Tinder или дополнительные занятия в университете

Сколько нужно знать о человеке, чтобы начать его ненавидеть? Первое — быть женой Агаты. Этого достаточно. Рио лежала в постели, окружённая мягкими, тёплыми от её тела простынями, но уют в этой комнате был обманчивым. Под грудной клеткой, там, где обычно покоилась её уверенность, расползался неприятный холодок. Она смотрела в экран телефона, и его приглушённое сияние отбрасывало на её лицо резкие тени. Пальцы прокручивали страницу вниз снова и снова, словно в этом механическом движении можно было найти ответы. Словно, если достаточно долго листать, это чувство – странное, вязкое, неприятное – само по себе исчезнет. Она наткнулась на нужную страницу почти сразу. Эмма Свон. Оно резануло взгляд, отдалось в голове тяжёлым эхом. Как звук закрывающейся двери. Как нечто знакомое, но забытое. Рио даже не была уверена, чего именно ожидала. Она же не искала специально. Правда? Она просто… проверяла. Так она себе это объясняла. Проверяла, хотела знать, хотела видеть. Хотела убедиться, что не зря её желудок так неприятно сжимается в тугой комок. Но, чёрт возьми, кого она обманывает? Она хотела понять. Кто она? Какая она? Чем заслужила место в жизни Агаты? В профиле было всего две фотографии. Две чёртовы фотографии – и уже этого хватило, чтобы что-то в Рио взбунтовалось, сжалось, перевернулось. Первая. Она узнала это место сразу – детская площадка недалеко от парка. Они с коллегами иногда проходили мимо по дороге в университет. И вот на этом деревянном домике-горке, под бледным осенним солнцем, сидел Николас. Совсем ещё ребёнок, с руками, обхватившими колени, с лёгкой хмуринкой на лбу. Казалось, он вот-вот что-то скажет, но сдерживается, упрямо молчит. А рядом с ним, чуть ниже, сидела она. Эмма. Свет падал ей на волосы, превращая их в расплавленное золото. Линия челюсти резкая, правильная, губы чуть тронуты улыбкой – лёгкой, не принуждённой. Глаза прикрыты, как будто она задумалась, наслаждаясь осенним воздухом. Чёртов идеальный кадр. Женщина из кино. В красной кожаной куртке, в слегка рваных джинсах, с небрежной растрёпанностью в волосах, которая делает её образ ещё чертовски привлекательнее. Рио стиснула зубы. Она знала таких женщин. Тех, что никогда не стараются нравиться – просто нравятся. Тех, чьё присутствие заполняет комнату, даже если они молчат. Тех, кто обладают голосом, в котором звучит власть, но без давления. Уверенность, но без надменности. Открытость, но без нужды оправдываться перед кем-либо. Тех, кто цепляют. Рио резко листнула дальше, будто отгоняя эту мысль. Но вторая фотография была ещё хуже. Потому что там была Агата. И от этого кадра у неё "под ногами" пошатнулся мир. Веранда какого-то лесного дома. Освещённая мягкими жёлтыми огоньками, утопающая в темнеющем вечере. И в центре этого уюта – Агата, сидящая в кресле-качалке. Николас, прижавшийся к её груди, его маленькие руки цепляются за её талию. В её руках большая, потрёпанная книга сказок. Она читает ему вслух. Рио почти слышала это. Тихий, слегка хрипловатый голос Агаты, с этой её неторопливой манерой говорить, будто каждое слово несёт вес. Эта её способность звучать так, словно её фразы вырезаны в камне, но в то же время – обволакивают, затягивают. Чёрт. Она никогда не видела Агату такой. Такой… домашней. Такой расслабленной. Такой естественной. На ней не было пиджака, элегантных брюк, туфель на каблуке. Вместо этого – мягкий кардиган, простые джинсы, волосы собраны в небрежный узел, несколько прядей выбились, касаясь шеи. Она выглядела тепло. Она выглядела как семья. Рио почувствовала, как её горло пересохло. Она вдруг осознала, что за всё время Агата ни разу не упомянула Эмму. Ни слова. Ни намёка. Она знала про Николаса. Про учёбу. Про привычки Агаты. Про её иногда раздражающую самоуверенность, про её слабость к дорогим вещам, про её резкие, но точные суждения. Но жена? Бывшая? Настоящая? Кем она была? Рио откинулась назад, уставившись в потолок. Она чувствовала себя чужой в этой истории. Будто влезла в книгу, которая уже давно написана, в которой все главы сложены, все персонажи расставлены по местам. И её там не было. Не было места. Не было роли. Потому что в этом мире уже существовала Эмма. И этого Рио понять не могла. Агата была слишком скупой на рассказы. Она дозировала информацию, открываясь лишь тогда, когда сама этого хотела. И Рио… Рио не нравилось это чувство. Не нравилось осознавать, что она не знает чего-то важного. Не нравилось ощущение, что Агата что-то скрывала. И, самое паршивое, не нравилось, что эта фотография заставляла её чувствовать себя… Лишней. Она не должна была чувствовать это. Но чувство уже поселилось внутри, заполняя её изнутри колким, неприятным жаром. Оно тлело, пульсировало, цеплялось за грудную клетку острыми краями. Что это было? Рио резко села, сжимая телефон в ладони, как будто его холод мог остудить внутренний пожар. Ревность? Нет, это было бы слишком просто. Собственничество? Возможно. Страх? Вряд ли. Она никогда не боялась соперничества, тем более не боялась чужого прошлого. Но сейчас это прошлое выглядело слишком прочным, слишком осязаемым — словно в нём не осталось места для неё. Чёрт, как же это было глупо. Она не должна была думать об этом. Не должна была позволять этому ощущению вгрызаться в её разум, оставляя после себя горькое послевкусие. Но оно уже засело под кожей, кололо, царапало изнутри, не давая дышать ровно. Рио снова посмотрела на экран. На эту фотографию, на которой всё было слишком правильным. На Николаса, прижавшегося к Агате, с его маленькими руками, доверчиво обнимающими её. На Эмму, которая выглядела так, будто никогда не проигрывала. И вдруг поняла. Они похожи. Она и Эмма. Но только на первый взгляд. Обе яркие, уверенные, с тем самым взглядом, в котором читается «я сама по себе». Обаятельные, немного резкие, с лёгкой небрежностью. Их невозможно было игнорировать, невозможно было сломить. Но глубже... Глубже они были разными. Эмма казалась непоколебимой, как скала. Той, кто держится до последнего, кто не уходит, кто остаётся, даже если всё рушится. В её позе, в её взгляде — всё говорило о том, что она из тех, кто будет бороться до конца. А Рио? Рио могла развернуться и уйти. Она могла сказать, что ей плевать. Она могла доказать, что не зависит ни от кого. Но… Она не могла не чувствовать. И это выбивало её из колеи. Она провела языком по губам, чувствуя лёгкий привкус сухости. Внутри всё сжалось, будто она переступила невидимую черту. Телефон всё ещё тёплым весом лежал в её ладони. Она должна была закрыть это фото. Выбросить из головы. Просто забыть. Но её пальцы дрогнули, и прежде чем она успела осознать, что делает… Она зашла в сообщения. В диалог с Агатой. На экране отразилось последнее сообщение. Простое. Лаконичное. «Я скоро буду.» Рио выдохнула. На секунду её палец завис над клавиатурой. Спросить? Или проглотить это чувство, загнать глубже, сделать вид, что ей всё равно? Она ненавидела неуверенность в себе. Но ещё больше она ненавидела молчание.

«Как ты?»

Сообщение ушло. Это не должно было её беспокоить. Но тревожное, липкое чувство уже осело где-то под рёбрами, накатываясь волнами, будто море перед бурей. Оно сжало её грудную клетку, не давая дышать свободно, не давая просто отпустить и забыть. Две простых, нейтральных, почти безобидных слова. Она могла бы спросить иначе. «Ты ещё там?» Или «Ты вернёшься?» Или, чёрт возьми, «Почему я сейчас одна?» Но она не написала ничего из этого. Только «Как ты?» Достаточно, чтобы Агата поняла, что она ждёт. И недостаточно, чтобы это выглядело как слабость. Рио выдохнула. Медленно. Долго. Будто пыталась вытолкнуть из себя всю эту раздражающую, нестерпимую несказанность. Она выключила экран, отбросила телефон на подушку рядом и замерла, наблюдая, как приглушённый свет фонаря снаружи дробится на текстиле. Её пальцы сжались в тонкой ткани простыни, будто в бессмысленной попытке за что-то зацепиться. Она перевернулась на живот, зарыла лицо в подушку, но едва ли это помогло. Почти сразу же она повернула голову, прищурившись в сторону окна. Тусклый свет фонарей пробивался через стекло, создавая на полу мягкие, растянутые тени. Осень уже начала заявлять о себе — ночи стали прохладнее, воздух плотнее, небо глубже, наполненное густым, бархатистым мраком. Где-то вдалеке проплыл самолёт, его красные огоньки мигнули, оставляя за собой невидимый след в пустоте. И, чёрт возьми, это раздражало её. Раздражало всё. Сама она. Агата. Этот вечер, который закончился не так, как должен был. Этот чёртов звонок, который разрушил всё, как стеклянный орнамент, разбросав осколки их ночи по полу. Она не думала, что ей будет так неприятно. Что всё — их разговор, эти взгляды, их поцелуи, этот почти заботливый оттенок в голосе Агаты, когда она касалась её пальцами — исчезнет так быстро. Что её место так легко займёт кто-то другой. Рио сжала пальцы в кулак, ощущая, как раздражение трансформируется. Преобразуется. Осторожно и хищно заполняет пустоты внутри, превращаясь в неприятное, колкое ощущение потери. Но что именно она теряет? Проблема была не в Эмме. Не только в ней. Проблема была в них. В их невозможности найти время. В их нерешительности сделать что-то с этим. В их вечной осторожности, которая сейчас казалась ей просто смешной. Агата — мать. Агата — декан. У неё есть работа, обязанности, график, наполненный до отказа. А Рио? Рио ждёт. Просто ждёт. Но зачем? Она ненавидела ждать. Она никогда не была той, кто ждёт. Ещё час назад она сидела на Агате. Смотрела ей в глаза. Признавалась. Открывалась. И теперь она одна. В пустой комнате. В своей постели. С телефонным экраном, который молчит. Чёрт. Это было ужасно. Это было глупо. Это было неправильно. Она не хотела этого. Не хотела чувствовать эту проклятую пустоту. Не хотела, чтобы всё снова скатывалось в бесконечное ожидание. Не хотела этой взрослой, терпеливой, выжидающей версии себя. Она не та, кто молчит. Она не та, кто сдерживается. Рио ненавидела этот привкус нового, чужого, незнакомого терпения, оседающий у неё на языке. Ненавидела, что не бросает телефон в стену. Что не требует объяснений. Что не закатывает сцену. Она просто пишет сообщение. И ждёт. Как будто от этого что-то изменится. Рио стиснула зубы, глядя в окно. Раньше она бы сказала. Раньше она бы устроила скандал. Раньше она бы просто ушла. Но теперь... Теперь всё не так просто. Она закрыла глаза. Сделала глубокий вдох. Задержала воздух в лёгких. И выдохнула. Грудь тяжело опустилась, но легче не стало. Всё внутри сжалось в тугой комок раздражения, неудовлетворённости и чего-то ещё. Чего-то, что она не хотела признавать. Это не должно было так ощущаться. Не должно было так давить. Так обескураживать. Так оставлять её в этом мучительном вакууме несказанности. Проблема была не в том, что Агата уехала. И не в том, что Рио осталась одна. Не в том, что в комнате повисла та самая тишина, которая напоминала ей заброшенный собор с выбитыми окнами, где каждый шаг отдаётся пустым эхом, но так и не наполняет пространство. Проблема была в том, что это всё означало. В том, как именно это ощущалось. Рио ненавидела это чувство. Чувство, будто её не выбрали. Будто она была возможностью, а не решением. Будто она была тем, что остаётся на потом, когда всё главное уже улажено. Она всегда ненавидела быть вторым вариантом. Чёрт. Она резко открыла глаза, глухо выдохнула сквозь стиснутые зубы, как будто пыталась выплюнуть раздражение, и потянулась к тумбочке. Слишком много мыслей. Слишком много злости. Слишком много всего, что нельзя просто выключить, как экран телефона. Рио дёрнула ящик, нащупала пальцами гладкий корпус вибратора, привычный, маленький, лёгкий, как продолжение её самой. Он скользнул в ладонь с той самой естественностью, от которой обычно внутри разливалось предвкушение. Щелчок. Комнату наполнило тихое, ровное жужжание. Она закрыла глаза и медленно, по привычке, опустила руку вниз, под резинку трусиков. Кожа горела. Дыхание сбивалось. Но... Ничего. Рио двигалась медленно, как всегда. Она знала, как должна чувствовать себя в этот момент. Знала, что должно происходить с её телом. Но не чувствовала. Она провела вибратором чуть ниже, задержала дыхание, нащупывая ритм, пробуя отключить голову и сосредоточиться на ощущениях. Но... Тишина. Глухая, плотная, будто вакуум внутри неё. Вместо привычного жара — напряжение. Вместо мягкого покалывания под кожей — раздражение, как статическое электричество, разряды которого только бесят, но не приводят к всплеску. Чёрт. Она сжала зубы и попыталась снова. Сильнее. Резче. Без церемоний. Но... Тошнота. Выросшая изнутри, расползающаяся вязкой, неприятной волной. Тупая. Выворачивающая. Этого не должно было быть. Это было неправильно. Не так. Не то. Она не хотела этого. Не хотела чувствовать себя вот так. Не хотела чувствовать... себя. Она дёрнулась, вырвав вибратор из трусиков, и швырнула его на другую сторону кровати с силой, которая не дала ему ни единого шанса остаться там, где он упал. Глухой удар. Тишина. А затем... Рио закрыла лицо руками. Пальцы судорожно вцепились в волосы, ногти врезались в виски, её грудь судорожно вздымалась от тяжёлых вдохов. Она сделала ещё один. Задержала воздух в лёгких. Но ничего не исчезло. Боль не растворилась. Раздражение не ушло. Было только оно. Чувство пустоты. — Чёрт! Крик сорвался с её губ резко, будто что-то наконец лопнуло внутри. Резко. Громко. Почти болезненно. Как если бы она разом разорвала все натянутые до предела струны. Как если бы она разбилась на тысячу осколков. Рио ненавидела это чувство. Ненавидела себя в этот момент. Ненавидела, что не может отвлечься. Ненавидела, что не может просто взять и забыться. Что не может просто взять себя в руки. Она глухо застонала, вжимаясь лицом в подушку, будто пыталась спрятаться от самой себя. Но это не помогало. Горло сдавило так сильно, что казалось, дышать стало физически невозможно. Сердце сшибало ритм, как поломанный метроном. А в голове пульсировала одна-единственная мысль.

Почему я должна чувствовать себя так из-за неё?

***

Рио проснулась не от мягкого, приглушённого света, пробивающегося сквозь шторы, не от ощущения покоя, а от резкого, беспощадного сигнала будильника. Телефон глухо вибрировал на прикроватной тумбе, издавая рваные, настойчивые звуки, будто кто-то нарочно вырывал её из беспокойного сна, оставляя после себя только раздражение и тяжесть. Она не сразу пошевелилась, будто надеялась, что если задержит дыхание и замрёт, то утро просто рассыплется, исчезнет, уступая место чему-то более терпимому. Пальцы медленно нащупали холодный корпус телефона, и одним резким движением она ударила по экрану, сбрасывая сигнал. Тишина. Тяжёлый, глубоко затянувшийся выдох. Рио осталась лежать, её лицо было наполовину утоплено в подушке, а волосы растрепались по щеке, закрывая глаза. Голова гудела, пульсация в висках была тупой, настойчивой. Она чувствовала, как по телу растекается какое-то вязкое, липкое раздражение, от которого хотелось вывернуться, сбросить его, как слишком тесную кожу. Она почти не спала. Ночь была медленной, рваной, наполненной тишиной, которая не успокаивала, а только усиливала это странное, глухое напряжение. Каждый раз, просыпаясь, она машинально тянулась к телефону, пальцы привычно скользили по экрану, разблокировали его, а затем… пустота. Ни сообщений. Ни одного слова. Ни единого напоминания, что кто-то, черт возьми, вообще думает о ней. Она не знала, что раздражало сильнее — сама тишина или то, что она имела для неё значение. Рио резко вдохнула, чувствуя, как раздражение закипает внутри, сдавливает грудь, скручивает нервы в тугие узлы. С силой сжав пальцы на простынях, она оттолкнулась от кровати, сбрасывая с себя тяжесть ночи вместе с одеялом. Достаточно. Хватит. Кухня встретила её тишиной — слишком плотной, слишком давящей. Воздух был неподвижен, как в комнате, которую никто давно не открывал. Она подошла к окну, лениво пробежалась взглядом по улице. Город уже жил своей жизнью — машины двигались в обычном, хаотичном ритме, кто-то спешил на работу, кто-то выгуливал собаку, прохладный осенний воздух был наполнен сухим прозрачным светом и рассыпавшимися по тротуарам золотыми листьями. Открыв шкаф, она достала стакан, налила холодную воду, сделала несколько медленных глотков, надеясь, что это хотя бы чуть-чуть соберёт её в кучу. Жидкость прошла по горлу ледяной волной, но облегчения не принесла. А потом её взгляд упал на стол. Там, посреди идеально чистой столешницы, как насмешливое напоминание о вчерашнем вечере, стоял бумажный пакет. Китайская еда. Рио замерла, напрягая челюсть. Та самая еда. Курьер приехал как раз в тот момент, когда Агата открыла дверь, чтобы уйти. Тонкое издевательство судьбы. Почти карикатурный символизм. Как будто этот чёртов бумажный пакет был материальным воплощением их недосказанности. Как будто он бросал ей в лицо факт: Агата ушла. Без объяснений. Без слов. Без прощания, которое имело бы хоть какой-то вес. Рио резко схватила его, не утруждая себя ни проверкой, ни тем более сортировкой. Чёрт с ней, с этой едой. Сухим, раздражённым движением она бросила его в мусорное ведро. Щёлкнула крышкой, как будто отсекая себя от лишних воспоминаний. Как будто это могло помочь. Но не помогло. Вместо облегчения внутри стало только хуже. Потому что проблема была не в еде. Проблема была в том, что она осталась одна. Рио с силой сжала пальцы, ощущая, как ногти больно впиваются в ладони, затем резко развернулась и направилась в ванную. Она не собиралась начинать день в таком настроении. Она не хотела раз за разом возвращаться в собственную голову, прокручивая одни и те же мысли, будто застрявшую пластинку. Она не позволяла себе быть тем человеком, который ждёт. Но, чёрт возьми, она никак не могла выбросить всё это из себя. Холодная вода ударила по коже резко, беспощадно. Струи стекали вниз, скользили по плечам, по спине, оставляя за собой чувство ледяных иголок, пробивающих тело до самого нутра. Но даже этот контраст не мог смыть напряжение, которое разлилось по её венам. Даже этот пронзительный холод не мог вытравить жжение изнутри. Рио запрокинула голову назад, упёрлась ладонями в гладкий кафель, ощущая, как дыхание сбивается, как грудь сжимается от раздражения. Вдох. Выдох. Вода барабанила по её коже, отбивая равномерный, гипнотизирующий ритм, но в мыслях был хаос. Всё вертелось вокруг одной единственной вещи — ожидания. Она чувствовала себя школьницей. Влюблённой, смущённой, выведенной из равновесия. И, чёрт возьми, это её бесило. Рио резко прислонилась лбом о холодную стену, закрывая глаза. Она никогда не была такой. Она не ждала сообщений по ночам. Она не прокручивала чужие слова в голове, пытаясь выцепить из них какой-то скрытый смысл. Она не чувствовала себя брошенной, только потому что кто-то не ответил сразу. Но сейчас… Сейчас она именно так себя и чувствовала. Это было глупо. Это было непозволительно. Это было выше её сил. Рио стиснула зубы, срывая мокрые волосы назад, зажимая их в кулаках, сдерживая желание ударить по стене, выпустить это раздражение, этот нарастающий гнев. Она ненавидела ощущение неопределённости. Ненавидела ждать. Ненавидела чувствовать себя так, будто кто-то вытянул из неё воздух, оставив лишь пустоту. Агата зацепила её. Глубже, чем должна была. Сильнее, чем Рио позволяла. Без права на выход. И теперь… Теперь она не знала, как с этим справляться. Рио провела языком по губам, прикрывая глаза, чувствуя, как внутри что-то закипает. Она не могла позволить этому продолжаться. Она не собиралась жить в ожидании. Она не позволит себе сидеть на месте, ожидая, пока кто-то другой решит за неё. Она нуждалась в разговоре. Настоящем. Живом. Без уклончивых ответов и многозначительных улыбок. Рио подняла голову, её глаза вспыхнули твёрдым решением. Если ей что-то нужно — она это берёт. Это было её правило жизни. И сейчас она не собиралась делать исключений. Она должна увидеть Агату. Должна услышать правду. Без флирта. Без игр. Без недосказанности. Она хочет знать всё. Каждую грёбаную деталь. И, да, она очень надеялась, что Эмма Свон — самая большая и самая раздражающая тайна Агаты Харкнесс. Потому что если окажется, что есть что-то ещё… Рио напрягла челюсть, медленно выключая воду. Тогда, чёрт возьми, ей будет гораздо сложнее с этим справиться.

***

Рио медленно откинулась назад, глубже утопая в кресле, и скрестила руки на груди. Её взгляд был лениво устремлён вверх, туда, где Лилия Кальдеру стояла, размахивая руками и заливалась смехом. В комнате было всего трое — она, Лилия и ещё один преподаватель, чей голос Рио давно перестала слышать. Фоновый шум, ничего более. — Представь! — Лилия снова вскинула руки, её тёмные локоны плавно откинулись назад, словно подчиняясь этому движению. — Красная сыпь, маленькие волдырики, а самое главное — зуд! Жуткий, невыносимый зуд! Рио лениво моргнула, сохраняя невозмутимое выражение лица. — Вы серьёзно обсуждаете, как бы выглядела Агата Харкнесс с ветрянкой? — в её голосе скользнула скептическая нотка, но, если быть честной, ей стало любопытно. Лилия театрально сцепила пальцы, склонив голову в притворном раздумье. — Ты не понимаешь, это важно! — она даже наклонилась вперёд, словно созерцая гипотетическую картину. — Тёмные круги под глазами… волосы растрёпаны так, что их уже не спасёт ни один парикмахер… Она нарисовала руками круг в воздухе, будто очерчивая ауру страдания. — А ещё она не сможет носить свои пиджаки. Придётся надеть что-то старое. Возможно, даже… — Пижаму с утками? — перебила её Рио, приподняв бровь. — Нет! — возмущённо воскликнула Лилия. — Лиловые розы. Или что-то с гербом Гарварда. Рио закатила глаза, но внутри… внутри что-то медленно сжималось. Агата больна? Нет, не она. Её сын. Рио медленно выдохнула. Все знали. Кроме неё. … Какого чёрта? Её пальцы невольно сжались на подлокотнике кресла, и это было единственное движение, которое выдало внутреннее раздражение. Агата никогда не говорила о ребёнке. Никогда не упоминала о нём. А теперь… Теперь всё знали, кроме неё. Она попыталась списать это на своё равнодушие — мол, никогда не интересовалась личной жизнью Агаты. Но ведь это уже не так, верно? Теперь ей было важно знать. Теперь она хочет знать. И… Почему Агата молчит? Она быстро вытащила телефон из кармана, разблокировала экран. Сообщения. Ничего. Рио почувствовала, как что-то внутри неприятно переворачивается. Чудесно. После всего, что она сказала вчера. После того, как открылась Агате. После того, как признала, что хочет попробовать. И что получила взамен? Игнор. Рио сжала губы в тонкую линию. Как чёртов идеальный финальный аккорд к этому идиотскому признанию. Она попыталась разозлиться. Но злость была не тем чувством, которое заполняло её грудь. Скорее это была пустота. Холодная. Липкая. Неприятная. Будто она снова наступила на те же самые грабли, что и раньше. — Рио? Она резко подняла взгляд. Лилия склонилась ближе, глядя на неё с насмешливой улыбкой. — Ты вообще с нами? Или где-то в своих эротических фантазиях об Агате с сыпью? Рио сморгнула, а затем медленно перевела взгляд на неё. — Лилия, если ты сейчас не замолчишь, я сверну тебе шею. Лилия засмеялась, откинув голову назад. — Такое слышать от тебя — редкость, Видаль. Может, в этом есть смысл? Рио не ответила. Она снова посмотрела на экран телефона. Там по-прежнему была тишина. И, чёрт возьми, ей это не нравилось. Рио раздражённо выключила экран телефона, чувствуя, как внутри нарастает глухое раздражение, смешанное с разочарованием. Это было похоже на приглушённый звон, который никак не мог утихнуть, заставляя её концентрироваться на одном вопросе: почему Агата молчала? Рио понимала, что это звучит нелепо. Она же сама сказала, что готова к её жизни, к её тайнам. Но то, что ей не рассказали про Эмму, не упомянули ни словом о болезни Николаса, резко отрезвило её. Внезапно она ощутила себя посторонней, той, кого не пускают дальше порога, кого не считают достаточно значимой для таких деталей. Она сделала глубокий вдох, пытаясь подавить это задевающее чувство отверженности. Накатила волна злости на себя — неужели она действительно думала, что всё будет просто? Что можно было войти в жизнь Агаты, такую сложную, с её секретами и прошлым, и сразу занять там место? В своей юности она легко избегала подобных ситуаций. Она всегда уходила первой, не желая разбираться в чужих проблемах, не желая показывать собственную уязвимость. Но сейчас всё было иначе. И от этого было тошно. Рио прикрыла глаза, позволяя себе на мгновение расслабиться. Внутри всё горело странной смесью обиды и гнева. Она не хотела чувствовать это, не хотела терять контроль. Ей нужна была ясность, нужна была чёткость в их отношениях. После вчерашнего просто её игнорировать? — это было слишком. Даже для Агаты. Рио прикусила губу, стараясь удержать резкие слова внутри. Почему она вообще позволила себе думать, что заслуживает знать всё? Её пальцы нервно забарабанили по столу, и Лилия, заметив её хмурый взгляд, прекратила говорить, озадаченно наклонив голову. Рио, не удостоив её объяснения, резко поднялась с места. — Мне надо идти, — бросила она сухо, избегая встречаться взглядом с коллегами. И направилась к двери, оставляя за спиной тягостное чувство пустоты и недосказанности. Рио вышла на улицу, ощущая, как прохладный воздух осени мягко ударил в лицо, сдувая остатки духоты аудитории. День сменился вечером, солнце больше не согревало город — оно скрылось за горизонтом, оставив после себя только размытые отблески заката на стеклянных фасадах университетских зданий. Воздух стал тяжёлым, влажным, пропитанным запахом мокрого асфальта и пожухлой листвы, которую ветер носил по дорожкам. Привычный аромат осени, слегка терпкий, с примесью бензина и далёкого запаха свежесваренного кофе из ближайшей кофейни. Рио плотнее запахнула пиджак, но всё равно ощущала, как прохлада пробирается под ткань её белой футболки, напоминая, что переходный сезон уже здесь. Она достала сигарету из кармана пиджака, зажгла её медленным, неторопливым движением, вдыхая едкий дым, который тут же резанул лёгкие. Она не была заядлой курильщицей, но иногда — в моменты, когда раздражение не давало дышать — это было спасением. Она втянула дым глубже, чувствуя, как он растекается внутри, временно создавая иллюзию спокойствия. Её пальцы слегка дрожали, но Рио не спешила замечать это. Просто закусила фильтр сигареты и прикрыла глаза, слушая гул города: далекие звуки проезжающих машин, голоса студентов, обсуждающих лекции, глухие удары её собственного сердца. Она открыла глаза, устремив взгляд в даль. Тёмные кроны деревьев, которые ещё вчера были залиты светом, теперь казались погружёнными в серость осеннего вечера. Где-то на углу улицы мигали неоновые вывески, обещая ночную жизнь тем, кто хотел спрятаться от реальности. Но Рио не хотела никуда идти. Она просто стояла здесь, дымя сигаретой, размышляя о том, как легко всё вдруг оказалось в тени сомнений. Она ненавидела это состояние — подвешенности, неопределённости, ожидания, которое растягивалось, заполняя каждый нерв, каждый вздох. Почему Агата молчит? Почему после её признания, после всего, она осталась в этом одиночестве? Рио резко стряхнула пепел, прищурившись. Она ненавидела чувствовать себя так. Зависеть от чьих-то решений. Отчаянно хотелось найти чёткую грань, за которую можно зацепиться, но её не было. Только холодный вечер, её мысли и сигарета, которая тлела быстрее, чем ей хотелось бы. Рио сделала ещё одну глубокую затяжку, чувствуя, как едкий дым растекается внутри, цепляясь за лёгкие, наконец оставляя после себя ощущение чем-то отдалённо похожее на спокойствие. Она прислонилась спиной к холодной кирпичной стене, глядя в пустоту осеннего вечера. Её мысли блуждали где-то между раздражением, усталостью и скрытой, невыносимой тягой к человеку, который так и не ответил на её сообщение. Она молчит. И Рио ненавидела эту тишину. Она прикусила губу, стряхнула пепел с сигареты и выдохнула медленно, лениво, сквозь сжатые зубы. Всё вокруг казалось статичным — город жил своей жизнью, но для неё всё застыло. В ожидании. В этом подвешенном состоянии, которое сжимало грудь, делало воздух вдвойне тяжелее. Она не должна была зависеть от этой чёртовой женщины. Не должна была прокручивать в голове каждую их встречу, каждую деталь, каждый миг. И всё же она стояла здесь. Ждала. А потом… Резкий, глухой звонок разорвал тишину. Чёрт. Рио дёрнулась, чуть не уронив сигарету, быстро сунула руку в карман, выхватила телефон, и когда на экране всплыло знакомое имя, её сердце пропустило удар. Агата. Она прищурилась, позволив себе одну долгую секунду ничего не делать, просто смотреть на экран, давая телефону ещё пару раз вибрировать в руке, прежде чем наконец смахнула пальцем по зелёному значку. — Ты всё-таки решила, что я заслуживаю ответа? — её голос был низким, с явным оттенком сарказма, но внутри всё резко сжалось. На том конце раздался приглушённый стон. — Господи. Это худший день в моей жизни. Рио моргнула. — Так и запишу: «Декан Харкнесс оценила мой звонок на ноль из десяти». Агата фыркнула, но в этом коротком звуке было слишком много боли. — Я не про тебя, Видаль. — Как неожиданно. — Я… — Агата тяжело вдохнула, затем снова выдохнула, и на секунду в трубке повисла тишина. — Я в заперти. Рио приподняла бровь. — В каком смысле? — В прямом. — Голос Агаты был раздражённым, почти злым, но под этой злостью слышалась усталость. — Я, мать твою, на грёбаном карантине. Рио моргнула. — Ты заразилась? — О, а ты хороша. — Голос Агаты пропитан ядом, но это тот яд, который Рио узнаёт слишком хорошо — неопасный, скорее просто смесь сарказма и бессильной злости. — Да, Рио. Я заразилась. Николас не мог оставить меня одной с этим адом, поэтому теперь я тоже вся в пятнах, как проклятый далматинец. Рио застыла, а потом… усмехнулась. — Вот это я понимаю — семейная поддержка. — Да пошла ты. Рио хмыкнула, впервые за день ощущая, как уголки губ дрогнули в лёгкой улыбке. — Ты звучишь просто потрясающе. — О да, я на вершине своей привлекательности. — Агата снова застонала, и этот звук был наполовину жалобным, наполовину смертельно уставшим. — У меня температура, я заперта в собственном доме, и вишенка на этом чёртовом торте — я не могу пить вино. Рио не сдержала смех. — Ты серьёзно сейчас скорбишь по вину? — Видаль, в моей крови градус вина обычно выше, чем градус моего терпения. Рио чуть сильнее сжала телефон в руке, глядя в пустоту перед собой. — И что, ты теперь просто будешь там сидеть и страдать? — Ты предлагаешь что-то взамен? Рио смолчала, но в её голове уже закрутилась идея. Она не озвучила её — пока что. Она стряхнула сигарету, затушила её об стену и, не глядя, швырнула в мусорный бак. — Мне пора. Агата замолчала на секунду. — Ты даже не скажешь «выздоравливай»? — Ты выдержишь, Харкнесс. Она услышала короткий смех на том конце, но не дала ей сказать больше, сбросив звонок. А затем… Тихо выдохнула. Она знала, что делать.

***

Холодный осенний воздух пробрался под пиджак, тонкими иглами проникая в кожу. Он и так не грел, был слишком лёгким для этой погоды, но Рио даже не подумала взять что-то потеплее. Когда она вышла из такси, на её плечах всё ещё висел этот проклятый пиджак, а в руках оказались два тяжёлых бумажных пакета. Она огляделась. Дорожка перед домом была уже знакомой — узкая, с покрытыми желтыми листьями краями, чуть влажная от вечерней сырости. Высокие деревья по бокам тихо шептались на ветру, отблески уличных фонарей мерцали на их мокрых стволах. Всё здесь казалось замершим, укрытым в осенней тишине. Рио шагнула вперёд, плавно, без спешки, позволяя своим мыслям окончательно собраться. Дойдя до двери, она аккуратно поставила пакеты на крыльцо, достала телефон и набрала номер Агаты, одновременно нажимая кнопку звонка. Тишина. Один гудок. Второй. Третий. — Алло. Голос Агаты был сонным, раздражённым, но всё же с этим нотным оттенком интереса, который Рио легко распознала. — Приятно слышать, что ты жива. — Сомневалась? — Ну, я-то точно не сидела взаперти с температурой и красными пятнами по всему телу. — Ты издеваешься? Рио усмехнулась, затем посмотрела вниз, на пакеты. — Я привезла вам кое-что. Для тебя и Николаса. В трубке повисла секунда молчания. Затем: — Ты не шутишь? Рио только покачала головой, прекрасно зная, что Агата её не видит. — На крыльце два пакета. Внутри то, что обычно нужно тем, кто болеет ветрянкой: охлаждающий лосьон, крем от зуда, детский парацетамол для Николаса, ибупрофен для тебя, немного свежих фруктов и пару упаковок качественного зелёного чая. Она сделала паузу, а затем добавила с лёгкой насмешкой: — А ещё две бутылки безалкогольного вина, свежий апельсиновый сок для Николаса, Лего с Железным человеком, два блюда из китайского ресторана и... одна секретная игрушка для тебя. Она услышала тихий смешок на другом конце провода. — Даже боюсь открывать. Рио чуть наклонила голову, представляя, как Агата, скорее всего, смотрит на телефон с прищуром, лежа где-то на диване, кутаясь в плед. — Ах да, и маленький букет тюльпанов. Агата замолчала. Затем, через несколько секунд, голос её стал глубже, мягче: — Ты действительно привезла мне цветы? — Удивлена? — Честно? Да. Рио хмыкнула, а затем, с притворной лёгкостью добавила: — И не жди от меня вечернего фотоотчёта. Я знаю, моя очередь, но ты всё равно сейчас не в том состоянии, чтобы продолжать нашу традицию. На том конце раздался возмущённый звук, но прежде чем Агата успела что-то сказать, Рио сделала шаг назад. — И ещё одно. Как только ты начнёшь себя лучше чувствовать… — она приглушила голос, сделала паузу, словно оценивая реакцию, — нам нужно серьёзно поговорить. Агата перестала дышать на пару секунд. — Да. Конечно. Рио обернулась через плечо, глядя на тёмные окна дома. — Ты выйдешь? — Нет. Не выйду, пока ты не уйдёшь. Рио усмехнулась, прикусив внутреннюю сторону щеки. — Ну что ж, раз так… Она развернулась, медленно пошла по дорожке обратно, чувствуя, как осенний воздух режет кожу под расстёгнутым пиджаком. Она не смотрела назад. Но знала, что Агата смотрит ей вслед. И этого было достаточно.