Игра

Противная трель заставляет проснуться и подняться с кровати. Молодой парень почти подскакивает, выключает будильник и трёт заспанные глаза. Семь часов утра. В комнате уже светлеет из-за того, что кто-то открыл шторы. Этот кто-то бодренько прохаживается из одного угла в угол, напевая что-то на родном испанском, и попивает попутно кофе. Сонный парень тяжело вздыхает. – О, Саша, доброе утро! – почти без акцента говорит сосед, радостно улыбаясь. – А я всё думать, когда ты проснуться! – И тебе того же, Марио, – названный Сашей зевает, поправляет съехавшую футболку и идёт в ванную умываться. И когда только этот жаворонок проснулся? Надо ему снова намекнуть о том, что утро добрым в России не бывает, особенно такое раннее. Особенно в начале семестра. И тем более - в понедельник! – Мари, кто у нас первой парой? – кричит парень из ванной, протирая лицо холодной водой. Становится легче. – Первый литература, – отвечает сосед, наблюдая за водными процедурами в проёме. – Саша, почему ты опять не высыпаться? – В России никто никогда не высыпаться… и никуда, – Саша выпрямляется, кривя лицо, берёт щётку и зубную пасту. – Ты так и будешь на меня смотреть? – Марио, пожимая плечами, скрывается в комнате и больше не отражается в зеркале, перед которым стоит только что проснувшийся студент. Они живут на третьем этаже общежития, в блоке на четверых, разделённым на две комнаты. С соседями почти не общаются, зато между собой - очень даже. Как только Саша поступил в университет, к нему подселили студента по обмену из Бразилии, и им обоим пришлось с тяжёлым трудом знакомиться и разговаривать. Один испанского не знал, другой - русского, а английский они оба, так сложилось, не понимали. Обучались друг у друга и, таким образом, сдружились: сидели за одной партой, вместе ходили на физкультуру, вместе делали домашку и готовились к экзаменам. В быту разница чувствовалась огромная, начиная с того, что Сашино утро - это полдень. А вот "бразильское солнце", как он иногда говорил, пробуждалось с рассветом, даже если спал всего три часа. Не всегда срабатывало, но зачастую. В целом, они вполне друг друга дополняли. Начинается новый осенний семестр. Уже второй курс. Ребятам приходится вновь вливаться в учебный поток, чего делать крайне не хочется. И глядя в зеркало, Саша желает только завалиться обратно спать в тёплую кроватку и больше из неё не выбираться. Он бы так и сделал, но Марио его обязательно растолкает, ведь "на литературе отмечать, Саша, вставай!". Провались пропадом эта литература на физическом направлении. Какому больному ублюдку пришла идея вставить её в программу? И начерта она всё-таки Марио, если он бразилец и ничего на ней не понимает? Парень возвращается в комнату, заправляет постель и включает чайник. Тот недовольно ворчит, ведь его только недавно кипятили и вода была ещё горячей. Вообще чайник у них понтовый: прозрачный, при включении светится синим и можно смотреть за тем, как вода бурлит внутри. Ещё есть собственная микроволновка и холодильник, даже мультиварка! Готовит в основном Марио, Саша только морально помогает и терпит громкий писк этой машины, когда та включается. Зато у них всегда есть еда и им не приходится, как другим молодым парням-студентам, питаться дошиком или искать еды у друзей, как делает их одногруппник Артём. Он бывает в их комнате чаще, чем на парах. Приходит как домой, начинает загонять про то, что физика - это всего лишь полумера, а вот математический анализ - всем голова, и даёт им лекцию на полтора часа, прерываясь только на то, чтобы поесть гречки. Саша с Марио постоянно переглядываются в такие моменты: они знают, что их одногруппник обожает преподавателя по матану, сурового Игоря Владимировича, и всячески пытается выпендриться, чтобы его заметили. Им остаётся только поддерживать Артёма в этих начинаниях. – Хоть бы он добился своего и Акинфей ему сам эту гречку варил, – каждый раз ругается Саша, спроваживая их друга из комнаты после нескольких часов производных и интегралов по Зоричу. Вздыхает так, словно он сам эту гречку варил на плите в общажной кухне и очень от этого устал. Марио только улыбается и говорит, что тоже хочет в кого-нибудь так влюбиться, как Артём. Головин закатывает глаза: чёртовы романтичные идиоты. Чайник выключается. Саша берёт чашку, насыпает сахар, закидывает пакетик и заливает всё горячей водой. После начинает размешивать и так зависает на минуту, стуча ложкой. Марио просто наблюдает за этим и ничего не предпринимает: он видит это каждое утро, и если ничего не меняется - значит всё в норме. Когда Саша приходит в себя, то относит чашку на подоконник, к окну. У них там щель, в которую задувает ветер, и они решили использовать его как охладитель для горячих напитков. Надо же во всём видеть плюсы! Всё равно окно никто не собирается чинить, а так хоть какая-то польза. И пока свежезаваренный чай остывает, парень открывает шкаф, достаёт брюки, рубашку и носки, скидывает всё это на кровать. Даже не смотрит на то, что рубашка мятая. Марио допивает свой кофе и складывает тетради и ноутбук в свой портфель. Он уже давно одет в свои выглаженные футболку и джинсы, его кудри уложены, портфель собран, ему остаётся только ждать своего соседа. До пары ещё полчаса.

***

Они опаздывают. Марио по дороге подмечает, что это означает стабильность, ведь так происходит всегда, когда они идут к первой паре. Саша выдыхает, стучится в дверь нужной аудитории, пропускает друга вперёд и спрашивает, можно ли войти. Преподаватель литературы недовольно смотрит на него и неожиданно говорит "нет". Парень хлопает глазами и остаётся стоять в проёме, хотя Фернандес спокойно садится за их первую парту. – Александр Юрьевич, почему Марио можно, а мне нельзя? – Саша обиженно надувает губы и складывает руки на груди. Ну да, он снова опоздал. Да, это крайне раздражает их препода, который не раз говорил ему, что попросту не пустит его на пару, но студент каждый раз пропускал это предупреждение мимо ушей. Видимо, чужое терпение кончилось. – Головин, Вы прекрасно знаете, почему, – Ерохин Александр Юрьевич тоже складывает руки на груди и устало смотрит на парня. Невыносимо работать с этими физиками. Он уже второй семестр ведёт у них литературу, а они так и не научились вести себя подобающе. Да и думать тоже не особо желали. Спасибо, что хоть не срывают пары, а всего лишь спят на них. Была бы его воля - он бы к чертовой матери убрал литературу из учебных планов физического факультета. Она не нужна ни студентам, ни ему, особенно в понедельник утром. Пожать бы горло тому, кто составлял расписание. – Я Вас несколько раз предупреждал, сколько ещё Вы будете опаздывать? – он следит за тем, как парень закатывает глаза и облокачивается на дверной косяк. Его волосы, которые тот старательно пытался уложить в комнате перед зеркалом, сейчас растрёпаны донельзя от того, что он очень торопился, да и на улице без ветра не обошлось. Теперь он в целом похож на цыплёнка. Почему-то именно это сравнение мелькает у преподавателя в голове. – Александр Юр..Юревич, пустите его, пожалуйста, – умоляюще просит Марио с первой парты, немного исковеркав чужое отчество. Не научился ещё выговаривать. Александр Юрьевич тяжело вздыхает, чешет подбородок и цокает языком. В следующий раз надо закрыть дверь на ключ ровно в 9:00, чтоб ни одна зараза его больше не бесила своим опозданием. Особенно эта, которая трясёт частично окрашенными волосами и недовольно пыхтит у двери. – Задаю Вам вопрос, если ответите - разрешу войти, – произносит мужчина. Саша напрягается: он, конечно, помнит школьную литературу и прошлый семестр и даже книги читал, но не факт, что он сможет найти в своей памяти нужный ответ. Всё-таки они здесь копают намного глубже, чем в школе. Как минимум могилу они точно себе выкопают. – Назовите мне три типа героев 19 века и можете садиться. Это вполне легко, – преподаватель усмехается, читая по чужим губам краткое и доходчивое "блять". Парень вскидывает брови, пытаясь достать из своих пыльных закромов в голове хоть что-то, что могло бы быть ответом. Хотя Александру Юрьевичу вообще плевать, скажут что-то или нет: он прекрасно знает, что студент у двери - физик до мозга костей, он еле-еле зачёт как раз в прошлом семестре сдал. Пытался вспомнить, как зовут собаку Герасима, а в ответ на подсказку Ерохина в виде показывания рогов, стал доказывать, что "Муму, блин, не корова!". И даже не заметил, что дал правильный ответ. Напряжённая тишина длится около минуты. С задней парты Артём о чём-то начинает разговаривать и тихо смеяться. Марио пытается состроить щенячьи глазки, чтобы его друга перестали мучить. И когда наконец преподаватель сжато улыбается, желая сказать, чтобы Саша садился, тот неожиданно выдаёт: – Точно были "маленькие люди", ещё "лишние" и… – он мнётся, потому что третьего типа он никогда и не знал. Но Александру Юрьевичу было достаточно и этого, чтобы крайне удивиться. Он бы даже сказал "ахуеть". – Дальше не знаю. Так можно сесть? – мужчина у преподавательского стола молча кивает, сжав губы. Не мог студент за лето изучить литературу. Не потому, что это невозможно, а потому, что ему это вообще не нужно. Этим физикам дай только формулы посчитать, но не читать нудную и скучную классику. Хотя следует признать, что удивление мужчины было приятным. Не каждый день услышишь что-то внятное в этой аудитории от кого-то, кроме него. Саша довольно сверкает глазами и гордо садится на своё место перед преподавателем. – Откуда ты знать то, что мы изучать только сегодня? – Марио спрашивает его тихо, слегка пихая в бок, на что получает встречный вопрос "а откуда ты знаешь, что мы изучаем это сегодня" и пожимает плечами: – он в прошлом семестре это говорить, – Головин смотрит большими глазами на друга и трёт пальцем правый висок. Он всё больше сомневается в его адекватности. С этим надо что-то делать. Но пока портфель кладётся рядом, а студент принимается слушать про тех самых "маленьких", "лишних" и, оказывается, "новых" людей. Главное - не уснуть в эти полтора часа, а то, судя по настроению, его так и выгнать могут. Преподаватель литературы был объектом внимания в любой группе, где вёл свой предмет. В основном внимания студенток, считающих мужчину очень привлекательным: всегда выглаженные рубашки и брюки, пиджак в холодное время года, галстук, глубокий низкий голос, уложенные короткие волосы и ухоженная борода. И глаза голубые-голубые. Они не раз отмечали, что если бы преподаватель вёл не литературу, а ту же самую физику, у них никогда бы не было пропусков: ради такого мужчины можно было сделать всё, что угодно. Обычные студенты пожимали плечами и говорили, что он хорошо рассказывает, не путается в своих словах, доносит информацию вкрадчиво и понятно, хоть иногда и хочется спать. В общем, Александра Юрьевича считали преподавателем-примером, а предмет всё равно не любили. Зато зачёт можно было сдать легко, потому что мужчина вообще за этим не следил: сидел, читал "Героя нашего времени" и не проявлял никакого интереса к тому, что происходит в аудитории, а потом просто просматривал то, что было написано, и отпускал с зачётом. Лишь бы написали хоть что-нибудь. И только за редким исключением спрашивал что-то совсем лёгкое. На этом лёгком Саша Головин и попался, а потом ещё всю экзаменационную сессию сокрушался, почему спросили именно его! Однако ответ у него был, от самого Ерохина, правда, очень неоднозначный, и считался за насмешку: "Потому что Вы больше всего мне понравились". Как это ещё расценивать? Парень и без этого в тот весенний семестр отметил все достоинства Ерохина. И со стороны преподавания (презентации шедевральны, но Александр Юрьевич не желает ими делиться, поэтому подготовка к зачёту проходит сложнее), и со стороны внешности и манер (он сто раз, ругаясь, говорил им, что они ничего не знают и ничего не понимают, но от него это звучало не как безосновательное обвинение, а как обычный факт). Конечно, как и все студенты-физики, литературу он не любил, а на первой парте сидел лишь ради того, чтобы поддерживать Марио в его желании окунуться в русскую культуру. Только почему-то утопился в ней не Фернандес, а он сам, и испытывал от этого горькую обиду. Потому что, в отличие от других, на зачёте он написал всё самостоятельно, а вот волнение и паника подставили его при ответе. По крайней мере, он так утверждал, пока его друг кивал головой и поддерживал эту позицию. И оба знали, что врут. С первой парты видно всё намного лучше. Саша, скрывая зевоту, следит за мужчиной внимательнее обычного. Может причина сегодняшней реакции на его опоздание была совсем не в нём? Марио сказал бы, что причина в ком угодно, но только не в самом Головине. И это было бы не желание поддержать, а простое утверждение, с которым Саша всегда спорил. Но бразилец был прав: парень всегда найдёт причину в чём угодно, даже если она сверхъестественна (а как фанат одноимённого сериала он имеет безграничную фантазию на этот счёт), но никогда не признает, что виноват сам. Поэтому после любого косяка со стороны друга, Марио готовится слушать такие байки, которых в родной Бразилии точно бы не придумали: были и привидения, и демоны, и тульпы, и оборотни, и ведьма-соседка, которая положила на него глаз (и порчу в придачу), и "вообще это всё Артём виноват, кто вот под руку трындит?". И теперь парень включает свой ещё сонный мозг именно для этого: может терпение Александра Юрьевича кончилось не на нём, а на ком-то другом и намного раньше? Мужчина и правда кажется нервным и беспокойным, не в своей безупречной речи, а в движениях: они до странности резкие, он водит указкой по экрану так, словно хочет этой указкой кого-нибудь заколоть. Где-то спустя пятнадцать минут звенит телефон и заставляет Александра Юрьевича дёрнуться. Тот просит прощения, отвечает, но через несколько секунд раздражённо отключается и продолжает вести лекцию. Саша плоховат в зрении, но из-за этого хорош в слухе: он слышал чей-то мужской голос в трубке и фразу "вернуть наши отношения". Оставшееся время его мозг подключает всю свою мощность, и он думает лишь о том, что если не ошибся, то его одногруппницам с этим преподавателем ничего не светит. Но кто это был? Может это не касалось самого Ерохина? Может это друг, который просит помощи? Тогда почему такая реакция? Про героев 19 века Саша больше не слушает. Его на пятиминутном перерыве одёргивает Артём, спрашивает про отдых дома, про каникулы и справляется о здоровье родителей, а сам рассказывает о том, где был, что читал, что смотрел, и весь этот короткий промежуток времени забирает себе. Головин даже отреагировать никак не успел, как Александр Юрьевич закрыл дверь и постучал указкой по столу. Неприятно громкий звук отзывается болью в голове. Раньше преподаватель так не делал. И лицо теперь совсем хмурое. Интересно, будет ли сегодня монолог об их тупости, или это оставят на другую пару в пятницу? И только после окончания полутора часов Александр Юрьевич слегка расслабляется, водит плечами и садится за свой стол, выключая проектор и кладя указку на место. Сейчас придёт группа, которая с ним хотя бы разговаривает, и вести пары будет намного проще. Марио собирает вещи в портфель и толкает Сашу, который словно заснул с открытыми глазами. Но тот не двигается с места, смотрит на преподавателя. – Головин, Ваши жалостливые глаза не помогут. Если опоздаете на следующую мою пару - мне придётся провести с Вами воспитательную беседу, – парень не понимает, почему его взгляд приняли за жалостливый, но подыгрывает. Ерохин переглядывается с Марио. – Что с Вами? – Да я это… воспитательную беседу может сегодня и проведём? Я хотел ещё про "новых" людей послушать, – он просяще хлопает глазами, пока преподаватель переворачивает экран своего телефона вниз, чтобы не было видно приходящих уведомлений. Раздражает. Мужчина сжимает губы и кивает. Странный интерес, да ещё от такого студента, но почему бы и нет. – Ладно, приходите после пар. Я всё равно буду здесь, мне спешить некуда, – Саша довольно улыбается, благодарит и молниеносно исчезает из аудитории. Фернандес оглядывается вокруг и пожимает плечами, говоря что-то по-испански. Александр Юрьевич надеется, что он ругается. Переворачивая телефон, он заходит в мессенджер и отправляет сообщение как раз с ругательством, только на чистом русском, тому самому, кто раздражает его с самого утра, и снова выключает. Не понедельник, а чёрт знает что.

***

Матанализ ничем новым не удивляет. Только тем, что Артём в этот раз как-то молча эту пару сидит, ни одного вопроса не задаёт, даже голову не поднимает. Саша с Марио переписываются в телефонах, обсуждают эту странность и из-за этого пропускают половину того, что говорит Игорь Владимирович. Хотя там что-то было об экзамене очередном, о чередовании матана с теорией функции комплексного переменного, зачёта по ней, об объёмных интегралах и прочей ерунде. Третий семестр уже эти интегралы им рассказывают, а они как не умели их считать, так и не умеют. Дзюба не в счёт, он этот матан ещё в лицее своём выучил, поэтому и выпендривался больше всех. А ещё помогал друзьям решать домашку, только они быстро смекнули, что проще разбираться самим, потому что Артём начинал объяснять и уходил в такие дебри, из которых его вытащить не представлялось возможным. При этом заканчивал он не на матанализе или интегралах, а на каких-нибудь исторических фактах или философских трактатах. А если ещё немного потерпеть - доходил до Библии. Разносторонняя личность! Сразу на выходе из аудитории друзья ловят сконфуженного Артёма и ведут под руки в столовую, хоть тот и отпирается, заодно стараются выяснить, что случилось. Тот пытается что-то объяснить, но получается что-то совершенно невразумительное. От этого парни ещё больше пребывают в шоке: первый день, а тут такое! Единственное, что они приблизительно поняли из всего потока бессвязных слов: Артём был крайне разочарован. Но в чём или в ком - осталось загадкой. Ему наскучила дисциплина? Он выгорел из-за огромного количества матана в своей жизни? Или перегорел лично к преподавателю? За одно утро набралось вопросов столько, что хватит на два экзамена подряд. А вот ответов к ним в лекциях и семинарах никак не найти. Остаётся импровизировать или ждать, ещё не понятно, что хуже. Может вскоре Артёмка придёт в себя и снова будет заливать им про то, что такое дифференцирование на самом деле. А пока они пытались его развеселить мемами из ленты, потому что смотреть на эту постную рожу было невозможно. После обеда они поднимаются на третий этаж и ожидают преподавателя физики в аудитории. Саша задумчиво крутит ручку в пальцах и смотрит на желтеющие деревья и белые, растянувшиеся по всему небу облака. Всё происходящее очень интересно. Александр Юрьевич со своим секретом и нервозностью, разбитый от чего-то Артём, так и не сумевший пояснить друзьям своё состояние, отсутствие очереди в столовой, которая обычно забита по самое некуда, остановившиеся лифты, заставившие ребят подниматься пешком, и этот чёртов понедельник в целом! Он начался со странностей, он со странностями и закончится! А Саше уже не хочется пребывать среди этих непонятных событий. Ему, конечно же, любопытно, что всё это значит, но он понимает, что выяснение вообще всех причин отнимет у него слишком много сил, и лучше побыстрее свалить в общагу, в кроватку. А всё остальное пусть как-нибудь само решается. Два семестра же прокатывало! Но парень понимает, что нельзя. Он уже напросился к преподавателю литературы на "воспитательную беседу", так что сидеть придётся до самого конца. Он оглядывает аудиторию, в которой уже собралась вся группа, и не видит лишь одного - Марио. Куда он мог деться? — Артём! — зовёт друга Головин, обращаясь к задней парте. Тот не оборачивается, занят разговором с кем-то из одногруппников. Тогда ему приходится встать из-за парты и выглянуть в коридор. Кудрявая голова товарища тотчас появляется перед ним, растрёпанная, с глазами удивлёнными, будто вышел с экзамена с отлом, хотя не сказал ни слова по-русски. — Я тебя потерял. Что случилось? — Я... я встретить... препода... преподаватель, — Марио прям бежал к аудитории, поэтому пытается отдышаться и что-то сказать, — он говорить по-испански! — теперь время удивляться Саше. В их-то универе найти препода, который умеет говорить на каком-то языке, кроме английского? Ещё один пунктик. Он не успевает спросить, как именно Марио умудрился заговорить с незнакомым мужчиной, потому что этот незнакомец появляется в аудитории. Это видно по открытому рту Фернандеса и попыткам выдавить из себя что-то типо "о боже это он". Они садятся на свои места. Денис Дмитриевич Черышев, преподаватель по физике, которого они так долго ждали, начинает пару с того, что объясняет, как они будут работать в семестре. Это касалось и семинаров, и лабораторных, и в конце концов экзамена. Приятный молодой человек в футболке и брюках, с короткими волосами,бритыми по бокам, немного отопыренными ушами, скорее всего, совсем недавний студент, хотя держится уверенно. Саша без интереса рассматривает доску с его номером телефона и почтой, переводит взгляд на окно слева от себя и замечает, что Марио завис. Он как пришёл с большими глазами, так и сидел, смотрел на преподавателя, словно увидал приведение, не иначе. Парень хмурится и щёлкает пальцами перед чужими глазами. Денис Дмитриевич это замечает и уточняет, всё ли хорошо. – Да, просто… он завис, обрабатывая русскую речь, это нормально, – врёт, это вообще не нормально, Фернандес никогда так не делал, он сразу говорил, что не понимает, и не пытался вслушиваться дальше. А тут… проблема явно не в этом. Остаётся только тяжело вздохнуть и признать, что этот день уже ничем не исправить: он и дальше будет приносить непонятные и, возможно, неприятные сюрпризы. Правильно говорят, что в понедельник нельзя начинать новые дела – выходит полная херня. – А, у вас в группе иностранный студент. Это интересно, – отвечает физик и принимается искать на столе список группы, который ему выдали в учебной части. – Марио Фернандес, верно? – Марио мгновенно приходит в себя и на чистом русском отвечает "да, это я". – Будьте добры, поставьте галочку рядом со своей фамилией и передайте лист другим. Сегодня отметитесь вот так, в следующий раз буду проверять сам, – он протягивает листок бразильцу, и тот судорожно начинает искать ручку. Саша наблюдает за этим копошением и, вскидывая брови, стучит по чужому плечу, вручая другу свою чёрную ручку, лишь бы прекратить это безобразие. Фернандес неловко дёргается, пачкая в чернилах рукав своей белой рубашки, сердечно благодарит и наконец ставит галочку, но не себе, а человеку выше в списке. Головин цокает языком и забирает листок с ручкой себе, понимая, что его друг вообще потерялся, и отмечает их обоих. Денис Дмитриевич всё это время копается у себя в сумке, ища нужные материалы для сегодняшнего семинара, и поглядывает на эту занимательную сцену за первой партой, а после берёт на минутку телефон и пишет в открывшемся диалоге сообщение: "Не смей трогать кудрявого паренька, твои игры будут ему не по душе".

***

Пары кончаются на удивление быстро. Марио так и не объясняет, что с ним. Точнее он вообще забывает о Саше и остаётся балакать на испанском с преподавателем физики, даже не подумав предупредить об этом друга. Головин дожидаться не стал: пусть воркуют. По-другому это никак нельзя было назвать. Может они там на другом языке уже жёстко флиртовали с друг другом, откуда ему знать! Поэтому он решил ретироваться поскорее и отсидеть ещё одну, уже последнюю пару, на сегодня. Он стучится в аудиторию Александра Юрьевича спустя два часа. Тот сидит за своим столом, всё также раздражённо глядя на свой телефон: откинул его минуту назад, закатив глаза от осознания того, что от него точно не отстанут. Его отвлекает стук, он выравнивается и разрешает войти. На секунду он даже выдавливает из себя улыбку, правда, усталую после четырёх пар, но парню она кажется более искренней и спокойной, чем было утром. И Саша улыбается в ответ, сжато и немного смущённо, смотрит на чужой телефон и с порога предлагает помощь. – С чем Вы собрались мне помогать, Головин? – Ерохин хмурится, и студент кусает щёку, думая, что это было совершенно лишнее и теперь весь добродушный настрой преподавателя испарится. Он садится за свою первую парту, скидывает рюкзак и наклоняется вперёд. Ну а если попробовать? – С тем человеком, который пытает Вас с самого утра. Разрешите мне написать только одно сообщение - и он от Вас отстанет, – старается звучать уверенно, но не знает, получается ли. Мужчина вскидывает брови, прокручивая в голове кучу вопросов, которые совершенно не хочется задавать и узнавать ответ. Почему-то кажется, что это совсем не нужно в данный момент. Головин смотрит на него выжидающе, с лёгкой хитростью в уголках глаз, и преподаватель смеётся. Но даёт свой телефон, заранее разблокировав. И следит внимательно за чужими действиями. Саша сам не верит, что ему вдруг разрешили влезть в личное пространство, взглядом спрашивает, точно ли ему позволяют сделать то, что он хочет, и Ерохин кивает - пожалуйста. Парень пробегается кратко по диалогу, не листая, быстрыми движениями печатает сообщение, а после нажимает "удалить только для себя". Он успевает прочесть приходящий ответ, возвращая телефон хозяину, и делает вид, что так и должно быть. – Что Вы написали? – интересуется мужчина, понимая, что это действительно сработало. Парень пожимает плечами. – Вам не стоит знать. Главное, что больше приходящие уведомления не будут меня раздражать. Вас тоже. Александр Юрьевич смотрит на этого самоуверенного и наглого парнишку. Он привлёк его внимание ещё в прошлом семестре: славный мальчик с милым личиком, которое он смешно кривил, когда ему что-то не нравилось. Мужчина не соврал, когда сказал ему те самые слова на зачёте, но он сам тогда находился в "отношениях". К тому же, теперь никто не мешает ему поиграться с ним. Они сегодня с Денисом Дмитриевичем обсуждали вопрос этих двух друзей, после чего преподаватель физики ясно дал понять, что ему интересен кудрявый бразилец. Александр прекрасно знает, что Марио стеснительный и робкий, и Денис не собирается делать с ним что-то страшное, этим обычно занимается как раз Ерохин. Конечно, у них была договорённость о том, чтобы не трогать студентов (и студенток, если вдруг захочется) вовсе, потому что это очень даже опасно, но каждый раз, когда он видел Головина, предательская мысль "Да давай, он никому не скажет, он сам втянется" не давала ему покоя. Ему хотелось чего-то новенького, интересного, а не тех, кого он обычно находил в увеселительных местах. Как раз такого Саша сейчас каким-то образом заставил замолчать. Было в нём что-то любопытное. Александр Юрьевич смотрит на самоуверенного и наглого парнишку, хотя тот совершенно таким не является. Саша мнётся, ему ужасно неловко от того, что он сначала сделал, а потом только подумал об этом, да и пришедший от неизвестного человека ответ его крайне выбил из колеи. Он не чувствует себя уверенным от слова совсем. Ему комфортно, да, но где-то в глубине сидит тревожное чувство опасности, отдающее странной лёгкой тошнотой в животе. Или что это? – Как скажете, Головин. Приступим к воспитательной беседе? – мужчина прерывает долгую тишину, откладывает телефон и откидывается на спинку стула. – Что, пороть будете? – неожиданно спрашивает Саша и тут же прикусывает язык. Думать! Думать перед, а не потом! Ерохин вскидывает брови в удивлении. Как быстро они об этом заговорили, конечно. – Я не то хотел сказать, не в этом смысле… ну в смысле… этом… другом… – Саша, – парень замолкает и чувствует, как краснеют щёки. Преподаватель откашливается и успокаивающе улыбается, надеясь, что эта улыбка не похожа на жуткую. – Успокойся, пожалуйста. Оставь свои шутки при себе. Мы будем говорить по-серьёзному, потому что твои постоянные опоздания - признак безответственности и отсутствия хоть какого-то нормального распорядка дня, – Головин обиженно надувает губы, складывает руки на груди и опускает голову, пытаясь не слушать. – Саша, тебе что, пятнадцать? – Просто от Вашей "серьёзности" хочется спать. Эту лекцию я уже слышал, может лучше про новых людей расскажете? – под конец он резко выравнивается и приготавливается слушать, подперев голову двумя руками и хлопая глазами. Александр вздыхает, глядя на очередную "кривую" рожицу, и поднимается из-за стола, снимая пиджак. – Что, всё-таки будет порка? Может лучше не надо? – тихо спрашивает Саша, надеясь, что в этот раз его не услышали, но преподаватель берёт указку со стола и легонько ударяет ею студента по голове. – Вдолбили знания в голову, нечего сказать. А может мы без презентации обойдёмся? – А как Вы хотите, чтобы я рассказывал, Головин? – Ерохин застыл с указкой у электронной доски, не понимая, включать её всё-таки или нет. – Сидя. Я буду смотреть. Точнее слушать, – парень осознаёт, что вообще несёт сегодня какую-то чушь, и затыкается, вместо этого меняет взгляд на умоляющий, словно милый кот с большими глазами, и дожидается, когда мужчина пожмёт плечами и вернётся на своё место напротив. И начнёт рассказ. С указкой в руке, чтобы предотвратить любую глупую шутку с чужой стороны. Заканчивают они, когда Денис Дмитриевич без стука врывается в аудиторию. Студент с преподавателем, занятые обсуждением произведений Достоевского (и как только они к нему пришли от "новых людей"), одновременно оборачиваются на Черышева, который застыл в дверях со своей сумкой и не знал, что сказать. С одной стороны, наверное, стоило извиниться за такое неожиданное появление и не соблюдение правил этикета, а с другой – уйти, пока ему не прилетело указкой меж глаз. Оба Александра смотрят сначала на ворвавшегося, потом друг на друга, и старший, с некоторым сожалением, говорит, что им придётся прервать эту беседу до следующего раза. Головин немного обиженно вздыхает, берёт портфель, отвечает, что обязательно будет помнить, на чём они остановились, и, поправляя волосы, уходит. Физик провожает его взглядом и молчаливо спрашивает друга, что это было. – Воспитательная беседа. Что такого? – Александр довольно улыбается, встаёт из-за стола и разминает затёкшую спину,начинает собирать вещи. Денис усмехается и садится на первую парту, что была ближе к нему, кладя сумку рядом. Начинает болтать ногой, так же молчаливо ожидая. – Такое ощущение, что ты хочешь что-то сказать, но сохраняешь интригу, – произносит Ерохин, закрывая свой дипломат, – как дела с кудрявым парнем по имени Марио? – Лучше, чем я предполагал, – наконец отзывается преподаватель физики, потирая руки, – похвалил моё знание испанского. Говорили о лабораторных, которые будут попозже, о сдаче зачёта и экзамена, спрашивал как разобраться в силе трения, – он слегка покашливает в конце, пропуская очевидную пошлую шутку. Друг склоняет голову на бок, хмурясь, и карты приходится раскрыть, – ну ты прекрасно знаешь, как работает сила трения, не изображай невинность! В таком деле главное не создавать звуковые волны высокой амплитуды, – Александр делает глубокий вдох, потирает лоб, и Денис попросту отмахивается, – объяснять тебе ещё, литератору, – как будто Ерохин виноват в том, что преподаёт литературу. Нет, ну виноват, конечно, потому что это было его решением, но это ничего не значит! По такому же принципу Черышев виноват в том, что он физик. Логично, в чём больше разбираешься - то и рассказываешь. Только зачем они пошли в преподаватели, никто из них не помнит. Может на спор? А может по пьяни… Уже не особо важно. Видимо, единственное, что они умели – это чесать языками, а такое мастерство никак пропить было нельзя. Они пытались. – А у Вас как дела? Мужчина накидывает пиджак на плечи, задвигает стул и тянет друга к выходу, явно пребывая в приподнятом настроении. Денис понимает всё без слов – они слишком долго дружат, поэтому умение молчаливо разговаривать у них отработано на высшем уровне. Не каждый дружеский дуэт может таким похвастаться! На выходе они встречают уходящего Сашу, ещё раз с ним прощаются. – Милый и невинный мальчик, – задумчиво произносит Черышев, а Александр усмехается, вспоминая, с чего они начинали разговор. Да, невинный. Но точно ненадолго.