О выборе и спасении

Это правда ощущается так? Как бесконечная, распирающая внутренности сладкая боль — или пытка? — и одновременно чертовски сильное облегчение. Как целая вселенная, в которой вечно взрываются сверхновые — и горячо, и волнующе, и страшно. А всё по вине одного прикосновения. Сумасшествие. Единственное сумасшествие, что я бы с радостью предпочёл. И единственное, что я хотел бы оставить.

      Чуи не было на совместной паре по философии, и это казалось странным. Всё занятие Дазай вертелся, как юла, и пялился в телефон, то заходя, то выходя из переписки. Он мог бы написать первым, — впрочем, как и всегда, — но почему-то сейчас делать этого не хотелось. Внутреннее чутьё подсказывало: Накахара прогулял не просто так. Как и односложные ответы в редких сообщениях он писал не просто так. Как и куда-то бесследно испарился после лекции по французскому — а ведь Дазай специально вчера пришёл к аудитории, чтобы его подкараулить!       Он успокаивал себя мыслью, что уж на работе-то лисёнок от него точно никуда не сбежит, но всё равно без него было как-то не по себе. Прошло так мало времени с тех пор, как они сблизились по-настоящему, а Осаму уже не представлял будней без своего задиристого коротышки, чему в глубине души не особо-то удивлялся. Он с первой встречи предполагал, что так и будет, и сам привёл себя в эту точку. Постепенно желание быть рядом с ним — ближе, ближе, ещё ближе — превращалось в навязчивую идею, от которой отвертеться было не так уж просто.       — Всё в порядке? — с едва заметным тоном беспокойства прошептала на ухо Йосано.       Монотонный голос лектора продолжал раздаваться на фоне, как и рой мыслей не прекращал шуметь в голове Осаму. Они угрожающе жужжали, словно стая неуправляемых ос. Дазай не мог вычленить из этого гула ни единого слова, только чувствовал: необходимо что-то сделать. А что — пока не знал.       — А? — с опозданием отозвался он. — Да-да.       — Не похоже.       Акико опустила взгляд на руки Осаму. Он дёргано крутил в ладони телефон. Лист, зачем-то вырванный из потрёпанной тетради, которую Дазай использовал для всех записей, превратился в горстку рваных бумажек. Он и не заметил даже.       — Спасибо за беспокойство, конечно, но я чувствую себя лучше всех.       Осаму криво улыбнулся и неаккуратно смахнул кусочки листа под столешницу. Что за глупости, в самом деле. Всё с ним нормально.       — Ты сейчас пол проломишь, — сказала она, привычно сложив руки на груди.       Дазай опустил голову. Его нога под столом отбивала чёткий ритм подошвой кеды по полу. Он положил ладонь на колено, и тихий стук прекратился.       — Мне просто скучно.       — Или ты переживаешь из-за своего рыжика? — Йосано поиграла бровями и пихнула Осаму в плечо. — Никуда он не денется. Перестань быть таким жалким, смотреть тошно. Ещё немного — и мне придётся останавливать тебя от идеи вскарабкаться в окно его комнаты в общежитии по пожарной лестнице.       — Я и без лестницы бы справился.       — С тебя станется.       Осаму усмехнулся, но затем протяжно выдохнул.       — Он меня избегает, — он сложил руки на груди и бросил телефон на стол. — Я уверен.       — Да уж, точно лучше всех.       Обычно они с Акико не говорили о чём-то личном, что пересекало рамки дозволенного (эти рамки, конечно же, были только в голове Дазая), однако она тонко чувствовала невидимую преграду, поэтому их разговоры всегда заканчивались на взаимных саркастичных подколах, университетских сплетнях и учёбе.       Хотя однажды Йосано по дороге к станции метро позволила себе пожаловаться, что в университете куча горячих красоток, но она никак не может собраться с духом и пофлиртовать с ними в открытую. Осаму тогда понял о ней кое-что новое. И нет, речь вовсе не об ориентации, — всё-таки гей-радар у него работал неплохо, — удивительно было другое: за прочным фасадом скрывались неуверенность в себе и страх. Это интересно и совсем немножко знакомо.       Только иногда Акико в разговорах позволяла аккуратно полюбопытствовать: либо вскользь упоминала Чую в разговоре, либо бросала что-то вроде: «До встречи, хорошей смены, и не беси Чую», но никогда не давила. Даже сейчас, несмотря на расспросы, Осаму не чувствовал желания скрыться, сбежать, отшутиться или оттолкнуть холодностью. Может быть, ему тоже нужен был кто-то. Он мог бы разрешить себе чуточку открыться хоть кому-то.       Кому-то, кто не лисёнок, что самовольно прописался в его голове.       — И с чего же ты это взял?       Йосано придвинулась чуть ближе и спряталась за спинами сидящих впереди одногруппников. Дазая, кажется, вообще не заботило, что преподаватель может заметить, как они перешёптываются и совсем не делают записи.       — Наитие, — загадочно ответил он.       — Ты что-то натворил?       — Может быть.       Осаму почесал затылок. Йосано тяжело вздохнула.       — Я не собираюсь вытягивать из тебя информацию клешнями. Либо рассказываешь сам, либо я оставлю тебя гнить в собственных страданиях.       — На мой день рождения мы ездили кататься на байке… — преодолев последние остатки сопротивления, начал Дазай.       — Ты увидел обтянутую кожаными штанами задницу, не сдержался и шлёпнул его?       — Если бы. Хорошая идея, кстати, — он усмехнулся, представив, как бы отреагировал Чуя. А потом сконфуженно почесал подбородок, поняв, что вечер для него наверняка закончился бы в отделении неотложки. — Он отвёз меня на Йокогама Бэй, мы смотрели на закат, и…       — Ты упал перед ним на колени и стал молить, чтобы он тебя трахнул?       Дазай повернулся к ней и приподнял брови. Акико невозмутимо пожала плечами, как бы говоря: «А что?»       — Иногда меня пугает, как ты меня понимаешь, но нет, — медленно ответил он. — Так вышло, что я буквально свалился ему в руки. И на долю секунды мне показалось… — Он сделал паузу, подбирая слова. Йосано молча ждала. — Мне показалось, будто он хотел меня поцеловать.       — И?       Она нахмурилась.       — Что и?       — Это же здорово, нет?       — Да, но теперь он меня избегает.       Осаму заскулил и спрятал лицо в локте. Йосано положила подбородок на руки и поджала губы. После недолгого молчания она снисходительно похлопала Дазая по плечу и проговорила:       — Дай ему в одиночестве пережить этот гейский кризис. Он ведь?..       — Мы об этом не говорили, — тут же ответил он.       — О-о-о, тяжёлая ситуация.       — Но он точно приревновал меня к тебе.       Дазай довольно улыбнулся, вспомнив, как Чуя, краснея и запинаясь, совершенно неизящно пытался поинтересоваться, какие отношения связывают его и Йосано. Он не мог отказать себе в удовольствии утаить от Чуи правду, что мог бы заинтересовать Акико только в одном случае: будь у него между ног вагина. Было восхитительно приятно осознавать, что Накахара его приревновал. Нет, он замечал неоднозначные сигналы и раньше, но часто списывал это на своё бурное воображение. Теперь же сомнений почти не оставалось: он нравится Чуе.       Закинув руки за голову, он услышал сбоку смешок.       — Меня? К тебе?       Йосано скорчилась в отвращении.       — Вот и я о том же, — сказал Дазай. — А всё из-за дурацкого бэнто.       — Если бы ты ел как следует, мне бы не пришлось таскать в университет онигири. Скоро ссохнешься и превратишься в долбаную мумию. И вообще, пусть твой коротышка тебе бэнто приносит, — она шутливо ткнула его пальцем в рёбра, и Осаму едва не вписался лбом в стол от неожиданности. — Ты вообще спишь, кстати? Я раньше не замечала у тебя таких синяков под глазами. Только свистни — и я подарю тебе классный консилер…       — Избавь меня от этого, спасибо большое, — прокряхтел Дазай, потирая ноющее ребро. — Только косметики не хватало.       — И правда, у тебя и так на мордашке крупными неоновыми, радужными буквами написано: «Я такой гей, а ещё без ума от одного рыжего коротышки», — язвительно проговорила Йосано.       — А у тебя: «Я одинокая саркастичная лесбиянка, которая стесняется женщин». И кто из нас теперь жалкий, м?       Акико прищурилась, однако в морщинках её глаз угадывалось веселье.       — Говнюк.       — Стер-ва, — по слогам пропел Дазай.       Они посмотрели друг на друга, а потом глупо захихикали, привлекая внимание аудитории. Йосано тут же постаралась состроить серьёзную мину, но ничего не выходило, потому что уголок рта Осаму то и дело дёргался в улыбке, готовой вот-вот стать ещё шире.       Преподаватель у доски, продолжая читать лекцию, грозно покашливал, ещё чуть-чуть — и наверняка выставил бы вон, но, на их счастье, занятие подошло к концу.       Скидывая вещи в рюкзак, Дазай обнаружил, что небольшая частичка напряжения в нём куда-то испарилась. Всё благодаря Акико, что уже подталкивала его к выходу из аудитории. Скоро должно было подойти время следующей лекции, а после — долгожданный обед. Хотелось провести его не в кафетерии, а с Чуей на крыше, на их месте. Только вот Чуя так и не написал. Может, Йосано была права. Может, не стоило пока искать встречи с ним и навязывать свою компанию?       Но как тут удержаться, когда они не виделись целых два дня? Дазай буквально погибал от недостатка его присутствия в своей жизни, чудом только на стенку не начал лезть, поэтому с упоением ждал рабочей смены. Там-то он заполнит свою «Чуя-батарейку».       Акико рядом, поглядывая в телефон, продолжала что-то говорить, но он едва её слышал.       — …Эдгар написал, что они будут нас ждать.       — А? — потерянно переспросил Дазай.       — В кафетерии — на обед. Ты опять в облаках витаешь?       Они как раз проходили мимо расписания на первом этаже. Осаму задержался у стенда и стал искать группу Чуи. Кажется, мысль о том, что стоило бы оставить Накахару в покое, со свистом вылетела из его головы за ненадобностью.       — Что ты делаешь?       Акико прислонилась плечом к стене и помассировала переносицу.       — Я просто хочу убедиться.       — Ты хочешь, чтобы он точно сбежал? Дазай, это… крипово.       — Ага, современная культура франкофонных стран, третий этаж, — пробормотал он, покусывая губу. — Я только одним глазком.       — Ты абсолютно жалок, — ворчала она, едва поспевая за широким шагом. — Если бы в Японии проводилось соревнование среди самых жалких людей, ты занял бы первое место.       — Я понял, спасибо, — он пожал плечами.       Дазай энергично поднимался по лестнице, ни на секунду не остановившись у лифта, где столпились студенты. Акико, пыхтя от негодования и закатывая глаза, шагала позади.       Осаму улыбался, понимая: ей ведь тоже было любопытно. А ещё по-детски хотелось, чтобы она взглянула на них с Чуей без розовых очков, которые давно напялил Дазай, и, как незаинтересованное лицо, подтвердила: да, тут определённо что-то есть, он это себе не придумал.       В аудитории Чуи не было. Осторожно заглянув внутрь, Осаму заметил только кучку незнакомых студентов и удручённо вздохнул, проигнорировав брошенное Йосано:       — Пошли уже.       Он обернулся по сторонам. Вдруг из-за поворота появится знакомая рыжая макушка? Может быть, всё-таки получится провести с ним время на крыше вместо того, чтобы в очередной раз наблюдать за неловкими «семейными» перебранками Рампо и По на обеде.       Но всё тщетно. Оказывается, Чуя был довольно неплох в прятках.       Он пнул носком кроссовки валяющийся на полу скомканный лист — тот откатился к стене. Дазай чувствовал себя таким же жалким, как этот листок, только по нему ещё и топтались, впечатывая в пыльный кафель. Йосано была чертовски права.       Дазай поднял голову к потолку, простонал что-то нечленораздельное и подошёл к доске с объявлениями, уперевшись лбом в одно из них. Несколько месяцев назад именно здесь он сорвал объявление, оставленное Куникидой. Теперь здесь висели в основном красочные плакаты студенческих клубов и списки дополнительных курсов.       — Мне оставить тебя тут поплакаться или пойдём на пару? — послышался голос Йосано.       — А есть опция вышибить мозги?       — Разве что за дополнительную плату, — он почувствовал, как Акико потянула его за капюшон толстовки. Дазай оторвался от доски. Лист, прикреплённый к стенду кнопкой, в который он до этого драматично впечатался лбом, смялся. Осаму бросил на него взгляд и прищурился. — Дазай? — позвала Йосано.       — Что ты там про клубы говорила?       — В киноклубе неплохо, но я записалась туда только из-за преподавательницы. Озаки-сенсей — очень горячая штучка, — Акико заговорщически ухмыльнулась. — Так что, да, у меня тоже появилась рыженькая за…       — Точно! — воскликнул Осаму. Он стал всматриваться в доску объявлений. — И как же я сам не додумался…       — Чего?       — Ты сказала: «Дай ему пережить этот кризис в одиночестве», так?       — Так, — Йосано кивнула, хмурясь и не совсем понимая, к чему он клонит.       — Мне просто нужно чем-то себя занять, пока он… разбирается со своими тараканами или что там у него. Делов-то, — его взгляд бешено метался по объявлениям в поисках чего-то интересного. — Так-так-так. Боевые искусства? Ску-у-учно. Чайный клуб? Нет, слишком муторно. Икебана? Боже. Может, всё-таки кулинария? Нет, я слишком беден, чтобы возмещать университету сгоревшую плиту…       — Дазай…       — Должно же быть что-то! — он водил пальцем по ярким брошюрам, беззвучно шевеля губами, и вытягивал шею, рассматривая объявления. — Хайку! Чуе нравится поэзия. Это, конечно, не французский символизм, но тоже неплохо…       — Дазай!       Акико схватила его за рукав и потянула к себе.       — А может, к чёрту клубы? Я могу взять дополнительные смены в кофейне, это даже лучше. Помогу Каджи, деньги лишними не бывают, — продолжал он тараторить себе под нос, ероша волосы на макушке ладонью. — Что?       — Остановись, — твёрдо произнесла Йосано. — Что с тобой такое?       Дазай на секунду замер. А затем натянул одну из приятных, дружелюбных улыбок из своего арсенала.       — Не понимаю, о чём ты.       — Не думай, что можешь обмануть меня вот этим.       Она неопределённо помахала ладонью перед его лицом.       — Ты бредишь. Со мной всё нормально.       Осаму сложил руки в карманы толстовки и побрёл по коридору, направляясь в аудиторию на следующее занятие. Йосано догнала его и теперь, хмурясь, молча шла рядом, словно чувствовала, как между ними снова возводится преграда, через которую она хотя бы на мгновение смогла пробраться.       Он своими руками создал чёртову брешь и вот сейчас, в эту самую минуту, жалел. Потому что слишком явно почувствовал чужое присутствие там, куда Йосано было нельзя. Никому нельзя.       — Так что там с Эдгаром? — спросил он как ни в чём не бывало. — Всё в силе?       Акико внимательно посмотрела на него, но, приняв правила негласной игры, всё же ответила:       — Да, договорились пообедать на следующей перемене. Но если ты не хочешь…       — Кто сказал, что я не хочу? — ухмыльнулся Дазай. — Ужасно соскучился по хмурости По. А Рампо обещал принести мне одну из своих интересных книжек про судмедэкспертизу. Пора бы ему напомнить!       — Всегда есть вариант взять по стаканчику кофе и свалить в парк вдвоём, — сделала последнюю попытку Акико.       — Не хочу упускать шанса похихикать над нашими дорогими Траляля и Труляля.       Она рассмеялась, и атмосфера между ними стала ощутимо менее напряжённой.       — А ты тогда кто? Чеширский Кот?       — Обижаешь. Конечно же, харизматичный Безумный Шляпник, — подмигнул Осаму. Он снял воображаемый цилиндр с макушки и поклонился. — Чем ворон похож на письменный стол? Этот вопрос мучает меня с детства, потому что у него нет единственно верного ответа. А знаешь…       — Я не хочу знать, кто я, — фыркнула она, отвернувшись.       — Голову с плеч! — визгливым голосом заорал Дазай ей в ухо.       — Господи, — Йосано хихикнула, прижимая ухо к плечу. — Пошли уже, Дазай, мы на английский опаздываем.       Акико прибавила шаг, и Осаму с улыбкой последовал за ней.

***

      В «Узумаки» Накахара задумчиво вытаскивал из упаковки новые бумажные стаканчики и составлял их на столике в стопку, прежде чем заметил напарника. Осаму, появившись, намеренно громко зевнул и лениво потянулся, притворяясь, что всё в порядке и его вовсе не заботит причина, по которой лисёнок на пару дней как сквозь землю провалился.       Чуя, увидев его, улыбнулся уголком рта и вернулся к своему делу. Не разволновался, не стал игнорировать и даже не выскочил на улицу, разбивая панорамное окно кофейни. Дазай представил, как после такого перфоманса в стекле образовалась бы дыра в форме его крошечного тела, как в старых американских мультфильмах вроде «Тома и Джерри». Осаму, конечно же, по праву считал себя Томом — он собирался придумать как минимум тысячу способов достать Чую сегодня и выманить из норки, в которой он спрятался, снова к себе.       Он накинул передник и стал завязывать пояс, мурлыкая под нос мелодию из заставки мультфильма и тайком поглядывая на Накахару. Тот, кажется, выглядел как обычно, правда, Дазай не был бы Дазаем, если бы не заметил, что Чуя уж слишком сосредоточенно занимается этими проклятыми стаканчиками. Всё-таки он достаточно долго за ним наблюдал, чтобы почувствовать: не ошибся в своих догадках. Но как же прощупать почву и умудриться ни надавить, ни спугнуть? Захотелось позвонить Йосано и попросить совета, но Осаму тряхнул головой и выкинул эту мысль из головы. Сам справится.       — Каджи наконец-то научился как следует мыть после смены решётки поддона в кофемашине? — подал голос Чуя.       — С чего ты взял?       — Там чисто, — он закончил своё представление со стаканчиками и повернулся к Осаму. — После его смен всегда приходится перемывать.       — А-а-а, ты об этом, — протянул Дазай. Он сложил ладони в карман передника и пожал плечами. — Может, его посетила кофейная фея.       — Или получил пизды. Я говорил господину Миямото, что это не дело.       — Нет, точно фея! Сам видел.       — А? — отозвался Чуя. — О чём ты?       — Ну-у-у, теперь у меня появилось больше свободного времени. Так что, возможно, я взял парочку сверхурочных часов.       — Зачем? — Накахара нахмурился. — У тебя проблемы с деньгами?       — Нет.       — Что тогда?       — Я же сказал: много свободного времени.       Чуя фыркнул.       — Раньше не замечал у тебя такого рвения к труду.       — Ну, только не ревнуй, лисёнок. — Дазай подошёл ближе к Чуе и склонился к его лицу. — Ты всё ещё мой любимый напарник.       — Заняться мне больше нечем.       — Кстати об этом, — он невинно улыбнулся. — Чем занимался в последнее время? А то не звонишь, не пишешь — я уж стал переживать, что тебя Ширасэ в подвале без связи запер.       — Что? — Накахара приподнял бровь и усмехнулся. — Причём тут Ширасэ?       — Я ему не нравлюсь — вот и подумал.       Чуя сделал шаг назад, и Осаму едва удержался от того, чтобы шагнуть за ним, припечатать к стене и вытрясти из этой очаровательной рыжей головы любые сомнения или страхи — что бы он сейчас ни обдумывал, судя по хмурой складке между бровей.       — У нас с ним что-то вроде холодного перемирия. Мы всё ещё не разговариваем, но друг к другу не лезем, — ответил Чуя. Он прислонился спиной к стойке и сложил руки на груди. — Я… занимался учёбой. Эта ебучая история достала. Даже гонки пропустил, Тачихара мне все трубки оборвал уже, а я никак не могу вырваться.       — М-м-м, история? — спросил Дазай. — А что с ней?       Он облокотился на столешницу рядом с Чуей. Достаточно близко, чтобы заметить любые микровыражения на его лице, но при этом достаточно далеко, чтобы тот чувствовал себя безопасно.       Не дави. Не дави, чёрт возьми. Как же тяжело удержаться, когда он весь такой прелестный, весь такой Чуя, и совсем-совсем рядом. Достаточно руку протянуть — и всё станет ясно как белый день.       — Я опять завалил тест, — он зажмурился и вскинул голову к потолку. — Эти блядские даты никак не хотят укладываться в голове. Просто ёбаная мука.       — И всего-то? — удивился Осаму. — Ну так тебе повезло, лисёнок.       — С хуя ли?       Чуя повернулся к нему.       — Потому что твой драгоценный напарник… — Дазай приблизился к нему и развёл руки в стороны, будто только что продемонстрировал великий фокус. —…очень хорош в истории. А ещё у него есть специальная методика обучения. И — о, какая неожиданность! — он может помочь тебе подготовиться к тесту.       — Это всё, конечно, очень заманчиво звучит, но где подвох? — спросил Чуя.       — Никакого подвоха.       — Не пизди, с тобой всегда есть какой-то подвох.       — О нет! — воскликнул Дазай, пряча лицо в ладонях. — Коварный кицунэ раскрыл мой план! Чёрт!       Накахара закатил глаза, не желая лицезреть, между прочим, очень хорошую актёрскую игру. Он взмахнул рукой, останавливая Осаму.       — Выкладывай уже, блядь. Чего ты от меня хочешь?       — Абсолютно ничего, — тихо проговорил Дазай, выглядывая из-за растопыренных пальцев. — Лисёнок, меня обижает, что ты думаешь, будто я не могу просто так помочь другу, — он тоскливо опустил руки и отвернулся, но затем бросил один из самых «щенячьих» взглядов в своём арсенале через плечо. — Мы ведь друзья?       — Кончай разыгрывать драму, — с подозрительной заминкой выпалил Чуя, а после устало вздохнул. — Я в жизни не поверю, будто ты можешь сделать что-то бескорыстно, но допустим. Я просто хочу уже пересдать этот ёбаный тест и забыть о нём.       Дазай умилительно улыбнулся и сложил руки за спиной, переминаясь с пятки на носок.       — Ну?       — Что ну?       — Когда и где мы начнём подготовку?       Чуя закусил губу и задумался.       — В выходной в би…       — У меня дома? Отлично, договорились! — Осаму широко улыбнулся и хлопнул в ладоши. — Куникида на этих выходных как раз сваливает учить своих драгоценных детишек, его не будет допоздна, никто не помешает. Никаких студентов, никаких библиотекарш, только мы вдвоём… — он подошёл к Чуе, который выглядел так, будто его только что изящно обвели вокруг пальца, и ткнул подушечкой пальца в кончик его носа. —…и история, конечно же.       — Почему это у тебя?! — возмутился Чуя. Он, скорее, по привычке, чем со злостью, шлёпнул Дазая по руке. — Почему не у меня?       — Потому что твоя комната в общежитии наверняка провоняла Ширасэ, значит, мы оба рискуем заразиться тупостью, — сказал Осаму. Для верности он издал блюющий звук и сморщился в отвращении. — К тому же, там комендантский час, а вдруг мы увлечёмся историей? Столько дат, столько событий, бог мой! И всё так интересно!       — А вдруг этот твой Куникида вернётся? — Чуя упёр руки в бока. — Мы ему не помешаем?       — Не помешаем, лисёнок, не переживай, — ухмыльнулся Дазай, добавив чуть тише себе под нос. — Он спит в берушах.       — Что ты там, блядь, бормочешь? — процедил Чуя.       — Говорю: очень буду рад тебе помочь. Придётся пропустить собрание клуба хайку, но чего не сделаешь ради дорогого друга…       — Хайку? — переспросил Накахара.       — Мгм. Записался недавно, — бесцветно откликнулся Осаму. Он стал ходить кругами по небольшому пространству за стойкой и шебуршал всем, что попадалось под руку: пластиковыми крышечками, ёмкостью с корицей (потряс немного стеклянной банкой, просыпав, конечно же, на передник), мерными стаканчиками; зачем-то передвинул сливочник. — Страсть к поэзии проснулась, представляешь?       — Ты издеваешься? — усмехнулся Чуя.       — Нисколечко. — Дазай схватил деревянную подставку для темпера и стал подкидывать её в руке. — Может, я и тебе что-то сочиню, м? Я ещё раздумывал над клубом буто — это современные танцы. Придёшь, если позову на выступление?       — У меня есть выбор?       — Конечно, нет.       Осаму едва не выронил из рук подставку, но Чуя её поймал и вернул на стол.       — С координацией как у тебя только и танцевать.       — Зато у тебя, лисёнок, с ней всё в порядке, — хмыкнул Дазай. Его глаза расширились в возбуждении. — А может, вместе запишемся? Только представь: мы могли бы поставить танец вдвоём! Моя задница в трико на сцене будет выглядеть плосковато, но вот твоя — что надо…       — Что?! Как ты… — Накахара запнулся, но рассмеялся. — Нет уж, блядь, сам танцуй своё буто.       — Ну вот, всегда ты так, — меланхолично пробубнил Дазай. Он подошёл к стойке и упёр кулак в подбородок, надув губы. — На корню рубишь любое моё предложение, а ведь даже не попробовал. Студенческие клубы — это часть важного опыта юности, знаешь ли.       — Звучишь как мой брат, — буркнул Чуя.       — Надеюсь, однажды ты нас познакомишь.       — Ещё чего.       Накахара устроился рядом с Дазаем, и они замолчали. С момента открытия их смены в «Узумаки» так никто и не заявился, да и улица перед кафе выглядела пустовато. Осаму тяжело вздохнул, думая, чем же себя развлечь. Он патологически не выносил скуку. Хорошо, что рядом был Чуя. С ним переносить рабочие будни — одно удовольствие, ни в какое сравнение с Каджи не идёт. Тот постоянно только раздражался и делал всё не так, как они. Хотя, впрочем, с Чуей любое дерьмо ощущалось бы сказкой.       Он скосил взгляд и замер, рассматривая трепещущие рыжие ресницы. Вот бы их зацеловать, как и веснушки на носу, как и алеющие от смущения (или злости?.. Как повезёт) скулы, как и пухлые губы, что были так соблазнительно близко в вечер дня рождения. Настолько близко, что Дазай чувствовал на своей коже чужое дыхание и запах сигарет. Наверняка и поцелуй с Чуей будет со вкусом табака, но отнюдь не горький. Ох, какой же не горький. Клубничный! Пусть он будет клубничным!       Осаму специально потянулся за салфеткой, чтобы как можно незаметнее и естественнее придвинуться к Чуе. Он стал рвать её на полоски, физически чувствуя, как от сократившейся дистанции плечи Чуи напрягаются, а весь он обращается во внимание. Будь у него на макушке настоящие лисьи уши, повернулись бы в сторону Дазая, считывая любое движение, любой шорох, любое намерение.       Как славно, что их всё-таки нет.       Он прислушался к играющей в кофейне музыке и стал тихо подпевать песне, продолжая истязать салфетку, когда щекой почувствовал внимательный взгляд. Чтобы не повернуться и вот сейчас не подловить Чую на разглядывании, пришлось приложить поистине титанические усилия, но он справился, искренне наслаждаясь тем, как обжигает кожу чужое внимание.       И вот… кажется, настало время хотя бы попробовать захлопнуть мышеловку.       Вдоволь поиздевавшись над салфеткой, он сдвинул кучку оборванных кусочков в сторону и лениво растёкся по столу, кладя подбородок на сложенные руки. Чуя всё ещё смотрел. И как же от этого крыло подступающими к мозгу восторгом и волнением. Настоящая, мать её, эйфория. Блёстки, неон и настоящий что ни на есть Чуя.       Дазай продолжал показательно не обращать внимания на взгляд Накахары и старался ни единым мускулом не выдать себя. Чуть нахмурившись, он стал медленно разминать шею, поворачивая голову то вправо, то влево, а затем расслабленно улыбнулся и провёл ладонью по волосам, пропуская пряди сквозь пальцы. Приоткрыл рот и медленно облизнул губы — подумаешь, июньская жара никого не щадит.       После повернулся к Чуе и встретил — Осаму был готов дать голову на отсечение, что это так — жадный взгляд. Он призвал на помощь всё своё самообладание, вскинул брови и невинно спросил:       — Что такое, mon petit ami?       Накахара, пойманный врасплох, густо покраснел. Он уморительно и в то же время очаровательно хлопал глазами.       — Чт…       — Лисёнок, я сказал что-то не то? — взволнованно перебил Дазай. — Надеюсь, ничего неприличного? Хотя…       — Всё… — Чуя прочистил горло и резко отвернулся. — Нормально.       После недолгой паузы он проговорил:       — Ты ещё и словарь французского на досуге почитываешь, кроме кружка поэзии?       — Решил выучить парочку слов: язык любви как-никак, — довольно ответил Осаму, склонив голову к плечу. — И моего маленького друга.       — Ладно. Но в следующий раз лучше уточняй у меня, прежде чем сморозить что-то.       Дазай выпрямился и подошёл так близко к Чуе, что тот вздохнул от неожиданности.       — Мне так больше не говорить?       — Я не имел…       — Тебе не понравилось?       — Нет, но…       — Я всё-таки облажался?       — Дазай!       — Чуя! — Осаму обхватил щёки Чуи ладонями. Его кожа была горячей, буквально пылала под кончиками пальцев, а в глазах отражался взволнованный блеск. Накахара замер. А в голове Дазая секунду назад раздался щелчок захлопнувшейся ловушки. — Научишь меня ещё каким-нибудь словам?       Чуя сглотнул, а затем кивнул. Где-то на периферии послышался звон колокольчика — вот-вот появится новый гость. Это было даже к лучшему: останься они одни сейчас ещё хоть на чуть-чуть — Дазай послал бы к чертям это долбаное «не дави», что сам себе выдумал, и будь что будет.       — Вот и славно, — тихо сказал он, склонившись к уху Накахары. — А теперь за работу.       Он выпустил его из своей хитрой ловушки и обернулся к приближающейся гостье, расплываясь в обворожительной улыбке.       — Добрый день! Чем можем угостить столь прекрасную даму?       Чуя, отмерев, схватил со стола полотенце и закинул его на плечо, направившись к кофемашине с выражением смятения на лице.

***

      Чуя чувствовал себя в полной, блядь, беспросветной жопе. Он несколько раз сверился с номером квартиры, что прислал Дазай, прежде чем, собственно, подойти к двери и занести руку, чтобы постучать.       Он вообще-то никогда не робел, но, как оказалось, были исключения: это общение с противоположным полом и с некоторых пор ёбаный Дазай. Тот самый Дазай, что на протяжении последних дней до выходных буквально не давал прохода на работе и заставлял Накахару примерно раз в пять минут вытирать потные ладони о джинсы. Просто охуительно, ничего не скажешь.       После его дня рождения он постарался держать дистанцию, чтобы принять это и некоторые внезапные открытия о себе, понять, что делать дальше и как себя вести. Чуя нихуя не придумал, конечно же. Просто продолжал делать вид, будто ничего не происходит. И изо всех сил старался угомонить ебучих бабочек в животе — кто бы мог подумать, что все эти сказки про чувства из книжек окажутся правдой? Ёбаный Дазай.       Блядские бабочки устраивали свой блядский полёт каждый раз, когда Осаму поворачивался к нему на работе и улыбался. Обычная улыбка, он часто так улыбался раньше, что теперь-то изменилось? А оказалось — многое. Блядские бабочки реагировали буквально на всё: на его запах, на его присутствие, на эти ёбаные огромные карие глаза. А когда он подходил слишком близко — о, воображение тут же пускалось в пляс.       Самым ужасным было то, что, лёжа в постели перед сном, Чуя пробовал представлять себя с ним. Как Дазай мог целоваться, как и где он мог к нему прикасаться, как ощущалось бы его тело, прижмись он слишком близко к Чуе. Это не вызывало никакого отвращения, тревоги или страха. Только волнение. А ещё — о, конечно же — стояк. Ёбаный Дазай.       У него никогда не стояло на парней, он даже не пробовал дрочить на гей-порно: зачем, если и так всё было понятно? А нихуя не понятно. Так Чуя, будучи первокурсником университета, осознал, что, кажется, бисексуален. Или дазайсексуален, ведь другие парни его никогда не интересовали от слова совсем. Ёбаный Дазай.       Он сжал зубы, поправил лямку рюкзака и выдохнул. Согласиться прийти к Осаму в гости было, определённо, не самой лучшей идеей, учитывая, в каком расшатанном состоянии Чуя находился. Но одновременно со здравым смыслом, отчаянно пытающимся подать признаки жизни, вопило и любопытство. И волнение, и азарт, и притяжение (ему сопротивляться было тяжелее всего).       Господи, ну не съест же он его. Это просто Дазай.              Чуя постучал, и спустя пару мгновений дверь распахнулась. Осаму улыбнулся и отошёл в сторону, кивком приглашая войти. Сегодня он выглядел немного необычно: на нём была домашняя растянутая футболка c надписью: «I Have No Shelf Control» и пижамные штаны. Бинты, обмотанные вокруг запястий, предплечий и шеи, были на виду.       Кивнув на футболку, Накахара усмехнулся:              — Позёр.       — Сказал коротышка, который носит принт с кланом Узумаки.       Дазай захлопнул за ним дверь и прошёл в кухню.       — Чем тебе не угодил клан Узумаки? — возмутился Накахара.       Он скинул рюкзак в коридоре и направился за Осаму.              — Учихи интереснее, — хмыкнул тот.              — Так и знал, что ты это скажешь. — Чуя огляделся. Посреди небольшой кухни с базовым набором из крохотного холодильника, раковины и одноконфорочной газовой плиты стоял котацу без футона. Он присел на дзабутон и скрестил ноги. — В Хогвартсе ты точно был бы в Слизерине.       — Дай угадаю: ты в группе поддержки гриффиндорцев? — усмехнулся Дазай. — Как банально.       — О-о-о, я весь такой загадочный, дохуя умный и хитрый слизеринец, — дразнящим тоном проговорил Чуя. — Скука.       — Слабоумие и отвага? Уволь.       — Сказал тот, кто бросился в драку, чтобы помочь какому-то едва знакомому парню, — парировал Чуя.       Дазай остановился рядом и наклонился, говоря:       — Не какому-то, а моему лисёнку. Это большая разница, — он щёлкнул Накахару по кончику носа, выпрямился и открыл холодильник. — Ты голоден? Можем что-нибудь приготовить!       — Сука, — зашипел Чуя, прикрывая нос ладонями. — Хватит, блядь, так делать. И ты не умеешь готовить, Дазай.       Он обернулся и надул губы.       — Но ты ведь умеешь. Умеешь же?       — Я пришёл заниматься, а не следить за тем, чтобы ты себе случайно пальцы ножом не отхерачил!       — Позаниматься мы всегда успеем, — пробубнил Осаму, разглядывая содержимое полок. — Есть яйца… — он пошарил внутри. — Ладно, Куникида вряд ли будет против пропажи яиц. О, как славно, что он заботится о здоровом питании: у нас есть овощи. Лисёнок, посмотри, я тут ничегошеньки не понимаю.       — Господи, — прошипел Накахара. Он поднялся и отпихнул Осаму в сторону, придирчивым взглядом сканируя содержимое холодильника. — Будем готовить омурайсу. Давно я этого не делал.       — Давно не готовил?       Дазай охнул, когда Чуя принялся доставать овощи из холодильника и складывать ему в руки.       — Да. Поль много работал, так что все домашние дела были на мне, — он деловито осматривал кухонные полки в поисках риса, но не смог дотянуться до верхних. Дазай побросал ингредиенты на котацу и пришёл на помощь: достал с высокой полки банку с крупой. — Стирка, уборка, готовка. Однажды я умудрился сжечь рис настолько, что пришлось выкинуть кастрюлю. Но потом как-то… — Чуя пожал плечами и улыбнулся. — Просто стало получаться. Омурайсу был моим фирменным блюдом, Поль говорил, что лучше даже в ресторанах не ел. Ничего сложного там, в общем-то, нет — даже такой болван, как ты, справился бы. — Накахара оставил рис вариться на плите, стянул зубами резинку с запястья и уложил волосы в растрёпанный пучок. — Как-то я в тайне от брата попробовал приготовить дайфуку… Мама делала их на каждый мой день рождения.       — В тайне? — переспросил Дазай.       Он присел на дзабутон и внимательно наблюдал, как Чуя хозяйничает на его кухне: моет овощи, ищет ножи и разделочные доски, проверяет рис на плите и гремит посудой.       — Ну… мне не хотелось, чтобы это выглядело слишком жалко в его глазах, понимаешь? Младший братец настолько отчаялся и соскучился по маме, — фыркнул он. — В общем, дайфуку получились так себе. Но Ширасэ понравились. А потом Поль решил приготовить их на мой день рождения, я тогда жутко разозлился и наорал на него. Стыдно было пиздец.       — О, — отреагировал Дазай. — Лисёнок был трудным подростком.       — А то, — усмехнулся он. — Постоянно дрался в школе и только приносил проблемы. — Чуя обернулся. — А ты?       Осаму оторвался от борьбы с луковой шелухой и застыл с глупым выражением.       — Я?       — Это ведь Одасаку научил тебя драться, я прав?       Он внимательно следил, как ступор на лице Дазая сменяется чем-то другим, слегка отстранённым, мягким, задумчивым. Так обычно выглядят люди, когда вспоминают о чём-то, что было дорого.       — Нет, драться в приюте я начал гораздо раньше. Но Одасаку правда помог мне отточить мои умения. И видишь? Пригодились.       Чуя вернулся за котацу и забрал из его руки лук: он не был настроен искать в чужом доме аптечку и везти этого придурка в неотложку с отрезанным пальцем.       Можно было подумать, будто Дазай совершенная неумеха, но на самом деле это не так. Когда он чего-то хотел, у него получалось превосходно, а вот когда ему было лень — вполне можно было ожидать и случайно соскользнувший нож, и полную кухню кровищи, и нытьё до скончания веков. Любой здравомыслящий человек после такого не доверил бы ему ничего серьёзного, чем он иногда и пользовался на сменах. Так что Накахара решил: если сработать на опережение и забрать готовку в свои руки, он сохранит пару десяток нервных клеток.       — Расскажи мне об этом.       Чуя посмотрел на Дазая исподлобья, проверяя, как тот отреагирует. Ему нравилось, что он мог… нет, скорее, теперь он имел право проверять границы дозволенного, касаться кончиками пальцев той шаткой стены, что всё ещё ощущалась между ними, прощупывать мелкие трещинки и прорехи, благодаря которым её можно было сломать окончательно. Чуя этого хотел. Очень хотел.       Не так было важно, что именно захочет рассказать Дазай. Ему просто было необходимо, чтобы он говорил, не перекатывая слова на кончике языка и не обдумывая формулировки.              «Просто позволь мне тебя узнать».       Осаму поднялся из-за стола и отошёл к раскрытому окну. Чуя обнаружил, что всё это время сидел в полной неподвижности с ножом в руках. Он вернулся к нарезке овощей, игнорируя отчего-то дрожащие в груди трепет и волнение.       — Да нечего рассказывать, лисёнок, — в его тоне ощущалась какая-то светлая грусть. — Однажды я полез разнимать драку в комнате мальчиков, и мне хорошенько прилетело по лицу. Я не умел правильно блокировать удары. Ода это заметил и показал мне азы, — он пожал плечами. — Потом это не раз спасало мой зад, когда я ввязывался во всякие дерьмовые дела уличных банд, после того как его не стало. — Чуя собирался было спросить, но Дазай его опередил. Он повернулся и натянул хитрую улыбку. — Неужели ты снова хочешь послушать мою болтовню? Я польщён. Как насчёт сплетен?       — Меня не интересуют сплетни, — фыркнул Накахара.       — Даже если это любовная сплетня? — Осаму понизил голос до шёпота и приложил ладонь к губам.       — Ты ведь не отъебёшься?       Чуя улыбнулся.       — Ага. — Дазай плюхнулся обратно на дзабутон и подпёр щёку рукой. — Я тут узнал, что моя дорогая Йосано втрескалась в препода. Только не говори ей, что я тебе это сказал. Она подумает, будто я не умею хранить секреты.       — Дазай. — Накахара посмотрел на него со всей серьёзностью. — Ты только что доказал, что нихуя не умеешь хранить секреты. И что за преподаватель?       — Преподавательни… ца, — аккуратно поправил он. Осаму со скуки стал перекатывать по столу на перегонки помидоры. — Она ведёт кинокружок. Некая Озаки-сенсей.       — Она что… — Чуя вскинул взгляд, но не смог продолжить фразу. Он закусил губу, чувствуя, как ускоряется сердцебиение. — Ну, ты понял.       — Мда, гей-радар у тебя определённо не работает как надо, — хихикнул Дазай.       Он вскочил на ноги и принялся бродить по кухне, то поднимая крышку кастрюли, — будто он, блядь, понимал, в какой момент рис становится готовым, — то переставляя тарелки, то жонглируя металлическими палочками для еды.       — Можно подумать, у тебя он есть, — как можно более расслабленно отозвался Накахара, механически продолжая нарезать овощи. На самом же деле он весь обратился в слух. — Не смеши.       — В отличие от тебя, лисёнок, я вижу людей насквозь.       Осаму послал ему насмешливый взгляд, и Чуя явственно ощутил: скулы начали гореть. Блядь, только не это. Только не сейчас. Ёбаный Дазай.       — Так что там с твоим клубом поэзии? — спросил Накахара, переводя тему.       — Как славно, что ты спросил! — Осаму забросил обратно в кухонный шкаф вывалившиеся полотенца и прихватки и обернулся. — На каждой встрече участникам предлагают написать хайку на заданную тему. В прошлый раз это была природа, но я немного увлёкся, ну, знаешь, мысли туда-сюда… — он помахал руками у головы. — Короче, аплодисменты были какими-то хилыми.       — Так о чём ты написал?       Чуя отложил нарезанные овощи в сторону и приподнял бровь.       — О ленивцах, — Дазай похлопал глазами.       — О ленивцах, — эхом повторил Накахара. Он улыбнулся, а затем стал посмеиваться, качая головой. — Даже не знаю, хочу ли я это послушать.       К истории они приступили только спустя пару часов. До этого Осаму болтал, как заведённый, рассказывая и про пары, и про курс литературного мастерства у Мори, и про рассказ, который ему нужно сдать к концу семестра, и про божественно вкусные онигири Йосано, и про клуб хайку, что ведёт забавный старик Рюро Хироцу, и много ещё про что, в общем-то.       Он постоянно перескакивал с темы на тему, как чёртов кузнечик, поэтому иногда Чуе приходилось отбрасывать в сторону свои собственные мысли, чтобы за ним поспевать. Но это всё равно казалось очаровательным. Хотя, возможно, сейчас он всё в нём находил неебически очаровательным — даже то, что раньше выводило из себя.       Когда Дазай из любопытства пристраивался рядом с плитой, чтобы посмотреть, как он ловко заворачивал начинку омурайсу в омлет, Чуя каждый раз вздрагивал от ощущения его близости. Он даже чуть не выронил блядскую лопатку, стоило Осаму лишь слегка коснуться уже порядком растрепавшегося пучка на макушке. По шее тут же пошли ёбаные мурашки, и Чуя оттолкнул Дазая локтем, чтобы тот не заметил предательской реакции тела.       Если теперь всегда будет так — у него очень, блядь, большие проблемы.       Позже, когда за окном вовсю вечерело, а Чуя, напряжённо покусывая кончик шариковой ручки, силился найти в своих опухших от учёбы мозгах ответ на вопрос Дазая про очередное завоевание Египта, в коридоре послышался шорох.       — Кажется, Куникида, вернулся, — зевая и потягиваясь, пробормотал Осаму.       Они сидели на полу в его комнате друг напротив друга, и Чуя мечтал, чтобы этот блядский учебник на коленях Дазая расщепился на атомы. Хотя, надо признать, когда он предложил придумать дурацкие ассоциации про исторических личностей, дело пошло гораздо быстрее. Например, коптов, этническую группу египтян, Осаму окрестил котами, а византийского патриарха Кира — Квиром, отчего Чуя не переставая хихикал.              Но ебучая история всё ещё угнетала.       Поэтому он разрешал себе иногда отвлекаться на то, как тёплый свет напольной лампы за спиной Осаму мягко подсвечивает его волнистые волосы. Жутко хотелось до них дотянуться. Наверняка на ощупь они такие же мягкие, как кажутся внешне. Чуя сжал ладони, лежащие на коленях, в кулаки.       — Наверное, и мне пора уже, — сказал он.       Накахара с облегчением захлопнул тетрадь и размял затёкшую спину. И вздрогнул, когда дверь в комнату резко распахнулась.       — Ты опять слопал мои продукты, паршивец?! — заорал Куникида. Но, заметив обернувшегося и явно охуевшего Чую, прочистил горло и выпрямился. — Не знал, что у тебя гости.       — Если бы ты свои очки хоть иногда протирал, заметил бы лишнюю пару ботинок на гэнкане, — с улыбкой ответил Дазай. — Между прочим, там и тебе омурайсу осталось. Чуя был слишком любезен и приготовил лишнюю порцию, и вот как ты ему за доброту отплатил? Как непорядочно, — цокнул он языком.       — Мне? — с удивлением пробормотал Доппо.       Он нахмурился, поправил очки, и Чуя едва не усмехнулся от того, как с его лица буквально в режиме реального времени исчезало возмущение.       — Тебе, мой дорогой Куникида, тебе. А это Чуя, кстати, — Накахара хотел было подняться и поздороваться, но успел только кивнуть, как Дазай его перебил. — Сегодня он ночует в моей комнате, так что поищи-ка нам лишний футон. Ты ведь не хочешь, чтобы он страдал от твоего негостеприимства, м?       Осаму нагло помахал ладонью в сторону соседа, поторапливая.       — Дазай, я могу поехать домой, — возразил Чуя.       — Нет, пожалуйста, оставайтесь, — вклинился Куникида. Он замахал руками, видя, как тот начал собирать вещи в портфель. — Нехорошо выпроваживать гостей в такое позднее время. Удивлён, что у идиота Дазая в кои-то веки появилась здравая мысль. А лишний футон найдётся.       Доппо захлопнул дверь, и где-то в коридоре послышался шорох.       — Ты отвратителен, — хмыкнул Накахара. — И зачем мне оставаться? Я вполне могу добраться до дома.       Глубоко внутри, под слоем утомления, Чуя, конечно, чувствовал любопытство и волнение от мысли, что он останется. Останется с Осаму. В его комнате. До утра. Останется, блядь, с ним. Наедине. И вот где-то тут, примерно на этой мысли, он начинал нервничать.       — Не бери в голову, — Дазай отложил учебник в сторону, дополз до своего футона и лениво развалился, закинув руки за голову. — Уже поздно, завтра нам на учёбу, и тебе до общежития добираться далеко. Да и ты без меня всегда в какие-то передряги попадаешь, забыл уже? Как мне тебя отпустить?       Накахара собирался что-то съязвить, но в этот миг в комнату вновь ворвался Куникида, оставил футон и постельное, поблагодарил за ужин и торопливо откланялся, захлопнув дверь. Дазай присвистнул.       — Мне нравится, когда он такой шёлковый. Вот бы ты почаще в гости заходил, — усмехнулся он.       — Ага, — фыркнул Чуя. Он принялся расправлять футон на полу рядом с Осаму. — Ещё чего.       — Ты не хочешь проводить со мной больше времени? — наигранно обиженным голосом протянул Осаму, хватаясь за грудь. — Я ранен в самое сердце. Так и знал, что лисы — хитрые и подлые зверьки.       — Заткнись.       Чуя с наслаждением растянулся на своём футоне и зевнул. Он и правда за сегодня устал, так что, стоило лечь, идея остаться тут с ночёвкой теперь казалась не такой уж и страшной. Подумаешь, он будет спать совсем рядом с другом, к которому у него чувства, от чьих прикосновений он теперь вздрагивает и краснеет, как девчонка, и кого он представлял в своих блядских, совсем не дружеских фантазиях. Блеск. Просто, блядь, класс.       Осаму потянул за цепочку, и напольная лампа потухла. Комната погрузилась во мрак и практически полную тишину. Лишь где-то за стенкой на кухне слышался тихий стук палочек о посуду — и тот совсем скоро стих. Чуя повернулся на бок лицом к Дазаю и подтянул покрывало к подбородку.       Тот не спал: он молча смотрел в тёмный потолок, и на фоне серой стены во мраке чётко очерчивался его профиль. Вздохнув, Осаму натянул покрывало до пояса и стал ворочаться, а потом затих. Чуя уже было закрыл глаза, но в следующее мгновение в тишине комнаты стало раздаваться непонятное шуршание.       — Что это за хрень? — настороженно прошептал он.       — О, прости, лисёнок, — ответил Дазай. — Это я.       Накахара открыл глаза и непонимающе уставился на него, а потом перевёл взгляд на его ногу, дергающуюся под покрывалом. Вот откуда раздавался этот блядский шорох. У него что, нервный тик?       — Просто… перестань, — вздохнул Чуя.       — Я не могу.       — Почему?       — Мне скучно.       — Ты что, спать не хочешь?       — Не-а.       Накахара издал раздражённый звук: что-то между рычанием и фырканьем.              — А я-то тут, блядь, при чём?       — Ты спишь со мной в комнате, значит, обречён терпеть мою скуку, — хмыкнул Дазай. — Но можешь взять футон и пойти к Куникиде. Уверен, он гостеприимно уступит тебе самое комфортное местечко в своей холостяцкой конуре.       — Мне и тут нормально, — пробурчал Чуя.       — О-о-о, это так мило, — тихо проговорил Осаму, по-идиотски улыбаясь в потолок.       — Что в этом милого?       — Ты готов терпеть мои замашки, лишь бы быть рядом.       — Да при чём тут… Я не собираюсь спать в комнате у какого-то незнакомого парня, Дазай, — прошипел Накахара.       — А вот чисто теоретически, если бы у тебя был выбор…       — Всё, закройся!       Чуя отвернулся и уставился в потолок.       —…нет, слушай, если бы перед тобой стоял выбор, с кем спать в комнате: со мной или с Ширасэ, ты бы выбрал меня?       — Что за ёбнутые вопросы?       — Ну Чу-у-уя…       — Ширасэ хотя бы не пищит под ухом, — отрезал он.       — То есть, если бы я был комаром, ты бы меня прихлопнул?       — Что?! — воскликнул он, засмеявшись. — Как ты вообще к этому пришёл?       — Хотя я бы, скорее, хотел быть бабочкой.       Накахара утомлённо приложил тыльную сторону ладони ко лбу и вздохнул. Кажется, это никогда не закончится, а значит, сна ему не видать.       — Ясно.       — И ты даже не спросишь, почему? — обиженно пробормотал Осаму.       — Господи, блядь, ну и почему же?       — Ну, они красивые. Умеют летать и опыляют цветы, а ещё перерождаются из гусеницы в бабочку. Мне продолжать?       — Нет, спасибо.       Накахара опустил руки по швам и прикрыл веки.       — Я мог бы быть бабочкой, сидящей на ухе маленького лисёнка, — мечтательно сказал с улыбкой Дазай.       Чуя усмехнулся. В голове живо возникла эта глупая картинка. Почему-то в ней Осаму был чёрной бабочкой с белыми полосками на крыльях. Мрачной, но безусловно красивой.       — Я бы прихлопнул тебя лапой.       — Ты снова врёшь. Такой лгунишка.       — Я никогда не вру, — тихо ответил Чуя. — В отличие от некоторых.       — Я никогда тебе не лгал, — сказал Осаму.       Дазай пошевелился, а затем осторожно коснулся руки Чуи. От прикосновения он вздрогнул, и сердце подскочило к горлу. Накахара всё ещё лежал с закрытыми глазами, чувствуя, как прохладная рука Осаму обхватывает его запястье, а подушечка большого пальца прижимается к точке пульса и задерживается там на мгновение, растянувшееся по ощущениям в целую вечность. Не шевелясь, Чуя сглотнул.       Внизу живота вновь проснулись блядские бабочки.       — Так быстро бьётся, — прошептал Дазай. — Спокойной ночи, лисёнок.       Но не спешил убирать руку.       — Спокойной ночи, Дазай, — ответил Чуя.       Он облизнул пересохшие губы и сделал то, что ощущалось как прыжок в темную бездну с крутого обрыва: нашёл наощупь пальцы Осаму и переплёл со своими, не давая шанса сбежать. Тот замер, но затем сжал ладонь в ответ, и это сказало Чуе всё.       Может, он действительно никогда ему и не лгал. Может, у него и правда тоже есть эти чёртовы чувства. Может, у Чуи будет возможность самому в этом убедиться. Он, блядь, хотел в этом убедиться.       А пока всё, на что он был способен, — это молча сжимать руку Осаму, чувствуя, как его держат в ответ, и медленно проваливаться в желанный сон.

***

      Чуя резко выплыл из темноты и открыл глаза, не совсем осознавая, где он находится и почему вокруг такая незнакомая обстановка. Он сонно похлопал глазами. Точно. Дазай, история, футон.       Судя по тому, что солнце уже взошло, было где-то около пяти утра. Чуя повернул голову влево и прищурился, глядя на часы, висящие на стене. Если быть точным, без пяти минут пять. Он потёр глаза кулаками и только потом вспомнил, что произошло перед сном. Накахара осторожно повернулся к футону Дазая, но не обнаружил его там. Может, поэтому он и проснулся.       Где-то за спиной послышался шелест — то ли страниц книг, то ли чего-то вроде. Чуя, всё ещё немного заторможенный и изрядно невыспавшийся, перевернулся на живот и сквозь пелену дрёмы заметил Осаму. Тот сидел на полу у окна и что-то сосредоточенно выводил в блокноте, не обращая внимания ни на что вокруг. Чуя оглядел его взъерошенные на макушке волосы и сгорбленные плечи. Опять он что-то пишет.       Накахара зевнул и завернулся в покрывало с головой, делая в голове пометку с утра спросить, спал ли Дазай вообще этой ночью. И сон снова накрыл его мутной тёплой пеленой.