Ты не один, хен!

— Как же ты порой несправедливо с нами обходишься, Госпожа Фортуна…       Хосок находится в одиночестве, на скрытом балконе, на одном из верхних этажей здания, где у Мин Юнги была ещё одна рабочая студия, помимо каморки в здании Хайба, устремив уставший за целый день взгляд ввысь. На небо, на яркие звезды, что хаотично разбросаны по тёмному полотну. — Почему из всех нас ты выбрала именно его? Ни меня или Джуна? Почему, черт возьми, именно его? Тебе мало было всех его страданий, всего того дерьма, что он и так ложками хлебал в прошлом? За что ты с ним так?       Хоть и знает, что никогда не получит ответ на этот вопрос, но прокричавшись в тишине вечернего города, вроде бы стало немного легче, терпимее. Чон целый день провел с Юнги, пытаясь вытянуть того из зыбучих песков самобичевания и отчаянья. И он устал, морально истощен. И нужно было снять напряжение. Ничего другого как выбежать на верхний этаж, на этот балкон, он не придумал. Поэтому втайне схватив измятую пачку сигарет, тихонько прокрался к выходу, чтобы не разбудить Мина, и скрылся за дверью.       Сколько времени прошло неизвестно, но можно предположить, что достаточно долго, поскольку щёки приобретают лёгкий румянец из-за высоты и мороза, а пальцы, что с силой сжимают ограждение, замерзают и начинают дрожать, частенько промахиваясь мимо нужных букв в тексте сообщения. Смотря на небо, медленно выдыхая кольца сигаретного дыма, задавая миллионы вопросов в своей голове, на которые сам же и отвечает. Давно он не был так напуган и морально убит. Но сейчас нужно собраться, быть сильным как никогда, всем им, чтобы защитить их котячьего и вечно ворчливого хена. От дальнейших мыслей отвлекает звук входящего сообщения, и на экране наконец-то за столь долгое время высвечивается так нужное ему сейчас имя.       Пак Чимин. Или Мини-Чимини, как он записан у Хосока.       В пришедшем сообщении всего лишь пара фраз: "Как он?" и "Позвони мне, как останешься один", и не медля больше ни минуты, он нажимает на звонок, поднося телефон ближе к уху. Пока идут тихие гудки, в его голове крутится на повторе всего лишь одна мысль: "Чёрт, я где-то забыл свои наушники, без них оказывается так неудобно разговаривать", он уже и забыл об этом. — Мини-Чимини, как ты, мой крошечный тонсен? — пытаясь придать своему голосу хоть какую-то лёгкость и игривость произносит Хосок, и тут же в ответ слышит усталый шёпот. — Всё хорошо, Хоби-хен, не волнуйся об мне. Скажи лучше, как Он? — взволнованный голос Чимина хорошо слышен даже на крыше. — Не так плохо как могло бы быть, но он сильнее, чем кто-либо из нас. Сейчас он спит.       А потом наступает минутное молчание, и эта тишина не давит. Чон даёт время своему собеседнику, молча слушая его прерывистое дыхание и не перебивая. Не подгоняя, давая собраться с мыслями и выдохнуть… — Спасибо, Боже... — Хосок слышит, как на том конце провода раздаётся небольшой всхлип. — Спасибо. Спасибо, хен, что приехал к нему, я не смог, хотел… А потом… я боялся... сорвусь… Боже, прости... — Чимин пытается сделать глубокий вдох и успокоиться. — Я должен быть с ним сейчас, Хоби-хен, я! Ведь он всегда был моей опорой, всегда был рядом, когда мне было плохо. А сейчас, сейчас он один и мне... Мне так плохо от этого, это разрывает меня куски... Прости, что тебе приходится выслушивать ещё и это, хен! — Эй, Чамани! А ну, перестань. С ним все будет в порядке. Со временем, но он справится, и мы все будем рядом. Не кори себя понапрасну, тут нет твоей вины, ничьей нет. Так уж сложились обстоятельства… И вообще?! — голос становится обиженным и возмущённым. — Что значит, он один?! Я для тебя пустое место, или что?! — а потом хрипло смеётся, пытаясь тем самым немного разрядить обстановку.       Хосок настолько хорошо уже их всех выучил, что прекрасно представляет, как сейчас округляются глаза Пака из-за услышанных слов, а потом как они же медленно превращаются в две щелочки, а уголки губ трогает лёгкая и по-детски невинная улыбка. — Ну Хоби-хен! Я не то имел в виду, ты же понял!       Вот он немного и отвлекся, замечает Чон, слыша, как голос его тонсена стал намного чётче и ровнее. И больше не дрожит. Все-таки он смог хотя бы немного подбодрить его. Они разговаривают еще минут пять, и Чимин просит его вернуться обратно в квартиру, слыша, как хен начинает хлюпать носом, переживая, чтобы тот не заболел. Хосок на это лишь шутливо отмахивается, сообщая, что ждёт очень важный звонок. На этом они и прощаются, обещая созвониться чуть позже.        Чон мог бы поговорить и в квартире, но во-первых, не хочет будить Мина, а во вторых, он боится, что Юнги может услышать то, о чем он пока знать не должен, ведь мало ли не получится осуществить задуманное. Зачем вселять ложные надежды человеку, тем более в его состоянии. Поэтому решил остаться еще ненадолго здесь и, кутаясь сильнее в свой шарф, поджигает очередную сигарету, не чувствуя уверенности, что все пойдёт по плану. Но, черт возьми, сегодня он на это как никогда рассчитывает. — Минсу, — шепчет он, смотря на одинокую звезду на вечернем небосклоне. – Надеюсь у тебя всё получится.       Силой сжимает телефон и едва ли не роняет на пол, когда видит это имя на экране смартфона. — Су, милая, скажи, что у тебя есть хорошие новости? — затаив дыхание, молча ожидает, что она скажет, скрещивая пальцы на руке для большей удачи. Если мог бы, скрестил бы еще и на ногах. – А ты что, во мне сомневался, Чон Хосок?! Пфф, — фырчит в трубку девушка, словно недовольный бельчонок. — У меня не может быть иначе! Я же Кан Минсу, дочь генерала Кана, мы не бросаем пустых слов на ветер. — Су, родная, не произноси его имя, пожалуйста. Меня в дрожь бросает при одном упоминании, до сих пор от нашей встречи мурашки по коже! — от услышанного имени даже невольно ежится. — Спасибо, Су. Ты даже не представляешь, какое благое дело сделала. Он нужен ему, они оба нужны сейчас друг другу. Спасибо от всех нас, я лично поблагодарю тебя при встрече! Знаешь, я так люблю тебя… — Я тоже, — совсем-совсем тихо. — Люблю тебя, Чон Хосок!       А после, девушка быстро скидывает вызов, чтобы не смущать ещё больше их обоих. Они поговорят об этом позже, не сейчас, а когда все наладится, и он вернётся со службы. Тогда-то они и поговорят, открыто и честно. Но на душе от услышанных слов разливается тепло, и надежда, что все будет хорошо, надо лишь чуть-чуть подождать. А пока, нужно разобраться с другой проблемой, и она, к сожалению, не такая радужная. Нажимая на повторный вызов, ждёт несколько секунд, пока не слышит взволнованный голос: — Хоби? Что-то случилось? Хен, не молчи.       И тот говорит, а Чимин слушает, молчит и не перебивает, лишь изредка вставляя небольшие комментарии: "Что… Не может быть! Как?.. Конечно, мне все равно!", пока Чон продолжает рассказ, под конец разговора сообщая, что если тот в состоянии ехать сейчас, то у него есть не более получаса, и что старая, чёрная и неприметная Киа будет ожидать его у входа. Ну не на машине же Хайба ехать. Лишние глаза и уши им явно сейчас не нужны. Не в этой ситуации…       Хосок ещё раз проговаривает с ним все детали, сообщая, что у него будет лишь пара суток, и послезавтра к вечеру Пак должен быть в части. В ответ успевая лишь услышать запыхавшееся и такое счастливое: — Ждите!       Чимин, конечно же, соглашается. Да он и на меньшее согласился, был бы готов многим рискнуть, отдать все, лишь увидеть его. Обнять его. Поцеловать и сообщить, что никогда не отпустит, что всегда будет рядом, плечом к плечу. Сказать любимому хену, что не разочаровался в нем, что любит всё так же, до самых глубин своего сердца, что он его кислород, его воздух... Его необъятная вселенная..       Пока машина мчит одного влюблённого навстречу к другому, Хосок невольно задумывается, как же немного порой необходимо для счастья, для спокойствия души…       Всего лишь один человек. Но самый родной, любимый, желанный, тот, к кому стремится душа, с тем, с кем тепло даже в лютые морозы… Кто способен одной улыбкой согреть и наполнить минуты светом. Разогнать хандру, поддержать, заставить время остановиться, а сердце биться сильнее... — И долго ты будешь тут стоять и лыбиться как придурок, Сок-а? Не хватало, чтобы ты еще заболел из-за меня! — Юн?!       Он не сразу сообразил, как Мин оказался здесь. Надеялся, что сможет незаметно прокрасться обратно, но тот к сожалению проснулся ещё до возвращения Чона. Ничего больше не говоря, оба спускаются вниз, и пока слегка замерший гость разувается и размещает свои вещи, Мин направляется в другой конец студии, к небольшому шкафу, что время от времени служит ему кухней, заварить этому чудику согревающий чай. Ну и, возможно, себе тоже, кофе сегодня больше пить не хотелось…       Давно они так просто не сидели у него в студии, а уж не чаевничали так точно, просто беседуя ни о чём и обо всем одновременно. Последние месяцы так подавно. Чон был в армии уже давно и через пару месяцев должен был окончить службу, пока сам же Мин вел тихую жизнь гражданского служащего, стараясь лишний раз нигде не отсвечивать. И всё своё свободное время проводил здесь, в студии. В квартиру возвращался лишь изредка, и то в основном переодеться, ведь без его личного ангела она казалось такой холодной и пустой.       Вот и позавчера днём он просидел здесь до самого вечера, и планировал уже завалиться спать на свой излюбленный и уже обжитой за долгое время диван, так как впереди должны были начаться выходные и можно было полноценно отдаться музыке. Но, к сожалению, у судьбы видимо были иные планы и в его дверь постучал не кто иной, как Чан И Джон, более известный как – El Capitxn! Еще один названный брат и близкий друг. — Юн, дружище, выручай! Я не знаю, что делать… — тяжёлый вздох и пронзительный взгляд чёрных глаз цепляется за собеседника, как утопающий за соломинку…       Проблема же как оказалось была быстро решаема, Чан просто такой же перфекционист как и он сам, и вечно недоволен, ища недостатки там, где их нет. Ему всего-то надо было прослушать и подправить одну из песен для будущего альбома. Хотя, увидев его изначально в дверях студии Юнги решил, что придётся решать проблемы вселенского масштаба. Пока Мин доводил мелодию и звучание до ума, сам Иджон успел сбегать к машине и вернуться обратно, прихватив с собой упаковку из шести банок пива и чуть остывшей курочкой и кимчи, организовав тем самым небольшой ужин. Да и немного расслабиться им обоим явно не помешало.       Последний раз они так собирались после совместного выпуска Шучиты, сколько же времени после этого прошло…       Нет, они конечно созванивались часто, время от времени даже забегая друг другу. Но вот так, чтобы просто посидеть, поболтать, вспоминая разные случаи и смешные моменты за баночкой пива... Это и вправду было давно, и он, если честно, скучал. Скучал по таким вот посиделкам, по жизни с мемберами в одной общаге, по общению с Арми. Но больше всего он скучал по Чимину… И El Capitxn один из немногих, кто был посвящён в эту тайну. Кому он мог с лёгкостью поплакаться в жилетку.       Проговорив пару часов и от души насмеявшись, Мин решает проводить друга до машины, а заодно и прогуляться до круглосуточного магазина. Утром как раз кончилось кофе для кофемашины, да и запас сигарет за это время стремительно уменьшился, а выходить в эти выходные он уж точно никуда не планировал.       Поэтому попрощавшись с Чаном и обняв напоследок, перед тем как тот уехал на такси, Мин не спеша и в приподнятом настроении из-за незапланированной встречи, направился вперёд вдоль оживленной магистрали и парка, к заветному круглосуточному магазинчику. Уже подходя ближе, он почувствовал небольшую боль в ноге, и только сейчас заметил, что та немного припухла, как раз в том месте, где он её сегодня и подвернул, по всей видимости не очень удачно, как раз возвращаясь в студию после службы.       Чуть прихрамывая, Мин зашёл в магазин, предварительно натянув на голову свою любимую пятнистую панаму и маску. И, собственно, на этом всё...       Всё могло бы нормально закончиться, если бы он не увидел припаркованные самокаты возле магазина, если бы мимо него не проехали так задорно веселясь и обгоняя друг друга пара ребят на таких же арендованных самокатах как и те, что стояли рядом, привлёкшие взгляд Мина. Если бы нога так не вовремя не начала ныть и опухать, причиняя дискомфорт при ходьбе... ЕСЛИ БЫ...        Так много было этих «бы» в тот вечер...       Ну, а дальше… Дальше все, как в тумане. Он взял самокат и практически доехал до студии. Но… Ногу не вовремя свело и его слегка наклонило в бок, не справившись с управлением, он упал. А потом… Словно страшный сон. Проходящие мимо полицейские… Запах перегара… Снятие маски… Шок их лицах… Звонок в Хайб и Шихеку, утренние извинения и... Ужасающие новости по всем каналам, радиостанциям, СМИ…        И темнота, с жуткой головной болью и презрением к себе, страхом перед будущим, страхом потерять все и, самое главное, ЕГО...       Мин выныривает из воспоминаний и слегка прикрывает глаза. Хоть прошло совсем мало времени, не больше двух суток, а такое чувство, что это было давно и уже не закончится никогда… — Знаешь, мне правда стало немного легче после сна. — Еще бы! Ты довольно неплохо поспал, уже вечереет. Но я рад, сон всегда позволял тебе хоть немного расслабиться, уйти в другой мир, отключиться. — Что…       Не успел Юнги закончить фразу, как дверной замок издаёт пронзительный писк и дверь в студию моментально открылась, являя их таинственного гостя. — Чимин-а... — Юнги-я!       Пак стремительно проносится мимо лыбящегося Хосока, практически влетая в тёплые и такие желанные объятия любимого хена. Мин успевает лишь подхватить своего ангела на руки, перед тем как оба заваливаются на тот злосчастный, многострадальный диван. — Прости, я стал немного крупнее...       От смущения Пак прикрывает лицо ладошками и только потом осознает, что практически верхом сидит на своём хене. Как раз в районе стремительно набирающего размеры бугорка, что теперь так отчётливо упирается в его пах. Выглядит это весьма горячо, тем более, что из-за длительной разлуки и нестабильного морального состояния обоих, сдерживаемые ранее эмоции сейчас просто бьют через край, и если бы не присутствие Чон Хосока, то эту парочку дальше было бы не остановить... — Неудобненько-то как, ащ! Детишки, не хотелось бы вам мешать, но я как бы всё ещё здесь! — Хосок пытается переключить внимание на себя, пока они не сожрали друг друга глазами. — Мин-и, не говори глупости, ты превосходно выглядишь. Не забывай, я люблю тебя любого, а со стальным прессом ты будешь или с осиной талией, мне неважно, главное твоё здоровье, ты же помнишь об этом? Да, малыш? — небольшой чмок. — И нет, ты нам никогда не мешаешь, Хоба!       Чимин наконец-то переползает с колен хена на свободное место рядом. Хосок же практически падает на мягкое кресло-мешок, коих здесь штук пять наберётся точно. Все они в основном пылятся в углу студии, так как обычно Мин нечасто кого-то пускает к себе в студию (не считая, конечно же, Чимина). По большей степени он любит работать один и в тишине. Так ему более спокойно и он может сконцентрироваться, полностью погружаясь в процесс создания музыки. — Я так благодарен вам обоим, это не передать словами, правда, — он перемещает руку на колено Чимина, слегка сжимая и ощущая твердость мышц. — Ну что ты, хен! Хотя нам обоим есть за что сказать спасибо Хосоки-хену, ведь это именно он устроил нашу встречу. — Хо, ты… Спасибо, дружище. — С какой-то легкостью и трепетом слетает с искусанных губ. — Ой, да ладно, чего там. Вот блин, засмущали же! — Чон никогда не трепался, он действительно приложил много сил, чтобы все так удачно сложилось, но об этом ведь никому знать необязательно. — И вообще, Мини-Чимини, оставлю пока на тебя хена, а мне надо проветриться, да и домой заехать переодеться не помешает. И ему, кстати, тоже. Давайте, голубята мои, попки поднимаем и в машину. Дома все обсудите и намилуетесь, пока я по делам езжу.       Отключив аппаратуру и свет, перед этим предварительно сохранив все наработки, они втроём спускаются на нулевой этаж. Там, где так удобно располагается частный паркинг, скрытый от людских глаз. Чтобы и дальше не привлекать к себе внимания, идут прямиком к знакомой черной Киа. Мин ничего не спрашивает, лишь следует по пятам за своими мемберами, изредка оборачиваясь по сторонам, словно ожидая подвоха или камер, направленных ему в спину. Чувство беспокойства не оставляет его и в машине, он не может найти себе место, успокоиться, крутит головой в разные стороны, но уже более оживленно и дёргано, когда они выезжают с парковки на пустынную улицу.       Его не покидает чувство тревоги, страха опять облажаться, паника словно волнами накатывает на его разум, мешая рационально мыслить и воспринимать реальную действительность. Сидящий рядом Пак быстро замечает его ухудшающееся состояние, его трясущиеся руки и поджатые губы, увеличенные и расфокусированные зрачки. И аккуратно, словно собираясь взять самый хрупкий фарфор в мире, касается руки Юнги. Тот сначала не обращает внимания, но после недолгих и ласковых прикосновений словно приходит в себя. Зрачки возвращаются в норму, губы размыкаются, втягивая с глубоким вздохом свежий воздух, пока пальцы начинают ласкать в ответ. Паническая атака не наступила... — Хосок, а тебе не кажется, что мы куда-то не туда едем? Или ты решил нас окольными путями провезти? — Пак давно заметил, что машина движется в противоположном направлении от их дома, точнее от пентхауса Мина. — Ты думаешь, я за время службы забыл дорогу в свой собственный дом? Имей совесть, детеныш! — тёплая волна позитивного настроя исходящая от Чон Хосока потихоньку обволакивала и других его вынужденных попутчиков. — Мы едем ко мне, в дом на холме. Там закрытая территория от папарацци, камер, и вообще от людей в целом. То, что сейчас и нужно. Не стоит привлекать внимание и рождать новые сплетни. Ты официально на службе, никто не должен тебя видеть, иначе будет новая волна истерии. Да и Юнги, навряд ли захочется чувствовать на себе взгляды соседей и людей, проживающих в комплексе. Поэтому это самое верное решение. С Хайбом и Шихек-нимом я уже согласовал. Да и вещей ваших там хватает. Не раз ночевали там все вместе…       В салоне опять воцаряется тишина. Чон внимательно следит за дорогой, изредка поглядывая в зеркало за Мином, пока подпевает ненавязчивые мотивы песен, звучащих из старых динамиков. Пак, склонив голову на родное плечо, нежными движениями играется с красивыми музыкальными пальцами, рисуя на бледной кожей незатейливые рисунки и узоры. Мин же, прикрыв глаза, нежится в такой желанной заботе, отпуская все переживания на второй план. В такой душевной, почти семейной атмосфере они доезжают до знакомых ворот, где их без лишних вопросов пропускает охрана. Скрывая от всего остального мира. Беседа: Как помочь хену пережить все это? J-hope: Я отвёз их в дом на холме. Их – это Юнги и Чимини. Да, Пак с ним, потом обьясню. Он единственный, кто сможет заклеить все раны хена пластырями... Jk: Теперь понятно, почему к Мин-и никого не пускают… Ох, это хорошая новость. Спасибо, хен, что делишься с нами. Мы бы с ума сошли. Я даже в сеть не захожу, так боюсь что-то читать. Это так неправильно и несправедливо... V: 💖 Whs: Блин, в сети более 10 часов назад. RM: Блин, в сети 5 часов назад.       Ну, вроде бы и все, ребят он предупредил, чету Мин (Хосок часто их так называет, ну нравится ему как это звучит, уж очень он рад за них обоих, ведь найти родственную душу, вторую свою половинку очень тяжело в этом мире, но эта парочка похоже справилась на отлично) в дом сопроводил, душ принял, переоделся. Можно немного прокатиться до побережья, проветриться, ну и сказать кое-кому спасибо… — Вернусь часа через четыре, магазин и доставка за мной. Отдыхайте. — Последнее, что успевает прокричать Чон, скрываясь за дверью гаража, и замечая, что его особо уже никто и не слушает.       Эти двое были так поглощены друг другом, что казалось не замечали ничего вокруг. Им нужно было ещё столько обсудить, сказать... И время сейчас словно замерло, стирая любые очертания кроме них самих, их взглядов, прикосновений... — Юнги, посмотри на меня, пожалуйста, — нежная ладонь проходит вдоль скулы, слегка оглаживая, разворачивая к себе лицом. — Запомни, что бы ни произошло в будущем, какими бы ужасными ни были последствия, что бы ни пришлось пережить, обещаю лишь одно: Я никогда не оставлю тебя, хен, пока ты сам меня не прогонишь...       Они стоят прижавшись друг к дружке настолько близко, что слышен звук биения сердец, которые звучат в унисон. Их руки соединены между собой, и маленькие, такие детские пальчики Чимина исчезают в тёплой, широкой ладони хена, что сжимает их, желая ощутить родное тепло.       Им обоим так спокойно и уютно находиться рядом друг с другом, их словно обволакивает мягким светом с ног до головы, наполняя каждую частичку нежностью. Смотреть в любимые глаза и видеть в них искренние и взаимные чувства настолько трепетно, так же, как и понимать, что в трудный момент любимый человек не отвернулся от тебя, поддержал, был рядом. Стал твоей опорой...       Он так благодарен Чимину и своим мемберам за то, что они не осуждают его, не приуменьшают его переживания и не лезут с расспросами и обвинениями. Они просто находятся рядом, готовые в любое время выслушать, подставить плечо. Это действительно важно, это дает силы справиться, дает силы двигаться несмотря ни на что, вновь и вновь подниматься. Дает мужество поднять голову и посмотреть всем хейтерам в глаза, не пряча стыдливо взгляд…        И он готов вынести все оскорбления, злые шутки, всю ту ложь, грязь и лицемерие. Не только ради себя, но и ради них, ради их поддержки. Их веры. Их переживаний. Готов на многое ради своей семьи, ради Арми. — Чимин-а, я всегда буду слишком слаб, чтобы добровольно отказаться от тебя. Ты мой криптонит... — Хен...       Пак склоняет голову, утыкаясь носом в шею хена, обвивая расслабившееся в руках тело, прижимаясь как можно ближе, ощущая тепло и кружащий голову парфюм Мина. Как же он скучал по нему, по его запаху, по его ухмылке, его ворчанию, по ненавязчивой заботе, по этим надутым губам. Оставляя небольшой чмок на нежной коже, Чимин поднимает голову и тонет, тонет в этих глубоких, как самая тёмная ночь глазах, хоть и слегка покрасневших, но всё таких же прекрасных. — Я так скучал по тебе, Мин-и… — шепчут в ответ в чуть приоткрытые и влажные губы, осторожно касаясь их кончиком языка. — И я так рад, что здесь, со мной...       А после целует... Вкладывая в поцелуй всю тоску, боль, всю свою страсть и тревоги. И им обоим кажется сносит крышу, срывает все тормоза. Поцелуи не прекращаются, становясь лишь более жаркими, глубокими, мокрыми. Лишь на мгновенье они отрываются друг от друга, чтобы вдохнуть воздуха и потом вновь впасть в пучину безумного желания. — Хен, хен... подожди, я не готовился, — доносится голос до ушей Мина чуть сбившийся голос. — И не надо, Чимин-а. Я просто очень скучал по твои сладким губам. По тебе. Да и состояние… Знаешь, вряд ли бы у меня что-то получилось…       Мин отстраняется и немного пошатываясь, подходит к окну, слегка уперевшись в него лбом, задумчиво всматриваясь вдаль. Обхватывая себя руками в защитном жесте, закрываясь. Осознание того, что он лишь только на время убежал от проблем, но не решил их, накрывает по-новой. Ему придётся в скором времени встретиться с действительностью, но сейчас уже не так страшно...       Спустя пару минут Чимин медленно подходит к сгорбившемуся телу, обнимая со спины, чувствуя, как сначала тот вздрагивает, а потом потихоньку расслабляется, опуская вниз руки. Открываясь... — Поделись со мной, Юнги-я. Расскажи о своих страхах и переживаниях. Тебе немного, но станет легче, я знаю, поверь мне. — Замолкает, давая время на принятие решения.       Он не давит, знает, что если Мин захочет с ним чем-то поделиться, что-то рассказать, он это обязательно сделает. Ему просто нужно время собраться с мыслями, с духом, ведь всегда тяжело признаваться в своих слабостях, обнажать душу, страхи… — Ох, черт… ладно. Знаешь, — Мин делает небольшой вдох. — В начале, когда это всё случилось, я не думал, что это будет настолько масштабно. Я не придал этому случаю особого значения. Да, мне было стыдно, что я поехал слегка выпившим на самокате, что случайно упал, представая в не очень хорошем свете перед сотрудниками правопорядка и Арми. Но, я не считал это ужасным поступком, возможно, достойным порицания, да, но... — снова глубокий вдох. – Не травли, не ненависти, не такого раздутого скандала. Я думал, точнее рассчитывал, что Арми пожурят меня немного, как и вы все. Как и Шихек, когда я только позвонил ему и сообщил о случившемся... Знаешь, ведь тогда я больше испугался, как отреагируешь ты, когда услышишь об этом…       Мин поворачивается в любимых руках и вдумчиво смотрит в глаза Чимина. Тот внимательно его слушает, считывая каждую эмоцию, молчаливо поддерживая, ожидая услышать продолжение. — Я боялся, что ты пошлешь меня! Я помню, как клялся тебе не садиться за скутеры. Да, это не он, — после появляется болезненная ухмылка. — Но как вследствии оказалось, это одно и тоже. Хотя дети на них лихо гоняют с малых лет, не то что я, старичок... Тоже часто падают, да и не только они, все, кто хоть раз на них катался... Но сейчас не об этом.       Он ненадолго замолкает, пытаясь сформировать поток хаотичных мыслей в правильные предложения. Этим моментом и пользуется Пак, целуя в распухший от слез нос, и ждёт когда тот продолжит, лишь сильнее обнимая, даря уверенность и желание поделиться своими мыслями. — Я действительно искренне писал это письмо с сожалениями, которое впоследствии опубликовали на Weverse. Я хотел поделиться тем, что чувствовал и что готов нести ответственность за этот проступок… Но когда после нескольких часов сна меня разбудил непрекращающийся ни на минуту рингтон телефона, я понял, что случилось что-то очень серьёзное. А увидев бесчисленное количество звонков и смс не только от Шихека, ребят, но и других сотрудников Хайба. От близких друзей, я... Я сначала так запаниковал...       Пак подводит его к дивану и ждёт, пока он удобнее устроится, перед тем как уйти на кухню за бутылкой воды. "Ему надо немного попить и успокоиться. Может, у Хоби есть где-нибудь аптечка", — Пак старается мыслить рационально. Ему совсем не хочется, чтобы Мина повторно накрыла истерика, но и дать ему высказаться он тоже должен. В себе все это держать очень тяжело, кому, как не ему знать об этом... — Начал хаотично открывать присланные видео, слушать голосовые. Их было так много… Мне казалось в тот момент, что мой мозг взорвётся от перенасыщения информации, — он делает небольшой глоток из бутылки. — Сначала я испытывал целый спектр сменяющих друг друга эмоций: гнев, злость, ярость, потом их сменили боль, страх, стыд. Затем пришли разочарование, презрение и вина… Она сжирала меня, я думал, что задохнусь от её тяжести. Самым последним было отчаяние. Я кричал, срывая голос, зная, что меня никто не услышит в студии. Я хотел разнести там все, но в итоге смог разбить лишь свою кружку... Я захлебывался в слезах, сжимаясь от страха на том долбаном диване. Я так боялся увидеть в твоих глазах презрение, пустоту и разочарование. Боялся потерять мемберов, свою семью. А потом, мозг словно отключился и наступила апатия. Я просто лёг. Лежал и часами смотрел в одну точку на потолке, без единой мысли в голове. И это было по-настоящему страшно... Таким и нашёл меня Хосок. Опустошённым.       Пока Мин делится своими переживаниями, они и не замечают, как пролетает время, и шумным ураганом в дом вваливается не только Чон Хосок, но Ким Сокджин, который с утра был ещё в Париже. Но вот двенадцать часов в пути и он уже на родной земле и дышит тёплым сеульским воздухом. — Джин-хен! — вторят ему два удивленных голоса. — Я твой единственный хен, неужели ты подумал, что я останусь развлекаться там, зная, как моему тонсену тут плохо? — его возмущённый и шутливый голос, а потом и жутковатый, но такой родный смех, ложится бальзамом на ещё открытые душевные раны Мина. — Джин, — Юнги шмыгает носом, прячет глаза в пол, и сейчас очень напоминает провинившегося ребёнка перед отчитывающей его матушкой. — Спасибо, хен!       И не тратя больше слов и времени, Ким сжимает в крепких объятьях своего вечного соседа по комнате, и что-то шепчет ему на ухо, убаюкивая в своих руках. Пак и Чон не мешают их тихой беседе, незаметно удаляясь на кухню, чтобы разобрать купленные пакеты с едой и алкоголем. Хосок решил, что тихая дружеская посиделка явно пойдёт на пользу его соулмейту, сможет хоть немного поднять тому настроение и отвлечь от дурных мыслей. — Юнги, — очень строгим голосом произносит Джин. — Знаешь, я разговаривал с Намджуном, и мы оба пришли к выводу, что все эти новости – заказные. Чёрный пиар. Есть даже подозрение на одну личность из небезызвестного нам фандома. Тут замешаны очень влиятельные и богатые шишки. Они столько денег потратили на эти мерзости... Только от этого тебе должно стать немного легче. Ты очень дорогой орешек, Мин Юнги! Исчисления идут на миллионы, и не вон, а долларов, друг мой!       Мин, услышав подобную информацию лишь фыркает, радости оттого, что смешать его с дерьмом стоило миллионы, не очень приятная весть. Но теперь понятен масштаб и почему продолжается такая непрекращающаяся шумиха вокруг его личности. Он хоть и достаточно известное и медийное лицо, но явно не одно на всю Корею, тем более на весь мир. А новости о нем показывают даже в глубинках России, на минуточку! Было бы очень радостно, если не было бы так больно... — Мы не виним тебя, Юнги. Я не виню, ты все так же мой друг, брат, часть моей семьи. Всегда был и будешь. И не важно, что ты сделаешь, ты никогда не разочаруешь меня, ты просто не способен на это. Поверь мне, за столько лет живя жопа к жопе, я успел тебя выучить. Поэтому… Если Хайб, Шихек или ещё кто-либо даже заикнется о твоем уходе или временной дисквалификации – мы разорвём контракт. Выплатим им неустойку и откроем назло свой музыкальный лейбл. Но ни я, ни ребята не отпустим тебя. Все как один, всегда друг за друга. Это наше кредо!       Мин ничего не говорит, лишь слушает и обливается слезами, но не от боли или бессилия. А от радости, от облегчения, словно тяжкий груз спал с его плеч и дал ему свободно вздохнуть. Все они поддерживают его. — Если хочешь, мы подадим в суд на все каналы и издания. На любого репортера, говорящего о тебе эти ужасные вещи и разносящего сплетни. Намджун говорил с нашими юристами, они поддержат любое твоё решение, так же как и мы, — Сокджин вытирает рукавом своего свитера стекающие с лица слезы. — Ты не должен проходить через унизительную фотолинию у полицейского участка! И мы можем что-нибудь придумать, чтобы избежать этого... — Нет. Знаешь, до сегодняшнего вечера я был против, хотел оправдываться. Но знаешь, это ни к чему не приведёт, лишь будет подкидывать дрова в костёр, и, в итоге, он так и не затухнет. Я выступлю с речью, принесу извинения за этот проступок, заплачу штраф, и на этом все! Им хочется, чтобы я склонил голову, хорошо – я склоню. Хочется увидеть раскаяние в моих глазах, они его увидят, ведь мне правда жаль. Жаль, что банальная и нелепая ситуация вышла из-под контроля и достигла таких размеров. Жаль Арми, что тратят кучу денег на поддержку. Но больше они не получат ничего... Ни единой эмоции ни от меня, ни от вас, ни от агентства.       Джин театрально собирает пальцами слёзки в ладонь, тяжело вздыхает, громко приговаривая: — Как же быстро растут дети! И я так горжусь тобой!       Не успел он договорить последнюю фразу, как входная дверь вновь с грохотом открывается. И на пороге появляются трое взъерошенных людей: Ким Намджун, Ким Тэхён и Чон Чонгук. Услышав сильный грохот, доносящийся из гостиной, туда прибегают и Хосок с Чимином, но так и застывают в дверях, не веря своим глазам. Первым приходит в себя хозяин дома. — Какими судьбами?       Он почему-то так и думал, что кто-нибудь из них троих точно заявится ближе к вечеру, но ставки в основном делал на Тэхёна. Тот всегда любил делать спонтанные вещи и оказывался в нужных местах в нужное время. Способность у него такая или особенность, так никто ещё и не понял. Но он уж точно не ожидал увидеть здесь всех троих. И это так трогательно, прям до глубины души. — Раз уж пришли, не стойте в дверях, проходите, будьте как дома! Только ничего не ломаем, ты помнишь, Джун, руки держим при себе, хотя в твоем случае и ноги желательно тоже! — он звонко и заразительно смеётся, утягивая ничего непонимающего Пака за собой на кухню, ведь алкоголь сам себя не принесёт и по местам не расставит.       Мин лишь продолжает ошарашенно смотреть на оставшихся мемберов. Уж чего-чего, а увидеть их всех, да ещё и вместе, он давно мечтал, но не ожидал, что получится так скоро. Думал, придётся ждать до увольнения Хосока. Но видимо судьба сжалилась над ним и вот они все здесь. Все семеро, как одно единое Я. Настоящая, дружная, любящая семья! — Хён-и! — налетает на него с обеих сторон их макне-лайн, в виде Тэхена и Чонгука. — Как ты? Мы так скучали по тебе, держись. Мы любим тебя! — тараторят они одновременно, не прекращая обнимать и жаться к Юнги. — Мы любого за тебя порвем, ведь правда, Гуки? — воинственно выкрикивает Ким и соскакивает с места, отцепляя и Гука, начиная с ним боксировать. — Конечно, ты только скажи, кого надо первым нокаутировать?! — храбрится младший из Чонов. — Я за нашего ворчливого гнома любому пропишу пару своих лучших ударов!       Юнги лишь смотрит на все это со стороны и улыбается. Много и часто. Он очень много улыбается за этот вечер, точнее уже ночь, время давно перевалило за полночь. — А ну, успокоилась, мелочь, и отстаньте от Юнги-хена! Идите лучше на кухню и помогите. Мы все вопросы цивилизованно решим. — Вмешивается в их словесный понос поток Намджун. — Хорошо, Нами! — взявшись за руки, оба ретируются в сторону кухни. — Всё-таки дети очень быстро растут, да Намджун-и? — Джин подходит к нему, по-братски обнимая и хлопая по плечу. — Посмотри, какие они уже взрослые! Ох, моё сердце! — Джин-хен, по-моему ты переигрываешь! И если что, сердце находится с левой стороны, — по-доброму усмехаясь, едва слышно шепчет своему хену Намджун. — Ой, иди к черту, умник! Может, я уникален, и оно у меня справа!       Громко возмущаясь, Джин уходит помогать другим мемберам, оставляя лидера с Мином наедине. Он решил, что им есть о чем поговорить. — Как ты? Сможешь со всем этим справиться? — Нам всегда знает, что и у кого надо спрашивать, и получив уверенный положительный кивок, немного расслабляется. — Если тебе будет тяжело, надеюсь, ты дашь мне знать? — и вновь положительный кивок.       А потом они долго разговаривают, Намджун вкратце пересказывает последние новости: как прошла его встреча с советом директоров Хайба и с Бан Шихеком. Как он был удивлён и тронут тем, что они сразу же заявили, что Мин Юнги не покинет группу несмотря ни на какие угрозы и требования. Что к нему даже не будут применяться штрафные санкции. Только выплата судебного штрафа за счёт денежных средств самого Мина. И что ни одна из компаний не разорвала с ним контракт из-за произошедшего инцидента.       Также поделился видео с многомиллионной поддержкой и сотнями тысяч сообщений от Арми по всему миру. На этих моментах Мин Юнги вновь прослезился, тронутый такой реакцией и верой в него. Кто бы что ни говорил, их Арми действительно армия! И они самые лучшие! Как говорится, все лучшее достается лишь лучшим! — Юнги, как бы тяжело ни было и кто бы что ни говорил, знай, мы рядом. Я не первый, кто тебе это говорю и не последний. Но то, что произошло и все это, — последнее слово он намеренно выделяет пальцами в ковычки. — Заказное. Все эти реакции, челленджи, венки. Это действительно не наши фанаты. Ни нас, ни их ты не разочаровал, не подвёл. Мы по-прежнему любим тебя. — Ты не только отличный лидер, Намджун, но и друг, и просто замечальный человек. Если честно, не знаю, что бы я без вас всех делал и как справлялся. Вы придаёте мне сил. Уверенности. Спасибо... Я знаю, все действительно будет хорошо... Все будет хорошо, я справлюсь, дай мне немного времени. — Хей, бро, не раскисай! Иначе наш главный хен шкуру с меня живьём снимет. Видать стареет, сильно чувствительным становится! — замечая в дверях Сокджина, специально старается сказать последние слова чуть громче, и это информация явно предназначена для чьих-то ушей. — Ким Намджун! Стоять на месте! — несётся в его сторону разъярённый Сокджин, размахивая тряпкой. — Спасите!       И они вдвоём начинают бегать вокруг дивана, попеременно швыряясь тряпкой друг в друга. А Мин даже не пытается их разнять, уж очень он соскучился по общажной атмосфере…       На шум и громкий хохот подтягиваются и остальные участники. И они начинают делать ставки, стараясь ещё больше раззодорить соперников. После ожесточенной пятиминутной погони, Намджун, не выдержав, заваливается на пол, параллельно ударяясь мизинцем об угол столешницы. Смех сквозь боль… Видимо не один Мин сегодня будет страдать… — Так, а ну занялись все делом, хватит прохлаждаться! — взрывается командным голосом Ким Сокджин. — Закуски сами себя не приготовят, диваны сами себя не передвинут! — Так точно, сержант Ким Сокджин! Будет сделано, сержант Ким Сокджин! — выстроившись в шеренгу, скандируют все четверо, пока Юнги похихикивает в стороне. — Вольно, салаги! У вас двухминутный перекур, а потом за работу. Кота забираю с собой на кухню. Мне пригодятся его лапки для готовки! — поворачиваясь в его сторону он вопросительно приподнимает бровь. — Вперёд, отрабатывать повинность, друг мой! — Неси меня, Джин-хен, у меня же лапки!       И по гостиной разносится волна весёлого смеха и самых разнообразных шуток. Кто-то из них даже обещает подарить Юнги на Новый год костюм кота, с ушками и бубенчиками.       Пока Джин тащит не сопротивляющегося Юнги в братских объятиях к себе в помощь на кухню, Пак увязывается за ними хвостиком, обещая оказывать посильную помощь обоим. Намджун, Тэхен и Чонгук выходят на террасу к Хосоку, что вальяжно развалившись, сидит диване и курит сигарету, смотря на бесподобное ночное небо, которое не скрывают огни Сеула. — Хосок, прости нас... — начинает было лидер. — Да, не обижайся, пожалуйста, — вторят ему так же два любимых и родных голоса, дублирующие слова словно малые дети за родителем. — Ребят, тц. Я знаю, что вы хотите сказать... И знаете, я не расстраиваюсь, честно. На месте любого из вас я поступил бы так же, любой мембер BTS поступил бы так. Потому что ЭТО ВСЕ намного важнее и нужнее... — он тушит сигарету и хлопает Нама по спине. — Да, к сожалению, как выяснилось, мы теперь не сможем прибыть и отпраздновать твоё увольнение со службы. Начальник части сказал, что сможет сделать лишь одну поблажку, даже не считаясь с нашими увольнительными и успехами. — Хён, ты сейчас серьёзно? — Хосок резко разворачивается и достаточно уверенным и практически командным тоном, не терпящим возражений, произносит. — Посмотри, какими замечательным они выросли из наивных несмышленышей. — Уже с более мягкой интонацией продолжает, — они решили пожертвовать своим выходным днем ради друга, брата, попавшего в беду. Вы все примчались сюда, потому что так решило ваше сердце, а не долг или разум. И это все и является бесценным. Желание просто быть рядом, разделить боль друг с другом… Мы все сейчас больше всего нужны нашему котячьему хену. Я так люблю вас, ребята… А встретить меня могут и Джин-хен с Юнги-хеном. Вы же знаете, что Джин на всю страну заявил, что выкрадет меня, поверьте, мне скучно не будет. А вы продолжайте достойно нести службу, чтобы хен мог гордиться вами! — Хосок-а, — хоть Тэ и не самый младший, но глаза у него часто на мокром месте от таких трогательных и правильных речей их хенов. Он просто подходит и обнимает Чона со спины, тихо произнося слова благодарности. — Эй, мы тоже тебя любим, хен-и! Мы не подведем. Я обещаю, я и за Чимином присмотрю. Все наладится, и в следующем году фиолетовая волна окутает весь земной шар. Все, кто говорил и писал гадости, будут на задних лапках скакать и с руки есть! — Пошлите внутрь, пока они не потеряли нас, и Мин раньше времени не начал задавать наводящие вопросы. Ему пока ни к чему знать все это. Там что-нибудь и придумаем, — лидер открывает дверь и дожидается, пока все покинут террасу. — Аха, скажем, что Джуни-хен разнес полчасти и теперь никого в увольнительные не отпускают, в наказание за его очумелые ручки, — хихикает Чонгук и тут же получает смачный подзатыльник от Наджуна. — Ащ, хен-и, больно же, чего дерешься-то? Правда же, о твоей криворукости скоро будут легенды слагать! — Аха, так же как и о твоём обжорстве, прожорливый кроль, — смеясь, кричит Тэ и бежит в сторону кухни. — Какие они ещё дети, — Нам закатывает глаза и пытается закрыть дверь террасы, но что-то идёт не так. Еще секунду назад та самая ручка, прикреплённая к двери, отчего-то остается лежать в его руках... — Щибаль!       Хосок за столько лет уже ничему не удивляется, лишь постоянно надеется, что его дом обойдётся малой кровью, так сказать, незначительными разрушениями, а не стихийным бедствием. — А в чем-то всё-таки Гук был прав! — слышится возле самого уха Кима. — Может тебе написать об этом песню и мы все споём её тебе, как гимн?! — он так же стремительно покидает Нама, пытаясь поскорее поделиться с младшенькими новой историей про разрушительную силу их лидера. — Нет, ну точно дети... — вздыхая, Ким аккуратно кладет ручку от террасы на стол, предчувствуя, что его появление вызовет новую порцию смеха.       Ну и хорошо, думает про себя Намджун, смех продлевает жизнь, а из-за него они часто смеются. Так что он может смело считать, что так заботится о здоровье своих близких…       Вся шумная компания оказывается уже в большом зале, диваны сдвинуты к стенам, а подушки, так же как и кресла-мешки раскиданы по полу. Сокджин в это время готовит для них лёгкие закуски, параллельно заставляя Мина искренне улыбаться от его кулинарных талантов и театральных кривляний, что очень забавно сочетаются в совместном исполнении его единственного хена. Сокджин всегда мог поднять ему настроение, даже тогда, когда казалось оно уже пробило дно и упало ниже некуда. Не зря он его бессменный сосед. С ним он себя ощущал в безопасности, ведь Ким заменил ему на это время старшего брата. Он очень ценил и уважал своего хена, пускай такого дурашливого со странными шутками, но заботливого и сопереживающего, для него он был одним из лучших... — А вот к нам и сам Бог разрушений пожаловал! — Гук никогда не упускает возможности подколоть старших, за что всегда и получает подзатыльник в воспитательных целях, этот раз не стал исключением. — Ащ, да что же меня сегодня бьют все! Юнги-хен, спасай, вся надежда на тебя, защити своего любимого тонсена!       Гук забегает за спину Мина и показывает всем язык, кривляясь словно ребенок. И Мин смеётся, так звонко, искренне, заразительно, его хрипловатый голос разносится мелодией по всей гостиной, вызывая улыбки на лицах мемберов. — Гук-а, зайка, прыгай сюда, — нежным и очень сексуальным голосом произносит Тэ, а Гук заливается краской и глупо улыбается. — Я готов ещё пару раз тебя ударить, чтобы хен улыбался так же ярко.       Игривая улыбка молниеносно сходит с лица макне, а взгляд меняется на обиженный, так же как и само выражение лица. Все мемберы глядя на эту парочку, заливаются смехом. Чимин, уставший уже смеяться, замечает в центре большое кресло-мешок и тащит Юнги в его сторону, чтобы успеть поудобнее устроиться на сегодняшней посиделке. Оставшиеся мемберы, замечая как эти два кота, не иначе, удобно устраиваются в своей лежанке и что-то довольно мурлычат друг другу, радостно обнимаются, и всей толпой заваливаются на пол, как в старые добрые времена рассаживаясь полукругом. Расставляя приготовленные закуски и алкоголь в центр импровизированного стола, включая фоном очередное странное кино, выбраное самым младшим из Кимов.       Потихоньку градус в крови расслабляет, и ребята начинают дурачиться, вспоминая свой дебют, самые смешные моменты из кучи выпусков ранов и супа. Пока Сокджин-хен травит свои самые смешные из анекдотов, двое младшеньких из макне-лайна, пара попугаев-неразлучников, успевают втихаря заказать пиццу, за что по прибытию курьера получают нагоняй от Джин-хена, и ладно бы если из-за вредной пищи, так нет, из-за того, что не заказали его любимую с острой курочкой и кимчи чиге.       За всем этим со стороны наблюдает Намджун, радуясь, что хотя бы на сегодня они смогли собраться все вместе, пускай и повод для этого выдался весьма печальный. Но когда они все вместе, рядом, они светятся, каждый своим светом и по-своему, и теперь он точно уверен, что они со всем справятся. Ведь они есть друг у друга и в трудные минуты, и в минуты радости. Они заботятся о каждом, искренне сопереживая, они такие разные, но, они настоящая СемьЯ! — Джун, ты выглядишь сейчас словно отец, который смотрит на своих детей со стороны и гордится ими, даже улыбка такая же! — Хосок подсаживается ближе и слегка чокается с ним бокалами. — Я и правда горжусь, Хо, всеми вами! Смотря на них, у меня по телу разливается тепло. От той атмосферы, что вы дарите, что заставляете ощущать рядом с вами. Ты, вы – все мой дом, моя семья. Не знаю никого ближе вас, я доверяю вам всецело и знаю, что вы так же доверяете мне в ответ, поверь это очень дорого стоит. Мы столько лет вместе, мы богаты, знамениты, известны даже далеко за пределами своей страны. Но мы все остались теми же ребятами, с теми же мечтами и взглядами, с тем же рвением и упорством что и пять, десять лет назад. И это так здорово, ни в ком из вас нет гнили, желчи, лицемерия. Все, что вы, я, мы вцелом как группа, делаем от души, для людей, для лучшего будущего… — Всё, Нам, я сейчас расплачусь, ей-Богу. Не давайте этому философу больше пить. — Джин наваливается сверху на Намджуна и Хосока и начинает обоих щекотать.       К клубку смеющихся хенов подползают и Тэхён с Чонгуком, которые, пока Намджун говорил, успели умять целый круг пиццы на двоих. Видимо, у кого-то до сих пор ещё растущий организм.       Юнги же с Чимином сидят рядом. Вернее, Мин снимает все происходящее на телефон, пока Чимин, свернувшись калачиком, удобно улегся на коленях любимого хена. Чувствуя, как тепло распространяется по всему телу, прогоняя страх всё это время сковывающий его. Теперь намного легче, спокойнее, весь вечер он наблюдает, как его самый близкий и дорогой человек потихоньку оживает, как появляется блеск в обожаемых лисьих глазах, как на осунувшемся лице появляется небольшой румянец, а уголки зацелованных ранее губ слегка приподнимаются в улыбке.              Вот оно счастье… Истинное, самое ценное, неподдельное. Такое дорогое и любимое сердцем...       Счастье чувствовать заботу и любовь, и дарить её в ответ.       Счастье, находиться в окружении любящих людей, которым ты доверяешь самое сокровенное в жизни, и уверен в том, что они никогда не предадут тебя, всегда будут рядом, поддержат, помогут, выслушают… — Ты не один, хен! — тихо шепчет Чимин, целуя любимые руки. — Никогда больше ты не будешь один! Я всегда буду рядом, я люблю тебя, ты знаешь... — Знаю! — вторит ему в ответ, нежно и трепетно целуя в макушку, зарываясь носом в тёмные, слегка отросшие пряди. — Я люблю тебя больше жизни, Мин-и, ты мне дороже музыки...