Искусство обнажения

Если падать, то красиво. Я говорю это себе, подкрашивая ресницы тушью. Повторяю, когда прячу оголённые стопы в коралловые лакированные туфли-лодочки. Смотрю на себя в зеркало и снова мысленно произношу: если разбиваться, то так, чтобы напоследок заблестеть фейерверком, обнажая взрывающиеся созвездия в груди. Отпечататься на поверхности чужих зрачков россыпью горящих квазаров. Закостенеть в памяти. Перед тем, как выйти из дома, я делаю несколько больших глотков гранатового вина. Плюю на правила приличия — мне не перед кем выделываться — и прикладываюсь прямо к бутылке, не заботясь о том, что на узком стеклянном горлышке остаются следы от помады. Думаю, что это, пожалуй, единственный способ согреться. Ведь излюбленный жакет отчего-то не сохраняет тепло, а голые ноги покусывает внезапно поднявшийся ветер — несмотря на неумолимо приближающееся лето, ночной воздух по-прежнему пышет сухой прохладой. Однако всерьёз задуматься о том, что я перестаралась с выбором наряда, приходится только тогда, когда такси останавливается около знакомого зеркального здания в четыре этажа и две лифтовых пристройки. Я поправляю подол золотистого платья, доходящего мне до середины бедра, и поспешно вылезаю из автомобиля, оглядываясь по сторонам. Кусок ткани, облепляющий тело, вдруг кажется слишком тесным и откровенным. Ничего особенного, если учесть, что в клубах нечасто встретишь девушек, укутанных в бесформенные балахоны, — скорее, они предпочитают находиться между состоянием «раздета умеренно» и «откровенно оголена», но я вряд ли могу охарактеризовать себя однозначно. Умеренно раздета в рамках молодёжной тусовки, но откровенно оголена для внимательных глаз Пак Чимина — описание, наиболее приближённое к сути. Однако вспыхивающие волнения быстро рассеиваются, потому что в животе всё ещё дёргается холодный узел, больше похожий на извивающегося ужа со склизкой шкурой, и это гораздо важнее, чем стороннее мнение о моём внешнем виде. Ведь сегодняшним вечером я такая специально. Обманчиво доступная, с надменно вздёрнутым подбородком, строптивая. Эффектная, чёрт возьми. Достаточно статная и привлекательная, чтобы оказаться выше даже самых паршивых потрясений и уйти с гордо поднятой головой. Я заранее подготавливаю себя к тому, чтобы провалиться, — укоренившаяся привычка, которая тянет на полноценное жизненное кредо. Очень херовая, к слову, — из плюсов можно подчеркнуть только возможность выплюнуть высокомерное «я так и знала!», пока плавящиеся стены воздушного замка, построенного на иллюзиях, не стекут к ногам, а в лёгких не осядет концентрированный запах жжёного сахара. Секундный триумф, не несущий в себе никакой ценности. Никаких положительных последствий. Никакого облегчения. Всё ещё заляпанная грязью гордость. Всё те же солёные слёзы, текущие по щекам. И дыра в груди — такая большая, что можно вместить парочку Сеульских кварталов. Незавидные перспективы. Но если мои страхи обретут плоть, я готова сторговаться на пару пощёчин. Вырвать сердце из чужой груди может только тот, кто им владеет, — моё бьётся в ладонях у человека по имени Ким Тэхён. А как насчёт его собственного? С того момента, как я уведомляю Чимина о своём намерении приехать, проходит ровно тридцать восемь минут. Если бы я спешила на неожиданно поставленный в расписание электив, то подобное опоздание сочлось бы за хамство, но цель нашей встречи далека от вопросов учебного характера. Судя по тому, что последняя смс-ка сотрясает мой телефон ровно в назначенное время, Пак отличается феерической пунктуальностью вне зависимости от ситуации, а ещё, должно быть, ожидает меня прямо за поворотом — там, где, по словам Юри, существует специальный вход с помпезной ковровой дорожкой для почтенных гостей. Я вижу его издалека. Он самозабвенно курит сигарету и смотрит в сторону летящих по проспекту машин. Затягивается — скулы становятся острее, выпускает дым — машинально опускает голову вниз и снова припадает губами к фильтру, делая глубокий вдох. Пак Чимин — заядлый курильщик. Пак Чимин — бесчувственный интриган. Пак Чимин — стриптизёр. Что дальше? Серийный убийца? Транссексуал? Лучший друг Ким Тэхёна? Я ощутимо замедляю шаг, когда взор Чимина останавливается на моей фигуре. Между нами остаётся не менее десяти метров, но даже с такого расстояния я могу видеть, как мужчина заламывает бровь. Слишком демонстративно — я возмущённо хмыкаю и расправляю плечи. Чимин прерывает зрительный контакт и тушит сигарету о пепельницу металлической урны, а потом прячет руки в карманы облегающих чёрных джинсов и поворачивается ко мне лицом. На этот раз его взгляд застревает где-то на уровне моей переносицы. — Ты задержалась, — спокойно произносит Пак, когда я приближаюсь к нему практически вплотную и изо всех сил стараюсь держать осанку. — Пробки, — выдаю первое, что приходит на ум. Однако Чимину, очевидно, нет никакого дела до настоящей причины — он отстранённо наблюдает за тем, как на территорию охраняемой парковки заезжает очередной роскошный автомобиль с частично затонированными стёклами, и кивает в сторону здания. — Иди за мной. Я едва сдерживаюсь, чтобы не фыркнуть от его деловитого тона, и ненароком разглядываю мужчину. Приталенный фланелевый пиджак не выглядит вызывающе, наоборот — подобные вещи пригодны для повседневной носки и не вызывают излишнего внимания со стороны; излюбленные туфли со «сбитым» закруглённым носком, хлопковая белая футболка с глубоким овальным вырезом и парочка цепочек на шее — менее грузных, чем неизменные массивные кольца, красующиеся на его пальцах. И я вполне могла бы спутать Пак Чимина с обычным посетителем бара, который любит следовать молодёжной моде и готов отстегнуть пару десятков тысяч вон за экзотический коктейль, если бы не одно «но»: я знаю, кто он такой. Знаю, что красный браслет, болтающийся на его запястье, является отличительным знаком опытных танцоров, которые не только демонстрируют гибкость своего тела на пилоне, но и предлагают услугу персонального интимного представления в приват-комнатах. Эта информация не прописана на официальном сайте, но независимые форумы с отзывами от «одноразовых» гостей и завсегдатаев клуба всё-таки располагают краткой субъективной характеристикой об этом частном заведении. Мне, проштудировавшей комментарии, посчастливилось наткнуться на любопытную информацию о системе разноцветных браслетов — своеобразного ориентира для посетителей «стрип-рая». Однако приоткрыть завесу тайны всё равно удалось лишь наполовину — описания не пестрили обилием деталей, поэтому мне не осталось ничего другого, кроме как тяжело вздохнуть и закрыть вкладку. С главными аспектами подпольной деятельности Пака успешно разобрались — уже хорошо. Я покорно иду вслед за удаляющейся спиной Чимина, стуча каблуками по уличной плитке, но совсем скоро замедляю ход, хмуро озираясь вокруг. — Нам разве не... в ту сторону? — окликаю я Чимина, заставляя его остановиться, и вскидываю указательный палец по направлению к автоматически разъезжающимся дверям за спинами служебной охраны, выставленной на фейс-контроль. Мужчина разворачивается полубоком, без интереса смотрит в сторону работников в униформе и возвращает скептический взгляд к моему лицу. — Хочешь пройти на территорию клуба в качестве гостя? — и насмешливо вздёргивает бровь. — Но у меня же есть это, — я раскрываю сумку, шарю рукой по дну и, выудив наружу жёлтый браслет, трясу им в воздухе. — Разве эта вещь не позволяет мне пройти внутрь как посетителю? — Только в том случае, если ты числишься у него в списке, — он дёргает подбородком, и я кошусь исподлобья на высокого мускулистого дядечку, сжимающего в пальцах пластиковый планшет для бумаг. — Тогда как мы зайдём? — Через чёрный вход для персонала, — разъясняет Пак и делает такое утомлённое выражение лица, как будто я уже битый час трачу его драгоценное время впустую. — Но если ты так и продолжишь задавать глупые вопросы, то мы рискуем простоять здесь до самого утра, хочешь? — Не хочу, — фыркаю я, чувствуя накатывающую волну раздражения, щиплющего под кожей, и морщусь, прежде чем заправить выбившуюся волнистую прядку за ухо и возобновить шаг. Неужели он не может хотя бы иногда разговаривать нормально? Прежде чем зайти за угол, я вновь бросаю взгляд на ограждённую парковку, невысокую широкую лестницу, действительно устланную рубиновой тканью, как и описывала Юри, и блестящие платья только что подошедших дам. Даже в сгустившейся пелене ночного мрака мне удаётся заметить, что у большинства припаркованных машин заведён двигатель, а на водительских сидениях мостятся личные шофёры, все как один разодетые в строгие смокинги. Я пытаюсь выцепить взглядом очертания знакомого автомобиля, но путаюсь в марках и номерах, тревожно прикусывая губу, и пытаюсь утихомирить липкое ощущение нарастающего мандража внутри. Серая стальная дверь с задней стороны здания открыта нараспашку. Жёлтый свет от фонарей, горящих у парадного входа и мерно разбросанных вдоль аллей и шумных городских улиц, здесь приглушается и становится порядком тусклее; чуть поодаль, около решётчатого забора, повсеместно продырявленного клубами пышной тёмно-зелёной листвы, стоят пузатые мусорные баки, доверху набитые полиэтиленовыми пакетами. Буквально в нескольких метрах, смеясь и о чём-то переговариваясь, вдыхают едкий сигаретный дым двое незнакомых мужчин. Один из них, с медовыми волосами, взлохмаченными на сексуальный манер, замолкает и широко улыбается, стоит ему заприметить приближение Чимина. Второй — парень суровой наружности — тоже оборачивается, и между его бровями моментально пролегает складка. Он смеряет наши фигуры оценивающим взглядом, выбрасывает тлеющий «бычок» под ноги и растирает окурок подошвой. Я вижу, как Чимин приветственно кивает, и чувствую себя неудобно, когда две пары глаз прикипают к моему лицу, поэтому делаю лёгкое, практически незаметное движение подбородком вниз. Не улавливаю, как мрачный брюнет поджимает губы, а его веселящийся собеседник задорно толкает того в плечо, потому что исчезаю в дверном проёме следом за Паком, попадая в небольшой коридор с побеленными стенами и габаритным лифтом — в первую очередь отведённым, вероятно, под перевозку тяжёлых грузов. Уже в кабине, когда преподаватель молча нажимает на кнопку четвёртого этажа, я крепче сжимаю в руках сумку и обращаю внимание на многочисленный пирсинг в его ушах — вплоть до прокола, проходящего через ножку завитка с внутренней стороны чувствительной раковины. Титановое кольцо, продетое через хрящ, вызывает у меня смешанные чувства, и я машинально касаюсь пальцами собственных платиновых серёжек-протяжек. — Давай договоримся, Йерим, — вдруг произносит Чимин, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности, повернуть голову и мазнуть выжидающим взором по острой скуле. — Ты должна слушаться меня и не отходить дальше, чем на два метра. Если кто-то спросит твоё имя — игнорируй, либо называй другое; если спутают с персоналом — просто уходи. В остальном можешь делать, что вздумается, только не кричи на весь клуб, что ты девушка Ким Тэхёна, — здесь этого никто не оценит. Слуха касается короткий звуковой сигнал, и грузные двери лифта разъезжаются в стороны. — Почему так строго? — выгибаю бровь я, игнорируя брошенную «шпильку», и медленно перевариваю услышанное. Чимин выходит наружу, на долю секунды окидывая меня многозначительным взглядом через плечо, отчего я хмурюсь, но, опомнившись, всё-таки начинаю семенить следом. — Разве моё имя — какое-то табу в этом месте? Я ни с кем не знакома, чтобы скрываться. Просторный холл, в который мы попадаем, граничит с кухонным отсеком и кое-какими служебными помещениями. По сравнению с проветриваемым коридором на первом этаже, воздух здесь гораздо более спёртый и душный — хочется снять с себя жакет. Откуда-то издалека, как из плотного резинового купола, доносится приглушённая музыка. — Тебе так кажется, — отвечает Чимин. — Объясни нормально. Пак резко останавливается, и я едва успеваю удержать равновесие и затормозить, чтобы не врезаться носом в его затылок. Или в щёку — мало ли он бы успел повернуться. Или в точёный подбородок. Или... Даже не знаю, в какую ещё передрягу можно ввязаться благодаря его низкому росту. Слишком много вариантов, и все они жутко неоптимальные. Я сдвигаю ровно подкрашенные брови к переносице и вопросительно дёргаю плечами. — Что? — С каких пор ты обращаешься ко мне как к сверстнику? Ох, да бросьте. Серьёзно? — А как мне к тебе обращаться? — Уважительно. Я всё-таки твой преподаватель, не забыла? — Сейчас мы далеко за пределами университета. — И что, это повод забыть о приличиях? Господи, он вообще слышит себя со стороны? — Вы позвали свою студентку в клуб, учитель Пак, — я упрямо развожу руками, продолжая гнуть свою линию. — О каких правилах приличия может идти речь? Или у вас такое хобби, и я далеко не первая, кого вы сюда приводите? Звучит крайне провокационно — я понимаю это только тогда, когда произнесённые слова лопаются, как мыльные пузыри, и растворяются в воздухе. Ловлю себя на мысли, что благодаря мизерной доле алкоголя мне становится легче совершать глупости, и не без удовольствия замечаю, как Пак фыркает, видимо, крайне возмущённый моей дерзостью. Я и сама не знаю, откуда во мне столько смелости. Чимин делает малюсенький шажок вперёд и растягивает губы в елейной улыбке. А я отчего-то практически не боюсь. Потому что... — Ты переходишь границы. ...если не умеешь играть по-крупному — так зачем вообще начинать? — Если бы между нами существовала должная субординация, я бы сегодня здесь не оказалась, — произношу вкрадчиво и делаю паузу, решительно взирая из-под густых ресниц, — не думаешь? Его взгляд острый. Такой острый, что можно расколоть зрачок надвое, будто грецкий орех. — Думаю, что у Ким Тэхёна напрочь отсутствует тяга к воспитанным женщинам. — Я всего лишь отстаиваю свою точку зрения. Это не... — Йерим, хватит показывать мне свою внутреннюю стерву, — резко перебивает Чимин, для верности сокращая расстояние между нашими телами и мгновенно сбивая с меня спесь. — Я же говорил: когда молчишь, ты мне нравишься намного больше. Шепчет практически в губы, не касаясь, не распуская руки. Просто — выбивает из меня воздух, ограничиваясь зрительным контактом. Разом сметает все фигуры с шахматной доски, потому что победитель не тот, кто выигрывает, — для Чимина срывает куш тот, кто первым нарушает правила. То есть он. — Я здесь не за тем, чтобы тебе нравиться. — А зря, потому что количество полезной информации, которую ты сегодня насобираешь, прямо пропорционально моей симпатии к тебе. То есть придётся уйти с пустыми руками, досадливо заключаю я. Но не заморачиваюсь с внятным ответом — поджимаю губы, проглатывая вялое сопротивление, и внутренне соглашаюсь, что Чимин, в общем-то, прав. Стоит мне подрезать его нервы до критической точки, и мужчина может набычиться, отказываясь от намерения провести меня дальше — туда, где последние сомнения рассеются сумрачной дымкой, а подслащённая ложь стряхнёт с себя сахарную пудру. Мне это нужно — он знает. Поэтому Чимин хмыкает, удовлетворённый повисшим молчанием, и хочет уже было развернуться на носках, как вдруг поднимает указательный палец вверх, будто бы что-то вспоминая. — И да, Йерим, — говорит он и кивает в сторону сумки, болтающейся на моём плече, — не советую тебе надевать тот жёлтый браслет. Если сделаешь это, гости будут принимать тебя за дэнс-девочку и могут позволить себе лишнего, — и, дождавшись, пока я покорно кивну, продолжает, — а теперь пошли в главный зал — нам нужно где-то скоротать время, прежде чем твой обожаемый Тэхён соизволит вернуться в клуб. Я чувствую острую потребность спросить, почему мой обожаемый Тэхён должен вернуться, но в последний момент прикусываю свой зашевелившийся язык, потому что осознаю: мои несдержанные порывы докопаться до сути именно сейчас навряд ли увенчаются желаемым успехом. Чимин мне обо всём расскажет — я в этом не сомневаюсь. Но также не сомневаюсь в том, что это произойдёт только тогда, когда он сам подберёт наиболее подходящий момент. Наиболее выгодный, но не для меня, конечно же, — я уверена, Пак действует исключительно в своих интересах. Мы минуем ещё несколько коридоров, прежде чем шум от грохочущей музыки становится в разы громче, а снующий персонал, носящийся с подносами в руках, едва не сбивает меня с ног, то и дело бегло извиняясь за неуклюжесть. Я двигаюсь на близком расстоянии от Пака, чтобы ненароком не потерять его из виду, и, когда мы наконец пробираемся через тяжёлый тканевый навес, разделяющий служебную и гостевую зоны, поражённо замираю, от неожиданности приоткрывая рот. Насыщенные клубы дыма повисают над головой, подобно густому туману. Атмосфера удушливой сексуальности — возбуждающей и тёмно-багровой, как эти иллюминированные «пламенеющие» потолки и стены, и достаточно осязаемой, чтобы её можно было огладить пальцами. Она давит на виски и пронзает ощущением дискомфорта, и я невольно обнимаю себя руками, будто бы намереваясь прикрыться. Здесь кожаные диваны, бильярдные столы и длинная барная стойка, декорированная неоновой подсветкой; низкие круглые столики с толстыми ножками из благородного дерева, танцевальная площадка с высоким пилоном, воздвигнутая в самом центре, и ещё несколько таких же — в разных углах зала, чтобы посетители имели возможность вдоволь насладиться эротическими показами. Я ненароком выцепляю из толпы гостей тех-самые-дамочек в платьях со вшитыми стразами, переливающимися причудливым эффектом «северного сияния» — блестящего, как сотни крохотных бриллиантов. И непритворно тушуюсь, подсознательно сравнивая себя с косулей, попавшей в клетку к свирепому тигру. Это правда, что я никогда не была в стрип-клубах. И, безусловно, не питала желания очутиться в самом центре рассадника оголённых тел, о чём нисколечки не жалею, просто... Я набираю в лёгкие побольше воздуха и лихорадочно оглядываюсь по сторонам. Мужчины?.. Здесь, чёрт подери, одни обнажённые мужчины! Тут и там — беседуют с дамами, соприкасаясь с ними нагими бёдрами, выхватывают коктейли с подносов официантов, присасываясь губами к трубочкам слишком выверенным движением, чтобы отчётливо понимать — алкоголь из их организмов не выветривается даже в законные выходные. Пластичные, подкаченные, прямо-таки мальчики с обложек похабных женских журнальчиков — с такими же идеальными телами, способными вскружить голову даже самой фригидной монашке. — Что, удивлена? Я едва ли не подпрыгиваю на месте, когда звонкий голос Чимина раздаётся сбоку и врезается мне в ухо. Смотрю на него растерянным взглядом, пытаясь найтись с ответом, но тщетно — моя черепная коробка пуста и смахивает на деревянный ящик с вертящейся монеткой на дне. Удивлена ли я? Была бы рада торжественно провозгласить, что нет, однако не могу вымолвить ни слова. В моём воображении понятие «стриптиз-клуб» равнозначно термину «мужской зрительный оргазм». Конечно же, я знаю, что парни-танцоры тоже зачастую выгибаются на пилоне, выступая не только ради получения зрительских симпатий, но и — что намного важнее — кругленькой суммы, зажатой под упругой резинкой боксёров. Но чтобы в таком количестве? Смахивает на начало какого-нибудь немецкого порнофильма. Неужели Адам сорвал яблоко сам? Чимин всё понимает без лишних разъяснений. Он беззлобно усмехается, а потом легонько толкает меня в лопатки — практически не надавливая и сразу же пряча ладонь за спину. Указывает в сторону барной стойки и, когда я послушно усаживаюсь на предложенный высокий стул, подзывает к себе одного из барменов — того, что находится ближе. — Один шот текилы, — говорит он, а потом встречается с моим беспорядочным взором, недолго думает и снова поворачивается к работнику. — А ей, будь добр, сделай какой-нибудь популярный коктейль. Можешь с водкой. Последняя фраза приводит меня в чувство, и я отрываюсь от созерцания незнакомого расфуфыренного мужичка с чёрно-белой бабочкой на тонкой шее, который стоит за спиной Чимина и, кажется, ждёт свою порцию алкоголя. — Без водки, — неожиданно громко выкрикиваю я, выставляя ладони вперёд, как бы пытаясь отгородиться, на что Пак только забавно выгибает бровь. — Я не собираюсь пить. — Оглянись, здесь пьют все, — говорит мужчина, тихо посмеиваясь, и расслабленно машет рукой прямо перед носом бармена, мол, выполняй указание, парень, и не слушай эту чумную девчонку. Она не в себе. — Тот факт, что здесь пьют все, не имеет никакого отношения ко мне. — Боишься, что наворотишь дел, если в руки попадёт стопка? — ехидно интересуется он. Я мотаю головой. — Дело совсем не в этом. — Тогда в чём? Например, в том, что мне претит твоё общество. Или в том, что я не чувствую себя здесь в безопасности. Или... — Я просто не хочу быть пьяной, когда... — устало выдохнув, говорю я и вдруг запинаюсь, потому что произносить такое при этом засранце — смерти подобно. Осознаю, что Чимин читает истину по моим глазам, только когда он вновь открывает свой рот, чтобы шутливо припечатать: — Когда твой принц на белом коне явится, чтобы спасти от злого-дракона-то-есть-меня и героически развеять все свои тайны? — и смеётся уже более выразительно, заставляя меня нахмуриться и раздражённо закусить губу. — Йерим, как ты выживаешь там? — Выживаю где? — непонимающе переспрашиваю, складывая руки на груди. Что за ироничный тон? И натурально давлюсь воздухом от возмущения, когда он спокойно произносит: — В сказке. И смотрит так снисходительно, что хочется выхватить у проходящей мимо официантки стакан с чем-то похожим на виски и выплеснуть Паку прямо в лицо. Подождать, пока жидкость испачкает белую футболку, прилипающую к мужской груди. Запечатлеть его растерянный вид в памяти. Я сдерживаюсь. Усмиряю поднимающуюся бурю в груди. Практически прокусываю изжёванную губу до крови. Остываю, прикрывая веки и считая про себя до десяти. Но честное, сука, слово, ещё один такой взгляд — и он покойник. С одним только прискорбным дополнением: он по-прежнему издевается. А я по-прежнему бурлю внутри, словно кипящий чайник, и считать до десяти приходится уже в третий раз, но Пак Чимин всё ещё цел и невредим. Королева охерительного самоконтроля — моё первое достижение за этот вечер. Благо, ещё вся ночь впереди. Когда нам подают алкоголь, я уже достаточно взмылена, чтобы действительно пригубить напиток. Совсем немножко — разве что для лёгкости ума. А ещё я втайне надеюсь, что если тело расслабится, а язык развяжется, то идти на контакт с Чимином станет порядком проще. Ведь сорваться раньше времени и наговорить ненужного — явно не лучший метод расположить этого скользкого человека к себе. Поэтому когда я делаю глоток какого-то экзотического коктейля цвета киновари с апельсиновой долькой, прицепленной к краешку стакана, то немного удивляюсь тому, что грейпфрутовый сок ощущается намного явственнее злополучной водки. И предполагаю, что либо бармен сжалился и прислушался к моему пылкому восклицанию, либо, наоборот, сделал всё настолько профессионально, что сладко-горьковатый вкус вскоре усыпит бдительность, и я не успею поймать момент, когда сознание начнёт покрываться дымкой, а слова — вылетать изо рта быстрее, чем это будет одобрено мозгом. Меня устраивает исключительно первый вариант. Судя по выражению лица Чимина, правдивым является только второй. — Здесь у всех браслеты разного цвета, — всё-таки решаю отметить я в попытке разложить всё по полочкам, после того как Пак, слизнув соль, залпом опрокидывает шот с текилой и тут же закусывает лимоном. Практически не кривится. Подаёт красноречивый знак бармену, требуя повторить заказ. — Да, такова особенность заведения, — кивает головой он, разворачиваясь ко мне полубоком и проскальзывая внимательным взглядом по помещению. Проходит полминуты, прежде чем Чимин вновь заговаривает с намерением внести в мои предположения ясность, а я немного наклоняюсь вперёд, чтобы чётко его расслышать. — Люди с синими браслетами — это стафф клуба, другими словами, персонал — от уборщицы до администратора. Зелёный — профессиональные танцовщики, которые выступают на сцене. — Стриптизёры? — уточняю я. Чимин наконец-таки перестаёт сотрясать воздух не по делу, и я невольно радуюсь его внезапному желанию перейти к сути. — Нет, в их обязанности входит только участвовать в зрелищных шоу, — произносит он и добавляет, — можно сказать, они выполняют роль танцевальной массовки. Их деятельность никак не пересекается со стриптизом. — Тогда... — я задумчиво оглаживаю пальцами гладкую стенку своего бокала — под кожей скапливается прохлада, и осторожно спрашиваю, — что насчёт самих стриптизёров? На самом деле, я прекрасно знаю ответ. Это единственное, о чём внятно беседуют люди на форумах. Более того — я без труда замечаю опознавательный знак, болтающийся на запястьях оголённых юношей. Но я хочу убедиться. Копнуть глубже. И Пак Чимин прощает мне любопытство, с интересом взирая исподлобья. — Красный, — и стягивает рукав пиджака вниз, поднимая вверх руку и тряхнув ею для верности. — Тот, который ношу я. Но только не говори, что не додумалась до этого самостоятельно, ладно? А я и не собираюсь. Растягиваю только губы в некоем подобии победной улыбки, однако почему-то не ощущаю должного триумфа. Вообще ничего, если быть предельно откровенной. Поэтому я просто пожимаю плечами и снова отпиваю коктейль. — А как насчёт женского стрип-клуба? — я продолжаю вглядываться в гостей и по прошествии нескольких минут наконец формулирую новый вопрос. — Или это заведение специализируется только на... мужчинах? — Мы на четвёртом этаже, — напоминает мне Чимин, не меняясь в лице. — Первый и второй отведены под обычный ночной клуб — для тусовочной молодёжи, которую интересует только долбящая музыка и разбавленный алкоголь по акции. На третьем — тот самый женский стриптиз, о котором ты спрашиваешь. Система женского отсека мало отличается от той, что есть здесь, за исключением одного дополнения: там присутствуют девушки, которые носят браслет белого цвета. — И что же он означает? — снова глоток. Кажется, я пью слишком быстро. А Чимин вдруг усмехается, как будто бы его забавляет мой вопрос. Смотрит из-под полуопущенных ресниц и вдруг улыбается, но как-то... по-другому. Более таинственно. В чём-то даже обворожительно, чёрт его побери. — Девственницы, — негромко произносит он, а потом наклоняется ко мне ближе и продолжает уже шёпотом, — такие же, как ты, Йерим. Отчего я незамедлительно фыркаю и недовольно закатываю глаза. Недолго музыка играла, заключаю про себя я. А его предположение и вовсе звучит откровенно смешно. Я что, действительно выгляжу так, как будто никогда в жизни не пробовала мужчину? Неужели он наивно полагает, что мы с Тэхёном в свободное время собираем пазлы и лепим куличики, забравшись в песочницу? Ну и кто здесь ещё в сказке? — Я не... — отрицаю быстрее, чем осознаю, что наш разговор меняет своё течение на слишком смелое и чудовищно интимное — мы не друзья, чтобы обсуждать личную жизнь, и уж тем более не настолько близки, чтобы делиться сексуальным опытом. А Чимин, кажется, только и ждёт, что я докажу обратное. И пока я собираюсь с духом, чтобы исправить своё незавидное положение, выпивает ещё одну стопку. Ведёт языком по своей пухлой нижней губе, слизывая остатки соли. — Конечно же ты «не», — ухмыляется он, заставляя меня подобраться и обжечь его щёку испепеляющим взглядом. — Я выражался фигурально. Но спасибо, что рассказала. Я очень польщён. Боже мой, это невыносимо. Я перестаю спорить. Быть с этим мужчиной в конфронтации, всё равно что балансировать на канате. Или глотать шпаги, не потрудившись ознакомиться с техникой безопасности. Если я заклею ему рот скотчем, он всё равно найдёт способ болтать. Хотя бы даже посредством своих-этих-блядских-взглядов — Пак Чимин колючий до невозможности, и эта особенность не поддаётся амнистии. Я не нахожу ни единого оправдания его паршивому характеру и даже не сомневаюсь, что вызываю у него похожие чувства. Лишь изредка замечаю, что на дне его глаз плещется что-то ещё. Что-то, чему я не могу дать название. Бросаю последние попытки понять — чувствую не только кожей, но и всем своим естеством, что мне это совершенно ни к чему. Нам обоим. Чем больше мы проводим времени наедине, тем явственнее я ощущаю себя, как на иголках. Мы с Паком не разговариваем — разве что изредка обмениваемся нечитаемыми взглядами, и лишь известные мне ремиксы, гремящие через аудиосистему клуба, как-то скрашивают тяжесть, формирующуюся на дне моего живота. Кончики моих пальцев холодные, несмотря на пьянящее тепло, разливающееся внутри. Мы ждём уже более тридцати минут, но ничего не происходит. Единственное изменение заключается в том, что теперь толпу безликого окружения разбавляет знакомая мне фигура улыбчивого паренька, который ещё недавно покуривал около мусорных баков на улице. Однако, вопреки моим ожиданиям, он не присоединяется к нашей компании — лишь окидывает мимолётным взором барную стойку, не задерживаясь ни на чём конкретном, и подсаживается за столик к трём женщинам среднего возраста, сверкая красным браслетом на своей руке. — Ровно в двенадцать начнётся представление, — неожиданно оповещает меня Пак. И это совершенно не то, что я ожидаю услышать. Я вспыхиваю, как зажжённая спичка. Он что, позвал меня сюда, чтобы развлекаться? — Мне всё равно, — небрежно высказываюсь я, — я пришла не за этим. — Я помню, зачем ты пришла, Йерим, — кажется, ему приходится не по вкусу сталь, звенящая в моём голосе. Но мне абсолютно плевать. Я не собираюсь задерживаться здесь более ни на минуту, раз в этом нет никакого смысла. Если это фарс — так даже лучше. Я вернусь домой, а завтра утром мне позвонит Минджи и поделится радостной новостью: Тэхён всё-таки сделал сюрприз и приехал без предупредительного звонка. Я выдохну и сотру сегодняшний вечер из памяти, деликатно обозвав его «результатом моей женской наивности». Попытаюсь простить себя за глупость, а если не получится — просто отложу притязания совести в дальний ящик. Заблокирую контактный номер Чимина в своём телефоне. Удалю переписку. Однако, стоит мне подняться со своего места, чужое прикосновение обжигает кожу запястья. Я уже было собираюсь конвульсивно дёрнуться и пригвоздить Чимина к стулу уничижительным взглядом, но замираю, изумлённо следя за его действиями. Пак вглядывается в экран горящего смартфона, свободной рукой набирая кому-то ответное сообщение. Я не могу разглядеть имени собеседника — Пак и не позволяет, порывисто убирая свой телефон в передний карман джинсов, как только нажимает на «отправку», и по-прежнему удерживает меня рядом. — Отпусти. — Пора идти, — произносим одновременно. И я мгновенно смаргиваю злость, вглядываясь в его лицо. — Куда? — Наверх, — говорит так, как будто что-то важное ускользает у меня из-под носа, а я об этом ни слуху ни духу. — Ты ведь хотела встретиться с Кимом, верно? — и тоже поднимается на ноги, заставляя меня дышать глубже. Наверх? И, не дождавшись ответа, начинает пробиваться сквозь гогочущую толпу, утягивая меня за собой. Удобнее перехватывает мою вспотевшую ладошку и крепче сжимает её в своей — горячей и твёрдой. Вялый протест тонет в судорожном вдохе, сотрясающем мои лёгкие, — на шее незамедлительно выступает испарина. Тёмный лестничный пролёт встречает нас оглушающей тишиной — настолько пронзительной, что хочется остановиться. В последний момент трусливо поджать хвост и сбежать, поддавшись внезапной слабости. Но я по-прежнему иду вперёд — поднимаюсь, смиренно следуя за широкой спиной Чимина. Потому что понимаю: другого шанса может не быть, и я не позволю ему испариться зазря. Ким Тэхён наверху. Я — практически там же. Дыхание становится более рваным. И стук выпрыгивающего из груди сердца звучит намного громче, чем гулкий цокот моих каблуков.