Враг по соседству

— Ну наконец-то! Я уж думал, что никогда эту хуйню на стену не повешу… Дазай живёт в новой квартире уже месяц. Целый месяц! И только сейчас он додумался купить календарь и часы. В календаре Осаму в целом не особо нуждается, так как его дни и без этой вещи скучные, однообразные и ужасно долгие и тянущиеся, от чего парень, кажется, начинает сходить с ума. Хотя Дазай, по его нескромному мнению, никогда адекватным полностью не был, но не суть. Вот не покупал бы он этот календарь, не покупал! Но, чёрт, какая там красивая картинка с котиком… Именно из-за этой картинки, которая, наверняка, скачана с первого сайта в интернете, Осаму потратил знатных сто рублей. На эти сто рублей можно еды, какой-никакой, купить! Но до Дазая это дошло только тогда, когда он уже и часы оплатил. Кстати о них. Вот часы Осаму планировал. Ему крайне надоело не знать времени и от этого опаздывать на работу. Жаль конечно, что купить этот незаурядный прибор он догадался только тогда, когда с этой самой работы его уволили за многочисленные опоздания. Возможно, Дазаю стоило просто помнить про свой телефон, который находился в выключенном состоянии, наверное, с самого приезда в эту квартиру, и уже на этом самом телефоне смотреть время, но нет, легче же ещё пятьсот рублей потратить. Откуда у Осаму столько денег, если с работы его уволили? Ответ прост: добрые соседи, красивые глаза и длинный язык. Может, у него было бы ещё больше накоплений, если бы сосед из квартиры напротив не был его заклятым врагом. С Достоевским Дазай, конечно, встречался на лестничной клетке, и они даже пару раз курили на подоконнике в подъезде. Да, вместе. Да, молча. Просто сил разговаривать с этим хмурым придурком не было, и Фёдора, кажется, это устраивало. Хотя он, скорее всего, просто был того же мнения и не хотел особо завязывать разговор. В общем, с этим странным русским идиотом Осаму не разговаривал с того самого «двойного свидания», которые и не двойное вовсе было, ведь психованная сестра Фёдора покинула их чуть раньше. Хотя нет, один раз две недели назад Дазай специально приходил к Фёдору.

***

— Попуск! Попуск, мальчик мой, ну перестань! — Осаму пытался дотянуться до своего кота, гордо сидящего на самом высоком шкафу в квартире. Пять дней назад хозяин отвёл его в ветеринарную клинику, где у Попуска обнаружились блохи. Конечно, Дазай сразу заволновался и накупил самых дорогих лекарств, которые его питомцу, кажется, пришлись не по вкусу. Лечение в целом проходило не особо приятно, но Осаму ухудшил это, резко решив по статьям из интернета, что кота надо срочно кастрировать. Кастрировать! Представить чувства Попуска невозможно. Тебя пичкают противными таблетками, так ещё и главного достоинства лишают. В общем, хозяин и кот знатно поссорились. Дазай понял, что надо что-то делать, но не знал что, поэтому. Через полчаса стоял у двери Достоевского. Именно он посоветовал отвести Попуска на обследование, значит именно он должен знать, что делать в ситуации, когда тебя ненавидит даже собственный кот. Спустя три стука дверь отворилась. Фёдор предстал в длинной чёрной футболке и тапочках. Выглядел он не особо, видимо, опять не засыпал до утра. — Что надо? — Сделать голос бодрым сразу не получилось, поэтому Достоевский сейчас звучал крайне тихо. — Ты мне жизнь загубил! — В противовес к Фёдору был слишком громкий Осаму, которого, наверняка, услышали в соседней квартире. — Ах, прям я? Уж простите, что я, глупый Фёдор Достоевский, помешал вам, великому господину Осаму, своим ничегонеделанием и совершенным невмешательством в вашу личную жизнь, за исключением пары-тройки раз курения на подоконнике. Или ты до сих дуешься, что я тебе сигарету позавчера не дал, когда ты в стельку пьяный пришёл с какой-то, Господи прости, проституткой, ко мне в два часа ночи? Дазай молча схватил Достоевского за запястье и повёл к подоконнику. — Эй, ты что творишь? — Фёдор не то чтобы хотел сейчас разбираться с этим идиотом, но и сопротивляться тоже поленился, — А дверь у меня открыта будет? — Попуск со мной не дружит! — Да с тобой никто не дружит. Осаму предпочёл проигнорировать обидные слова соседа в свой адрес и просто сел на излюбленный подоконник. — Я его от блох лечить стал и даже кастрировал, а он меня возненавидел! — голос Дазая был искренне грустный и разочарованным, — Меня и так все ненавидят, а тут ещё и Попуск, мой единственный хороший друг! — Ну? — Фёдор явно не понимал, как он тут замешан. — Ты посоветовал мне его обследовать, очевидно же! — Осаму злобно посмотрел на Достоевского, но, наконец поняв, что его вины нет, опустил голову, — Ладно, сорян, ты не виноват. Но, может быть, ты знаешь, как его развеселить? Фёдор недовольно закатил глаза. Ну отлично, приходит значит, кричит, обвиняет во всех грехах, а потом помощи просит! Но Достоевский слишком хорошо знает Осаму и понимает, что ему нужен этот глупый кот, как единственный хороший друг, поэтому решает помочь, чем сможет. — Ему надо отдохнуть от тебя. Ты ведь с ним каждую секунду своего времени проводишь? — Фёдор посмотрел на Дазая и, увидев немой кивок, продолжил свою мысль, — Он отдельная от тебя личность и, возможно, не так нуждается в чрезмерных ласках, как ты. Выдели ему свободное время, это, как никак, кот, а коты живут сами по себе, помнишь? Корми его, когда он попросит, убирай за ним лоток и играй вечером после работы примерно минут двадцать, если в лечении это не запрещено. Он сам к тебе потянется, поймёт, что ты его хозяин и тебя можно уважать, понял? Осаму слушал Достоевского с открытым ртом и, когда его речь закончилась, сразу посмеялся, на что собеседник вопросительно поднял бровь. — Уж не знал, что ты, Федюсик, так много понимаешь в котах! Признайся уже, у тебя было домашнее животное, да? Фёдор недовольно вздохнул и кивнул, не особо желая так много говорить про свой опыт с котами. — Была. Кошка. Но мне тогда лет семь было и я почти ничего не помню. Доволен? — Достоевский увидел хитрую улыбку своего соседа и понял, что ему пора бы уходить, — Всё, я пошёл. Я, между прочим, в нижнем белье тут стою. — Ой, да тут все свои! — Осаму хотел ещё что-то сказать, но Фёдор уже поднимался по лестнице в квартиру, поэтому задерживать его было бессмысленно. Дазай лишь подождал, пока Достоевский зайдёт за дверь, а после громко рассмеялся. — Не верю я тебе, дорогой. Ты не тот, кто забывает своё детство. Врёшь мне, значит? Ну ничего, это только подогревает мой интерес, хаха!

***

Больше таких долгих разговоров у Дазая с Фёдором, к счастью, не было. Да, он бы хотел узнать все тайны своего уж слишком странного одногруппника, но жертвовать своей психикой в попытках начать диалог Дазай точно не хочет. Самое главное, что советы этого придурка помогли! Попуск сейчас действительно стал более игривым и тактильным по отношению к хозяину, а это Осаму не могло не радовать. Спустя полчаса игры с любимым котом, Дазай отложил игрушку, прихватил сигареты и вышел на балкон. — И зачем мне вообще этот придурок со своим подоконником в подъезде? У меня есть эта прелесть! Открыв окно, Осаму тут же понял свою ошибку. На улице было аномально жарко. Через пару недель осень, а погода всё ещё шалит. В подъезде было бы не так жарко, но Дазай уже зажёг сигарету и уходить поленился. Жару Осаму ненавидел, из-за этого не терпел и лето, которое в априори самое жаркое время года. Почему? Ответ так же прост, как и неоднозначен с первого взгляда. Осаму никогда не любил своё тело и оголять его тем более. Летом же в закрытой одежде даже дома не продержишься. Ему также не нравились полураздетые люди. Оголять своё тело одно, а смотреть на оголённых мужчин и женщин другое, но оба этих понятия были для Дазая противны. Дышать тяжело. Воздух горячий, зачастую сухой. И как только с этим жить? Обильное потоотделение. Осаму ненавидел вспоминать, что он живое существо, а ощущение пота способствовало этому осознанию. Ещё и запах неприятный, тоже минус в копилку. Единственный плюс был только в отдыхе от университета и его странных обитателях, но это ненадолго. Всего два месяца, чтобы отдохнуть от этого ада? Да вы, должно быть, шутите. Дазай бы так и простоял с догорающей сигаретой меж пальцев и искал всё больше и больше минусов лета, но почувствовал мягкую шёрстку, обладатель которой тёрся о ногу хозяина. — М? О, Попуск! Как тебе только не жарко? Я уже, кажется, растопил свои внутренние органы, а ты ещё и в такой шубе! Попуск лишь довольно замурчал и направился к дивану, приглашая Осаму к себе. Дазай затушил сигарету и только уселся на диван, как ему вдруг позвонили в звонок. Осаму разочарованно простонал, явно не желая гостей, но всё же крикнул: — Открыто только для горячих красоток с вином! Он всё ещё ленился вставать и даже поворачиваться не хотел, желая только, чтобы к нему пришёл маньяк и застрелил его прямо на этом диване, а Попуска отдал в добрые руки. Пришёл не маньяк. Пришёл тот, кто хуже любого маньяка. И его тихий, постоянно с хрипотцой голос притворно произнёс; — Здравствуй, Осаму. Осаму. Будь у Фёдора внезапно громкий и весёлый голос, по которому его было бы не узнать, Дазай бы понял, кто перед ним по одному лишь слову. — Ты не горячая, не красотка и без вина, да даже не маньяк, уходи. — Я бы извинился за то, что мешаю, но, мне кажется, ты ничем серьёзным не занят. — Я деградирую. Это важно. Встать на колени и извиняйся, пока я не захочу прекратить. Фёдор тяжело вздохнул. Но он привык, что на его приход мало кто обращает внимание. Однако, сейчас Достоевский пришёл по действительно нужному для него вопросу. — Мне нужна твоя помощь. И ты согласишься. Ведь, как я посмотрю, — Фёдор указал рукой на кота, мило лежащего на коленях Осаму, — мои советы тебе помогли. Теоретически, ты обязан отплатить мне тем же. Осаму резко посмотрел на Достоевского. Он медленно убрал кота со своих ног, медленно встал и медленно подошёл к своему гостю, хитро улыбаясь. Осаму зашёл за спину Фёдора и обхватил руками его плечи, шепча на ухо: — Моя помощь? Мм, милый, я хорош в соблазнении девочек, ты этого хочешь? Наконец-то малыш Фёдор вырос? Достоевский отпрянул от Дазая, развернулся и недовольно посмотрел на его наглое лицо. Такое отношение к себе он терпеть не собирался, но ему действительно была нужна помощь, поэтому он сглотнул ком злости и покрепче сжал кулаки. — Отец. — Чё? Ну умер он у меня, теперь манипулировать этим будешь? — Осаму вопросительно посмотрел на Фёдора, а в душе почувствовал неприятный осадок воспоминаний. — Мой отец, идиот. Он приедет через пару дней. — И? Мне убить его? — Он абсолютно не терпит таких дураков, как ты. Если вдруг твоя тупорылая задница захочет опять прийти домой ночью пьяным и с какой-то странной компанией, то влетит мне. — А чё тебе-то? Не ты ж пьяный с голой женщиной его встретил. — «Ах ты паршивый сын, вот такие у тебя товарищи в этом городе, да? Так и знал, что не надо отпускать тебя из деревни, совсем распустился!» — Достоевский со злым лицом старался максимально передать интонацию своего отца, — И тому подобное. А ещё можешь в целом со мной не разговаривать, это он тоже не поймёт, наверное. — Подожди. Моя помощь заключается в том, что я просто не подхожу к тебе? — Да. — Ты хотел другого. — Нет. — Не ври мне, Достоевский. — Я не вру. — Не ври мне, Фёдор, отца твоего за ногу. — Перестань. — Федь. — Не неси чушь, Осаму. — Фёдор не выдержал и направился к выходу, как вдруг его за запястье схватил Дазай, — Идиот, отпусти. Осаму заглянул в глаза Достоевского, выражающие только гнев и желание поскорее уйти. Он смотрел долго. Достаточно, чтобы всё понять. После Дазай всё же отпустил соседа. — Как знаешь. Я не буду мешаться. Всё равно с работы уволили, мне некуда выходить. Фёдор кивнул, то ли в благодарность, то ли просто ради приличия, и удалился. Осаму смотрел в спину Достоевскому, а когда тот ушёл, то направился на кухню, где достал банку пива из холодильника и открыл её с характерным щелчком. — Я всё про тебя узнаю, дьявол. Думаешь самый умный и имеешь право водить меня вокруг пальца? Обломись.

***

Фёдор разглаживал свою рубашку. Встреча с отцом это всегда экзамен. Самый тяжёлый экзамен. Внешний вид должен быть идеален, квартира должна блестеть, а на столе обязательно ужин любимому папеньки. За год жизни в городе Михаил приезжал к сыну два раза. Сегодня третий. Фёдор усмехнулся. Бог перестанет любить троицу. В дверь постучали. Достоевский мог бы подумать, что это Осаму с его идиотскими выходками, но он стучит три раза, а не один. Отец. Фёдор вздохнул и пошёл к двери. — Здравствуйте, отец. Михаил Андреевич молча кивнул и зашёл в квартиру. Изношенные штаны, рубашка, кажется, ещё со свадьбы, и пиджак, настолько старый и выцветший, что Фёдор совсем забыл его цвет. Да, Достоевский старший не любил церемониться насчёт одежды, но даже в мешке от картошки выглядел грозно и вполне себе презентабельно. Лицо у него было постоянно недовольное, — яблоко от яблоньки не далеко падает, верно? — покрытое морщинами, волосы, некогда такие же тёмные, как у сына, почти полностью покрылись сединой и были аккуратно зачёсаны назад, а тёмные глаза уставшим взглядом одарили представшего перед ними парня. — Рубашка выглядит так же, как и год назад, когда ты уехал. Ты её настолько аккуратно носишь или просто не надеваешь и ходишь не пойми в чём, как все остальные городские выходцы из вашего глупого поколения? — Приличных лет мужчина оценивающе осматривал собственного сына. — В начале учебного года я купил ещё несколько рубашек, отец, в которых и проходил всё время. Эту же я оставил для специальных мероприятий. Встреча с Вами, я думаю, достаточно важное мероприятие, поэтому я надел именно её, — Фёдор старался выражать свои мысли быстро, ведь отец не любил лишнюю трату времени, — Я не уважаю тех, кто сейчас совершенно не носит классические вещи, а лишь слепо следует моде, которая, всё равно, скоро поменяется и все купленные и глупые одёжки станут бесполезны. Такие вещи, как белая рубашка и обычные брюки всегда были, есть и будут эталоном и примером, как следует одеваться адекватным людям. Михаил вновь кивнул. Он всегда строго воспитывал своего сына, надеясь сделать из него примерного гражданина, поэтому не потерпел, если бы Фёдор пошёл по кривой дорожке и стал глупым городским планктоном. — Пройдёте на кухню, отец? — Фёдор звучал монотонно, будто почти нехотя выдавливая из себя хоть какие-то слова. — Ты ведь купил то, про что я говорил тебе? — Конечно, отец. Михаил Андреевич направился на кухню и, не обратив внимания на расставленные на столе приборы для приёма пищи, открыл холодильник. Взяв оттуда бутылку спиртного, заранее купленную Фёдором, он поставил её около своей тарелки и, наконец, сел за стол. Трапеза прошла молча. Фёдор лишь изредка и с не особым желанием спрашивал, как ведутся дела в деревне и чем занимается Полина, но отец лишь говорил, что за столом такие глупые вопросы задавать нельзя. Отложив ложку, Михаил взял пустой стакан и с характерным звуком налил туда содержимое недавно упомянутой бутылки. Он было и сыну предложил, но тот отказался. — Фёдор, Фёдор, Фёдор, когда ты станешь настоящим мужчиной? Думаешь, мне приятно видеть вместо достойного сына какого-то мямлю? Да тебя любая баба поднимет, тощий какой! И алкоголь ни разу не пил, а он, между прочим, отлично тренирует выдержку и умение контролировать себя в стрессовых ситуациях. «Ага, конечно», — подумал Фёдор: «А мне так приятно видеть вместо хорошего отца алкаша какого-то». Михаил Андреевич, не услышав ответа, лишь закатил глаза и одним глотком опустошил бокал. Фёдор смирно сидел. Второй бокал. Фёдор недовольно прищурился, учуяв запах алкоголя. Третий бокал. Бутылка полетела вниз, и Фёдор не мог не дёрнуться. — Сука! — Достоевский старший явно был недоволен потерей столь драгоценного напитка, — Иди и купи мне новую. Фёдор вздохнул, взял деньги с холодильника и вышел из квартиры, молясь, чтобы по возвращению от неё хоть что-то осталось. На улице, на удивление, шёл дождь. Достоевского это не особо порадовало, ведь он даже зонта не взял. Каждая секунда, проведённая в такой погоде, приближала Фёдора к простуде, поэтому задерживаться он не особо хотел. Через двадцать минут Достоевский, весь промокший и злой, открыл дверь и поблагодарил Бога, когда не увидел в своей квартире постапокалипсис. Войдя на кухню, он вручил отцу бутылку, который слишком резко выхватил её. — Вон, — голос Михаила дрожал, но всё равно был строгим и пробирал до мурашек, — Вон, живо. — Что? Фёдор не понял, каким таким образом его выгоняют из собственной квартиры, но его папенька не стал объясняться словами и просто потянул сына к выходу из квартиры. Таким образом, Фёдор сидел на подоконнике в холодном подъезде, весь мокрый и до жути уставший. Его волосы торчали из-за ветра, а недавно выглаженная рубашка вся промокла и прилегала к тощему телу. Он бы так и просидел здесь неизвестно сколько, да вот только из двери напротив его квартиры вышел достаточно весёлый Дазай. Осаму не выглядел так, будто просто вышел перекурить. На нём были джинсы и свитер, а на ноги вместо мягких тапочек он нацепил свои изношенные кеды, а значит, причина его выхода явно не в том, чтобы посидеть на подоконнике. Правда, завидев Достоевского, он остановился и недовольно вздохнул, заворачивая назад в квартиру. — Нет, стой, Осаму! — голос Фёдора звучал настолько непривычно громко, что Дазай беспрекословно послушался, остановившись. — Ты сам сказал не пересекаться с тобой, чё надо? — Хочешь узнать, чего я по-настоящему хотел? Осаму расплылся в улыбке и медленно спустился к соседу, встав прямо перед ним. — А я уже знаю. Но выполню твою просьбу, только если ты, во-первых, сам мне её скажешь, а, во-вторых, посвятишь меня в ваши отношения с отцом. — Сукин сын, второе-то тебе зачем? — увидев безобидную улыбку Дазая, Достоевский лишь злобно вздохнул, — Ладно. Когда я просил твоей помощи, то хотел переночевать у тебя, чтобы отца не видеть. Но я потом понял, что эта идея глупая и отказался от неё, а ты как ненормальный пристал! — Так, значит, переночевать хочешь? — Да. Пожалуйста, Осаму, дай мне крышу над головой на одну ночь… — Фёдор выдавливал из себя слова, стараясь не видеть довольно улыбающуюся морду пред собой. Осаму похлопал своего соседушку по голове и потянул его к себе в квартиру. — Про семью свою потом расскажешь. — Эй, мы только про отца договаривались! — Ну да, я так и сказал. Стоя в прихожей и разбираясь со своими шнурками, Дазай резко обратился к стоящему над его душенькой Достоевскому. — М, знаешь что? — Что ещё? — Фёдор нетерпеливо протянул слова, пока его глаз начинал непроизвольно дёргаться, — Ты не умеешь развязывать шнурки? Это я заметил. — Нет, дорогой. Ты помог мне с Попуском, а я тебе с отцом, — Осаму, наконец выпрямился и посмотрел прямо в глаза своему «дорогому» врагу, — Мы ведь квиты, получается.