Меж двух огней

— Ректор Юэ так и не успокоился? — Ло Бинхэ устало массирует виски, откидываясь на спинку кресла. Мобэй-цзюнь кивает, делая затяжку. Сигара мелькает меж его длинных пальцев, окутывая бледное лицо облачком дыма. Терпкий запах мигом распространяется по кабинету, и Ло Бинхэ едва заметно морщится. Для него курение всегда было лишь средством влиться в компанию или успокоить нервы, для Мобэя же — страстью. Он сам крутил сигары, покупая для них отборный табак, в то время как Ло Бинхэ предпочитал обычные сигареты из тех, которые легко можно было купить в любом магазине. — Ректор Цанцюн излишне настойчив, — Мобэй-цзюнь выдыхает дым и смотрит в окно, словно пытаясь отстраниться от происходящего. — Учитывая его связи в полиции, я бы сказал, это может привести к множеству проблем, босс. Ло Бинхэ усмехается, но в его глазах нет ни капли веселья. На задворках сознания скребётся какая-то мысль, но он никак не может зацепиться за неё. Словно… Ло Бинхэ отмахивается от размышлений, закидывая ноги на стол, и расстёгивает верхние пуговицы рубашки. — Юэ Цинъюань слишком дорожит своей репутацией. Что бы он ни делал, ректор постарается соблюдать хотя бы видимость приличия. Ничто не заставит его совершить что-то, что поставит его самого под угрозу. Мобэй-цзюнь хмыкает, его взгляд возвращается к Ло Бинхэ. — Вы хотите пустить дело на самотёк, босс?  Ло Бинхэ пожимает плечами. — Я пока раздумываю; в конце концов, Шэнь Цинцю пока согласился сотрудничать со мной, а значит, сам он на связь с ректором не выйдет. Юэ Цинъюань же...— Ло Бинхэ поджимает губы. — Я до сих пор не знаю, что связывает этих двоих. — И это то, о чём я желал побеседовать с вами, босс. Вы сказали, что Шэнь Цинцю сорвался, когда речь зашла о деле семьи Цю. Так вот, оказывается, в своё время декан Цинцзин был взят ими на воспитание после смерти родителей. Когда ему было около двадцати, дом, вместе со всеми домочадцами, вспыхнул. Следствие установило, что это был поджог, пусть и очень грамотный, словно поджигатель хорошо знал дом и не раз бывал в нём. Учитывая, что в тот вечер Шэнь Цинцю остался в городе, а не вернулся домой, подозрения пали на него. Вот только меньше, чем через несколько лет дело замяли, а сейчас так же внезапно возобновили, будто по указанию кого-то свыше. — Вряд ли у декана тогда было достаточно связей, чтобы замять дело, — задумчиво протягивает Ло Бинхэ. — У семьи Цю не было врагов? — Нет, — Мобэй качает головой, делая затяжку, — соседи описывали их как хороших людей. Престарелые родители, владеющие акциями в нескольких компаниях и живущие на доход от них, двое детей, Цю Цзяньло и Цю Хайтан, ну и взятый на воспитание ребенок. Примерная семья. Внешне всё было более чем прилично, но известно, что Шэнь Цинцю довольно часто сбегал из дома. — Что ещё известно о декане и его детстве? — В протоколах дела его описывают как довольно скрытного, злого и тихого. В школе у него был один единственный друг — мальчик по имени Юэ Ци, тоже из более чем обеспеченной семьи. Какое-то время он довольно часто навещал Шэнь Цинцю, но примерно за три года до пожара это прекратилось. Он был старше своего друга, поэтому я предполагаю, что он поступил в университет и переехал поближе к нему.  — Интересно, но слишком мутно. Такое чувство, словно кто-то хорошенько проредил материалы дела. И что-то подсказывает мне, что это тот же человек, по приказу которого и замяли дело. Мобэй, я хочу, чтобы ты поднял всё, что известно про это семейку. Это конечно бред, но я хочу быть уверен, что у Шэнь Цинцю нет покровителей.  Ло Бинхэ нахмурился, чувствуя усиливающуюся головную боль. Зачем декану убивать людей, заботившихся о нём, да ещё и так глупо? Ради наследства? Возможно, но, зная Шэнь Цинцю, Ло Бинхэ сказал бы, что тот никогда бы не поставился так глупо. Ему хватило бы мозгов убить, или избавиться от Цю Цзяньло, или жениться на Цю Хайтан. Мараться настолько было не обязательно. Или у семейки Цю всё же были враги? Тогда это объясняет и странный пожар, и попытку скинуть ответвенность на того, кто может знать что-то, и то, с какой скоростью замяли такое громкое дело. Но тогда незакрытым остаётся вопрос о том, зачем кто-то опять решил возобновить расследование. Причем не тихо, а, наоборот, объявив об этом во всеуслышание. Это тоже интересно, ведь для такого нужны вполне солидные связи среди правительства. Но в чём цель?  Семья Цю была пусть и состоятельной, но не баснословно богатой. Затевать такую возню ради в лучшем случае нескольких десятков тысяч долларов — глупо. Человек, обладающий такими связями, просто обязан оперировать куда большими суммами. Или убить хотели Шэнь Цинцю, а перекрыть всё это несчастным случаем?  Да, декан — сирота, но как знать, кто его родители? Быть может, именно они, а не семья Цю, насолили кому-то.  Он тряхнул головой, понимая, что толку от подобных размышлений не много.  — Я хочу ясности, Мобэй, — голос Ло Бинхэ стал ледяным. — Узнай всё, что сможешь. Копай глубже, если нужно. Если есть кто-то ещё, кто может стоять за этим… — он на секунду замолкает, раздумывая, — мы должны это выяснить. Мобэй-цзюнь молча кивает, потушив сигару в пепельнице. В воздухе ещё витает дым, но он уже был полон напряжения. — И как же вы собираетесь с этим разобраться, если окажется, что у Шэнь Цинцю действительно есть покровители? — спрашивает Мобэй, скресщивая руки на груди. — Тогда я найду их слабые места, — холодно отвечает Ло Бинхэ, и его взгляд становится острым, как клинок. — И использую их против них. Если Шэнь Цинцю не сам это начал, то ему придётся выбрать, что для него важнее: его тайны или его жизнь. Я уже достаточно играю с ним, позволяя ему делать, что вздумается, поэтому и дорогому декану пора наконец-то сделать шаг мне навстречу.  — Жёстко, — Мобэй усмехнулся. Ло Бинхэ лишь кивнул, погружённый в собственные мысли. Всё указывало на то, что эта ситуация с Юэ Цинъюанем и делом семьи Цю была лишь вершиной айсберга. Что-то большее скрывалось за этим, и он намеревался докопаться до правды, чего бы это ни стоило.  А ведь оставался ещё и глава Цюндин, который церемониться не станет, если узнает, что Ло Бинхэ жив, и Хуаньхуа, откуда была его мать, и бывшие подчиненные отца, которых ещё следовало найти. Он взглянул на часы. — У тебя два дня, Мобэй. Мобэй-цзюнь кивнул, поднялся и тихо вышел, оставив за собой тишину и терпкий запах сигар. Ло Бинхэ остался один, вглядываясь в пространство, как будто за поверхностью реальности скрывалось что-то большее, что он упускал. Его мысли вновь возвращаются к Шэнь Цинцю. Декан был как крепость: внешне холоден, невозмутим, но внутри скрывает столько тайн, что даже Ло Бинхэ не может предугадать его следующий шаг. В последние недели их “сотрудничество” напоминало игру в шахматы, где каждый ход мог оказаться фатальным. «Если у него действительно есть покровитель… кто он? И почему он активизировался сейчас?». Ло Бинхэ не мог избавиться от чувства, что что-то витает в воздухе. Как будто по невидимым нитям плетётся заговор, и он — лишь часть этого сложного узора. Однако какая-то ключевая фигура всё еще оставалась в тени, и это выводило его из себя. «Шэнь Цинцю, ты не сможешь вечно прятаться за чужими спинами», — думает он, стукнув пальцами по столу в задумчивости. Головная боль усиливается, но Ло Бинхэ стискивает зубы, не позволяя себе поддаться слабости. Ему предстоит выяснить всё до конца, и он знает, что, чем глубже копать, тем больше всплывает старых, забытых тайн. Два дня. Мобэй найдёт то, что нужно. А потом… потом Ло Бинхэ поставит все фигуры на место. Эта партия так или иначе останется за ним. Он сделает всё и даже больше ради этого.  В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь слабым тиканьем часов и едва слышным шелестом бумаги на столе. Ло Бинхэ прищурился, глядя в пустоту, будто перед его глазами вновь мелькнули образы из прошлого. Он хорошо знал, что в этой игре всё решают не только ходы, но и терпение. — Два дня, — повторил он себе самому, словно закрепляя в голове крайний срок, который должен стать точкой отсчёта. Каждый шаг должен быть тщательно продуман, и в этом Ло Бинхэ не знал себе равных. Он не привык ошибаться и не давал себе права на промахи. Когда Мобэй принесёт сведения, останется только одно — решить, какие карты вскрыть первыми. Юэ Цинъюань или Шэнь Цинцю? Или те, кто стоят за ними? Ло Бинхэ не спешил принимать решения. Он всегда играл вдолгую. Но сейчас всё начинает происходить слишком быстро.

❖❖❖

Шэнь Цинцю откидывается на спинку кресла, не сдерживая тяжелого вздоха. Ему, наверное, впервые в жизни было до тошноты нудно и скучно. Он просыпался ближе к девяти, завтракал, читал и отправлялся на прогулку в сад или в ближайший парк, находившийся всего в десяти минутах от поместья мальчишки. Иногда Ло Бинхэ присоединялся к нему. В таком случае утро становилось хоть чуточку интереснее. С мальчишкой можно было поговорить и поругаться. Хотя в основном говорил Ло Бинхэ, а ругался — Шэнь Цинцю. Ближе к обеду на декана обычно нападала тоска. Он слишком привык постоянно находиться в движении, бегая меж аудиторий и корпусов университета или пытаясь выловить Шан Цинхуа, чтобы сдать ему очередной отчёт. А ведь кроме этого были студенты, занятые работой над дипломами или проектами, которым требовались помощь или совет. При таком ритме жизни выкроить хотя бы несколько свободных часов для себя было невозможно. Раньше Шэнь Цинцю думал, что, уволившись, он сможет отдохнуть, но грустная правда заключалась в том, что он просто не умел отдыхать. Тревога не давала ему слишком долго сидеть на одном месте, вынуждая занимать руки и голову хоть чем-то. Иногда ему становилось до того скучно, что он даже принимался за готовку. Но даже на фоне этого сегодняшний день превзошёл все предыдущие. Оставшись почти что в одиночестве в огромном доме, он почти что заскучал по Ло Бинхэ. Спорить с мальчишкой было интересно. Шэнь Цинцю с трудом удерживался от того, чтобы не встать и не начать бесцельно бродить по дому, лишь бы избавиться от этого раздражающего чувства безделья. Он долго думал, что после ухода из университета наконец сможет насладиться покоем, но правда оказалась куда более прозаичной: покой угнетал его. Без привычных забот и задач, к которым он привык за долгие годы, Шэнь Цинцю не знал, чем заполнить пустоту, возникающую в его днях. Даже прогулки, раньше приносящие некоторое утешение, стали казаться бессмысленными. Ло Бинхэ, появлявшийся в его жизни с неожиданной регулярностью, был единственным источником хоть какого-то движения. Мальчишка был почти навязчив в своей заботе, но Шэнь Цинцю, против своей воли, уже начал находить в этом нечто приятное. Правда, ни за что бы не признался в этом вслух. Ему нравилось подкалывать юношу, особенно когда тот, сохраняя внешнюю холодность, незаметно пытался приблизиться или угодить профессору. Эти моменты немного скрашивали унылую пустоту, но и они становились редкими. “Может, мне стоит снова попробовать приготовить что-то сложное?” — думает он, кидая взгляд на кухню. Последний эксперимент с кулинарией закончился катастрофой, но скука доводила до такого состояния, что даже неудачи казались лучше бездействия. Как назло, Ло Бинхэ сегодня был чем-то занят и до обеда не показался. Шэнь Цинцю привычно бросает взгляд на часы и чувствует, как внутренняя тревога нарастает. Эта монотонность изводит его. В какие-то моменты он ловит себя на том, что почти с нетерпением ждёт, когда Ло Бинхэ заглянет в комнату с очередной глупой просьбой или, ещё лучше, с тем, чтобы снова вызвать его на спор. Сколько ещё времени он выдержит в таком ритме? Мысль о том, что дни могут продолжаться в таком однообразии, пугает его больше, чем он был готов признать. Ей богу, еще немного — и он начнёт подумывать о возвращении в Цанцюн. Шэнь Цинцю уже начал почти что скучать по Юэ Цинъюаню. Из глубины дома внезапно доносятся уверенные шаги, сопровождаемые тихим и незатейливым мурлыканьем. Шэнь Цинцю невольно чувствует прилив облегчения, напуская на себя заинтересованный вид. Хотя, говоря откровенно, книга надоела ему ещё двадцать страниц назад, но заняться чем-то надо было. — Профессор, посмотрите, что я купил! Мальчишка как всегда уверенно заходит в комнату, держа в руках красивую коробочку. На его лице — яркая улыбка, а чёрные волосы лежат небрежно, но от того не менее изящно. Даже несмотря на то, что первые две пуговицы рубашки расстёгнуты, он всё равно выглядит аккуратно. Это почти раздражает, ведь сам Шэнь Цинцю одет в простые джинсы и уютный свитер дурацкого жёлтого цвета. — М-м, и что на этот раз? — лениво тянет Шэнь Цинцю, делая вид, что полностью поглощён своей книгой, хотя глаза уже сами собой скользят к коробке, которую Ло Бинхэ протягивает ему с гордой ухмылкой. — Это… подарок, — ответ мальчишки звучит как-то особенно таинственно, и это уже вызывает у Шэнь Цинцю сомнения. Он аккуратно закрывает книгу, откладывает её в сторону и с неохотой берёт коробку из рук Ло Бинхэ. Ло Бинхэ присаживается напротив, усаживаясь как хозяин положения, словно ему было привычно занимать любое пространство в жизни Шэнь Цинцю. Сам профессор мысленно вздыхает, осознавая, как бесцеремонно мальчишка влезает в его мир, но протестовать уже не хочется. Пусть будет так. Возмущение и недовольство лучше скуки. — Ты что, игрушку мне принёс? — насмешливо произносит Шэнь Цинцю, поднимая бровь и медленно открывая крышку. Внутри лежит небольшой кулон на тонкой цепочке — элегантный и сдержанный, с мерцающим камнем. Шэнь Цинцю поднимает бровь ещё выше. — Украшение, да? Ты, должно быть, перепутал меня с кем-то, — голос Шэнь Цинцю наполнен лёгким сарказмом, но Ло Бинхэ лишь шире улыбается. — Это не просто украшение, — мальчишка опускается на колени перед Шэнь Цинцю, глядя на него снизу вверх с тем особым блеском в глазах, который профессор давно научился игнорировать. — Это оберег. Чтобы Вы не скучали, — Ло Бинхэ аккуратно берёт кулон и подносит его к шее Шэнь Цинцю. — Прекрати свои глупости, — отмахивается Шэнь Цинцю, не в силах скрыть лёгкого раздражения, хотя он и не двигается, позволяя Ло Бинхэ застегнуть цепочку. — Как будто это поможет мне избавиться от скуки. — А вдруг поможет? — Ло Бинхэ снова улыбается, но на этот раз его улыбка мягче, почти нежная. — Попробуйте. Шэнь Цинцю вздыхает. Он готов был спорить дальше, но вдруг чувствует, как его собственное отражение в глазах мальчишки заставляет на миг забыть о глупых придирках. Нет, всё-таки Ло Бинхэ неприлично красив. Хотя Шэнь Цинцю не считал себя уродом, но ему недоставало того шарма, который был у мальчишки. Сам себе он напоминал ледяную статуэтку, в то время как Ло Бинхэ напоминал подвижное пламя. Яркий, горячий, опасный — сумеешь удержать дистанцию — и тогда пламя согреет тебя, но сделаешь один-единственный лишний шаг — и сгоришь, лишившись всего. Шэнь Цинцю морщится от собственных мыслей. Сравнение с пламенем? Это он слишком загнул. Но всё же что-то в Ло Бинхэ было неуловимо притягательным, даже раздражающим в своей идеальности. Парень так старался, что это начало переходить границы нормального. Но почему-то в те моменты, когда Ло Бинхэ прикасался к его жизни так, как сейчас, — осторожно и вроде бы ненавязчиво, — Шэнь Цинцю не находил в себе сил оттолкнуть его. — Ты действительно веришь, что эта побрякушка изменит что-то? — он не хочет звучать жёстко, но в голосе сквозит усталость от попыток понять, чего именно хочет Ло Бинхэ. — Нет, — мальчишка тихо смеётся, — я просто хотел, чтобы Вы подумали обо мне хотя бы на минуту, если вдруг заскучаете. — Как трогательно, — фыркает Шэнь Цинцю, но на самом деле его сердце почему-то сжимается от этой фразы. Он не привык к таким жестам и, тем более, к тому, чтобы кто-то пытался занять его мысли вот так, специально, с каким-то почти болезненным упорством. Мальчишка явно что-то замышляет, в этом Шэнь Цинцю уверен. В его даре нет ничего случайного. Ло Бинхэ слишком хорошо знает его и просто так не преподнёс бы ему украшение: это нечто большее, чем просто подарок. Но что именно скрывается за этим жестом, профессор не может понять. — Ладно, — наконец отвечает он, поглаживая пальцем кулон. — Но если это не сработает, я заставлю тебя готовить мне ужин всю следующую неделю. Ло Бинхэ лишь улыбается, снова смотря на Шэнь Цинцю тем взглядом, который тот ненавидел больше всего — с мягкостью и безграничным терпением. Будто он видел насквозь все его саркастические стены, все колкие слова и равнодушные жесты. — Я буду рад, — отвечает Ло Бинхэ, не теряя своей уверенности. Шэнь Цинцю кривится, понимая, что в какой-то момент он всё же поддастся. Может, это и правда был единственный способ хоть как-то справиться с этим надоедливым мальчишкой — позволить ему быть рядом, пускай и на своих условиях. Шэнь Цинцю снова опускает взгляд на книгу, хотя чтение уже давно перестало его увлекать. Мальчишка, довольный, что достиг своей цели, садится напротив, словно всё происходящее было само собой разумеющимся. Профессор хмурится, пытаясь сосредоточиться на тексте, но мысли вновь возвращаются к кулону на его шее. Он чувствует его холодный вес и одновременно… странное тепло, как будто сама его природа противоречит очевидному. «Глупость какая», — думает Шэнь Цинцю, теребя цепочку пальцами. Ло Бинхэ тем временем возвращается к своим делам, и их накрывает странной тишиной, которую невыносимо заполнять привычным внутренним раздражением. Удивительно, но сегодня Шэнь Цинцю было куда сложнее просто взять и отбросить всё в сторону. Что-то в этом моменте, в самом факте, что Ло Бинхэ здесь, рядом, навязывается со своей заботой, цепляло его глубже, чем хотелось бы. Шэнь Цинцю прекрасно понимал, что не стоит придавать значение мелочам, что мальчишка играет свои игры, такие, которые профессор считал до тошноты простыми. Но каждый раз, когда тот появлялся, беспокойство внутри вдруг утихало, а скука отступала на несколько шагов назад. Свет в комнате мягко падает на лицо Ло Бинхэ, который что-то изучает в своём телефоне, изредка бросая быстрые взгляды на профессора, словно боясь, что его уловки будут замечены. Шэнь Цинцю, конечно, всё это видит, но делает вид, что его это не волнует. Он слишком упрям для того, чтобы признать, что одиночество действительно стало его врагом в этой спокойной жизни. Шэнь Цинцю привык, что Юэ Цинъюань постоянно играл с ним, то становясь заботливым и мягким, то, наоборот, зажимая его в кабинете, за тяжёлыми дубовыми дверьми. Он ждал чего-то подобного и от Ло Бинхэ, но это всё не происходило, из-за чего тревога нарастала. — Ты не собираешься уходить? — наконец устало произносит Шэнь Цинцю, не поднимая глаз от книги. Его тошнит от вида иероглифов, но сказать об этом — признать своё поражение. Ло Бинхэ медленно отвёл взгляд от экрана, снова улыбнулся тем своим знакомым, почти насмешливым выражением лица и ответил: — Если Вам не нравится моё присутствие, я могу уйти. Но тогда Вы точно заскучаете. Шэнь Цинцю кривится, раздражённый тем, что Ло Бинхэ снова прав. Он ненавидел это признание. Это было унизительно — осознавать, что этот мальчишка, пусть и назойливый, всё же стал для него чем-то важным, пусть он и никогда не признается в этом вслух. — Как будто твоё присутствие — это панацея от скуки, — бурчит он, закрывая книгу с таким звуком, будто ставит точку в разговоре. Ло Бинхэ, не поддавшись на провокацию, лишь мягко рассмеялся, склонив голову набок. — Я рад, что Вы так думаете обо мне, профессор. Но, если честно, Вы сами оставляете меня без выбора. Оставить Вас здесь, в одиночестве? Вы же с ума сойдёте от тоски. Шэнь Цинцю чувствует, как внутри нарастает раздражение. Этот мальчишка слишком легко читает его мысли. Или же… он действительно настолько предсказуем? Эта мысль его задевает, и он резко поднимается с места, будто решив продемонстрировать Ло Бинхэ, что он вовсе не нуждается в его компании. — Может, мне и правда стоит уйти куда подальше, — бросает он холодно, пройдясь по комнате. — Возвращение в Цанцюн выглядит всё более заманчиво с каждым твоим словом. Ло Бинхэ поднимает глаза, наблюдая за его движениями с таким выражением, что Шэнь Цинцю невольно напрягается. Его взгляд слишком мягкий, слишком тёплый — такой, каким никто никогда не смотрел на него. В этом было что-то пугающее. — Тогда я пойду с Вами, — тихо отвечает Ло Бинхэ, его голос совершенно серьёзен. Шэнь Цинцю останавливается, повернувшись к нему лицом. — Ты смеёшься? — в его голосе сквозит недоверчивая усмешка. — Нет, — Ло Бинхэ поднимается на ноги, плавно и уверенно. — Вы думаете, что сможете сбежать от меня? Ошибаетесь, профессор. Шэнь Цинцю чувствует, как в груди что-то сжимается от этих слов. Этот мальчишка снова нарушал его границы, смещал привычные рамки, которые Шэнь Цинцю выставлял годами. Он должен был злиться, должен был оттолкнуть его, но вместо этого он лишь стоит, не зная, что сказать. — Ты ведь понимаешь, что это ненормально? — наконец выдавливает он, стараясь звучать твёрдо. Ло Бинхэ шагает к нему ближе, сокращая дистанцию, и на его лице появляется та же тёплая улыбка, которая так легко выводила Шэнь Цинцю из равновесия в прошлом, когда наглый мальчишка ещё был студентом. — Нормально или нет — это не имеет значения, — тихо говорит Ло Бинхэ, остановившись прямо перед Шэнь Цинцю, и его глаза сверкают каким-то непонятным огнём. — Вы ведь знаете, что мы с Вами не можем быть как все остальные. Шэнь Цинцю молчит. Слова мальчишки впиваются в его сознание, напоминая о тех неизбежных изменениях, которые произошли в их отношениях за меньше, чем месяц. Это было странно, неправильно, глупо, но слишком заманчиво. Казалось, Ло Бинхэ искушал его, и с каждым днём Шэнь Цинцю ощущал всё меньше сопротивления при мысли о том, чтобы поддаться. — Почему ты так уверен, что можешь просто взять и влезть в мою жизнь? — его голос звучит тише, чем он планировал. Слишком много эмоций прорвалось наружу, хотя он хотел казаться холодным и отстранённым. Ло Бинхэ лишь улыбается, едва заметно касаясь рукой его плеча. — Потому что я знаю, что Вы тоже этого хотите, — его голос звучит так уверенно, что Шэнь Цинцю чувствует, как земля уходит из-под ног. Он хочет возразить, сказать, что это бред, что Ло Бинхэ не понимает, чего он хочет на самом деле. Но слова застревают в горле. Может, мальчишка и прав: этот хаос, эта близость, пусть и на грани терпимости, были единственным, что хоть как-то заполняло пустоту. Шэнь Цинцю тяжело вздыхает, опуская взгляд. Он понимает, что больше не может обманывать себя. Слишком многое изменилось, и Ло Бинхэ, каким бы назойливым он ни был, уже стал неотъемлемой частью его жизни. Отвратительно? Несомненно, но не менее желанно. — Проклятый мальчишка, — шепчет он, но на этот раз в его голосе нет ни раздражения, ни злости. Ло Бинхэ лишь тихо усмехается, не убирая руки с его плеча. Вместо этого он делает ещё один, совсем маленький, шажок к декану. Шэнь Цинцю чувствует, как горячие, почти обжигающе горячие руки обнимают его, гладя по спине. Запах полыни странно сочетается с ароматом цитрусовых, одновременно горький и свежий. Странная смесь, но сейчас она кажется почти родной. Удивительно, но он, кажется, и не замечал раньше, что весь дом наполнен этим странным ароматом. Шэнь Цинцю невольно вспоминает, что Юэ Цинъюань всегда предпочитал запах сандалового дерева, бергамота и кожи. Из-за этого Шэнь Цинцю ненавидел задерживаться у ректора в кабинете: эти запахи душили и туманили сознание. Они оседали на языке неприятным металлическим привкусом, как если бы он наглотался крови. Шэнь Цинцю чувствует, как тело расслабляется, а сердце бешено стучит в груди. Горячо, странно, неправильно, но от того не менее приятно. Словно жидкое пламя медленно расползается по телу. Что ж, наглый мальчишка действительно похож на яркий огонь, к которому глупые люди-мотыльки летели, несмотря на опасность сгореть заживо.