Почему тебе больно?

В понедельник даже последний пятый будильник не мог поднять мрачного парня с постели Голова кружилась, глаза не открывались, сердце стучалось словно бешеное. В горле застряло что-то большое, тяжёлое и неудобное, мешающее даже вздохнуть, а нос так некстати заложило по самое не хочу. Будто бы через пару секунд он задохнётся. И даже противная трель будильника не может заставить Сержа проснуться Через боль Матвиенко в конце концов поднимает голову, и тут же в его глазах появляется непроглядная ночь. А ночью так хочется спать… Студент с ещё более сильной головной болью поднимается с кровати и пару минут смотрит на часы. Словно время на думание закончилось, Серёжа подпрыгивает и насколько позволяет здоровье быстро вылетает из комнаты, надеясь успеть к началу пар. Сегодня же лекция! А у него осталось всего десять минут Когда он начал ковылять по лестнице, его окликнули откуда-то сверху. Людей там не было видно… Бог, что ли? Бабушка была верующей и старалась привить это внуку. Сейчас студент верил в это как никогда. Но этот «Бог» очень быстро спустился к нему и приложил тыльную сторону ладони ко лбу первокурсника с тихим «Температура…». Так делают Боги? Он пытался сказать ему что-то ещё, но потом, чуть подумав, потащил его наверх — Я не хочу умирать! — неожиданно даже для себя вскрикнул парень. — Наверху только умершие живут, я не хочу! — Успокойся, — сказал он. Словно повинуясь голосу, весь страх изчес. Парень удивлённо посмотрел себе на грудь. — Ты сейчас болен, ты не в себе. Я тебе помогу — С… Спасибо, — юноша чуть притих и прижался ближе к своему проводнику, от которого в ту же секунду повеяло безопасностью. Никогда так быстро ещё не переключались эмоции. Это реально Бог? Он довёл Серёжу до определённой двери, и, открыв её, запустил туда своего подопечного. Матвиенко удивлённо начал осматриваться — П-подожди… А это не рай? — Ммм… Нет? — Чуть покраснев, полувопросительной интонацией проговорил он. Бог… Смущается? — А тогда почему место, куда ты меня привёл, так напоминает мне комнату Димы? — его проводник полностью залился краской, но уже чуть улыбаясь — Это и есть его комната, — внутри Сержа перевернулось всё. Зачем Бог привел его в комнату его лучшего друга? — А зачем ты меня привёл в комнату моего лучшего друга? — вторит своим мыслям первокурсник — Серёж… Я и есть он, — «Дима — Бог?!» — проносится в голове студента, прежде чем проводник подошёл к нему и поцеловал в висок. Мутная пелена в глазах будто бы спала, и парень наконец узнал пушистика — Дима! — Он бросился в объятия к одногруппнику. Из его горящих глаз почти полились слёзы. — Как же я рад, что ты здесь… — А где я ещё должен быть? — Улыбается он — Нууу, на парах например, — предполагает Матвиенко и тут же вскакивает. — Точно, я же на пары спешил! — Ты болеешь, — заботливо подсказал Позов. — Оставайся. Я тебя полечу, а через день-другой выйдешь — Н-н-нууу… — Это не обсуждается

***

Разумеется, выходя из комнаты, Дима совершенно не ожидал увидеть на лестнице бредящего Серёжку в пижаме, но жизнь такова и больше никакова. Скорее всего, парень просто простыл из-за того что позавчера поехал в общагу без куртки. Когда Матвиенко наконец понял, что перед ним стоит его одногруппник, а не кто-то, на кого он подумал, он так сильно обрадовался, что пушистый чуть ли не задушил его в объятиях от осознания, что реально ему важен Парень написал Стасу, что сегодня не придёт в универ, как и Матвиенко, и попросил предупредить преподавателей, что отсутствуют они по состоянию здоровья. Шеминов ответил «Оке» спустя две минуты не без этого долбанного ухмыляющегося смайлика. Эта Стасская ухмылка даже в их чате висит. Бесит Дима уложил друга на свою кровать, положил ему на лоб холодную мокрую тряпку и заставил принять жаропонижающее: температура 40,1 ничего хорошего ему не светила. До обеда одногруппник спал, и Позов как мог держался, чтобы не поцеловать его в эти красные пухлые приоткрытые гублы и не нарушить его хрупкий сон. Тем более он вряд ли бы оценил этот поцелуй. Одно дело — плохо скрываемая тактильность, другое — настоящий поцелуй. Тем более, ядрёно-розовый в правом глазу всё ещё говорит о его любви к какой-то девчонке — Дима… — Что, Серёж? — Позов подходит ближе к проснувшемуся другу и садится на край кровати, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Он видит в них отражение своих. Всё почти так же, как и полгода назад. За исключением такого же яркого, как и у друга, ядрёно-розового пятна. Только эти пятнышки отвечают за разную любовь… И одно из них за ту, что нужно скрывать — Почему… Почему у тебя в правом глазу белый? Почему тебе больно? — Серж… — он выдохнул и осмотрелся. Парень был одет в немного старую черную пижаму с инопланетянами из своего любимого фильма ужасов. Волосы растрепаны, левый глаз наполнен светло-мятным. Он выглядит сейчас так уютно… Пока его одногруппник лежит в жару и в бреду, рядом с ним только он. Дима. Можно ли ему рассказать, если никого нет поблизости? Наверное, можно. Как не рассказать тому человеку, которому уже настолько доверяешь… Может быть, он даже и не вспомнит, когда поправится — Когда мне было десять, мой настоящий отец ушёл из семьи, — начал он рассказывать, поглаживая Серёжу по голове. — Моему брату тогда было всего два года. Мама вышла замуж во второй раз. С виду этот человек был порядочным, интеллигентным, но когда мать уходила, он превращался в дикого зверя. В первый раз досталось моему брату… У него остался шрам на ноге на всю жизнь. Каждый раз, когда отчим переставал быть человеком, я прятал брата, а если везло, то успевал спрятаться и сам. Но… Часто отчим дотягивался до меня даже раньше, чем я собирался убежать. Он в прямом смысле кидал меня из стороны в сторону, избивал до потери сознания… Мне было очень страшно. Я пытался рассказать об этом маме, но отчим мешал мне это сделать, и мне попадало ещё больше. И я… Потихоньку привык. Через два года мать наконец застала его за этим грязным делом, развелась с ним и выгнала его. И тогда я понял, что мне нужно заменить брату отца. Я очень много времени проводил с ним — играл, гулял, катался… И мой правый глаз, до этого заполненный лишь страхом и болью, начал наливаться аквамариновым спокойствием, лавандовым восторгом и золотистым счастьем. Всего себя я посвящал брату. Он никогда меня не бил и не унижал, но каждый раз, когда я смотрю на него или думаю о семье, я вспоминаю ту боль, что испытывал при отчиме… И счастье, что он ушёл. Видимо, я настолько часто думаю о семье и о брате, что… Это и стало мной. Как бы… Я — человек, испытавший ужасную боль и смогший побороть её. Ты замечал когда-нибудь, что помочь стремятся беспомощные, развеселить — депрессивные, а сделать жизнь лучше — те, кто в ней разочаровался? Вот теперь будешь замечать. И… Мне кажется, что это очень важно, — Пока Дима говорил, Серёжа, всхлипывая, приподнялся с кровати и уткнулся в плечо одногруппнику. — Ты меня понимаешь? — Да, Дим… Мне тебя очень жаль. Прости меня, — он расплакался ещё сильнее, обнимая его. Позов продолжил его поглаживать по голове. Спустя несколько секунд он начал фразу — Дим… Я очень… — Но не закончил её, вновь разрыдавшись — Всё нормально, Серёж… Тебе отдыхать нужно, а не рыдать, — он улыбнулся и вытер его слёзы своей рукой. Матвиенко, не в силах говорить, прижался к нему ещё крепче — Прости меня, Дим, прости… — Больной студент повторял это, пока одногруппник спокойно продолжал его поглаживать по голове. Внезапно он остановился и спросил, снова всхлипнув — Почему ты рядом? — Ну… Мне тебя слишком жалко. Я не могу спокойно учиться, когда знаю, что тебе плохо, — он улыбнулся и ещё крепче обнял его. Серёжа был весь красный от слез, температуры и стыда, но рядом с ним был он. Может быть, на остальное уже плевать? Они сидели ещё минут десять. Матвиенко всё извинялся и рыдал, а Позов продолжал его обнимать, явно думая, что это он бредит из-за только что показанного градусником «39,4». А сам Серж думал, что, хоть у него и сильный жар, он всё равно чувствует, что не может спокойно существовать рядом с этим комочком доброжелательности и милоты. Он в своём уме, у него не шизофрения, он просто больше не может жить без него. Докатился… Такими темпами до пассива доедет, но это неважно, особенно рядом с ним. Скрывать эмоции больше нет сил, хочется показать, что он всё ещё живой человек, наполненный нежностью, и эту нежность хочется всю подарить Диме. Только он её заслужил! Он и никто больше! Он никогда не срывался, всегда был рядом, и искренне счастлив, когда находится рядом с Матвиенко. Это настолько подкупает, что ему хотелось прямо сейчас выкрикнуть те три слова, которые появляются в голове каждый грёбанный раз, когда он видит или вспоминает Позова. Это просто невыносимо — Дима… — Серёж, отдыхай — Дим… Это очень важно — Я слушаю, — улыбнулся тот и максимально приблизился ухом к его губам — Дим, как он? — внезапно вошёл Стас. Пары так быстро закончились? Серьёзно… Только этого долбоёба с набитым рюкзаком и неудобным даже на вид спортивным костюмом здесь и не хватало — Бредит видимо, — устало вздыхает Позов, поглаживая Матвиенко по спине. «Бредит»?! Почему он так решил?! Он чувствует, как на глазах снова наворачиваются слёзы. — Тише, тише… Ложись, — Позов очень осторожно укладывает его обратно спиной на кровать, но сам остаётся на месте. Серж пытается притянуть его за руку к себе поближе, и Дима, улыбнувшись, слушается и двигается к нему — А говорил что… — Стас, не сейчас, — упрекает он соседа и снова поворачивает голову к больному другу. Матвиенко никак не может совладать с собой, может быть, всё-таки из-за температуры, и очень крепко обнимает Димину ладонь, продолжая тянуть к себе за руку — Я кажется знаю, что он хочет, но тебе эта версия не понравится, — снова ухмыльнулся Шеминов и подошёл к ничего не понимающему Диме. — Он же тянет тебя на себя, да? — Перестань, — с небольшим раздражением сказал Позов, когда до него мысленно дошла суть. — Это вообще не зависит от того, что он обо мне думает. Он просто инстинктивно притягивает к себе того, кто, по мнению мозга, безопаснее всех — Да хватит уже сопротивляться, — Стас немного подтолкнул соседа, и тот упал на спину совсем рядом с Серёжей — Дима… — прошептал Матвиенко и с снова навернувшимися слезами попытался аккуратно обнять Позова. Тот сначала хотел встать, но, почувствовав на себе руки Сержа, вздохнул и остался на месте — Вот видишь, как всё прекрасно, — ухмыляясь, сказал Шеминов. — Не переживай, это же наша комната, никто не зайдёт сюда и не узнает — Какой же ты… Прямолинейный, — покачал головой студент и, посмотрев на Серёжу, приобнял его за шею. — Дима… — Он снова всхлипывает и прижимает его всё крепче к себе, даже не обращая внимания на Стаса. — Дима… — Ну что? — несмотря ни на что, он всё равно улыбается ему. Эта улыбка согревает его лучше любых батарей. Серж приобнимает Позова за талию, утыкаясь ему в плечо и осмеливается сказать: — Я… Не могу жить без тебя… — заплетающимся языком сказал он и умоляющим взглядом посмотрел на него. Шеминов стоял и ухмылялся во всю морду, а Дима, видимо, впал в ступор — Серёж, тебе нужно поспать, — он чуть ли не застрелился. Спасло только то, что у него под рукой пистолета не было. Парень только что сказал ему такое, а он… — Пожалуйста. Ради меня Матвиенко не выдержал и вновь расплакался, как можно крепче обняв Диму. Позов, поглаживая его по голове и улыбаясь, начал напевать какую-то колыбельную. Это ещё больше растопило Сержа, и он, уже практически не стесняясь Шеминова, всё ближе притягивает друга к себе, а потом аккуратно перекинул ногу через его тело. Дима лишь улыбнулся на это, и осторожно поцеловал парня в лоб. Студент наконец полностью успокаивается и засыпает в объятиях друга

***

Стас стоял возле кровати и наблюдал за двумя парнями, которые явно подходили друг другу так же идеально, как суши к соевому соусу. Один лежит с температурой, другой — с возбуждением, что можно видеть по покрасневшему лицу Димы и по его светло-розовому смущению в глазах. Он вообще не ожидал этого от одногруппника, но в глубине души наверняка мечтал об этом. Позов не спешил выбираться из уютных объятий студента, но, минут через десять, когда даже Шеминову надоело смотреть на это, пушистик всё же осторожно, чтобы не разбудить только убаюканного больного, выбрался из кровати и укоризненно посмотрел на соседа — Честное слово, я с тобой материться начну, — после этой фразы Стас прыснул от смеха — Тебе напомнить, кто через слово матерится?) — Широко улыбнулся он. — Даже не так. Тебе напомнить, кто через слово «Дима» матерится?))) — Стас, не начинай, — предупредил сквозь зубы Позов. — Реально, не начинай — Да что я? Вы оба слишком мило выглядели — Стас, человеку плохо, — хмуро проговорил Дима. — А ты над ним насмехаешься. — Я ни в коем случае ни над кем не насмехаюсь, — заверил его Шеминов. — Просто пока ты медлил, ты и ему плохо делал, и себя сдерживал, и мне кино портил, — за последнее он получил лёгкий удар в бок. — Я уверен, что у него сейчас абсолютно нормальная температура и он делал это всё от чистого сердца — Тебе что, прямо в глаза сказать? — Позов вздохнул и с светло-голубой грустью сказал — В таких, как я, не влюбляются. Тем более парни. Я в десятом пытался встречаться с девушкой. Когда я сказал в кафе, что это свидание, она отрезала, что никогда не полюбит меня. Что девушкам нужен сильный защитник, который может сделать всё — от починки полки до восхитительного секса. А ни того, ни другого, ни всего остального от меня ожидать нельзя, — он снова вздохнул. — С парнями всё ещё сложнее. Вот скажи мне, кому нужен любящий игрушки и всякую милоту, низкий и ненакаченный человек? — Мне… — сквозь сон пробормотал Серж, видимо, даже не улавливая суть разговора, но, по мнению Стаса, понимая, о ком идёт речь — Он блять даже пока спит любит тебя, — продолжает твердить своё Шеминов. — Может, тебе такой и нужен — резкий, грубый и отчуждённый парень, который просто тонет в твоей нежности? Который улетает в космос каждый раз, когда ты его касаешься, который готов абсолютно на всё, чтобы ты был в порядке? — Хватит сыпать меня своими несбыточными надеждами, — строго отрезал Дима. — Я хотел бы им предаться, но реальность… Намного суровее, чем ты думаешь. Даже странно, что я тебе это говорю, но… У меня нет ни шанса. Он уже в кого-то влюблён, и это явно какая-то девушка — Ой долбаёб… — рассмеялся Стас. — Думаешь, он просто так носил линзы? Если бы это была любовь к девчонке левой, он бы не стал скрывать эмоции — Но он объяснил, что это от напа… То есть от тех, кто его избивал — Это он так тебе объяснил. А как было на самом деле, мы не знаем — Короче… Иди нахуй, я спать — Вот, я же говорил, что от него! — шутливо повысил голос Шеминов и отстал от него на следующие две минуты К студенту пришла в голову очередная мысль, предугадывающая поведение Димки, и он, раздевшись и чуть прибрав свои вещи, улёгся на свою кровать, притворившись спящим. Вернувшись, сосед без каких либо зазрений совести аккуратно раздевает Сержа, сам скидывает с себя одежду и ложится к нему в объятия. Матвиенко, будто бы тот и не спал, обволакивает своими руками и ногами тело Димы, и тот, мягко улыбнувшись, еле-еле накрывает их обоих одеялом и складывает на лоб друга холодную тряпку, чтобы температура больше не поднималась. В темноте разглядеть это было не очень просто, но Стасу было слишком интересно, чтобы избавляться от такого шикарного представления только из-за отсутствия света. Спустя минуту, когда он уловил тихие сопения, практически одновременные, Шеминов поднялся с кровати, нормально укрыл их одеялом, поправил тряпку и какое-то время ещё смотрел на двух голубков, которые явно и яро отказывались принимать свою ориентацию.