Методический материал по соблазнению

А Боги смеялись все утро и вечер Смешила их фраза: «Случайная встреча»…

Они от души, аж до слёз хохотали: Наивные люди! Вам шанс просто дали!

Случайностей мало, счастливых — тем паче! Всю жизнь можно ждать, свято веря в удачу…

А мы вас столкнули совсем не случайно, И что с вами будет, поверьте, не тайна…

«Случайная встреча» в толпе многолюдной… Средь сотен людей… — настоящее чудо!

Так в жизни бывает порой… невзначай: «Случайная встреча» — знак свыше — с луча…

Совпали маршруты и время, и дни… Совсем не случайно столкнулись они.

Понять бы всё это ещё… чтобы впредь Любимых своих — как зеницу беречь!

───── ◉ ─────

Деви смотрела на цифровые часы, стоящие на прикроватной тумбочке, и отсчитывала секунды до будильника. Первый учебный день, последний курс и вот она — свобода. Госпожа Шарма уже чувствовала ее аромат, представляла, что сможет наконец-то вступить в наследство полноценно, минуя опекуна и его постоянные запреты: на путешествия с друзьями, на каникулы за пределами города, на покупку новых AirPods. За путешествия было обидно меньше всего, чего не сказать о наушниках. Деви являлась единственной наследницей одной из самых состоятельных семей Бостона, но видела эти многомиллиардные числа только в завещании, а не на своей карточке. Для описания ее банковского счета было достаточно одного нуля. Девушка потянулась в кровати, опережая трель будильника на несколько минут, и осмотрелась вокруг, словно за ночь в комнате могло что-то измениться. Все ровно так, как и было до переезда, она не принесла в эту квартиру почти ничего. Разве что цветы на балконе. Ее опекун Камал Рай лишь на втором курсе согласился, чтобы Деви пользовалась апартаментами в небоскребе, который на тридцать процентов принадлежал ее семье. Семья — это слишком громкое замечание: родители погибли, когда Деви было шесть, до пятнадцати ее растил старший брат, прибегая к помощи наемного труда. В детстве это были няньки, потом — гувернантки, как брат их называл, а после его трагической смерти остался лишь суровый Камал Рай, который сразу объяснил, что состояние Деви увидит только тогда, когда ей исполниться двадцать три, а на его столе будет лежать диплом «Гарварда» с отличием. Адвокаты кивали на это заявление, а Деви топтала свои мечты о будущем, которое теперь было не суждено увидеть. Первый год из-за правил университета Деви жила в студенческом общежитии, но в конце второго семестра Камал дал добро на переезд в пентхаус. Точнее, это «добро» было озвучено как сухой приказ без возможности обжаловать. «Слишком много искушений», — так он назвал общежитие, поправляя пышные усы. Деви спорить не стала, в тот же вечер собрала сумку для переезда, в которую уместилась вся ее жизнь. Она могла вступить в братство, жить обычной студенческой жизнью, но Камал вновь все решил за нее, вырывая девушку из привычного общества, где она так и не смогла найти друзей. И теперь почти каждый на потоке считал ее избалованной примерной девочкой богатеньких родителей, разумеется, приняв Камала за отца, а толщину его кошелька сразу приписав и ей. Тут она тоже не пыталась переубедить студентов. Не говорить же, что единственный источник ее дохода — подработка на кафедре и стипендия, и так как старый профессор Рид ушел на заслуженную пенсию перед началом летних каникул, за прошлое место помощницы предстояло еще побороться. — Последний год. — Деви взглянула на часы и отключила будильник после первого же сигнала, надеясь, что ей не придется устраиваться в кафе на углу кампуса. Деви не нравилось, что все заблуждались на ее счет, было бы проще быть обычной, а не той, в честь кого назвали новый спортивный зал в университете. Но показывать другую сторону своей семьи, а точнее — ее отсутствия, она не собиралась. Будет до последнего задирать подбородок и быть «с бриллиантовой ложкой» только потому, что проигрывать было не в характере ее семьи. Завещание обязывало получить красный диплом, и Деви уже предвкушала заветную корочку, которую после вступления в наследство будет использовать как подставку для кофе. Фамильное дело было в добыче бриллиантов, семья Шарма владела шахтами, занималась обработкой и реализацией драгоценных камней. А Деви владела громкой фамилией и левым неработающим наушником, но никому до этого не было никакого дела, кроме нее самой. Когда с растворимым кофе было покончено, она вызвала лифт, не покидая квартиры. Это один из немногих плюсов, которые были в апартаментах, но минусы перевешивали: нельзя приводить гостей; Камал всегда знал, если она опаздывала и возвращалась домой после установленного им времени; курьерам запрещалось подниматься в квартиру — Деви должна была спускаться самостоятельно. Она была взрослой на бумаге, но по факту ее ограничивали в каждом шаге и вдохе. Это последний год… В лифте моргнул свет, Деви сильнее вцепилась в поручень, стараясь совладать с секундным страхом. Короткие перебои с электричеством случались редко, и Деви надеялась, что она никогда не встретит их запертой в металлической коробке с зеркальными стенами. Остальная часть пути прошла быстро, лифт доставил девушку до вестибюля. Неприятная консьержка, чьего имени Деви не знала, неодобрительно взглянула на уходящую студентку и сделала пометку в журнале. Деви могла поспорить на правый работающий наушник, что она отметила время ее ухода, чтобы доложить опекуну. Собственным автомобилем Деви не располагала и по привычке пошла в сторону кампуса, но вовремя спохватилась, останавливаясь. Сегодня ее обещала подвезти подруга — Деви могла ее так назвать — Сарасвати, в этом году девушка переехала, а так со второго курса была соседкой по этажу в пентхаусе. Их познакомил общий балкон и неприхотливые цветы, которые там выращивала Деви. Но Сарасвати была более свободной в выборе себя самой и на последнем курсе решила съехаться со своим парнем Рамом, оставляя Деви общий балкон, цветы и запасные ключи от пустующей квартиры. Сара была одной из немногих, кто знал историю Деви из первых уст: про родителей, брата, опекуна Камала и аллергию на арахис. Половина студентов была осведомлена, что у Деви погиб брат, но то, что у нее не осталось родителей, не знал почти никто. Все пожертвования, которые осуществлял Камал, поступали от имени погибшего отца, и его дело жило даже после смерти. Автомобиль подруги затормозил на парковке с опозданием в десять минут. Не глобально, но Деви было бы хорошо оказаться в кампусе раньше: она все еще рассчитывала на должность помощницы, а они, как правило, не опаздывают. Сарасвати без умолку рассказывала про каникулы, вечеринки и средства от загара, а Деви слушала, пропуская пятьдесят процентов мимо ушей, лишь изредка кивая. Сара любила поговорить, но всегда на легкие темы, отвлеченные, и никогда не рассказывала про семью или жизнь, которая была у нее до Гарварда. Открытая книга с белыми страницами прошлого. — Что я сейчас сказала? — припарковавшись, спросила Сара с осуждением, прекрасно замечая, что подруга витала в облаках, вот только они у нее вечно были грозовыми. Деви отреагировала почти сразу, но ответа не нашла. — Прости. — Она поджала губы, пытаясь искупить вину взглядом, полным сожаления. — Думаю о том, как получить место, которое занимала в прошлом году. Профессор Рид ушел на пенсию и вместе с ним и моя зарплата. А новый препод — это рулетка, пусть у меня рекомендация и высший балл, но ты же понимаешь, что шанс получить это место ничтожен. Деви лукавила: желающих на подобные должности никогда не было, студенты предпочитали как можно меньше времени проводить в стенах университета, тратя лучшие годы своей жизни на вечеринки, отношения и веселье, а не на сводные таблички с методическими материалами. Сарасвати молчала и слушала, до конца убеждаясь, что Деви пропустила последние минуты разговора. Во взгляде читалось осуждение: слабо прищуренные глаза, приподнятая бровь. — Почему ты так смотришь? — не выдержала Деви. — У меня что-то на лице? Не дожидаясь, она посмотрела в зеркало, ища изъяны там, где Бог наградил лишь совершенством. — Скоро узнаешь, — ответила Сарасвати, открывая дверь авто и заканчивая разговор. — Сара! — возмутилась Деви, преследуя подругу. — Договаривай, если начала. Но проблема была в том, что Сарасвати уже договорила, просто Деви, как обычно, посчитав собственные размышления более интересными, пропустила часть рассказа, а зря. Шли дальше молча: Сара немного улыбалась, так как предчувствовала интересное, а Деви ругала себя за невнимательность. В коридоре, где их пути расходились на несколько минут, попрощались уже без обид. Сара упорхнула в сторону аудитории, напоследок сообщив, что займет место, а Деви — в другую сторону, узнать, сможет ли подрабатывать на кафедре, как это было в прошлом году. — Тук, тук, тук. — Она сымитировала стук в открытую дверь, касаясь лишь воздуха. Секретарь подпрыгнула на месте и с опаской посмотрела вперед, ожидая худшего, но облегченно выдохнула, увидев студентку, на пожертвования чьей семьи она получала оклад. — Деви. — Секретарь улыбнулась, но потом догадалась о причине столь раннего визита и вся легкость пропала. Она не понимала и никогда не спрашивала, зачем богатейшей наследнице половины Бостона эта подработка, и сейчас опять не стала уточнять, не желая вникать в причуды богачей. — Я знаю, зачем ты тут, и мой ответ — не знаю. Деви Шарма замерла в дверях, стараясь сохранить легкость в улыбке и взгляде, но внутри нее страх разбивался осколками, царапал острыми углами внутренности. Она обязательно справится: разберется с работой, получит диплом, перестанет чувствовать себя нищенкой, смотрящей на золотые горы, что выглядели как миражи, коснуться которых не было ее мечтой. Деви хотела злиться на Камала, что он заставлял ее жить так: без ежемесячной материальной поддержки, под контролем — но не могла делать это на полном серьезе. Обучение стоило несколько миллионов в год, квартира в пентхаусе — еще больше. И все это Деви получила лишь за то, что носила фамилию Шарма. Последняя в своем роде. Если бы она могла обменять деньги на семью, то сделала бы это не задумавшись, но выбора судьба ей не оставила. — Ничего страшного, поговорю с новым профессором сама. — Можно было поверить, что это и правда не страшно и на кону не стоит выживание. Эта подработка была ей необходима, так как Деви обеспечивала себя во всем самостоятельно: стипендия покрывала лишь растворимый кофе и ограниченный обед. Сарасвати всегда была готова помочь материально, но Деви предпочла сложный путь и выбрала работу, желая хоть тут чувствовать независимость от Камала. Секретарь посмотрела на запертую дверь деканата, и следующие слова уже прошептала: — Поговаривают, что новый профессор служил и может убить, не моргнув и глазом. — Помощница прикрыла рот ладонью в наигранном испуге, а Деви лишь пару раз моргнула, не веря первой же сплетне в этом году. — Я читала его досье, тебе не стоит на него работать. Разве кто-то может пригласить убийцу в университет? Хоть вопрос и был риторическим, ответ на него лишь один — может. Деви покинула кабинет секретаря в деканате и примерно представила маршрут до аудитории, разрешая себе небольшой крюк: через отдельно стоящую библиотеку, в самый дальний ее угол, выйти в заброшенный сад, свернуть до небольшой беседки, где они с Сарой часто скрывались от непогоды Кембриджа, потом отпереть тяжелую старую дверь, зайти в крыло, где должна была проходить первая пара. Сейчас меньше всего хотелось сидеть в душной аудитории, ждать лекции от нового профессора «палача», как прозвала его Деви про себя, и терзаться сомнениями: возьмут ее на старую должность или все, что светит, — это закусочная и засаленный фартук официантки. Но, может, фартук все же лучше, чем работа на убийцу? Деви уже представила себе образ этого мужчины — со шрамами, ожогами и скорее всего с бритой головой, в возрасте ближе к шестидесяти. Разве пойдет кто-то добровольно преподавать в университет после боевых действий? Да и откуда у него могла быть степень по экономике? Вопросов было слишком много. Двигаясь по продуманному маршруту, Деви старалась не привлекать внимания окружающих — часть студентов даже не знала, что фамилия ее семьи выгравирована на памятной табличке у въезда. Деви хотелось быть как все: иметь друзей, ходить на вечеринки и жить в кампусе «дома», а может еще и вступить в сестринство. Но вместо этого она шла по коридору, вымощенному старым напольным покрытием с тысячью мелких трещин, слушала музыку только правым ухом и смотрела под ноги, не замечая никого вокруг. Ее жизнь была как трещины под ногами: с загадками, историей, скопившейся болью внутри, отполированной поверхностью и никому неинтересным внутренним миром. В библиотеке пахло книгами, и Деви сбавила шаг: тут чувствовалась особая магия, которая была неподвластна времени. Шестнадцать миллионов книг и все они были собраны тут. Если вычеркнуть из уравнения зависть золотых детишек и оставить только само здание Гарварда, то можно было бы решить, что годы обучения — лучшие в жизни. Но из уравнения людей не выкинешь. — Первый день, и уже прогуливаешь, ой как не хорошо, папочка будет ругаться и не построит нам новый бассейн. Хотя подожди, папочке плевать на тебя, за все пять лет сколько раз он навестил тебя, малышка Деви? Деви сжала челюсть и сделала вид, что ничего не услышала. Левый неработающий наушник хоть и был вставлен в ухо, но позволил услышать все, что говорила Одри Херд. Однокурсница невзлюбила Деви с первой встречи, но причину за все пять лет обучения, конечно же, не раскрыла. Одри всячески подстрекала, обижала, но Деви не терпела. Давала отпор и словом, и делом, но сегодня она просто была не готова на словесные склоки. Одри хотела бы догнать, наговорить еще кучу гадостей, но, посмотрев на часы, поняла, что если сейчас не уйти в сторону аудитории, прогульщицей окажется она сама. Кроме Деви, Гарвард знали хорошо проектировщики и смотрители, которые поддерживали старое здание в идеальном состоянии. Она же просто любила изучать закутки, искать тайники и лазейки, места, где можно спрятаться ото всех, но при этом иметь возможность наблюдать. Эту дорогу она открыла для себя на втором курсе, гуляя после занятий. Дорога была на плане эвакуации, но разве кто-то смотрит на эти схемы, кроме нее? «Последний год», — вновь подумала девушка и повела плечами, будто сбрасывая с них неприятное давление от слов Одри. Насколько надо быть бестолковой, чтобы не гуглить информацию по своему «врагу». Все пять лет однокурсница из года в год говорила о том, что родители Деви просто не интересуются ее жизнью. И каждый раз Деви хотела напомнить, что под шестью футами земли похоронено детство и интересы родителей о ребенке. Деви Шарма вновь подняла подбородок и попыталась дернуть дверь, которая открыла бы ей крыло, где располагалась нужная аудитория. Дверь не поддавалась, и Деви еще раз потянула за большую деревянную ручку, надеясь услышать привычный скрип петель. Девушка вкладывала всю имеющуюся силу, но единственное, что получила, — боль на ладонях и понимание, что день с самого утра не задался. — Ну, пожалуйста, — молила деревянную дверь, которая точно не собиралась поддаваться на уговоры, так как была заперта на ключ. И, казалось бы, простая дверь, но сейчас она была как непреодолимая стена внутренней боли. Чтобы успеть на лекцию, дверь должна открыться. Если она пойдет обратно в обход, то опять встретит Одри и ее шутки, сжимающие сердце и достоинство колючей проволокой, причинят новую порцию боли. Она опоздает, произведет плохое первое впечатление и не получит место с минимальным окладом труда. Деви пнула дерево носком ботинка и застонала, прижимаясь лбом к поверхности. Простая дверь рушила все планы. Если бы она не захотела тишины, не пошла бы в обход потайными дорожками, которые почти никто не знал, не оказалась бы загнанной в угол собственных страхов. Это последний год. Это последний год. Набатом звучало в голове, но если утром эти мысли дали сил подняться с постели, то сейчас они клонили к земле непомерным грузом. Это последний год. А что будет дальше? Столько лет отдано изучению бизнеса — несчитанное количество часов, а сейчас в рюкзаке лежал блокнот и карандаш определенной мягкости. Творчество она променяла на семейный бизнес, но только ее не спрашивали, а просто дали установку: диплом — наследство. Кто она без денег своего рода? Девушка, которая не может позволить себе купить наушники, и просто делает вид, что левый работает. Если она признается самой себе, что он сломан, то и привычная жизнь даст трещину. — Не поддается? Мужской голос раздался с левой стороны, а неработающий наушник позволил его расслышать и остановить объятия с дверью. Деви быстро достала наушники и отправила их в кейс, стирая намеки на слезы. Семья Шарма — не плачет, не опускает подбородок и не сдается. Вот только она осталась одна, как травинка в поле, которую готовились скосить обстоятельства. — Нет, — ответила она и присмотрелась в дальний угол, где скрытый тенью блестел уголек сигареты. — Тут нельзя курить, — сделала она замечание, присматриваясь к тени, но в голосе не было осуждение, скорее напоминание. Только первогодки не подчинялись очевидным правилам, старшие курсы скрывали вредные привычки более искусно. — Да? — уточнил мужчина. — Не знал. — А после уголек стал светиться ярче: собеседник точно сделал новую затяжку, наплевав на правила. Но Деви улыбнулась на этот протест. Ей тоже хотелось так — идти против системы, есть арахис, курить в Гарварде и рисовать. Но она стояла тут с идеальной прической, легким макияжем, в выглаженной одежде и была образцовым студентом, но лишь снаружи. Внутри — бунтовала, но только наедине с собой. Молчание затягивалось, но оно было не гнетущим, а легким с приятным запахом табака. — Никогда не курила, — почему-то сказала Деви, желая вернуть произнесенное признание. — Умница. От неуместной похвалы у Деви по спине пробежали мурашки. Умница… почему-то ей очень понравилось это слышать, захотелось записать момент и прокручивать после каждого успеха. — Дверь. — Деви еще раз дернула ручку, словно что-то могло измениться за минуту. — Заперта. — Да, — ответил мужчина из темноты, говоря так, будто это было очевидным. — Можно обойти через библиотеку, — предложил незнакомец решение, которое не устраивало. — Не можно, — грубее, чем хотелось, ответила Деви, но вовремя вернула на себя маску хорошей девочки. — За дверью — аудитория. Если я опоздаю, получу выговор, а не место помощницы профессора, поэтому не можно. Деви прикусила внутреннюю сторону щеки и улыбнулась — болезненно, наиграно. Приличные девушки не оговариваются, они воспитаны и знают манеры. А она — приличная, она — госпожа Шарма. — Хм, — издал неясный звук мужчина из тени и затушил сигарету. — У меня есть решение для твоей проблемы. Тишина была оглушающей, она царапала перепонки и забивала легкие молчанием. Ответ ей не понравится — Деви это знала. Но еще она знала, что если не спросит — сойдет с ума. — Какое? — Робко и тихо, совсем забывая, что еще недавно бунтовала внутри. — Беги… Бежать от голоса, от мужчины, от себя самой, реальности существования. Беги. Беги. Беги. И она побежала.

───── ◉ ─────

Доран проверил время, наблюдая, как секундная стрелка перевалила за цифру двенадцать, а это значило, что он и сам опоздал на собственную лекцию. Он еще раз посмотрел на то место, где только что стояла девушка — совсем юная, печальная. Но Доран не мог не увидеть искру, которая загоралась в ее глазах каждый раз, когда она говорила не то, что нужно, а что хочется. Там, под опрятностью и скованностью, жил шторм. Беги. Она побежала. Быстро, словно боясь не опоздать, а того, что он ее догонит. И, черт бы его побрал, он хотел это сделать. Выбраться на охоту, загнать в угол. Ягненок — вот чей взгляд смотрел на него минутой раньше. Ягненок, жаждущий быть пойманным. Доран поднялся, провел ладонью по линии челюсти с однодневной щетиной и достал из кармана ключ, который мог решить проблемы незнакомки. Кто первым придет к назначенной точке: жертва или охотник?

───── ◉ ─────