Сквозь неон, я тянусь к тебе

— Тогда лучше закажи себе выпить, потому что разговор может затянуться. – Скар растерянно смотрит на него и хлопает глазами. – Что-то не так? — Я думал, что при новой встрече смогу тебя прокатить. – Он пытается спрятать досаду в своем голосе, но, кажется, вместо этого звучит как расстроенный ребенок. До Ровера не сразу доходит, к чему он это говорит, но когда связи в голове выстраиваются, по его лицу видно, насколько он удивлен полученному выводу. — Ты не пил? — Ни капли. — …С чего ты взял, что я соглашусь? — Ни с чего, поэтому и хотел сначала предложить. Вид его, по началу озадаченный, меняется и становится каким-то виноватым. — Извини, но после этого разговора я вряд ли буду в настроении. Ему показалось, или?.. — А в другой раз? Ровер на пару секунд задумывается и отворачивается. — Заказывай уже… – Он медленно отпивает из своего стакана. В этот раз в нем какой-то другой напиток. — Что пьешь? — Просто вермут с соком. – Улыбка сама появляется на лице. — Хороший выбор. – Развернувшись к бармену, стоявшему неподалеку, Скар просит налить ему то же самое. Ровер продолжает медленно пить и, похоже, собирается с мыслями, пока они дожидаются заказа Скара в тишине. Он не может оторвать от Ровера глаз. Прошло всего пять дней, но они ощущались вечностью, и сейчас ему хотелось смотреть на него, чтобы выжечь его лицо на своей сетчатке и запомнить каждое движение. Как можно испытывать такой голод по человеку, которого видел всего раз в жизни и едва ли знаешь?.. Он сам не может найти ответа на этот вопрос, но точно понимает, что больше не хочет упустить ни мгновения рядом с ним после стольких дней ожидания. Наполненный стакан оказывается перед Скаром, но пить он не торопится, все еще глядя на Ровера, который, судя по всему, так и не решил, с чего начать свой рассказ. — Можешь просто обрисовать в общих чертах. – Ровер отвлекается от своих размышлений на голос Скара. — Что? — Тебе не обязательно выкладывать все сразу, если не можешь. Или не хочешь. – Как бы ему не хотелось узнать больше, ждать полной откровенности прямо с порога было глупо, Скар это прекрасно понимал. Ровер смотрит на него, переваривая услышанное, и, тяжело выдохнув, отставляет от себя стакан куда-то в сторону и скрещивает перед собой лежащие на стойке руки, пока Скар полностью сосредотачивается и готовится слушать. — Если вкратце, то у меня повреждения мозга, из-за которых я забываю практически все, и врачи не знают, как это лечить. – Он говорит медленно и тяжело, слова даются ему непросто, и Скар будто слышит, как он отрывает каждое из них их от себя. – Раньше я забывал только некоторые события прошлого, но чем дальше, тем хуже, и теперь я забываю даже моменты из повседневной жизни. Вечером не могу вспомнить, что делал утром, не помню, где был и чем занимался, что проходили в институте, с кем говорил или к кому надо подойти завтра... И, как можно догадаться, это мешает мне нормально жить и учиться. В последнее время даже отношения с ребятами с нашего отделения начали портиться из-за этого. Рука сама тянется к стакану, Ровер не зря посоветовал ему взять выпить. — И ты, видимо, так от этого устал, что решился попробовать потопить это все в алкоголе? – Он делает глоток и спирт привычно обжигает язык и горло. Ровер поднимает руку к своему лицу и ведет пальцами по лбу. — Да… Знаю, не самое умное решение, но- — Я тебя не осуждаю. – От неожиданности Ровер отрывает от себя ладонь и смотрит на него, замерев. – У каждого человека есть точка надлома. Он отводит взгляд и опускает руку на стойку, соединяя свои пальцы и перебирая ими между собой. — …Пожалуй. — Это все действительно звучит непросто, но я не понимаю, чем твои проблемы с памятью насолили остальным. Его пальцы замирают, и он смотрит куда-то перед собой, взгляд наполняется усталостью. — В течение года мы ставим представления, в качестве практики и подготовки к будущей работе, показываем их всем желающим в институте. Сейчас я главный претендент на одну из ведущих ролей, но из-за моих проблем с памятью меня считают неподходящим кандидатом, и некоторым людям я как бельмо на глазу. — И кому же ты перешел дорогу в борьбе за лакомое место? Ровер нащупывает и сжимает свой стакан, и на его лице Скар ясно видит порядком скопившееся раздражение. — Старшекурсникам. Им очень не нравится, что такой, как я, может занять их место. Изогнув бровь, Скар чуть сильнее заваливается своим боком на стойку. — «Такой, как ты»? — Желторотый выскочка, который даже не факт, что будет помнить роль, которую увел у них из-под носа. Обычно главные роли достаются старшим, ведь им скоро выпускаться, но худрук настоял, чтобы в этот раз взяли меня. Понадеялся, что я справлюсь... А попасть на хорошую роль очень важно, потому что мы проводим пробные показы перед директорами различных театров, которые подыскивают себе будущих актеров в труппу. — И они что-то делают, чтобы попортить тебе кровь? Как и в прошлую встречу, он натягивает рукав своей водолазки на ладонь, прежде чем подпереть ею голову, и двигает в руке стакан, болтая льдом внутри него. — Типичные вещи. Разговоры за спиной, смешки за кулисами, галдеж рядом со мной, пока я пытаюсь заучить реплики перед выходом на сцену, потому что без этого могу их просто не вспомнить. Еще любят язвить под видом обсуждения прошедшей репетиции, якобы они просто дают оценку проделанной работе, но обязательно громко и поближе ко мне, чтобы я точно услышал, что я не так хорош, как обо мне говорят преподаватели, не справлюсь со своей ролью, и в очередной раз облажался и всех подвел. Как будто я сам не знаю… – С последними словами его стакан оказывается у рта, и, с кислым лицом, Ровер делает глоток. В голове Скара раздражение высекает искры. — Я надеюсь, ты не просто молча слушаешь их? Короткая пауза, и следующие слова Ровера звучат совсем замучено. — А что еще я могу сделать? Я не хочу, чтобы из-за меня были конфликты и напряжение в коллективе. Да и потом, не то, чтобы в их словах не было смысла. Я действительно забываю реплики и не справляюсь так хорошо, как мог бы… — Ну, даже если они фактически не ошиблись в чем-то одном, не значит, что все остальные их слова – правда, а не просто попытка унизить, и что ты должен это терпеть. — Какой у меня, по-твоему, выбор? Пойти пожаловаться худруку или поплакаться куратору? Доказать я в любом случае ничего не смогу, обычно они затыкаются, как только понимают, что их может услышать кто-то из преподавателей, да и напрямую они мне ничего не говорят. Скар подпирает голову рукой и стучит пальцами по стойке, глядя куда-то перед собой и прикидывая варианты. — Можно разбить им лица. – Он говорит это таким будничным тоном, что Роверу в пору удивиться, но его лицо едва ли меняется после услышанного. — Я уже думал об этом, потому что в какой-то момент кулаки сами начали чесаться. Но в лучшем случае это ничего не изменит, а в худшем я просто вылечу из института за драку. — Если хочешь, я могу сделать это за тебя. А вот теперь он удивлен. Поворачивается к Скару и смотрит так, как будто он предложил ему кого-то убить. — Ты спятил? – Но по Скару не похоже, что его предложение кажется ему чем-то из ряда вон. — А что? Можешь даже рядом постоять и посмотреть, если тебе от этого станет легче. Пускай в какой-то момент в голове и мелькает мысль о том, насколько заманчиво звучит его предложение, одновременно с этим Роверу сложно поверить, что он слышит это от кого-то, кого видит второй раз в жизни. — Собрался впрячься за едва знакомого человека? Перед ответом ни секунды колебания. — Я же говорил, хорошему человеку всегда хочется помочь. К собственному изумлению, Ровер запросто вспоминает, как Скар уже произносил эти слова в их прошлую встречу, и заминается, не сразу находясь с ответом. — …И что заставило тебя думать, что я такой человек? У смотрящих на него глаз игривый прищур, и Скар слегка обнажает свои белые зубы в почти кокетливой улыбке. — Интуиция. И, кажется, Ровер по-настоящему смущается. Тянет ладонь к глазам и прикрывает их, будто в попытке спрятаться, от чего улыбка Скара меняется и становится довольной, пока он наблюдает, как Ровер весь замирает на своем месте. Он недолго сидит так, приходя в себя и пытаясь успокоиться, но, когда вновь открывает лицо, выглядит задумчивым. Он толкает стакан с напитком в своей руке, будто не зная, что еще сказать. И Скару кажется, что он понимает, в чем дело. Подхватив свой бокал, он поднимает его в воздух, и смотрит на позвякивающий внутри лед. — Ты же хочешь им ответить. Так сделай это, ты это умеешь. – Он делает быстрый глоток, тут же опуская стакан на стойку со звонким стуком. Ровер смотрит уже не с недоверием к чужим словам, а с осторожным любопытством. — С чего ты взял? — Ну, тому парню в нашу первую встречу ты отвечал довольно резво, и за словом в карман ты явно не полезешь. В какой-то момент я думал, что еще немного, и он получит от тебя по лицу. — …Он напрашивался. — Но эти тоже напрашиваются. — Может быть, но разбивать им лица слишком радикальное решение. Скар внимательно смотрит на него, пока его палец скользит по запотевшему стеклу стакана. — Интересно… Рука Ровера замирает с поднятым в воздухе напитком. — Что именно? — Тебе настолько нравится эта роль, что ты ради нее готов терпеть подобные выходки? Стакан Ровера с тяжестью опускается обратно на стойку, даже не коснувшись его губ. — Дело не только в этом. Я хочу принимать участие в спектаклях, и наживая себе проблемы я не сделаю свое положение лучше. А роль эта мне нужна как источник необходимого опыта. — И что же это за роль такая? — Проповедник Иешуа Га-Ноцри, из романа- — Мастер и Маргарита? Ровер так резко поворачивает голову в его сторону, что Скар не может сдержать улыбки, видя его округлившиеся от удивления глаза. — Ты знаешь? — Я так сильно похож на необразованного дикаря? – С усмешкой спрашивает Скар, позабавившись его реакцией. — Нет, вовсе нет, просто я… немного удивлен. Скар лишь слегка посмеивается на его слова. — Я знаю, что не произвожу впечатление культурного человека. Не переживай, я не обижаюсь. — Дело вовсе не в этом! – Ровер внезапно повысил голос, чем застал врасплох не только Скара, который чуть не дернулся на своем месте, но и самого себя, судя по тому, что смутился сразу после того, как закрыл рот. — А в чем же тогда? Ровер стыдливо отворачивается обратно к своему коктейлю и начинает водить по стакану пальцами. — Я не часто разговариваю о таких вещах вне института, и в большинстве случаев приходится уточнять, прежде чем люди поймут, о чем идет речь, даже если разговор про очень известное произведение. Так что я скорее… приятно удивлен. От последних слов у Скара приятно щекочет в голове. — Хорошо, что ты играешь не Понтия Пилата. Они бы подумали, что это какой-то приятель Цезаря. Ну, одного из них. – Скар готов поклясться, что заметил, как Ровер слегка улыбнулся. В груди потеплело. – Но так получилось, что я и сам человек, близкий к искусству. И учился в том же институте, что и ты. Правда, уже несколько лет, как выпустился. Перебиравшая стакан рука Ровера прекращает свое движение, их глаза снова встречаются. — В том же институте? – Скар слышит нотки интереса в его голосе. — Верно. — …На каком направлении? — Изобразительное искусство. Изумление на его лице – настоящая услада для глаз. — Ты художник? – Вместо ответа он видит чужую хитрую улыбку. – И чем занимаешься теперь? За вопросом следует пауза. Небольшая, но достаточная, чтобы Ровер почувствовал что-то не то, прежде чем Скар ответил. — Я тату-мастер, работаю в салоне. – На его слова Ровер как-то недоверчиво изгибает бровь. – Что? — Да нет, ничего, не бери в голову. – Он вновь тянется к своему стакану и отпивает. Скар провожает каждое его движение взглядом и никак не комментирует его слова и поведение. Сейчас он предпочтет не развивать эту тему. — Так все же, что такого особенного именно в этой роли? Ровер на несколько секунд задумывается, а затем откидывается назад на своем месте, словно пытаясь дать себе пространство, прежде чем начать говорить. — Суть даже не совсем в ней. Персонажи в спектакле написаны без вычурности и наигранности, и мне это нравится. Я за всю жизнь не мало постановок видел, и многие из них… как будто неживые. И ужасно неестественные. Театр и опера часто закостенелые и зажатые, и многие представления банально тяжело смотреть. Тогда какой во всем этом смысл, если у них едва ли получается достучаться до людей, которые приходят за живыми эмоциями и впечатлениями, а вместо этого получают со сцены невразумительный поток слов, который даже энтузиасты не всегда в состоянии понять? Что и до кого они этим донесут? Скар почти изучающе смотрит на Ровера, будто пытаясь что-то для себя понять после этих его слов. — Некоторые говорят, что искусство не даром не для всех. Что оно нужно для того, чтобы испытать чувство возвышенности. По одному недовольному лицу Ровера можно почувствовать, насколько ему отвратительна эта риторика. — Да пошло нахрен это чувство. Возвышенности над кем и над чем? Скар пожимает плечами. — Над другими людьми или над низменной человеческой природой? – Ровер лишь фыркает. — Это просто бред. Мы все люди, все испытываем чувства, и у нас у всех одна природа, не важно, откуда мы происходим. И ставить себя выше других, особенно на основании увлечений и вкусов – просто верх снобизма, терпеть этого не могу. — То есть ты считаешь, что искусство должно быть доступным для понимания всем? — А как еще должно быть? Для чего тогда это все? И зачем мы тогда вообще делимся своим искусством с другими людьми? Чтобы прятать его смысл под таким количеством ненужной мишуры, за которой не то, что первоначальный посыл увидеть невозможно, а даже просто человеческие эмоции разглядеть из-за наигранности? И в итоге зритель ничего не чувствует и ничего для себя не выносит, а актеры зря несколько часов кривлялись на сцене. А если человек умудрился что-то для себя понять, то с большой вероятностью ему скажут, что все не так, как ему кажется, а он сам – просто дурак, мнения которого никто не спрашивал. — Хочешь сказать, что знатоки и все причастные – слишком строгие привратники? — Были бы они еще на самом деле знатоками. Люди, которые действительно любят искусство и разбираются в нем, всегда готовы общаться со зрителем, и никогда не откажут ему в том, чтобы поделиться своими мыслями. А эти же готовы мокнуть человека в грязь из-за того, что его видение не вписывается в рамки их «возвышенной» картины мира. Только вот ирония в том, что многие из них мало того, что смотрят постановки на языках, из которых ни одного слова разобрать не могут, так еще и не понимают, что происходит на сцене. А потом читают десять раз пережеванное толкование пьесы с объяснением всех «скрытых» смыслов от какого-нибудь известного критика, и повторяют за ним, как попугаи, потому что своего мнения у них нет. Еще и целуют друг друга в свои высокомерные задницы, восхваляя себя за обладание этими «особыми» знаниями. Они мнят себя элитой и ограждаются от людей, которые искренне тянутся к искусству, но их просто отвергают и оставляют за порогом этого закрытого клуба. И кому, блять, вообще тогда все это будет нужно? Горстке напыщенных индюков? Потом еще удивляются, что театр и опера загибаются как средство выражения, но при этом все равно считают себя лучше остальных, потому что, видите ли, не опускаются до уровня черни, а еще почему-то думают, что именно они решают, какие восприятия и интерпретации правильные. Слишком много на себя берут. Когда Ровер договаривает, он делает большой глоток коктейля, кривя губы от горечи, а затем поворачивается и смотрит на Скара, который за все это время не проронил ни слова, а просто улыбался и молча слушал, склонив голову. Даже подошедший во время тирады Ровера бармен как-то слишком медленно протирал свою рабочую зону, явно грея уши об его речь. — Ты чего так смотришь? — А ты интересный... Краем глаза Скар замечает, как бармен закатил глаза, но это мелочи, потому что вид засмущавшегося от его слов Ровера приносил ему слишком большое удовольствие. — Но я с тобой согласен. – Отвернувшийся было Ровер снова смотрит на него. — Да ну? — Люди часто пытаются поставить себя выше других и сказать, что твое видение неправильное. Именно поэтому мне нравилось рисовать картины, которые будут выбивать судей на выставках из колеи. Небольшая встряска им только на пользу. Было забавно наблюдать за их красными от возмущения лицами, когда некоторые из них чуть ли не с пеной у рта доказывали мне, что мои работы отвратительные и им не место в «приличном обществе». Бедолаги так привыкли к портретам, пейзажам и натюрмортам с вазами и фруктами, что немного огня и крови на холсте для них были как пощечина. Ровер слегка посмеивается, и Скар не может не отметить про себя, как мило он выглядит, когда улыбается. — Огня и крови? Ты, что, поджигал свои картины прямо на выставках? Скар удивленно хлопает глазами. — …Знаешь, а это звучит как неплохая идея для перформанса. И почему я сам не додумался… Хотя, может оно и к лучшему. — Почему? При воспоминаниях о событиях былых лет, его губ в который раз касается улыбка. — Скажем так, некоторые судьи так и напрашивались на то, чтобы им подожгли штаны. Будь у меня тогда в руках что-то зажигательное, я вполне мог и не сдержаться. — Не любишь критику? — Отнюдь, я ее только приветствую. Правда, ни одному судье так и не удалось меня переспорить. Зато назвать хамом или сумасшедшим успел чуть ли не каждый второй. — И что же ты им такого говорил? — То, что им меньше всего хотелось слышать. Что они погрязли в своем академическом болоте, а настоящее искусство творится где-то далеко от них. И что мои картины они не могут оценить из-за того, что им шоры глаза жмут. — Я, конечно, слышал, что у художников большое эго, но чтобы настолько… – Скар сразу улавливает ноты сарказма в голосе Ровера и смеется. — Им мои слова были поперек горла, а думаю ли я так на самом деле или нет – не так важно. – Бокал с напитком снова в его руке, последний глоток отправляется в горло. Он смотрит на заканчивающийся коктейль Ровера, и жестом просит все еще стоящего рядом бармена повторить. — А ты думаешь? Скар переводит взгляд на Ровера, его глаза хитро сужаются. — Все мы ищем признания. Просто мы не всегда выступаем перед правильной аудиторией. Они не были моей. Только вот я это понимал, а они – нет. Но отказываться от своего видения только из-за этого я не собирался. Нельзя позволять другим останавливать тебя просто потому, что ты им не нравишься, когда у тебя есть цель, которой ты хочешь добиться. Два новых наполненных стакана оказываются перед ними, но Ровер не спешит притрагиваться к своему. Кажется, слова Скара отзываются в нем, потому что он сидит, задумчиво смотря в одну точку, и о чем-то размышляет. И Скару не сложно догадаться, о чем. — Тебе действительно важна эта роль, верно? — …Да. — Тебе нравится то, чем ты занимаешься. — Да. — И ты хочешь продолжать этим заниматься. — К чему ты клонишь? На губах Скара все еще играет улыбка, но сейчас Ровер чувствует всю исходящую от него серьезность. Он склоняется ближе и заглядывает прямо в глаза. — Тебя ведь разъедает изнутри от того, что ты сдерживаешь себя и не отвечаешь им, а у тебя явно есть, что сказать. У тебя это на лице написано. А еще на нем написано, что ты и сам со мной согласен и хочешь это сделать. Просто тебе не хватает немного… – Он смотрит куда-то в сторону, подбирая нужное слово, но Ровер и сам готов предложить вариант. — Наглости? Низкий смех Скара с рокотом проносится по ушам. — Наглостью это будет только для тех, кто пытается вставлять тебе палки в колеса. В целом, нет разницы, как это назвать, потому что ты и сам чувствуешь, что эта недостающая деталь держит тебя, как собаку на цепи. Ты не трус и в состоянии дать отпор, но зачем-то ограничиваешь себя приличиями и прочими бесполезными рамками, и продолжаешь молчать. Ровер несколько секунд смотрит на Скара, обдумывая его слова. — …Совесть. — Что? — Ты сказал «бесполезные рамки». Думаю, уместнее было бы назвать это совестью. Голова Скара склоняется в недоумении. — Это почему же? — Потому что именно совесть не позволит мне высказывать кому-то претензии, тогда как сам я справляюсь далеко не идеально. Вздох Скара на его слова настолько тяжелый, что складывается впечатление, будто ему предстоит объяснять ребенку прописные истины. — Ответить людям, которые не дают тебе житья, не равно высказыванию претензий. А даже если и было бы равно, что плохого в том, чтобы предъявить им за их скотское поведение и заставить, наконец, заткнуться? Пускай это не решит всех твоих проблем, но, по крайней мере, избавит от одной из них, и сделает твою жизнь немного легче. И скажи мне, так ли нужна такая совесть, которая загоняет тебя в яму? Логика Скара настолько противоречит всему, к чему привык Ровер, что по началу его разум хочет протестовать едва ли не на каждое его слово, но всякий раз, когда он пытается найти аргумент в противовес, понимает, что смысл в этих речах все же есть, и не может придумать, чем их оспорить. Он снова глубоко задумывается и начинает толкать стакан по стойке, пока его мысли гуляют где-то далеко, но голос Скара возвращает его в реальность. — Ты ведь лучше их. – Слова звучат настолько внезапно, что рука Ровера вздрагивает на бокале. — Я забываю реплики. — И что? Оцени свои способности объективно и задай себе один простой вопрос. Ты лучше их? Умом Ровер прекрасно понимал, что на роль его порекомендовали не просто так. И если прислушаться к только что услышанным словам, и на секунду отбросить совесть и приличия… — …Возможно. — Ты лучше их и знаешь это. Даже со своими проблемами ты все еще главный претендент на ведущую роль. Загвоздка в том, что они тоже это знают, и понимают, что не могут составить тебе конкуренцию, но даже себе в этом признаваться не хотят, чтобы не ранить свою гордость, поэтому и отыгрываются на тебе. Но ты не виноват в том, что ты лучше, а значит и терпеть это не должен. Так ответь им. Напомни им, что у реальности, от которой они пытаются сбежать, далеко не самый приятный вкус. Я уверен, ты сможешь. Пальцы Ровера скользят по стакану и выглядит он смущенно, но не так, как во все разы до этого. У него такое озадаченное лицо, будто у него в голове не укладывается, что он слышит подобные слова в свой адрес. — Я все еще не понимаю, почему ты так думаешь… На губах Скара снова хитрый изгиб. — Не веришь в искренность моих слов? – Ровер не находит, что сказать. Глаза сами смотрят куда-то в сторону, словно он почему-то постыдился своего недоверия. – Но если тебе правда так интересно, то ответ довольно прозаичный. Я просто это вижу. — …Как такое вообще можно увидеть? – Он и выглядит, и звучит полностью потерянным. — Ну, у меня есть кое-какой жизненный опыт, да и в людях я неплохо научился разбираться. И по тебе я вижу, что у тебя есть силы дать отпор, но ты ими не пользуешься. Не объяснишь, почему? — Я же уже сказал, что не хочу портить атмосферу в коллективе. Даже если она уже не очень, это не значит, что у меня есть право устраивать разборки. От этого всем только хуже будет. Глаза Скара на долю секунды как-то неодобрительно сужаются. — Какое благородное самопожертвование… А если тебя попросят с вещами на выход, чтобы атмосфера и дальше не портилась, ты послушно соберешься и уйдешь? Ровер тут же мрачнеет. — Нет, конечно. Не я же это начал. – Едва он договаривает, как до него доходит, что пытается сказать Скар, и видит, как на лице напротив расползается победная ухмылка. — Вот видишь? Ты и сам понимаешь, что твоей вины в происходящем нет. Но зато у тебя есть полное право отстаивать себя, и я советую тебе пользоваться им на полную. На свете не мало людей, которые будут пытаться утянуть тебя за собой на дно, отнять то, что тебе дорого, втоптать в грязь или воспользоваться, но позволить ли им это сделать или нет – зависит только от тебя. Ровер смеряет его таким же острым и внимательным взглядом, каким Скар неоднократно рассматривал его за этот вечер. — Похоже, ты хорошо знаешь, о чем говоришь. Сложно объяснить, как так получилось, что от одной фразы и одного взгляда он почувствовал себя припертым к стенке. Еще сложнее объяснить, как у него при этом получилось сохранить лицо. — Откуда такие мысли? Стакан Ровера поднимается над стойкой, и он отстраненно смотрит в него. — Одиноким детям приходится нелегко. Приходится все делать самому, иначе так и останешься ни с чем. И когда хлебнешь достаточно не самых приятных вещей, которые может предложить жизнь, заговоришь совсем иначе. Бесследно это не проходит. Он делает крупный глоток и ставит стакан обратно, поворачиваясь и глядя прямо в глаза Скару, на лице которого сейчас была так инородно выглядящая растерянность. Он впервые почувствовал, что все это время за ним тоже наблюдали, изучая. — Ты, похоже, тоже знаешь, о чем говоришь… Взгляд Ровера принимается медленно блуждать по окружению. — В каком-то смысле. Я тоже… А, нет, не важно, забудь. – Он проводит рукой по волосам, будто пытаясь стряхнуть неприятные мысли. — Ты не в ладах с семьей? – Слова вырываются по наитию, но почему-то Скар чувствует, что смотрит в правильном направлении. — …Можно и так сказать. – По его тону Скар понимает, что говорить об этом Ровер не намерен. Повисает странное молчание, в котором они оба не уверены, что еще можно сказать. Бокал Скара снова в его руке, он наклоняет его из стороны в сторону и смотрит на подтаявший лед, слушая его позвякивание от ударов об стекло. — Ничего в жизни не дается просто так. Ладонь Ровер крепче сжимает стакан, он смотрит перед собой, взгляд его тяжелый. — Поверь, я это знаю. Скар поднимает на него глаза и смотрит с несколько секунд, а затем отставляет свой напиток в сторону и наклоняется вперед, ближе к Роверу, который рефлекторно оборачивается на его приближение и встречается с ним глазами, и видит, что на его лице ни грамма былой хитрости, лукавства или игривости, и даже успевшая стать привычной улыбка сошла на нет. — Тогда скажу так. Если у тебя есть цель или мечта, то ты должен разорвать всем глотки, но добиться ее. Вырви то, что тебе полагается, у жизни зубами. Потому что иначе она тебе это не отдаст. Каждое его слово отдается в голове звонким эхо. Скар отклоняется назад, но зрительного контакта не разрывает, и Ровер почти физически ощущает его взгляд своей кожей. Внутри столько громких мыслей, которые Ровер хочет схватить, рассмотреть поближе и разобрать, но у него не получается, потому что все они будто разом стихают и разбегаются, как только он пытается их поймать. Может потому, что он уже достаточно выпил, чтобы перестать нормально соображать. А может потому, что он согласен со сказанным, но по инерции продолжает сопротивляться, хоть и понимает, что Скар прав... Когда он немного отвлекается от бардака в собственной голове, боковым зрением Ровер видит, что на него все еще пристально смотрят. Голова сама поворачивается в сторону, и по виду Скара он понимает, что тот ждет от него ответа. — Так что? В горле резко пересохло и Ровер едва заметно сглотнул. — Я… подумаю над этим. Скар улыбается, но ничего не говорит. Он понимает, что Ровер уже что-то для себя решил. Как и говорил Ровер, разговор вышел непростым и, похоже, порядком его вымотал. Скар наблюдает, как он, явно уставший, вдыхает полной грудью и тянется рукой к лицу, проводя ладонью по лбу, и рукав его водолазки спадает вниз по запястью, демонстрируя небольшой браслет. Ничего необычного, просто металлическая цепочка с плашкой, на которой Скар, сощурившись, видит гравировку с набором цифр, похожим на номер телефона, и какие-то слова, которые у него не получается разобрать. — Что это? Ровер оборачивается на Скара, и как только понимает, о чем он спрашивает, быстро опускает руку, натягивая ткань обратно. — Просто браслет. – На его забегавшие глаза Скар лишь вопросительно изгибает бровь. — С номером телефона? Пойманный за хвост, Ровер устало косится на него и вздыхает. — Это номер больницы, в которой я лечусь. На случай, если я полностью потеряю память. Брови Скара сходятся на переносице, но взгляд его не хмурый, а скорее заинтересованный. — Такое возможно? — Кто знает… Мне не давали точных прогнозов, но рассказывали, что есть что-то вроде точек невозврата. — И каких же? — Забыть свое лицо, забыть свое имя или самого себя. Предположительно, это может стать началом конца. Мне сказали, что вероятность этого крайне мала, но раз уж я об этом знаю, не думать об этом сложно… Поэтому попросил выдать мне браслет, на всякий случай. — А есть что-то, что может подтолкнуть тебя к этим точкам? — В моем случае это стрессовые ситуации и сильные эмоциональные потрясения. Но, думаю, мне это не грозит. Врач предполагал, что переживания должны быть настолько сильным, как если бы кто-то умер. В словах Ровера было, за что зацепиться и попытаться разузнать подробнее, но Скар сомневался, что стоит лезть с расспросами дальше, раз уж ему уже успели дать понять, что говорить на эту тему не хотят. — А почему на нем только номер телефона и нет, например, твоего адреса или имени? — Мне же его в больнице выдали из заранее имевшихся, он не именной. И на таких браслетах не так много места, чтобы вместить все сразу. Названия и номера больницы вполне достаточно, все остальное в моем телефоне. И я не уверен, что смогу сориентироваться по адресу сам, а если обращусь к кому-то за помощью, не потащат же меня незнакомые люди домой, если я, например, буду на другом конце города. И они могут оказаться далеко не добросовестными, и могут что-то сделать с моим домом, если попадут туда. К тому же, смысла туда возвращаться в случае полной потери памяти особо нет. Лучше сразу отправиться к врачам. — …Недобросовестные люди могут что-то сделать и вне дома. – У Скара в голосе проклевываются какие-то странные интонации, которых Ровер прежде от него не слышал, и он оглядывается, словно проверяя, не показалось ли ему. Его пальцы в который раз сжимаются на стакане. — Могут. Но не то, чтобы я мог на это повлиять. Я все равно оставляю себя на волю случая, просто выходя каждый день из дома… У Скара от этих слов холодеют руки. — Звучит как фатализм. — …У меня не то, чтобы есть выбор. — А если ты окажешься где-то один? – И снова эта странная интонация, и снова Ровер оглядывается, пытаясь разобрать чужие эмоции. — Один я бываю только дома, в институте всегда полно народа, и в безлюдные места я стараюсь не ходить. А дома я как-нибудь разберусь, позвонить в больницу уж точно смогу. — Но ты можешь забыть код от телефона. — Для этого есть разблокировка по лицу. — Но- Ровер обрывает Скара быстрее, чем он успевает что-то сказать. — Если ты собрался перебирать все варианты, то у меня есть простой ответ – от всего застраховаться невозможно. Я сделал, что мог, чтобы подготовиться, а дальше… Дальше мне остается надеяться, что эта подготовка мне не пригодится. Скар недолго смотрит на него, а затем грузно выдыхает и облокачивается на стойку, подпирая голову рукой. — Ладно, зачем браслет понятно, но зачем его прятать? Это же не что-то постыдное. — Чтобы избежать подобных расспросов. Скар удивленно вскидывает брови вверх. Во время разговора о болезни он не заметил и намека на нежелание о чем-то рассказывать. — Ты мог заткнуть меня с самого начала, раз не хотел об этом говорить. — …У тебя хотя бы вопросы были адекватные, и на том спасибо. А то шутников тоже хватает. — И часто они попадаются? — Чаще, чем мне хотелось бы. Много примеров не вспомню, но недавно один придурок спросил, забываю ли я подтираться после туалета. — Я так понимаю, он потом подтирал кровь из разбитого носа? — Правильно понимаешь. Скар улыбается и слегка хмыкает, а затем чуть склоняется над стойкой ближе к Роверу и тот видит игривый блеск в его глазах. — Получается, я отличился в лучшую сторону? – И Ровера будто одергивает от его слов. — Не обольщайся, планка не такая высокая… — Как жестоко, ты ранишь меня в самое сердце. – Он постановочно кладет руку на грудь и Ровер закатывает глаза, но Скару это кажется даже забавным. – Но ты правда настолько ненавидишь, когда тебе задают вопросы обо всем этом? — …Я не то, чтобы ненавижу, просто у этих разговоров часто не самый приятный итог. И ладно еще тупые шутки, их я могу проигнорировать, но, если после всех расспросов на меня смотрят, как на побитую собаку, будто я ничего не могу сам – это намного хуже. — И такие находятся? — Практически все. Тут ты, пожалуй, действительно отличился в лучшую сторону. Сначала Скар подумал, что ему послышалось, и когда смысл сказанного осел в голове, его как током прошибло. Он замер на месте с широко раскрытыми глазами, во всю уставившись на Ровера, но едва он отошел от шока, как на его лице появилась ужасно довольная улыбка с легким прищуром. — Значит, как минимум одну высокую планку я все же перепрыгнул? До Ровера доходит, как прозвучали его слова, и он в очередной раз смущается адресованной ему улыбки, с трудом выдерживая чужой взгляд, от которого сейчас так хотелось спрятаться. Рядом со Скаром это происходит как-то слишком часто… — Оставлю ответ на волю твоего воображения. На долю секунды веки Скара опасно сузились. — А не пожалеешь? Оно у меня весьма богатое, я себе много чего придумать могу. – Взгляд его показательно расслабленный, но если присмотреться, то можно понять, что на деле он полностью сосредоточен и внимательно наблюдает, ожидая следующего шага Ровера. И после сказанного его взгляд стал только острее, а Ровер не может отделаться от чувства, что его хотят поймать... — Придумывай, сколько хочешь, я просто спущу тебя с небес на землю. — А если я озвучу свои мысли, и они придутся тебе по вкусу? — …Да, действительно богатое воображение. Скар издает легкий смешок. — Неужели так сложно представить такой сценарий? Ровер слегка заминается, быстро пробежавшись по лицу Скара глазами. — Сценарий, похоже, писал тот еще фантазер. — Чем богаче фантазия, тем лучше сценарий, разве нет? А если писать его вместе, то вполне вероятно, что результат понравится обоим. И снова это происходит. Снова Скар заигрывающе улыбается, а Ровер снова чувствует, как его поглощает смущение, и просто не знает, как ответить и чем парировать. Он поднимает стакан с коктейлем, но не пьет из него, а прислоняет его прохладную поверхность ко лбу, прикрывая глаза. До этого не мешавшая их разговору музыка в повисшем молчании кажется на удивление громкой, ее волны едва ощутимо проносятся по телу и не позволяют полностью отвлечься от происходящего и забыть, где он находится, что делает, и кто сидит рядом с ним, все еще наблюдая. А Скар и правда все еще во все глаза смотрел на Ровера, и отступать явно не собирался. Он берет свой коктейль, и как бы между делом говорит, прежде чем сделать глоток. — Кстати, мое предложение все еще в силе. Ровер отлипает от своего стакана и растерянно смотрит на Скара, но через пару мгновений его взгляд проясняется. — Мы же уже обсудили, что мордобоем делу не поможешь. — Я не об этом. Другое предложение. В голове щелкает и Ровер понимает, о чем он говорит. — …Ты про то, чтобы прокатиться? — Именно. Ну, не сегодня, потому что мы уже оба выпили, а ты, похоже, правда не в том состоянии, чтобы куда-то ехать. Но если ты придешь снова… На моем мотоцикле всегда найдется для тебя место. Прежде, чем Ровер ответил, Скар увидел, как он отвел виноватый взгляд в сторону. — Честно говоря, я не очень люблю быструю езду и все такое… Скар коротко перебирает пальцами руки, потирая их между собой, а затем тянется к своей шее и проводит по ней сзади ладонью. — Ну, если ты не хочешь, то это не обязательно… Можешь просто прийти снова, я бы с радостью еще с тобой поболтал. Хорошие собеседники всегда в дефиците. Глаза Ровера цепляются за все подряд вокруг, и он не уверен, как ответить. — Так уж хорошие… Я только и делал, что о себе трещал без умолку. — Но мне было интересно послушать. – Скар ловит его коротко брошенный в сторону взгляд. Судя по всему, Ровер был не в состоянии посмотреть ему в глаза. – Так что думаешь? Ровер смотрит на стакан в своей руке и на несколько секунд призадумывается, а затем вдыхает, чтобы ответить. — Я не- Но договорить у него не получается. Боковым зрением Скар замечает, как приближающийся с бокалом в руке посетитель, явно шатающийся от большого количества выпитого, споткнулся о ступеньку возле бара и полетел вперед, прямо в спину Ровера. Рука Скара сама дернулась, перекрывая его спину в попытке предотвратить столкновение, но оно все равно происходит. Рукав водолазки Ровера оказывается облит чужим напитком почти по всему предплечью, и его собственный стакан от резкой встряски выплеснул немного содержимого ему на грудь, а сам он впечатался ею в край стойки, ударяясь и резко давясь выбитым из легких воздухом. Скар отталкивает пьянчугу от Ровера локтем, заставляя того пошатнуться в обратном от бара направлении, и тут же пытается помочь Роверу выпрямиться, приподнимаясь на своем месте и просовывая руку между ним и стойкой. Ровер закашливается при первой же попытке нормально вдохнуть, но почти сразу приходит в норму, хоть и хватается за запястье Скара в поисках опоры. — Ты цел? – Он даже не скрывает своего волнения. Ровер делает пару глубоких вдохов и кивает, свободной рукой притрагиваясь к ушибленному месту. — Да, порядок… Что вообще произо- — Хрен ли ты тут расселся? Ровер и Скар вместе оборачиваются на чужой голос, видя, как стоящий позади них и шатающийся парень смотрит на них почти ничего не различающим взглядом. Скар уже было хотел открыть рот и что-то сказать, как почувствовал ладонь Ровера, крепко сжавшую рукав его бомбера, и тут же посмотрел на него, смолкая. — Ты, что, последние мозги пропил? Ты на меня сам налетел. Парень делает шаг в их сторону, и Ровер чувствует, как Скар приближается к нему и выставляет перед ним руку, пытаясь прикрыть, пока к ним подходят, размахивая рукой с уже пустым бокалом в ней. — Я, блять, из-за тебя к бару подойти не смог! И коктейль пролил! Знаешь, сколько он стоит?! Ты мне отсосать как следует должен будешь, чтобы извиниться! Ровер даже не успевает понять, что произошло, когда парень перед ним оказывается крепко схвачен за горло Скаром, удерживаемый почти на весу. — Закрой свой рот, пока я тебе язык не вырвал. Ты сейчас вообще должен стоять на коленях и молить о прощении. Он почти не видит лица Скара, но по одному его голосу слышит, насколько он взбешен. Такого не было даже в прошлый раз, когда к нему приставали. Ровер осторожно тянется к Скару и касается его руки, которой он держал чужую глотку, слегка одергивая предплечье вниз, будто прося отпустить. Он видит часть лица Скара, и этого хватает, чтоб ощутить его ничем не сдерживаемую ярость, и почему-то Ровер пугается за него. — Скар, в этом нет необходи- — Еще я перед чьей-то сукой не извинялся! – Задушено процедил парень в захвате сквозь сжатые зубы. Рука Ровера резко замерла. — Опусти его. – Его голос звучит так жестко, что Скар от неожиданности даже оглядывается, забывая о собственном гневе, и видит у Ровера настолько мрачное выражение, что ладонь на чужой шее послушно разжимается сама по себе, и Скар отходит в сторону, давая Роверу дорогу. Он подходит ближе и смотрит вновь стоящему на своих ногах и державшемуся за шею пьянице в глаза. — Как ты там меня назвал? Тот отвлекается от растирания своей шеи и смотрит на Ровера, и тут же набирает воздуха, чтобы высказать все, что думает. — Я сказал, что ты су- Удар прилетает ему в лицо быстрее, чем он успевает произнести последний слог. Его голова откидывается назад с огромной силой, и парень летит спиной назад, не удерживая равновесия, после того как его нога опускается ниже уровня барной ступени. С громким грохотом он падает на пол, хватаясь за лицо и начиная перекатываться с бока на бок. Ровер стряхивает руку и разминает запястье после удара, и разворачивается обратно к бару, явно не в лучшем расположении духа, видя стоящего с круглыми глазами Скара и не сразу понимая, на что он так смотрит. — Ты чего? — …Да просто подумал, что лучше тебя не злить, если не хочу ходить с лицом, смятым, как в мультфильмах. Ровер смотрит на него, и почти сразу издает короткий смешок, резко зажимая рот рукой, удивленный собственной реакцией, и Скар улыбается вслед за ним. Он делает пару шагов вперед, подходя ближе к Роверу и глядя на его руку и пятна на одежде. — Ты как? В порядке? — Жить буду, одежду постираю, так что все не так плохо. — Говорил же я им, что оставлять эту ступень у бара – плохая идея… Идем, возьмем тебе салфеток. Они возвращаются обратно к своим местам, где бармен уже услужливо протянул Роверу пачку салфеток над стойкой. Он сел обратно на стул и принялся промакивать пятна, сперва разделавшись с тем, которое было на груди, после переходя на рукав, прижимая сразу по несколько салфеток, которые довольно быстро пропитывались обильным количеством жидкости. Скар лишь молча наблюдал за ним, сидя рядом. Когда Ровер почти закончил, и выжимать уже было нечего и нечем, раздался знакомый рингтон. Это был будильник Ровера, напоминающий о его таблетках. Он вытянул телефон из кармана и отключил сигнал, и Скар тут же вспомнил, как он волновался в прошлый раз, когда понял, что не выпил лекарства, но сейчас он был полностью спокоен. — Ты же сегодня пил, с твоими таблетками проблем не будет? — Я принял их за пару часов до выхода из дома, просто забыл отключить будильник. Так что все нормально. Почему-то Скар чувствует небольшое облегчение, видя его спокойствие. — Тогда хорошо. Ровер убирает телефон обратно в карман и задумывается. — Но, вообще, уже довольно поздно... Мне пора домой. – Он откладывает последнюю салфетку и поднимается со своего места, и Скар встает вслед за ним. — Я тебя провожу. Ровер резко останавливается и замирает. — Это не обязательно. — У этого, – Скар указывает в сторону, где недавно валялся обливший его пьяница, который уже успел куда-то уползти, – могут быть дружки, которые попытаются устроить тебе час расплаты за своего. Будет лучше, если я пойду с тобой. Хотя бы до выхода. Доводы Скара звучат вполне резонно, и после короткой паузы Ровер соглашается, кивая. Он расплачивается с барменом за напитки, снова отказываясь от того, чтобы Скар заплатил за него, и, подхватив свои рюкзак и куртку, направляется в сторону выхода, пока Скар следует за ним, поглядывая по сторонам. Перед самым выходом Ровер пытается натянуть куртку, держа рюкзак все еще побаливающей и дрожащей рукой, и Скар забирает его со словами «Давай подержу», чтобы Ровер мог спокойно одеться. Скар смотрит, как расползшееся пятно на рукаве водолазки скрывается под курткой, а затем переводит взгляд на так же увеличившееся в размерах пятно на груди. — Пятна большие… У тебя легкая куртка, не простынешь? Ровер не сразу отвечает, слегка ошарашенный вопросом. — …Она кожаная, так что, по крайней мере, не продует. — Может, вызвать тебе такси? Он на секунду задумывается, и вместо ответа лезет в свой телефон, открывая какое-то приложение. — Нет, не нужно. Автобусы еще ходят, так что доеду сам. Телефон Ровера оказывается быстро засунут обратно в карман джинсов. Он застегивает куртку и уже хочет двинуться с места, как понимает, что не может просто взять и уйти, и мешкается, не понимая, нужно ли ему что-то сделать или сказать. Скар видит эту заминку, и пытается слегка подтолкнуть его, пока передает рюкзак обратно ему в руки. — Так что насчет того, чтобы заглянуть еще раз? Ровер берет рюкзак и сразу накидывает его на плечо, с пару секунд думая над ответом. — …Если будет время. Спасибо за разговор и… за то, что вступился. Скар слегка округляет глаза, а затем Ровер видит его удивительно мягкую улыбку, обращенную к нему. — Всегда пожалуйста. – Ровер надеется, что краснеет в последний раз за вечер. – Тогда до встречи. Он неловко кивает в ответ и уходит. Скар стоит и смотрит за ним до самого конца, пока он не пропадет в дверях. Как только Ровер исчезает, внутри у Скара все тяжелеет, и в голова наполняется мыслями о том, что он уже хочет увидеть его снова… Постояв и посмотрев на выход еще немного, он ведет рукой по волосам и вздыхает, а затем разворачивается и идет обратно к бару, чтобы расплатиться за выпивку и уже самому отправиться домой. Возле бара его уже ждет Фролова, и видя ее Скар еле сдерживается, чтобы не закатить глаза. — Это не мы начали. – Сразу говорит он, проходя к бару, уже догадавшись, зачем она пришла. — Я знаю. — А чего тогда пришла? Уж явно не по голове погладить. – Скар поднимает свой стакан и делает небольшой глоток от остатков коктейля, и откидывается спиной на стойку, удерживая свой вес локтями. — Начали, может, и не вы, но до драки доводить было не обязательно. Если он придет снова, предупреди, чтобы больше так не делал, иначе мне придется его выставить. Или вас обоих, если уж на то пошло. Я тебе уже объясняла ситуацию, ты обещал, что будешь вести себя нормально. Скар все же закатывает глаза. — Да понял я, понял, больше никаких драк в клубе. Только не гунди. — Ты так каждый раз говоришь, а потом все равно влипаешь во что-то. — Не я виноват, что другие нарываются. Фролова издает тяжелый вздох и закрывает глаз. — Какой же ты проблемный… — Схвати пару ударов лицом, посмотрим, как запоешь. – Скар делает последний глоток и отставляет стакан в сторону, выпрямляясь и ныряя рукой в карман штанов, доставая карточку. — В следующий раз просто зови охрану. — Обязательно, только поставлю драку на паузу и попрошу, чтобы все подождали, пока я вызову жандармов. — Ты меня вообще не слушаешь. — Я тебя услышал еще с первого раза. Без драк так без драк, начинать первый не стану. Но стоять и ждать, пока мне выбьют зубы, я тоже не собираюсь. – Единственный открытый глаз Фроловой смотрит на него с усталостью. — Я тебя предупредила. В следующий раз пойдешь сразу на выход. – С этими словами она разворачивается и уходит, стуча каблуками по полу. Скар снова закатывает глаза и разворачивается к бармену, который уже протянул ему терминал для оплаты, прикладывая карту. Писк возвещает об успешной операции, он убирает пластик обратно в карман и впервые за долгое время хочет как можно быстрее покинуть клуб, который сейчас казался до безумия неинтересным и пустым. По дороге домой все его мысли только о новой встрече с Ровером.