pineapple slice

Сону сидел за круглым столом в самой тихой части библиотеки, рядом с огромным окном, из которого открывался живописный вид на кампус. Он был сосредоточен: длинные пальцы ловко пробегали по клавишам ноутбука. Время от времени он брал ручку и делал записи в раскрытой тетради, лежавшей рядом. Напротив сидел Сонхун. С виду он тоже был погружён в работу, но на самом деле всё его внимание было приковано к Сону — к его лицу, рукам, движениям. На этом этапе самокопания Сонхун уже перестал искать оправданий своей странной заинтересованности и просто позволил чувствам быть. Он замечал, как Сону иногда поджимает губы, когда не может найти нужное слово, или задумчиво стучит пальцами по крышке ноутбука, погружаясь в чтение. Эти мелкие, на первый взгляд незначительные жесты странным образом заставляли сердце Сонхуна биться быстрее. И, так и не найдя этому рационального объяснения, он просто сдался. — Ты… играешь на пианино? — внезапно выпалил Сонхун, сам удивившись своему порыву. Быть рядом с Сону — это как шагать вперёд, спотыкаясь о собственные мысли. Всё внутри него происходило слишком быстро, и слова вырывались наружу, едва родившись. Сону, явно не желая отвлекаться от работы, медленно поднял голову от ноутбука. Взгляд его тёмных глаз сначала выдал лёгкое удивление, а потом прищурился с явным намёком на недоверие. — Что? — Просто… ты всё время стучишь пальцами по крышке ноутбука, когда думаешь, — Сонхун попытался улыбнуться, но ощущение, что он только что сказал что-то глупое, делало его улыбку какой-то вымученной. — Я подумал, может, ты играешь на пианино или что-то такое. Сону молчал, несколько секунд изучая его с неожиданной сосредоточенностью. Затем, чуть склонив голову, он хмыкнул. — Интересно, — проговорил он медленно, будто смакуя это слово. — Но нет, я не играю на пианино. Сонхун торопливо кивнул, стараясь не смотреть ему в глаза. Смущение, почему-то, полностью захлестнуло его, и он успел сто раз пожалеть, что вообще затеял этот разговор. — Ясно. Я просто- Не знаю, вдруг подумал, — пробормотал он, чувствуя, как уши предательски краснеют. — Какой ты внимательный, — с легкой усмешкой заметил Сону, возвращаясь к ноутбуку. Но вместо того чтобы продолжить работать, он неожиданно добавил: — Напиши об этом в проектном отчёте. Пункт “Особенности поведения напарника”. Сонхун коротко рассмеялся, хотя внутри всё сжалось от этого нарочито невозмутимого тона. — А ещё… — неожиданно продолжил Сону, всё же поднимая на него взгляд, — я учусь играть на гитаре. Пока получается так себе. Видимо, биология — это максимум моих талантов. В его словах не было ничего особенного, но Сонхун ощутил странное, едва уловимое тепло. Что-то в том, как Сону ответил, как задержал на нём взгляд чуть дольше, чем было необходимо, сделало эти несколько секунд значимыми. Почти как тончайшая ниточка, тянущаяся между ними — хрупкая, но удивительно прочная, которая будто на долю миллиметра подтянула их ближе друг к другу. — Гитара, говоришь? — он чуть улыбнулся, собираясь с духом. — Может, когда-нибудь я смогу это услышать… — Может, — коротко ответил Сону. Он посмотрел на старшего так, будто пытался разгадать некий шифр, и уголки его губ дрогнули в улыбке. —…и не оглохнуть. Шучу. Шучу! Сону закатил глаза и сделал вид, что собирается запустить в старшего своим пеналом, но он улыбался и в его улыбке не было ничего саркастичного или раздражённого. Сонхун почувствовал, как сердце сделало ещё один неправильный, но удивительно приятный ритмический сбой. Вернув пенал на место, Сону качнул головой, будто бы не веря своим ушам, и вернул своё внимание к экрану ноутбука. Сонхун выпрямился на стуле в попытке снова собраться и стараясь не выдавать внутреннее ликование связанное с тем, что Сону внезапно по своему желанию поделился с ним чем-то личным. Учится играть на гитаре? Было немного удивительно узнать, что Сону из всех инструментов хочет играть именно на гитаре. — Тебе бы подошло пианино, — осторожно добавил Сонхун, скрывая свои глаза за экраном компьютера, — у тебя красивые пальцы. Сону снова поднял глаза от экрана, и на его лице отразилось удивление, почти переходящее в замешательство. Казалось, он был на грани ответа, но его спасло неожиданное появление девушки, подошедшей к их столу. Она оказалась одногруппницей Сонхуна по одному из предметов и быстро втянула его в разговор. Сону не упустил эту возможность: собрав свои вещи, он бесшумно поднялся и, почти крадучись, вышел из библиотеки. Его шаги были медленными и осторожными, будто с каждым из них он старался сбросить накопившуюся усталость и странное смущение. Всё внутри него ощущалось разлаженным, словно плохо настроенный инструмент, который никак не может найти правильную мелодию. На сегодня было достаточно и учёбы, и, уж тем более, Пак Сонхуна. Через день они встретились в небольшой кофейне неподалёку от кампуса. Заведение было уютным, с тёплым светом ламп, отражавшихся на лакированных столах, и едва слышной джазовой мелодией, льющейся из колонок. За столиком у окна, откуда открывался красивый вид на оживлённую студенческую улицу, сидел Сону, зажав чашку капучино в ладонях. Его пальцы, тонкие и бледные, слегка подрагивали от холода, пока взгляд был сосредоточен на экране планшета, заполненном строками таблиц. Сонхун, опоздавший на несколько минут, поспешно вошёл в кофейню, легко отряхивая мелкие снежинки с шарфа — зима в этом году пришла довольно рано. Его дыхание ещё не успело успокоиться после беготни через кампус, но он замедлил шаг, увидев, что Сону даже не поднял головы. Он осторожно сел напротив, стараясь не нарушить эту хрупкую тишину, которая почему-то ощущалась почти священной. — Что там говорят в Германии по поводу опозданий? — сухо бросил Сону, даже не взглянув на него, и сделал медленный глоток из чашки. — Прости, — искренне извинился Сонхун, откидываясь на спинку стула. Его голос звучал тихо, но чуть торопливо, как будто извинение нужно было донести до адресата до того, как оно потеряет смысл. — Помогал профессору с последствиями опыта у первокурсников. Сону хмыкнул, не выразив ни осуждения, ни понимания, но его тонкие брови едва заметно приподнялись. — Надеюсь, это засчитают нам в проект. Сонхун чувствовал, как его уши начинают предательски краснеть от этого невозмутимого тона. Он нервно поправил свои бумаги, выложенные на стол, и краем глаза заметил, как на губе Сону остался белый след от взбитого молока. Сначала он хотел промолчать, но это мельчайшее несовершенство на фоне холодной, почти идеальной невозмутимости Сону оказалось таким неожиданным, что Сонхун не удержался. — У тебя пена на губе, — сказал он, голосом, в котором странным образом смешались веселье и нежность. Сону замер. Его глаза, до этого сосредоточенные на экране, поднялись, впиваясь в лицо Сонхуна. Он быстро провёл рукой по губам, нахмурился и, чуть сощурившись, бросил: — Ты мог бы просто промолчать. — Не мог, — отозвался Сонхун, позволяя уголкам губ подняться в мягкой улыбке. — Это было… мило. Сону вновь замер, его взгляд на мгновение задержался на лице Сонхуна, словно пытаясь понять, не скрывается ли за его словами привычная насмешка. Но вместо привычной колкости он почувствовал что-то иное — искренность, тихую, но уверенную. — Мне не нужно быть милым, — наконец тихо пробормотал Сону, отворачиваясь и снова пряча взгляд в экран. Его голос звучал на тон ниже обычного, а пальцы нервно задвигали чашку по столу. Сонхун не ответил. Он только смотрел на него, замечая, как на шее Сону, там, где край водолазки касался кожи, появился лёгкий румянец. Этот момент — всего пара секунд — казался незначительным, но для Сонхуна в нём заключалось что-то большее, чем слова могли передать. И снова между ними протянулась та самая тонкая ниточка, которую они оба чувствовали, но боялись осознать. Она не тянула слишком сильно, но с каждым подобным мгновением казалась всё прочнее. — Кстати, — начал Сону, в очередной раз отвлекаясь от экрана планшета, — я смогу поработать сегодня только до пяти. У меня вечером планы, поэтому нам нужно закончить всё до этого времени, — безапелляционно заявил он, после чего добавил, уже гораздо мягче: — Если ты не возражаешь. Сонхун хмыкнул, качнув головой: — Не возражаю против чего? Твоих личных планов? От Сонхуна с самого начала не укрылся тот факт, что у Сону на губах румянился розоватый тинт, а его брови были чуть подкрашены в уголках. Волосы Сону снова были красиво уложены в небрежную причёску и Сонхун знал его уже достаточно долго чтобы с уверенностью сказать, что для учебных сессий с ним Сону себя таким образом не утруждает. Он явно снова собирался встретиться с кем-то после занятий и Сонхуну снова стало от этого не по себе — вихрь ранее не распознаваемых эмоций на этот раз обрёл довольно чёткую форму — Сонхун злился. Сону на реплику старшего лишь закатил глаза, но посчитал нужным оставить его без ответа. Сонхун не смог придумать ничего лучше, чем, нахмурив брови, вернуться к своим записям. Он был уверен, что если бы они продолжили разговор, он мог бы закончиться ссорой. Ещё через пару дней они договорились встретиться в читальном зале. В утренние часы здесь было тихо, только редкий шелест страниц и стук клавиш ноутбуков нарушали покой. Сонхун пришёл раньше, чтобы успеть выбрать для них наиболее комфортное место. Он, как и всегда, занял стол у окна, откуда открывался вид на заснеженные деревья кампуса, и разложил свои материалы, хотя мысли были далеко не о работе. Когда Сону наконец появился, его волосы были чуть растрёпаны, будто он бегом прибежал из общежития, а в руках он нёс несколько книг, небрежно сжатых в объятиях. На светлой водолазке виднелось небольшое пятнышко, как будто он уронил что-то во время завтрака. Перед ним снова был старый добрый Сону в растянутых джинсах, с шапкой, сбившейся набок. Один из его ботинков был расшнурован. Всё это в глазах Сонхуна выглядело так гармонично и очаровательно, что он не смог сдержать долгого изучающего взгляда. — Ты когда-нибудь спишь? — спросил Сонхун, взглядом задержавшись на тёмных кругах под глазами Сону. Он постарался придать тону максимальное безразличие, но огромная капля искреннего беспокойства всё же сумела просочиться в его интонацию. Сону мельком посмотрел на него, затем молча опустил книги на стол с тихим стуком. — Иногда, — неохотно отозвался он, усаживаясь. Его голос звучал хрипло, словно он ещё не полностью проснулся. — Но не тогда, когда мне приходится заниматься с тобой. — Ого, — Сонхун приподнял бровь, изображая наигранное удивление. — Это почти звучит как комплимент. Почти. Сону закатил глаза, но в уголках его губ дрогнуло что-то вроде подавленной усмешки. Он не ответил, лишь открыл тетрадь и достал ручку, чтобы записать что-то на первой странице. Сонхун наблюдал за ним украдкой, стараясь не выдать своего интереса. Он определённо больше нравился ему таким — с небрежной копной волос, выглядывающей из под наспех надетой шапки. На его светлых щеках исчезал мягкий, едва различимый след от складки на подушке, а расшнурованные ботинки лишь свидетельствовали о том, что Сону — самый обычный человек, как и сам Сонхун, и нет в нём ничего устрашающего или непоколебимого. Это и привлекало Сонхуна больше всего — контраст, с которым Сону открывался ему шаг за шагом; факты, которые противоречили логике и всему тому, что Сонхун успел о нём узнать. Сону был и оставался для него загадкой, но Сонхуну уже не хотелось раскрывать её так скоро. Он хотел растянуть этот момент, насладиться сладким неведением и возможностью быть с Сону наедине и наблюдать за его жизнью с расстояния вытянутой руки. Лёгкий аромат ванили, исходящий от Сону, был едва уловимым, но почему-то именно он заставил Сонхуна расслабиться. Этот запах был простым, тёплым, но в своей ненавязчивости будто обволакивал, наполняя пространство между ними мягким уютом. Сону писал сосредоточенно, почти одержимо, выводя строчку за строчкой, будто весь остальной мир перестал существовать. Пара непослушных прядей снова и снова спадала на его лоб, и он автоматически поправлял шапку в попытке убрать под неё волосы, не отрывая взгляда от бумаги. Сонхун смотрел, как пальцы Сону крепко держат ручку, а затем едва заметно подрагивают, когда он делает паузу, обдумывая мысль. — Ты знаешь, что ты выглядишь как человек, который пишет диссертацию о спасении мира? — вдруг сказал Сонхун, не выдержав этой тишины. Сону замер, поднял на него взгляд, в котором читалась смесь усталости и недоумения. Он вопросительно посмотрел на него, не озвучивая свой вопрос. — Ты выглядишь… слишком серьёзным, — пояснил Сонхун, стараясь звучать беззаботно. — Это внушает уважение, но немного пугает. — Зато ты выглядишь как человек, который пришёл сюда отвлекать других людей своими глупыми комментариями, — огрызнулся Сону, хотя уголки его губ снова дрогнули в слабой тени улыбки. — Возможно, — легко согласился Сонхун, чуть откинувшись назад. — Но я всегда могу притвориться, что работаю. Сону, едва заметно покачав головой, вернулся к своим записям. Но даже спустя минуту или две он не мог сосредоточиться. Сонхун чувствовал, что его реплики, словно мелкие камушки, бросаемые в гладь озера, оставляют за собой круги. Эти круги беспокоили и тянули их ближе друг к другу, как бы ни старался Сону сохранять дистанцию. И всё же, сидя рядом с ним, наблюдая за его движениями, за тем, как он хмурит брови или мельком кусает губу в задумчивости, Сонхун не мог отвести взгляд. Это были мелочи — незначительные, на первый взгляд, но именно они разрушали его хрупкую логику. Может, это и не важно. Может, это всё, что ему нужно сейчас: просто быть рядом и наблюдать, как Сону пишет, словно весь мир подчинён только его перу. Это было неправильно, но Сонхун, убедившись, что этим вечером Сону от него никуда не сбежит, с довольным видом принялся за работу. Тот факт, что следующие несколько часов он пробудет наедине с Сону, вдохновлял его на всё: и на учёбу, и на работу над проектом, и на что-то ещё, что-то более смелое, что-то, что Сонхуну ещё только предстояло понять.