Там высоко

Он ловит на клинок выпад чудовищной клешни поистине гигантского противника. Его загнали в угол: на тесное каменное плато, где справа пышущая жаром речка лавы, а с двух сторон условно высокие зубчатые скалы — забраться можно, но не с врагом за спиной — и единственный узкий выход из этого тупика перекрыт тушей демона, сюрреалистической помесью краба и собаки. Знал бы — ни за что не свернул в эту сторону, но это чужие охотничьи угодья, а не относительно привычная изнанка его прогнившего родного мира. И теперь у него один выход — принять заведомо безнадёжный бой. Полукровка крепче сжимает пальцы на рукояти меча — единственной константе в этом неверном изменчивом мире, почти смиренно выдыхает. Измученные постоянными нагрузками мышцы предательски ноют и дрожат, и если он не справится с демоном быстро, то наверняка отправится на корм — не этому, так его товарищам, которые не преминут собраться на запах крови нефилима. Пропустив удар, он припадает на одно колено и не успевает увернуться. Лапа демона насквозь пробивает грудь, швыряя его на землю. Нефилим зажмуривается, чтобы просто не видеть торжествующую рожу врага, и… с грохотом падает на пол. — Прости, — свесившись с кровати, Вергилий подаёт ему руку, помогая подняться. — Я отвык спать не один. — Нам просто нужна кровать побольше, — Данте проводит ладонью по лицу, стирая остатки чересчур реального сновидения. — Спасибо, что разбудил. Пойду покурю, — забрав сигареты с тумбочки, он выходит на улицу. Долго пытается прикурить. Появившийся рядом брат отбирает у него зажигалку, помогает зажечь сигарету, потом затягивается сам. — У тебя дрожат пальцы. Кошмар приснился? — Хотелось бы надеяться, что просто кошмар, — Данте выдыхает дым, задерживая кашель внутри. Всё-таки четыре года без курева дают о себе знать. — Но больше похоже на воспоминание. Знаешь, я… Я ведь не собирался пропадать так надолго. И будь моя воля, ни за что не оставил бы тебя, — он слегка грустно улыбается. — Но у меня редко что-то идёт по плану. — Что произошло? Данте пожимает плечами. — Я провалился сквозь Адские врата. А там, за ними, знаешь, настоящий ад. Неприятное место. Куда неприятнее Лимбо. И демоны куда серьёзнее. Но только я почти ничего не помню. Какие-то отрывистые образы, ощущения… И непохоже, чтобы мне опять стирали память, скорее, дело в другом. И если я прав, а, к сожалению, я скорее всего прав… То в поезде я оказался вовсе не по ошибке. — О чём ты? — Есть такая… не знаю, легенда — не легенда… О поезде, который никогда не останавливается. Ну потому что живых пассажиров не возит. Души или духи — серые, забывшие, кто они… Такое себе существование без цели и смысла. Хуже ада, там хоть что-то есть… Верг, если я прав… Я не выжил. Там нельзя выжить, ад — не место для полукровок. Тем более для полуангелов. Каждый хочет сожрать. Я не знаю, сколько мне удавалось бегать, просто не помню. Но в конце концов, меня-таки загнали в угол. И, по всей видимости, тот бой я проиграл. И застрял в чёртовом поезде, потому что куда бы ещё зашвырнуло того, кто умудрился умереть в Аду… — Ты не призрак. Кэт это уже проверила, я не смог её отговорить, — Вергилий чуть улыбается. — Ты живой. Ты ведь мой брат, я тебя чувствую. — Знаю, — Данте кивает. — В этом и проблема. Я понятия не имею, кто и зачем меня вернул. Знаешь, в какой-то мере это было справедливо. Я всю жизнь убивал демонов, это логично, что однажды меня убил демон. А теперь я здесь и даже не знаю, кому и что должен. Наверное, было бы лучше мне уйти и не подвергать вас опасности. — Данте… — Не бойся, — он гасит окурок и, улыбнувшись, притягивает брата к себе, слушая быстрое взволнованное биение его сердца, гладит по щеке. — Я говорю, что так было бы лучше, но я редко поступаю, как лучше. Пошли попробуем доспать эту ночь. У тебя же завтра работа, правильно понимаю? — Да, но думаю, мне пора взять отпуск. Я же не ради денег работаю. Это вот они так думают, — Вергилий кивает в сторону спящего дома. — Деньги можно достать и иначе, да и не так много их нужно, Элли уже идёт на поправку, с ней ничего слишком серьёзного для человека. — А на самом деле? — А на самом деле я третий год работаю без отпусков и выходных, просто чтобы приходить домой и сразу вырубаться от усталости. И не думать о том, что ничем не могу помочь родному брату, что даже снова найти его не в состоянии. Я и курить начал, потому что это твоя привычка. Глупо, но казалось, ты рядом. У меня зависимость от тебя, брат. — Прости, — чуть приподнявшись на носках, Данте целует брата в уголок губ. — Я постараюсь больше не пропадать. Пойдём в дом, замёрзнешь ведь. Вернувшись в комнату, Данте настойчиво укладывает брата в кровать, тщательно укутывает одеялом и прижимает к себе. Вергилий цепляется за него, как маленький потерянный ребёнок, и в какой-то степени так и есть. Данте тихонько поглаживает его по волосам. Не поспать ночь, убаюкивая испуганного брата, для него обычное дело, а в аду он, кажется, и вовсе не спал. — Спи, Верг. Я рядом и никуда не уйду, — он устраивается поудобнее, чтобы снова не слететь на пол, если вдруг заснёт, и закрывает глаза. Его будит осторожное прикосновение к плечу. Зевнув, он затыкает инстинкт самосохранения, требующий защищаться — разум помнит, что засыпал в безопасности. — Данте. Прости, что разбудил, но… ты не мог бы позавтракать со мной? — Конечно, — прерванного сна не жаль, ради брата он готов пожертвовать чем угодно. Он поднимается, потягиваясь и разминая мышцы, позволяет близнецу вцепиться в свою руку, слегка разжимает его судорожно стиснутые пальцы, успокаивающе гладит по голове. — Расслабься. Я не исчезну. Вергилий кивает, разжимая ладонь, но тут же вцепляется снова. Данте качает головой и сгребает близнеца в охапку, дотаскивая до кухни. Это ведь, и правда, его вина, что брат так реагирует. Просто нужно быть терпеливее. Данте пьёт кофе и старается проснуться, наблюдая, как брат мечется по кухне, пытаясь одновременно поесть, причесаться и не выпустить его из поля зрения. Наконец, вздохнув, поднимается из-за стола, ловит нервозное создание и усаживает за стол, отбирает расчёску и настойчиво всучивает вилку. — Сядь и поешь спокойно, — пока брат давится слегка подгоревшей яичницей, Данте возвращает растрёпанным белым прядям подобие приличной причёски, аккуратно поправляет воротник и оставляет ладони на плечах близнеца. На кухню входит заспанная Кэт и, ойкнув, тут же выскакивает обратно. Усмехнувшись, Данте кладёт расчёску на стол и возвращается к своему кофе. Выглянув из-за угла, Кэт возвращается. — Для меня кофе найдётся? Вергилий, ты опоздаешь, если будешь так копаться. — Не будь к нему слишком строга, — Данте снова встаёт, чтобы сварить ещё кофе. Кэт тем временем придирчиво изучает новый имидж Вергилия, но менять ничего не решается. Оставив подругу завтракать, Данте провожает брата до ворот и долго пытается отцепить от себя. — Эй, я бы пошёл с тобой, но не думаю, что это хорошая идея. Я буду здесь, когда ты вернёшься. Обещаю, — он гладит близнеца по щеке и, надеясь, что на них никто не смотрит, ласково целует. — Обещаю. — Я глупо себя веду, да? — Нет, — Данте слегка сжимает запястья брата, надеясь передать ему немного уверенности. — Всё в порядке. Я понимаю, что ты чувствуешь. Это пройдёт. Иди, а то действительно опоздаешь, — дождавшись, когда брат скроется за поворотом улицы, он прикрывает глаза. — Расскажи мне, что я пропустил. — Как ты узнал, что я здесь? — Кэт встаёт рядом. — Чувствую. Ты пахнешь травами. — Я помогаю одной знахарке, — Кэт смущённо улыбается. — Денег почти не приносит, но всё-таки хоть что-то. Тут недалеко есть лес, где можно найти необходимые ингредиенты. Составишь компанию? И поговорим. — Легко. Мне брать Ребеллион? — Не обязательно, — девушка чуть качает головой. — Там нет ничего особо опасного. Лес, конечно, весьма условный. Очевидно, когда-то давно в этом месте пытались разбить парк, но что-то не выгорело, и всё хаотично разрослось. Данте подозрительно осматривается, напрягая все чувства, но демонов поблизости не ощущается. К лучшему. Кэт находит нужную полянку и, кажется, полностью уходит в общение с природой. Склонив голову к плечу, Данте наблюдает, как ведьмочка что-то шепчет, собирая цветы и выкапывая корешки, и ждёт обещанного разговора. — Прости меня, — неожиданно произносит Кэт, когда он уже почти засыпает, пригревшись на солнышке. — Это я уговорила его смириться и больше не искать. Он был как одержимый. Если не в Лимбо, то за компьютером перерывает все доступные базы. Два раза едва не погиб, и это только те, о которых я знаю. Первые полгода он, кажется, вообще не спал, во всяком случае, я ни разу не заставала его спящим. Да и потом тоже. Сегодня первая ночь, когда он уснул без горсти снотворного. Знаешь, оказывается, на нефилимов почти не действуют человеческие лекарства. — Знаю, — он закрывает глаза и сглатывает сухой комок в горле. — Тебе не за что извиняться. Ты всё сделала правильно. Найти меня у вас всё равно бы не получилось, а вот неприятности — очень даже запросто. Кэт качает головой. — Нет. Эти поиски давали ему смысл жить. Он очень к тебе привязан. Последние пару лет я просто видела, как он медленно гаснет, а я ничего поделать не могла. Я… не уверена в том, что было бы, если бы ты не вернулся. — Но я ведь вернулся. И идти мне больше некуда, так что избавиться от меня даже не думай, — Данте почти насильно заставляет себя улыбаться, хотя ему совсем невесело. — Ничего, приведём его в порядок. Кстати, работает-то он где? Хотя нет, не отвечай, я угадаю. Техподдержка? — Угадал, — Кэт слегка улыбается. — Поможешь мне донести это домой? — девушка впихивает ему в руки тяжеловатую корзинку. Данте галантно предлагает ей локоть, но медиум чуть испуганно-виновато качает головой и отступает на шаг. Нефилим пожимает плечами и не настаивает. Возвращаются они медленно. Увлёкшаяся Кэт рассказывает о своей работе, Данте в меру внимательно слушает — стараясь пропускать мимо ушей составы зелий-заклинаний. В кои-то веки его интуиция успокоилась, не сигнализируя ежесекундно, что поблизости прошёл демон. То ли демонов поблизости нет, то ли они настолько слабы, что чутьё охотника не считает нужным отвлекаться на такую мелочь. И вообще, солнышко светит, все живы, можно расслабиться и насладиться покоем, пока дают. Откуда-то из-за спины долетает громкий глумливый свист. Заметив, что Кэт вздрагивает и пытается прибавить шаг, Данте останавливается и разворачивается. Их догоняет компания из трёх весьма широкоплечих парней без примеси интеллекта на лице. Данте прислушивается к своему внутреннему детектору. Стопроцентные люди. Жаль, можно было бы просто убить тех, кто посмел напугать подругу. А так придётся сначала поговорить. — Эй, крошка, куда же ты? — Это что? — неторопливо интересуется нефилим у девушки, склоняя голову к плечу. Среди людей приличных соперников у него просто нет, но не хотелось бы покалечить невиновных идиотов, не знающих, кому переходят дорогу. — Это… ничего особенного, просто жители. Данте, идём, — Кэт пытается увлечь его дальше по улице. Интересно, за кого она так беспокоится. Хотя, наверняка за свою драгоценную корзинку. Нефилим аккуратно ставит её на землю, подальше от себя, чтобы случайно не зацепить. — Я так понимаю, Верг про это не знает, и лучше, чтобы и не узнал? Могла бы рассказать Дедушке, проблема решилась бы ещё раньше. Ещё раз, Кэт — что это за дегенераты? — Это… они меня преследуют, и… — Так, стоп. Можешь больше ничего не говорить, — Данте поводит плечами, разминая мышцы. Парни как раз добираются на расстояние разговора. Судя по скользнувшему презрительному взгляду, всерьёз его не восприняли. Что ж, им же хуже. Но убивать всё-таки не стоит. — Детка, хватит бегать. Этот хлюпик тебя не защитит. А если будешь ласкова, может, мы тебя даже проводим. — Кэт, отойди подальше. И корзинку забери. Парни, вам не кажется, что если вы девушке не нравитесь, лучше пройти мимо? — Вот и иди, — явный главарь троицы глумливо ухмыляется. — Данте, не надо… — Не беспокойся, Кэт, ты же знаешь, я дураков не убиваю, — нефилим позволяет демонической красноте окрасить глаза. Было бы чуть потемнее, эффект был бы убойнее, но в ясный полдень свечение не так заметно. Хотя без драки всё равно не обойдётся. — Последний шанс, придурки. Разворачиваетесь, быстро идёте в другую сторону и забываете, как выглядит эта девушка. И никто не пострадает. — Пошёл ты, — главарь отмахивается от него, как от назойливой мухи. Данте ловит неосторожно выставленный кулак, слегка корректируя курс его обладателю, и пинком отправляет того в ближайший забор. Данте не может сказать про себя, что умеет драться. Он умеет убивать. Но уж раскидать троицу недоумков сложно не будет. Нефилим легко уклоняется от неумелых попыток его поймать, методично укладывая обоих недопротивников в дорожную пыль. Пары наставленных синяков им хватает, чтобы понятливо не пытаться вскакивать. Главарь как раз отлепляется от забора и вытягивает из кармана ножик. Охотник иронично косится на это, с позволения сказать, «оружие», и даже не думает уклоняться от предсказуемо прямого выпада. Сталь слегка чиркает по коже, следом за чем и третий недоумок ложится в пыль. Наклонившись, Данте одним движением вгоняет нож в мостовую по самую рукоять, прямо перед носом заскулившего главаря, и добавляет в голос звериного рычания. — Услышу ещё хоть одну жалобу — так легко не отделаетесь. А теперь брысь отсюда. Парни поднимаются и, по широкой дуге огибая стоящую посреди дороги Кэт, устремляются прочь. Данте пожимает плечами и стирает текущую по щеке кровь. — Больно? — Кэт подходит ближе, касаясь возле царапины. — Фигня. Через пару минут следа не останется. — Зачем было так делать? — Зачем было столько времени молчать? — нефилим подцепляет корзинку. — Такие слов не понимают, надо сразу в морду бить. Это, конечно, не твоя весовая категория, но Верг бы справился не хуже, заодно развеялся бы. Не волнуйся. К тебе они больше не подойдут, побоятся, если и попытаются отомстить, то мне. — Но почему они так быстро сбежали? Я думала, что… — Поверь моему опыту, такие насекомые смелые только с теми, кто не может дать сдачи. А в реальном бою гроша ломаного не стоят. Ну и… я всё-таки не человек. Меня вообще все боятся. — Неправда. — Правда, Кэт, — вздохнув, он перебирает пальцами по ручке корзинки. — Я ведь наполовину демон. Сейчас, наверное, даже больше, чем наполовину. Меня боишься даже ты, хотя точно знаешь, что ничего плохого я тебе не сделаю. — Это другое. — По сути своей то же самое. Тебя ведь обидел демон, — Данте сворачивает в сторону, привлечённый отчаянным писком. В растущих вдоль дороги кустах шиповника запуталась какая-то мелкая птица, почти птенец. Нефилим ставит корзинку на землю и медленно приближается к кусту. Птица начинает биться ещё отчаяннее. — Тихо, глупая. Себе же хуже сделаешь. Не съем же я тебя, в самом-то деле, — дотянувшись до пленницы, он осторожно начинает выпутывать её крылья из колючих ветвей. — Тебя для этого сначала надо приготовить, а убить тебя, уж поверь, было бы легче издалека, когда ты не клюёшься. Неблагодарное создание. Не ешь мой палец, ты вообще травоядное, тебе нефилимы пищевой цепочкой не положены. Да замри же ты, крыло поломаю, — он наконец достаёт птицу из переплетения веток, и та тут же, напоследок клюнув спасителя, вырывается и по кривой дуге улетает. — Заметь, даже эта глупая птаха способна понять, когда ей помогают. И что я получил в качестве спасибо? — мелкие царапины затягиваются почти мгновенно, но ему всё равно обидно. — Но демон вообще не полез бы спасать какую-то птицу. — Это да, мои родители не очень-то задумывались, видимо, каково будет жить существу с инстинктом любить всё живое, которого при этом всё живое боится. Вергу с этим чуть попроще, ему в какой-то степени повезло, он оказался ближе к ангелам. Проблема, Кэт, в том, что я давно устал доказывать, что мне тоже нужно немного тепла. Ладно, неважно, — он качает головой и возвращается на дорогу. — Пожалуйста, просто перестань от меня шарахаться. Я тебя никогда не трону. — Я знаю, — кивнув, Кэт догоняет его и кладёт ладонь на свободную от корзинки руку. Он ещё издалека замечает застывшую у ограды, снаружи, небольшую фигурку. Узнать её труда не составляет, незваная гостья по-прежнему босая и всё в том же условно-белом невнятном балахоне. Где-то под сердцем знакомо тянет ощущение предчувствия неприятностей. — Кто это? — Кэт не то чтобы напугана, но однозначно встревожена. — Это или ко мне, или за мной, — Данте возвращает корзинку подруге и чуть-чуть подталкивает в сторону дома. — Я сейчас приду. Найди, пожалуйста, что-нибудь поесть, я не завтракал. — Данте… — Всё в порядке. Я ведь обещал, — проводив девушку взглядом и убедившись, что она зашла в дом, нефилим прислоняется спиной к ограде и поворачивается к гостье. — Ну здравствуй. Гостья молча кивает. Сквозь неё слегка просвечивается пустая дорога и покачивающаяся на обочине смятая банка энергетика. — Тебя здесь на самом деле нет, верно? Сделать мне ты ничего не можешь, надеешься только на мою порядочность. Что я из чувства благодарности буду помогать тому, кто достал меня с того света. При этом порядочным ты меня уже не считаешь, потому что я не сидел там, где меня вышвырнуло из поезда, и тебе пришлось меня искать. Потому что у меня в планах поесть нормально, а не мчаться неизвестно куда по одному твоему слову. Вот это обидно. Но, к моему сожалению и твоему счастью, я действительно порядочный почти человек. Ты говорить можешь? Белокурое создание снова кивает. Взгляд больших голубых глаз становится умоляющим. — Отлично. Так кто ты? — Мора, — голос чуть слышный и доносится словно издалека, ему приходится напрячься, чтобы различать слова. — Я такая же, как ты. Моя мать была… люди на севере называют это валькирией. Я умею… — Разговаривать с теми, кто умер? Она снова кивает. — Я не должна вмешиваться в естественный круговорот жизни. — Но вмешалась. Почему? — Мне нужна помощь, — Мора обхватывает руками плечи и выглядит потерянным и очень испуганным ребёнком. Данте с почти злостью думает о том, что ему зверски надоело быть старшим братом для всех окружающих. Пробует взять её за руку и, к его удивлению, это ему удаётся. Он укрывает её полой куртки, и маленькая полукровка с такой отчаянной готовностью льнёт к нему, что становится страшно. Нефилим садится прямо на землю, и невесомое полупрозрачное создание забирается к нему на колени, вцепляясь в воротник. — Мать я никогда не видела, она… в общем, она не общается с живыми, её вообще здесь нет. А папа, он медиум, его поймали какие-то очень страшные демоны. Он меня спрятал, а сам спрятаться не успел. Ты же можешь помочь, правда? — Я попробую, — он совершенно серьёзен. Стремление помочь семье, это он хорошо понимает. — Где это было? Мора качает головой. — Я не знаю, как называется это место. Могу показать, но не сейчас. Я уже долго нахожусь отдельно от тела, мне надо вернуться и восстановить силы. — Я тоже не собираюсь прямо сейчас никуда срываться. Давай… сколько тебе нужно времени, чтобы восстановиться? — Два дня. Я приду сюда снова. — Хорошо. Значит, через два дня буду ждать тебя здесь, — Данте поднимается и, поддавшись порыву, слегка приобнимает девочку. — Всё будет хорошо, не бойся. Я его найду. * * * Вергилий возвращается домой с опаской. Ему до дрожи страшно, что возвращение брата окажется просто слишком хорошим сном, что его встретят обычный виноватый взгляд Кэт и глухая тишина пустой спальни. Он даже думал о том, чтобы задержаться где-нибудь до глубокой ночи, чтобы отдалить момент неизбежного разочарования, но решил не малодушничать. В конце концов, это только его вина, что он остался один. Нужно было удержать брата, неважно как, но не дать ему отправиться на верную смерть. Нефилим осторожно поворачивает ручку входной двери и сразу слышит весёлый детский смех. Ясно, Кэт рассказывает детям очередную сказку. Вергилий обычно старается даже не показываться на этих собраниях, чтобы не портить никому настроение своей тоской. Он почти собирается пройти мимо, сразу к лестнице на второй этаж, но почему-то останавливается и заглядывает в гостиную. Кэт сидит на полу и вдохновенными взмахами левой руки иллюстрирует рассказ. Пальцы правой медленно поглаживают и почёсывают дремлющего у неё на коленях Данте. Вергилию кажется, что он слышит тихое довольное урчание, которое издаёт брат, и ощущает такое всепоглощающее облегчение, что колени слабеют, и он опускается на пол. Ресницы близнеца чуть вздрагивают, приоткрывая тускло светящийся взгляд, и Данте одними губами шепчет: — Иди сюда. Вергилий пробирается тенями, стараясь, чтобы его не заметили раньше времени, ложится рядом и устраивает голову на груди брата, слушает мерные спокойные удары сердца. Для него это самый лучший, самый нужный и важный звук. Данте действительно еле слышно урчит от удовольствия, его мышцы расслаблены, и сам он такой тёплый и домашний сейчас, как пригревшийся у камина большой кот. Ладони брата ложатся ему на плечи тёплой тяжестью, и Вергилий закрывает глаза, выдыхая мучившие его весь день эмоции. Всё в порядке. Ему не приснилось. Клонит в сон. Он не замечает, как гостиная пустеет, как Данте с благодарностью кивает Кэт, заменившей свои колени подушкой, прежде чем уйти. Для него есть только тёплые руки брата, медленно, успокаивающе гладящие плечи и спину, его спокойное дыхание, чуть приподнимающее грудь, это мерное движение так хорошо убаюкивает. Он устал. Очень устал быть один. — Данте… — Тише. Отдыхай. Всё хорошо. Он подчиняется. Расслабляется и постепенно начинает дышать в унисон с братом. Здесь, в этом моменте, так уютно и спокойно. Его единственное желание на протяжении четырёх очень долгих лет наконец исполнилось. Он не видит, но чувствует, что брат улыбается. И что ему грустно. — Брат… — Да. Я здесь, я никуда не уйду. Прости меня, Верг. Я так сглупил тогда… — Неважно, — Вергилий мотает головой и покрепче вцепляется в его майку. — Уже неважно. Главное, ты здесь… — Тшш, — пальцы Данте легко скользят по щеке знакомой ненавязчивой лаской. — Только не плачь. Этого я уже не выдержу. Что там с отпуском? — Всё нормально, — он понимает, что брат старается его отвлечь, и глубоко выдыхает, чтобы успокоиться. — Завтра уже могу никуда не ходить. — Отлично. Ты мне через два дня нужен. — Что случилось? — Вергилий приподнимается, чтобы посмотреть брату в глаза. У него внезапно возникает стойкое ощущение близящейся подлянки. — Ну, нормального отпуска, как у нормальных людей, к сожалению, не будет. Меня нашла та, кто вытащил с того света. Ей нужна моя помощь, но уходить от тебя я больше не намерен. Проще взять с собой. — Рассказывай, — он устраивается поудобнее, уже увлечённый предлагаемой проблемой, какой бы она ни была. — Не здесь. Пошли на кухню, надо тебя накормить. Да и мне не помешает. — Не хочу, — покачав головой, Вергилий снова опускает её брату на грудь. Ему нужен, просто жизненно необходим максимально полный контакт с братом, а на кухне снова придётся довольствоваться в лучшем случае сплетёнными пальцами. Этого чертовски мало. — Капризный маленький брат, — Данте усмехается, а потом одним ловким движением выскальзывает из-под него, и, не успевает Вергилий возмутиться предательству, как его уже сгребают с пола. Данте удерживает его на руках, крепко и очень бережно. — Что ты делаешь? — Вергилий цепляется за его плечи ради опоры. — Не волнуйся, все уже спят. Ну, по крайней мере, дети спят точно, их психика не пострадает. И в любом случае, твоя меня беспокоит больше. Лучше тебя не отпускать, — Данте выходит из гостиной. Вергилий водит пальцами по его спине, наслаждаясь перекатывающимися под кожей сильными мышцами. — Верг, не делай так. Или я тебя уроню сейчас. Сначала ужин, потом всё остальное. — Я не голоден. — А я старший, и ты должен меня слушаться. Ты поешь, и точка, — Данте плечом толкает дверь на кухню. — Ты с каких пор одним капустным салатиком питаешься, братик? Ага, я в курсе. Мне про тебя тут много чего рассказали. Ямато забросил, не спишь, не ешь, только тоскуешь. Так вот, глупости эти прекращаем сегодня же. Я здесь, меня отсюда никакой силой не вытащат, а ты мне нужен здоровый и адекватный. — Данте. Поставь меня на пол. — Зачем? — Тебе неудобно. — Вот ещё глупость. То, что ты, дылда, вырос выше меня, ещё не значит, что мне не нравится тебя таскать. В конце концов, сколько раз ты в детстве на мне катался? — Три. — Я помню пять, — Данте всё-таки аккуратно ставит его на пол, оставляя одну руку на талии, шарит в стенном шкафчике в поисках тарелки. Вергилий кладёт подбородок ему на плечо и прикрывает глаза. Ему тепло. Данте наполняет найденную тарелку и подталкивает его к столу. — Так что, маленький брат, тебя с ложечки покормить или как? — А ты мог бы? — ему просто хочется проверить, как далеко это может зайти. Данте коротко выдыхает, не отвечая. Садится на стул и притягивает его к себе на колени, гладит по голове, крепко удерживая одной рукой. Набирает в ложку суп и очень аккуратно подносит к его губам. Вергилий улыбается и съедает предложенное. Хорошо. Пока никто не видит, можно поиграть в детей. Он поступится гордостью, если это поможет изгнать из глаз брата грусть и вину. — А ты есть не будешь? — Неа, — Данте заразительно зевает. — Кофе только выпью. — На ночь? Даже не думай, — Вергилий, не без сожаления, встаёт и идёт к холодильнику. — Воровать у детей нехорошо, конечно, но нам сегодня можно, — он наконец отыскивает бутылку с молоком и кастрюлю, чтобы его подогреть. Данте наблюдает за ним, склонив голову к плечу, его глаза светятся синим, а губы изгибает лёгкая тёплая улыбка. Вергилий переливает подогретое молоко в кружку, возвращается к столу и снова устраивается на коленях брата, прижимается ближе. Данте губами наклоняет кружку к себе, делая большой глоток, и облизывается, как кот. Его глаза спокойны, свечение ушло. — Доедай и пойдём спать. — Ты обещал рассказать, — Вергилий принимается за суп. — Вкратце дело обстоит так. Нефилимы мы с тобой, конечно, единственные, а вот другие полукровки, оказывается, в мире имеются. Мора ребёнок медиума и некой проводницы до условного мира мёртвых. Её отца похитили неизвестные демоны, а девочка не придумала ничего умнее, чем напрячься и выдернуть меня обратно. Не знаю, я такая известная личность или просто подобное притягивает подобное, и как уж она умудрилась меня найти, но теперь я здесь. И в общем, не то чтобы должен, хотя не без этого, конечно… Я хочу ей помочь. Если её отец ещё жив, надо его найти и освободить. Вергилий кивает и наклоняется ближе. — Я помогу тебе, — его губы тёплые, с привкусом молока и любимых ирисок Кэт. Вергилий прикасается к ним осторожно, слегка опасаясь почему-то, что его оттолкнут. Данте со смешком притягивает его ближе к себе, он чувствует пальцы брата, забравшиеся в волосы и слегка тянущие за пряди. Медленно целует, смакуя вкус брата, цепляется пальцами за его плечи. Данте длинно выдыхает, упираясь лбом в его плечо. — Идём. Я знаю, что нам сейчас нужно, — Данте поднимается со стула гибким грациозным зверем, удерживая его в объятиях и приподнимая над полом, и выходит с кухни. Вергилий думает, что брат направится в их спальню, но Данте проходит мимо лестницы на второй этаж, не задерживаясь. Куда они идут, Вергилий понимает мгновением раньше, чем за спиной брата захлопывается дверь ванной. Шуршит задвижка, слишком громко для его обострившихся рефлексов. Данте улыбается. Многообещающе, ласково, интимно. Берёт его лицо в ладони. Вергилий закрывает глаза: ему не обязательно видеть брата, чтобы безошибочно распознать момент чуткого прикосновения к губам. Выдыхает, чуть приоткрывая рот, обхватывает губы брата своими и несмело тянет его на себя. Данте делает несколько шагов вперёд, прижимая его лопатками к холодной стене, тёплые руки брата проскальзывают под свитер, создавая температурный контраст. Вергилий выдыхает, но выдох получается больше похожим на стон. Брат улыбается в поцелуй, подцепляет пальцами край свитера и тянет наверх, успевая гладить и прикасаться. Ткань скользит по чувствительной коже, только добавляя мучений. Вергилий коротко всхлипывает, ощущая, как жаркое пламя возбуждения начинает плавить разум. Данте на миг отстраняется, чтобы снять с него свитер, и снова приникает вплотную, кожей к коже, он даже не замечает, когда брат остался без одежды. Поднимает руки, касаясь сильного тела. Пальцы скользят вдоль изгиба позвоночника, обводят контуры татуировки между лопаток, зарываются в короткие пряди на затылке. Данте урчит от удовольствия и сосредоточенно с чем-то возится. Вскоре в ванной раздаётся шум воды. Вергилий чуть улыбается, ощущая невесомое влажное прикосновение тёплого пара. — Эй, посмотри на меня? — по голосу слышно, что брат улыбается. Вергилий тянется вперёд, сцеловывая эту улыбку, приоткрывает глаза. Взгляд такой тёплый и ласковый, что невозможно не улыбнуться в ответ. Данте просовывает руку между ним и стеной, Вергилий с готовностью прогибает спину, поддаваясь лёгкому давлению. — Данте. — Да, — брат ведёт ладонь книзу, расстёгивая на нём брюки, тянет вниз вместе с бельём, Вергилий переступает, избавляясь от плена ненужной одежды, и Данте тянет его за собой под тёплые струи воды. Ладони брата скользят по телу, расслабляя напряженные мышцы. Приятно. Он прижимается к Данте всем телом и закрывает глаза, отдаваясь на волю сильных ласковых рук. — Не усни, — смеётся брат. Горячие губы неожиданно касаются чувствительного места чуть ниже уха, и Вергилий давится стоном. Он думал, что забыл это ощущение, ведь никому, кроме Данте, он не позволил бы прикасаться к себе так, но оно прокатывается по телу, оседая покалыванием в кончиках пальцев, почти мучительной жаждой прикосновений. Данте словно понимает это — не «словно», брат читает его, как открытую книгу — его пальцы скользят ниже, обводят тазовую косточку, лёгким касанием проскальзывают вдоль бедра, а в следующее мгновение Вергилий уже ощущает их в себе. Ему мало, дьявольски мало, но брат медлит, бережно растягивая его, целует ключицы и слизывает капли воды с шеи. Вергилий кусает губы и думает, что вот-вот сойдёт с ума. Он не чувствует своего тела — только касающиеся его пальцы и губы брата. Жар прикосновений скатывается вниз, к болезненно-напряжённой плоти, но брат возмутительно обходит вниманием самую важную часть его тела. Данте чуть приподнимает голову, ловит губами сорвавшийся стон, коротко целует. Вергилий не хочет, да и просто физически не может, отпустить его, зарывается пальцами в мокрые волосы, тянет на себя. Поцелуй становится глубже, а вкус ирисок — отчётливее. — Боже, сколько же конфет она тебе скормила? — Много, — Данте смеётся и убирает пальцы. Ощущение пустоты ужасно неправильное, но брат подхватывает его под бёдра, сажает на себя, и пустоту сменяет восхитительное, хотя и немного болезненное, ощущение заполненности, полного единения с единственным родным существом. Вергилий всхлипывает от облегчения, ударяясь затылком о мокрую скользкую стену, крепче сжимает коленями бока брата и едва не кончает сразу же. Пальцы брата, горячие, жёсткие, ложатся на его член, несколькими умелыми движениями избавляя от напряжения. По телу распространяется приятная слабость, он чувствует, как брат движется в нём, и измученную душу окутывает тепло умиротворения. Теперь всё правильно. Данте до боли сжимает его рёбра, глухо выдыхая, упирается лбом в стену над его плечом. Медленно и подчёркнуто-аккуратно ставит на ноги. Колени подгибаются, Вергилий хватается за плечо брата, чтобы не упасть, промахивается, но его тут же подхватывают. Вергилий открывает глаза. — Ведём себя, как подростки. — Не вижу, чтобы тебе это не нравилось, — Данте облизывает губы. В его глазах усталость и немного шального озорства. Он выключает воду. Ни одного полотенца в ванной нет. — Что будем делать? Данте ненадолго замирает, словно прислушиваясь к чему-то. — Дети и Кэт спят. Дедушка… вряд ли спит, но он далеко, — брат сгребает его на руки и бесшумно выскальзывает из ванной, не забыв прикрыть за собой дверь. Воздух в холле холодит влажную кожу, Вергилий ёжится. — Сейчас, — Данте в два прыжка взбирается по лестнице, вваливается в их спальню. Вырвавшись, Вергилий сам разыскивает полотенца, чтобы этот бешеный вихрь не разнёс в темноте все ящики. Не даёт отобрать своё, вытирается сам. Хочется спать. — Куда ты? — он замечает, что Данте пытается незаметно слинять. — Надо прибраться, мы наследили. Я хоть и сомневаюсь, что кто-то ещё не в курсе, но надо вести себя прилично. — Вода за ночь успеет высохнуть. Иди сюда, — он за руку тянет брата к постели, не замечая, чтобы ему пытались сопротивляться. Забирается под одеяло и затаскивает Данте к себе, прижимаясь вплотную. Его душа реагирует на близость брата, тело расслабляется мгновенно от единственного прикосновения. Засыпая, Вергилий чувствует себя самым счастливым существом на планете.