Грандиозный побег

Тянутся дни бесконечно и долго,

Исчезло желание жить и ценить,

Вспоминать все события больно и колко.

Прошу, научите снова любить…

Ванда лежала на диване, вытянув ноги, и с неким интересом смотрела на часы, стрелка которых медленно приближалась в двенадцати. Скоро все люди города выйдут на длинные улицы с большими нарядными ёлками, начнут запускать фейерверки, дарить подарки, радоваться… Но Максимофф этого не увидит. Одинокий дом в глубокой деревне, где нет ни соседей, ни магазинов, где веками таились грусть и печаль, где Ванда решила остаться наедине со своими мыслями… Девушка откусила кусок яблока и, сдув с лица прядь непослушных рыжих волос, вздохнула. Может, ей было бы даже интересно посмотреть, как две стрелки сольются вместе, указывая вверх, но… Но Ванда понимала, что ничего не изменится. Пьетро не появится на пороге с большой красной коробкой в руках, не будет бегать по комнате и прятаться за занавесками в большом зале, как в счастливые детские годы, не раздастся его столь родной смех… Родители не опустят ласково руку на плечо и не скажут пару слов в поддержку с любовью, нежно, даже загадочно… Первое Рождество, которое Ванда отмечает одна. Даже не отмечает, праздновать не было ни настроения, ни сил. Максимофф закрыла глаза, но старалась не давать воли эмоциям. Она привыкла скрывать их за серьезным обликом, таить внутри, не показывая остальным. Ванда не доверяла. Этому ее жестокая судьба учила ещё с детства. Ванда каждый день уверяла себя: она сильная, всё сможет, примет, как есть, поборет свои страхи, смирится с его смертью. Но продолжала верить, что Пьетро жив. Да, Ванда видела смерть брата. Она приходила в кошмарах каждую ночь. Почему тогда не могла принять, что Пьетро нет? Это же просто несправедливо. Всё несправедливо. Но где она вообще, справедливость? Её нет в этом мире. Чудеса на Рождество, которых так отчаянно ждут дети, где они? Но было время, когда и сама Максимофф, закрыв глаза, сжимая горячую ладонь брата, шептала глупые желания. Тогда была надежда на лучшее и все мечты казались реальностью. Девушка отвела руку в сторону и красным потоком энергии придвинула к себе небольшой деревянный столик. Ничего рождественского: обычный ужин, апельсиновый сок, чашка горячего кофе с зефирками и мандарины. Если бы кто-нибудь заглянул в дом Ванды, то даже не подумал бы, что сейчас праздник. Одна перегоревшая гирлянда на окне, маленькая ёлочка в углу комнату, на которой висели три шарика с фотографиями столь близких людей и рождественская шапка со свисающим вниз помпоном, которая то и дело съезжала на глаза. Её давно ещё где-то откопал Пьетро. Максимофф поправила край красно-белой шапки. Оставалось буквально двадцать минут до начала новой жизни. Ванда пообещала себе посмотреть на мир под другим углом и восстановить все пропуски. Как говорится, начать жизнь с чистого листа. Переехать в город, выйти на свет и, может, найти Мстителей. Она почти поклялась, что заживёт по-новому, но только почти. Девушка не верила в себя, хотя боялась в этом признаться… Она просто разучилась верить. С уходом брата пришлось одной принимать все решения, а это оказалась сложнее, чем представляла Максимофф. Но всё потом, не сейчас. Эту ночь Ванда может провести, как хочет. Не может. Ведь рядом нет Пьетро. Максимофф поднялась с дивана и босыми ногами в спускающихся до пола, красно-зеленых штанах прошлась по пушистому ковру. Пальцы словно утонули в мягкой траве, но еще один шаг, и холод пробежал по всему телу, заставив Ванду подернуть плечами. Ковёр неожиданно кончился, а его место занял ледяной пол. Но Максимофф не обращала на это внимание. Она медленно подошла к ёлочке и бережно провела рукой по шару. Мама… Её вечно улыбающиеся глаза, добрая улыбка, ласковый голос. Вот что такое магия — прижиматься к маминому плечу и слушать рождественские сказки под тихую музыку из телевизора, под звон посуды на кухне и тиканье часов. Это магия, а не постоянная опасность и ответственность за лишнюю силу. Ванда все отдала бы, чтобы снова стать той обычной девочкой, счастливой. Только отдавать было нечего. Максимофф перевела взгляд на другой шар. Фотография папы… Ванда всегда восхищалась им, старалась стать похожей на отца, любила всем сердцем. Но если с этими потерями Максимофф сумела смирится за прошедшие года, то Пьетро… Аккуратным движением сняв шар с еловой ветки, девушка провела кончиками пальцев по фотографии брата. Она и он, как две звёздочки одного созвездия, как две снежинки, кружившие в вальсе в воздухе за окном, как единое целое. Так говорили родители. А для Ванды Пьетро всегда был опорой. Они — брат с сестрой, близнецы… Сотни воспоминаний стали всплывать в голове, возвращая Ванду в прошлое. Шапка, съехавшая на глаза, рыжие пряди волос, домашний рождественский костюм с маленьким олененком, ёлочка… Максимофф взглянула на часы, но уже с другими мыслями, не как раньше. Интерес, что произойдет дальше, сменился приятными воспоминаниями, и одновременно грызущее ощущение, что всё потеряно, пропало, а вместо него появилось хотя бы немного праздничное настроение. Пусть так, пусть она одна, но родители всегда в неё верили и желали лучшего. Пьетро бы гордился… Пьетро хотел, чтобы Ванда была сильной. Ещё минута, и стрелка часов остановится на двенадцати, и город замрёт в мгновенной тишине. Ванда чуть улыбнулась. А там празднуют Рождество? Может, они видят её, может хотят показать это, может они вместе… Тогда Ванда хотела бы вырваться из реальности и улететь к ним, хотя бы на одну ночь. — Мама, папа, Пьетро, — тихо произнесла Ванда, смотря на одинокие шарики на еловых веточках. Слезы выступили у неё на глазах, и Максимофф, как в детстве, утерлась рукавом кофты, — С Рождеством. Я вас люблю… Ванда поднесла чашку к губам и глотнула горячего кофе. Тепло, уютно, приятно… Максимофф не отводила взгляд от фотографий и ждала, когда часы огласят начало нового года. Но тишина затянулась. Ванда беспокойно огляделась, поставила чашку на пол, встала и тихо подкралась к часам, будто те могли её услышать. Взгляд Максимофф был наполнен любопытством. В странном молчании часов крылась какая-то загадка. Логичное раздражение на подводящий в неподходящий момент прибор быстро отступила. Появилось новое предчувствие, колючее, но трепетное ожидание. Максимофф, наклонив голову, пристально смотрела на стрелку часов. Прошло в лучшем случае минут пять, и Ванда уже была готова мысленно поверить, что всё, настал новый год, как случилось нечто явно незапланированное… Не то что девушкой, а самой судьбой, временем. Ванда вернулась к ёлке и ещё раз провела ладонью по шарам. Но одно движение, и ленточка сорвалась с зелёной ветки. Хрустальный шар с фотографией Пьетро полетел вниз, и Ванда инсинктивно пустила красную нить энергии, закрыв глаза… — Он не упал, — вдруг из-за плеча раздался тихий ласковый голос. — Ты его поймала, а я помог. Мы вместе. Ванда резко обернулась, направляя красный свет на незнакомца, готовясь в любую секунду атаковать. Этому ее тоже научила жизнь. Но… Руки бессильно опустились, голос задрожал, мысли запутались, сплелись в один комок и просто исчезли. Только эмоции, безумная буря радости в груди, жгучие слезы на глазах. Это невозможно. Всё равно. Пусть невозможно, но это так. — Пьетро, — еле выговорила Ванда и, не задумываясь, кинулась брату на шею. — Это не можешь быть ты. Ты… Ты же… — Тише, Ванда, — парень прижал сестру к себе, ласково зарываясь пальцами в ее волосы. — Это я. Пока я здесь. Ванда открыла глаза, подняла голову. Пока. Это слово будто разбудило её от красивых иллюзий. Страх, что все это лишь плод разыгравшегося воображения, сон, неправда, наверное, отразился в глазах. Потому что Пьетро поспешил оправдаться: — Я сделал это ради тебя, слышишь? Разве мог я тебя бросить, — Пьетро приподнял голову Ванды, заставляя посмотреть ему в глаза. — Она дала мне минуту. Ванда не решилась спрашивать, кто Она. Смерть, судьба, кто-то выше них, нечто, которое вершит жизни. От холода в голосе Пьетро по коже пробежали мурашки. — Я хочу, чтобы эта минута длилась вечность, — мечтательно прошептала девушка. — А я хочу совершить самый глобальный побег в своей жизни, — усмехнулся Пьетро. Сбежать от смерти. От времени. Ванда сама мечтала об этом. Просто исчезнуть из жестокой реальности и навсегда остаться в одном моменте, рядом с Пьетро, после всех испытаний наконец стать счастливой и спокойной. — Я ненадолго, — с сожалением выдохнул Пьетро и ещё крепче прижал Ванду к себе. А Максимофф снова закрыла глаза. Только бы Пьетро не исчез… слишком это не похоже на правду. — Ты сильная, ты всё сможешь… — Прости, прости, что не успела… — Это ты прости за то, что оставил тебя, — виновато перебил сестру Пьетро. — Ты же герой, — Ванда грустно улыбнулась. Нет, Ванда не винила Пьетро. Она и сама поступила бы также, не дав себе времени задуматься. А там счёт шёл на секунды. Ванда винила себя. Если бы только она успела… Её силы хватило бы, чтобы остановить летящие в спину брата пули. Пьетро спас Клинта, недавнего соперника, даже врага, того, кого сначала чуть не убил. Теперь Ванда узнала Бартона, его семью. Теперь героическая смерть Пьетро приобрела другой смысл. Месть Альтрону не принесла ничего, кроме пустоты. Пьетро спас Клинта, но кто теперь спасёт Ванду от грызущего чувства вины, от одиночества, боли и страданий? Пьетро впервые в жизни не успел подумать о сестре. Но никогда девушка не смогла бы обвинить его. — Ванда, — окликнул сестру Пьетро. Максимофф обернулась, но его уже не было рядом. Снова шуточки Пьетро. Как же Ванда по ним скучала. Братишка появился совсем с другой стороны синей молнией и остановился рядом. Только белые волосы немного растрепались от очередного трюка. — С Рождеством. Я не мог прийти без подарка. Но это единственное, что я успел найти. Здесь не так много магазинов, — Оправдываясь, с глупой улыбкой Пьетро протянул Ванде браслет. Простые тесемочки, сплетенные в одну. Голубой с вкраплениями алого. Это их цвета. Пьетро снова угадал. Этот маленький подарок был Ванде гораздо дороже любых драгоценности. Она завязала браслет на запястье и снова сжала Пьетро в объятьях. А братишка торжественно показал свою руку. На его запястье красовался такой же браслет.

***

— Остановил время и оказался здесь, со мной? — всё ещё не веря всему этому, проговорила Ванда. Она сидела на полу, положив голову на грудь Пьетро, и смотрела куда-то вдаль, сквозь стены дома. — Получается так, — улыбнувшись, ответил парень. — Ведь мы можем вернуть время назад и все исправить, — с надеждой продолжала Ванда. Но Пьетро со вздохом отвёл взгляд. Он не хотел её разочаровывать. — Я только сдерживаю время, пока мне позволяют. Никто не может им управлять. Одно дело замедлить, и совсем другое — вернуть прошлое. — Но ты здесь уже… — Ванда задумалась. Она сама не знала, сколько времени здесь Пьетро. Наверное, потому что сейчас времени не существовало, как в прямом, так и в переносном смысле. — Нисколько, — улыбнулся Максимофф, поднося к губам кружку с кофе. — Времени нет. Это звучало безумно. Но Ванде было все равно. Она не хотела думать, что будет дальше. А сейчас Ванде просто было уютно, как никогда. Сидеть на мягком коврике рядом с Пьетро в дурацкой рождественской шапке с кружкой горячего кофе и зефирками, болтать о всякой ерунде, будто впереди ещё целая вечность, будто их не ждёт разлука, может быть, теперь уже навсегда, смеяться над его шутками, наряжать унылый дом притащенными братишкой гирляндами и мишурой, смотреть на искорки бенгальских огней. А потом искать по дому Пьетро, который в шутку стащил ту самую нелепую шапку. Близнецы негласно решили провести это Рождество беззаботно и легко, как в детстве. Просто оба знали, что оно станет последним. Может стать. Ванда продолжала упорно убеждать себя, что ничего не закончено, а Пьетро сможет совершить свой глобальный побег. Эта ночь, точнее эта секунда, не должна была завершиться. Ванда хотела остаться в ней навечно. И не нужно ничего, кроме рождественской ночи и компании Пьетро. Но вечно не бывает ничего. — Пора, — прошептал Пьетро, сжав плечо Ванды. — Я должен идти. Останавливать братишку было бесполезно. Ванда только обняла его, так крепко, как никогда раньше. Красные искры энергии объединили их, побежали по бледной коже, собирая тепло. Ванда едва сдерживала рвущийся наружу с эмоциями, с надрывным криком всплеск магии. — Я вернусь, Ванда, — грустно, но уверенно заявил Пьетро. И вызов в его голосе придал Ванде сил. — Это будет наш грандиозный побег. Стрелка пошатнулась и остановилась на двенадцати. Ванда закрыла глаза, и в ту же секунду ладони схватили пустоту. Пьетро растворился в воздухе, исчез, как злосчастная иллюзия. Только его фотография ещё улыбалась с шарика на еловой лапе.

***

Стук в дверь, голоса снаружи. Ванда узнала их сразу. Это Рождество ей не суждено провести одной. Голос срывается, Ванда смеётся, а слезы катятся по щекам. Слезы радости и боли одновременно. Дверь открывается сама, гости не готовы ждать приглашения. Ванда встречает их до непозволительного счастливой улыбкой. Она ведь сама сбежала. А теперь рада незваным мстителям. — Думала, позволим тебе отсидеться? — Старк ставит на коврик упакованные в цветную бумагу коробки. За ним заходят и остальные, наряженные в до смешного нелепые рождественские костюмы. Даже сам Тони поверх рубашки нацепил какой-то яркий плащ. Они здесь все. Даже Клинт. И на нем Ванда особенно долго задерживает взгляд. Мстители бросили свои вечеринки и компании, чтобы ехать черт знает куда к бывшему врагу. Неужели, они правда успели стать командой? Ванда молчит, просто не осознает, что все это на самом деле. А в доме появляются новые украшения. Тони разливает вино по бокалам, Пеппер и Наташа вешают на ёлку шары, Вижн прикрепляет к потолку мишуру. Запах мандаринов и мороза, полный еды столик и шумящий на фоне телевизор. Ванда не мечтала о такой компании. Но и она готова признаться: это Рождество превзошло все ожидания. В эту ночь Ванда была счастлива. Даже когда смотрела на фотографию брата и браслет на запястье. Даже когда Клинт виновато протянул ей подарок и сбивчиво извинился «за всё». Наверное, мир куда сложнее. Может и существует магия праздника. Может эта ночь меняет жизни. Может ещё есть шанс все исправить. Верить в счастье в кругу друзей было просто. А если прошлое не вернуть и Рождество не приносит чудеса, то почему браслет ещё реален?.. Почему по дому развешаны сверкающие гирлянды, почему не рассыпаются все эти украшения, они ведь неправда? Их не должно быть. И почему так легко на душе, будто Пьетро ещё рядом, будто в ушах звенит его шёпот: — Я вернусь, Ванда. Это будет наш грандиозный побег.

Если вспоминаешь, значит любишь,

Если ждёшь, то веришь в чудеса.

Но жизнь за доллары не купишь,

Она придет всегда сама, лучи надежды принося.