Two parts of one whole

- Гук-а, просыпайся... Пальцы зарываются в мягкие каштановые пряди, ероша их на затылке. Волосы тут же начинают магнититься и прилипают к наволочке, создавая вокруг головы спящего парня ореол. Но сон не мешает хозяину этих волос отреагировать на прикосновение широкой тёплой ладони. Гук начинает ёрзать во сне, притираясь макушкой, подаваясь навстречу ласковому прикосновению, и Чон не может сдержать широкой улыбки. Каждый раз, когда он видит медленно просыпающегося младшего брата, его затапливает тепло. Ещё приятнее в этой побудке то, что Гук позволяет ему то, что не позволяет остальным. Наверное, это можно назвать вторжением в своё личное пространство в целом. Гук не любит, когда трогают его волосы. Не любит, когда его пытаются ущипнуть за пухлые щёки. Не любит после ночёвки в гостях ощущать навалившиеся сверху шумные тела друзей, что вскакивают спозаранку и начинают будить всех остальных, хотя на часах нет и десяти. Не любит, когда кто-то видит его помятого и сонного, по-своему уязвимого. Но для Чона открыты двери в этот мир. В мир, где Гук не пытается выпускать шипы и колючки, а наслаждается вниманием и прикосновениями к себе. - Чон-и? - шепчет хрипло, приоткрывая подёрнутые пеленой дрёмы глаза. - Уже утро? - До будильника десять минут. Тебе пора просыпаться, - отзывается Чон и склоняется, оставляя на лбу брата поцелуй. Гук прикрывает глаза, и ресницы его трепещут. Ладонь скользит по одеялу до ладони старшего брата, и пальцы переплетаются в крепкий замок. Глаза в глаза, и весь мир будто исчезает. Чон и Гук смотрят друг на друга, и старший брат уверен, мысли в их головах в этот момент одинаковые, несмотря на то, какие они всё-таки разные между собой. Разные, несмотря на одинаковые лица. Они близнецы. Близнецы, рождённые с разницей в бесконечно долгие три минуты, показавшиеся их матери тремя часами. Чон появился на свет быстро и без проблем, а Гук будто упирался, желая подольше оставаться в утробе матери под защитой от шумного и яркого внешнего мира. Он и по жизни такой. Тихий и застенчивый. Часто смущается и неловко чувствует себя среди большого количества людей, открываясь только в компании брата и их друзей. Никогда не встревает в конфликты и не рвётся покорять мир, предпочитая проверенную зону комфорта и спокойные увлечения вроде рисования или фотографии. Чон же совсем другой. Он целеустремлённый, шумный и яркий. Постоянно куда-то спешит, несётся вперёд, пробивая лбом преграды. Стремится узнать всё и обо всех. Обожает эксперименты и питает не такую уж и тайную страсть к адреналину. Если Гука устраивает размеренная обычная жизнь с компьютерными играми и аниме в виде развлечений, то Чон готов лезть на Эверест, прыгать в бассейн с акулами и спускаться в кипящее жерло вулкана. Одинаковое между ними только одно: любовь друг к другу. Хотя Чон не уверен, какая именно любовь к младшему брату-близнецу согревает его изнутри. Конечно, в первую очередь это чистая незамутнённая концентрированная братская любовь. Чон всегда опекал младшего брата и защищал его ото всех. Рассказывал перед сном придуманные истории про эльфов, живущих в парке по соседству с их домом, и таскал для него тайком от матери сладкое молоко. Помогал разбираться с учёбой, которая всегда давалась ему намного легче, если дело касалось математики и английского языка. Покрывал мелкие шалости и прикрывал перед родителями. Они пришли вместе в этот мир. Две части одной души, заключённые в разных телах. Ближе младшего близнеца у Чона никогда никого не было, и он уверен, не будет. Именно после подобных мыслей парень задумывается о том, что вот где-то здесь братская любовь заканчивается и начинается совсем другая. Чон не знает, какая она, эта странная другая любовь. Вроде бы ничего кардинально не меняется. Он всё так же хочет оберегать и заботиться, защищать ото всех. Однако примешивается какая-то ревность. Примешивается жажда обладания. Иногда Чон думает о том, что было бы здорово, будь они с Гуком только вдвоём. Чтобы никаких друзей, сюсюкающихся с младшим, и никаких покупок сладкого за красивые глаза и надутые губы. Гук прекрасно знает о том, какой он милашка, и беззастенчиво этим пользуется. Возможно, не такой уж он и невинный тихоня. В тихом омуте, как говорится, самые дикие черти. Иногда Чон ловит себя на совсем уж абсурдных мыслях. В ситуациях, когда Гук липнет под бок к обожаемому Намджуну или когда крутится и вертится вокруг Сокджина, например. Хочется просто схватить близнеца в охапку и прижать к себе, глухо рыча на всех вокруг. Вероятно, это ревность. Вероятно, добром это не кончится. Но Чон ничего не может с собой поделать. Желание, чтобы брат принадлежал только ему, пришло однажды и навсегда осталось где-то глубоко в душе, отравляя ядом, похожим на сладкую патоку. - Хён? - зовёт Гук и приподнимается на локте, потирая глаза. - Ты чего завис? - Как тут не зависнуть, - усмехается Чон и подмигивает, - когда такой сонный милашка перед глазами. Гук предсказуемо вспыхивает щеками и бьёт его ладонью по плечу, ворча себе под нос что-то недовольно. Вот только глаза его вспыхивают ярким светом, и в уголках губ таится счастливая улыбка. У старшего близнеца от этого в груди екает, и настроение взлетает ввысь. Ещё раз потрепав младшего по голове, Чон поднимается с края постели и удаляется готовить завтрак. Гук присоединяется к нему через пятнадцать минут и первым делом протягивает галстук от школьной формы. Они оба знают, что он давно научился справляться с ненавистной удавкой, однако это как маленький ритуал, от которого никто не в силах отказаться. Повязав галстук на шею младшего, Чон легко щёлкает его по носу и подталкивает к столу. Гук благодарно улыбается и усаживается завтракать, желая приятного аппетита. Мелочь, но от этого снова тепло в груди. Чон улыбается в ответ. С таким утром день обещает быть прекрасным.

|...|