пошел нахуй отсюда! Несколько человек схватили Даню и потащили его к выходу. — Эй, отпустите его! — побежал за ними Руслан. — Дядь Дима, отпустите Даню! — послышался голос Миши. Даня не рыпался. Его потащили вниз по лестнице и вытолкнули на улицу, закрывая дверь подъезда. Через секунду оттуда выбежали Тушенцов с Мишей. Даня остался лежать на земле. Плачь превратился в рыдания. Тяжелые и громкие. — Даня… — подбежал к нему Руслан. — Дань… Даня не мог больше сдерживаться. Всю улицу оглушали пронзающие крики Кашина. Даня не сможет это пережить. Миша опустился на колени рядом с ним. По его щекам тоже текли слезы. Руслан гладил Даню по спине, пока тот рыдал, уткнувшись ему в грудь. Прикосновения Тушенцова помогали успокоиться. Даня не мог в это поверить. Мозг отказывался воспринимать это все. Серый мертв. ——— Втроем они сидели на скамейке у подъезда, раскуривая одну сигарету на всех. Все взоры устремлены были на дверь, из которой вот вот вынесут гроб. Все трое молчали. Слова были лишними. Ненужными. Серый не любил философствовать. Серый был простым. И эта простота заменяла целый мир. Дверь открылась. Несколько человек медленно шли к машинам. Четверо несли гроб. Когда им было четырнадцать, они истерично искали еще одного человека, чтобы повторить видео с танцующими неграми, несущими гроб. Тогда они зарубились, что друг друга гробы будут нести именно они. И очень расстроились, когда поняли, что один из них умрет последний и никто из них не провожает его в мир иной. Сейчас гроб Серого несли четыре почти незнакомых мужика, при том, что Даня и Миша находятся в нескольких метрах. Руслан с Мишей подошли к людям. Даня осторожно поднялся со скамейки, наблюдая. Парни разговаривали с дядей Серого, который в отличие от отца был хотя бы вменяем. Серый любил его даже намного больше, чем родного батю. Дядя отрицательно покачал головой, печально глянув на Даню, который теребил рукав рубашки. Парни вернулись. — Ну что? — спросил Кашин, нервно кусая губы. — Можно будет нам пойти? — Нет. — ответил Миша. — Тебе нет. Даня снова сел на скамейку и закрыл лицо руками. — Какой же я долбаеб. Руслан сел рядом и положил руку на его плечо. — Снова я все заруинил. Даня не попадет на похороны лучшего друга. Даня не понесет его гроб, как Серый всегда хотел. Даня испортил последний день лучшего друга на земле. — Ты все правильно сделал. — серьезно сказал Миша. Даня удивленно поднял глаза. — Кто-то должен был ему это сказать. Миша вытер рукавом слезу. — Это его вина и он должен знать об этом. — его голос дрожал. — Мне жаль, что я не нашел в себе силы сказать ему это. Миша сделал глубокий вдох, прикрывая глаза. Даня сглотнул. — А теперь пошли. — сказал он уверенно. — Мы должны проводить нашего лучшего друга так, как он этого хотел бы. ——— Они вернулись к заброшенным путям спустя столько лет, прихватив с собой складной нож, фотографию Серого и вещи, которые он любил. Подошли к дереву, где до сих пор виднелось кривое «дядь Саша». Серый хотел бы оказаться рядом с ним в том мире. Даня попытался вырезать имя друга, но его руки слишком сильно дрожали. Миша никогда не умел пользоваться ножом как следует, поэтому это дело пришлось доверить Руслану. От такого Серый уже наверное три раза в гробу бы перевернулся, но что поделать. Теперь рядом с дядь Сашей красовалось аккуратное «Серый». Они прибили к дереву фотографию друга. На ней ему было семнадцать и он улыбался во все свои 31 зуб. Один ему выбили за несколько недель до фотографии. На нем была красная олимпийка, а в руках огромная бутылка дорогого пива, которую он нашел в мусорке. Он тогда весь день ходил счастливый и всем хвастался своей находкой. А потом поставил эту бутылку как трофей в комнате, пока отец ее не разбил. Даня купил в магазине такую же бутылку пива и поставил рядом. Миша купил пачку его любимых сигарет и положил зажигалку, которую украл с его комнаты. Помимо этого, они положили туда игральные карты, батончик твикс и футбольный мяч. А на крупную ветку рядом завязали его серую куртку, которую он забыл когда-то у Миши дома. Цветы класть не стали, ведь Серый бы оскорбился.