Слэшер

      Какого хуя? Что происходит?       Чувства — сплошное месиво и ни черта не разобрать, но нужно, потому что от этого зависит что-то очень важное…       Дыхание с глухим присвистом вырывается из лёгких. Тонус мышц ещё помнит отчаянный бег, икры почти сводит судорогой, а бедра буквально каменеют от напряжения.       Чувство, что нужно продолжать бежать. Но куда? Зачем? От кого? В голове лишь туман неразберихи, а перед глазами все расплывается, не давая сфокусировать взгляд.       Ответ на первый осознанный вопрос (какого, блять, хуя?..) так и не приходит.       Ноздри расширяются и сужаются в такт судорожному дыханию. Воздух полон запахами леса. Пот струится по спине вдоль лопаток, холодя и пуская стайки нервных мурашек.       В дрожащей руке сжат довольно громоздкий фонарь в металлическом корпусе. Такой допотопный, что больше похож на реквизит к костюмированной постановке, чем на реальный источник света. Его тусклый луч прорезает тьму впереди.       Глаза упорно пытаются сфокусироваться на том, что видят перед собой, а мозг обработать полученную от глазного нерва информацию. Но в голове все равно вязко и пусто. Ощущения доходят до сознания будто сквозь вату. Концентрироваться хоть на чем-то пиздец как сложно. Почти не выполнимо.       Нет, ну все-таки, что за хрень здесь творится? Почему так страшно и тревожно?       Боль в затылке и легкая тошнота подсказывают, что совсем недавно был получен удар по голове. А может быть, просто нога зацепилась за какую-то корягу во время бега сквозь непроглядную тьму ночи, после чего произошло падение на что-то твердое? От мучительной попытки осмыслить происходящее давление боли усиливается, что заставляет непроизвольно поморщиться.       Вся эта хрень раздражает. Хочется разобраться, во что бы то ни стало!       Так или иначе ни падения, ни удара в воспоминаниях нет. Вообще чувство такое, будто секунду назад ноги мчали от таинственной угрозы, а в следующую замерли на месте, обездвиженые полной дезориентацией в пространстве. Просто «щелк» — и кадр сменился!       В крови гуляет адреналин, покалывая в конечностях. Опасность дышит в затылок, поднимая волоски на теле дыбом, но ее источник нихуя не ясен.       Попытки выровнять дыхание и успокоиться медленно, но верно дают результат. Картинка перед глазами постепенно становится четче…       Он осознает себя на краю узкой лесной тропинки, поросшей папоротником и упругим мхом. Осознает свои руки, подрагивающие в напряжении ноги. Свое тело. Осознает себя человеком, потерянным в темноте. Сознание перестает быть чем-то обезличенным в пространстве.       Так, ну это уже полегче.       Тропинка резко обрывается тупиком, а впереди в свете фонаря виднеется лишь густой бурелом необжитого дикого леса.       Бежать он больше не планирует. Но все еще нужно решить, что делать дальше. Идти вперед кажется небезопасным. Идти назад тоже страшно, ведь где-то там позади притаилось загадочное нечто, от которого он так старательно убегал.       Все это какой-то ебаный пиздец! Он щиплет себя со всей дури за руку в надежде проснуться. Но лишь шипит и от боли едва не роняет дурацкий фонарь.       Паника закипает медленной волной где-то в районе солнечного сплетения. Чувство тошноты усиливается и сводит мерзкими спазмами желудок. Дрожащие от неистовой гонки ноги подводят. Он падает на колени, упираясь во влажность мха ладонями.       Пиздец.       Пытаясь дышать через нос и не поддаваться накрывающему отчаянию, он мучительно ищет ниточки воспоминаний в своей голове, чтобы понять хоть что-то. Но нихера не находит.       Кто он? Где он? Что произошло?       На каждый из этих вопросов собственная память лишь отдается гулкой страшной пустотой. Сердце все еще колотится в груди, после бега, а может просто от полного ахуевания. Пиздец в квадрате! Нет, в бесконечной степени пиздец!       Взгляд упирается в силуэт собственных рук, подсвеченный фонарем. Вид крупных кистей с узкими длинными пальцами и кожи, покрытой легким, золотящимся в желтом огне фонаря пушком каким-то странным образом успокаивает и концентрирует мысли. Эти руки его. Как и стонущие от перегруженности мышцы ног. Как и выпрыгивающее из груди сердце. Как и пульсирующий болью затылок. Как и глаза, смотрящие на собственные руки.       Он есть.       Он существует на самом деле.       Пусть даже пока и не может дать себе имени, но он осознает себя. Осталось только разобраться в парочке мелких деталей. Но есть чувство, что времени на разбор полетов слишком мало.       В голове провал размером с кратер. Он не знает, в чем же опасность, что поджидает где-то во тьме незнакомого леса. Однако провести остаток жизни здесь он точно не планирует. Глупо вот так сдаваться и умирать на окраине полузаброшенной тропы, среди густых папоротников, жужжащих насекомых и мокрого мха. Это как минимум будет слишком тупой смертью.       А потому приходится подняться и нерешительно двинуться назад. Возможно там его все еще поджидает таинственная опасность. Но другого пути он не видит, если хочет выяснить о себе хоть что-то.       Стоит сделать первый шаг, как два громких вопля разрывают тишину леса.       Он замирает на миг, пытаясь понять откуда исходит звук и стоит ли бежать прочь, от неведомой угрозы, что так напугала таинственных незнакомцев где-то во мраке окружающей действительности.       Но крик повторяется на это раз оформившись в отчаянный возглас:       — На помощь!       Наличие живых людей, пусть и молящих о помощи, придает сил. Эти люди могут знать его! Могут помочь разобраться в том пиздеце, что сейчас происходит!       Осознает это все он уже на бегу. Ноги сами несут его навстречу чужому отчаянию.       Это глупо. Наверняка. Ведь та опасность, от которой бежал он сам, никуда не делась, и даже скорее всего поджидает где-то рядом с источником призывов о помощи. Но мозг все еще плохо способен анализировать ситуацию, а глупое тело само отзывается на чужой страх, в стремлении помочь и защитить. Тем более примерно в той же стороне лежат ответы на все его вопросы.       Он бежит обратно, ощущая, как развесистые лапки папоротников неприятно хлещут по голым рукам и плечам. Лес становится реже и светлее, тропинка шире. Ноздри наполняет знакомый запах костра и, наконец, в свете фонаря показывается просвет поляны, к которой упруго и резво несут еще недавно такие уставшие и слабые ноги.       — Эй-эй, без паники, — доносится приглушенный голос уже совсем близко, а затем снова вопит громче. — Ребята! Нам нужна помощь!       Он влетает на поляну и резко тормозит на полном ходу, судорожно глотая ртом воздух и пытаясь охватить сознанием всю представшую картину…       Но снова нихуя не понимает. Это уже начинает порядком раздражать. На поляне его встречает недовольное лицо молодого корейца.       — Хенджин! Слава богу, ты здесь! Мы тебя пол вечера искали! — восклицает незнакомец, облегченно расслабляя мышцы лица, что еще минуту назад было перекошено тревогой.       Смотрит выжидающе, будто он должен как-то отреагировать на эту тираду. Но он не знает, что отвечать.       Парень перед ним невысокого роста. Одет в какой-то несуразный ярко-красный бомбер и чересчур короткие джинсовые шорты. Какое-то странное ретро.       В этот момент он осознает, что и сам одет под стать. Кожаная темная, возможно черная, безрукавка плотно стягивает грудь. Ноги облегают рваные брюки из плотной джинсовой ткани, а на стопах высокие ботинки с неудобной для лесных прогулок, излишне рельефной подошвой. Руки облегают кожаные широкие браслеты. Прямо рокер какой-то! Или панк. Что за странный прикид? Кто носит безрукавки на голое тело в лесу?       Они оба будто актеры на площадке кино, где все понарошку, а не люди, оказавшиеся буквально за чертой цивилизованного мира.       Боже, здесь хотя бы ловит сеть?       Он судорожно хлопает себя в поисках карманов, где мог бы притаиться телефон. Карманы обнаруживаются, но в них ничего подобного нет. Становится совсем не по себе.       Он нервно сглатывает вязкую слюну и, наконец, впервые с момента собственного пробуждения заговоривает:       — Прости, я не понимаю, что происходит.       Хочется сказать не это.       Перед ним живой человек! Он не один в этом лесу! Желание задать тысячи вопросов искрит под кожей. Совершено не понятно буквально все, что происходит, и все, что он видит вокруг.       Что это за место? Как он тут оказался? И кто этот парень перед ним?       Ох! Озаряет внезапное осознание. Кажется, незнакомец обратился к нему по имени?       Хенджин…       Он будто пробует слово на вкус. Но имя не вызывает в мозгу совершенно никаких ассоциаций или откликов. Не ощущается, как что-то знакомое и родное. Кипяток страха снова омывает внутренности от чувства этой зияющей пустоты на том месте, где должны быть факты его собственной биографии.       — Бля, рад, что ты нашелся, но может прекратишь стоять столбом и поможешь мне привести Феликса в чувства? — раздраженно возмущается незнакомый парень и нервным движением заправляет за ухо рыжеватую прядь.       Оброненное признание парень напрочь игнорирует.       Хенджин, а видимо его все же зовут именно так. Во всяком случае он хватается за это имя, как за хоть какую-то понятную характеристику самого себя.       Так вот, Хенджин переводит взгляд на вторую фигуру, присутствующую на поляне. У корней высокой сосны, сжавшись в маленький комок чистого ужаса, сидит еще один незнакомец.       Одет он еще более несуразно, чем первый — во все розовое. На узком запястье, выглядывающем из-под ветровки с кислотно-ярким принтом, теснятся густыми рядами цветные плетеные браслетики. Лица не видно, оно притаилась где-то в дрожащих коленях. Но выбеленная до чистейшей платины макушка сияет в свете костра маленьким солнцем. Парень очевидно чем-то сильно напуган. Возможно даже тем самым, что гнало чуть ранее Хенджина через лес в никуда?       — Что с ним? — голос подводит и срывается на сип, будто связки едва приспособлены к речи.       Рыжему лишняя болтовня явно не нравится. Он недовольно хмурит брови и упирает кулаки в бока.       — Блять, ты будешь сыпать вопросами или поможешь? Из-за тебя все разбрелись по лесу, а в одиночку я с дурацкими паничками Ликса не справлюсь. Давай, Хенджин, вы же не разлей вода, тебя он точно послушает.       — Что произошло? — прерывает Хенджин чужое ворчание, чувствуя, как душа наполняется раздражением в адрес этого грубого незнакомца.       — Словил очередную панику. Змею, кажется увидел, я сам не понял толком. На хрена ехать в такое место, если у тебя столько глупых фобий?       — Какое такое? — хватается за информацию Хенджин, медленно приближаясь к перепуганному парню.       — Эм… Что за вопросы? Я не понял, Джин. Что с тобой, бля, стряслось? Ты странный.       Адекватного ответа на заданный вопрос не следует, а потому Хенджин не слушает больше. Этот придурок явно ему не помощник.       Он опускается на корточки перед дрожащей фигурой и осторожно укладывает ладонь на плечо. Парень дышит часто и с сильными хрипами. Очевидно паника душит его, не давая реагировать адекватно на происходящее вокруг. Хенджин не видит лица парня, но уверен, что не узнает его так же, как не узнал второго незнакомца.       Однако у этого хотя бы есть имя. Феликс. Ликс. Помочь ему прийти в себя, чтобы он помог после Хенджину, кажется не таким уж плохим вариантом. Он даже на миг верит, что сейчас все исправится само собой. Будто стоит починить шестеренки в светловолосой голове Феликса, и Хенджин тоже придет в норму.       — Эй, — тихо и вкрадчиво зовет он. — Посмотри на меня, пожалуйста.       Светлая макушка отчаянно трясется из стороны в сторону, выражая неприятие такой идеи.       А змея ли стала причиной паники? Может быть Феликс видел то же, от чего бежал Хенджин? Энтузиазма в душе прибавляется от таких мыслей.       — Хорошо, не смотри. Феликс. Тогда давай просто дышать вместе. Слушай мое дыхание и повторяй за мной. Сможешь? — его пальцы чуть сжимают острое плечо, прося реакции.       Парень едва заметно кивает. Хенджин наклоняется ближе и делает первый вдох. Дышит громко и размерено. Так, чтобы парень, сидящий напротив, мог услышать этот звук и сосредоточиться на нем. Плечо под ладонью планомерно поднимается и опускается в такт.       — Что тебя так напугало? — почти шепотом спрашивает Хенджин, когда чужое дыхание выравнивается, а дрожь под рукой становится чуть слабее.       — Змея, — хрипит неожиданно низкий голос, подтверждая догадку рыжего. — Она… Тут змея!       Парень всхлипывает и сжимается чуть сильнее. Это уже вовсе не неконтролируемая паника, но все еще сильный страх.       — Тут нет никаких змей, Феликс. — убеждает Хенджин мягко. — Честное слово. Поверь мне!       Чужое тело немного, буквально на пару миллиметров подается вперед. И Хенджин, будто повинуясь чужой тяге, придвигается еще ближе, укутывая Феликса в свои объятья.              Дрожащие пальцы разъединяют замок, что обхватывал колени, позволяя приблизится еще теснее, а затем проворно ныряют в проймы безрукавки, пуская холод и легкую дрожь по скрытой под одеждой коже. Ледяные до жути. В первую секунду хочется увернуться и отскочить прочь от чужого холода, но Хенджин лишь чуть морщится и успокаивающе гладит дрожащие плечи.       — Посмотри, — уговаривает он, — убедись, что я не вру. Тут правда нет никаких змей. Тут только мы. Я, ты и… Наш друг.       — Пфф, у меня есть имя! — раздраженно раздается из-за спины.       — Прости, запамятовал что-то, — хмыкает горько Хенджин.       Для него это вовсе не шутка, но парень позади очевидно принимает его слова за сарказм.       — Ну ты и говнюк, — возмущается он, — Весь лагерь из-за тебя на ушах. Надеюсь, что никто не заблудится в этой ебаной темнотище. Да и вообще! Ребята будут искать тебя до завтра, пока ты тут будешь прохлаждаться. И в лагерь вернуться без них никак нельзя. А я терпеть не могу ночевки в палатках!       Хенджин, непроизвольно продолжая поглаживать чужие плечи, оборачивается к говорившему и удивленно спрашивает:       — Почему бы просто не позвонить им? Тут что совсем не ловит сеть?       Рыжий смотрит на него с опаской.       — Какая к херам сеть? О чем ты? И откуда я тебе возьму телефон посреди леса? Ты меня пугаешь, чувак.       Хенджин чувствует холодок какого-то невнятного подозрения где-то на задворках сознания. Происходящее дико пугает своей запутанностью.       Тем временем фигурка в руках робко вздрагивает, начиная движение, и светлая голова, наконец, отрывается от колен. Хенджин возвращает к Феликсу свой взгляд и встречается с огромными шоколадными озерами полными страха и робкой надежды. Что-то внутри сжимается непонятно и сладко.       Взгляд Бэмби, россыпь крупных веснушек на щеках и невысокой переносице, чуть приоткрытые пухлые губы с красивым четко-очерченным контуром. В руках Хенджина сидит то ли прелестный ангел, то ли совсем ребенок, еще не лишенный детской миловидности.       До чего же это лицо контрастирует с низким голосом Феликса! Хенджин так сильно удивляется, что сам того не замечая, задерживает дыхание на пару мгновений. Затем встряхивает челкой, откидывая ее со лба и прогоняя непонятное наваждение.       Испуганный взгляд смещается с его лица, отпуская сжавшееся в груди сердце, и принимается нервно рыскать по округе в поисках опасностей.       — Видишь? Никаких змей. Мне можно доверять, я тебя не обману, — мягко и успокаивающе говорит Хенджин, хотя сам едва ли в состоянии взять себя в руки.       Его память зияет провалами. Позади него жужжит раздражающим комаром упрямый высокий голос рыжего незнакомца, отчитывая Хенджина за неведомые прегрешения. Но его отчего-то тревожит сейчас лишь страх в шоколадных глазах Феликса и желание поскорее тот страх развеять.       Ликс облизывает нервно свои яркие губы и вновь смотрит на Хенджина. В его красивых глазах загораются искорки непонятных эмоций, от которых в голове отчего-то становится щекотно и пусто, но совсем не так как раньше, а как-то тепло и по-доброму.       — Я всегда тебе доверяю, — отвечает Феликс своим удивительным мягким баритоном, вызывая в груди Хенджина неясное волнение и чувство неловкости.       Небольшая ладонь Феликса ползет вдоль шеи Хенджина вверх по шее и затылку, вплетается в пряди волос, мягко треплет. Будто это Феликс успокаивает Хенджина, а не наоборот.       — Очнулись? — ворчит рыжий. — Тогда может поможете искать остальных?       Феликс делает прерывистый вдох, будто с силами собирается, и отстраняется от Хенджина.       — Прекрати ныть, Йени, — обращается он к незнакомцу и наконец-то дарит ему имя. — Ребята не маленькие и вернутся сами. Хенджин не виноват в том, что заблудился. Давайте лучше палатки установим. Ты верно сказал. Ночевать придется в лесу.       Хенджин поражается тому, как легко переключился ангельский парень с режима паники на деловитость. Йени недовольно качает головой. Но присоединяется к Феликсу, хватая одну из лежащих в сторонке палаток, которые Хенджин приметил только сейчас.       — Эй, Джин, ты помочь не желаешь? — бросает он злобно, оглядываясь через плечо.       И Хенджин кивает растерянно.       Палатки оказываются не менее странными, чем одежда ребят или фонарь, с которым бегал по лесу Хенджин. Тоже какими-то древними и неудобными в своей мудреной конструкции. Хенджин справляется с установкой едва ли. Спасибо Феликсу, который помогает и подсказывает с мягкой улыбкой.       Чувство неправильности и неправдоподобности всего происходящего нарастает. Но Хенджину отчего-то страшно и дальше задавать этим двоим свои вопросы. Кажется, что ответов он не получит, а лишь усложнит ситуацию еще сильнее.       Хенджин решает выжидать и наблюдать. Что еще делать, когда твоя жизнь явно свернула куда-то не туда?       — Хенджин, ты там в лесу всю сноровку растерял? Так сложно ставить палатки, что ты возишься с одной уже пятнадцать минут? — подкалывает Йени.       Хенджин почти решает для себя, что не может терпеть этого типа.       — Отстань от него, Айен! Лучше иди готовить ужин, пока остальные не вернулись. Мы справимся и без твоих нравоучений, — заступается за Хенджина Ликс, вызывая невольную благодарную улыбку.       Приятно ощущать, что в этом ебанутом водовороте событий есть хоть кто-то на твоей стороне.       Спустя еще полчаса возни, совместными с Феликсом усилиями они устанавливают кособокий ряд из четырех палаток и принимаются носить в них незнакомые Хенджину вещи. Над их импровизированным лагерем расплывается в воздухе аромат еды, вызывая обильное слюноотделение.       Хенджин падает без сил у костра, принимает из рук Айена миску с мясной похлебкой и ломоть хлеба, чтобы накинуться на еду, будто тысячу лет во рту не бывало и крошки. За усиленной работой челюстей он не замечает, как к костру подтягиваются новые незнакомцы.       — Эй, Джинни, ты уже тут как тут! Ну класс, а мы ищем тебя по лесу, как умалишенные! — возмущается один из подошедших.       Остальные, явно утомленные долгими блужданиями, только вяло кивают головами присутствующим и рассаживаются у костра.       — Не ворчи, Чанбин, — заступается снова Феликс. — Хенджин и без тебя натерпелся стресса.       У Хенджина уже совершенно нет сил на то, чтобы чему-то удивляться. Глаза слипаются под тяжестью усталости, сытости и пережитого ужаса.       Последнее, что он помнит, прежде чем опускается головой на колени Феликса и засыпает, рык подъезжающего автомобиля. Наличие транспорта в этой глуши окончательно успокаивает. И Хенджин позволяет себе разобраться в происходящем позже, когда немного выспится.

***

      Просыпается Хенджин от легкого встряхивания за плечо.       — Джинни, — шепчет Феликс в полутьме. — Пойдем, я отведу тебя в палатку.       Хенджин послушно поднимается на ноги и следует за Феликсом. В свете костра обнаруживается уже приличное количество незнакомцев на поляне. Они оживленно что-то обсуждают и не прерываются, когда Феликс уводит тихонько Хенджина прочь.       Только в спину прилетает:       — Спокойной ночи, потеряшка!       Хенджин узнает голос и, покопавшись в новых воспоминаниях, отвечает:       — И тебе, Чанбин.       В палатку Феликс лезет вслед за Хенджином, немного этим смущая. Не то, чтобы Хенджин собирался раздеваться догола для сна в лесу, но снять джинсы не отказался бы, все же в спальнике в них будет наверняка неудобно.       — Прости, ты не мог бы отвернутся, чтобы я разделся? — просит Хенджин, чувствуя, как шею и кончики ушей обдает жаром стыда.       Феликс замирает. В темноте выражения его лица не разобрать. Но Хенджину почему-то кажется, что оно удивленное.       — Ты меня стесняешься? — удивляется он. — Что случилось, Джинни? С тех пор, как ты вернулся из лесу, ты сам не свой. Ты же знаешь, что можешь довериться мне во всем?       Хенджин вглядывается во тьму чужого лица пару секунд. И наконец решается.       — Я… Ударился головой… Не помню как… Кажется я потерял сознание… И… Я не все помню, Феликс, — шепчет он неуверенно.       — Боже… Почему ты не сказал раньше? Что именно ты не помнишь? — спрашивает Феликс с тревогой.       В его голосе Хенджин не слышит ни недоверия, ни осуждения. Становится немного легче дышать.       — Например… Что это за лес? И как мы тут оказались?       Феликс приобнимает за плечи. Такой порыв в интимности уединения должен бы смутить, но не смущает.       Хенджин чувствует, как дрожит под его руками. И все же, несмотря на дрожь, он чувствует доверие.       Феликс восполняет пробелы без лишних вопросов. Будто так и должно быть. Будто нет ничего странного в потере памяти посреди ночи.       — Мы ехали в лагерь Синие скалы, — ложится на плечи тихий бархат его голоса. — Остановились здесь, чтобы все могли справить свои дела, а потом ты пропал.       — Лагерь? — переспрашивает Хенджин.       И Феликс снова сразу же поясняет:       — Да, мы вожатые в летнем лагере, Хенджин, помнишь?       Хенджин пытается нащупать нить в своем разуме.       — Я… — тянет он хрипловатым шепотом.       Но гулкое эхо пустоты мешает ответить утвердительно. Хочется плакать от отчаяния, поэтому голос дрожит, когда Хенджин признается:       — Феликс, я вообще нихрена не помню! Понимаешь? Даже тебя не помню! И себя…       Пиздец в квадрате, как и прежде.       Феликс чуть отстраняется. Смотрит внимательно в глаза. В его взгляде не жалость, но что-то похожее. Более личное. Волнение? Забота? В полутьме не разобрать.       И все же он кивает и улыбается ободряюще.       — Все в порядке, Джинни. Я с тобой. Мы во всем разберемся.       Руки Феликса крепко обнимают дрожащие плечи Хенджина. Они будто поменялись местами. И теперь Феликс спасает Джинни от панической атаки. От того, что есть хоть кто-то, кому Хенджин смог довериться, давление свалившегося на плечи пиздеца немного ослабевает.       Похоже, Феликс — его друг. И на него можно положиться.       — Не говори никому, хорошо? — просит Хенджин, заглядывая в сверкающие в темноте глаза.       — Конечно, Джинни, как скажешь. Я никому не расскажу и помогу тебе все вспомнить.

***

      Хенджин просыпается рывком.       Как от кошмара. Но чувства немного другие.       Ему жарко до такой степени, что хочется сорвать с себя остатки одежды. Грудь вздымается часто. Словно он опять бежал в отчаянии через лес. Шею справа обвивает чья-то горячая рука, а слева в нее кто-то загнанно дышит. Но это не единственные шокирующие ощущения. Вторая рука таинственного кого-то, прижимающегося к Хенджину в темноте, находится под тканью его белья. Она крепко сжимает влажный, твердый член Хенджина в ладони и движется на нем уверенно и неспешно.       Возбуждение мешается внутри со страхом непонимания. Хенджин совершенно дезориентирован тем, что происходит.       В ушную раковину сначала врывается низкий стон, а следом проникает влажный язык. Ощущения прошивают током, заставляя все мышцы деревенеть.       Таинственный некто дрочит Хенджину и вылизывает его ухо в темноте палатки. Это все похоже на очередной сон. Только щипать себя в этот раз совсем нет сил. Хенджину хочется кричать от ужаса, но в горле стоит ком. Возбуждение нарастает под чужой умелой рукой вопреки желанию разума. Язык выныривает из ушной раковины спускается ниже вдоль шеи, проходится по ключице. Раздается еще один низкий рваный стон.       Хенджин дергается в чужих руках, поворачивает голову и смотрит во все глаза. Но тьма вокруг слишком абсолютна. Даже отблески костра угасли, не давая зрению и шанса привыкнуть.       Следом его губы накрывает поцелуй. Губы незнакомца ласкают умело и властно. Ломают волю к сопротивлению. Хенджину страшно, непонятно и мерзко. Но в то же время до крика хочется продолжить, чтобы получить желанную разрядку. Рука на его члене начинает двигаться быстрее, будто подчиняясь этому не высказанному желанию.       С губ слетает стон и язык незнакомца тут же ловко проникает в рот. Хенджин не видит силуэта рядом, но почему-то уверен, что это мужчина. В груди что-то болезненно сжимается, требуя взбунтоваться против чужой навязанной страсти, но Хенджин лишь подается ближе и отвечает на ласку умелого языка собственным.       Рука неизвестного движется на его члене так правильно, будто делала это уже сотни раз и знает точно, как именно Хенджину нужно.       Тепло и трепет помимо воли разливаются по телу. Какое-то иррациональное доверие к этой незнакомой руке. Сам того не осознавая, Хенджин сгребает незнакомца в свои объятия и громко стонет в поцелуй, безмолвно прося еще.       Чужие губы разрывают их контакт, чтобы прошептать голосом Феликса:       — Тише, Джинни, мы так всех разбудим.       Сердце в груди испуганно замирает.       Это Феликс? Феликс ему дрочит?       Какого хуя? Что происходит?