Неприятности влюблённого студента

Для Дазая многое изменилось, когда он встретил Чую. До этого жизнь как будто не имела смысла, Дазай смотрел на мир и видел серый цвет, смотрел на людей и видел пустых глупцов. Но Чуя был ярким и живым, совершенно искренним, пусть Дазай и не понял этого сразу. Жизни в Чуе было столько, что хватало для них двоих. Сейчас, лёжа на полу ("Придурок, ты змёрзнешь и заболеешь!" — "Ой, да ладно тебе! Я по крайней мере не заболею так, как ты!") в комнате Чуи, Дазай улыбался, потому что был по-настоящему счастлив. Он писал этот проект ("Умоляю, давай теорию будешь писать ты!" — "Конечно, я же грамотнее!" — "Осаму!"), записывая результаты действий Чуи. Странно, но Дазай больше не чувствовал желания причинять себе вред. Не потому что Чуя расстроенно смотрел, замечая, что у него новые царапины, а потому что Чуя улыбался, когда видел Дазая искренне улыбающимся. Никто не мог отличить настоящую улыбку Дазая от искусственной, а Чуя смог. На самом деле был один человек, способный на это. Дазай не любил вспоминать об этом, но это был его первый и единственный друг, очень близкий человек. Сакуноске Одасаку. Он называл себя Ода, все звали его так или по фамилии, а Дазай с первой их встречи выбрал для себя это Одасаку, которое впоследствии всегда и использовал. Одасаку был старше Дазая на много лет, и история их дружбы была... интересной. Они познакомились случайно. Дазай шатался около кладбища, думая, как туда пробраться, чтобы побродить там среди надгробий тех, кому уже повезло уйти. Под ногами шуршал снег, в небе из-за городской засветки нельзя было увидеть звёзды, да и облака закрывали их. Неожиданно Дазай услышал, как куча снега упала на землю. Дазай повернулся в ту сторону и увидел лыжника, который бесшумно приехал, а теперь что-то копал. — Ты кто? — спросил Дазай у человека. Незнакомец посмотрел на Дазая. Он смотрел не оценивающе, а как будто глубже, долго стоял и всё вглядывался в глаза. Дазай не двигался, хотя скорее всего мог бы уже скрыться. Он не видел смысла бежать. В конце концов незнакомец сказал: — Я мафиози. Убийца. Я выкапываю труп, чтобы передать его боссу. Что же ты не бежишь? — Не хочу. Можешь убить меня, я не сбегу, — ответил Дазай. Мафиози посмотрел на небо, и Дазай тоже поднял взгляд. Там не было ни звёзд, ни даже серпа всевидящей луны. Ночь была совершенно не похожа на те, о которых пишут писатели и поэты. Она была не из тех, какие можно встретить на картинах. Скучная ночь. — Красиво, правда? — спросил мафиози. — Поэтично. Дазай пожал плечами. Он не видел красоты. Он вообще не видел смысла в поэзии. Наверное, Дазай не понимал в ней ничего, потому что ему казалось, что в такой ночи нет места поэтичности. — Ты не видишь, — понял вдруг мафиози. Дазай вздрогнул. — Меня зовут Сакуноске Одасаку. Можно Ода. — Дазай Осаму, — Дазай принял протянутую руку. — Ты не убьёшь меня, Одасаку? — А почему я должен тебя убивать? Дазай снова пожал плечами. У него было крайне смутное представление о мафии и мафиози. Может, они убивали всех, кто их раскрыл, а может, только по приказу. Какая разница Дазаю, который к ним не принадлежал? Хотя возможно убийства, кровь и насилие позволили бы Дазаю найти себя и почувствовать смысл этой жизни. Одасаку, как будто что-то для себя решив, кивнул сам себе и снял лыжи. — Иди за мной. И Дазай пошёл. Не потому что доверял, а потому что ему было всё равно. Родители давно сдались и прекратили попытки воспитать из него полноценного человека. Дазай был неисправим. Он, наверное, причинил им много боли, но не чувствовал за собой ни капли вины. Он не считал нужным извиняться за то, каким монстром стал. Мир ведь не спешил просить прощения за то, как он жесток и насколько в нём мало смысла. Родители обращались с Дазаем хорошо, но на улицах Дазай видел детей, которые умирали от голода; чужих взрослых, которые кричали на своих детей и даже били их; однажды Дазаю довелось увидеть, как группа маленьких мальчишек с канцелярским ножом убивала котёнка. Дазай пытался их остановить, но в итоге его самого пришлось спасать какому-то постороннему мальчику повыше и постарше. Дазай запомнил только яркие голубые глаза того мальчика. Район, где жил Дазай, был ужасным, даже если семья была хороша. Возможно, это оставило свой след. Поэтому теперь Дазай шёл за незнакомым убийцей. — А как же твоё задание? — с безразличием в голосе спросил Дазай у идущего впереди Одасаку. — У меня есть ещё пара дней, — ответил Одасаку. — Хм, понятно, — протянул Дазай, не зная, что ещё сказать. Одасаку тогда привёл Дазая к себе домой. Забавно, но из миллиона вариантов развития событий верным оказался самый невероятный. Одасаку напоил Дазая горячим чаем, и они разговорились. До этого, впрочем, случилось кое-что ещё. Одасаку включил свет в квартире, и Дазай в какой-то момент заглянул в его глаза. — Ты... Это был ты! — глаза Одасаку были знакомы Дазаю. Этот чистый голубой оттенок, который Дазай видел тогда, в детстве, как будто пообещал Дазаю, что Одасаку можно доверять. Между ними зародилась особая связь. В этот раз они не потеряли друг друга. А потом кто-то заказал родителей Дазая, скрывающихся в этом районе богатых людей со своими секретами, и после этого Дазай переехал к Одасаку. Банк тогда не мог предоставить Дазаю доступ к деньгам, потому что Дазаю не было шестнадцати, а деньги были нужны. Дазай ненавидел бюрократию, поэтому вместо того, чтобы пытаться разобраться с приютом и прочим, просто позволил Одасаку оформить опеку. С лёгкой руки Одасаку Дазай и вступил в Портовую Мафию. А потом Одасаку погиб. Был убит. Дазай был разбит. Он ушёл из организации и через год, уже став совершеннолетним, получив доступ к деньгам родителей и имея собственные, — в Портовой Мафии он был крайне успешен — поступил в университет, где встретил Чую. Дазая не трогали. Босс отпустил его. Резаться Дазай начал как раз после смерти Одасаку. А потом встретил Чую, который ворвался в его жизнь, как яркая комета, и перевернул всё с ног на голову. Чуя научил Дазая, что можно жить дальше, показал смысл этой жизни, и Дазай смог отпустить своё прошлое. Чуя пока ни о чём не знал, но Дазай планировал однажды рассказать ему. Сейчас, заканчивая писать теоретическую часть их проекта, Дазай чувствовал себя полноценным человеком. Он окончательно исцелился. Да и Чуя, кажется, стал намного спокойнее, что означало только одно — они оба нашли свой счастливый конец и новое начало.