Право рождения

      Чем ценны эрские родственники, так это тем, что они всегда сдерживают обещания. К тому часу, как Саша пригнала грузовой вертолёт за монолитом захоронения принцессы, вооружённые родичи явились в лагерь вновь, но теперь каждый верхом на келе. Рожи у всех были торжественными, лёгкие «парадные» малицы — расшиты защитными знаками, какие используют в погребальных церемониях. Суеверия эрси оставались неизменны, пожалуй, столько же времени, сколько их Белая Звезда пролежала в пещере. Илья не сомневался, эрси намерены эскортировать принцессу до самых Шорских гор, а то и дальше. Но то было не единственное сопровождение. Илья созвонился с Ярославой и уведомил её о погрузке находки. Карга же настоятельно попросила племянника отправить с вертолётом в Карасукск Инну. Мать оставалась матерью. Обстановка третьей качурской экспедиции, по её мнению, превращалась для Инны в сплошную опасность. Генрих повыступала вначале, а потом согласилась. Как смекнул Илья, не столько из покорности Карге, сколько из желания дальше плотно заниматься находкой и только ею.       Несколько самых сильных келе бережно вынесли вековавшую в заточении принцессу на простор родной земли. При виде мраморно-светлой мумии эрси, повинуясь массовому порыву, уложили луки перед собой и простёрлись перед нею. Илья счёл нужным поступить так же. Коснулся лбом породы и почувствовал, как на думы снова накатывает горечь. Скрипнул зубами, отругал себя за излишнюю сентиментальность. Повернул голову и увидел, что Владка утирает слёзки. Саша же наоборот ухмылялась, щуря медовые глаза и поглаживая живот. Так ведут себя люди, которым становится ясна правда. Но жена ничего особого не сказала, а Илья не спросил. Назавтра нужно было начинать шурфить другие точки местности, работы там предвиделся непочатый край. — Ну, раз вы такие, можете на кафедру обратно не являться! — заявила грозно Генрих, трамбуясь на борт. — Инна, без нас этничка окачурится! — возразил ей, перекрикивая шум моторов, Илья. — С вами и подавно! — последовал выпад и хохот.       Ветер поднялся от движения лопастей сине-белой махины, завыли в воздухе келе, захлопали накидки эрси, и почётная процессия устремилась за гору. Проводив их взглядом, Илья вздохнул. «Важное дело сделали, — подумал он. — И если бы только в научном понимании».       Теперь что? Подготовить план работ на последующие дни. Озадачиться инициацией Саши. Да чёрт ещё дери, чем тут заниматься! Илья тоскливо всмотрелся вглубь опустевшей пещеры. Её тоже надлежало исползать вдоль и поперёк, пересчитать и пометить все щели. — Папа, — отвлекла его от хода мыслей Владка, робко, со спины. Наконец-то после ссоры решилась сама подойти. — Чего тебе? — отозвался Илья, ожидая, что сейчас дочь скажет: «я уезжаю с мамой». С чего бы и нет, раз одну уже прибрали? — Пап. — Бусинка освежила ладонь Ильи холодком пальцев. — Мы с мамой посоветовались, и я сказала, что я сама с тобой поговорю, чтобы... — Она замялась и вздохнула тяжко-тяжко, не как ребёнок, а как удрученная заботами старушка. — Чтобы что? — Айвазов нервно провёл ладонью по лицу, и больное плечо особенно сильно кольнуло. Детская ручка стиснула его запястье крепче. — Чтобы... Папуля, можно я с тобой буду жить? — Две пары узких глаз, ставших на мгновение круглыми, воззрились друг на друга. — Можно? — Влада прильнула к его камуфляжу, подняла личико, захлопала ресницами. В любой ситуации оставаться кокеткой — это надо уметь. Или попросту таковой родиться. — Ты сказала — со мной? — не поверил Илья. — Ты вроде хотела уехать. — Я передумала... — Снова тяжкий вздох и лепет: — Мама меня увезёт и отдаст тётечке Настечке, а сама уедет по делам. Я тётечку Настю люблю, но вообще-то хочу жить с мамой и с тобой и с братиками, и со Светой, с Ликой. Папа, пусть мы вместе будем жить, ну хоть я с тобой, пожалуйста-пожалуйста!       Она стиснула кулачки, показывая, как сильно этого хочет. Илья растерялся. Да, вчера он сам предложил Саше, что уйдёт в декретный отпуск, но как-то ещё не обмозговал практическую сторону вопроса. Представил свои жилищные условия и вспотел от стыда. — Ты хочешь... вот сейчас? После экспедиции? — Я тебя слушаться буду, помогать, я никогда-никогда на тебя больше не буду говорить «плохой»! — принялась обещать Влада. — Ну их, куколок! Новых откопаем, а ты у меня один папа. Я тебя так хотела, я у Деда Мороза тебя просила и снежному ворону письмо писала, чтобы...       От избытка чувств малышка разрыдалась, и её голос гулко скакал по пещерным сводам. Илья, крепясь, чтобы не совершить необдуманного, присел перед ней на корточки и обнял. — Влада, — поделился он. — Влада. Я не могу жить в Балясне, я работаю в Новосвире. Это очень далеко от того мира, к которому ты привыкла. От твоего дома и Колпаковки. А в Новосвире у меня совсем ничего нет. Одна комната в общежитии. Нет ни особняка, ни дачи на Вольхе, ничего такого. Телевизор, и тот не самый новый. Кровать — ты бы её видела! Понимаешь? Я беден, практически босяк. — У тебя есть котик, ты говорил, — сморгнула дочка слёзы и положила ему ладошки на лицо. — Мама нам купит всё, что мы попросим, папочка. И дом, и машину, и кровать купит. А я тебе всё украшу, чтобы красивое было. Ты только... Возьми меня к себе!       Своими мольбами она невольно будила в Айвазове мучительные воспоминания. То, как сам он, будучи беззащитным ребёнком, сжимался в замерзший комок на руках у Севы Тиронова. Как он дрожал и молил богов о милосердии, пока бабушка Умси кричала на них: — Забирай его отсюда, и летите, куда хотите! Всё одно не приму! Ему тут не жить без Ачи! Это он виновен в их смерти! Не родной он мне, оставишь, выброшу в тундру! — Твой же внук, старая ты ведьма! — бросал ей Сева желчно. — Не нужен он тут! Порченая кровь! Чужеродный! — Ыляку вздрогнул, когда бабка плюнула им вослед.       Потом он слушал почти то же от Севы. Год за годом. Каждый раз, когда тот прилетал в детдом, и Ыляку настырно просил забрать его оттуда. — Не могу я, Иська, не проси, не могу! Опасно тебе со мной! — втолковывал Сева, бегая взглядом по чему ни попадя, лишь бы не смотреть сироте в глаза. — Опасно. Пойми ты! И тебе со мной опасно, и мне с... Просто, как есть говорю, нельзя! «Нельзя, нельзя, нельзя! Отец тоже говорил, нельзя, опасно!» — Илья думал, что они все боятся его, потому и не берут. Что это он такой неправильный и проклятый. А потом, по прошествии времени, пришлось убедиться в том, что не ошибался. Так и было.       Буйные рыжие волосы, внимательные карие глаза, участливость и ласковое обращение без тени противной и неуместной жалости. Общение, как с равным. А ещё — красота. Голоса, души, пламенной, благородной натуры. Они подкупили его, раскрыли, растопили сердце, заставили увидеть в себе неизвестные доселе качества. Стремление защитить. Окрылённость и желание стать своим. Лучшим, светлым, умелым — ради неё. Надежда, что, наконец, примут. Выстраданное признание, и... — У нас ничего не получится, Илья, и не может получиться. Мне жаль. — Это потому, что я — «чёрный», да? — поняла ли она, что он имел в виду? Знал ли он сам? — При чём тут это? Я дорожу тобой, — сердце Ильи всколыхнулось жаром в щеках и отхлынуло морозной стужей: — как добрым другом. У меня есть семья, и тебя тоже на Качурке ждёт невеста. Влюблённость — это хорошо, но мы же не станем поступать безрассудно? Последствия могут быть непоправимыми. — А... Да. Извините.       Непоправимыми? Последствия? Почему всегда все думают, что когда его кидают, это куда более поправимо, чем их какие-то там сторонние последствия? — Ну что? Дружба? — Обветренная, но оттого не менее изящная рука тянется для пожатия, а Илья не может подать своей — дрожит, зараза. Рука мужчины не может дрожать и потеть, иначе какой из него добытчик? Какой мужчина? — Ничего, Маргарита Алексеевна, я... Я справлюсь. — Руку за спину, невпопад, смиряя обиду, в чащобу, прочь. Снова прочь. — Папочка? Пап?       Илья проморгался, прогоняя флешбеки, и обнаружил, что Влада всё ещё блестит на него глазёнками в полумраке пещеры. Всё ждёт и надеется. — Чёрт возьми, да! Будем жить вместе, дочка. — Бусинка захлебнулась радостью, запищала, обхватила отцову шею, запрыгала, не отпуская. — Куль-Отыр с ним! Плевать на нищету, справимся! Увезу тебя в Новосвирь, — он вгляделся в сияющую дочь. — А ты уж сама решишь, нужна тебе такая жизнь, или не нужна. — Нужна! Нужна! Я тебя люблю! Спасибо, папочка! — Нашла за что благодарить!       С Честиславом и Ную он поступал так же. Бывал заездами, раз или два в год, понимая, что у семьи своя жизнь на стойбище, у него своя, научная. Что, несмотря на союз Неба, они почти чужие люди. Они не просились в город, он, умудрённый прошлыми отлупами, не навязывался к эрси, хотя и мог бы... Хватит такому длиться! На ошибках учатся — своих или чужих, а учиться Илья никогда не ленился. Он глянул в сторону лаза и обнаружил, что там замерла, лукаво улыбаясь, Саша. — Я куплю вам квартиру поближе к институту, — промурчала она. — Нам, — коротко поправил её муж.       Уже вечером, уложив Бусинку, Илья осторожно спросил у Саши о близнецах, и о том, считает ли она хорошей идеей их тоже забрать в Новосвирь. — Дэш его знает, — вздёрнула плечи та. — С мелкой ты справишься, а вот промежи — это отдельная тема, дич. С ними не всё так просто. — Что ты имеешь в виду? — напрягся Илья. — Хочешь видос, как они в лагере флексят? — В голосе Саши Айвазов уловил странную смесь раздражения и гордости. Она, не мешкая, развернула перед мужем голоэкран мобильника с полным звуком. Илья покосился на спящую Бусинку, но ту было пушкой не разбудить. На видео Илья узнал пошновское взморье, пирс и рядок спортсменов, крутящих смерчи из воды. Казалось бы, обычная тренировка. — Он увёл шестнадцать децлов в город на флейву, а когда их накрыли, заявил, что мой отец имел в зад главного тренера, — объяснила Саша, и Илья сразу понял о ком идёт речь. — Недурно. — Лицо Саввы, воздевшего руки, багровело от напряжения. От ноздри к губе тянулась тёмная блестящая линия. — На что Смарагдин заставил их крутить полтнонны целый час. Да, он знатно подгорел с заяв. — Саша засмеялась на то, как выкатил Илья глаза от такого садизма. — Нет, это не всё. Потом он велел каждому, кто хочет уйти с трени, панчить... — Яхонтовы — дерьмо собачье! — звонко крикнул один из мальчиков на видео, сложил воронку в море и, полумёртвый от усталости, упал на пирс. — Он псих такие вещи заставлять? — возмутился Илья. Саша не переставала улыбаться. — Мои вертели, пока Бор не стопанул этот зашквар. Бор! Под страхом увольнения и конца карьеры. А то, что ты сейчас виджуешь, уже с пару дней рвёт колдосеть. Савва снял и отправил Тиму. Мраз в курсе. И... Смарагдин мирно дэшит домой. Без статуса главтренера. Ему отныне запрещено преподавать виндбендинг. Пожизненно. Это был его хлеб. — С упором сказала Саша. — И да, когда мелкая на тебя настучала, первым уши нагрел Савва. Ну что? Всё ещё хочешь забрать их? — Он, — Илья смотрел на то, как Савва с Вахтангом держатся из последних сил, — защитил свой род. Это достойный колдуна поступок. А с точки зрения эрси — долг. — Рил ток, — сразу согласилась Саша. — Я, сказала ему, что закрою глаза на конкретно это шоу. — Ты должна была похвалить его! Он защищал и тебя тоже! — прошипел Илья и сбавил тон, боясь разбудить дочь. — Изи, дич. Я с февраля не виджую себя Яхонтовой, — призналась Саша. — Калтысь забрала меня и... Дала покой. Веру в новое, в собственную силу. Дала мне стабильность ума и твою любовь. Я не просто так сменила имя. Эта земля не оставляет путей отката, дичи. Я её Хозяйка, а Савва — единственный оставшийся наследник рода Яхонтовых. — Вот оно как, — присмирел тогда Илья и добавил: — А почему перстень не отдашь сыну? Ты ведь не умрёшь от нехватки сил? — Он... Не заслуживает перстня, — помявшись, сказала Саша, но Илья сообразил, что та многое недоговаривает. — Ему надо поумнеть, пока он не совершил непоправимого.       В груди снова стало холодно. Савва на видео упорно крутил воронку, искажённый яростью и презрением. Красный огонь в карих глазах подростка горел зыбкими песками преисподней. Илья ощутил страх внутри. Старый, почти детский страх. Иногда даже жертва может морально задавить охотника, особенно, если она по-сумасшедшему верит в собственное превосходство. А веры в превосходство у Яхонтовых всегда было с лихвой. Уж Илье ли не знать. Но и он был упрям. — Посмотрим, — мотнул головой супруге.