Papá

      Осаму не знал, как до этого дошло. Он не мог проследить эту тонкую грань между «мы просто пососёмся в комнате для курения, всё будет нормально» и «кажется, мы без пяти минут едем трахаться». Впервые в жизни у него было чувство волнения. И для это точно были причины. Во-первых, он думал об этом в первые дни накатившего на него наваждения. Во-вторых, Чуя продолжал срывать голову. А в-третьих, как, блять, до такого вообще могло дойти?       Осаму оплатил счёт, пока Чуя ждал снаружи. На самом деле Дазаю даже пришлось выпихнуть его на улицу. Сам пригласил — сам оплачиваешь счёт. Всё предельно честно. По крайней мере, Осаму так считал.       Чуя не выглядел нервно. Он спокойно наблюдал за тем, как шатен вышел из ресторана-бара. В его сводящих с ума глазах отражались огоньки пёстрой вывески. Сизый дым от сигареты летел прочь при каждом выдохе.       — Я думал, ты уйдёшь.        — Я тоже.       Они целовались томительно долго прямо под намокшим от дождя навесом. Никто уже не пытался остановить то, что так неожиданно началось. Дазай не мог думать. Голова словно налилась свинцом. Становилось невыносимо. Хотелось, чтобы это продолжалось вечно. Жгучая расслабленность расплывалась по телу. Накахара был, как солнце. Он обжигал своими касаниями, доводил до возбуждающего исступления. Нисколько не смущённый положением, без уговоров льнул к телу, позволяя трогать себя в ответ. Пропускал сквозь пальцы волосы, оттягивал их, сжимал, а у шатена голова шла кругом от переполняющих его ощущений. Он никогда бы не подумал, что может быть так хорошо.       Осаму не понимал, что действительно собирается сделать это.       В такси темно.       Им было плевать на водителя. Ещё больше всё равно, когда водителю приходилось делать музыку громче, спасая собственные уши от мокрых звуков. Язык уж больно умело изучал чужой рот. Играл, сплетался, высасывал всю душу и то, что скрывалось в ней. Шатену пришлось наклониться, удерживая острую коленку на своей. Чуя послушно отдавался процессу. Его ресницы подрагивали, а щёки залились румянцем, стоило Осаму запустить тонкие пальцы под соблазняющую его весь вечер рубашку. Мужчина аккуратно подступался выше, пятная всё, до чего мог достать. Рыжий напрягся, но не отступил. Он довольно отчётливо охнул, сжимая руку у тёмных корней волос, стимулируя ласку. Мурашки ощутимо забегали по коже, сердце пропускало удары. Уши оказались особенно эрогенными.       Безумно душно.       — Хочу тебя.       — Тебе стоит поторопить водителя, а то я могу передумать.       Дазай шептал на ухо всё, что лезло в голову. И это было хорошо, судя по тому, как Накахара отвечал. Его хриплый голос дурманил. Прикрытые глаза и нахальная улыбка. Осаму лишь в этот момент начал понимать, что происходит. И это происходит с ним наяву.        Прошла целая вечность, прежде чем они оказались в Лав Отеле. На ресепшене не было лишних вопросов. Все понимают, зачем взрослые — и не только — люди сюда приезжают. Яркая ухмылка на незнакомом лице была проигнорирована. В коридоре было пусто. На всю мощность работал кондиционер.       В приятной полутьме комнаты пахло зажжёнными ароматическими свечами. Клубникой пропитались даже стены. От запаха откровенно воротило. Это слишком.       Кровать была большой. Красное постельное бельё вкупе с тёмными обоями создавали подходящую атмосферу. На прикроватной тумбочке стояла среднего размера плетённая корзина с лубрикантами и презервативами. Немного дальше лежали и игрушки.       Чуя вошёл первым. Глаза цвета жухлой осенней листвы мельком оглядели комнату, видя всё это впервые. Осаму ненадолго застыл, оставляя памяти время запомнить каждый сантиметр стоящего рядом. Дверь уверенно закрылась на ключ. Неторопливое дыхание позади себя будоражило до чёртиков. Руки обвились вокруг талии, и Накахара позволил себе на секунду прикрыть глаза, расслабиться, став мягким, как пластилин — лепи, что хочешь.       — Никогда не бывал в таких местах прежде? — горячие губы ласкали шею, пока пальцы играли с чётко очерченным прессом. Мягко, но настойчиво. Чуть царапая короткими ногтями кожу.       Это ощущалось хорошо. Чертовски хорошо.       — У тебя явно больше опыта, — дразняще ответил Накахара, ведя чужую руку выше. Так, как ему этого хотелось. Пальцы играли с бусинками сосков. Рука зарылась в тёмных прядях.        Безумно тесно.       — Не волнуйся, — шумный вдох, — я тебе всё покажу.       Чуя не волновался, когда резко развернулся на каблуках. Не переживал, когда обвил ногами чужую талию, позволяя себя удерживать навесу. Не нервничал, когда оказался прижатым к постели, а элементы одежды один за другим начали пропадать. Только одно осталось на нём.       — Рубашка останется, — слишком резко произнёс он, охрипшим от возбуждения голосом. Осаму насторожился, но не стал отговаривать.       Когда он впервые заметил рисунки на чужом теле, ему было интересно. Он с любопытством наблюдал, как тонкие пальцы в кожаной ткани играли с ножкой бокала, освещая татуировки всё больше. Дазай не имел того предрассудка, что таился во многих японцах. Для него подобное выражение себя не считалось проявлением признака принадлежности к тёмной части страны восходящего солнца.       Он тоже был неидеальным. Далеко нет.       Чётко обозначенные Чуей границы были приняты в расчёт. Осаму тоже не спешил раздеваться. Накахара не спрашивал. Даже и бровью не повёл. Мысли о прошлом опыте со своим же полом накатили внезапно. Словно оказался в том пропахшем сыростью кабинете. Грубый голос нахваливал, давя на горло до отсутствия возможности сделать вдох. Шатен сам не понял, как замешкался, когда они поменялись местами. Чуя восседал сверху, предотвращая любую попытку к бегству. И паника отступила. Он томно следил за тем, как в нетерпении подрагивает чужое тело. Грудная клетка тяжело вздымалась. Глаза стали темнее, притягательнее. Сильные мышцы под ладонями будоражили. Шатен касался совсем невесомо, играясь, вызывал правильные реакции, судя по вожделенным подрагиваниям партнёра.        Перед ним был сам ангел. В свете свечей его силуэт был охвачен огненно-жёлтым. Волосы перестали быть идеально уложены от постоянных взаимодействий с ними. Дазаю казалась подходящей эта длина. Он спокойно намотал их на кулак, заставив откинуть голову назад. Кадык и ключицы не остались без внимания. Мокрый язык искусно прошёлся по ним, поднимаясь выше — к скулам. Прикусил подбородок, оттянул нижнюю губу, помешав сделать вдох. Руки по-хозяйски исследовали предоставленное ему тело. Бёдра крепко сжаты, что на них точно останутся пятна. Проворно скользил вдоль позвоночника, словно пересчитывал позвонки.       Если бы ему месяцем ранее сказали, что он окажется в постели с человеком, на которого пролил кофе в институте, а после неплохо так налажал перед ним же, Осаму никогда бы на поверил. Как минимум, думы о сексе с мужчиной голову не посещали прежде.       А жаль.       Осаму до сих пор оставался в одежде в отличие от полураздетого парня, сидящего на нём. Рыжий широко усмехнулся. Как демон-искуситель.       Дом остался за зашторенными окнами. Мысли о том, что это неправильно — там же.       Щёлкнула крышка лубриканта. Чуя поморщился от запаха.       — Не любишь клубнику? — наигранным обеспокоенным голосом поинтересовался Дазай, выдавливая приличное количество смазки на ладонь и продолжая не сводить глаз от открывшегося ему вида. Он точно пришёл в себя. Более чем.       То, что крутилось в голове ранее не могло сравниться никак с реальностью. Чуя был живее и намного лучше.       — Ненавижу.       Накахара закусывает губу, когда пальцы входят в него со странной осторожностью. Но не издаёт ни звука. Осаму это исправит. Голова, как по щелчку, ложится на подставленное плечо. Рыжие волосы скрывают пылающие щёки. В горле пересыхает от стимуляции. Пальцы разводят внутри, пока не прекращаются болезненные ощущения. Горечь от выпитого разъедает.       — Приторные лубриканты тебе не по вкусу, сладкий? — чувственно Осаму проходится горячим языком по ушной раковине. За этим следует ещё один тяжёлый, неровный выдох.       — Сладкий...? — почти изумлённо шепчут в ответ. — Осаму Дазай умеет не только в колкие замечания, но и в милые прозвища? Я удивлён.       Три пальца свободно скользят внутри. Чуя невольно дёрнулся, когда была задета простата. Глаза бессильно зажмурились от того, как до одури хорошо ощущаются грубые поцелуи на шее, как горячо становится от каждого касания. Губы сомкнулись на нежной коже. Он услышал первый жалобный вздох.        Волшебно.       Чуя полностью отдался. Он слегка постанывает от укусов и облизывания мочки уха. Сам же утягивает в мокрые поцелуи, пытаясь раздеть партнёра. Лёгкие прикосновения рыжего подобны огню, разгорающемуся внутри, наполняющему жгучим чувством, в котором Дазай никогда не подозревал, что нуждается.       По окнам сильнее забарабанил дождь.       Накахара оказывается вновь прижатым к постели. Штаны вместе с бельем летят на пол к остальной одежде. Упаковка с презервативом разрывается на глазах.       — Да?       — Да.       Каждый раз, когда их тела соприкасаются, Осаму не может поверить, что такое возможно. Чуя так много в нём раскрывает. Прямо сейчас разум наполнен таким количеством чувств, что он отчётливо ощущает, что вот-вот потеряет себя в беспорядочных прикосновениях.       Всё тело горит от возбуждения. Первый толчок и они оба задыхаются. Накахара цепляется пальцами за одеяло, которое они не удосужились снять с кровати. Эрегированный член сочится предэякулятом, и Осаму знает, чего хочет прямо сейчас. Он вновь толкается, предостерегая полный желания стон, припадает губами к уже не таким чужим.        Признаться честно, Дазай переживал. Он боялся, что всё пойдёт не так. У него было достаточно практики с женщинами. Он прекрасно знал, что сделать, чтобы доставить удовольствие и разжечь желание больше. Однако сейчас под ним находилась не представительница прекрасного пола. Но и он далеко не был лишён красоты. Осаму плыл по течению. Ощущения правильности происходящего затуманивали всё происходящее с ним в детстве.        Неужели отпустило?       Пальцы ласкают вставший член, и Чуя вздрагивает не в силах сдержаться. Он несдержанно стонет прямо в чужой рот, перемещая руки в тёмные волосы. Грубо сжимает от толчков. Ноги обхватывают талию, желая быть ближе. Сам толкается навстречу, вызывая искреннее изумление.       — Хочу сверху, — Осаму не сразу понимает, что это говорят ему. Уши горят.       — Хочешь, — может лишь повторить Дазай не в силах выдать что-то большее в данный момент.       Чуя слишком проворен. Он усаживается так, как ему этого хочется. Тянется за чем-то к тумбе, игриво ухмыляясь. Шатен понимает, что попал. Ощущает себя пойманным. Тонкие запястья сжимаются под кожей. Чёрная пряжка сковывает движения и он почти ошарашено смотрит в ответ на столь неожиданную смену положения. Никогда не использовал нечто подобное.       — Хочу показать тебе шоу, — шепчут хрипло, опаляя горячим дыханием ухо, а потом вовсе кусают мочку. Осаму не в силах отказать. — Ты же не против, сладкий?       Точно демон.       Чуя насаживается сам, смотря точно в угольного цвета глаза. Губы немо приоткрываются, затем превращаясь в широкую ухмылку.       Сколько раз Дазай стирал эту самодовольную улыбку с лица опасной шуткой и колким высказыванием. Сколько раз он представлял, как затыкает его немного по-иному. Сейчас хочется сильнее раззадорить, заставить вспыхнуть и сгореть до тла — только так можно избавиться от сводящих с ума чувств.       Некоторые свечи оказываются потухшими от порывов ветерка, вызванного резкими движениями. Освещение становится интимнее. Едва можно чётко разглядеть веснушки на чужом лице, которые с трепетом старался выцеловать Осаму, когда не был занят дурманяще приоткрытым для него ртом. Но сейчас всё равно.       Член с характерными хлюпающими звуками до дрожи скользит внутри. Дазай рад, что в соседней комнате пусто. Ничего не мешает наслаждаться прекрасными звуками и видом. Блять, спасибо.       — Какой самостоятельный мальчик, — шатен просто не смеет оставить ситуацию без комментариев. Ему нравится то, что происходит.       — Не поверишь, насколько могу быть.       Сжатые почти в едино пальцы всё-таки получают своё. Ему удаётся поощрять действия, поглаживая острое колено. Накахара не оставляет и это незамеченным. Он касается себя сам. Дразнит уретру, раздвигая ноги сильнее, так, что жадно лапать не составляет никакого труда. Осаму наблюдает, потерявшись в моменте. Мысли о том, как рыжий, уставший после тяжелого дня, ублажает себя сам, двигаясь на чужом члене в Лав Отеле Токио, ещё надолго останутся в памяти.       Спина выгибается и, если бы не рука, лежащая на плече, он бы точно не смог удержаться. Чуе удаётся за пару толчков выстроить подходящий темп. Тело пылает. Дазай забывает, как дышать. Из груди вырываются тяжёлые вздохи. Губы Накахары играются с чужими податливыми, когда он чувствует, насколько глубоко Дазай наслаждается этим. Чувствует, как повышается температура, дыхание становится прерывистым. Сердцебиение учащается так сильно, что это становится единственным, что он может слышать. Кроме стонов и скрипов. Мысли почти полностью потеряны, а разум подавлен растущим глубоко внутри ощущением.       Осознание приходит чуть позже. Игра велась изначально по другим правилам.       Тело трясёт от нарастающего нечто, которое кажется почти невыносимыми.       Когда Чуя на грани, он становится ещё тише. Хотя, казалось бы, куда тише? Осаму следит за тем, как тот буквально вгрызается в нижнюю губу, не позволяя себе быть громким. И вздрагивает, в панике открывая глаза. Осаму неожиданно быстро освободился от сковавшей его ленты. Он до боли нежен, замечая на секунду пронёсшееся недоверие в глазах, теряющихся в происходящем.       — Расслабься, — шепчет он, припадая к шее, толчки лишь раззадоривают, когда он добавляет, — я хочу тебя слышать.       — Не могу, — и это звучит так искренне, что хочется остановиться. Замедлить время, остановить планету, но узнать, что произошло. — Я привык, прос…       Замолкает слишком внезапно. И Осаму клянётся, что разберётся с этим позже. Когда для разговора будет время и позволение Чуи.       Шлепки кожа о кожу оглушают. Они находятся на пределе, ощущая капельки пота, скатывающиеся по разгорячённым телам. Накахара изумляется, его ладонь накрывается другой, чуть большей по размеру. Движения пьянящие, а дыхание сбито к чертям от глубоких поцелуев.       Они оба кончают, также скоро оказываясь в объятиях друг друга. Нужно время, чтобы перевести дыхание и всё обдумать.       И это кажется правильным.