О выборе и спасении

Стоит ли удивляться, что Одасаку оказался прав? Каким-то образом он

всегда знал, что лучше.

Как бы он отреагировал, если бы я познакомил их?

Умираю от желания рассказать кому нибудь, что во сне

он делает ровно четырнадцать вдохов в минуту. Надеюсь, он не проснётся

от того, что я безотрывно пялюсь на него и считаю вздохи.

На завтрак будут яцухаси.

      Подавляя зевок, Дазай лениво пытался вслушаться в рассказ Мори о Джоне Китсе, однако светило английского романтизма беспокоило его куда меньше, чем мысли о лисёнке. Йосано сегодня не было, так что Осаму в гордом одиночестве ёрзал на скамье лекционного зала и умирал от желания рассказать ей о поцелуе. В целом, он мог бы и позвонить по дороге домой с работы — она бы вряд ли стала возмущаться из-за внезапного звонка, — но хотелось увидеть живую реакцию. Что ж, Акико упускала ценнейшую возможность лицезреть довольное лицо вечного соседа по парам.       — Как странно, что живущий в мире злом, — зазвучал по аудитории голос Мори, — так ценит жизнь и смерть его страшит. Он никогда не думает о том, что, умирая, горя избежит. Любопытное представление о смерти как об избавлении, не находите?       — Вполне разумное, — пробубнил под нос Дазай.       — Вы согласны с философией Китса? — зацепился за тихую реплику он и развернулся.              Осаму пожал плечами, почувствовав на себе взгляды одногруппников, имена которых он так и не удосужился выучить. Бесполезная информация не нуждается в запоминании. Вряд ли хоть кто-то здесь может представлять малейший интерес.       — Люди цепляются за жизнь, когда есть ради чего, — задумчиво протянул Дазай. — Тогда и паршивость мира можно как-то перетерпеть. А когда ничего не остаётся, какой в этом толк?       Мори вскинул брови и внимательно посмотрел на Осаму.       — Разве в жизни обязательно должен быть толк?       — А как иначе, сенсей? — Осаму подпёр щёку кулаком и постучал пальцами по столешнице. — Жизнь без смысла бестолковая. Прозябание в злости мира, у которого нет никакого итога, кроме смерти.       — Довольно пессимистичное заявление для столь молодого юноши, — улыбнулся он.       — Вы действительно считаете, что в жизни как таковой есть какая-то ценность? — спросил Дазай.       — Если вы хотите узнать мою точку зрения, — проговорил Мори, складывая руки на груди. Он вскинул взгляд в потолок и прищурился. Аудитория притихла; казалось, даже естественные звуки, вроде скрипа скамеек и шелеста тетрадей, заглохли. — Любой способен найти в жизни ценность, стоит лишь внимательней посмотреть. Но и не каждый в ней нуждается, предпочитая просто… жить. Можем ли мы их за это осуждать? Не думаю.       Дазай сморщил нос и уткнулся в раскрытую тетрадь, на которой лежал телефон.       Одногруппники включились в обсуждение о ценности жизни, а он думал лишь о том, что ещё недавно в его собственной не было никакой цели, и она лишь вызывала отвращение. Желание поскорее прекратить этот спектакль, прервать на середине, потому как прекрасно знал, что тот окончится дерьмово. Говорят, уметь заканчивать вовремя — настоящий талант.       Жалел ли он, что ему так и не дали окончательно повалить декорации и сорвать занавес? И да, и нет. Если бы директор Фукудзава не вмешался вовремя, вероятно, Осаму бы сейчас здесь не сидел и получил бы такое желаемое когда-то избавление от горя. Однако вот в чём загвоздка… Благодаря этому Дазай обрёл хоть что-то, ради чего стоило вставать по утрам и всё продолжать. Наверное, видеть ценность в единственном человеке неправильно, но Дазай об этом особо не задумывался. Его не интересовало, что случится в будущем и как это всё закончится (а оно закончится — уж в таких вещах он никогда не позволял себе обманываться).       Жить мгновением было гораздо проще и приятнее.       Поэтому Осаму с глупой улыбкой напечатал Чуе в СМС отрывок из оды Китса, которую на фоне декларировал Мори:

Вы

Мне, как жрецу, воздвигнуть храм позволь

В глубинах духа, девственных доселе,

Пусть новых мыслей сладостная боль

Ветвится и звучит взамен свирели

(◡‿◡ *)

Лисёнок И как это, блядь, понимать?

Как хочешь…

Это завуалированное приглашение потрахаться на языке романтизма?

Я об этом и не думал, но

теперь не могу перестать…

Размышлять о девственных

глубинах твоего духа (｡・//ε//・｡)

Они же девственные, кстати?

Отъебись.

Но я ведь поселил сладостную

боль новых мыслей в твоей

рыжей лисьей головушке?

Дазай, это была шутка.

Я физически чувствую, как

ты краснеешь

Вот бы зацеловать очаровательный

румянец на твоих щеках (´ ε `)♡

Ты невыносим…       Дазай мечтательно хмыкнул, представив, как алые пятна расползаются по бледной коже, делая веснушки чуточку менее видимыми. Именно таким он помнил Чую тем прекрасным вечером в кофейне, когда с помощью нехитрых манипуляций заставил его сделать первый шаг. Пришлось, конечно, пересмотреть свой план и проиграть одну битву. Зато он выиграл чёртову войну и наконец-то заполучил в свои руки своенравную мелочь, о которой грезил вот уже четыре чёртовых месяца.       Закусив губу, Осаму напечатал ответ:

Не хочешь? (个_个)

Или лисёнок теперь

ждёт чего-то другого? ᕕ(ᐛ)ᕗ

Я не поведусь на твои манипуляции.       Он едва не усмехнулся вслух, прочитав сообщение. Дело времени, малыш. Лисёнок и не подозревал, кажется, что до этого момента вёлся на каждую гнусную манипуляцию. Ну, или, скорее, подозревал и всё равно бросался в этот омут с головой.       Впрочем, как и Дазай, ведь они друг друга стоили.

Нуууу

Теперь я буду думать, что

лисёнок больше не хочет

со мной целоваться (｡╯︵╰｡)

А если он не хочет, я обязан

уважать его желания…

      Ответ пришёл мгновенно. Лисёнок-лисёнок, надо быть аккуратней с тем, кому даёшь себя приручить. Хочу, конечно, придурок.

Как неожиданно и приятно!

Есть предпочтения об

определённых местах? (￣▽￣*)

Поцелуешь меня, когда я приеду первым в заезде.

Я имел в виду места на теле, но

так тоже неплохо…

Я не собираюсь заниматься с тобой виртом на парах, понял?

Зануда (￣︿￣)

То есть не на парах

ты очень даже за? ☆(>ᴗ•)

      Долго печатает и всё равно молчит. Дазай так громко дёргал ногой, что на него, наверное, уже все смотрели. Но ему было плевать, ведь… неужели перегнул?

Хорошо, тогда давай так…

Если ты приедешь первым,

тебя будет ждать очень

приятный сюрприз (｡•̀ᴗ-)

Я и так приеду первым.       Фух, всё в порядке. Что за сюрприз?       Английские романтики что-то писали о том, что влюблённые юнцы ведут себя как рыбы, позарившиеся на цветастую наживку? Если нет — они полные идиоты. Ждёшь-ждёшь-ждёшь, чтобы потом вовремя подцепить.       Интересно, а когда он подцепил Чую?

Ты сам сказал, что не хочешь

заниматься со мной виртом

на парах, так что потерпи…

Ублюдок.       Дазай уже отложил телефон, но он снова пиликнул. 3… 2… 1… Тогда тебя тоже будет ждать сюрприз.       Бум!       Прочитав последнее сообщение, Дазай сглотнул и заёрзал на месте, озираясь по сторонам. Никому не было до него дела, так что он сгорбился за сидящей впереди спиной и, кусая кончик большого пальца, напечатал ответ:

Какой?????

Чуууууууя

Ты хочешь, чтобы я

умер от остановки

сердца на лекции Мори?

Пожалуйста, пусть это

будут лисьи ушки…

      Иначе без них он сам себя будет чувствовать рыбой, выброшенной на берег.

Чуууууууууууя

Ты меня игнорируешь???

Проклятый, коварный, гнусный,

отвратительный лисёнок!

Ну Чууууууяяяяяяя (｡•́︿•̀｡)

Ещё минута молчания — и я

спущусь по водосточной трубе

в кабинет французского

Я ничего тебе не скажу. А теперь не мешай мне учиться, я и так из-за тебя чуть на пересдачу по истории не опоздал. Побудь хорошим мальчиком и наберись терпения.       Последнее сообщение заставило бедный, сбитый с толку мозг Осаму начать с бешеной скоростью перебирать варианты того, что придумал лисёнок. Как назло, ничего, кроме всяких гнусных пошлостей, о которых он думал с того самого поцелуя, в голову не лезло. Вряд ли Чуя действительно наденет лисьи ушки и позволит снять с себя всё, кроме них. И точно-точно не согласится на рыжий хвостик, который он на самом деле присмотрел вовсе не в карнавальном магазине, а в секс-шопе. Да и костюм горничной он, скорее, порвёт в клочья, чем согласится надеть… Ну а что уж говорить о…       Дазай уронил голову на руки и едва не заскулил. Побудь хорошим мальчиком? Где он этого набрался? Лисёнок вообще в курсе, насколько пошло это звучит? Он хоть понимает, что ни черта не помогает?!       Или понимает?..       Прищурившись, Осаму схватил в руки телефон и ещё раз перечитал диалог.       Следом отправил десяток сообщений, но все оказались непрочитанными. Когда Чуя хотел, он действительно был хорош в игнорировании, и это неимоверно выводило из себя.       И делало слишком плохохорошо, чёртов Чуя.       Осаму отложил телефон в сторону и растёкся по столешнице, лениво слушая, каким должен быть идеальный анализ стихотворения «О не красней так, о не красней!», который он должен выполнить уже на этой неделе. Голос Мори плавно затекал в одно ухо и так же плавно вытекал через другое. Нужная информация абсолютно не задерживалась в голове.       Жаль, что интересовал его сейчас отнюдь не румянец неизвестной музы Китса, а вполне конкретный, лисёночий, самый-самый очаровательный. И Дазай умирал от желания его увидеть.

***

      Кажется, в этот раз толпа была ещё больше. Дазай покрутил головой, пробираясь сквозь людей, но так и не смог выцепить знакомую рыжую макушку. Не было видно ни Тачихары, ни Хигучи, зато вокруг раздавались крики, громкая музыка, рёв мотоциклов и рокот возбуждённых зрителей. Неприятные воспоминания о прошлом инциденте на гонках лишь слегка коснулись опьянённого радостью сознания Осаму и тут же испарились.       Он постоянно отвлекался то на щёлк открывающихся пивных банок, то на танцующих девушек, замотавшихся в чёрно-белый гоночный флаг, то на вибрации под подошвами кроссовок от музыкальных басов и скрежета шин об асфальт.       Дазай продолжал крутить телефон в кармане худи и метаться взглядом от одной любопытной вещи к другой, пока на его плечо сзади не легла ладонь.       — Потерялся? — Осаму резко развернулся, оказавшись лицом к лицу с Тачихарой. На нём была гоночная кожанка, мотоциклетные перчатки и очередной занимательный пластырь на носу. В этот раз с принтом Куроми — ну что за прелесть. — Чуя предупредил, что опоздает, попросил за тобой присмотреть.       — Лисёнок думает, что я ни шагу без него не могу ступить, — усмехнулся Дазай и последовал за Мичизу. — На самом деле, всё совсем наоборот, — он ткнул локтем в бок Тачихары и поймал его понимающую улыбку. — И чего это он решил опоздать? Блох из хвоста, что ли, вычёсывает…       Он всё ещё помнил об обещании Чуи про тот самый «сюрприз» и уже всю голову сломал над теориями, вместо того, чтобы заняться учёбой.       — Вот приедет — и спросишь, — ответил Мичизу.       Они подошли к небольшой компании ребят. Осаму тут же заметил Ичиё и парочку незнакомых людей: рыжего парня — тут что, фейс-контроль по цвету волос? — и девчонку, что мёртвой хваткой вцепилась в его руку и что-то шептала на ухо.       — Привет, Дазай! — Хигучи склонила голову вбок с улыбкой. — Приехал поболеть за Чую?       Осаму подошёл к её мотоциклу. Она всучила ему в руки свой шлем и достала из кармана гигиеническую помаду, склонившись к зеркалу заднего вида.       — Скорее, полюбоваться, — он покрутил шлем в руках и замер, когда вспомнил, что совсем забыл свой. Так торопился… совсем вылетело из головы. Дазай покусал губу, надеясь, что это не станет предлогом не садиться на мотоцикл позади Чуи: он ведь был тем ещё упёртым лисёнком. Ну ничего, он его заболтает. — А это?..       Осаму кивнул на парочку, разговаривающую с Тачихарой. Хигучи оторвалась от своего отражения и обернулась, проследив за его взглядом.       — Брат и сестра Танизаки. Джуничиро и Наоми.       — Брат и сестра… — эхом повторил он, вскинув брови.       — Не задавай вопросов, на которые ты не хочешь знать ответов.       Ичиё выхватила шлем и пристроила его на ручку. Следом подошёл Тачихара вместе с Джуничиро и Наоми. Он представлял их Осаму, пока тот внимательно всматривался в руку сестры, совсем не по-семейному залезшую под край джемпера брата. Дазай тактично отвёл взгляд, посмеиваясь над тем, какую странную компашку выбрал для себя Чуя, и краем уха вслушивался в разговоры о предстоящем заезде и щебет Наоми и Ичиё о каких-то помадах. Он сложил руки в карман худи и стал нетерпеливо переминаться с ноги на ногу.       Ну куда же запропастился Чуя, в самом деле? Неужели и правда красоту наводит?       Для него. Внутренний собственник чуть ли не хихикал, мурлыкал и захлёбывался от подобных звуков в довольстве. Лисёнок ещё не понял, что понравится Дазаю любым: в домашних трениках с огромной дырой на коленке, в одном носке, с колтунами и запахом морга изо рта.       Осаму услышал взревевшие один за другим моторы байков, заглушившие громкую музыку. Начало вот-вот, а его всё нет. Он цокнул языком, достал телефон из кармана и собрался было набрать единственный контакт, которому звонил за последние несколько месяцев, когда заметил на горизонте красный мотоцикл.       Стройные ряды байков уже начали потихоньку выезжать на стартовую полосу, а зрители — тянуться к трассе. Кажется, мимо пронеслась чёрным пятном Хигучи. Следом за ней, наверное, Мичизу — Дазай бы сказал точно, если бы вообще обращал внимание на что-то, кроме Чуи.       Накахара затормозил, снял шлем и протянул кулак в сторону, стукнувшись с рукой в перчатке, которая наверняка принадлежала Тачихаре. Он поднял взгляд и улыбнулся уголком губ, когда заметил Осаму. Дазай сглотнул и сорвался с места, идя быстрым шагом к нему.       На подходе он присвистнул, когда заметил… на самом деле, он много чего заметил и всё не мог понять, на чём стоит сфокусировать взгляд.       На ярком румянце на щеках, что словно заставлял Чую светиться изнутри? На явно каким-то образом подчёркнутых глазах, отчего взгляд стал глубже и как-то по-особенному манил? Осаму не был уверен, что его конечности останутся целыми, если он посмеет прокомментировать это, употребив в одном предложении слова «Чуя», «тушь», «подводка»… что там ещё существует для глаз? Господи боже, плевать. Выглядело потрясающе.       Но воображение всё же не унималось, совсем не жалея кости своего носителя. Ведь это великолепие… может… ещё потечь и размазаться, если…       Вместо обычной штанги верхнюю часть уха украшала особенная, с двумя цепочками, что тянулись прямиком к серёжке-гвоздику в мочке с чёрным камнем. Никакого привычного глазу кольца. Хотелось подойти ближе и ощупать все эти новые штучки. Может быть, даже поиграться с цепочками. Осаму ощущал себя котом, увидевшим яркую игрушку, и её непременно хотелось трогать.       Да и вообще.       Трогать-трогать-трогать.       Когда взгляд спустился ниже, он застыл перед Чуей с полуоткрытым ртом и очень глупым выражением лица, потому что… ну потому что он надел подаренный на день рождения чокер и даже не стал снимать кулон с лисом. Под чёрной полоской кое-где виднелись и ещё не сошедшие следы засосов на молочной шее. И это приводило Дазая в какой-то неконтролируемый собственнический восторг.       Чуя хотел показать, кому он принадлежит, но это послание было адресовано лишь тому, кто поймёт.       Лисы всё равно пёсьи, им нравится принадлежать. Нравится носить подаренные чокеры, похожие на ошейники. Понравилось бы, если бы их притянули очаровательным носиком к себе, лишь слегка подцепляя чокер. При должном уходе они верные и им нравится, когда у них есть кто-то, кто их имеет.       — Чё уставился? — усмехнулся Накахара.       Уголок губ Дазая дрогнул. В отличие от сказанного в первый день знакомства, сейчас эта фраза звучала сильно иначе. Голос всё тот же: с лёгкой хрипотцой; внешность всё та же: ангел во плоти, хоть и теперь Осаму точно знает, что это далеко не так. Но откровенная враждебность сменилась ласковой насмешкой с каким-то едва уловимым оттенком нежности, от которого щемило в груди. Если быть до конца честным — и не только в груди.       Слова непривычно застряли в горле. Вау. Обычно он не испытывал с этим проблем.       — Ты опоздал, — выдавил Дазай.       — Хватит обливаться слюнями, — ещё больше покраснев, ответил Чуя. — Не забыл, что ты мне обещал?       Байки отдалённо шумели на старте. Мотоцикл Чуи рокотал, ожидая, когда хозяин вдавит газ. Воздух пропитался запахом бензина и шин.              Осаму подошёл ближе и, не удержавшись, щёлкнул пальцем по цепочкам на ухе. Накахара резко выдохнул и заглянул в его глаза. Прядка на макушке выбилась из тугого хвоста, когда Чуя снимал шлем. Дазай невесомо пригладил её, склонил голову вбок и подцепил чужой подбородок кончиком пальца.       — Поцелуй на финише, м? — он почувствовал, как по щеке скользнуло дыхание Чуи: тот был так близко. — Нет, это было твоё предложение, лисёнок. Не моё. Тебе я обещал сюрприз. Если придёшь первым.       — То есть, теперь уже ты не хочешь меня целовать? — Чуя колко прищурился, однако в этом читалась игривость.       У Дазая от эмоций кружилась голова. Желание наплевать на гонку, поцеловать его прямо сейчас, а потом обманом затащить к себе домой и больше никогда не выпускать из своей комнаты, пока он не начнёт просить, плакаться и умолять о пощаде, было невыносимым. Но так ведь не интересно.       Мимолётная мысль вспыхнула в голове: в какой момент лисёнок стал таким… таким? Этот хитрый прищур, плещущая через край уверенность, хоть и не лишённая уже знакомого смущения. Не сказать, что Чуя когда-то тушевался в присутствии Дазая, но и не стремился подыгрывать в кошки-мышки, забирая при этом чужую роль. Кажется, тот поцелуй был столь желанным и ожидаемым не одним Осаму, и он определённо сорвал парочку тормозов. Так любопытно, сколько ещё получится сорвать и что же там за ними кроется.       Как бы самому не оказаться прижатым к стенке. А он-то считал, будто давно понял, кто такой Чуя Накахара. Глупец. В нём ещё столько неизведанного.       — О, я кучу всего хотел бы с тобой сделать, — шепнул в его губы Дазай, не касаясь их. — Но давай-ка вернёмся к этому разговору после заезда, — тогда настанет самое время объездить. Лисёнок же будет так же со знанием дела обхватывать не только свой байк, да? Осаму отстранился и целомудренно поправил ворот чужой кожанки, будто она и так сидела не идеально и чертовски сексуально. — Говорят, некий новичок Кицунэ часто приходит первым. Не знаешь, кто это?       Дазай подмигнул и с трудом сделал пару шагов назад. Чуя закусил губу, подавив улыбку, и отвёл взгляд.       — Надеюсь, сегодня ты поставил деньги, — сказал он, надевая шлем. — Я проёбывать гонку не намерен.       — Как раз собирался, лисёнок, — мягко улыбнулся Осаму.       Чуя хлопнул забралом и тронулся с места, направившись к стартовой линии. Дазай пару секунд смотрел, как удаляется красная точка, и поспешил к толпе зрителей: нужно успеть найти букмекера до того, как начнётся гонка.       Пробравшись сквозь тела к тучному мужчине в ярко-жёлтом жилете, Дазай не глядя всучил ему всю наличку и поставил на победу Чуи. В куче людей у трассы он нашёл брата и сестру Танизаки и протиснулся к ним, пристраиваясь рядом.       — Я всегда так волнуюсь, — проговорила Наоми, прижимаясь щекой к плечу брата. — Не очень люблю эти гонки, но Джуничиро обожает смотреть, как Мичизу и Ичиё ездят. А теперь вот и Чуя.       Осаму, засмотревшись, как Чуя поправлял заклёпки на перчатках, не сразу понял, что фраза была адресована ему.       — А давно вы с лисёнком знакомы? Я вас в прошлый раз не видел, — безразлично бросил он.       Чуя просто невероятно смотрелся на своём красном байке. Дазай не мог отлепить от него взгляд, впрочем, не очень-то и пытался. Вспомнив об алых отметинах на его шее, он ощутил, как внизу живота скручивается в узел возбуждение. А может, это было предвкушение. Или всё сразу — чёрт бы разобрал.       — Его как-то в изакаю привёл Тачи, — отозвался Джуничиро. Он слегка дёрнул плечом, косясь на сестру. — Наоми, да не впивайся ты так! Ещё даже ничего не началось, — он повернулся к Дазаю, не обращая внимания на фырканье. — Не всегда получается прийти, к тому же, Наоми не очень тут нравится. Она предпочитает встречаться на нейтральной территории, где не гремят моторы. Но Чуя правда крут.       Как раз в этот момент к трассе вышла девушка и взмахнула зелёным флагом. Байки резко стартанули, подняв в воздух пыль. Наоми спрятала лицо в плече брата, а Джуничиро и Осаму оба заворожённо глядели, как отдаляется вереница мотоциклов. Отсюда было не разобрать, кто выбился вперёд. Дазай прищурился и сложил ладонь козырьком, прикрывая глаза от летящей пыли. Спустя время удалось разглядеть красную точку, что возглавляла поток мотоциклов.       Оставалось только ждать.       Отдалённо с трассы слышался рёв двигателей, что заглушали возбуждённые переговаривания в толпе и стихшая музыка, всё ещё звучащая за спинами зрителей.       Осаму кусал губу, вглядываясь в горизонт, где виднелся съезд с трассы. Он всё никак не мог сконцентрировать внимание и просто ждать, поэтому скользил взглядом по толпе, цепляясь за всякие мелочи: яркие пятна, резкие звуки, иногда даже удавалось выхватить из гула разговоров кличку Чуи.       Носок его кроссовки постукивал по бордюру, и, когда надоедало, он переключался на другую ногу.       — Переживаешь? — спросила Наоми.       Её серо-голубые глаза открыто и одобрительно смотрели на Осаму, будто она нашла в нём союзника.       — Нет, — усмехнулся Дазай. Он мотнул головой и уставился на горизонт. — Я знаю, что Чуя придёт первым. Я ведь на него поставил.       Когда на съезде всё ближе начал раздаваться шум моторов, Осаму слегка подался вперёд. Красный мотоцикл Чуи с помощью манёвра оставил чёрный позади и вырвался вперёд. На подъезде к финишу Хигучи попыталась прибавить газу, но тщетно: Накахара пришёл первым с отрывом в одно мгновение.       Взрыв из хлопков и криков зрителей оглушил. Чуя затормозил и снял шлем, вытерев пот со лба тыльной стороной ладони. Он широко улыбнулся и стукнулся кулаком с подъехавшим к финишу Тачихарой. Хигучи рядом закатила глаза и надела шлем обратно, съехав с проезжей части к центру, где уже собиралась толпа празднующих участников гонки и зрителей. Оставшиеся байки запоздало подъезжали к финишу.       Дазай бросил взгляд на замешкавшихся Джуничиро и Наоми и сорвался с места, направившись к Чуе.       — Спасибо, Ичиро. — Накахара отсалютовал букмекеру и спрятал пачку денег во внутреннем кармане кожанки.       — Тебя ждать на следующей неделе? — спросил тот.       Он поправил свой ярко-жёлтый неоновый жилет и прижал ближе к груди прозрачную коробку с наличкой. Должно быть, собирался раздать часть из них тем, кто выиграл в ставках. Про свой денежный приз Дазай забыл сразу же, как в его поле зрения появился Чуя.       — Чёрт его знает. — Накахара тряхнул головой и зачесал влажную чёлку пальцами. — Наверное.       Дазай замедлил шаг. Чуя обернулся и, заметив Осаму, расплылся в ещё более широкой улыбке. Казалось, будто всё его внимание сконцентрировалось на Осаму, а остальное перестало существовать: и бормотавший что-то рядом Тачихара; и подошедшие брат и сестра Танизаки, принявшиеся поздравлять с первым местом; и махнувший на прощание Ичиро, скрывшийся в толпе; и участники гонки, потоком обтекающие красную Ямаху.       Мичизу, оценив обстановку, усмехнулся.       — Вы только прям тут не потрахайтесь, голубки, — бросил он.       Чуя густо покраснел и оторвал от Дазая взгляд. Брат и сестра Танизаки глупо хихикнули, переглянувшись.       — Тачи, блядь…       Поток ругательств оказался заглушен резко стартанувшим с места мотоциклом Тачихары. Тот напоследок показал Чуе средний палец и умчался вслед за Хигучи к эпицентру праздника, где уже раздавались музыка, крики и веселье.       — Надеюсь, получится потусить ещё раз как-нибудь вне гонок, — сказал Джуничиро, по-дружески хлопнув Накахару по плечу. — Если что, заезжай. Мы с Наоми всегда рады.       — Да, — кивнула она, прижавшись к брату.       — Конечно, ребят, — Чуя смущённо закивал.       — Ну всё-всё, хватит! — Осаму окончательно потерял терпение и комично замахал руками, отгоняя Джуничиро и Наоми так, словно они были назойливыми мухами, слетевшимися на оставленную еду. Впрочем, это не так уж и далеко от правды. Лисёнок и правда напоминал аппетитную сладость, которую хотелось немедленно облизать. — Экспонат устал, имейте совесть.       Чуя закатил глаза и помахал ребятам на прощание, прежде чем прищуриться и проговорить:       — Кажется, кто-то там обещал сюрприз…       — Кто-то там намерен сдержать обещание, — приблизившись, промурлыкал Осаму. Накахара вскинул голову и смело встретил его взгляд. На фоне всё ещё раздавались басы музыки и мельтешило слишком много лишних глаз. Не то чтобы Дазай когда-то смущался публичности — просто считал, будто такое Чуя точно не одобрит. Он целомудренно провёл костяшками пальцев по пылающей и всё ещё слегка влажной от пота коже щеки и с наслаждением отметил слетевший с чужих губ вздох. — Поехали?       — Запрыгивай, — сглотнув, ответил Накахара. Он потянулся к своему шлему и обернулся на копающегося сзади Осаму. — А где твой, болван?       — Я его забыл, лисёнок, — напускным виноватым тоном ответил Дазай. Он пристроился на сидении ближе к Чуе и крепко обхватил талию руками. — Накажешь?       — Да, блядь. Спихну тебя на дорогу на полной скорости. — Чуя сунул ему в руки свой шлем. — В следующий раз, если забудешь, останешься тут. На мотоцикл не сядешь, хоть изнойся, понял?       Осаму надул губы, но всё же с горем пополам натянул отвратительную штуку на свою голову, даже без помощи Чуи, хоть и под насмешливым ехидным взглядом.       — Лисёнок просто беспощаден.       — Лисёнок просто хочет, чтобы эта башка была в целости и сохранности, — ответил Накахара.       Даже не дав сказать и слова, он захлопнул забрало на шлеме Осаму и похлопал по бокам. Дазай просунул ладони под кожанку, уткнулся шлемом в плечо Чуи и поставил ноги на подножки. Мотоцикл тут же тронулся, оставляя позади шум и веселье ночи.       В этот раз Чуя ехал гораздо быстрее, чем в предыдущие, кажется, каким-то образом почувствовав, что Осаму больше не боится. Скорее, наоборот, вместо когда-то давно испытанного страха в груди теснился необъятный восторг. От скорости, от прелести этой ночи, от близости Чуи, от осознания: это всё происходит на самом деле.       Огни ночного города проносились мимо смазанными бликами, как и редкие автомобили на трассе. Осаму понятия не имел, куда его везут, да и это не имело значения. Какая разница, если всё, что ему нужно, у него есть?       Сердце быстро стучало в груди и висках, он часто дышал и заворожённо смотрел, как развеваются на ветру собранные в хвост и чуть растрепавшиеся огненные пряди. Наверное, точно такой же огонь сейчас разливается по венам, смешиваясь с кровью, подталкивая к действиям.       Один импульс. И этого достаточно, чтобы Дазай медленно повёл ладонь вверх, собирая в руке тонкую ткань футболки Чуи. Правая нырнула под край, коснувшись горячей кожи живота, что тут же напрягся. Осаму облизнул пересохшие губы и замер, прислушиваясь к ощущениям.       Не было ни страха, ни опасения, что одно неловкое движение — и он сорвётся, переломает себе все кости и будет лежать мешком на больничной койке, ненавидя себя. А ещё из-за него наверняка пострадает и Чуя, что великодушно отдал свой шлем.       Какое там будущее? Здесь и сейчас.       Пока левая рука, крепко вцепившись в талию, помогала держаться, правая двинулась вниз. Подушечки прошлись по трепещущему низу живота, ноготь шоркнул по краю жёсткого ремня. Осаму почувствовал, как нервно дёрнулось плечо Чуи, и его губы растянулись в широкой улыбке. А низ живота стянуло желанием.       Пальцы продолжали гладить кожу, то путаясь в рыжих завитках ниже, то слегка царапая напрягшиеся мышцы пресса выше, то обводя круговыми движениями впадинку пупка. Чёртов шлем на голове мешал как следует разгуляться: ему бы прижаться губами к нежной шее, оттянуть зубами чокер, вдохнуть запах пота и скорости с ключиц Чуи, да вот только упорство лисёнка он, как всегда, недооценил.       Дазай абсолютно не обращал внимания ни на дорогу, ни на шум ветра, слегка приглушенный шлемом — лишь ловил взглядом рыжину перед глазами, застеленными стеклом забрала, и кусал губу от дрожи, тронувшей подушечки пальцев, что исследовали чужую кожу, покрывающуюся мурашками.       Он даже не заметил, как Чуя свернул с трассы на безлюдную дорогу между складов, ведущую к очередному пирсу на берегу залива Негиши. Очнулся только, когда мотоцикл затормозил, и его тряхнуло от резкости остановки. Дазай стянул шлем и напоролся на острый взгляд Накахары, брошенный через плечо.       — Какого хуя? — прошипел он и раздражённо вырвал у Осаму из рук шлем. — Если хочешь убиться на дороге, меня в это не впутывай.       Чуя разместил его на ручке и вздрогнул, когда Дазай вернул руки туда, где они были буквально минуту назад. Он с облегчением прижался грудью к спине Накахары и мазнул губами по шее, услышав рваный выдох.       — Такие способы я готов пробовать только на тебе, лисёнок, — прошептал Осаму. Теперь обе ладони гораздо увереннее гладили кожу под футболкой, а Чуя, сдавшись, откинул затылок на плечо Дазая. — Я ведь даже ничего не успел сделать, а мог…       — Получил бы… — ответил он, но шумно вздохнул, когда Осаму, как и планировал, оттянул зубами чокер и провёл языком чуть ниже. — …блядь, Дазай.       — М?       Уже не скрывая своих намерений, Осаму потёрся твёрдым пахом о зад Чуи и стал зацеловывать ярко-красные пятна, что смущением покрыли кожу шеи.       — Это твой сюрприз?       — Обижаешь. — Дазай усмехнулся в чужую ключицу. Стоило коснуться подушечками пальцев соска, как Накахара крупно вздрогнул и прикрыл веки. — Думал, можешь прийти в таком виде и отделаться одним поцелуем? — Осаму провёл правой ладонью по пряжке ремня вниз и ощутил напряжённый член под джинсами. Он сжал его сквозь ткань и услышал тихий, но такой сладкий хриплый стон. — Серьёзно?       — Кто сказал, что я… — выдохнул Чуя, выгнув поясницу навстречу блуждающим по телу рукам Осаму. — …собирался отделаться поцелуем?       — Чёртов лисёнок, — рыкнул Дазай, прикусив местечко между шеей и плечом. — Ты меня с ума сведёшь, знаешь?       Он напоследок сжал сосок подушечками пальцев и потянулся обеими руками к пряжке ремня Чуи. Было неудобно расстёгивать его, сидя у него за спиной, но выбора не было: Дазай не мог ждать. Накахара, кажется, тоже не собирался: повернул лежащую на плече голову и пытался мелкими жалящими поцелуями дотянуться до полоски голой кожи над бинтами, что скрывали шею; до линии челюсти; до подбородка — но не доставал и шипел ругательства себе под нос.       Справившись с ремнём, Дазай резко дёрнул собачку на джинсах и торопливо запустил ладонь в белье, обхватив член под головкой. Чуя закусил губу и промычал что-то в темнеющее над головой небо — Осаму не расслышал, потому что в ушах шумела кровь, потому что выламывало от кайфа, потому что лисёнок наконец-то был в его руках и не брыкался.       Пожалуй, он бы согласился умереть, но только чтобы пережить это ещё раз.       Или жить, переживая это раз за разом.       Вот тебе и блядский смысл.       Выкуси, ёбанный Мори, ёбанный Китс, ёбанные все и всё.       Дазай провёл подушечкой большого пальца по головке, собирая смазку, и обхватил губами мочку уха. Левая рука вернулась на грудь, то поглаживая, то сдавливая упругие мышцы. Он вновь коснулся соска и провёл по члену вверх-вниз, упиваясь звуками глухих сбившихся вздохов, слетающих с губ Чуи.       — Почему ты… не скрыл? — обводя языком засосы под чокером, спросил Осаму.       Он замедлил темп, то проходясь пальцами по длине, то нежно касаясь выступающих венок, которые, честно говоря, больше всего хотелось обвести языком. Слегка сжал кожу под головкой, оттянул вниз — неторопливо, ожидая ответа. Джинсы и бельё мешали, но Дазай всегда был упорным и умел добиваться своего, когда ему это было необходимо.       А сейчас ему очень многое необходимо.       — Чтобы ты видел, — жмурясь от наслаждения, ответил Чуя.       Он был таким податливым и отзывчивым, так по-особенному млел под лаской, и Осаму умирал от мысли, что никто во всём мире больше не касался его вот так и не видел его таким.       Брови Чуи очаровательно изогнулись домиком, губы были слегка приоткрыты в полувздохе, а румяная кожа так и манила прикоснуться; и Дазай не удержался.              Уткнулся кончиком носа во влажный висок, вдохнул любимый цитрусовый запах и прошептал:       — Только я?       — Все.       И это стало нужным толчком.       Дазай ускорился, и Чуя задышал чаще, слегка подмахивая бёдрами навстречу движениям руки. Его пальцы в перчатках рассеянно запутались в прядях Осаму на макушке, и он направил его голову к своей шее, прямо заявляя о своём желании. Не сбавляя темп, Дазай стал влажно целовать и покусывать солоноватую от пота кожу. Ему сносило башню от того, что Накахара не стесняется показывать, что ему нравится. А ещё — от хриплых стонов, которые он выдыхал в ночной воздух. Хотелось больше. Хотелось услышать каждый из них, все оттенки: от вызванных неторопливой лаской до выбитых из лёгких захлестнувшей похотью. И Дазай хотел — нет, не хотел — мечтал стать их причиной.       Но он и сейчас их причина, не так ли?       И только он один их причина.       Они ещё так далеки от самого интересного, а Дазай уже целиком им обладает. Какая прелесть.       Если бы Чуя продержался ещё хотя бы минуту, Осаму бы точно кончил в штаны лишь от того, как лисёнок дрожал в его руках. Но спустя пару мгновений вязкая тёплая сперма брызнула на руку, а Накахара в полустоне протянул:       — Бля-я-ядь…       Откинулся затылком на плечо Дазая и шумно выдохнул, прикрыв глаза.       Осаму постепенно замедлился и, не церемонясь, вытер ладонь о свою худи — опробовать его он ещё успеет и в более приятной обстановке. Пока Чуя постепенно приходил в себя, Дазай аккуратно убирал прилипшие к мокрой шее и лбу рыжие пряди, поправил съехавший чокер, с едким восторгом оценив прибавившиеся краснеющие пятна, и целомудренно чмокнул лисёнка в щёку с громким звуком.       Тот сморщил нос и открыл глаза, уставившись на Осаму.       — Серьёзно?       — Не понравилось?       Дазай вскинул брови и улыбнулся.       — Ты только что мне подрочил, а теперь целуешь в щёку, как первоклассница?       Может и так, но кое-что другое он точно делает первоклассно.       Осаму усмехнулся.       — Лисёнок входит во вкус, м?       Он ткнул подушечкой пальца в веснушчатый нос, и Чуя резко выпрямился на сидении, отстранившись от Дазая.       — Блядь. Я весь в сперме, будто мне снова четырнадцать и я проснулся после порнушного сна.       Накахара принялся, как мог, приводить себя в порядок. Он с опаской смотрел по сторонам, будто ожидал, что на безлюдном пирсе посреди ночи внезапно кто-то появится. Осаму вновь обвил его талию руками и проговорил на ухо:       — Расскажешь о своих подростковых порнушных снах у меня. Поехали. Я даже выделю тебе одежду, а к утру всё высохнет.       — Ты ведь всё это продумал заранее, да? — фыркнув, спросил Чуя. — Болван, — в его тоне чувствовалась теплота, так что Дазай довольно потёрся щекой о его кожанку и улыбнулся. Но тут же получил шлемом по лбу и ойкнул. — Надевай, иначе я тебя никуда не повезу.       — Вот и вся благодарность… — недовольно пробурчал Осаму и с шумными охами и вздохами принялся надевать шлем. — Удивительное бескультурие.       Накахара лишь кинул насмешливый взгляд через плечо, поёрзал на сидении, ругаясь под нос из-за грязных штанов, и завёл мотоцикл.       Остаток пути до дома Дазая прошёл практически без посягательств на личное пространство Чуи. Если не считать то, как на светофорах и остановках его продолжали бесстыдно облапывать проворные руки, однако теперь уже — через одежду. Не удивительно, собственное возбуждение всё ещё красноречиво оттягивало штаны и болезненно реагировало на близость Накахары.       Тот нехотя шлёпал по бессовестным ладоням и возвращал руки Осаму на талию, сквозь зубы матерясь и ворча что-то вроде: «Блядь, ну вести же мешаешь!»       Через шлем потоки недовольств звучали приглушённо, так что Дазай вовсю этим пользовался и делал вид, будто ничегошеньки не слышит. По дороге к квартире он то и дело пялился на обтянутый джинсами зад Чуи, потому что перед этим специально замешкался на лестничном пролёте с развязавшимся шнурком на кроссовке (он не развязался).       Когда за спинами хлопнула входная дверь, они оба прислушались к гробовой тишине в квартире.       — Твоего соседа… нет? — шёпотом спросил Чуя, шаря глазами по прихожей.       — А мне откуда знать? — так же зачем-то шёпотом ответил Дазай.       В этот миг дверь комнаты Куникиды зловеще приоткрылась и в проёме показалось недовольное лицо. Чуя, уже успевший снять кожанку, торопливо прикрыл свой пах и застыл. Осаму прыснул в кулак.       — Вы время видели, олухи?! — прошипел Доппо.       — Ну, не пять утра — и уже неплохо, — посмеиваясь, ответил Дазай. Он схватил Накахару за запястье и потащил в свою комнату.       Тот продолжал воевать с кожанкой, чтобы скрыть следы «преступления», и очаровательно краснел, хотя Осаму был уверен на сто миллионов процентов, что Куникида бы ничего не заметил. А если и заметил, его невинная душа бы явно подумала о чём-то безобидном, вроде пролитого на джинсы милкшейка.       — Бошки поотрываю! — пригрозил кулаком Доппо и хлопнул дверью.       Табличка «Не беспокоить», с недавних пор появившаяся на двери, и так держалась на честном слове и чудом не свалилась. Куникида столько раз на дню хлопал этой несчастной дверью, что и та однажды точно отвалится.       — Какой-то он сегодня нервный, — хмыкнул Дазай. — Не хочешь завтрак приготовить, лисёнок?       — Да иди ты уже, блядь, — прошипел Чуя, толкнув того в спину.       Хихикая, он прошёл внутрь и придержал Накахаре дверь, галантно поклонившись. Тот злобно зыркнул и скомкал несчастную кожанку, бросив её на пол.       Пока Осаму, комментируя каждое своё движение, искал хоть какую-то домашнюю одежду, в которой Чуя не утонет, Накахара как-то нервно расхаживал по комнате и отрешённо щёлкал пальцами. Он даже не заметил, как Дазай подошёл к нему с полотенцем, шортами и дурацкой футболкой с принтом «Booktrovert» и сказал:       — Осторожно, возможны осадки в виде пара из ушей.       — А? — отозвался Чуя.       — Ты опять громко думаешь, лисёнок. — Осаму протянул ему одежду и приблизился. Голубые глаза напротив взволнованно забегали по ласковому выражению лица Дазая. — Не стоит, — он обхватил зардевшиеся щёки Чуи ладонями и мягко поцеловал в губы, едва-едва касаясь. Чертовски сильно хотелось большего: например, сгрести его в объятия и завалить на свой футон, а потом долго и обстоятельно исследовать это чудесное тело, чтобы узнать каждый маленький секрет. Но пока лисёнок к этому не готов. — Если хочешь, можешь поспать на втором футоне, я не буду… — Осаму сглотнул, подбирая слова. — …ни на чём настаивать, пока ты сам об этом не попросишь.       Глаза Накахары расширились. Так, будто он уже успел напридумывать себе какой-то чуши, вроде того, что теперь обязан чем-то ответить на случившееся на пирсе. Зная его, наверняка так и было. Дазай готов был поставить все остатки своих сбережений, что причина волнений отчасти крылась именно здесь.       Ведь это всё ещё лисёнок, который привык отдавать, не получая ничего взамен. Это всё ещё Чуя, что по какому-то совершенно нелепому стечению обстоятельств решил, будто недостоин безусловности.       Он молча кивнул и задумчиво прошагал в ванную, прижав одежду к груди. Когда за ним закрылась дверь, Осаму провёл ладонью по лицу и даже похлопал себя по щекам, отрезвляя. Может, лисёнок уже и был в его руках, но расслабляться и, тем более, давить не стоило. Он не считал его сахарной барышней — скорее, наоборот, опасался, что настойчивостью заработает кулак в челюсть, который отбросит его на десять шагов назад, а этого допустить никак нельзя. Не тогда, когда он наконец-то добился желаемого.       В ожидании Чуи из ванной Дазай успел переодеться, закинуть вещи в стирку и проинспектировать холодильник в поисках еды — нашёл там лишь заветренный сыр и какие-то видавшие виды овощи. Куникида, что, собственный микрохолодильник в комнате завёл?! Иначе как объяснить, что продукты перестали появляться там сами по волшебству? И, судя по всему, уже несколько дней как.       Почесывая затылок по дороге в комнату, Осаму глянул на дверь кладовки и решил достать оттуда второй футон — тот, на котором уже пару раз успешно спал Чуя, — но наткнулся на оставшуюся от арендодателя коробку с каким-то хламом и забрал её с собой. Он сел на пол в комнате и заглянул внутрь: там лежали пыльные книги, кучи каких-то женских журнальчиков с гайдами для шитья и прочим бредом. Внимание привлёк потрёпанный «Playboy», датированный началом двухтысячных. Осаму без интереса пролистал пикантные фотографии с женскими прелестями и бросил его в сторону к остальному старью.       А затем, присвистнув, смахнул пыль с обложки литературного журнала «Мита бунгаку» (его появление занятно контрастировало с содержанием остальной коробки — подкидыш, не иначе). Он поднялся на ноги и стал перелистывать страницы, прыгая по заголовкам статей и аннотаций.       Где-то на втором абзаце анализа вклада группы «Третьи новые» в историю японской литературы хлопнула дверь в комнату. Дазай тут же оторвал взгляд от журнала и выронил его из рук.       Потому что перед ним был Чуя, что очаровательно пыхтел и злился на сползающие с талии домашние шорты, подтягивал их и буквально тонул в его чёртовой футболке, доходящей чуть ли не до колен. Всё ещё влажные волосы были кое-как зачёсаны назад, а на его плечах лежало полотенце.       Осаму облизнул пересохшие губы, когда по виску Накахары скатилась капля воды. Зря он, кажется, сказал то, что сказал, потому что хотелось и приставать, и настаивать, и трогать. А ещё Дазай даже не успел наиграться с этой забавной цепочкой на ухе лисёнка, что едва слышно позвякивала от малейшего наклона головы.       — Это что, «Плейбой»? — Чуя сморщил нос, уставившись на кипу журналов, сваленных на полу.       — Где? — тупо спросил Дазай, ногой спихнул их под столик и пожал плечами. — В этой комнате только один плейбой, и это явно не я.       Он, улыбнувшись, подошёл к Накахаре. Тот фыркнул и стянул полотенце с плеч.       — Придурок. Не мог дать что-то меньше размера парашюта? Я вроде не похож на блядскую каланчу.       — Хорошо, наведаюсь в детский отдел, чтобы у лисёнка всегда была сменная одежда в этом доме, — проговорил Осаму, кладя ладони на талию Чуи.       Тот несильно ударил кулаком в грудь Дазая и вскинул взгляд.       — Ещё, блядь, слово…       — Можешь снять, если не нравится.       Осаму склонил голову вбок и подмигнул, притянув Чую к себе. Он упёрся руками в грудь Дазая, и его скулы порозовели. О-ча-ро-ва-тель-но.       — А тебе лишь бы что-то снять, умник ебучий, — огрызнулся Накахара. — Что, дрочил на журналы, пока меня не было?       — А что, ревнуешь меня к голым картинкам, лисёнок?       Дазай не дал очередной колкости сорваться с губ и поцеловал его, едва не простонав от того, как ладони Накахары, секунду назад упрямо упиравшиеся в грудь, поползли вверх, обхватывая шею. Прижимая ближе с настойчивостью, от которой уже остывшее возбуждение в низу живота вспыхнуло с новой силой. Одно прикосновение — и Осаму почувствовал, как по телу ползли мурашки, как в мозгу коротило с той же силой, что и простреливало жаром позвоночник.       Судя по всему, Чуя полюбил целоваться. И уже на третий раз у него появились свои кусачие приёмчики — прелесть. Дазай обожал целовать его и делал бы это каждую секунду, пока не стёрлись губы в кровь. Он зашагал назад к футону, и Накахара последовал за ним. Осаму зарылся пальцами во влажные локоны, прошёлся по шее и только сейчас наощупь заметил, что чокер пропал.       — Куда ты… — оторвавшись от губ Чуи, начал он, но ему не дали договорить, заткнув упрямым поцелуем. — …куда делся чокер?       — Снял, — лаконично ответил Накахара, вновь не дав раскрыть рта.       Он забрался руками под футболку, и Дазай напрочь забыл, к чему вообще это спросил. Пришлось отстраниться, пока Чуя торопливо помогал стягивать одежду через голову, но они вновь нашли губы друг друга, как только лишняя вещь полетела куда-то в сторону. Руки Накахары, осторожно касающиеся голых частичек незабинтованной кожи, творили что-то невероятное — Осаму настолько потерялся в ощущениях, что запнулся о всё ещё стоявшую на дороге коробку и едва не полетел на футон вместе с Чуей в руках.       Вместо них двоих на пол с грохотом свалилась напольная лампа, за которую Дазай зацепился рукой в попытке сохранить равновесие, и из соседней комнаты в стену тут же раздался громкий стук и крик Куникиды:       — Имейте совесть!       Они оба замерли и, посмотрев друг на друга ошалелыми глазами, засмеялись, приглушив череду следующих стуков в стену.       Чуя зашикал на Дазая, который всё никак не мог перестать глупо хихикать, но не удержался и сам прыснул в кулак.       — В следующий раз он сменит замки, — отсмеявшись, проговорил Чуя.       Он уткнулся лбом в грудь Дазая, что всё ещё тряслась от беззвучного смеха. Тот провёл ладонью по влажным волосам Накахары и чмокнул в макушку, вдохнув уже не цитрусовый запах, а аромат собственного шампуня с какими-то цветочными нотками. Так странно.       — Лисёнок, тебе придётся не только над завтраком постараться, но и обед ему приготовить. Может, даже придётся задействовать костюм горничной — хотя я не уверен, что ты в его вкусе… Большое упущение, конечно.       — Да пошёл ты, — Чуя отстранился и привычно толкнул Дазая в плечо. — Твой сосед — ты и разбирайся. Давай спать, завтра на пары.       Осаму с сожалением отстранился и едва не хлопнул себя по лбу, вспомнив, что так и не притащил из кладовки второй футон. Он направился к двери, когда услышал за спиной шорох.       Накахара уже забрался под чужое одеяло и растянулся на футоне Дазая так, будто ему там самое место. Что ж, так оно и было. Кто он такой, чтобы спорить?       Осаму улыбнулся, щёлкнул выключателем и быстро забрался под одеяло к лисёнку. Он сгрёб его в объятия и прижал к груди, чувствуя, как лицо щекочут ещё влажные волосы.       Чуя пошевелился, устраиваясь поудобнее, и затих, даже не став возмущаться. Наверняка краснел, пялясь в стену — Дазаю даже не надо было проверять, чтобы знать это. А ещё теперь абсолютно не было нужды находить чужое запястье и считать пульс. Потому что кончики пальцев Осаму проворно гуляли под футболкой по груди Чуи, в которой гулко грохотало такое же влюблённое сердце.       Он понимал, что этой ночью ему не уснуть.       — Лисёнок…       — Ну чего тебе? — лениво отозвался Чуя.       Дазай крепче обнял его и уткнулся носом в копну рыжих волос, а затем проговорил:       — Moi aussi.       Он моментально ощутил, как Накахара слегка напрягся, и добавил:       — Надеюсь, я правильно послал тебя куда подальше, а то было бы жуть как неловко.       — Заткнись и спи, — после долгой паузы с улыбкой буркнул Чуя и тихо вздохнул.       Дазай прикрыл глаза, и в его безумном рое из жужжащих мыслей стали обретать чёткость те, что чуть позже бескрайно выплеснутся на лист бумаги.