с тебя хватит

— Прекрати! — конспекты летят в разные стороны, распечатки, книжки улетают далеко в угол, — Хватит убивать себя! — Сынмин поднимает взгляд на своего парня и вздыхает, он не слышит его, совсем не слышит, наушники подавляют все слова сказанные в его адрес. Хёнджин на грани, он то улыбается, то начинает плакать, видя до какого состояния довел себя его парень. Бесконечная учеба, которая не была его жизнью, она ему не нравилась. Сынмину никогда не нравилась учеба.     Ким вздрагивает, когда пенал летит мимо него и врезается в стену, происходит резкий салют из карандашей и ручек, но в прочем одна осталась у него между пальцев, и один листок лежит спокойно на столе. Он снова начинает писать, толкая наушники глубже в уши. Хёнджин снова кричит, выдергивая проклятые наушники за провода из чужих ушей.    — Хватит, с тебя достаточно.. — проговаривает он, стаскивая Кима со стула, силком протаскивая его на кухню. Парень перед ним был исхудалый, с впалыми  щеками, бледной кожей и виднеющимися ребрами, сонные мешки грозились приобрести цвет черной дыры. Хван вздыхает, набирая немного супа и усаживает раздраженного парня рядом с собой. Тот хмуриться, пытается уйти, чертова сессия, он пытается скрыться в комнате, чтобы продолжить медленно убивать себя. Зачем? Будто это ему вбили в заводские настройки, а удалить это невозможно.      Хван снова не выдерживает, хватает юношу за растянутую футболку и тянет на себя, усаживая к себе на колени. Сынмина трясет, он очень раздражен и все еще пытался уйти, уйти к своим бумажкам, как будто они дороже своего здоровья. Видимо для него да.      — Что тебе от меня нужно?! — всхлип вырывается изо рта юноши, его глаза быстро наполняются слезами, такими крупными, словно капли ливня. Парень начинает дрожать, прижимать руки к груди, и Хёнджин пугается, по-настоящему пугается. Его передергивает и он прижимает своего парня ближе к себе, целуя в висок, старается успокоить, гладит по шелковистым волосам, гладит по спине, целует снова и снова, обнимая все сильнее. Увидь их кто со стороны, подумали бы, что два психа сидят и трясутся, но переживания просто переполнили край.     — Хватит себя убивать, — Хван приглаживает чужие взъерошенные волосы и сглатывает, смотря на заплаканное лицо перед собой, вероятно, он выглядит ровно так же. Он никогда не учился также усердно как Сынмин, никогда не тратил часы своего времени на тонны бумаги, сотни тысяч напечатанных букв и картинок, никогда не тратил интернет на просмотр вебинаров, он не знал, какого это - учиться без отдыха. Но он видел какого это, поэтому пытался вытащить своего любимого из этого, просто пытался, пока не вытащил и втащил того в такое состояние. Теперь он был не только бледный, но ещё и глаза стали красными от слез. Слишком разбитый. Слишком уставший. Слишком.. слишком.     Сынмин судорожно сжимает края чужой толстовки, утыкается носом в чужое плечо и хнычет безнадежно.    — Хён, я так устал, — парню всю жизнь в голову вбивали то, что он обязан хорошо учиться, быть прилежным учеником превыше всего ведь. Никто и никогда не обращал на его мнение внимания. Но когда в его жизни появился Хван, Сынмин немного смог расслабиться. За что потом корил себя неделями, но терпеливый возлюбленный вытаскивал. Вытаскивал из депрессии, из дому, из библиотеки, из апатии.      — Тебе нужно отдохнуть, — Хван кивнул на тарелку с едой и вытер новые дорожки слез на чужом лице, полностью забывая за свои. Он не мог не плакать, когда перед ним такой сильный человек ломается. Сынмин был сильным, он боролся сам с собой каждый день, утыкался носом в учебники и учился, пока в один день не упал в обморок. Такое стало происходить чаще, поэтому старший решил все взять в свои руки. Ким стал правда меньше уделять времени ненавистной учебе, но когда наступала сессия.. Страх неоправданных ожиданий. Страх того, что родители от него отвернутся. Хёнджин видел это состояние, видел привязанность парня к родителям, которые довели своего ребенка до такого ради своей обеспеченной старости. Хвану хотелось спрятать Кима, чтобы никакие лишние глаза не видели его и не напрягали, только они вдвоем и иногда друзья.      — Я поем, но.. мне нужно будет сесть и продолжить дальше.. — парень бодался какое-то время, но все же принял ложку и начал медленно есть, оставаясь в прежнем положении. Для Хёнджина главное - это комфорт младшего, поэтому он уложил свои ладони на чужую талию, успокаивающе поглаживая, целуя куда-то в загривок. Обычно.. после теплого ужина Сынмина клонило в сон, поэтому Хван надеялся, что младший сейчас развернется к нему лицом, уткнется в его шею носом и заснет.     — Мне нужно продолжить.., — мычит юноша, поворачиваясь своим корпусом к старшему полностью, он обхватывает слабой хваткой чужую шею, прижимается ближе, целуя куда-то в висок, а потом поджимает губы. — я не знаю.. без тебя, я бы и не жил сейчас.     Хван вздыхает, взъерошивая чужие волосы, младший льнет ближе, поэтому старший пользуется моментом и перемещает из в спальню, подальше от назойливых конспектов. Он целует мягко чужие губы, прижимает ближе, согревая своим теплом. Они оба недавно успокоились, до сих пор глаза красные у обоих, но сейчас губы Сынмина трогает маленькая улыбка и он тихо смеется от прикосновений к талии. Ким всегда имел чувствительную кожу. Везде. Особенно с Хёнджином.       Они лежат какое-то время, Хван видит, что его возлюбленный медленно засыпает, поэтому он складывает свои руки покрепче, прижимая совушку поближе. Целует где дотянется, обводит носом скулу и разглядывает лицо. Бледная кожа была покрыта румянцем, это красиво, довольно редко для Сынмина, но ему очень шло. Хёнджин очень сильно любил этого юношу. Настолько сильно, что готов потратить свое драгоценное время на то, чтобы Ким Сынмин наконец почувствовал нормальную жизнь без книжек, зубрежки и конкуренции. Чтобы младший почувствовал любовь, все её проявления и вкусы.     — Я люблю тебя, моё счастье, — парень рассматривает лицо напротив ещё несколько секунд и губы его трогает улыбка. Он нежно прикасается своими губами к чужим, таким родным, любимым, и целует мягко, чтобы младший не проснулся.     Хван уверен, он обязан окружить этого чудика заботой и любовью, иначе еле видные звезды в его глазах потухнут навсегда.      Этого нельзя допустить.