Reset the world, imagine home

Тхури захихикала в кулак, а Готмог не сдержался и разразился хохотом, увидев Манвэ. Одежда Манвэ являла собой белую выглаженную рубашку, клетчатые брюки и галстук. Единственные вещи, которые он надевал по праздникам и берëг, бережно гладил утюгом и хранил на вешалке в специальном чехле для одежды. Манвэ с недоумением переводил взгляд с Тхури на Готмога. Тхури, аккуратно вытерев уголки глаз, обратилась к нему: — Манвэ, ты куда собрался? На школьную линейку или в бар? Манвэ тут же стушевался и как будто бы сжался под чужими взглядами. — А что не т-так? Готмог приподнял бровь, посмотрев на девушку, как бы говоря, что с этим надо помягче. — Да много чего, — констатировал Готмог. — В бар приличные люди так не одеваются. Странно, Манвэ показалось, что это его самый приличный наряд. Наверное, надо было накинуть пиджак, хотя на улице и так совсем жарко. — Я всегда так хожу куда-то. — В этом и дело, — Готмог снял с плеч кожанку и протянул еë Манвэ. — Подожди, я сейчас найду из своего что-нибудь. Он быстро ретировался в свою комнату. Квартира Готмога представляла собой однушку с ремонтом из девяностых с потëртым полом и коричневыми шкафами, на которых вечно было что-то навешано. Серость квартиры как раз разбавлял бунтарский стиль Готмога, полный плакатов, ремней, различных украшений и прочего, без чего не обходились родственные субкультуры. На первый взгляд могло показаться, что здесь царит беспорядок и вещи просто нахламлены друг на друга, но на деле это была исключительная и особенная организация, при которой Готмог чëтко знал, что где лежит. Он вернулся в коридор, держа в руках ремни и какие-то непонятные вещи, которых Манвэ в жизни не видел. — На вот, примерь. — Судя по твоему лицу, ты даже не знаешь что это, — беззлобно улыбнулась Тхури. — Н-нет, разберусь, — мотнул он головой. Он неуверенно зашагал в комнату Готмога и пробыл там достаточно долго, чтобы друзья начали беспокоиться о том, не задушил ли там себя Манвэ. Через какое-то время он вернулся, и теперь поверх рубашки у него красовалась портупея, а ноги были закутаны в кожаные расклешенные штаны с массивным шипастым ремнëм. — Ну, как вам? — Для начала очень неплохо, — Готмог одобрительно кивнул, не в силах оторвать взгляда от Манвэ, но Тхури вовремя пихнула его в бок. — Тогда пойдём? А то опоздаем.

***

Втроëм они устроились у барной стойки. Играла какая-то ненавязчивая странная музыка смертных, совсем не важная, не та, которая может заесть в голове. Тхури положила локти на тëмный каменный стол, смотря на меню, в котором витиеватыми буквами были выведены названия. Их и на трезвую голову не разберёшь. — Я сегодня не буду напиваться сильно, только сидр. Готмог подозрительно на неë посмотрел. — В смысле? Мы для этого и пришли сюда. — А мне ещё домой ехать. Взгляд Манвэ тоже упëрся в меню. — Я н-ничего не понимаю, если честно. Что мне подойдёт? — Не боишься, что мы тебя напоим и бросим? Мы же злодеи, — усмехнулся Готмог. Но Тхури пихнула его в бок и обдала таким взглядом, что он решил замолчать. С ней лучше не спорить и даже не из-за того, что она страшная, нет, вовсе нет. Дело в еë отцах. — Давай я тогда нам обоим я возьму сидр, — улыбнулась девушка. — Не-не, Тхури, ты очень неамбициозна, надо Манвэ показать взрослую жизнь, поэтому давай закажем ему… Егеря? — О, я не против, звучит хорошо. Манвэ то и дело стучал пальцами по барной стойке, и Тхури это заметила. Он был слишком напряжен и замкнут, а взгляд, обращëнный вниз, выглядел безжизненно. — Дядь, всë хорошо? Но Манвэ лишь с силой выдохнул и улыбнулся. — Да-да, Готмог прав, х-хочу впервые в жизни напиться. Я хочу Лонг Айленд, ч-что бы это ни было. — Сюда-а, — протянул Готмог и сгрëб в охапку Манвэ. – Вот это по-нашему. Тхурингветиль только закатила глаза и принялась за свой сидр, пока Готмог рассказывал Манвэ о том, как он пьёт. Естественно, Готмог не пьёт правильно, это просто не для него. Тем не менее, он напоил Манвэ и дал ему ещё несколько своих шотов. Они разговаривали некоторое время, о каких-то сериалах и фильмах, наверняка дедовских, решила Тхури, так как раньше о них не слышала. — Ой, в-вы знаете, я отойду лучше, — сказал Манвэ и отлучился куда-то в сторону танцпола и диванов. Тхури осуждающе сверлила Готмога взглядом, пока он притворялся, что всë хорошо и не смотрел в сторону девушки. Если проблему игнорировать, она исчезнет, подумал он. — Мелькор сказал занять его чем-то, а не спаивать. Ты че творишь, рогатый? — А я им клоун что ли, развлекать ещё всяких там узурпаторов? Тхури недвусмысленно выгнула бровь. — Да. Готмог тяжело вздохнул и потëр виски́, устало, скорее, морально. — Ладно, — он примирительно приподнял руки. — В любом случае, с ним тут ничего не случится. И почему тебе не всë равно на него? Тхури положила голову на ладонь, уперев локоть в барную стойку. — Он же мой дядя, да? Пусть не кровный, но я чувствую, что ему надо помочь. Он вот-вот примет нас. Почему вообще для неë это важно? Тхури не знала причины, но догадывалась. Любые орочьи конфликты Майрон пытался решать мирно, чтобы ни одна из сторон не осталась обиженной несправедливостью. Еë он терпеть не мог и потому так рьяно защищал дело Мелькора. Тхури тоже хотелось, чтобы у всех всë было хорошо. Манвэ причинил им много зла, он стоял во главе валар, но почему-то Тхури его жаль... и то ли он чём-то похож на Мелькора, то ли было в этом рациональное зерно. Может, если Манвэ осознает, что делал, то остальные светлые прислушаются к бывшему лидеру? Готмог лишь закатил глаза. — Из нас всех ты была наиболее сердобольной и милосердной. Это тебя и сгубило, девочка. — Это не так, просто у меня есть эмпатия, — буркнула она исподлобья. — Не потеряй кожу снова, — бросил ей Готмог и поднялся с барного стула. Он ушëл куда-то вглубь, и Тхури осталась наедине со своими мыслями. Хотелось верить, что эмпатия — это приемущество, вот только у сил света эмпатии к ним нет. Ровно как и понимания. Неправильные, злодеи, неразумные, достойные уничтожения, обезличенные, заранее обречённые на полный провал. Изо дня в день они были вынуждены работать, как ломовые лошади, надеясь выгрызть себе место в мире, силой доказывая, что они имеют право на существование, ведь к словам силы света глухи. Еë сердце ожесточилось, но она верила, что каждый сможет изменить своë мнение, стоит только захотеть: и эльфы, и валар смогут однажды иначе взглянуть на всë, признать, что они зря пинали еë отцов. В один день она вздохнëт спокойно, обнимая Арэдель, ведь на них будут смотреть без осуждения. Что касается Манвэ. Может, Готмог прав, может, Майрон еë излишне избаловал, и она возомнила себя принцессой нового мира, но ей так хотелось что-то поменять. Лишь бы не чувствовать бессилие снова, как тогда, в Тол-ин-Гаурхот... Тхури решила отойти, и потому оставила на месте свой напиток. Стоило ей пройти в зону с вельветовыми сидениями, как она увидела Манвэ, а вернее, не его одного. Манвэ, разгоряченный алкоголем, ладонями исследовал тело одного мужчины, а другой впился в его губы, зарывшись пальцами в почти белые волосы. Тхурингветиль нахмурилась. Трезвый он точно будет сожалеть об этом, а если и нет, то испортить всë веселье светлому ей будет приятно. Она картинно закатила глаза и недовольно цокнула языком. — Дядя. Манвэ встрепенулся, отодвинув от себя двух мужчин. Он тут же поднялся к племяннице, запахивая кожаную куртку и шатаясь, взялся за еë плечо. — Тхури, я в жизни не был таким пьяным! П-представляешь? — С Эру-то, конечно. Вдруг, одна попсовая клубная песня сменилась на другую, Манвэ замотал головой. — О, эт-то же моя любимая песня! Пойдëм танцевать, скорее. Он взял девушку за руку и повëл к танцевальной зоне. В этот вечер он был по-настоящему свободен, что в движениях, что в действиях, был по-настоящему пьян и доволен свободой, которая досталась ему хоть и большой кровью, но практически без боя. Тогда он молча собрал вещи в чемондан и рюкзак, а именно столько он и нажил вещей за всю жизнь, и уехал от Эру. Первое время, пока искал жильë, жил с братом, а позже снял квартиру. И даже в одиночестве он не позволял себе того, что происходит сейчас. В новой двухкомнатной квартире он делил место с длинноволосым блондином, который напоминал ему Финарфина, даже слишком сильно. Но теперь это не так важно. От танцев на столе опять же, его могла спасти Тхури, но она решила посмотреть на это зрелище и запастись компроматом. Так, на всякий случай, хотя по просьбе официанта, его всë же пришлось спустить с небес на землю и вернуть на место. Тхури отхлебнула сидр из своего стакана и покривилась. «Фу, тëплое. Хотя, что уплочено, должно быть проглочено», — подумала она. В несколько глотков девушка осушила стакан, а Манвэ сказала сидеть и ничего не делать. Ему на сегодня хватит. В баре-клубе всегда играла громкая музыка, так, что ничего не было слышно, в центре находилась танцевальная зона, а у стен были столы с диванами и стульями. Странное место, подумала Тхурингветиль. Это место им порекомендовал кто-то из знакомых Арэдель, хотя сама эльфийка не любит подобные места, отдавая предпочтение более здоровому образу жизни, например, тренировкам с родным братом. Через какое-то время, которое Тхури провела за болтовнëй, она почувствовала, как мир вокруг начинает плыть и потому пальцами схватилась сильнее за стойку, до побеления костяшек. И самое страшное — еë начало клонить в сон, хотя Тхури сопротивлялась внезапному наваждению. Она выпила всего два стакана некрепкого сидра, такого ещё никогда не было. — Т-тхури, ты в норме? — Манвэ взял еë за плечо, заглянув в расширенные зрачки. — Нет, мне наверняка что-то подсыпали, вызывай скорую и, пожалуйста, не отходи. Перед глазами начали витать яркие круги, когда Манвэ потянулся к телефону. Он расплатился за алкоголь и повëл за собой на улицу девушку, где обнаружил курящего Готмога. Хоть где-то музыка не заглушала собственный голос. — Г-готмог, Тхури кто-то что-то подмешал! Готмог совершенно спокойно, буднично затушил сигарету, посадил Тхури на ступеньки бара и позвонил в скорую, пока Манвэ ходил туда-сюда и причитал, паникуя. Он выглядел куда более встревоженным, чем сама пострадавшая. — А-а, а если т-там доза слишком высокая? А ес-сли с-скорая нас пошлëт? — Будут скоро, жди, — ответил балрог. Девушка вертела кольца на пальцах и иногда что-то говорила об учëбе, чтобы Готмог понимал, что она не отключилась, пытался ей отвечать, хотя не разбирался в этом ни капли. У Тхури была замудрëная специальность, связанная с летучими мышами и биологией в целом, а в этом Готмог мало что понимал, помнил только ископаемых с учëбы. «Владыки убьют меня, если узнают», —подумал он. И всë же, он сохранял внешнее спокойствие, пока Манвэ бегал за водой для Тхури. Через несколько минут приехала скорая, мигая огоньками, из машины вышли врач и фельдшер, один стоял с планшетом в руках, другой с рыжим чемоданом. Оба были в синей форме. Манвэ, конечно, щебетал вокруг мужчины, который осматривал Тхури, фельдшер делал это с выверенной точностью, без лишних движений, после чего достал из рыжего чемодана какой-то препарат и набрал его быстро в шприц. Его движения были мастерскими, ювелирными, без мгновение заминки, после чего игла вошла в венуькак по маслу, и лекарство было введено. Фельдшер выпрямился. Он что-то пробубнил себе под нос про «тупую молодёжь», Готмог не расслышал, зато Манвэ прекрасно понял, о чëм он. — А ну не с-смей так говорить с моей племянницей! То, ч-что ей подсыпали что-то, не еë вина, и ты никто, чтобы осуждать незнакомцев, л-лучше закрой рот и увольняйся, если не способен на малейшую эмпатию! Все присутствующие находились в шоке от слов Манвэ. Такой зашуганый и тихий маленький человек, казалось бы, он и двух слов связать не может. Оказалось, может, и ещё как. Фельдшер в ответ выдал какое-то ругательство, а второй рассмеялся, хлопнув первого по плечу. После отказа от госпитализации, они уехали.

***

Тхури проснулась в просторной мягкой кровати, в тëмной комнате с готическим интерьером. Она усмехнулась, вставая на ноги. Видимо, Готмог привëз сюда всех троих. Рядом мирно сопела Шелоб, вытянувшись во всю длину. Тхури провела ладонью по мягкой шерсти, после чего Шелоб перекатилась на спину, подставив животик под поглаживания, и замурчала. Она мало что помнила, но в память прекрасно въелись два момента: как дядя танцевал на столе, и как он же не позволил насмехаться над ней. Тхури взяла в руки телефон. «Спасибо», — отправила она дяде и услышала уведомление в другой комнате. «Мы же семья», — пришло ей в ответ. Да. Семья. За этим словом скрывалось столько боли, надежд и ещё невесть чего, что вызывало в груди Тхури щемящее чувство жалости. Была ли у Манвэ нормальная семья? Он поступал так, как его научили, равно как его брат, только иначе. Так, как научил Эру, силой и презрением, безо всякой милости. Манвэ пытался в своей извращëнной логике воззвать к милости, сначала отняв всë, что было, причинив боль, а затем решил, что всë хорошо. И ничем он был не лучше Мелькора. Еë отец хотя бы отдавал себе отчëт в том, что делает. Больше не было места злости. Она его простила.