Помоги, а?

      Мама рассказала, что все наши из Британии эвакуированы и теперь обустраиваются здесь, неподалеку. А вот по поводу Тонкс и причин больничного концерта при Грейнджере только поморщилась, объяснив, что нас это никак не касается. Ну не касается так не касается, нечего голову забивать, ибо или мы им доверяем, или нет. Вроде бы доверяем, поэтому ну его. Очень скоро и мы попадем домой, как женщина выразилась: «в наш детский сад». Интересно… В Британию возвращаться нельзя, я это чувствую. Или у меня интуиция переразвилась, или дар какой прорезался. В пророки не хочу, вот не хочу, и все — я детей лечить хочу. Да… Кто бы мог подумать, что все случится именно так…       — Ну что, пойдем к Мионе? — поинтересовался я мнением сразу же кивнувшей Герды.       — Конечно, — девочка солнечно улыбается. Какая у нее улыбка все-таки, просто сказочная. Кажется, я залюбовался… — Пойдем?       — Ты чудо, — абсолютно искренне сказал ей, отчего улыбка стала, кажется, еще ярче. Люблю я ее все-таки. Нам всего ничего лет, а жизни мне без этой девочки нет. Такое ощущение, что запечатлелся намертво. И Герда смотрит так, что просто слов нет. Так, надо идти, а то сейчас так и останемся в объятиях друг друга.       — Это ты мое самое волшебное на свете чудо, — девочка буквально пропела эти слова.       Встали, пошли смотреть на Миону и ее Гарри. В голове ползают мысли на тему: «что будет дальше?» Объяснюсь. Нам совсем немного лет, послезавтра, если мне не изменяет мой склероз, двенадцать исполнится. По крайней мере, Мионе и мне. Герде и Гарри — одиннадцать. Мы несовершеннолетние, а в Германии еще и школообязанные, то есть обязаны посещать школу, а не то… По попе, конечно, не будет, в этой стране в школах не бьют. Но ничего хорошего. То есть нужно будет подумать о школе, а у меня на руках Герда, Гарри и Миона. Ну, хорошо, не на руках, потому что есть родители. Черт, как же это сложно — довериться родителям, даже не представлял, что так будет. С одной стороны, я им доверяю, а вот с другой — совсем все сложно… К психиатру, что ли, сходить?       Миона и Гарри сидят друг напротив друга, озадаченно глядя на огонек, пляшущий на вытянутых вперед ладонях. Магия, значит, восстанавливается, то есть сквибами они не были. Это означает, что школа у нас будет одна и магическая, что и хорошо, и плохо. Не приведи Асклепий, закрытая — придется от магии отказываться всем четверым. Потому что закрытая школа для психики что девчонок, что мальчишки — нехорошее слово из шести букв, вторая «и», означающее полный крах всех надежд. Фиаско, да. Так вот, без такого… фиаско мои родные вполне обойдутся.       — Ник, смотри, что у меня получилось, — заулыбалась Миона, сестренка моя любимая, только увидев меня.       — Ты умница, — я сразу же обнял ее. Вот есть такое ощущение, как будто мир полнее становится, когда она рядом. И у Герды аналогичные чувства.       — Братик, — прошептала моя любимая девочка, обнимая своего брата. — Мы больше не одни, ты знаешь?       — Знаю… — очень тихо произнес мальчик, заставив Гермиону счастливо завизжать. Заговорил пацан, значит, скоро и все остальное восстановится. Хотелось бы, чтобы Британия стала историей, просто стереть бы ее из мира… Так, вдох-выдох, успокоились, доктор.       — Интересно, что нас ждет? — тихо спросила взглянувшая мне в глаза Миона.       — Школа ждет местная. — Нравится мне ее гладить. И Герду тоже… — Все будет хорошо, обещаю.       — Верь братику, он умный, — строго произнесла кудрявая моя сестричка своему Гарри.       — Я верю, — ответил мальчик, несмело улыбнувшись. Что с ним эти звери делали, одному Асклепию известно. Да вот теперь и Мионе, потому что ритуал у них с мальчишкой стихийно получился, сделав неразделимыми, как и Герду со мной.       Вскоре нас всех выписали — всех четверых, но вот домой мы отправились в автомобиле, а не магическими способами. Вел машину один из воинов дома, я его помню. Зачем мы едем в транспорте, я, в принципе, понял: нам дают возможность осмотреться, так как городок небольшой — тысяч пять населения. Ну и у самого леса стоит наш новый дом. Трехэтажное строение будто бы возвышается над окружающими домами, даря ощущение надежности. Гарри ходит, очень тяжело пока, но ходит, как и Миона, разделившая с ним и горе, и радость… М-да, вот кому бы рассказать.       — Кстати, а как так вышло, что к младшим магия вернулась? — поинтересовался я у целительницы, на что та улыбнулась. Помню я условие, но мне местное объяснение интересно.       — Они не были сквибами, — объяснила мне женщина. — Такое ощущение возникает, будто что-то высасывало их магию, а как пролив пересекли, так и исчезло это «что-то».       — Что возвращает нас к версии с демонами… — пробормотал я, пытаясь уложить информацию в голове. Информация не укладывалась, зато возникало желание сходить к психиатру. Но к больничному уже не получится, меня за него отругали, кстати. Он сам виноват — нечего пытаться общаться через губу, мало ли, что я от скуки зашел… В общем, сломал я психиатра. Мы такие шутки еще в универе проходили, а вот дядя доктор, видимо, нет. Ну да так ему и надо… Да, а ругали за то, что интеллектом задавил. Даже поинтересовались, как мне не стыдно? Я показал, как именно мне не стыдно, теперь больше не спрашивают. А психиатр в отпуске. Переживает, значит. Русский бы в запой ушел, а немцы уходят в отпуск и мрачно смотрят в стену все отпущенное время. Никакой фантазии.       — Да, — вздохнула целительница. — Непросто все с той Британией, ну да дома увидишь.       В принципе, я так и думал. Стоило нам войти в дом, и я увидел: и Луну, и Джинни. Обе потерянные, совершенно не понимающие, что происходит, где они… А вот со Сьюзан, как потом оказалось, все было гораздо сложнее. В этом мире Амелия Боунс оказалась той еще змеей, что вызвало у меня реакцию непонимания.       — Здравствуй, сын, — обнял меня отец, сходу начав объяснять. — Детей по списку мы проверили. Так вот, Сьюзан Боунс была убита вместе с родителями и братом, а та, кого ты знал под этим именем — украденная девочка, поэтому они там сейчас что-то расследуют. С мисс Лавгуд и мисс Уизли еще сложнее: во-первых, мистер Лавгуд оказался големом, и где истинные родители девочек — неизвестно, а во-вторых, Луна и Джинни — сестры, только над рыжей был проведен какой-то ритуал, мы надеемся, что обратимый.       — Охренеть новости, — не сдержался я, на что папа только улыбнулся, вполне меня понимая. Вообще-то слишком много новостей на квадратный сантиметр мозга. У меня возникло ощущение, что в Магической Британии вообще нужно вдумчиво копать, а нам пока спрятаться от всех подальше, ибо никакого желания в это лезть у меня, например, нет. Этими мыслями я поделился с Гердой.       — Я согласна, — ответила она мне. — Ну их всех. А мне хорошо там, где есть ты.       — А я есть там, где ты, — в тон ответил я, отчего мы оба засмеялись.       — Пап, а что с Луной и Джинни будет? — поинтересовался я судьбой разноцветных близняшек.       — Ритуал через полчаса, — взглянув на часы, ответил глава нашей семьи. Насколько он формальный, потом увидим. — Так что скоро приобретут свой канонический вид.       — Ну вот и хорошо, — успокоенно кивнул я. — Пойду гляну, какие здесь школы водятся, что ли… Кстати, а где красиво оформленные черепа Дагворт-Грейнджеров лежат?       — На бирже труда, — пожал плечами отец. — Без магии, без денег и с памятью ассенизаторов.       — А они еще у не-магов водятся разве? — удивился я, но, получив улыбку в ответ, пошел смотреть магические школы. Враги семьи сестренке угрожать больше не смогут — это главное. Родители наши новые, пожалуй, все уже нам доказали.

***

      Мне приснился сон, опять, да. На этот раз он был не о людях этого мира.       Мне снилась маленькая девочка в сияющем платьице. Она улыбалась, глядя на меня, рядом с ней обнаружилась и девушка постарше, наставница, значит. Тринадцатая вдруг посерьезнела, хотя в глазах ее сияли смешинки. Такая уж особенность маленьких детей, которым тепло — они не могут долго сохранять серьезность.       — Ты все правильно понял, — сказала мне непоседа. — Этот мир был странным изначально.       — А почему? — удивился я, странные миры крайне редко становятся материальными, по моему же описанию.       — Ну… — протянула Тринадцатая. — Творец этого мира — девочка, она так же, как ты, не любила критику. Но ты большой, и просто буф — и нет критикана, а она так не смогла. Эта история должна была быть очень интересной, как и сам мир, но кто-то сказал Творцу, что она плохо пишет, все это нехорошо, неинтересно и вообще…       — И что девочка? — Я уже понимал, что. Критика, особенно такая, способна убить желание писать, а если писал ребенок-подросток, вкладывая душу, то…       — Она заплакала и перестала творить, — ответила мне малышка, тихо всхлипнув. — У той девочки было больное сердечко. Оттого, что она перестала писать, началась депри… депер… ди…       — Депрессия, — понял я, что имеет в виду ребенок. Причин, по которым начинают писать, множество, и они разные: для кого-то нужен эмоциональный сброс, для кого-то — почувствовать себя живым, кто-то хочет что-то рассказать, а кто-то просто пишет, потому что хочется. Видимо, этой девочке был нужен сброс, а если состояние было тяжелым, то…       — Да, вот это слово, — кивнула Тринадцатая. — Ну и она не выдержала… А потом ей еще писали, хорошее и плохое, но ей уже было все равно. Ее история остановилась на середине, потому что…       — Ушла. — Депрессия для сердечника — это смерть, поэтому мы так боимся депрессий у наших пациентов.       — Да… А ты же тоже Творец… — почти прошептала маленькая девочка. — Допишешь, а?       — Хм… а как? — удивился я, не очень понимая, что имеет в виду ребенок.       — Просто живи и будь счастлив, хорошо? — попросила Тринадцатая, заглядывая мне в глаза. — А я за это сделаю Мэнди здоровой, но очень маленькой, да?       — Договорились, — кивнул я, отчего малышка засияла своей счастливой улыбкой. Я, конечно же, обнял ребенка, и все погасло.       Лежа с закрытыми глазами, я долго думал о том, что люди зачастую бывают очень жестоки… Кто-то, не заметив предупреждения о допустимой критике, двумя-тремя злыми фразами убил ребенка. Наверное, он собой гордился в этот момент? Истории, в которые верят, которые проживают другие люди, миры, в которые вложена душа создателя, могут стать реальностью. Не здесь, но где-то там… далеко или близко… Эх, люди…       Открыв глаза, я обнял свою Герду. Мне кажется, я понял, что хотела сказать мне Тринадцатая. Что же, будем жить… У меня есть мои девочки: Миона, Герда. И мы будем счастливы, потому что иначе не может быть. Возможно, где-то там, далеко, изначальный я открыл планшет, чтобы написать новую строчку. А пока… Через несколько часов мы едем в школу — записываться. Сама школа находится в замке Эльц, но закрытой не является. В ней можно жить, но мы не будем, это папа прояснил особо.       Уроки начинаются в девять утра и заканчиваются в четыре вечера, с перерывом на обед, конечно. Во всех школах Германии по-разному: где-то учиться начинают в полдевятого, где-то в семь с копейками, а у нас вот так. Я вычитал в брошюре школы — это потому, что исторически так сложилось. Так что будем учиться, пока умные дяди и тети пытаются понять, что именно произошло в Британии.       — Просыпаемся, дети! — В нашу общую комнату вошла мама. Мы спим все вместе, все четверо, потому что Миона не согласна разлучаться ни с Гарри, ни со мной, да и Герда тоже. По идее, через некоторое время такое притяжение пойдет на спад, но пока родители только улыбаются, не возражая. — Нам скоро ехать в школу.       — Ой, — испуганный вскрик, это Миона. У сестренки реакция страха — привычная. Мы это, конечно, поправим, но пока у нас все непросто.       — Не пугаемся, — подал я голос, погладив, до кого дотянулся. — Просто встаем и топаем на завтрак.       — Хихикс, — сообщила всем Герда, исчезая в направлении душевой. Они девочки, им нужно постоянно мыться, мальчикам проще в этом отношении, хотя гигиена, конечно — наше все. Но девочки вперед.       — Так нечестно-о-о! — воскликнула Гермиона, впрочем, не смутившись, а исчезнув во второй двери. Ванных комнат у нас целых три, как и… хм… удобств. Ибо девочки же, понимать надо.       За утренними гигиеническими ритуалами последовал завтрак. Нормальный немецкий завтрак, а не «поклевать кашу», что меня очень обрадовало, а еще больше обрадовало мой желудок. Вот девочки пока еще кушать не могли — не проснулись, зато Гарри… Скорость уничтожения завтрака вполне армейская у него, кстати, что неудивительно, учитывая детство. Поев, мы с зеленоглазым переглянулись и принялись кормить наших девочек с ложечки, вызывая улыбки как возлюбленных, так и родителей. Утро началось просто солнечно, посмотрим, что нам принесет день…