Humani animi

      Сынмин пытался успокоиться ровно столько часов, сколько Хван провел в сладком, но беспокойном сне. Дыхательные упражнения, техники контроля эмоций и прочие методы из психологии он искренне считал ерундой, не стоящей внимания, но даже если бы Ким был знаком с ними, то не смог бы применить сейчас. Хотелось верить, что все происходящее вокруг — лишь плод его больной фантазии, просто приход от колёс, которыми он обдолбался на той проклятой вечеринке.       И все же реальность была жестока к Сынмину как никогда прежде. Каждая клетка продолжала свой онтогенез, каждый нервный импульс отзывался в менингеальном пространстве и терялся в потоке боли, захватившей в плен все тело. Брошенное, казалось, безжизненное тело все еще в неестественной позе располагалось под ногами. Как бы сейчас Киму хотелось убежать от этих ужасающих реалий, но даже приходы от тригана или Е-шек в сравнении казались ничтожными по силе воздействия на собственное подсознание.       Где-то в пятом часу утра, с боем выиграв схватку со своими истеричными припадками, Сынмин уложил податливую голову Джисона на свои колени. Руки охватил тремор, поэтому нащупать пульс на яремной вене удалось далеко не сразу. Панически пальпировав шею в поисках хотя бы малейшего намека на жизнь, парень успел получить вдогонку еще парочку микроинсультов. Нос уже чувствовал фантомный трупный запах, вызывая рвотный рефлекс.       — Есть…       Казалось, этот выдох содержал в себе больше воздуха, чем объем жизненной емкости легких. Он просидел с коматозным телом на коленях, бог знал, сколько часов, уставившись в масляное пятно на бетонном полу, пока перед глазами не появились до идеала белые кроксы.       Остатки сна все еще не сошли с ужасающе прекрасного лица Хвана, оставив на скуле вмятину от подушки. В руках, увенчанных браслетами, тот держал гитару и медиатор, а в наряде, состоящем из пыльно-розовой толстовки и черных джинсов сегодня и вовсе отсутствовал привычный белый халат. Странно. Весь этот образ при желании мог бы подойти под описание милого софт-боя, если, конечно, не держать в голове тот факт, что прошлым вечером он здесь чуть не убил человека. А еще глаза... Сегодня Хван выглядел определенно иначе, только вот определить, почему, пока не удавалось.       — Доброе утро, господин Ким, — приторно сладким тоном, в манеру Джисона, протянул Хван и тут же сплюнул на пол от отвращения.             — Как спалось сладкой парочке, а? Отжарил его прошлой ночью? Я позаботился о нем хорошо, тебе уже не нужно было использовать смазку. Масло ведь скользит лучше.       Стул, словно трон, встал в метре от пластиковой клетки, в которой жались друг к другу двое пациентов безумного студента. Тот с довольным видом откинулся на спинку и зевнул, будто кот. Сынмин пригляделся сквозь мутную пелену своей прозрачной стенки.       — Я пока не делал тебе резекцию языка, но ты упорно не разговариваешь со мной… В чем же дело? — брови Хвана сдвинулись к переносице в недоумении.                   — Хорошо. Раз ты не хочешь говорить со мной, тогда сыграй.       Дверь клетки неспешно открылись, в узкую щель пролез музыкальный инструмент, принесенный минутами ранее.       — Выйди и спой мне что-нибудь.       Предложение Сынмин игнорировал, все ещё сжимая измученное лицо Хана в своих ладонях, но голос повторил снова, теперь уже приказав:       — Вышел и сел. Иначе я проткну твоей подружке вену твоими же руками.       Паника охватывала все тело, обволакивая иголками до костей. Чужая голова аккуратно легла на матрас, дав затекшим коленям немного отдыха. Ким выполнил приказ. Правая рука все еще синюшная, отек от жгута упорно не уходил, не позволяя нормально двигать даже локтевым суставом, что уж говорить о пальцах, слабо обхвативших гриф инструмента. Хван встал со стула и жестом пригласил присесть:

«А если убежит?»

      — Дернешься и умрёшь, я предупредил. Начинай.       Он кинул в грудь Кима нотную тетрадь, которую тот не успел поймать, ведь рефлексы заторможены, а организм и вовсе был готов отключиться из-за истощения. Со стучащей в висках панике Сынмин отметил, что шел примерно второй день. Второй день, когда никто о нем не волновался.       Парень наклонился за бумагой и буквально почувствовал огненный жар на макушке головы от взгляда «своего доктора». За всю свою богатую, наполненную сплошным весельем, жизнь он не играл на гитаре ни разу, но отчасти знал сольфеджио из-за бессмысленных частных уроков музыки на дому. Теперь оставалось лишь жалеть о том, чему вовремя не смог научиться.       Первый аккорд вышел настолько ужасно, что на теле Хенджина выступили мурашки размером с горошину. Сынмин увидел их. Увидел, словно под микроскопом, хотя дистанция между двумя телами около метра. А еще он увидел, как сильно сжались в чужих руках косметические ножницы, а тело мучителя устремилось к источнику отвратительной игры с невероятной скоростью.       Сердце сделало тройное сальто назад, когда Хван резко дернул его за травмированную руку. Половинки ножниц раскрылись, отразив свой блеск в безумных глазах напротив, и остановились рядом с ладонью. Секундная пауза отняла годы жизни. Глаза. Сынмин знал, что тот никогда не красился. Вероятно, его идеальное от природы лицо даже никогда не встречалось с чем-то вроде крема. Но сейчас веки были накрашены. И не просто подчеркнуты легким слоем теней, а кричаще подведены черным карандашом. Так же, как это делал Джисон. Сынмин ужаснулся от подобного сравнения, отметив в сознании параллель, и не успел заметить, как из-за спины рядом с его лицом появились медицинские плоскогубцы, которые обычно использовали для удаления зубов.       Зрачки Кима стали почти неразличимыми, сузились до минимальных размеров от всеобомляющего ужаса. Он даже не успел моргнуть перед тем, как ощутить нестерпимую боль. Человек напротив, чья милая, на первый взгляд, толстовка окрапилась бордовыми каплями, держал в своей руке инструмент с зажатым в нем окровавленным ногтем с указательного пальца:       — Он помешал тебе сыграть аккорд правильно, — спокойно произнес Хван под акомпонимент душераздирающих криков.                   — Продолжай.

«Он бы мог стать сольным артистом, если бы не пошёл в медицину»

      «Да, голос у него действительно громкий»       Каждый неверный звук имел слишком высокую цену для ошибки. Уже на второй раз Ким перестал чувствовать правую руку вовсе, поскольку болевой шок накрыл его с головой. Кровь нескончаемым потоком капала со струн, стекала по лакированному дереву и попадала внутрь гитары, отчего «дирижер» злился еще сильнее. Частицы кожи застряли в струне, словно куски фарша на решетке от гриля. На третьем аккорде несоображающий, измученный музыкант упал в пропасть забытья, уронив инструмент на бетонный пол. Гриф с треском разломался. За ним с хрустом разломились в крошу пальцы на руке Сынмина.       Хван скрутил окровавленные струны и кинул в желтое ведро с дезинфицирующим раствором. Следом взял главную часть сломанной гитары и с оглушительным грохотом разломил и её о чужой череп.

«Жалко»

      «Куплю новую»       Ногтевые пластинки так и остались на полу, став таким же элементом декора, как и красные озера крови на бетоне.       — Отдыхай, — прозвучало в комнате перед тем, как железная дверь вновь захлопнулась снаружи и ключ провернулся на три оборота.

***

«Тебя начали искать»

      Оглушительно била в голову мысль, от которой Хван проснулся резко, словно сосед за окном вновь врубил газонокосилку. Но в доме тихо.       Смертельно тихо.       «Пять утра»       Парень открыл ноутбук, проигнорировав уведомление об обновлениях, и первым делом проверил новостные сводки:       «Студент медицинского университета, наследник крупной корпорации, не выходит на связь уже неделю. Общественность бьет тревогу, пока отец отказывается давать комментарии. Что это? Очередной загул или повод привлечения внимания для поднятия акций?»       Он судорожными пальцами свернул браузер и отключил передачу геолокации. Так, на всякий...

«Либо ты сейчас заканчиваешь с этим, либо потом закончат с тобой»

      «В любом из случаев ты будешь мертв»       Хенджин сделал несколько глотков зеленого чая, заваренного ещё вчера. Это придавал особенный вкус, выдержанный, настоявшийся, и тонкая пленка, покрывающая поверхность жидкости, напомнила Хвану паутинную оболочку. Он медленными шагами пошел на кухню. В холодильнике неутешительно пусто, в морозилке завалялась парочка сосисок.       — Вот и ваш завтрак. А где же мой?       Всего пара нажатий кнопок на телефоне – и какой-нибудь парень из доставки проклинал его за заказ в такое раннее время. Могильный холод пробрался из подвала в коридор дома, из-за чего пришлось надеть куртку, прежде чем спуститься с тарелкой к своим пациентам. Громкие три оборота, противный скрип металла, бетонный пол с пятнами крови, куда так ловко угодила правая нога в кроксах.       — Блять…       Отчего-то шепнул парень, хотя никто даже не хотел его слышать. Сон или кома? Неважно. Главное — молчали. Сынмин все так же лежал в пластмассовой клетке, только Джисон, казалось, придвинулся ближе.       «Значит, жив» — пронеслось в голове, пока отворялся замок на двери «коробки». Хван взял с тарелки ужасного вида замороженную сосиску и, приложив чуть больше усилий, чем предполагалось, разомкнул челюсть одной из своих жертв, вставив «завтрак» между зубов. Повторил то же самое с Джисоном, на лице которого застыли грязными дорожками кровь с маслом.       — Извините, сегодня получилось немного аль-денте.       Смех. Такой чистый и звонкий, он разбился о стены этой ужасной двухместной палаты, заставив встрепенуться. Хенджину эта картина показалась донельзя смешным, поэтому поторопился сфотографировать сладкую парочку за утренним приёмом пищи и поспешно удалился, ведь кто-то наверху уже в третий раз попытался до него достучаться.       — Доставка?       Но под дверьми дома стоял никто иной, как Ли Минхо, встреча с которым уж точно не входила в сегодняшние планы.       — Кто заказывает еду в шесть утра?       — Ну, допустим я, — бесшумные замки и смазанные петли в доме Хвана, только при входе.       — Я рад, что ты начал снова следить за питанием, но пересмотри свой график приемов пищи.       — Профессор Ли, я пока способен смотреть лишь на Вас. Что же привело Минхо ко мне в такой ранний час?       Хван безумно плох в обыденных разговорах и уж тем более во флирте, но когда дело касалось незапертой двери в подвал, приходилось облокачиваться на дверные косяки, словно бэд-бой из американских фильмов, и неумело фокусировать чужой взгляд на себе.       — Я лишь хотел узнать, как ты чувствуешь себя после произошедшего. Прости, я узнал о твоем отчислении только вчера.       Кошачьи глаза профессора показались Хенджину действительно виноватыми, в сердце неприятно дернуло.       — И еще я привез тебе новые препараты перед суточной сменой. Надеюсь, ты приготовил деньги.       — Как всегда. Тебе нужны только деньги. А я уж было начал думать, что ты переживаешь обо мне.       Хван в театральной обиде закатил глаза, дав всем своим видом понять, что не заинтересован в посторонней жалости и у него все нормально.       — Окей, подожди минуту.       Он медленно потянул ручку двери на себя, но что-то помешало той закрыться. Это «что-то» — нога Ли Минхо в чёрных лакированных ботинках.       — Опять пытаешься закрыться от меня?       Пустая, двусмысленная игра колкими фразами, не имеющая значения для Хенджина, но играющая большую роль для Минхо. Только последний не подавал виду.       Хван спешно искал наличку. Конверт с деньгами, как назло, был похоронен в куче бесполезных теперь рисунков по патологии. Ощущение, будто сейчас его поймали за руку.       — Вот они, наконец-то, — шёпот сквозь стиснутые зубы не слышал даже он сам. — Сколько я тебе должен?       — 50 тысяч вон, вроде бы.       — Вот, держи. Давай мои колеса.       Тонкие жилистые руки потянулись за пакетом, и Минхо подметил на пальцах бордово-черные пятна.       — Ты испачкался. Что, в чей-то кровушке купался? — Ли и не знал, что попал прямо в точку.       Хенджин отрывисто, так, с придыханием, посмеялся, показав стоящему перед ним профессору-психиатру, что все в его маленьком мире даже после отчисления хорошо. Минхо соблазнился этой улыбкой, этим ровным рядом зубов, по которому плакал каждый дантист, и этими пухлыми очаровательными губами, за которыми прятался длинный язык. Он лишь единожды наблюдал, словно бессовестный школьник, как Хван облизывался после съеденного за обедом эклера, но уже тогда подумал:       «Наверное, он хорош в ублажении девушек».       — Что-то ещё? — сладкий голос Хенджина вырвал из мыслей.       — Да… Не хочешь сходить поужинать вечером?       Напряжение в обстановке нарастало с каждой секундой, наматываясь на шею, словно петля. Оба не знали, что за химические процессы происходили в организме, когда у них вдруг случались диалоги. Платонический интерес? Вряд ли, ведь Хван прекрасно знал, с кем и как Ли Минхо проводил свое свободное на работе и от работы время.       — Приглашаешь меня на свидание, профессор? Меня уже отчислили. Смотри, чтобы тебя не уволили.       Хенджин удачно перевел все в шутку. Они странно смеялись, хотя, скорее, насмехались друг над другом.       — Я подумаю. Можешь идти.       Две фразы, а сказаны на таком контрасте, что от первой хотелось встать на колени, а от второй можно повеситься от страха. Хван сегодня непривычно контрастный.       — И ещё. А ты не видел Сынмина? Говорят, он уже неделю на связь не выходит. Да и Джисон пропал.       — Какая радость. Так даже лучше, — небрежно бросил тот, шумно хлопнув дверью и оставив Минхо в размышлениях.       Уже усевшись в машину, Ли вспомнил, что забыл оторвать в коробке таблеток аптечный QR-код. Он был нужен для того, чтобы вести учет списания препаратов, а эту партию он забыл вычесть из общего списка. По инструкции все психиатрические препараты велись в строгом учете, и, если этого не сделать, можно надолго присесть за решетку. Минхо поругал себя за такую глупость, но возможно ли все помнить в шесть утра, когда поспал часа два от силы?       Ли уверенно занес кулак над дверью, чтобы постучать, но не успел. Утреннюю пелену тумана разорвал звонок телефона, заглушающий собой едва различимый из-за толщи пространства крик.       – Да, я буду через пять минут.