В следующий раз, Молли

      С самого вечера Молли преследовало странное чувство какой-то особенно отвратительной незавершенности, будто бы все, что она говорила, все, что она делала тем теплым августовским днём — все это было плодом ее воображения. Она жалела, что не встретила брата как следует, не прижалась к нему сильнее и не сказала, что любит. Это была вовсе не ее вина; по какой-то из причин она понимала, что не во всем виновата сама. Ли делала ровным счётом столько, сколько позволял ей делать Энтони. Когда девушка случайно столкнулась с ним в узком коридоре их квартиры, а Даст точно не ожидала его прихода, она едва ли узнала его. Само собой разумеется, младшая была счастлива видеть его, но все это выглядело так тоскливо, словно от нее оторвали что-то жизненно важное. Однако она недоумевала. Говорил он все так же забавно и, казалось, ласково, но лицо его изменилось, изменилось его поведение. Был ли он тем самым Энтони, каким был год назад, месяц? Месяц. Они не виделись друг с другом всего месяц и Молли сбивало с толку то, насколько он изменился за этот несчастный и такой злополучный период времени. Она билась об заклад, Тони ничегошеньки не знает о ее помолвке по расчету, ничего не знает о том, что в скором времени Гарольд будет держать на короткой привязи членов мафии, как и не знает о том, что отец, вероятно, заболевает. Так показалось самой Молли. На это все брат бы только рассмеялся. Вещи, из-за которых Ли обычно навзрыд плакала, Энтони забавляли.

***

— Тони не являлся? Гарольд сделал вид, будто ему абсолютно все равно, несмотря на то, что внутри он с особым трепетом ожидал утвердительного ответа; он знал, что Энтони возвращался. Небрежно бросив ключи от машины на стол прямо перед носом сестры, которая от громкого звона слегка вздрогнула, молодой человек выглянул в окно, рассматривая идущих по улицам людей так, словно в этом заключался смысл всей его жизни. Молли медленно прожевала приготовленное ею печенье, раздумывая, стоит ли ей много болтать. Она чувствовала обиду за брата по отношению к более старшему, ей хотелось непременно указать на то, до чего же он бессовестный и злой. В этом году ему исполнилось 26 лет, но он оставался все тем же глупым и безрассудным мальчишкой, каким был ещё в 18. Теперь Ли, кажется, начала понимать, что Гарольд издевался не только над Энтони, но и над ней самой. Наверное, он думает, что они варятся в одном котле. «Прекрати вести себя подобным образом, — крутилось у нее на языке, — Мы взрослые люди, черт тебя дери». Но она не осмелилась произнести мысли в слух, дав себе возможность приберечь это на лучший случай. — Заходил за вещами, — девушка безразлично повела плечами. Даже такой сухой и ничего не внушающий ответ удовлетворил молодого человека. Он благоговейно выдвинул стул, затем вальяжно сел напротив младшей сестры. Между указательным и средним пальцами дымилась темно-коричневая сигара. Молли любезно подставила брату пепельницу поближе. На самом деле она просто ненавидела, когда он рассыпал повсюду пепел. Одним из главных приоритетов для Молли Даст являлась чистота. — Может быть, объяснишь, с какой целью ты ударил его в нос? Он пришел весь окровавленный. — Неужели? — Гарольд ухмыльнулся уголками губ, одна из его тонко очерченных скул слабо дрогнула. Блондинка предпочла бы молчать, но она так устала от того, что постоянно происходит в ее жизни. Ей хотелось бы делать то же, что делают они оба и ни о чем не думать, но добрая доля благоразумия и боязни за свое, пусть и не ею решенное будущее, брала свое. Девушка возвела взор в пустоту. — Когда же ты бросишь эту затею, детка? Разве ты не видишь, какой он? Это больно, но ему наплевать на всех, кроме себя. Если бы он по-настоящему дорожил тем, что ты ради него делаешь, Молли, — парень нагнулся через стол, чтобы заглянуть сестре в глаза, — Он бы не оставил тебя. Но, как ты можешь заметить, из раза в раз он уходит, позабыв о том, что наобещал тебе. Какого черта он это делает? Какого черта они оба делают это с ней? Эти два нерешённых вопроса мучили Ли, начиная с классов средней школы. Девушка сглотнула, вытаращив на брата свои темные глаза. Она отрицательно помахала головой, сжав в руках кружку с чаем и, показалось, будто она была готова в любой момент стиснуть ее сильнее, до тех пор, пока та с жалобным треском не расколется. Блондинка хлопнула по столу. — По чьей вине он всегда уходит, Гарольд? Молли громко вышла из-за стола, да так, что содержимое ее чашки чуть не вылилось наружу. Гарольд только показательно выдохнул, буквально расплывшись на стуле, после чего его рука с массивными на ней часами и цепочкой потянулась к тарелке со все еще теплым и ароматным печеньем. — Прости меня, Ли. Ты знаешь. — Гарольд поежился и его лицо печально исказилось. Ему, вероятно, пришлось перебороть себя, чтобы произнести подобное, — Прости за все это. Блондинка обернулась на шатена, стоя у дверного косяка. Ее взгляд метнулся к окну, где свободно летали птицы, на небо, резко облачившееся в серые тучи, на слабо пошатывающиеся из-за ветра высокие деревья. Затем она взглянула на смуглое, твердо точенное лицо старшего брата; его густые, по цвету напоминающие смолу брови нахмурились, уголки тонких губ опустились и глаза виновато уставились в дно полупустой кружки с малиновым чаем. Молодой человек положил выпечку обратно и стряхнул руки от крошек. Ему не посчастливилось столкнуться лбом ко лбу с разъяренной Молли и аппетит его мгновенно куда-то волшебным образом испарился. «Вот и наступили августовские печальные грёзы», — подметила она. За окном было красиво, но, к сожалению, это последнее, о чем она могла думать этим днём. — Доброй ночи, — мягко сказала девушка, скрываясь за углом, но затем она быстро из него вынырнула, — Я надеюсь, ты не забыл вымыть руки перед тем, как садиться за стол? Парень посмеялся, печально изогнув темные брови: — Останься. Я не успел рассказать тебе кое-что. Ты же знаешь, самое интересное обычно происходит в пятницу. Даст улыбнулась и она ощутила, как к ней медленно, но верно подступают слезы. Заметив это, Гарольд протянул к блондинке руки, приглашая в утешительные объятия, из-за чего сдерживать себя стало ещё более трудно; она разрыдалась уже на полпути к брату. — Ох, ну что за проклятье, Молли, — жалобно протянул парень, приобняв сестру за дрожащие плечи и поглаживая ее по аккуратно уложенным волосам. Утешать людей не было его коньком, — Не припомню я тех отчаянных, кто плачет в пятницу.