Искусство обнажения

Моя девочка. Чимин закрывает дверь с громким хлопком и, скрывшись в тёмном салоне своего автомобиля, еле сдерживается, чтобы не удариться лбом о руль. Шумно вздыхает, смахивая капли пота с влажных висков; впирается незрячим взглядом в сумерки за лобовым стеклом. Моя девочка. Пиздец. Он действительно так сказал? Изначательно мужчина вообще не собирался лезть ей под юбку — только поцеловать: она слишком очаровательно смущалась, боясь быть услышанной, чтобы он мог остановиться на коротком объятии у порога. Йерим опасалась, и он был полностью с ней солидарен: если бы кто-то застал их за обжиманиями в пустом кабинете, рядовым выговором от деканата они бы не отделались. Однако чем дольше они оставались наедине, тем отчётливее он понимал, что всё. Баста — у него нет выбора. Желание лапать её — именно лапать, другого слова ему не подобрать, — пока мозолями на руках не обзаведётся, дико зудело в паху, вынуждая тереться о чужие бёдра через ткань, и он насрал на последствия. Но как поступила она? Вся из себя правильная, невинно хлопающая своими большими и охерительно красивыми, — да Со буквально трахнула его, хотя чисто технически трахал там как раз-таки он. Она распахнулась перед ним, пошло разведя свои молочные ноги в стороны, но при этом продолжая выглядеть до абсурдного чистой, и посасывала его пальцы с такой искренней самоотдачей, что ему едва не посчастливилось кончить прямо в штаны, словно какому-то подростку. Йерим сбежала. Он лишь поднял её со стола и опустил на пол, как девушка пробубнила что-то про занятие, а потом быстро мазнула его губами по щеке и, подхватив свой кофе, благополучно слиняла — разве что горящий след на коже остался. Мужчина поэтому не успел предупредить, что не дождётся окончания её пары, дабы вместе отправиться к ребятам после. Вполне возможно, она на это и не рассчитывала, но он почему-то чувствует, что должен поставить её в известность. Мало ли. Это, вроде как, правильно. Вроде как, необходимо — думает он, попутно заводя мотор, и вытаскивает из кармана телефон. Пак планирует сперва заехать домой, чтобы закинуть сумку и переодеться. Он достаточно сильно вымотался сегодня на репетициях — хочется бросить машину под окнами, дабы спокойно выпить пива за ужином и не париться потом с вызовом трезвого водителя. В деталях он отчитываться, естественно, об этом смысла не видит, но приличия ради — вкратце ситуацию девушке всё же описывает. И ответ приходит практически сразу: Йери: Не беспокойся, здесь недалеко. Йери: Я возьму такси. Наверняка до сих пор красная, как китайский фонарик, — мелькает у него в мыслях между делом. Стыдящаяся того, что они только что натворили. Постоянно ёрзающая на стуле, но послушно смотрящая на учителя, изо всех сил старающаяся настроиться на учёбу, хотя у самой сладко ноет в промежности, а крохотные шёлковые трусики насквозь... Верно. Они вымокли. Она — вымокла. Вся, полностью. Из-за тебя. И у неё явно нет в сумочке запасных, поэтому придётся терпеть. Ходить с этим ощущением влаги между ног, пока ты не снимешь их с неё, не пристроишься заново. Коснёшься — и она потечёт ещё откровеннее, ещё обильнее. Застонет, но теперь уже в голос, потому что на соседей плевать, а вы больше не в университете, так что и ты — не её препод, ты... Стоп. Притормози. Давай-ка угомонись, твою мать. Чимин скрипит зубами. Убирает мобильник прочь, выдавливает сцепление. Чёртов стояк мучает его всю дорогу. Несмотря на то, что лихорадка давно спала, его одежда по-прежнему пахнет женскими духами, и вот это — её аромат, запах возбуждённого тела вперемешку с цветами — совсем не помогает мужчине расслабиться. Он выжимает газ, пытаясь не представлять, как вдолбит её в постель ночью. Как снова отлижет, потому что — да, блять, — ему понравилось, как беспомощно она цеплялась за его запястья в прошлый раз, сгорая от стеснения, но всё равно сама двигала бёдрами ему навстречу. И вдруг задаётся вопросом. Остановившись на светофоре, без интереса наблюдая за тем, как люди гурьбой прут через перекрёсток, смешиваясь в одно бесформенное пятно, под темечком лопается ядовитое — сколько? Какое количество. Такие мужчины, как он, — многие ли побуждали её извиваться также? И как далеко она заходила с ними в сексе? Или Ким был единственным? Ей двадцать три года. Хренов маменькин сынок вполне мог быть единственным, но тогда — получается, это он? Научил её смотреть так невинно, но в то же время по-блядски, когда берёт что-то в рот. Чимин трясёт головой. Нельзя. Он только пускает себе отраву по венам, размышляя об этом. Без разницы, сколько раз она ублажала других. Мужчина с самого начала знал, с кем эта девочка кувыркалась до него. Был период, когда он сам пихался в любую дырку, лишь бы не встречать рассвет на холодных простынях, поэтому не ему судить о чужой личной жизни. Она с ним сейчас — это главное, и он хочет её всё сильнее с каждым грёбаным вздохом. С каждым километром, который Пак преодолевает, то и дело кладя ладонь на твёрдую ширинку и обессиленно матерясь в пустоту. Неделя. Ему понадобилась всего одна неделя, чтобы полезть на стенку от недотраха. Он никогда не относил себя к людям, которые придают большое значение сексу — не подросток уже, чтобы мучиться от гормональных припадков, но рядом с ней его клинит, как мальчишку. Чимин поэтому, едва ворвавшись в неуютную тишину своей квартиры, направляется прямиком под контрастный душ. У него жутко зудит кожа, а идея написать другу о том, что никуда они сегодня, нахрен, не поедут, навязчиво бьётся где-то в затылке. Холодные струи ударяют по спине, и мужчина на выдохе прикрывает глаза. Проводит рукой по голому торсту, прислоняется хребтом к гладкой, уже покрывающейся капельками воды плитке. Вот так, успокойся. Ты теряешь над собой контроль — это нехорошо. Твой заново вставший и упёршийся в живот член — полное дерьмо, знаешь? Чимин трёт мокрыми ладонями лицо, а затем зачёсывает назад волосы и проворачивает кран вправо, чтобы добавить немного тепла. Не знает — под сомкнутыми веками по-прежнему только её рот. Розовый, со смазавшейся помадой у самого краешка; припухший от поцелуев и того, как часто она кусала свои дрожащие губы. Влечёт к себе, обещает что-то. И мягкий язык, внезапно заскользивший по пальцам, как на бесконечном репите — туда-сюда, туда-сюда, мгновенно разжигает в нём фантазии грязные, ослепляющие... Сердце падает куда-то вниз, а следом — и его рука. Без чёткой команды, инстинктивно. Просто потому что — никак. Я не справлюсь, если ты мне не поможешь. Клянусь, твой запах на моём теле — он убьёт меня. Раздробит на мелкие кусочки и смоет в сток, если я тебя не представлю. Прямо сейчас. Запрокидывающую голову, трясущуюся от нетерпения. Задыхающуюся от того, насколько отчаянно хочешь. Меня — от края до края. До предела, глубоко. На коленях. Пак обхватывает ладонью член и задерживает дыхание, ощущая, как возбуждение прокалывает позвонки. Зажмуривается, позволяя трёхмерным картинкам запестреть под веками; толкается тазом навстречу сжимающимся в кольцо пальцам. Стон. Звучит в сознании, разбивается эхом о виски — и движения, тугие, медленные, постепенно обретают более интенсивный ритм. Чимин не ошибся. Её мысли, когда она решилась дать ему почувствовать свой тесный рот, — они были на поверхности, но он не мог допустить, чтобы она сделала это так. Импульсивно, суетливо; только ради того, чтобы доказать ему, что тоже умеет сносить крышу. Маленькая, нежная девочка — какой бы смелой она ни была, выгнувшаяся перед ним в своей этой одуряюще соблазнительной позе, он бы не разрешил ей испачкаться. Но не теперь. Здесь, запершись в ванной, быстро двигая рукой по стволу, он облизывает губы и пачкает, пачкает, пачкает... воображая, как увлечённо облизывала бы она... брала до самого основания, водила языком по головке, пока он наматывает на кулак её волосы и, изнывая от трепета в животе, просит... сипло умоляет о том, чтобы она заглотила снова... И она заглатывает. Мужчина почти взаправду верит, что находится в ней. Шипит сквозь стиснутые зубы, не понимая, совершенно не замечая, как втыкается лбом в стеклянную перегородку душевой и сгибается от горячих импульсов, жгутом натягивающихся в паху. Дикое, глухое ко всему святому желание. Её бездонные, залитые похотью зрачки — не от мира сего. Нереальные, простреливающие навылет. Ломающие пополам его хрупкие, так и не зажившие до конца рёбра. И это уже не борьба — лишь жалкие попытки сбежать от самого себя. От калечущей нежности, от бурного течения жизни под кожей. Блестящие от слюны и смазки губы. Румяные плечи, длинные, липнущие к обнажённой спине волосы. Родинка на персиковой скуле. Блять. Блять, какая же она всё-таки... Она охуительно красивая. Чимин содрогается, протяжно замычав в запотевшее стекло. Мышцы на шее раздуваются, грудь — красная, потная, болит от рваных вдохов и выдохов, но он всё равно выдаливает из этого кристалльного бессилия всё, что только предлагает ему собственное сердце. Сперма стекает по сжатой ладони и капает на мокрый пол, смешиваясь с проточной водой. Легче. Вот теперь ему, кажется, действительно стало легче. Пак выпрямляется, немного пошатнувшись. Заторможенно, как в тумане, встаёт с головой под душ. Странное послевкусие. Он как будто смотрит на мир сквозь призму очков, хотя давно снял и отложил на тумбочку свои. Мужчина не первый раз дрочит на неё, но первый — когда видит настолько ярко, во всех, даже самых непримечательных деталях; словно наяву. Чимин смывает с себя липкие остатки, потом — мыльную пену, щиплющую глаза, и сдёргивает с держателя чистое полотенце, чтобы обернуть его поверх бёдер. Время на телефоне показывает почти десять: это означает, что Йерим закончила в универе и собирается выезжать к друзьям. Она больше не писала ему, зато на экране светятся три непрочитанных от Чона, и мужчина сразу же открывает переписку, параллельно доставая из шкафчика гель для бритья и отковыривая с тюбика крышку. Гук: Юри походу не даст мне сегодня. Гук: Братан, давай подкатывай, надо срочно бухнуть. Гук: Твоя красавица, кстати, уже в пути. И фото набитого закусками стола. На улице сели — в помещении, где работает кондиционер, скорее всего, под вечер людей битком. Пак неглядя хватает бритву и, чуть не порезавшись пальцем о лезвие, сдавленно чертыхается себе под нос. Его красавица успела всю душу вытряхнуть из него и вытряхнет ещё сильнее — он уверен. Предчувствие такое: скользкое, горячее, как её кожа. Чимин шестому чувству доверяет не очень: когда дело касается женщин, там что до апокалипсиса, что до мира во всём мире одинаково рукой подать, но на всякий случай всё же запихивает в сумку не только пачку презервативов, но и успокоительное. Надевает обыкновенное чёрное поло и шорты; на запястье — старые, но любимые платиновые ролексы. Заново брызгает на одежду и шею одеколоном, мельком осмотривает себя в зеркале и, по-быстрому обувшись, выскакивает за дверь, попутно заказывая такси. Дорога занимает порядка двадцати минут. Развалившись на сидении, мужчина крутит в пальцах мобильник, кидая короткие взгляды то на профиль водителя — бесстрастного дядечку с медицинской маской на пол лица, то на проплывающие за окном коробки жилых домов. Место, которое выбрал для их посиделок Чонгук, не отличается ни высокой кухней, ни запредельным количеством ноликов в цене за блюдо: обычный частный ресторанчик, который держит какая-то семья. Чимин сначала идею забраковал — у него средств и на нормальное заведение хватило бы, а экономить пусть и на неочевидных, но всё же свиданиях, жест как минимум не из красивых. Тем не менее, Чон — эта хитрожопая скряга — всё равно его уговорил, мол, видок там симпатичный, фонарики повсюду, газон; да и не его решение это вовсе было, если начистоту, это рекомендация от самих девочек, так что никакого криминала и в помине нет, ты чё, о каких вообще деньгах речь?.. Ну, и ещё пара-тройка всяческих оправданий — мужчина, честно говоря, дослушал уже вполуха. Машина останавливается. Чимин отмирает и, кивнув на вежливый оклик таксиста, выбирается из салона. Перед ним — закрывшийся торговый центр, окружённый средней высоты многоэтажками. В целом, квартал и правда выглядит миловидно: улицы тут чуть шире, чем на склонах неподалёку, а закусочные не понатыканы на каждом углу, вызывая столпотворения и толкучки. Судя по геолокации, нужный ему ресторан расположен где-то за поворотом, в импровизированном дворике меж тёмных витрин магазинов первого этажа, — мужчина замечает его мгновенно. Как и описывал друг, пространство отделано на манер летнего фуд-корта: всё в зелени, вместо одного сплошного навеса на случай дождя — россыпь патио зонтов, а нити неоновых лент завиваются вокруг столиков, расстилаясь десятками цветных кругов прямо по земле. Из минусов — людей здесь всё-таки полно; из плюсов... ну, фонарики и правда ничего... — О, Чимин! Пак поворачивает голову на звук. Поднятая вверх татуированная рука — где-то в центре лужайки, с одного из «дымящихся» столов, и Чимин сразу догадывается, кому она принадлежит. Чонгук энергично машет ему, параллельно галдя что-то мостящейся сбоку Ким Юри, но тут же подскакивает на ноги и широко улыбается, как только мужчина подходит к ним достаточно близко. — Привет, — здоровается парень, хлопнув его по плечу. — Ты долго как-то... но ладно. Хорошо, что приехал. Садись, вон стул, — и показывает на одно из двух пустых мест напротив. — Йерим должна скоро вернуться, она... Чимин сбрасывает сумку на сидение. — Где? — Да пиво себе выбрать пошла, у них там много разного — она то, которое мы пьём, не захотела, — отвечает друг, смазанно тыкнув пальцем куда-то ему за спину, и плюхается обратно на свой стул. — А ты чего, какое будешь? Пак оборачивается. Поправляет на носу очки, слегка сощуривается, вчитываясь в иероглифы на пёстрых вывесках. — Не знаю. Тоже пойду проверю, что есть, наверное, — произносит он, невольно выискивая взглядом знакомую серую юбку. Они не виделись всего час, но желание снова понаблюдать, как она стреляет огоньками смущения из-под густых ресниц, буквально съедает его живьём. — Куда идти-то? В каком из ресторанов вы заказ делали? — Так в любой зайди — везде же купить можно, но лично я советую тот, что... — Йерим пошла вон туда, — неожиданно вклинивается в разговор Ким Юри, и мужчина на секунду прикипает к ней глазами, прежде чем посмотреть в указанном направлении. — Видишь, где мангал выставлен? Там ещё рядом девушка какая-то в белом платье стоит. — Да. — Ну вот. Тебе оно и надо. — О, раз такая тема, — вдруг щёлкает пальцами Чон, когда мужчина, понятливо кивнув, уже делает шаг в сторону, — то дозакажите нам баклажанов заодно, пусть принесут. Мы овощей к мясу, кажется, слишком мало набрали... Да, конечно. Баклажаны — отличный выбор. К мясу необходимы, очевидно. — Ага. ...но пофиг. На самом деле, ему фантастически пофиг на то, чем они будут ужинать. Чимин пробирается через столики, проигнорировав даже прилетевшее ему вдогонку «и не задерживайтесь!» — явно с подтекстом — от друга. И убеждает себя в том, что ничего страшного. Подумаешь, живот опять жарко потягивает — так неудивительно, он ведь не из железа, чтобы постоянно плевать в лицо слабостям. Он плевал. Оттачивал этот навык... сколько? года три? Слабости, связанные с чьей-то задранной до талии юбкой. Не голая похоть, нет. Когда голая похоть — это хотя бы решается. Но то, что творится с ним, лишено дна. Колодец, внутри которого не вода — небо, бесконечное и гипнотическое, как звёздная ночь. Он хочет их, эти звёзды. Все до единой хочет, из неё — хоть выбивая из глаз, хоть слизывая с кожи. Презирает себя за зависимость, но уже не представляет, как можно по-другому. С каждым долбанным новым днём — всё больше. Ему нужно, он желает; и в пальцах начинает легонько покалывать, словно от перепада температур, когда мужчина, наконец различив её тонкую фигурку среди десятка чужих — нескладных, неправильных, — подкрадывается к девушке сзади и, недолго думая, проскальзывает ладонью ей под локтем. — Да ну, не бери эту бадягу разбавленную, оно же как вода... Второй раз за сегодня. Скорее всего, на третий она взбрыкнёт и точно понаставит на нём синяков. Йерим вздрагивает от неожиданности, разминая во рту какой-то свистящий звук, и резко поворачивается, чуть не проезжаясь носом по его подбородку. Две бутылки пива в её руках, взболтнувшись, глухо стукаются друг о друга стенками. Со выравнивает равновесие, возмущённо цыкнув — ну давай, маленькая, покажи мне свой характер, — и окатывает его таким псевдо-сердитым взглядом, что он еле сдерживается, чтобы не рассмеяться: нежный румянец, вмиг возникающий на её щеках, вряд ли как-то связан с недовольством. — Чимин... — на выдохе шелестит она, всё-таки осёкшись и не став повышать голос. — Ты что, седой меня сделать хочешь? Сколько можно пугать, блин?.. — и поспешно отводит глаза, видимо, смутившись внезапной близости: он по-прежнему стоит к ней вплотную. Около холодильника, спиной к остальным посетителям. И продолжает дотрагиваться рукой до её бока. Без какого-то определённого намерения — просто не отказывает себе в потребности касаться, притворяясь, что занят усердным изучением алкоголя на полках, и мысленно радуясь тому, что она не пробует отстраниться. Хорошая девочка, молодец, не исчезай — позволь мне надышаться. — А почему как вода, кстати? — вспоминает Со, оглаживая большим пальцем этикетку на бутылке. — Нормальное, вроде бы, пиво... Или ты не любишь конкретно это? — Оно дешёвое и безвкусное. Дай-ка сюда, — и, раскрыв дверцу холодильника, выхватывает у девушки обе. Нагибается и, немного подумав, выуживает откуда-то из глубины коричневую банку с жирной надписью на немецком. — Может, лучше вот это? Йерим качает головой. — Мне не принципиально. Если честно, я плохо разбираюсь в пиве. — Поэтому я и забрал у тебя то, что пить не надо. — Спасибо, — улыбается она, но быстро тушуется, когда мужчина поднимает на неё взор. Обнимает себя руками, зачем-то отступает на шаг назад; прикусывает губу. Неловкость. Пак негромко вздыхает. Достаёт ещё три одинаковые банки и, зажав их на груди так, чтобы не выронить, захлопывает холодильник. — Преподаватель Шин не отчитала тебя? — Нет, — отвечает девушка после короткой паузы и, двинувшись вслед за ним к выходу, добавляет: — Когда я вернулась, всё было спокойно. Опоздала, понятное дело, но никто не обратил на меня внимания. И не отмечали. Вас, судя по всему, без умения сначала запугивать студентов перекличками и наказаниями за неявку, а потом забивать и ничего не устраивать, на работу не принимают. — То есть, мы могли и задержаться? — Чимин, — снова заводится она, насупившись, и он уверен — толкнула бы в лопатки, запыхтев как чайник, если бы вокруг них не было бы столько народу. Мужчина фыркает. Не то чтобы его задевает чужая реакция, но как бы — да господи, чего? Какого фига ты такая напряжённая? И вопрос сам дублируется на язык: — Что? — разве что в более мягкой интонации. — Не могли. Это вообще было... довольно опасно, знаешь ли. Меня до сих пор потрясывает при мыслях, что бы произошло, если бы нас кто-то спалил... — Тебе не понравилось? — Я этого не сказала... — бормочет она и, на секунду задумавшись, едва не врезается в него, вдруг резко тормознувшего на пороге. Чимин натыкается взглядом на работника ресторанчика, только что закончившего разделывать мясо и теперь стягивающего грязные одноразовые перчатки с рук, и в памяти рефлекторно всплывает просьба друга. Та самая, про овощи. Ну да, естественно. Хоть что-то же, блять, в этом мире сегодня должно прожариться как положено. — Ты чего? — Чонгук баклажаны заказать просил. Я забыл об этом. — А, всё в порядке, он мне тоже об этом сказал, — отмахивается она, хмыкнув. — Всех решил попросить, видимо... Ладно. В общем, я уже заказала, пойдём, — и прошмыгивает мимо, на ходу забирая прядки длинных волос за уши. Демонстрируя ему свою выпрямленную осанку. Полоска обнажённой поясницы в прорези между майкой и юбкой, походка от бедра. Мужчина встряхивает головой. Задолбало. Пялиться на неё каждую свободную минуту — задолбало. Со и половины его взглядов не замечает, но он-то помнит все. Сперва косые, пренебрежительные — пробежкой по миловидному личику и изящным косточкам на запястьях, со временем они стали дольше, липче. Чимин пытался найти в ней то, что поставило Ким Тэхёна на колени, но отчего-то разозлился, когда и правда нашёл. Ему до сих пор сложно признать, что у них с грёбаным недоумком, оказывается, одинаковый вкус на женщин. Недосягаемые. Те, кто выше них, сильнее — он даже не сомневается, что морально она выносливее их обоих. Отвадить её от себя — в этом была вся суть, да? Не подпускать слишком близко, чтобы не обжечься. Не встать перед ней на колени, как вставал её бывший, потому что свои уже давно стёрты в мясо, и они — эти невидимые мозоли — по-прежнему нестерпимо ноют. Так почему он не чувствует её? Сейчас. Таращась девушке вслед, застывая на месте, как последний дурак. Где эта боль? Какого хера — ничего, кроме желания насильно запихнуть её в такси и увезти туда, где ни одна живая душа, кроме её собственной, не увидит, с каким наслаждением он отколупывает от себя коросты? Во рту опять пересыхает. Пак сглатывает и, перекинувшись парой фраз с усатым мужичком за кассой — его окликают, дабы уточнить, к какому столику потом принести счёт, нагоняет остановившуюся посреди лужайки Йерим. Она ждёт его, вопросительно вскинув брови, но он только качает головой и кивает в сторону ребят, пробурчав что-то про совсем уж разоравшегося друга. Чон всегда был шумным. Парень активно жестикулирует, приглашая их присесть на два стоящих вплотную друг к другу раскладных кресла, и едва они слушаются — тут же набрасывается на Со, начав терроризировать бедную девушку рассказами о том, как весело он провёл время, вытащив её подружку на премьеру какой-то отменной страшилки вчера. Йерим не перебивает его. Она подхватывает пиво, вслепую нащупывая металлическое кольцо на крышке, но возится реально долго — ногти мешают, а потому мужчина без лишних слов забирает у неё из рук банку и, откупорив её, также молча возвращает обратно. Со лишь на мгновение прикипает к нему взором, сохраняя вежливую улыбку на губах, изначально направленную отнюдь не на него, конечно, но хрен с ними — с этими нюансами, и тотчас отвлекается на предложение подруги попробовать готовый кусочек свинины. Закидывает ногу на ногу, открывая ему вид на свою острую коленку и случайно задевая при этом его собственную. Тихо извиняется и, усевшись поудобнее, поправляет спадающие на грудь волосы; вскрывает упаковку с палочками для еды. Чимин облокачивается на спинку кресла и, выудив из сумки пачку сигарет и положив одну в рот, чиркает перед носом зажигалкой. Нахер. Все сдохнувшие клетки его нервной системы — просто нахер. Прямо на ветер, вместе с дымом. Куда-нибудь высоко-высоко. Пак успокоится. Не сумашедший же, в самом деле, чтобы лезть к ней под юбку на людях. Даже если предположить, что она всё ещё не высохла до конца. На секунду представить: ладонь крепко зажата между её дрожащими бёдрами, а пальцы поглаживают мокрый шёлк, незаметно для всех сминая, оттягивая ткань и погружаясь в неё — влажную и тесную, невероятно горячую, податливую и... — Чимин? ...да блять. — А? — моргнув, отзывается мужчина и сразу же затягивается, чуть не обронив себе на шорты истлевший кончик сигареты. — Что? Кто из них его вообще позвал? — Я говорю, — немного неуверенно подаёт голос Ким Юри, и он сосредотачивает на ней глаза, — моя работа правда была хорошей? — Какая работа? — Её выступление позавчера, — с толикой недоумения поясняет уже Со, параллельно нарезая ножницами сырые куски мяса, перед тем как отправить их на плиту. — Ты не слушал нас? А я-то думаю, чего притих, хотя мы тебя обсуждаем... Да. Однозначно, я не слушал. Оглушило, бывает. Ноги свои подальше от меня убери — авось и слух прорежется. — Я спрашиваю, потому что переживала за качество, — вновь привлекает к себе внимание её подруга, кротко улыбнувшись. — Мне важно знать, всё ли там в порядке. Я планирую перенести часть исследования в свою выпускную диссертацию, так что для меня это принципиальный момент. — Какую оценку я тебе поставил? Юри трясёт головой. — Ты не поставил. Просто сказал, что зачтёшь. — Если я сказал, что зачту — значит всё в порядке, — пожимает плечами Чимин, решив не озвучивать, что в памяти не отпечаталась даже тема её работы. Йерим бы все мозги ему ложечкой без анестезии выела, поставь он её драгоценную подружку — и себя заодно — в неловкое положение. Кстати, о ней. — А у тебя с подготовкой как дела обстоят? — переключается он на девушку и, зажав сигарету в зубах, тянется к банке пива. — Ты в следующую среду выступаешь. Со отрывается от накладывания овощей в тарелку и, встретившись с ним глазами, лишь тяжело вздыхает. — Может, лучше не будем об этом, а?.. Чимин хмыкает. — Всё так плохо? — Не то чтобы совсем плохо, но... у меня с графиками проблемы. Боюсь, ты сразу меня завалишь, как только увидишь их. — В смысле, завалит? — глотнув из своей бутылки, вдруг удивлённо переспрашивает Чонгук. — Ребята, я вообще не понимаю, чё вы паритесь... Чим, помоги ты ей с этой презентацией, да и всё. Зачем усложнять? — Ага, разбежались, — фыркает мужчина, скидывая бычок на землю и притаптывая его ботинком. — Написать исследование за неё? — Ну да. А в чём, собственно, проблема? Ты этим постоянно занимаешься — тебе оно расплюнуть, а ей мучиться все выходные. — Действительно. И ещё экзамен заранее прислать, чтобы уж наверняка. — Почему нет? — Чимин, я когда-нибудь тебе говорила, какой ты замечательный человек? — мигом сориентировавшись, ближе двигает к нему своё кресло Со и очаровательно улыбается, упираясь локтями в коленки. В эти голые, сука, коленки. Пак закатывает глаза. — Никогда. — Хочешь, скажу? — Я тоже скажу, — живо подхватывает её настроение подружка, воодушевлённо хлопнув в ладоши. — Мы все скажем. Да, Чонгук? — Мне с вами экзамен не сдавать, но я не против. — Да отвалите вы от меня, — морщит нос мужчина, щедро хлебнув алкоголя. — В край офигели уже, — и, наоборот, отодвигается от усердно строящей ему глазки девушки, хмуро сведя брови к переносице. — Что ты на меня смотришь, Йерим? Серьёзно? Тебе ещё и с экзаменом помочь? — Не с экзаменом. — А с чем? — Проверь мои графики заранее, а, — клянчит она, складывая губы бантиком и — да будь проклят её этот бабский флирт — опуская руку ему на бедро, чтобы легонько подтолкнуть. — Я ничего такого не прошу, честно. Только графики, пять минут твоего времени... И ноль причин не трахнуть тебя после какого-нибудь глупого вопроса. Ты же осыпешь меня ими. Ты же закусишь нижнюю губу, как делаешь это всегда — я тысячу раз видел, — когда ломаешь голову над какой-нибудь хитроумной задачкой, а я сконцентрируюсь на этом так сильно, что от статуса «преподаватель» останется лишь слово. Пять минут, говоришь? Ставлю миллион вон на то, что спокойно мы не высидим и одной, но всё же... — Только графики? Её личико начинает светиться ярче висящих над ними лампочек. — Да, только они. Обещаю. — Я подумаю. Ким Юри аж рот раскрывает, с неподдельным смятением уставляясь на подругу. — А что, так можно было? — Тебе нельзя, — клацнув около её носа деревянными палочками, поучительным тоном изрекает Чонгук, — иначе я ревновать буду. Мало ли, этот чёрт ещё одну студенточку себе загробастает... — Чонгук, — укоризненно шикает девушка, — что ты такое несёшь? — Вот именно, Чонгук. Не неси херни, — понижает голос Чимин, сверкнув осуждающим прищуром. Девичья ладонь соскальзывает с его бедра, и это заставляет мужчину досадливо поджать губы. Было близко. Достаточно близко и высоко, чтобы нечаянно впустить в сознание мысль о тёплых пальцах, поглаживающих ширинку. — Да я пошутил ведь, народ! — парень поднимает обе руки вверх, как бы подтверждая несерьёзность своей фразы, но чувствует на себе сразу три буравящих взгляда и торопливо хватается за щипцы для гриля. — Так, я не понял, а фигли у всех пустые тарелки? Я что, один здесь голодный? Давай, детвора, налетай! М-м, а запах-то какой, вау... С соусом, ребята, это надо обязательно с соусом!.. И они едят. Долго едят, рассмаковывая. Пак только в процессе вспоминает, что адекватно не питался больше суток: трудовое колесо настолько сильно закатало его в спицы, что остановиться и передохнуть казалось напрасной тратой времени. Он не единожды выслушивал от друга, для которого обеденный перерыв — вещь святая и неприкосновенная, что никакие рабочие успехи не заменят ему здоровья, но почему-то продолжал пахать на износ, панически боясь застыть на месте и проебаться, позволив слабостям выбить его из колеи. Слишком много всего. Мужчина давно перестал ужасаться, открывая в приложении банка статистику своих расходов и обнаруживая там космические суммы. Ему нужно вкладываться в бизнес — это очевидно, но на ряду с деньгами, уходящими на развитие дела, он также должен ежемесячно спонсировать отца, платя по счетам и закрывая его махровые кредиты. Чимин не имеет привычки ныть и жаловаться на жизнь — в умении бороться есть и свои плюсы, но иногда отсутствие руки, поддерживающей его в моменты падений, придушивает мотивацию на корню. Пак словно бы идёт туда, где его никто не ждёт. Видит в мельчайших деталях, как выглядит его конечная цель, но теряет уверенность в том, что станет по-настоящему счастливым, если достигнет её в одиночку. И по той же самой причине — слушает. Внимательно, не пропуская ни единого слова. Йерим делится своими планами на лето. Она выпила и наелась достаточно, чтобы расслабиться и открыто поддерживать все беседы, ведущиеся за столом, однако её откровения вызывают у мужчины смешанные чувства. Очередная стажировка в международной компании. В районе полутора месяцев, сразу после окончания семестра и вплоть до начала нового учебного года. Девушка рассказывает о том, что хочет построить карьеру в сфере торговли, что благодарна своим родителям за финансовую и моральную помощь во всём, за что бы она ни взялась. Со тепло улыбается, с трепетом отзываясь о столице, как об эпицентре безграничных возможностей, и они — эти ярые сеулолюбители — горячо ей поддакивают. Они — да. Но только не он. Чимин выкуривает пятую по счёту сигарету, то и дело жмурясь от дыма, попадающего в глаза, и задумчиво молчит. Банка пива уже давно прикончена, вторая — опустошена на треть, однако алкоголь не приносит ему желанной лёгкости. Пак запрокидывает голову, без интереса наблюдая за тем, как густые табачные клубы поднимаются в воздух, а когда тушит сигарету и вновь возвращает глаза к столу, — понимает, что кого-то среди них явно не хватает. — Куда они пошли? — отыскав взглядом два удаляющихся вдаль силуэта, бесцветно спрашивает он. Йерим отвлекается от своего телефона и тоже смотрит в направлении скрывающихся за поворотом друзей. — Они же только что говорили. Ты в облаках витаешь, — с мягкой улыбкой произносит она, убирая мобильник обратно в сумку. — У тебя что-то случилось? Могу ошибаться, но ты как-то... — и запинается, словно бы тщательно подбирая слова, но не находя верных. Мужчина дёргает бровью. — Что? — Не знаю. Последние полчаса ты какой-то напряжённый. — Забей. Это из-за усталости, — привирает он и, заново потянувшись к пачке сигарет, вынимает из неё одну. — Так чего, куда этих понесло? — Юри в уборную, Чонгук — ещё всем за пивом. Чим, — и неожиданно кладёт свою ладонь поверх его, останавливая от того, чтобы подпалить табак зажигалкой. Пак озадаченно замирает, поддаваясь давлению её руки. — Ты в курсе, что это уже вторая за минуту? — В курсе. Она сокрушённо вздыхает. Это что, расстройство на её лице? Она пытается о нём позаботиться? — Ты всегда куришь больше, когда тебя что-то беспокоит. — Я курильщик, — по-доброму усмехнувшись, констатирует очевидное он. — У меня зависимость, Йерим. Логично, что я часто курю. Со медленно расслабляет пальцы, отпуская. И грустно вздыхает снова: мужчина всё-таки суёт горьковатую дрянь в рот, прежде чем чиркнуть огоньком и затянуться, впрочем, тут же опоминаясь и отводя сигарету подальше, чтобы не обдавать девушку едким дымом. Она упирается плечом в спинку стула и, будто бы изучая, слегка наклоняет голову вбок. — Давно? — Не знаю. Лет с двадцати, наверное. — И это не мешает тебе, когда танцуешь? — Мешает, — на этот раз не лжёт он, чувствуя, как от табака першит в горле. — Дыхалка страдает, но я стараюсь не курить хотя бы перед тренировками. — А бросать пробовал? — Пробовал — бесполезно. Около года был в завязке, а потом снова начал. Йерим как-то неопределённо мычит в ответ и, оборвав с ним зрительный контакт, смолкает. Тёмные локоны волнами струятся по её худощавым предплечьям, покрытым бледным бронзовым загаром; россыпь веснушек на ровном носике и плечах — они практически не различимы в сумраке, но он давно понял, что её любит солнце. Как и его. Разве что её солнце награждает узорами, а его — ожогами. — Утомилась? — заметив, как девушка сонно прикрывает веки, умиротворённо распластавшись на стуле, тихо окликает её мужчина. Со моргает. На её губах, как по щелчку, расцветает застенчивая улыбка. — Не то чтобы... — и обнимает себя руками, вдруг весело, но беззвучно рассмеявшись. — Я уже пьяненькая, кажется. Чимин подсаживается ближе и, по очереди потреся банки из-под пива, которые она выставила перед собой в линию, словно трофей, мысленно присвистывает. Надо же, реально. Всё выхлебала, до последней капли. Даже быстрее него. И попросила ещё? Чонгук ведь поскакал за добавкой, как пнутый под зад мячик. Она что, до победного бухать собирается? — Чую, — обречённо резюмирует он, столкнувшись с загадочным блеском в чёрных глазах, — что кто-то сегодня не своими ножками до кровати планирует добираться. — Ну уж не настолько, — теперь уже в голос прыскает Йерим и зачем-то показательно выпрямляет эти-самые-блин-ножки, отчего её юбка предательски соскальзывает, мгновенно примагнитив его взор к оголившейся коже. — Не думай, что я забыла, как ты однажды доводил меня до дома. Я больше твои нервы на прочность проверять не буду, мне и тогда ледяного душа хватило... Ей — хватило. Но, к сожалению, не ему. Финальная затяжка — тугая, едкая. Как будто наждачкой по лёгким проезжаются. Чимин морщится и, смяв фильтр в пальцах, хрипло прочищает горло. — Прикройся. — М? Не понимает. Кто бы сомневался, что нет. — Вот это, — мужчина опускает руку и заново набрасывает на неё ткань, изо всех сил пытаясь сохранять невозмутимость. Получается фиговенько. Юбка, всего секунду подержавшись в нужном положении, вновь скатывается и ниспадает полами на землю, и самое обидное — девушка даже не шевелится. Йерим застывает, наблюдая за его действиями со смесью странного любопытства и растерянности, но едва детальки мозаики встают по своим местам — вдруг оживляется и, отлипнув от спинки стула, садится ровнее. — Не нравится? — Со оглядывает себя сверху вниз, но по псевдо-невинной интонаций ясно — потешается. Поправляет лямку майки, ёрзает, попутно расправляя складки материи на бёдрах. — Симпатичный же комплект, чего ты? — Симпатичный, — соглашается он, а про себя уже жалеет, что вообще завёл этот разговор, — но давай ты лучше дома снимать его с себя будешь, а не здесь? И невольно сглатывает, ощутив покалывание под языком, когда она внезапно сокращает между ними расстояние. Мужчина чисто на автомате укладывает ладонь на локотник её кресла, склоняясь тоже — на несколько сантиметров. Недостаточно, чтобы дотронуться друг до друга, но всё равно предельно близко — он даже может видеть себя, окружённого пляшущими бесенятами в чужих зрачках. — Ты меня отчитываешь сейчас? — не скрывая скепсиса в тоне, посмеивается Йерим. — После того, как сам раздел два часа назад? — Разве я раздел? — А разве нет? — Нет, — отзеркаливает он её елейную улыбку и, вопреки закручивающейся воронке внизу живота, переходит на шёпот, нагибаясь ещё ниже: — Ты что-то путаешь, маленькая. Я чётко помню, что, когда ты лежала передо мной, вся одежда была на тебе. — Тем не менее, — стоит на своём она, невзирая на румянец, опять ползущий по щекам от его прямоты. — На меня тут никто, кроме тебя, не смотрит. И если мне жарко из-за погоды... — Где-то я уже слышал эту версию про «жарко». В каком-то своём климате существуешь? — Ну, ты ещё больше душнить начни, а потом спрашивай, почему дышать нечем, — цыкает девушка, неожиданно подавшись к нему всем телом и обидчиво пихнув куда-то под рёбра. — Вот как с тобой общаться прикажешь, а? Сказала ведь, что пьяненькая, а ты... ...а он, по правде говоря, уже задрался дробить мозги о кривые ломаные её мыслей. Чимин вообще не догнал, чего она хочет. Он понял только, что если бы люди соревновались в мастерстве скачков с темы на тему — ей бы вручили золото, и что его опять почему-то ударили. В целом, ничего нового: женщина в объятиях светлого нефильтрованного что обезьяна с гранатой: чем сильнее веселится — тем мощнее в итоге ебанёт. Хотя, он был бы не против. Если взрывная волна, то пожалуйста — пусть сразу сносит нижнюю половину туловища. Возможно, хотя бы тогда то, что вставать должно лишь в определённых ситуациях, в этой ситуации уже наконец-то, сука, приляжет. — Я не душный, — ворчит он, не вытерпев — поймав девушку за запястье и потянув на себя, отчего она нечаянно клюёт его носом и хватается второй рукой за футболку, тотчас замирая как вкопанная. Смутилась. Немного совсем — глаза не отводит, разве что ресницы едва уловимо подрагивают. Как будто знала. Просчитала за мгновение до: стоит помахать перед его лицом крючком, как он сам кинется на острие, проглатывая наживку вместе с леской. Моя ж хорошая. Храбрится, строптиво задирая голову, а у самой жилка на шее трепещет, словно из неё вот-вот выпорхнут бабочки. — Конечно нет, — со смешком шепчет она, задевая неровным дыханием его губы. — Мы ведь недавно все коллективно решили, что ты самый лучший. — Если ты думаешь, что я куплюсь на этот твой меркантильный флирт... — А ты ещё не купился? — и, окончательно утратив всякое подобие совести, разжимает пальцы на его боку, дабы скользнуть ими по талии — к пояснице, уже взопревшей, местами неприятно прилипающей к ткани. Зараза. Да вздёргивай ты уже свою удочку и вырывай меня к херам. Вперёд, я согласен — мне и так невероятно тесно в своём теле. Пообещай только, что склеишь потом обратно. — Не помню такого. Тебе померещилось, наверное. Звучит слишком неуверенно. Вот чёрт. Йерим, мягко вывернув своё запястье из его хватки, осторожно опускает ладошку на мужское бедро. — Не померещилось. Ты согласился помочь мне с исследованием. — Я не соглашался — я сказал, что подумаю, — и кладёт свои пальцы поверх её, не до конца отдавая себе отчёт в том, что делает. Оттолкнуть или надавить, прижимая сильнее. Оставить на месте или, стиснув влажные и тёплые, вместе со своими увести чуть вбок, чтобы напомнить. Вот здесь — всего в паре сантиметров от твоих ноготков, твёрдое и очень-очень горячее. Я терся им об тебя, когда ты кончала. Я был на грани того, чтобы окончательно ёбнуться, трахнув тебя там — на пыльной и жёсткой парте, вдолбив тебя в дерево до ноющих синяков на коже, хотя по-настоящему тебе подходят лишь душистые, хрустящие простыни. ...конечно же, я соглашусь. Когда ты смотришь на меня так, я чувствую себя грязной худой дворнягой, которая готова сама сунуться в ошейник и принести в зубах поводок, лишь бы её исправно кормили. — А можно... — Нельзя, — шёпотом обрывает мужчина, сглатывая — вкус её губ почти ощущается на языке. — Ничего тебе нельзя, Со Йерим, — и всё-таки накрывает девушку своей тенью, смахнув мешающую прядку волос с её лица, — пока что. Хочешь услышать ответ «можно» — попроси меня об этом ещё раз, но уже дома. — И ты сделаешь? Прикосновение к затылку. Ласковое, обводя верхние позвонки; одними подушечками — невесомо. Когда она его трогает, у мужчины сводит дыхание. И ещё что-то — словно бы в костях, на уровне клеток. Не достать, не вычесать. С тобой всегда так работает. Ты жаждешь, ты рыщешь. Двигаешься по кругу, следуя за стрелкой, и постоянно выкручиваешь сердце на девяносто. Четыре раза, полный оборот. Твоё персональное цикличное кватро на циферблате из выписанных рецептов. Отрицание, гнев, торг и... — Да. Сделаю. ...и мешок, набитый кучей алюминиевых банок, вдруг с глухим стуком приземляется прямо на стол. — Ребят, ну ё-мое, не средь бела ж дня!.. Они вздрагивают одновременно. Йерим, тотчас густо побагровев, отшатывается от мужчины и начинает судорожно поправлять юбку, потом — волосы. Чимин впивается взглядом в друга, и судя по тому, как тот моментально останавливается, прекращая выкладывать пиво из пакета, видок у него при этом явно добродушием не сквозит. — Вечер, — гнусавит Пак и, раздражённо одёрнув свою футболку, отсаживается глубже в кресло. — Сейчас вечер, а не день, умник. — Ну простите, просто и так долго стояли и ждали, пока вы... — Чонгук, — уже привычно шипит на парня Ким Юри, подтолкнув его локтем. Она вырастает из-за его широкой спины, оказывается, тоже успев понаблюдать за развернувшейся сценой, и плюхается на стул, демонстративно махнув на своего бедового бойфренда. — Не обращайте внимания. Он преувеличивает — ничего мы не ждали. Чимин мрачно хмыкает и, поднеся к губам банку своего недопитого пива, махом иссушает остатки, дабы хоть чем-то смочить горло. Ему, если честно, плевать. Детали их личной жизни — эти двое давно в курсе, что к чему. Он рассказывал кое-какие вещи Чонгуку, когда нуждался в его совете; Йерим — скорее всего, и вовсе разболтала своей подружке столько фактов, что спроси у той, сколько сантиметров у него в штанах — она и на это ответит. Тогда почему Со так усиленно прячет от них глаза?.. И от него тоже. Решила, что они заметили, как она водила рукой по его бедру? Глупая. Да если бы не хер пойми откуда взявшееся джентельменство — моя собственная уже вовсю шарилась бы у тебя под бельём. — А куда нам так много-то... — оценив масштабы алкоголя на столе, внезапно как заново включается Йерим. — Тут банок... восемь? Восемь! Чонгук, да ты что, мы же упьёмся! — Что не допьём — заберём с собой до лучших времён. Да и вообще, когда у нас с Чимином душа раскрывается, мы можем и глазом не моргнуть — ящик закончится! Юри недоверчиво косится на парня. — Как в прошлые выходные, да? — Не, в прошлые выходные мы... — Гук, я не собираюсь нажираться, — мысленно согласившись, что плюс ещё литр на каждого — это и правда перебор, говорит Пак. — Вот-вот, — поддерживает его Ким, чем вызывает разочарованный вздох со стороны. — У нас завтра ещё вылазка. Чонгук, если ты опять перегнёшь палку, то выступать будешь весь опухший и уставший. — К твоему сведению, — крутит он пальцем перед её носом, — похмелье — самое невинное состояние из всех, под которыми люди в моём жанре обычно выступают. — И что? Хочешь тоже в невминозе валяться потом, как ваш этот блондин-барабанщик, и невидимых овец вслух считать? — Это были его бывшие. — О, кстати, по поводу твоего концерта!.. — загорается поднятой темой Йерим, аж вся воспрянув и подобравшись, и Чимин, до этого отвлёкшийся на вибрацию телефона в кармане — рекламный звонок от оператора, с удивлением уставляется на девушку. Чего? Его концерта? А откуда она... — Да-да? — воодушевлённо мурлычит Чонгук, просияв белозубой улыбкой. — Что такое? Только не говори, что не сможешь прийти! — Смогу-смогу. Другой вопрос, — успокаивает его Со. — Ты сказал, что он будет проходить на юге. В районе Кваннаку, правильно? — Всё верно. — Продублируй мне смс-кой точные адрес и время, пожалуйста. Я как раз буду работать в той части города вечером, у меня занятие до восьми. Надеюсь, твой этот бар близко, иначе я боюсь, что могу немножко опоздать, и тогда... — Да не переживай за это! Даже если опоздаешь, то ничего страшного, начало моего сета всё равно только ближе к десяти. Юри, — резкий разворот корпусом, — перешлёшь ей моё сообщение со всей подробной инфой? Ты, вроде бы, куда-то в заметки сохраняла... Ким, увлечённая поеданием уже подостывших жареных шампиньонов с общей плиты, сразу же одобрительно кивает. — Да, конечно. Без проблем. — Блеск. Ну вот, значит, на том и порешали. — Спасибо большое! Осталось только понять, что надевать на вашу эту андеграундную тусовку, чтобы не слишком выбиваться из... — Стоп. Йерим спотыкается на полуслове и, неловко одёрнув руку от новой, ещё не откупоренной банки пива, поворачивается к мужчине с большими, по-прежнему пылающими азартом и предвкушением глаза. — А? — невинно хлопает она ресницами, не переставая улыбаться. — Что — стоп? Чимин переводит внимательный взгляд на сидящего напротив друга. Тупорылый вопрос, наверное, сейчас вывалится из его рта, но: — Мы все завтра идём на твой концерт? — Ты забыл? — изумляется парень, недоумённо вскинув брови. — Я тебе всю неделю только об этом и твердил, как ты умудрился... — Нет. Я имею в виду, мы все идём? — намеренно расставляет он акценты, покосившись на девушек. — Все вместе, да? Вчетвером. — Ну да. А что, в этом какая-то проблема? — Хорошо, я спрошу по-другому, — вздыхает мужчина, восстанавливая в памяти обрывки фраз, и они — эти воспоминания — портят ему настроение едва ли не сильнее, чем пьяная компания за соседнем столиком, вот уже полчаса слишком шумно играющая в кости. — Кто ещё там будет, Чонгук? Помимо нас. Кого ты пригласил? — Да как всегда. Один пацан из охраны, с которым я общаюсь, Кёнхо со своей девушкой Юной, Минхо обещал, что тоже подвалит... Знаешь, когда ты так смотришь на меня, мне становится не по себе. Это что, важно? Там людей дофига будет, я всех и не припомню, кого позвал. Рассылку сделал, а дальше уж кому интересно... — Юнги и Хосок, — конкретизирует Чимин, стараясь не показывать напряжения. — Ты говорил мне, что собираешься их позвать. Ты позвал? — О, точняк! — друг щёлкает пальцами. — Да, позвал. Юнги сто стопроцентов приедет, а Хорс... Слушай, ну ты ж в курсе, как с ним всё вечно происходит. Он хоть и ответил, что может, но я чё-т слабо в это верю, потому что... Блин, да чего такое-то? — перебивает сам себя Чон, озадаченный тем, как мужчина недовольно поджимает губы. — Что случилось? Они тебе чем-то помешают? Нечто колючее дёргается в груди. Безалаберный мальчишка. Ему что, совсем память отшибло? — Гук, я тебе поражаюсь, — сквозь зубы процеживает мужчина, прикладывая ладонь к лицу. — У меня такое впечатление, будто ты иногда спецом мои слова мимо ушей пропускаешь. — В смысле? Из-за чего ты злишься? Ещё и при девочках. Бля, это просто фиаско. Чимин прямо-таки предчувствует, как из него начинают выдавливать всю поднаготную. Ему не нравится, как Йерим на него пялится — её пытливый взгляд сулит ему целый вагон провокационных вопросов, но и смолчать, спуская всё на тормозах, он тоже не может. — Из-за чего? — потерев пальцами переносицу, зыркает на парня он. — Юнги — хрен с ним, окей. Мин не трепло, он никому ничего не разболтает. Но как ты себе представляешь её, — он указывает большим пальцем на Со, — и Хорса в общей компании? Напомнить тебе, к кому он в друзья набивается? Думаешь, он её не узнает, если увидит рядом со мной? — Так они же лично не знакомы, чтобы он... — Погодите, я ничего не понимаю, — вдруг положив руку чуть выше его колена, осторожно вмешивается в диалог Йерим. — Кого вы обсуждаете? И каким образом меня, — и призывно сжимает, заставляя мужчину с неохотой поднять на неё глаза, — кто-то узнает? Я впервые слышу имена этих людей и понятия не имею, кто они такие. — Ты слышишь их имена впервые, а они твоё — нет, — расплывчато объясняет он и, выждав пару секунд, всё-таки решает добавить: — Они оба с нами работают. Вы не знакомы лично, но ты уже пересекалась с ними раньше. — Когда? — В тот день, когда ты приезжала в клуб. Скорее всего, ты не помнишь, но мы столкнулись с ними на улице около чёрного входа. Со отрицательно качает головой. Не помнит, но оно к лучшему. Ей ни к чему хранить в памяти людей, в обществе которых вынужденно варится он. Если ему среди них дискомфортно, то ей и вовсе не место. — И в друзья он набивается к... — К твоему бывшему, — заметив, как мужчина сильнее стискивает челюсти, будто бы не желая говорить, спешит подсобить ему Чон. Правда, насколько помощь, оказанная с формулировкой «твой бывший», в действительности помогает — вопрос спорный. Йерим заламывает бровь. — К Тэхёну, что ли? — Ага. Ким не всем нравится, и уж тем более — никто не воспринимает его как начальника. Тем не менее, ряд людей надеется с ним «типа», — друг сгибает пальцы, изображая ковычки, — подружиться, чтобы потом всякие плюшки нахаляву получать. Нашли слабое звено, короче, и теперь очень старательно к нему подлизываются. Пак разводит руками. — Надо же, ты всё-таки вспомнил. Ну и? По-прежнему считаешь хорошей идеей пойти всем вместе? Или, может, всё-таки переиграем? — Да ну, это не повод... — внезапно роняет Юри и, едва Чимин на неё смотрит — куда менее дружелюбно, вероятно, чем следовало бы, тут же расправляет плечи. — Я имею в виду, — продолжает она уже твёрже, — это ведь концерт Чонгука, приглашает нас именно он. Ты здесь не при чём, так зачем что-то переигрывать? С Тэхёном всё ясно — счастлив он, если узнает, не будет. Но что ей теперь, постоянно под него подстраиваться? С чего такая честь-то? — Я вот тоже не очень понимаю, честно говоря, — с немой благодарностью взглянув на подругу, присоединяется к её мнению Со. — Конечно, будет не очень хорошо, если Тэ обо всем доложат. Но даже если и так — почему я должна себя ограничивать? Это детский сад — скрываться от него. Мне не пять лет, а Тэхён не мой родитель. Я ничем ему не обязана. Чимин мрачно усмехается. И — неожиданно: — Хватит называть его «Тэ». Тошнит уже. И тотчас отворачивается. Тянется к пачке. Не обязана. Естественно, нахер бы он пошёл со своей ревностью — этот мудила больше и пальцем к ней не прикоснётся. Чимин уже достаточно изнасиловал себе мозги, чтобы окончательно прийти к выводу: он её не отпустит. Станет тем самым конченным эгоистом из фильмов, где главному герою не прописано положительного конца. Тем, кто забирает себе секунды, потому что знает, что вечной бывает только пустота, и готов разорвать глотку любому, кто вознамерится перекрыть ему кислород раньше положенного. Пак чиркает зажигалкой и, выдохнув дым, откидывает её на стол. Йерим ничего ему не ответила, но и ладно. Пусть молчит: с темой сахарных сокращений для её бывшего, судя по её извиняющемуся виду, они разобрались. Другой момент — что, блин, с концертом? — Ты поговорила с ним? — дождавшись, пока ребята начнут обсуждать что-то между собой, обращается он к притихшей девушке. — С Кимом. Ты сказала мне в среду, что планируешь встретиться с ним. Как прошло? — и скидывает пепел, пронизывая её взором, как будто на вилы накалывает. Со так и не поделилась с ним. Кривить душой бесполезно — это напрягает. Чимин не просит посвящать его во все подробности, но её ночная истерика навела на мысли, от которых мужчина был бы не прочь поскорее избавиться. И желательно услышать что-то из разряда «я отправила его нахуй и обещаю — назад он дороги не найдёт». — Не очень прошло, — говорит она, очевидно, не слишком вдохновлённая его интересом, — но тебе вряд ли есть, о чём переживать. Тэхён хотел возобновить отношения, я отказалась. Мы никуда не поехали, посидели в машине минут пятнадцать около моего дома и разошлись. А ты откуда знаешь? — и медленно отнимает ладонь от колена, возвращая её к себе. — О том, что я уже с ним виделась. Чимин, сморщившись от горечи в горле, затягивается в последний раз и выбрасывает сигарету. — Сложно было не узнать. — Сложно? — Ким любитель потрепаться со всеми подряд. Я с ним тогда же, в среду, за городом пересёкся. Он посоздавал видимость работы, а потом к тебе свалил — мне его водитель разболтал. — У вас там люди, видимо, совсем язык за зубами не держат, — как-то тоскливо посмеивается она, отстранённо перебирая пальцами складки на своей юбке. — А почему сразу не спросил, раз был в курсе? Ты ведь приезжал ко мне домой после, была возможность... — Потому что это твоё дело, — отрезает мужчина и мгновенно отводит глаза. Не врёт — это и правда её дело. Её разбившаяся связь, её тревоги и сожаления, вылитые — сука, а если реально так? — слезами на подушку. Пак терпеть не может придурка, с которым она спала. Но это не означает, что он совсем не уважает чувство привязанности, которое она по-прежнему может к этому придурку испытывать. — Моё дело? — шёпотом, словно бы не верит, произносит она. — То есть... конечно, моё. Но я не собиралась от тебя скрывать, что... — Ты меня с ним обсуждала? Заминка. — Нет, — слабо; он поворачивает к ней голову и, напрягшись, в ожидании дёргает подбородком. — Точнее, не то чтобы... Мы просто с ним поссорились. — Из-за чего? — Из-за того, что я отказала. Поэтому он тебя упомянул — без этого бы в любом случае не обошлось. — И ты хочешь пойти со мной на концерт? — хмыкает он, крепче смыкая челюсти. — Ким на дух меня не переносит. Если кто-нибудь позвонит ему и скажет, что ты со мной, он тут же примчится и испортит всем вечер. — Ты дружишь с Чонгуком, а я — с Юри. Ты считаешь, мы не сможем объяснить, почему оказались там вместе? — хмурится девушка, очевидно, не воспринимая его аргументы всерьёз. — Да и нужно ли вообще оправдываться? Я всё понимаю, но мы с ним расстались, Чимин. Или предлагаешь мне вечность теперь от него бегать? — Я не предлагаю тебе бегать, но не забывай мои слова про его мать. — Так ты говорил, что она следит за тем, чтобы я не приближалась к нему — не к тебе, — парирует Йерим то ли раздражённо, то ли расстроенно. — Или твоя позиция уже изменилась? Мне надо подстраиваться под какие-то новые требования? — Слушай, — изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ляпнуть чего лишнего, шипит он, — давай потом это обсудим, а? Ты выпила. Я не буду распинаться тут, во-первых, при них, — мужчина незаметно тыкает пальцем на ребят, — и во-вторых, пока ты не трезвая. Мне не по кайфу, знаешь ли, от тебя бухие предъявы получать. — Ну и какой выход из ситуации ты видишь, чтобы было по кайфу? Вам — тусить завтра всю ночь, а мне сидеть дома? — Я же сказал тебе, что давай... — Давайте так! — громко хлопнув в ладоши, вдруг разрывает их зрительный контакт Чонгук. Со тут же отворачивается, напоследок окинув его нечитаемым, но очень выразительным взглядом. Чимин, переборов желание схватить её за плечо и повернуть обратно к себе, нехотя переводит глаза на парня. — Как? Чон упирается локтями в бёдра и выставляет руки перед собой, как будто держит ими невидимый мячик. — Если Хорс действительно придёт, то почему бы вам тупо не сделать вид, что вы не общаетесь? Компания большая, у нас забронен столик в випке с тремя диванами. Я не думаю, что он заподозрит неладное, если вы окажетесь в одном и том же месте, но не будете садиться рядом и... ну, я не знаю, вот как сейчас вы это делали. Обнимались там, целовались или... — В общем, твоя идея заключается в том, — прочистив горло, чтобы голос звучал холоднее и строже, обрывает его Пак, — чтобы мы пришли туда как бы вместе, но как бы и нет? — Типа того. Притворитесь, что не ожидали друг друга увидеть, а если что спросят, то свалите всё на меня. Мол, это же мой концерт — я ваши мнения не учитывал, когда выбирал, кого приглашать. — Не слишком ли это запарно? — Что запарно, попытаться вести себя прилично часика два-три? — шутит Чонгук, но губы его быстро складываются в былую тугую линию, как только мужчина наклоняется к столу и, сверкнув тёмным взглядом исподлобья — я с тобой, братишка, ещё поговорю, — резким движением придвигает к себе банку с пивом. — Не смешно, если что. — Да ну, Чим! Фигня же вопрос! — Вопрос-то фигня, но этой фигнёй, а-ля в прятки поиграть, нормальные люди не занимаются, — парирует он и, оторвав «колечко» от жестяной крышки, хмыкает без особого энтузиазма на лице. — Ты в последний раз, что ли, выступаешь? — Нет, но завтра мы презентуем альбом, над которым я работал с февраля. Тем более, Йерим ещё ни разу не слышала наши песни. — Скинь ей треки. На следующий твой концерт вместе сходим — там и послушает вживую. Ты всё равно регулярно их устраиваешь. — Чимин... — Так, всё! — внезапно раздаётся громкое, и они оба резко отвлекаются, замирая с приоткрытыми ртами: Чонгук — от жёсткости в обычно тёплом и мягком, когда обращаются именно к нему, тоне; Пак же от ощущения тонких пальцев, вновь сомкнувшихся на его запястье и отрезвляюще воткнувшихся ногтями в кожу. Йерим мужчину взглядом, в отличие от него, не задевает — невидяще пялится куда-то вперёд, на смятые салфетки и остатки еды в своей тарелке. Девушка выглядит поникшей и немного гневной, однако старательно контролирует свои эмоции, когда собирается с мыслями и, дождавшись полного внимания к себе, бесцветно припечатывает: — Решено. Сворачивайте демагогию — я никуда не поеду. — Что? — мгновенно взвинчивается Гук. — Нет-нет, подожди. Я его уговорю... Она качает головой. — Не нужно, Чонгук, — твёрдо; и, кажется, в мышцах начинает покалывать от её прикосновения, но не от сжатия — наоборот. Оно слабеет. — Если моё присутствие может создать проблемы, глупо на нём настаивать. Чимин прав — это не последний твой концерт. — Ты серьёзно? Пак сомневается. Уверенность в её голосе, гордо выпрямленная осанка. Шестое чувство подсказывает ему — это фальшь. Сравнить бы хоть эту ситуацию с их предыдущими стычками. Девушка не привыкла отступать, пока не добьётся своего. Если она не согласна с его мнением — почему сдаётся так быстро? Почему не ставит условие: не пойдёт он, а не она? Ему не нравится, как она реагирует. Как отвечает — с прохладной улыбкой: — Да. Дичь какая-то. Эта покладистность после того, как чуть ли не скалилась, разобидившись, — словно капкан. Так что он уточняет ещё раз, с прищуром заглянув ей в глаза: — Уверена? — В чём? — она по-прежнему твёрда, как кремень — аж царапает. — В том, что не пойду? — В том, что реально поняла мои мотивы, а не сидишь сейчас и не представляешь, как потом выскажешь мне за это? Проблема ведь не в том, что мужчина опасается слухов. Если бы не предостережения от госпожи Сон, в которых она прямым текстом выдвинула ему условие — либо он выстраивает отношения с бывшей её сына аккуратно, либо ей приходится вмешиваться, ему было бы откровенно насрать на мнение окружающих. Страх за неё. Йерим не имеет ни малейшего понятия, что он кроет себя благим матом всякий раз, когда вспоминает: не Ким был тем, кто притащил её в клуб, а он сам. Чимин манипулировал, дёргая за нужные ниточки и выводя девушку из равновесия, с расчётом на её сообразительность. Надеялся, что она не сунется дальше, что вляпается в то, в чём давно по самую шею измазан он, что смутится красного браслета, нелестных комментариев о ней и грязных стен, на фоне которых она, как белое пятно, — совершенно не в масть. Но она не смутилась. Не сбежала, как не бежит и теперь, пусть знает — должна уже наконец-то, блин, догадаться! — из какого моря дерьма он пытается выплыть. Единственный вариант — рассказать. Посадить её на диван дома, переступить через все свои страхи и — как на духу: я виделся с ней; я не хочу, чтобы ты рисковала; я боюсь, во что может вылиться наша связь; ты сунулась не туда по моей указке — прости меня за это, я идиот; ты не представляешь, что там творится; ты не представляешь, чем мне приходилось заниматься, чтобы выжить; я почти прогнил, но не отворачивайся от меня, ты мне нужна; я сделаю всё, дабы тебя не тронули; прости-прости-прости... Прости. За то, что даже после всего этого — я по-прежнему хочу тебя. Как эгоист, как наркоман, которому вложили в ладонь шприц. ...и за то, что именно поэтому из моего рта не вылетит ни слова. Насколько бы ни было паршивым моё молчание, если рассказать — значит дать тебе возможность уйти, то я лучше вырву себе язык, чем заново окажусь в своей комнате. Пустой, одинокий; как серый цвет среди миллиона радужных оттенков — омерзительно никакой. — Я не стану тебе ничего высказывать, не беспокойся, — блёкло рассмеявшись, произносит она и отпускает его руку. — Я ни на что не претендую, Чимин. Без напряга — так без напряга. Встретимся в другой раз. — В смысле, ты ни на что не претендуешь? Молчание. Такое же паршивое, как и его. Йерим, странно усмехнувшись, игнорирует вопрос и вовлекается в разговор с ребятами. Ей удаётся заверить Чонгука, что проблемы никакой нет, она не расстроена — просто слегка обескуражена обстоятельствами, но всё понимает, и они не должны париться из-за её отсутствия. Тема закрывается на тоскливом «ну ладно, тогда жду тебя на следующем концерте» от Чона, а после все чокаются — парень, стремясь разрядить обстановку, предлагает всё-таки выпить. Девушка утыкается в экран своего телефона практически сразу же, как отставляет на стол пиво. Её пальцы летают над клавиатурой — она с кем-то переписывается, но различить имя собеседника у него не получается. Чимин сперва не зацикливается на этом, лишь изредка бросая внимательные взгляды то на неё, то на её подружку, которая точно так же погружается в мобильник. Они, наверное, чатятся друг с другом — мелькает в его голове. Обычная бабская практика, ничего особенного. Он даже согласен на то, чтобы Йерим смешала его имя с грубым «такой придурок», если это поможет ей выпустить пар. Если дома всё будет в порядке. Похрен, что там за помойные эпитеты, — главное, чтобы девушка не воротила от него нос, когда они вместе пересекут порог. Тратить драгоценное время на ссоры вместо того, чтобы придавливать обнажённое тело к постели, срывая с распухших уст стоны и молясь о том, чтобы рассвет никогда не наступал, это как звёзды с ночного неба в унитаз смывать: вроде как луна всё ещё на месте, но осмелься только потянуться — и она, одичавшая, тут же отгрызёт тебе все пальцы. Смутное ощущение тревоги приходит тогда, когда Ким Юри блокирует телефон, а Йерим — нет. Она продолжает увлечённо строчить смс-ки своему инкогнито, иногда поднимая глаза, когда её откликают, и вежливо отказываясь пропустить ещё по стаканчику, мол, и без того подшофе — хватит с неё сегодня. Чимин терпит минут пятнадцать, мысленно оскорбляя себя словами куда более обидными, чем могла бы она, и уже было собирается силой поднять её со стула, оглашая непреклонное — мы уезжаем, как его опережает Юри: — Ну чего мы, двигаемся? Я такси вызвала — скоро будет, — и обращается она, увы, отнюдь не к своему недобойфренду. — М-м? — рассеянно отзывается девушка, посмотрев на подругу. — А, ты сделала уже?.. Окей, дай мне секунду, — и прячет в сумку телефон, к искренней растерянности мужчины — тут же поднимаясь и расправляя свою собравшуюся на бёдрах юбку. Чимин застывает, наблюдая за ней со смесью недоверия и — что ощущается в разы острее — постепенно вскипающего негодования. Какого ху... — Так скоро? — огорчённо изрекает Чонгук, обведя свою пассию взором снизу вверх. — Ты всё-таки решила переночевать у Йерим? — Ага. У нас ещё фильм сегодня по планам. Сейчас как раз... — тряхнув запястьем, она опускает взгляд на наручные часы. — Почти час. Но завтра никуда утром не надо, поэтому выспимся. Зайчик, ты как, готова? — Всегда готова, — кивает Йерим, выйдя из-за стола. — Ребята, спасибо за ужин! Всё было очень вкусно. Оплата?.. Чон лениво отмахивается. — Потом с этим разберёмся. Идите. Пока-пока. — Давайте. Хорошего вам вечера! — Я провожу, — вскакивает Чимин, словно ужаленный. В венах булькает кипяток — он нихера не понимает. Только то, что она так и не взглянула на него, ни одного ёбаного взгляда — ни вскользь, ни пристально, как будто он в мгновение ока обратился в призрака. И лишь после того, как его голос расходится по поляне громом, — наконец-то. Йерим вздрагивает, аж вся сжавшись, втянув голову в шею и покорно отступив, когда он пробирается между стульями вслед за ней. Правильно. Бойся, блять. Бойся, потому что я устал искать баланс на этих твоих качелях. Ты выкручиваешь моё самообладание до щелчка. Ты жалуешься, что путаешься во мне, но и сама покруче тумана: что ни удар по газам — то риск разнести морду в лобовом. С подружкой, значит, будешь в комп до утра втыкать? Ну да, подружка же — не он. Не трахает тебя пальцами в комнате для самообучения, не дрочит на тебя в душе. И не ставит условия, из-за несоблюдения которых ты можешь такого стресса хапнуть, что перепалки со мной покажутся тебе сказочкой для детсадовцев. Мстит она ему, что ли? Да за какие такие заслуги? По бесстыжим глазам видит, хватая её за руку, — будет пиздеть. Не было ни у этого зайчика, ни у второго, никаких планов заранее — они всю эту комедию на ходу срежиссировали, чтобы парней со счетов сбросить. Сказала же, что пустит его. Тогда, в аудитории. Или... твою мать, не сказала. Но поцеловала ведь, верно? Поцелуй — это же почти как «да», только языком по языку, а не в воздух. Сжимает его ладонь, едва не спотыкаясь, когда он лихо лавирует меж столиков. Ни звука не роняет — молодчина. Бережёт выебоны для приватной беседы, видимо. Но и она, к сожалению, не продлится долго: стоит им покинуть красивую ресторанную зону, как ему в затылок прилетает громкое: — Чимин, машина приедет через три минуты! Ой, Ким Юри. Озвучил бы я, куда дорожка тебе и твоей долбанной машине... — Мне хватит, — чуть ли не гаркает мужчина через плечо, всем своим видом демонстрируя — ей пора свалить и не отсвечивать. Не специально. Девчонка, если так посудить, ничего плохого ему не сделала — она его вообще не колышет. Ким как третье колесо, запаска, закинутая другом в багажник: вроде везде с ними катается, но пока на кочке глухо не плюхнется, про неё и не вспомнишь. Правда, его отношение устраивает не всех. Йерим, покорно остановившись рядом с ним — под фонарём, в узком безлюдном пролёте между стеклянными витринами, аккуратно вынимает свою ладошку из чужой и, сложив руки на груди, с осуждением цокает языком. — Прекрати, пожалуйста, разговаривать с ней в таком тоне. Юри не левый человек для нас с Чонгуком, а ты вечно... — Объясни мне, что за хуйня? Нахмуривается. Не любит, когда он ругается матом. Ну и пусть. А он не любит, когда его опрокидывают без предупреждений. Да ещё и она — та, кто с недавних пор вживился в него, словно новый орган взамен старого, изношенного и практически развалившегося на части. — А что произошло? Мы с Юри просто... — Ты обиделась на то, что я запретил тебе идти на концерт, и поэтому решила ночевать с ней, а не со мной? — Нет, я... — и запинается, неожиданно вперившись в него слишком горячим, слишком острым — у мужчины от этого взгляда что-то неприятно ворочается в животе. Её грудь сотрясается от резкого смешка. Со явно в замешательстве от того, что первым с недовольством высказывается он, а не она. — Чего молчишь? — на его скулах опасно играют желваки. — Я прав — ты поэтому меня сливаешь? — Я не думала, что тебе принципиально остаться у меня именно сегодня, — найдясь со словами, на удивление спокойно произносит Йерим. — Извини, мне следовало раньше тебе обо всём рассказать. Я понимаю, что у тебя... ну, есть свои потребности. Просто я же предложила тебе помощь ещё в классе, но ты ответил, что тебе не нужно... — Я не об этом спросил, — сморщив нос от неприязни к её сухим интонациям, буркает он. Она свой монолог как по листочку читает, что лишний раз доказывает — лицемерит. — При чём тут мои потребности? Повторяю вопрос, — и, не сдержавшись, притрагивается к её локтю, надавливая и пододвигая девушку ближе к себе. — Это из-за концерта? Со задирает голову и, поддавшись нажиму, укладывает ладонь куда-то в прореху между его рёбрами. Розовый кончик языка юркает по нижней губе — мужчина моментально сжирает глазами этот жест, но её собственные едва ли опускаются на его рот. Всё, чем она его награждает, — это дежурная, бесячая своей искусственностью улыбка. И говорит, начиная поглаживать, буквально травя его обманчивой лаской через одежду: — Мы же всё уже обсудили, Чим. Если тебе удобно встречаться со мной дома — пусть так и будет. Отдохните завтра, я тоже пойду в бар с друзьями, поэтому не переживай — мне не дадут соскучиться. Вернусь я поздно, но если ты примерно так же освободишься по времени, то заезжай, я не против. — С какими ещё друзьями? И что это за формулировка такая — если ему удобно? Удобно, блять, что? — С моими, — бесстрастно пожимает плечами девушка. — Ты их не знаешь. — Совсем никого? — Нет. А должен? Чимин раздражённо выдыхает. Отстраняет её ладонь, проводит языком по внезапно занывшей десне. Так вот, с кем она переписывалась. Какие-то люди. Её друзья — кто они? Кроме подруги, что долбит носком туфли асфальт в пяти метрах от них, следя за навигатором. Пак только сейчас понимает, что в душе не ебёт. Ничего о том, с кем она может быть близка. Мужчины, женщины — ноль сведений. И она не спешит посвящать его в детали. Отстраняет взаимно — всей собой. Сухими улыбками, сухими фразочками, как будто не он три часа назад шептал ей какой-то бред со словом «моя»; как будто все эти смертоносные провалы в её глубокие и горячие — лишь для него одного смерть. Или всё-таки обиделась? Если твоё безразличие — просто спектакль, то ты и правда маленькая сучка, Со Йерим. Безжалостная, коварная. А я — ведущийся на твои бухие провокации идиот. Потому что, склеив самообладание из осколков, всё равно упрямо настаиваю: — Поехали домой. Я расскажу тебе, почему нельзя завтра идти вдвоём. — Зачем? — и снова улыбается, так и норовя распороть его терпение по швам. — Я ведь говорила, что ни на что не претендую, Чим. Капля. Кажется, это была последняя. — Ты издеваешься надо мной, что ли? — шипит он, делая шаг к ней. — Как эту-то херню понимать? Но — испаряется. Наполовину. Вмиг выносится долей злости из тела, словно кто-то рывком выталкивает её изнутри. Йерим ловит его руками за шею, привставая на цыпочки и заставляя гремящие мысли заткнуться. Тянет вниз, на себя. Медленно, но настойчиво — ему требуется пара секунд, чтобы оклематься и обвить девушку за талию, по инерции нагибаясь. Пряный шлейф духов и тонкой кислинкой — запах алкоголя. Со рассматривает его вблизи, плавно погружая тёплые пальчики в волосы. Её ресницы скрывают прежний блеск на ободках тёмных радужек, улыбка по-прежнему прицеплена к уголкам рта, но будь он проклят, если ошибается, — это наконец-таки по-настоящему. — Не претендую, Чимин. Было бы глупо с моей стороны настаивать на том, чего ты сам мне не предлагаешь, — шепчет она, крадя и его дыхание, и — по ощущениям — кусок замеревшего сердца. — Ты свободен и волен делать всё, что хочется. Как и я, в общем-то. Но обещаю тебе... — и, щекотно скользнув ноготками по коже за ухом, всё-таки прижимается к губам мужчины в коротком поцелуе. Невесомом, быстром. Прощаясь. Грудину распирает каким-то неизвестным чувством, когда девушка отпрядывает. И тепло, и гнев — всё исчезает. Она похищает их. И — замыкая виток спирали на его клетке: — Никого, кроме тебя, в моей постели не будет. Дарит. Что-то эфемерное, пронизывающее его миллионами красных нитей, разматывающихся здесь же — по воздуху. От бугроватой линии её позвоночника, тянущейся изящным изгибом вдоль выпрямленной спины, — и прямиком на крючки его собственных костей. Йерим уходит, не оборачиваясь, а он остаётся стоять посреди улицы. Недвижимый, весь в алом; под фонарём, один на один с тенью. И, до боли прикусив губу, задумчиво смотреть ей вслед.