Принц Хёнджин

На утренней паре Чанбин сидит с ручкой в ладони и тетрадью на столе, да вот только страница пустая. Он честно поглядывает на распинающегося преподавателя, даже обрывки фраз слышит, но все бестолку. Голова другим занята. Лицо ноет. Не от вчерашнего кулака Джея, нет. От улыбки. К нему тихо подсаживается Крис, он опоздал сегодня. Вещи раскладывает и сразу наклоняется к его уху, спрашивает, все ли в порядке. Чанбин кивает с той же дурацкой улыбкой. Тот долго смотрит на него, хмурится. Разглядывает. Отрывает кусочек бумаги, что-то пишет и протягивает ему. На листке целый допрос: «че такой довольный? и почему в свитере? жарко же». Чанбину еще как жарко, день ясный, солнце греет вовсю, он еще и у окна сел. Да вот только этот шерстяной свитер — единственная его вещь с высоким горлом, полностью закрывающим шею. У него вообще не такой уж богатый гардероб. Он пишет: «не поверишь, ответ на оба вопроса один и тот же». К нему медленно приближается чужая ладонь. Крис аккуратно приспускает его воротник, замирает так и натягивает обратно. Он снова пишет что-то на том же листке бумаги. Чанбин читает: «нихрена себе». Забежав домой с утра пораньше, Бин долго смотрел на свою шею в зеркале и поверить не мог. Таких следов ему не оставляли еще никогда. В сравнении с этим красно-фиолетовым пятном царапина на брови кажется проделкой неумелого ребенка. На столе снова бумажка, на ней: «вы рили вместе?». И кривенький рисунок короны рядом. Чанбин просто ставит плюсик. Жирный и уверенный. Опять листок, на нем: «нихрена себе». После лекции они стоят у автомата, Крис покупает себе энергетик, а Чанбин смотрит под ноги, скулы все так же ноют. Не сходит улыбка с лица, не хочет, и все тут. Какой же замечательный вчера был день. Ну дали ему по морде, и что, встряхнуться иногда полезно. Он счастлив. — Где твой ненаглядный? — беззлобно спрашивает Крис, тыкая по кнопкам. — Не видел еще, — Чанбин оглядывается по сторонам, — Надеюсь, где-то здесь. Крис садится на корточки, пока ждет выдачу из автомата, смотрит на него задумчиво. — Бинни. Вот если твой парень — принц. То кто ты? Чанбин посылает ему многозначительный взгляд. Тот лыбится, бровями играет. Паршивец, понятно же, на что намекает. Еще и ржать начинает. Бин не выдерживает, смеется вместе с ним. — Только попробуй меня принцессой назвать, приживется еще. Крис усмехается, берет свой энергетик, подходит к нему. — Ты вообще понял? Ну, с кем встречаешься теперь. — С… Хёнджином? — осторожно спрашивает Чанбин, прищуриваясь. Тот делает глоток из банки, молчит. Ждет будто чего-то. — Ладно, вижу, что не понял. Ты звони-пиши, если что, — Крис оборачивается на секунду в сторону коридора, затем снова глядит на него, подмигивает, — Там твой идет, кстати. Крис уходит, что-то напевая себе под нос, а Чанбин смотрит в сторону коридора, на лице снова глупая улыбка. Хёнджин идет своей коронной модельной походкой, с прямой спиной и приподнятым подбородком. Выглядит бодрым и радостным, волосы красиво развеваются с каждым шагом. Кто-то перегораживает Хвану путь, что-то говорит, но тот быстро отвечает и продолжает идти, даже головы не повернув. Взгляда с Чанбина не сводит, будто весь остальной мир неважен, и вообще универ пуст, только они вдвоем и остались. Хёнджин встает напротив ближе привычного, смотрит молча. Сегодня он одет так необычно для себя: на нем рваные джинсы и потертая, растянутая майка с ярко-красным логотипом какой-то группы. Глаза подведены густо, растушеваны, на губах вишневый блеск. Маленькая рок-звезда. Ему все идет, этому многогранному хамелеону, ничего нового здесь. Чанбин почти подается вперед, почти целует, но стопорит себя. Наверное, не надо такое в универе, хоть и кажется вдруг, что без вкуса этой вишни ему пары не отсидеть. Хёнджин будто читает его мысли. Оглядывается по сторонам, наклоняется и быстро целует его. На губах остается кисло-сладкая липкость, а ритм сердца подскакивает к потолку. — Я же могу так делать, да? — очень забавно его вопрос звучит, потому что Хван сегодня вообще не похож на кого-то, кто спрашивает разрешение. — Конечно, можешь, — Чанбин кивает, — Желательно все время. Они друг с другом даже не поздоровались, как будто им больше и не надо формальностей этих. Хотя, чем поцелуй не приветствие? Хёнджин тянется к нему рукой, касается плеча. — Не хочу здесь. А вот если бы мы остались наедине… Чанбин опускает взгляд. Смотрит, как длинные пальцы, украшенные серебристыми кольцами, легонько спускаются вниз по его руке до запястья, поглаживают кожу подушечками. Такое простое, едва осязаемое прикосновение, а по позвонкам все равно бегут мурашки. Потому что Чанбин уже знает, как ощущается большее. Знает, как Хёнджин выглядит и звучит, когда вжимаешь его в кровать всем телом. — Моё предложение в силе, — он выдыхает рвано, ловит его взгляд, — Тебе нужно уйти сегодня? Потому что я готов хоть прям щас. — Да что ты? — к его сожалению, Хёнджин убирает руку, — Нет, Хоши нужна ночь с субботы на воскресенье. — Значит, приходи в субботу. То есть завтра. Хван хмурится, оглядывая его. — Тебе не жарко в этом свитере? — Жарко, просто… — Чанбин тянется к шее, и тот, кажется, понимает все, улыбается стыдливо. — Прости. Я переборщил? — Нет. Просто предпочитаю оставлять такие вещи при себе. — Но тебе придется снять свитер на тренировке, ты же знаешь? Точно, тренировка. Сегодня же пятница. Интересно, как там у Джея дела? Может, так и бегает по кампусу со вчерашнего дня, ищет его. Чанбин забыл даже спросить у Криса, чем вчера все кончилось. — Об этом я как-то не подумал. — Думаю, я смогу помочь, — Хван задумчиво потирает подбородок, — Не против небольшой мейкап-сессии? Они выходят в шумный двор, пробираются через людей, чтобы сесть на свободную скамейку. Воздух все еще наполнен приятной свежестью, как всегда бывает после долгого ливня. Хёнджин роется в своей сумке, достает оттуда флакон бежевого цвета. Наверное, тональный крем. — Давай сюда шею, — он выдавливает немного себе на пальцы. Ну реально вампирёныш. Пока тот мажет его кожу кремом, Чанбин по сторонам глядит. Какие-то студенты, стоящие неподалеку, бросают на них взгляды. Да, наверное, любопытно эта сцена выглядит со стороны. Из них вообще интересная парочка вышла: звезда всего универа и… он. Пока сидят так, несколько человек здороваются с Хёнджином, проходя мимо. Парни, девушки. Тот отвечает каждому, на каждого хоть на секундочку смотрит. Милый он все-таки. Спустя несколько минут Хван протягивает ему небольшое круглое зеркальце. Чанбин смотрит в отражение, хмыкает удивленно. Засоса почти не видно, если не приглядываться. — Ничего себе. Магия прям. — Шанель, бейби, — с гордостью говорит Хван, — Я всю стипендию потратил на один этот крем. Кстати, а как бровь? Болит? — У меня ничего не болит, — Чанбин откидывается спиной на скамью, лицо солнцу подставляет, — И вообще, я себя прекрасно чувствую. — Правда? А что такое? — Да так. День вчера хороший был. — Какое совпадение, — он наклоняет голову вбок, — У меня тоже. — Кстати, а с моим синяком твой шанель справится? Когда Хёнджин начинает трудиться над его бровью, Бин уже не смотрит по сторонам. Он разглядывает лицо напротив своего, не отрываясь. В голову зачем-то лезут дурацкие фантазии. Например, он мог бы уложить Хёнджина прямо на эту скамейку и расцеловать, съесть всю вишню с его пухлых губ. — Можно спросить? — он слегка морщится. Бровь отдает болью каждый раз, когда Хван касается его синяка. — М? Чанбин выдерживает небольшую паузу, снова оглядывая его лицо. — Я когда-нибудь привыкну к тому, какой ты красивый? Или меня всегда парализовывать будет. — Тихо, — строго шепчет Хван, — Ты мешаешь визажисту. И все-таки уголки его губ ползут вверх. А Чанбин все еще любуется. Это чары какие-то, заставляют по-новой влюбляться в Хёнджина при каждой встрече. А если сидеть с ним рядом, одним воздухом дышать, как сейчас, то опьянение его близостью гарантировано. Прям тянет рот открыть и болтать всякие глупости. И ведь не останавливает больше ничего. — Нет, серьезно, Хёнджин. Тебя же будто нарисовали. Причем не обычными красками из магазина, нет. А, не знаю… пыльцой волшебных цветов. Сел художник перед холстом и такой: интересно, а как бы выглядело самое удивительное лицо? Такое, чтоб не верилось, что оно настоящее вообще. И вот получился ты. Теперь ходишь тут, чудо такое, сводишь всех с ума. Особенно меня. Господи, услышал бы Крис эту пламенную речь, до конца жизни ему припоминал бы про волшебную пыльцу. Но разве Чанбин где-то соврал? Хёнджин молчит, все еще мажет его бровь аккуратно. Губы поджимает, явно пытаясь прогнать улыбку, а щеки красные, как логотип на его майке. А Чанбин умиляется. — Ты засмущался, серьезно? Тебе каждый день говорят, какой ты красивый. — Никто не говорит так, как ты, — Хван протягивает ему зеркальце, — На, смотрись. Он снова глядит в зеркало. Бровь правда выглядит получше, хоть внимание больше привлекать не будет. — Спасибо. — Не слишком много макияжа для такого натурала, как ты? — хихикает его визажист. — А ты не слышал? Меня как раз исключили. С позором. Хёнджин хохочет, и Бин вместе с ним, радуется этим глазам-полумесяцам. Только их бы и видел всегда, честное слово. — Мне пора бежать на пару, — Хван убирает крем и зеркало обратно в сумку, — Увидимся на тренировке? — Увидимся, чудо. Тот встает, смотрит на него, широко улыбаясь. Светится весь. — А ты проводишь меня до общежития после? — Конечно, провожу, — Чанбин больше никогда не ответит «нет» на этот вопрос. Хёнджин раскидывает руки по сторонам, кружится вокруг своей оси с довольным мычанием и уходит в сторону корпуса. Идет, оборачивается каждые пару шагов, чуть не врезается в кого-то по пути. Еще и спотыкается на ровном месте. Бин мотает головой, смеется, наблюдая за этой картиной. Он такой потешный иногда. И такой красивый. Всегда. И вообще он самый замечательный. Господи, что за жизнь-то была раньше, до него, чему Чанбин улыбался, кроме танцев? Не вспомнить уже. На тренировке Джея нигде не видно, ни в раздевалке, ни в зале. Зато нахмуренное лицо тренера Кима видно за версту. Чанбин как чувствует — грядет что-то, давно же этого человека знает, все выражения его хорошо изучены. И не ошибается. — Ребята, минутка вашего внимания, — говорит тот вместо приветствия, едва все успевают переодеться. Такие моменты — настоящая редкость. Разговаривать Ким не любит. Ему вообще принадлежит легендарная фраза: «Я здесь, чтобы танцевать, а не трепаться». Он бросил ее назойливому журналисту, докучавшему его вопросами после очередной победы. Это случилось еще на пике его сольной карьеры, став своеобразным мемом среди танцоров. Чанбин лично встречал нескольких, набивших эту цитату на теле. Ким проводит ладонью по волосам, вздыхает, ногой по полу притопывает. Видно, что новости будут не шибко приятные. — С сегодняшнего дня в нашей команде на одного участника меньше. Мне не очень легко далось это решение. Вы в курсе, что я каждого из вас выбрал лично, для каждого видел свою роль в нашей группе. И вот мне казалось, что мы наконец-то собрали наш дрим-тим. К сожалению, иногда обстоятельства складываются… хреново, как еще сказать. — А за что вы убрали Джея, тренер? — осторожно подает голос Ники, оглядываясь по сторонам. Все уже успели сообразить, что тот единственный, кто отсутствует. — Джейден перестал соответствовать… моим представлениям о том, каких людей я хочу видеть у себя в группе, — Ким спокойно оглядывает всех по очереди, — Как я вам говорил много раз, на первом месте живет упорство, на втором — скилл. Остальных не приглашали. В момент, когда вы пускаете на первое место эго, вы заканчиваетесь как танцор. И как человек тоже. Какое-то время все молчат, переглядываются между собой. Чанбин понимает, что никто в группе еще не знает, что именно произошло. По крайней мере, пока что. — Джей ведь был нашим лидером, — неуверенно замечает Мингю, — Кто будет вместо него? — А вот это вы сами решайте, — вздыхает Ким, — Хотя, кандидатура у меня есть. — У меня тоже есть кандидатура, — вдруг говорит Хёнджин. Ликс поворачивается к нему с загадочной улыбкой. — И у меня. Думаешь, мы про одного человека? — Давай посмотрим на него синхронно и проверим, — предлагает Хван. Через секунду они оба поворачивают головы. В сторону Криса. Тот сначала не понимает, оглядывается назад, растерянный весь. — Я, что ли? — он тычет пальцем себе в грудь. Чанбин подходит к нему, кладет руку на плечо. — Я щас так горд, ты не представляешь. Как будто это я тебя рожал. Он невольно вспоминает все, что произошло за последний месяц. Как Крис появлялся рядом при малейшем намеке на проблему, даже если лично его она не касалась. Разговаривал, помогал и поддерживал. Наверняка Крис не только с ним такой. Да без плеча своего лучшего друга Чанбин бы загнулся уже. Кому еще быть их лидером? На лице Кима сдержанная улыбка, это тоже редкость. — Мысли читаете. Есть, кто против? Никто в зале не подает голоса. Чанбин видит, что ребята вполне искренне улыбаются, глядя на Криса. Не похоже, что кто-то сильно расстроился отсутствию Джея. Его дерганность в последнее время, похоже, многим поднадоела. Ким коротко хлопает в ладоши. — Значит, решили. Зайди ко мне после тренировки, Кристофер, расскажу, к чему готовиться. Особенно во время соревнований. А еще подумаем, что делать с хореографией, раз минус один человек у нас. — Э-эм, окей, — тот чешет затылок, улыбается смущенно, глядя на всех, — Спасибо за доверие, ребята. Постараюсь не подвести. Чанбин думает, что все-таки не зря он по морде получил. Вон как жизнь сразу повернулась, все будто на свои места встало. Надо будет обязательно отметить с Крисом его новую роль. После тренировки он провожает Хёнджина до общежития, как и обещал. На небе красивейший красно-розовый закат, по венам приятное тепло разлито. Его ладонь греет другая ладонь, с тонкими кольцами и запахом летнего поля на запястье. Эти цветы как всегда останутся на коже, Чанбин унесет их с собой. Идя домой, будет подносить к носу руку и надеяться, что не исчезнут быстро. — Увидимся завтра? — говорит Хёнджин, когда они прощаются, — Не передумал еще? Чанбин усмехается. Это, интересно, что такое произойти должно, чтобы ему вдруг перехотелось. — Конечно, увидимся. Смотри сам не передумай. — Еще чего, — прежде, чем уйти, Хёнджин быстро целует его. Уже дома Бин включает везде свет, по сторонам оглядывается, прикидывает, что ему убрать надо. Квартира у него небольшая, кухня да комната, бардак развести особо негде. Но хочется же, чтоб Хёнджину тут уютно было завтра. Кстати, им же надо будет что-то есть. Чанбин заглядывает в полупустой холодильник — он давно толком не закупался, а тут вроде как и повод появился. Надо бы успеть заняться этим завтра с утра. Вот только что купить? Бин смотрит на часы — еще не так поздно, полуночи нет. Хватает телефон, ищет нужный контакт. Вряд ли Хёнджин спит, на его странице видно обычно, что часа в два ночи заходил. Гудки идут не долго, почти сразу звучит радостный голос. — Привет. — Привет, Хёнджин. На фоне шуршание, валяется в кровати, наверное. — Я слышу, как ты улыбаешься. — Конечно, улыбаюсь. А что мне еще делать? — И я. Ты просто так позвонил? — Вообще, нет. Чанбин снова подходит к холодильнику, оглядывает его содержимое, как будто там могло появиться что-то новое. Но там все тот же скучный холостяцкий набор из полуфабрикатов, напитков в банках и каких-то давно лежащих неопознаваемых объектов, в сторону которых боязно смотреть. — Что ты любишь есть? — Ой, ты решил к моему приходу подготовиться? Может, мы просто закажем? Или я возьму что-то по дороге. Должен же я как-то вложиться за свой ночлег. — Ты ничего не должен, Хёнджин. Чанбин в комнату идет, тоже решает завалиться в кровать. — Все равно, не думай об этом. Мне ничего не нужно. Я буду счастлив просто увидеть твою розовую квартиру. — Извини, я не успел купить розовое постельное белье. Я хотел, но не успел. — Я как-нибудь переживу. — Ну а все-таки, чем ты перекусить любишь? Должен же я знать, как твой парень. Господи, он — парень Хвана Хёнджина. Все еще башка кругом ходит от этого факта. Ладно, Чанбин подумает об этом попозже. — Ладно, сейчас вспомню что-то. Ну, я люблю…— слышно задумчивое мычание, потом глубокий вдох, — … ягоды, фрукты, шоколад, чипсы, нори, зефир, кешью, сушеное манго, сушеное киви, апельсины, йогурты, моти, вафли, безе, ммм… Сушеные ананасы, обычные ананасы, овощи тоже, имбирное печенье, мятное печенье, мороженое… Ягоды я вроде называл. Наступает тишина. — Ничего не вспомнил, да? — шутит Чанбин. Наверное, надо было записывать. На том конце смех. Потом снова шуршание и чей-то другой голос на фоне. — Что? Сам выйди, Хоши! Я тебе не мешаю. Ой! Чанбин, подожди, пожалуйста. — Все в порядке там? — Да. Просто этот… РЕПЕЙНИК пытается меня выгнать раньше времени. Да ухожу я, убери свой тапок! Слышны шаги и стук двери. — Ты где? — В коридоре побуду. Тут окно есть, на подоконнике сяду. — Знаешь, я раньше думал, что твой сосед без ума от тебя. Все таки вы рядом постоянно. — Ха! Хоши точно без ума. Только не от меня, а от травы. А со мной он, как с тараканом. Все выжить хочет,— он молчит недолго, — Вообще, Хоши не такой уж плохой. Когда я депрессовал в кровати перед тем, как из группы уйти, он мне еду таскал. А я его не просил даже. Но теперь я счастлив, и он меня снова ненавидит. — Тогда я постараюсь, чтобы он ненавидел тебя как можно сильнее. На том конце снова смех. — Тебе даже стараться не нужно. Я уже очень счастлив. Куда еще сильнее? — Я тоже счастлив, — честно говорит Чанбин. — Боже, вот ты это сказал, и я стал еще счастливее! Это ужас! Чанбин улыбается, поглядывает на бутон цветка, лежащий на полке. Тот совсем высох, но выкинуть рука не поднимается. Пусть лежит себе, о хорошем напоминает. — Слушай, я хотел спросить кое-что. Правда, не знаю, как это подать. — Давай. Он молчит какое-то время, думает, как лучше сформулировать. — На вечеринке Ники… Джей назвал тебя «Джинни». Мне можно тебя так называть? — Боже, и это все? — Хёнджин смеется, — А я уже столько всего надумать успел, пока ты молчал. Решил, ты сейчас попросишь, чтобы я к тебе в кожаной мини-юбке приехал. Или еще что похуже. Господи, боже мой. Не представляй, не представляй, не представляй, говорит себе Чанбин, потирая висок. — Бин? — тяжелый вздох, — Ты представляешь, да? — Я… не виноват, — краснея, отвечает Чанбин, — Это ты нафантазировал. — Хорошо, но ничего такого не будет, понял? — Понял. Так что насчет моего вопроса? — Конечно, ты можешь меня так называть, — говорит Хёнджин таким тоном, будто это что-то очевидное, — Близкие могут. Ты мой близкий. — Рад это слышать. — А Джей… Хорошо, что я сегодня его не видел. Я бы не сдержался. Все еще хочется его отдубасить. — Хёнджин, а если бы он тебя в ответ ударил? — И что? — он усмехается, — Если ты думаешь, что я переживаю за сохранность своего лица, то ты ошибаешься. И я не такой уж слабый, знаешь. — Я знаю, что ты не слабый, я с тобой в зал ходил. Просто… не хочу, чтоб ты в это ввязывался. Ты мне вот это говоришь сейчас, я переживаю сразу. — Да? А мне как было, когда я прибегаю под дождем, а мне Минни говорит, что тебя по лицу ударили? А потом ты делся куда-то. И все из-за меня. — Ты ни в чем не виноват. Джей просто поверить не мог, что ты выбрал не его, вот и взбесился. Чанбин и сам до сих пор толком не верит. — Он же еще и в общагу заходил, бррр. Кстати! Я же все забываю поблагодарить тебя. — За что? — За мой новый розовый цветок. — А, точно. Ты же его не только сегодня заметил, правда? — Нет, конечно. Я с ним уже все сделал, что надо. Пересадил. Он чудесный. — Ты чудесный, — на автомате говорит Чанбин, в ответ довольное хихиканье, — Ладно, иди в комнату. А то сидишь там на окне. Украдет еще кто-нибудь. — Ну уж нет, ты от меня так просто не отвяжешься. Ладно. Спокойной ночи? — Спокойной ночи, цветочек. Чанбин сбрасывает звонок, глядит в потолок с мечтательной улыбкой. Буквально только что поговорили, а он уже скучает. Вдруг телефон снова звонит, и на экране «Хёнджин». Можно уже переименовать в «Джинни», ему разрешили. — Да? — Чанбин, — он посмеивается, — А какой у тебя адрес?

❀

Когда Чанбин просыпается на следующее утро, волнение уже вовсю щекочет грудь. Сегодня Хёнджин придет к нему домой и останется на ночь. Он помнит, что тому поставили пары на сегодня, а значит, есть время подготовиться до вечера. Холодильник все еще полупустой. В супермаркете Бин усиленно вспоминает вчерашний список. Что там было, фрукты и орехи? И ягоды, вроде. Шоколад еще. Оживленная обстановка магазина отвлекает от волнения, бодрит, и вроде Чанбин уже и не нервничает особо. Ему везет: он находит гору ароматной клубники, хоть еще не сезон даже. Берет ее, и других каких-то ягод, и персиков, и апельсинов, слегка забывается в процессе, а потом смотрит в свою корзину и офигевает. Ладно, он взял половину магазина, но это ведь для Хёнджина. Для него не жалко ничего. Дома он включает музыку, неторопясь раскладывает покупки по кухне, все еще почти не волнуется, вроде как. Кладет клубнику в глубокую тарелку, моет в раковине под горячей струей воды. Хван же точно упоминал ягоды, да? Да, ему должно понравиться. Когда он придет. К нему. Домой. Господи, Хёнджин же правда придет. На Чанбина вдруг как накатывает. Он аж на месте замирает. Выключает кран, пялится в сторону, ширя глаза. К нему сегодня придет его парень. Парень, для которого он моет клубнику с ароматом лета. Его парень — Хван Хёнджин. Красавец с внешностью модели, лицо их танцевальной группы, самый популярный и яркий человек во всем универе. Принц Хёнджин. Господи, боже. Неужели это правда? Ему точно не приснилось? Бин наспех вытирает руки об полотенце, бросается к зеркалу в ванной комнате, смотрит на себя испуганно. А он вообще нормально выглядит? А он точно готов?! В висках панически стучит, пока Чанбин носится по квартире, как ошалелый. Понимает вдруг, что все вокруг не так, включая его самого. Нужно прибраться по-новой. В душ еще разок сходить. Переодеться. Может, музыку лучше выключить? Боже, там на полу носок лежит. У Хёнджина в комнате так уютно, цветы стоят, а у него что? Полный минимализм, скучный такой. В комнате кровать да стол, ну еще полка с фотографиями и танцевальными наградами, но даже украшений нет никаких. И постельное белье не розовое, а синее. А тот хотел розовое все-таки, хоть и в шутку. А еды он достаточно купил? Господи, а если Хёнджину ничего не понравится? Спустя час Чанбин сидит на кухонном полу, держится за волосы, к уху прижат телефон. Гудки такие долгие, прям издеваются над ним. — Да, Бинни? — Крис, помоги! Я тут с ума схожу. Ко мне сейчас Хёнджин с ночевкой придет. А я на панике весь, до меня только сейчас дошло нормально. Ты вообще понимаешь, что происходит?! На том конце смех. — Я так и знал, что тебя еще расколбасит. Больно ты был невозмутимый. Так, давай подышим. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Ты дышишь? — Я не знаю. — Бинни, спокойствие. Да, ты встречаешься с нашей универской звездой, и эта звезда сейчас едет к тебе домой. Да-да, именно к тебе. Ты хоть пропылесосил? — Да блять, я всю квартиру до блеска натер, — Чанбин оглядывается по сторонам, — И себя заодно. — Это ты молодец. Только давай без подробностей, что ты там себе натер. — Крис, может, это неправда все? Может, я придумал? — А кусь его уже испарился? Чанбин тянет руку к шее, жмет слегка, шипит от боли. След от губ и зубов Хёнджина никуда не делся. Хёнджина, который сейчас приедет. К нему. — Крис, а как так вышло-то? — Мне нравится, что ты у меня это спрашиваешь. Ну смотри, он открыл рот… — Да не про засос я! Как я его заполучил вообще? Зачем я ему? Может, он уже передумал? Снова смех, Крис там щас задохнется, похоже. — Боже, дружище. Как же ты втюрился. Я тебе даже завидую немного. — У меня сейчас крыша отъедет, я… А вот и в дверь звонят. Такая легкая, короткая трель. Чанбин смотрит в сторону коридора округленными глазами, сердце окончательно валится в пятки. Хёнджин здесь. Вон прямо там, по ту сторону двери. Пришел к нему. А может, это не он, а какой-нибудь сосед? Или о боге кто поговорить хочет? — О-оу. Слышу, кто-то пришел. Беги скорей, пока к нему на лестничной площадке не подкатили. — Крис! — Я шучу. Бинни, у вас все взаимно, помнишь? Хорошего вечера, — он сбрасывает. Чанбин поднимается на свои ватные ноги, откладывает телефон в сторону. Волосы приглаживает. Идет в сторону входной двери, приказывая сердцу успокоиться. Но оно не слушает. Трель раздается снова. Он открывает дверь. Черные брюки, черная рубашка с рюшами, Чанбин сразу узнает этот наряд. Хёнджин одет как в тот день, когда они заговорили первый раз, в столовой у стойки с подносами. Стоит и улыбается ему, красивый до неприличия, как всегда. Правда приехал. С ума сойти. — Вау, — Чанбин вспоминает, что нужно дышать, — Заходи. Он закрывает за Хваном дверь, смотрит, как тот стягивает ботинки и оставляет на полу сумку. Их взгляды встречаются. Чанбин уже собирается шагнуть к нему, чтобы обнять, но тот опережает его, накидывается с поцелуем, обвивая руками шею. А дальше все как в тумане. Чанбин думал, они с Хёнджином пойдут на кухню, перекусят чего-то. Поболтают обо всем, тот расскажет про свои сегодняшние пары. Но вместо этого под его руками вес чужого тела, вокруг талии обвились ноги, а на ухо звучит бархатное «Положи меня куда-нибудь, пожалуйста». Чанбин парень воспитанный, его вежливо попросили — он делает. Несет Хёнджина в сторону комнаты, роняет на свою кровать, возобновляя поцелуй. Кажется, он Хёнджина почти не целует, тот все делает сам, хоть и лежит под ним. Чанбину остается только охреневать. Они опять даже не поздоровались. Он отстраняется, когда голову начинает кружить — так волновался сегодня, что совсем не ел. Опирается на локти, ловит взгляд темных глаз. Хёнджин только что пришел, а уже лежит в его кровати, волосы на подушке, блеск на губах стерся от поцелуев. Чанбин ложится на бок рядом, не сводя с него взгляда. — Прости. Я так накинулся на тебя. — Как ты смеешь? — тот смеется, — Вообще-то, это был я. — Я уточню на всякий случай. Мы теперь всегда так будем здороваться, да? Ну просто, чтоб я понимал. Хёнджин тоже поворачивается на бок, придвигается близко к нему, переплетая их ноги. — Ты обычно парней как-то иначе приветствуешь, да? — Ничего страшного, я привыкну. Они снова целуются. Трудно сдерживать свои руки, когда Хван так близко — Чанбин скользит ладонью под его рубашку, оглаживает спину. У того такая мягкая, нежная кожа. Хочется расцеловать его целиком. Хёнджин вдруг начинает хихикать. Губы поджимает, пряча улыбку, подозрительно довольный какой-то. Нет, Чанбину тоже очень хорошо так валяться. Но это что-то другое. — Ты чего? — Нет-нет, ничего, — тот мотает головой и снова смеется, прикрывая глаза. И тут до Чанбина доходит. Господи. Они лежат так близко, бедро Хёнджина упирается прямо ему в пах. А у него уже давно встал, нормально так, причем. Вот тот и хохочет над ним. — Черт, извини, пожалуйста, — Чанбин немного отодвигается. Тот поднимает брови удивленно, тянет ладонь к его лицу. — Бинни, за что ты извиняешься? И отодвинулся зачем-то. — Ну, как. Не хочу, чтоб тебе некомфортно было. Подумаешь, что я тебя для этого звал. А это неправда ведь. — Я знаю, — уверенно говорит Хван, — Тебе нечего смущаться, Чанбин. Мне кажется, ты… не совсем понимаешь. — Не понимаю что? Хёнджин вздыхает, переворачивается на спину, глядя в потолок. — Я ведь до сих пор переживаю, что ты передумать можешь. Это же все новое для тебя. Я боялся, что случится у нас близость, я одежду с себя сниму, и ты поймешь, что это все-таки не твое. И что моё тело тебя оттолкнет. Поэтому чувствовать такую реакцию, это… Это не какое-то оскорбление для меня, Чанбин. Это облегчение. Значит, я тебе и правда нравлюсь… наверное. Чанбин приподнимается, опираясь на локоть. У него все сердце кровью облилось от этой речи. Понятия не имел, что Хёнджин вообще об этом думает и переживает так сильно. Еще и сомневается в его чувствах. Нет, так не пойдет. — Хёнджин, ты мне не нравишься. Я в тебя влюблен по уши. Для того, чтобы я передумал, кто-то должен зайти сюда с лопатой и дать мне по башке, чтобы у меня всю память отшибло. Нет, я даже тогда не передумаю, на самом деле. Все равно сначала мосю твою вспомню, а потом уже имя свое. Тот смотрит на него, глазами мило хлопает. — Я ничего не понял, что ты сказал про лопату. Но это очень романтично. — Ты не оттолкнешь меня, вот что я пытаюсь сказать. — Надеюсь. Но я бы понял, если бы ты сомневался. Я же твой первый парень. Чанбин находит ладонью его ладонь и переплетает пальцы. Наклоняется, целует в запястье. — А ты ведь уже встречался с парнем, да? Извини, если это личный вопрос. Ему не то чтобы это важно. Скорее, любопытно просто, чего Хёнджину вообще от отношений хочется. — Да, у меня был один парень. Но с ним… было не совсем так, как с тобой. — Он не тупил, как я, да? — смеется Чанбин. — Я не про это, — Хёнджин чуть поджимает губы, — Мне немного неловко говорить об этом, если честно. — Ладно. Ты можешь не рассказывать, если не хочешь. Тот молчит какое-то время, но затем продолжает говорить, чуть тише. — Он ухаживал за мной очень красиво, но был настойчивым. Мне казалось, что он все время куда-то торопится. Я видел, что его раздражает то, как я убираю его руки постоянно. Мне было так неловко, что я даже не мог посоветоваться ни с кем. Но я смотрел на то, как все вокруг меня встречаются с кем-то, и решил — чего я ломаюсь? Надо просто сделать это. Но сейчас я немного жалею об этом. Мне кажется, если бы я ему правда нравился, он бы подождал. С ним я начал думать, что… Что, может, я просто асексуал? — Тебе с ним ничего не хотелось? — Было непонятно, — он хмурится, — Я больше думал о том, чего хотелось ему. Все всегда происходило как-то быстро. Он жаловался, что я такой красивый, что его надолго не хватает. И я не особо успевал получать какое-то удовольствие. Точнее, совсем не успевал. Ни разу. — Блять, какой-то хер с горы у тебя был, — злится Чанбин, — Все, что ты описываешь, это же не должно так быть. То есть тебе даже хорошо с ним не было? — Ну, как я уже сказал, он… Быстро заканчивал, а на меня у него не хватало сил. Извини, что я тебе это рассказываю. — Все в порядке, Хёнджин. Мне просто жаль, что тебе достался такой… чмошник. Тот смеется тихонько. — Ты прав, он действительно чмошник. Я не жалею, что с ним расстался. — Так ты все еще думаешь, что ты асексуал? — В том-то и дело, что нет! — он роняет ладони на лицо, — Больше не думаю. Ох… Не спрашивай меня. Чанбин кладет ладонь на его коленку, поглаживает ласково. Хочется как-то успокоить, бедный распереживался весь почему-то. — Ты правда можешь не говорить, если не хочешь. Но тебе нечего стесняться, чудо. Я же тебе рассказал, как в душе про тебя думал. Если ты… понимаешь, о чем я. Тот убирает ладони с лица, ловит его взгляд со слабой улыбкой. Вздыхает глубоко. Кажется, что-то все-таки скажет сейчас. — Я всегда думал, что мне просто не важна такая близость. Что мне достаточно поцелуев и объятий. Потому что с бывшим мне… не было особо хорошо. Но когда ты появился… Я вдруг начал хотеть. Всего. Вообще всего, — он закрывает глаза, его лицо наливается румянцем, — Мне приснился такой реалистичный сон, это было после того, как ты меня на скамейке обнял. И я проснулся утром и понял… Я просто был не с тем человеком раньше, я не был в него влюблен. Теперь мне кажется, что с тобой все было бы совершенно иначе. Что я бы понял наконец, зачем это вообще нужно. Когда я только представляю, мое тело просто с ума сходит. И я тоже думал о тебе в душе. Много раз. Мне больше негде, в комнате Хоши постоянно. Он поворачивается спиной к нему, сворачивается в клубок. — Не смотри на меня. Зачем я тебе все рассказал? Мне стыдно теперь. Чанбин смотрит на его спину, на светлые волосы, растрепавшиеся по подушке. И лицо опять от улыбки трескается. — Хёнджин. — М. — Я понимаю, о чем ты говоришь. У меня, конечно, не совсем такая история. Но мне тоже пришлось многое про себя понять. И результат такой же. Все, что ты описал, у меня так же. Я тоже в тебя влюбился, тоже начал всякое представлять и сходить с ума. Мы с тобой… справимся вместе со всем. Как думаешь? Тот медленно разворачивается, но все еще держит ладони на лице, смотрит через пальцы. — Сейчас буду тебя целовать, — говорит. — Нет, я. Чанбин наклоняется к нему, целует ласково. Он все думает про то, что Хёнджин только что рассказал. Злится на этого тупого бывшего, который о его удовольствии никогда не думал. Нечестно ведь это. — Слушай, — шепчет Бин, чуть отстраняясь, — Мне бы хотелось что-то сделать. Для тебя. — Для меня? — Хёнджин поднимает брови, — Чанбин, нет. Тебе не обязательно что-то делать только из-за того, что я рассказал. Мы можем подождать. — Можем. Но ты не хочешь? Он тянется рукой к его лицу, гладит по щеке нежно и спускается ниже. Доходит до пуговиц на тесной рубашке и расстегивает одну. И еще одну. И замирает так пока что. — Я… — Если ты не хочешь, скажи мне. Но если да, то… я здесь. И я правда хочу. Взгляд Хёнджина бегает туда-сюда, он дышит часто, видно, что решить не может. — Я тоже хочу, — говорит, наконец, после паузы, — Но я не хочу торопить тебя. Я после своего рассказа звучу, наверное, как какое-то похотливое животное, но это не так, я просто… Чанбин слушает внимательно, но продолжает расстегивать пуговицы его рубашки, все до последней. Ведет ладонью по коже, оглаживает грудь и живот. Хёнджин прикрывает глаза, как будто расслабляется немного под его прикосновениями. Потом приподнимается, стягивает рубашку и кидает на пол. Теперь одни брюки на нем. — Ты… еще не передумал? — спрашивает так боязно, что у Бина аж сердце сжимается. Он наклоняется, целует его в уголок губ. — Хёнджин. Я знаю, что ты — парень. И нет, я не передумал. Но если ты скажешь, я не буду тебя трогать. И мы пойдем… поедим вкусное чего-нибудь. — Трогай, — шепотом. Значит, хочет все-таки. Чанбин наклоняется к нему, оставляет несколько поцелуев на животе. Трется носом о сверкающий черный камушек в пупке. Камушек тоже целует. Ладонью гладит по бедру, выше и выше, и накрывает его пах сквозь ткань брюк. Пока что оставляет эту ладонь так. И продолжает целовать. Снова целует живот, грудь, плечи. Легкие наполняются запахом цветов, и каким-то другим, чуть погрубее, похожим на одеколон после бритья. Хёнджин не такой хрупкий уже, как месяц назад, мышцы отчетливее проглядываются. Чанбин добирается до его шеи, целует долго, ласково, влажно. Ладонь все еще лежит на его паху, член под ладонью твердеет сильнее и сильнее. А Хёнджин постанывает тихонько, руки к его волосам тянет. Все еще целуя шею, Чанбин расстегивает пуговицу на его брюках и кладет ладонь на член уже поверх белья. Никакого отвращения нет, ни капли. Наоборот, хочется большего. Он отстраняется от шеи Хёнджина, ловит его поплывший взгляд. — Все хорошо? Мне убрать руку? Тот молча мотает головой. Понятно. Значит, можно продолжить. Правда, сейчас немного неудобно. Чанбин садится, приспускает его брюки пониже, смотрит на нижнее белье с названием какого-то модного дома. Чанбин не разбирается, но почти уверен, это что-то дизайнерское. — Я могу сам, если хочешь, — робко говорит Хван, глядя на него. Чанбин снова наклоняется к его лицу. — Скажи мне. Тебе неприятно, или ты все еще боишься, что я передумаю на полпути? — Второе, — на выдохе говорит. — Мне повторить, что я влюблен в тебя, как сумасшедший, хочу сделать тебе приятно, и меня не пугает твой член? Тот смеется смущенно, закрывает лицо ладонью. Смотрит на него сквозь пальцы опять. — Прости. Кажется, я переживаю больше, чем думал. Как будто даже сильнее, чем ты. И это правда. Бин и сам чувствует, что волнения нет, одна возбужденная решимость. Наверное, так сфокусирован на Хёнджине, что про себя и думать забыл. А еще ему охренеть как хочется продолжить то, что он уже начал. — Все в порядке. Просто… говори мне, если что-то будет не так. Не надо со мной, как с бывшим. Обещаешь? — Обещаю. Чанбин садится поудобнее, приспускает его белье ниже, высвобождая член, сразу обхватывает его ладонью. Вот так вот, первый раз за всю жизнь держит в руке член другого парня. И отторжения все еще никакого нет, это приятно, черт возьми. Почти как трогать самого себя. Хёнджин такой твердый. Лежит, наблюдает за ним, кусая губы. — Все нормально? — уточняет Чанбин на всякий случай. Тот кивает, тяжело дыша. Чанбин снова склоняется к нему, тянется к губам, но в последний момент возвращается к шее, одновременно начиная двигать ладонью. Не торопясь пока что, осторожными движениями. Не знает же еще, как Хвану нравится. Чанбин правда не волнуется совсем, он так спокоен. Правда думает, что так и будет дальше. Вот только ошибается. Потому что Хёнджин начинает стонать. Не тихо постанывать, как до этого, а стонать, все громче и выше, с каждым движением его ладони. Чанбина бросает в жар. Господи, какой крышесносный звук. Так протяжно стонет, с таким чистым наслаждением. Какой же лошара его бывший, если ни разу Хёнджина таким не слышал. Бин отрывается от его шеи, их взгляды встречаются. Выражение лица у Хвана сейчас точно такое же, как во время его танца: рот приоткрыт, глаза полны желания, на щеках красивый румянец. — Скажи, так хорошо? — шепчет Чанбин, двигая ладонью чуть быстрее, — Мне сделать что-то еще? Не сводя с него глаз, Хёнджин хватает его свободную ладонь и прижимает к своей шее. — Ты… хочешь, чтобы я подержал ее так? — на всякий случай уточняет Бин. — Сожми, — на выдохе говорит Хван, облизывает пересохшие губы, — Пожалуйста. — Хёнджин, ты уверен? Тот быстро кивает, его брови так приподняты, будто он умолять собрался. — П-пожалуйста, прошу, а-ах, — он срывается на стон. Чанбин слегка сжимает ладонь вокруг его шеи. Хёнджин хватается за его руку сильнее, будто пытается усилить хватку. — Хёнджин, точно? Тот издает сдавленное «да-а», и Чанбин сжимает ладонь сильнее. Господи, боже, блять. Минуты не проходит, а лицо Хёнджина все пунцовое, вены на лице вздулись, глаза закатаны. Он все еще стонет, но звуки приглушенные из-за сжатого горла. Чанбин такого в жизни не видел. Он наклоняется к уху Хёнджина, целует мочку, продолжая сжимать его шею одной ладонью и двигать по члену другой. Держит быстрый ритм, как обычно самому себе. — Так хорошо, Джинни? — шепчет ему на ухо. Слышно поскуливание. Потом какие-то неразборчивые слова. Чанбин слегка ослабляет ладонь, ему удается расслышать «поцелуй». Он делает, как тот просит, жадно толкается языком в горячий рот. Только сейчас обращает внимание, что собственный член снова стоит, болезненно упирается в ткань джинсов. Еще бы, блять, он не стоял. Хёнджин вдруг выгибается в спине, толкается бедрами в его ладонь сам несколько раз. Чанбин понимает, что тот сейчас кончит, быстро обхватывает головку его члена, чувствуя вязкую влагу в ладони. Он отпускает его шею, хочет поймать взгляд, но не может — Хёнджин запрокинул голову назад и стонет, прикрыв глаза. Вау. Кажется, все получилось. — Я… Это… Я… Ах. Хван поворачивает голову в его сторону, смотрит так, будто ничего перед собой не видит. Все еще дышит часто, тяжело. Бин опять дыхание задерживает, замирает, как дурак. Хёнджин, который только что кончил — это нечто особенное совершенно, невероятное абсолютно. Удовольствие так идет его чертам, он растаявший весь, вот так оно и должно быть, всегда, каждый день. — Все точно хорошо? — на всякий случай спрашивает Чанбин, оглядывая его шею. Следа вроде нет. Он старался не слишком сильно сжимать. Слышна тихая усмешка. — Мне… Боже… Т-ты не видишь? Чанбин… Мне… Охуенно. Ничего себе, Хёнджин при нем еще ни разу не матерился. Наверное, это о чем-то говорит. Грудь наполняется такой необычной радостью, Чанбин улыбается до ушей. Ё-моё, у него правда получилось. Надо бы помыть ладонь. Ему не противно, просто обнять Хёнджина хочется. — Погоди минуту, я до ванной добегу, хорошо? — член, кстати, все еще больно упирается в джинсы, — Минут… пять максимум. Полежи тут. Он идет до ванной, закрывает дверь, держит ладонь под струей воды. Оттого, что получилось сделать Хёнджину приятно, самого от счастья распирает. Прям гордость какая-то. Боялся ведь, что не справится еще, разочарует. Но нет. Осталось со своим возбуждением разобраться и можно предложить ему поужинать. Чанбин оставляет кран включенным, руку об полотенце вытирает. Перед глазами Хёнджин с раскрасневшимся лицом и вздутыми венами на лице, стонущий от удовольствия. Не парень, а отвал башки ходячий. Тут пяти минут с запасом хватит. Нет, он все еще охреневает. Хван Хёнджин — его парень, и он сейчас в его кровати полуголый, только что кончал ему в ладонь, черт возьми. Чанбин расстегивает молнию на джинсах, уже лезет рукой, как вдруг в дверь ванной стучат. Он замирает. Неужели случилось что-то? — Хёнджин? Ты в порядке? — Да, — звучит по ту сторону двери. — Тогда подожди пять минут, ладно? Я сейчас, — Чанбину неловко, но если он с собой сейчас ничего не сделает, у него отвалится все. — Можно я зайду? — Я тут просто… — Чанбин, я открою дверь? — как-то настойчиво он звучит. Может, все-таки что-то не так? Бин хмурится, застегивает молнию, открывает дверь сам. Он даже понять ничего не успевает. На него бросаются с поцелуем, во рту язык, волосы сжимают проворные пальцы. Жарко, мокро, хорошо. Все резко прекращается. Чанбин открывает глаза и охреневает снова, уже в который раз за этот вечер. Потому что Хёнджин стоит перед ним на коленях, смотрит снизу вверх с приоткрытым ртом и держится за язычок молнии на джинсах. — Хочешь? Это все настолько внезапно, что Чанбин зависает, пялится на него и не знает, что сказать. Будто пользуясь этой паузой, Хёнджин хватает ртом резинку на запястье и собирает волосы в небрежный хвост, не сводя с него взгляда. Его щеки до сих пор красные, глаза блестят диким пламенем. Он все еще голый по пояс, в одних брюках. — Чанбин? — он слегка наклоняет голову вбок, ведет языком по верхней губе, — Ты разрешишь или нет? Черт возьми, его голос звучит таким низким и хриплым, это так необычно для него, так возбуждающе, хотя куда еще больше. Чанбин сглатывает. Что ему сказать? «Нет»? Вот такому Хёнджину? Бин вообще не хотел его просить ни о чем, он бы справился сам, но… Блять, как тут отказать-то, когда перед тобой так сидят, вот так смотрят и губы свои пухлые облизывают? И ведь не просто кто-то перед ним коленях, а… Господи, это точно не сон? — Да. Хёнджин делает все быстро, как будто сам от желания изнемогает. Быстро расстегивает молнию, быстро стягивает его джинсы вниз, сразу вместе с бельем. Не выжидает ни секунды, сразу хватает его член ладонью и берет в рот. Глаза закрывает, начинает подаваться вперед. Чанбин чуть ли с ног не валится, приходится опереться об стену рукой. Хван держит быстрый, немного неровный ритм, но так ощущения даже острее. Он помогает себе ладонью, постанывает с каждым движением. Кольца на его пальцах так приятно трутся об кожу, в его рту так горячо, так узко, так, блять, потрясающе хорошо. Чанбин смотрит вниз, видит впалые румяные щеки, видит прикрытые глаза с дымкой теней на них, видит милый хвостик светлых волос. Его парень, его принц, его Джинни. Хёнджин вдруг открывает глаза, и их взгляды встречаются. Чанбин не выдерживает, он и так уже еле держался. Даже предупредить не успевает, что все. Но Хёнджин не пугается ничего. Он прикрывает глаза, замирает, не отстраняясь. Изо рта Чанбина вырывается стон, господи, он в жизни не стонал, пока кончал, всю жизнь тихим был. Хёнджин медленно выпускает его член, ведет пальцами по своим губам. Снова глядит на него, улыбается совершенно бесстыжей улыбкой и демонстративно сглатывает, громко так. Ну очуметь можно. У Чанбина перед глазами плывет все. Хван натягивает обратно его белье и джинсы, молнию застегивает, пуговицу. Заботливый такой. Хёнджин поднимается на ноги и сразу облокачивается об него, приобнимая за плечи. К крану тянется, выключает его, вода все это время так и лилась. Их взгляды встречаются, и вроде как нужно что-то сказать, а у Чанбина все слова из башки вылетели. — Хёнджин, я… — он тут же сбивается, ляпает буквально первое, что в голову приходит, — Я купил тебе клубники. Тот делает шаг назад, глядит на него с непроницаемым лицом, моргает пару раз. А потом роняет лицо на его плечо, трясясь от хохота. Чанбина и самого пробирает на смех. Какого хрена он только что сказал? Через пять минут они за кухонным столом, Хёнджин напротив. Переоделся уже в свою домашнюю одежду, футболку и штаны клетчатые. Уплетает мытую клубнику из тарелки, мычит довольно, пальцы облизывает. Хвостики зеленые в сторону откладывает. За окном вечер совсем, видно красивый закат. Правда, Чанбин на этот закат не очень долго смотрел. Он все своим принцем любуется, сам даже не ест ничего. — Я так рад, что ты прошел к нам в группу. Хёнджин оживляется сразу, вперед подается, говорит с набитым ртом. — А я говорил, что Ким заставил меня три раза прогнать номер? — Говорил, — Чанбин складывает руки на столе, кладет голову поверх, смотрит на него с улыбкой, — Но расскажи еще раз. Когда Чанбин просыпается на следующий день, на часах уже за полдень, в комнате светло. Хёнджин спит рядом, отвернувшись к стене, они уснули вчера, пока кино смотрели. Черт, неужели впереди еще один замечательный день? Так и получается. Они не выходят никуда, так и торчат дома до вечера, едят и валяются, фильм пытаются включить. Не досматривают, правда, но ничего страшного, Чанбину не сильно-то хотелось. А вот посмотреть еще раз на раздетого Хёнджина, таящего от наслаждения в его руках, это да, этого хотелось. А вечером его принц собирается уходить. Складывает домашние вещи в сумку, натягивает обратно черные брюки и рубашку с рюшами. Волосы расчесывает и губы мажет какой-то гигиеничкой. Чанбин сидит на кровати, подперев руками лицо, и грустно смотрит на него. Время пролетело так быстро. Тот достает из сумки прозрачный флакон с бантиком, пшикает себе на запястье и шею. По комнате разливается сладкий запах цветов, голову вскруживает. — Можно мне? — просит Чанбин, выставляя руку перед собой. Хёнджин смеется, подходит к нему и пшикает на его запястье тоже. Бин тянет руку к лицу, вдыхает полной грудью. Какой-то он совсем маньяк с этим парфюмом, но поделать ничего не может с собой. Так пахнет его любовь. Ему все еще тоскливо, правда, останется же один сейчас. — Бинни, ты чего печальный такой? — Хёнджин беспокойно глядит на него. — Чего-чего. Ты сейчас уйдешь. Я скучать буду. Тот вздыхает. — Я тоже буду. А Чанбина внезапно осеняет. Он встает, подходит к своему столу, выдвигает ящик. Достает оттуда все, что ему нужно сейчас. Какая-то минута проходит, и вот он уже у стены напротив кровати, спиной закрывает, чтобы Хёнджин не видел. — Что ты делаешь? — растерянно спрашивает Хван, пытаясь подглядеть. Чанбин не отвечает, доделывает, что делал, валится обратно на кровать. Руки за голову закидывает и смотрит довольно на то, что получилось. Теперь у него стене висит постер темноволосого Хёнджина, тот самый, что он подобрал из университета. Красотень. — Эй! Это что такое? — восклицает Хван, удивленно глядя то на постер, то на него, — Он до сих пор у тебя! Чанбин спокойно пожимает плечами. На этом постере его парень, и он горд, как черт. — А вот. Чтобы мне скучалось меньше. — Сними его! Мне неловко, — Хёнджин бросается к нему, тормошить начинает, заливаясь смехом. Бин хватает его руками, роняет на себя, ищет губами губы, чтобы поцеловать. Тот ложится сверху, румяный такой, засмущавшийся. — Не сниму. Мой постер, мой парень. Что хочу, то и делаю. — Чанбин, — Хёнджин делает такое серьезное выражение, — На стену обычно вешают постеры любимых групп, исполнителей всяких. — О, здорово как. Ты как раз мой любимый танцевальный исполнитель. — А ты, значит, мой фанат? — он смеется. — Да, — не колеблясь, отвечает Чанбин.

❀

Полгода спустя.

Хёнджин идет по кампусу, подставляя лицо солнцу, дождаться не может, когда до комнаты своей дойдет. Какой же хороший день! И так красиво вокруг, деревья все красные и оранжевые, листья под ногами хрустят. Во дворе у кого-то громко играет музыка из магнитофона, он узнает свою любимую «Les rois du monde». Ребята из драм-кружка поставили, наверное. Хван пританцовывает по пути, не стесняясь людей вокруг. Какая разница на них? Хотят — пусть смотрят. После их выступления в конце семестра ему уже ничего не страшно, половина универа посмотреть приходила. Какие же шикарные у него сегодня новости, не верится даже. Скорей бы их рассказать. Хоши сидит за своим столом, покачивается, на нем большие наушники. Хван подходит к нему, кладет ладони на плечи. Тот подпрыгивает, выругивается гневно. — Ты хочешь, чтобы я умер? — сверкает своими голубыми глазами. — Хошик, я тебе сейчас такое скажу, ты со стула упадешь. Тот стаскивает наушники на плечи, разворачивается к нему, издавая глубокий вздох. — Ты нашел мне девушку? — Нет. — Ты наконец-то запал на меня? — Нет. — Твой хайпанутый бойфренд больше не может жить без твоей красивой рожи и забирает тебя к себе? — Как ты догадался? Хоши замирает, его глаза округляются. Он щиплет себя за руку. — Ты гонишь, — шепчет. — А вот и нет, — Хёнджин улыбается довольно, — Я съезжаю, Хоши. Все. Тот какое-то время сидит неподвижно, как скульптура, будто и не дышит. Потом вскакивает, поднимает руки к потолку и во все горло вопит протяжное «Ву-хууу!». Его наверное весь кампус сейчас слышал. Хёнджин хохочет, глядя на него. Так и знал, что Хоши счастлив будет. — Хёнджин, — он подходит, начинает потряхивать его за плечи, — Я тебе обязательно помогу! Я всю твою оранжерею отсюда вынесу. Да я тебя сам на спине дотащу! Че скажешь, то сделаю! — Хорошо, я запомню эти слова, — усмехается Хван. Хоши ходит по комнате весь радостный, подпрыгивает. Разминается зачем-то. — Ну и когда? Сегодня? — На этих выходных. — Шикарно, это скоро. А не рано вы? Хотя, че я тебя отговариваю. Мне пофиг ваще. Со стороны улицы доносится громкий свист — хоть и осень уже, но день жаркий, окно нараспашку открыто. Хёнджин подбегает к нему, высовывается, глядит вниз. На скамейке сидят Чанбин и Минни с напитками в руках, машут ему. — Ты скоро? — кричит Минни, достает телефон и смотрит на экран, — Уже шесть, мы из-за тебя опоздаем. — Я бегу. Он глядит на Чанбина, с радостной улыбкой отправляет ему воздушный поцелуй. Тот делает вид, что ловит его и кладет в нагрудный карман своей куртки. Минни как-то сказала, что они — самая невыносимо сладкая парочка на свете. Наверное, она была права. Хоши втискивается рядом с ним, тоже в окно высовывается. — Йоу, геркулес! — Чего, белобрысый? — Чанбин кивает ему. — Мне этот все сказал, — Хоши пихает его плечом, — Смотри, не передумай! Тот мотает головой. — Не в этой жизни. Джинни, ты уже спустился? — Да иду я, иду! Только вас сфоткать хочу. Хёнджин достает телефон, открывает камеру. Минни приобнимает Чанбина за плечо, они оба корчат рожицы и показывают знак «пис». Смешные такие. У них ни одной серьезной фотки совместной нет. — Бинни, ну улыбнись, — Хван все пытается поймать кадр поудачнее. — Чудо мое, ты когда спустишься, я сразу та-ак улыбнусь. — Да иду я! Хёнджин отходит от окна, начинает быстро собирать вещи в сумку. Сегодня они все идут в кино вместе с Крисом. Тот уже должен ждать их в машине у главного входа. Хоши заваливается на кровать, все поглядывает на него. — Бинни, Минни, Джинни, тьфу. Вы сговорились, что ли, со своими именами? — Опять ты ворчишь, — вздыхает Хёнджин, завязывая шнурки на кедах, — Хоши, вот скажи, неужели не будешь по мне скучать? — Ха! Еще чего. Сегодня лучший день в моей жизни. — Но ты же меня немножко любишь. На выступление наше приходил, хлопал даже. Я все видел. — Мне просто делать нехрен было, — отмахивается Хоши. Хёнджин подходит к соседу, сначала просто смотрит, потом бросается с щекоткой. — Ну хотя бы немножко! Признайся! Любишь же меня, скажи. Ну ведь любишь! Тот верещит, отпихивает его ногами, Хван только смеется над ним. — Да буду я скучать, буду! — шипит, как злой кот, — Только свали сначала. Сразу начну. Обскучаюсь весь. — Руки потом вымыть не забудь. Тот аж зеленеет. — Фу, блять, принц, какой же ты извращенец! — Кстати, я уже узнал, кто заселится вместо меня, — врет Хёнджин. Прям хочется подшутить над ним напоследок. — Так-так? — Хоши заинтересованно приподнимается, улыбается весь, — Ну? Кто будет моим новым лучшим другом? Хван хмурится, делает вид, что вспомнить не может. Затылок чешет. — Этот, как его… Боже, ну как его. А! Джуван. Милый и приятный парень со второго курса, один из друзей Минни. Хёнджин уже упоминал его раньше, рассказывал истории всякие про их совместные посиделки. И Хоши явно эти рассказы помнит, оттого и выглядит так, будто зарыдает сейчас. Его нижняя губа дрожит, брови приподнялись. — Но он же… Он же… Он же тоже геюга! — Хоши, а ты не знал? В эту комнату только таких заселяют. И вот на него уже замахиваются тапком, но Хёнджин успевает скрыться за дверью. Он бежит туда, где его любят и очень-очень ждут.