Станцуй для меня

***

      Феликс, кажется, скоро сойдет с ума от волнения.       Он упрашивал Хана не брать его с собой, настаивал, что хочет отпраздновать Новый год дома, даже врал, что полетит к родителям в Австралию, но Джисон оказался непреклонен. Друг был в курсе любовных терзаний Феликса и решительно настроен навалять Хвану, если он еще раз выкинет что-то, что заставит его солнышко грустить.       Енбок на такие заявления лишь многозначительно закатывал глаза. Вечер обещал быть сложным, а ночь — напряженной.       Чем больше австралиец об этом думал, тем навязчивее становилась одна единственная мысль — он обязан поймать Хвана. Поймать его и связать, так, чтобы на этот раз он никуда не делся. Это хороший запасной план на случай, если танцор снова попытается его избегать.       Енбок правда не понимал Хенджина. Очевидно, что танцору он небезразличен, однако что-то останавливает его каждый раз, не дает приблизиться. Хотя куда уж ближе. Они слишком быстро перешли от статуса незнакомцев к статусу «мы целовались и лапали друг друга, но так нормально и не поговорили». Конечно, это особо ничего не значит. Точнее, не значило бы, если бы не взгляд Хвана, наполненный нежностью, не его осторожные прикосновения и поражающая податливость, мол, делай со мной что хочешь, Ли Феликс, но учти, что потом я все равно сбегу. Было приятно и все такое, однако Енбоку этого недостаточно.       Он признал, что испытывает к Хвану чувства, а это значит, что пока танцор не откажет ему прямо, Феликс будет пытаться узнать его получше. Может, он даже выяснит причину странного поведения парня. А может, останется один на один со своим разбитым сердцем.       Собираясь вечером к Хванам, австралиец был полон решимости запереться с Хенджином в какой-нибудь комнате, прижать парня к стене и выпытать все ответы на интересовавшие его вопросы. Безумно носящийся по квартире Хан уверенности не добавлял, а вопросов вызывал даже больше, чем поведение танцора.       Джисон в последние дни вел себя странно, однако Феликс за все время дружбы с парнем усвоил один важный урок — Хан расскажет о том, что его тревожит, только если сам этого захочет. Каждый раз, когда Енбок пытался выпытать у него причину очередного загона, Джисон отнекивался и замыкался, поэтому австралиец предпочитал просто находиться рядом и поддерживать парня.       Хан никогда не говорил, но он правда благодарен Феликсу за это.       Ночь будет длинной, поэтому Феликс отдает предпочтение обычным джинсам и худи. Жаль конечно, что плиссированные топы и кожаные шорты надевать куда-то, кроме стримов не удается, но он и в повседневной одежде вполне ничего, тем более будут только близкие, поэтому наряжаться нет смысла, однако отказать себе в желании предстать перед Хваном в лучшем свете Феликс не смог, поэтому немного подкрасил глаза и губы и заставил Хана сделать ему кудряшки.       Дом у близнецов Хван приличный — даже с сравнение не идет с маленькой квартиркой Феликса и Хана. Йеджи как-то рассказывала, что он достался им в наследство от бабушки, а ремонтом и оформлением интерьера занимался Хенджин. Енбок еще тогда поразился утонченному вкусу танцора.       Парни безбожно опаздывали на целый час, потому что Джисон никак не мог определиться, какой образ больше подходит для встречи Нового года. Когда Хан остановил свой выбор на шелковой рубашке черного цвета, Феликс слегка удивился. На языке крутилось множество вопросов, начиная от нетипично-праздничного для друга наряда и заканчивая его слишком воодушевленным настроением, однако австралиец решил придержать их до более подходящего момента.       На пороге дома их встретила Йеджи и сразу же запричитала по поводу полного отсутствия пунктуальности у парней. В ответ на ее гневную тираду Феликс лишь слегка улыбнулся и сгреб подругу в объятия, запихивая назад в дом, чтобы Йеджи не простудилась. Из комнаты доносились звуки голосов, приглушаемые какой-то новогодней мелодией.       Несмотря на былую неуверенность, Феликс старался выглядеть как можно спокойнее. Странное волнение настигло австралийца, когда он переступил порог, но пути назад нет, а просить Йеджи выгнать брата из дома в Новый год было как-то совсем не по-человечески.       Раздевшись, Хан сразу же скрылся в кухне под предлогом того, что хочет воды. Енбок улизнуть не успел, потому что повисшая на нем подруга упорно тащила в комнату к остальным. Австралиец пришел к выводу, что Йеджи уже успела приложиться к бутылке чего-то не очень крепкого.       Гостиная оказалась самым украшенным местом в доме — множество гирлянд, приклеенные на стенах снежинки и новогодние фигурки на полках создавали праздничную и по-своему уютную атмосферу. Как только австралиец зашел в комнату, друзья беспорядочно закричали поздравления. Видимо, не только Йеджи уже была навеселе. Обмениваясь приветствиями с гостями, Феликс изо всех старался не смотреть в сторону Хенджина.       Вопреки тому, что Хван снова оставил его справляться с возбуждением в одиночестве, злиться на него Енбок не мог, да и Новогодняя ночь — не самый лучший момент для ссор. В какой-то момент он не выдержал и кинул все-таки взгляд на танцора, но тот, казалось, даже не обратил внимание на приход австралийца. Он увлеченно беседовал с каким-то парнем, насколько Феликс помнит, Сынмином, и иногда отпивал немного пива из банки.       Енбок перекинулся парой фраз с Чанбином и подошел к Лие, с удивлением замечая, что она болтает с тем самым парнем, подарившим Хенджину цветы. Точнее, передавшем ему букет для Сынмина.       — Хей, как дела, красотка? — Лия себе не изменяла. Она часто звала так Феликса, даже когда они были не одни. Сначала австралиец напрягался — это немного странное обращение, оно точно вызывало косые взгляды, однако со временем ему передалось немного непринужденности девушки.       — Все хорошо, но было бы лучше, если бы я не ждал целый час, пока Хан наконец удовлетворится своим отражением в зеркале.       «Кстати о Джисоне. Как-то подозрительно долго он пьет воду», подумал Феликс, однако от этой мысли его отвлек скромный взгляд первокурсника. В тот раз австралийцу не удалось как следует рассмотреть парня: достаточно милый, волосы длиной почти как у него самого, но цвет темнее, ростом он оказался немного выше Феликса, что, определенно, слегка ударило по гордости австралийца.       — Кажется, мы еще не знакомы, — Енбок протянул руку и прежде, чем успел представиться, парень схватил ее и взволнованно пожал. — Феликс.       Он не смог сдержать улыбки, глядя на первокурсника. Такая искренняя реакция показалась ему слишком милой, и недавняя настороженность по отношению к младшему почти исчезла.       — Я учусь на первом курсе вокального искусства. Меня зовут Ян Чонин, очень рад с тобой познакомиться, Феликс. Хенджин много про тебя рассказывал, — парень продолжил что-то увлеченно лепетать, однако Енбок уже не слушал.       Хван рассказывал про него этому парню. Пульс австралийца участился, в животе зашевелились предательские бабочки — и вот он уже не может перестать улыбаться. Безмерно хотелось узнать, что же такого рассказывал про него Хенджин, но Феликсу пришлось сдержать любопытство, когда сзади на него с громким визгом запрыгнула Рюджин.       — А мы с Йеджи уже поспорили, придете вы или нет. Я ставила на то, что вы выпили по банке пива и отрубились, — девушка вполне комфортно себя чувствовала, сидя на спине Феликса, и, кажется, слезать не собиралась.       — Не знал, что вы с ней подружки. А еще не знал, что ты настолько тяжелая. Хорошо, что не мне выпала участь делать с тобой поддержку.       Подруга шутливо ткнула его под ребра и, наклонившись ближе к уху, заговорчески прошептала: — Надеюсь, мы с ней скоро перестанем быть просто «подружками».       Прежде, чем Феликс опомнился и смог задать хоть какой-то вопрос, подруга спрыгнула с его спины и ретировалась в сторону самой Йеджи, болтающей с Енджуном и Черен. К удивлению Феликса, Йеджи не просто не стеснялась при Енджуне — она вполне активно вела беседу, даже не пыталась показательно мило смеяться. Хотя на ее щеках и выступил легкий румянец, Енбок списал это на алкоголь. Подруга упоминала как-то, что не уверена насчет своих чувств к Енджуну, однако австралиец предпочел не нервировать ее вопросами.       Не хватало только Минхо.       Оглядев комнату еще раз, Феликс наткнулся на взгляд Хвана, и танцор, похоже, даже не собирался отворачиваться. Он точно хотел что-то сказать, однако никак не мог решиться, поэтому австралиец решил не торопить парня и не давить на него. Сегодня он серьезно нацелен разобраться в их отношениях, и, если все сложится удачно, Новогоднюю ночь он проведет намного интереснее.       Не обнаружив Минхо в комнате, Енбок решил, что пора бы поинтересоваться о самочувствии Хана. Мало ли, вдруг у Хванов в кухне самый настоящий лабиринт, и на Джисона напали гриверы.       Он извинился перед Лией и Чонином, воспользовался отговоркой Хана про воду и направился в сторону кухни. В голове была, по мнению самого Феликса, великолепная идея зайти как можно осторожнее и тише, чтобы напугать друга, однако, доносившиеся с кухни голоса заставили парня немного изменить свои планы и замереть у двери. Разобрать что-либо было сложно из-за музыки, доносившейся из гостиной, даже отдельные слова были непонятны.       Единственное, что Феликс смог различить точно — громкий стон. Если бы Хан увидел сейчас его пораженное лицо с широко открытыми от удивления глазами, точно зашелся бы в приступе хохота, но друг, очевидно, был занят чем-то поинтереснее. Немного оправившись от шока, Енбок даже не стал бороться с любопытством и решил, что ничего не случится, если он одним глазком посмотрит, чем занимается его друг. Догадка у австралийца есть, но строить теории раньше времени — гиблое дело.       Убедившись, что место, в котором он стоит, с кухни не видно, Енбок немного наклонился и заглянул внутрь. Австралиец еле как сдержал удивленный возглас и даже ущипнул себя за предплечье, мало ли окажется, что это — галлюцинация.       Все, что он увидел — Хан, сидящий на кухонном гарнитуре и широкую спину парня, на которой покоились его руки. Сомневаться в том, что спина принадлежит Ли Минхо, не приходилось. Картина перед Феликсом, на самом деле, предстала довольно сексуальная. Наверное, он бы так и не отвел взгляд, продолжая прятаться за углом, как какой-нибудь извращенец, если бы не почувствовал горячее тело, прижимающееся к его собственной спине.       Тело Енбока покрылось мурашками, знакомый аромат мужского одеколона ударил в нос, он резко развернулся как раз в тот момент, когда Хван открыл рот, собираясь что-то сказать. Феликс рисковал быть пойманным во время слежки за чужим проявлением чувств, поэтому предпочел пойти на отчаянные меры: резко зажал ладонью рот Хенджина и прижал его к стене, второй рукой надавив на грудь.       Опешившее выражение лица напротив повеселило Енбока, однако взгляд, которым Хван его одарил, быстро отбил желание смеяться.       Феликс не был уверен, заметил ли танцор что-то из происходящего на кухне, честно говоря, он и сам забыл об увиденном, когда одна рука Хвана легла ему на талию. Второй рукой Хенджин попытался отодвинуть ладонь Енбока от собственного рта, но, как только почувствовал, как австралиец просунул колено между его ног, сразу прекратил попытки сопротивляться.       Енбок сам не ожидал от себя такой инициативы. Он собирался немного попридержать Хвана и вместе с ним улизнуть обратно в комнату, но именно сейчас ему безмерно хотелось подразнить парня.       Не отнимая ладони, он приблизился к уху Хенджина и не смог оказать себе в желании прикоснуться губами к бледной шее. Танцор вздрогнул от неожиданности и предпринял попытку снова освободить свои губы из заточения — безумно хотелось поцеловать Феликса, за что получил легкий укус под линией челюсти.       — Будь тихим, детка, иначе нам придется долго оправдываться перед ребятами, — прошептал Енбок ему на ухо. В его голове это звучало круче.       Хван подумал, что Феликс сейчас похож на какого-нибудь плохого парня из типичного подросткового сериала про школьников, но, когда австралиец провел носом вдоль ушной раковины и слегка прикусил мочку, решил, что это даже немного сексуально. Совсем чуть-чуть.       Возбуждение последнее время посещало Хенджина слишком часто, и этот раз не стал исключением. Желая ощутить еще больше тепла, он за талию притянул Феликса ближе, перемещая руки на упругие ягодицы. Танцор решил, что полностью понимает каждого из зрителей этого парня — Енбок выглядел соблазнительно даже в простых джинсах и худи, что уж говорить про юбки и топы.       Феликс прижался губами к его скуле и поцеловал настолько нежно и целомудренно, что Хвана в жар бросило от такого контраста. Он жалобно посмотрел на австралийца и встретил ответный взгляд, игривый и хитрый. Енбок что-то задумал, и, скорее всего, Хенджину это не очень понравится. Хотя в данный момент Хван, казалось, может простить ему что угодно.       У австралийца в планах было не совсем это, но впереди еще целая ночь, поэтому небольшая шалость вряд ли сильно повлияет на их отношения. Он убирает наконец свою небольшую ладонь с пухлых губ Хенджина и придвигается максимально близко — так, чтобы между губами осталось не больше двух сантиметров. Хвану достаточно совсем чуть-чуть податься вперед, и он сможет наконец ощутить вкус чужих губ, но Феликс, хотя и не выглядит таковым на первый взгляд, сильный, и, положив вторую руку ему на грудь, крепко прижимает танцора к стене.       Хенджин расслабляется в его руках и прикрывает глаза в ожидании поцелуя, но в ответ получает лишь ухмылку. Феликс и сам еле как сдерживается, чтобы не завладеть ртом парня напротив, но хитрый план уже сложился в его мстительном сознании, поэтому пути назад нет. Он горячо дышит Хвану в щеку и шепчет хрипло и низко, так, чтобы звучало максимально сексуально.       — Ты нравишься мне, Хенджин, — в ответ получает несколько быстрых кивков, но глаза танцора все еще остаются закрытыми. — Очень сильно.       Хвану кажется, что он умрет прямо сейчас, если Феликс наконец его не поцелует. Или кончит только от его низкого шепота и коленки между ног.       Пока не понятно, что хуже.       — Но сейчас не время, — быстро выдыхает австралиец ему в губы и снова целомудренно целует в щеку.       Тепло чужого тела пропадает, и, когда Хван открывает наконец глаза, Феликса уже след простыл. Танцор откидывает голову на стену, пытаясь успокоить бешенное сердцебиение. Ноги дрожат, а в ушах до сих пор стоит хриплый голос австралийца — самый прекрасный звук, который можно себе представить. Если бы ему выпал такой шанс, Хван, не задумываясь, поставил бы его на будильник. Хотя просыпаться каждый день со стояком — не самый классный бонус.       Из мыслей его выдернул звук голосов на кухне. Хенджин отлип от стены и пригладил волосы, чтобы не выглядеть слишком помятым, однако с возбуждением справиться было сложнее. Пришлось думать о чем-то максимально несексуальном. В голове сразу всплыла картина того, как Йеджи признается Феликсу в любви.       Теперь вместо возбуждения он испытывал ужасное чувство вины.       Уж лучше бы он подумал о бездомных щенках или о скорой сессии.       Хван без задней мысли заходит на кухню, никак не ожидая застать Хана и Минхо, оскверняющих его гарнитур. Неловкое молчание подзатянулось, и Хенджин принял благоразумное решение ретироваться — гарнитур, конечно, жалко, но пусть лучше пострадает он, чем сам хозяин от гнева Ли Минхо.       — Эм, — что-то сказать все же надо было. Фразы по типу «Удачи» или «Развлекайтесь» Хван сразу вычеркнул, потому что таким обстановку явно не разрядишь. — Я не знал, что вы встречаетесь. Ну…э…поздравляю?       Джисон раньше не видел холодного красавчика Хван Хенджина настолько смущенным, поэтому не смог сдержать смешок.       — Спасибо, — от неловкости хотелось продолжать смеяться, но руки Минхо, сжавшие его ляжки, явно намекали, что Хану пора заканчивать все разговоры. — Мы начали только что.       Хенджин тихонько хмыкнул и, прихватив с собой пачку чипсов и бутылку соджу, улизнул с кухни.       Джисон давно заметил симпатию Ли.       Не сказать, что ему самому Минхо понравился сразу. Хан воспринимал его как близкого друга Феликса, да, симпатичного и хорошо сложенного, но не более. Старшего все в университете считали крутым и забавным, однако перед Джисоном он каждый раз представал неловким и до жути смущенным.       Сначала Хан тупил и все знаки внимания воспринимал за элементарную вежливость, а когда понял, что сам начал испытывать к старшему чувства, вообще решил, что все надумал и на самом деле никакого интереса у Ли он не вызывает.       А потом Минхо позвал его на свидание.       После выступления старший набрался наконец смелости признаться Джисону, и каково было его удивление, когда Хан не просто ответил ему взаимностью, а первый поцеловал, резко притянув за воротник рубашки. Минхо сначала даже опешил, не ожидая такого напора со стороны младшего.       Вечера у Хванов они оба ждали с нетерпением — в тот раз мало что успели друг другу сказать — их отвлек Феликс, названивавший Хану и орущий в трубку, что не станет больше ждать ни секунды.       Минхо сейчас, прижимая к себе тело своего уже парня, был абсолютно счастлив. Хан, зарывшись руками в его волосы и немного наклонившись, тихонько пел ему на ухо какую-то новогоднюю песню на английском. Ли даже не пытался разобрать слова — ему для полного умиротворения достаточно было просто слушать голос Джисона.       — Я думаю, — прошептал Хан. — Нам пора возвращаться.       Старший, пускай и нехотя, с ним согласился.       До курантов осталось каких-то четыре часа, поэтому забивать голову посторонними вещами не хочется. Алкоголь быстро расслабляет, и атмосфера в компании с каждым часом становится все более развязной.       Хан и Лия начали увлеченный спор про какой-то сериал, о котором Хван даже не слышал ни разу, поэтому танцор воспользовался моментом, чтобы побыть наедине с собой.       Морозный воздух, изо всех сил пытался оставить Хенджина без пальцев на ногах, когда тот вышел на балкон, забыв надеть любимые розовые тапочки с цветочками. Парень порылся на полке в поисках зажигалки, в темноте мало что было видно, поэтому пришлось включить фонарик на телефоне.       Закурив, Хван не смог удержаться от селфи, потому что «последняя сигарета в старом году» звучит хайпово и вполне подходит для подписи под публикацией.       Сзади кто-то прокашливается, заставляя Хвана вздрогнуть. Еще чуть-чуть — и он уронил бы телефон с балкона.       Йеджи медленно подходит, встает рядом с Хенджином и молча протягивает руку. Хван в недоумении приподнимает бровь, пару секунд размышляя, стоит ли давать сестре сигарету, но потом протягивает ее вместе с зажигалкой, решив, что Йеджи уже не маленькая и в гиперопеке не нуждается. Некоторое время они молчат — каждый в своих мыслях, пока Хенджин не решается задать волнующий его вопрос.       — Как там с твоей любовью? — прозвучало еще более неловко, чем Хван предполагал.       Йеджи бросила на него многозначительный взгляд и, кажется, даже закатила глаза — в темноте разглядеть не удалось.       Она думает над ответом слишком долго, и Хвану уже кажется, что сестра просто проигнорирует вопрос, однако девушка, тяжело вздыхая, произносит: — Не уверена. Все гораздо сложнее, чем было все разы до этого.       Сестра грустно усмехается, такой Хван ее видеть не привык, и неприятный укол вины заставляет его сделать приличную затяжку. Если окажется, что Йеджи в смятении из-за Феликса, эта сигарета точно не станет последней в уходящем году. Тогда придется делать новое селфи.       — Я никогда не испытывала подобного… это… очень сбивает с толку, — девушка стряхивает пепел с балкона и ежится от холода.       Хван замечает, что она тоже не оделась потеплее, перед тем, как выйти на балкон, но, опуская глаза вниз, немного успокаивается — сестра сообразила надеть хотя бы его тапки, над которыми, кстати, постоянно смеялась.       — Я бы хотела признаться до Нового года.       Сердце Хвана, кажется, пропустило несколько ударов. Кто знает, как он поведет себя, если прямо при нем сестра признается в любви Феликсу. Он, конечно, не собирался с ней драться или типа того, скорее, ему придется всю ночь успокаивать девушку и говорить, какой Феликс козел и мудак и как он ее недостоин. Однако тогда все шансы на отношения с австралийцем точно канут в Лету.       Хван приобнял сестру за плечи, чтобы согреть, и проворчал что-то о том, что это ей должны признаваться, а не она. Йеджи лишь хихикнула на такую заботу и запустила пальцы в длинные темные волосы брата.       — Ты умная, красивая и талантливая, — начал Хенджин. В поддержке он был не так хорош, как в танцах, но сейчас ему хотелось как можно лучше выполнить свой братский долг. — И знаешь… черт, я думаю, что этот парень будет самым большим идиотом на свете, если откажет тебе.       Эти слова стоили Хвану всей его уверенности, поэтому, услышав тихий смех сестры, он немного сконфузился. Конечно, они редко говорили вот так — по душам, но разве Йеджи не могла хотя бы сделать вид, что попытки Хенджина поддержать ее не настолько смехотворны?       — Погоди, разве я тебе не рассказывала? — встретив вопросительный взгляд Хвана, девушка удивленно подняла брови, сразу же растеряв весь веселый настрой. — Я уверена, что говорила тебе в тот раз.       — О чем? — Хенджин натурально не понимал, что происходит. Словно он упускает что-то очень важное.       — Человек, который мне нравится — не парень. Это Рюджин, — Йеджи нахмурилась и даже немного повысила голос. — Да нет же, я точно говорила это в тот раз, когда красила тебе волосы. Я еще тогда предупредила, что это секрет и ты — единственный, кто знает. Ты что, совсем меня не слушал? — сестра показательно надула щеки и ощутимо ткнула Хенджина под ребра.       Танцор этого даже не заметил. Он даже холод ощущать перестал и не мог определиться — тупой он или просто невнимательный.       В тот раз Хван и правда не особо вдумчиво слушал девушку, однако на то была веская причина — он пытался понять свои чувства. Сейчас, ощущая себя полным придурком, он все равно не мог не радоваться. Йеджи не нравится Феликс. У нее нет к нему чувств. Хван больше не самый ужасный брат на свете.       Йеджи ушла первая, оставив Хенджина наедине со своими мыслями.       На душе давно не было так спокойно.       Вина последние дни нещадно поедала Хвана, мучала, заставляла чувствовать себя ужасным человеком. Он готов был навсегда забыть про собственные чувства ради сестры, запрятать ревность и зависть так глубоко, чтобы у нее даже мысли не возникло, что Хенджин тоже может быть до беспамятства влюблен в Феликса, однако тогда придется пожертвовать не только своей влюбленностью, но и чувствами самого Енбока — австралиец ясно дал понять, что Хван ему не безразличен.       Полночь стремительно приближалась. После слов Йеджи Хенджин стал обращать больше внимания на короткие взгляды, которые сестра кидала Рюджин. И как он мог быть таким идиотом? Однако карие глаза, смотрящие только на него, танцор предпочитал не замечать, потому что иначе он абсолютно точно в хлам напьется, так и не дождавшись двенадцати. Ну, либо утащит Феликса в свою комнату и вместо курантов отсчитывать будет его сладкие стоны.       Енбок был гораздо в большем смятении, чем Хван.       Для начала, ему правда непонятно, что он видел на кухне несколько часов назад. Хан и Минхо сейчас сидят рядом, однако за руки не держатся, взгляды друг другу не кидают, да и вообще максимум парой фраз перекинулись. Как давно они встречаются? Почему Джисон ничего не рассказал?       Второй проблемой стал чересчур довольный Хенджин. Хван стал слишком много пялиться, смущая австралийца, сидел весь такой радостный и вообще не парился.       Танцор разговаривал с Сынмином, который, судя по всему, был только рад общаться с кем угодно, кроме улыбчивого Чонина. Младший явно его нервировал, постоянно, не стесняясь, делал комплименты и смотрел так влюбленно, что даже Феликсу становилось неловко. Не важно, алкоголь виноват в раскрепощенности Яна или у него просто такой характер, Енбок все равно завидовал такому открытому проявлению чувств.       Когда до курантов осталось всего десять минут, Хан начал носиться по комнате, сбивая на ходу пустые бутылки, в поисках бумаги, потому что «мы все обязаны загадать желание, это не обсуждается». Чанбин, Черен и Лия оказались слишком слабы перед алкоголем, поэтому Джисон заставил Минхо и Рюджин держать их в сознании хотя бы до двенадцати. Пока что старший справлялся вполне сносно.       Йеджи и Рюджин куда-то пропали, и Хвану оставалось надеяться, что сестра не вернется одна и в слезах. Он пока слабо понимал, как две королевы стеба смогут ужиться вместе, но осуждать выбор Йеджи с его стороны было бы максимально неправильно.       Заметив, что Хенджин сидит без дела, Джисон отправил его принести несколько зажигалок или спички — что угодно, чем можно поджечь бумагу. В хитроумных планах Хан был не силен, поэтому без лишних слов заставил Феликса помочь Хвану, буквально вытолкнув друга за дверь.       Австралиец застал Хенджина на кухне. Они здесь вдвоем — идеальный момент, чтобы все обсудить, но произносит он только скромное: — Тебе помочь?       Хенджин не поворачивается — ему и не нужно — этот низкий голос он узнает где угодно, поэтому парень только неуверенно кивает, не отрываясь от своего занятия. В этом доме всегда было так сложно найти источник огня?       Феликс молча открывает один из шкафов и отодвигает несколько банок.       — Я видел запись твоего последнего стрима, — неожиданно начинает австралиец, заставляя спину Хвана напрячься. — Не знал, что ты так красиво рисуешь.       Енбок бросает взгляд на профиль Хенджина, удивленно замечая, что щеки парня покрылись румянцем. «Мило», думает австралиец, смущающийся Хван всегда вызывает у него желание заботиться и оберегать его. Танцор ничего не отвечает, и кухня погружается в молчание, оно комфортное и необременяющее, Енбок даже уходит в себя ненадолго, занятый поисками зажигалки, пока не слышит тихие слова Хвана.       — Ты мне нравишься.       Он замирает в полной уверенности, что ему послышалось, что жестокий и зависимый от Хенджина разум сам подкинул эту галлюцинацию, желая подразнить его. Но набравшись смелости и взглянув наконец на Хенджина, он ловит прямой взгляд, нежный и искренний, так сильно контрастирующий с дрожащим голосом и красными щеками танцора.       — Что? — переспрашивает австралиец. Не чтобы посмеяться или услышать эти слова еще раз — чтобы убедиться, что он все еще в своем уме.       — Ты нравишься мне, Феликс. Очень сильно, — Енбок улыбается тому, как Хван дразнится, в точности повторяя фразу самого австралийца.       Они наблюдают друг за другом неотрывно, кажется, даже не дышат. Хенджин всех богов готов молить, чтобы время остановилось — дайте еще минуту, и он точно утонет в темных глазах блондина, захлебываясь собственными чувствами. Феликс первый делает шаг к Хвану, желая вцепиться в парня мертвой хваткой. Плевать он хотел на дурацкие желания — его сбывается прямо сейчас.       Из гостиной слышится крик Хана: «Тридцать секунд». Феликс замирает, оглядываясь на коридор, из которого донесся голос друга. В следующую секунду его хватают за руку, утаскивая за собой.       Они заходят в комнату как раз вовремя. Минхо вручает парням бокалы, и Хван видит, как Йеджи протягивает Хану его зажигалку. Точно. Он же всегда хранит ее на балконе.       Все начинают отсчитывать удары, суетятся и смеются. Чувство, будто все именно так, как должно быть.       «Один» — и Джисон судорожно пишет желание на листке. Сбоку от него Рюджин уже успела что-то написать, и Феликс удивляется — он не думал, что девушка настолько сентиментальная.       «Пять» — Рюджин борется с Ханом за зажигалку, Чонин и Черен дописывают свои желания, а Йеджи смеется над тем, как Минхо пытается разобраться в устройстве хлопушки. Енбок, глядя на искренне улыбающуюся девушку, обещает себе перестать хранить от нее секреты.       «Восемь» — Джисон заставляет старшего тоже написать желание, забирая у него хлопушку от греха подальше.       «Десять» — Феликс смотрит на Хвана и ловит искреннюю счастливую улыбку, такую, что, кажется, каждому человеку в мире при виде нее станет теплее. Он поднимает бокал в беззвучном тосте, и Хван отзеркаливает это движение.       «Одиннадцать» — Хан, вертящий в руках хлопушку, случайно крутит ее. Блестки и конфетти вылетают раньше времени, громкий звук заставляет Йеджи вздрогнуть, и девушка набрасывается на Джисона с ругательствами, тонущими в заполнившем комнату смехе.       «Двенадцать» — звон бокалов и веселые громкие крики, объятия и поздравления. Хан корчится, отпивая соджу с кусочками бумаги, и Феликс замечает, с какой теплотой на его друга смотрит Минхо.       Хенджин давно не ощущал себя так хорошо. Глядя на радость друзей, широкую улыбку сестры и блестящие темные глаза напротив, он понимает, что бесконечно счастлив.       Хвану кажется, что он так и залип бы на Феликсе на весь оставшийся вечер, если бы не сестра, сначала повисшая на нем, а после потащившая танцевать. Движения пьяной Йеджи танцем назвать было сложно, поэтому Хенджину пришлось следить, чтобы она не упала и не сломала ничего себе и окружающим.       Очередной опасный маневр, и Йеджи подхватывает под руки Рюджин. Она кружит девушку на месте, улыбается в ответ на ее звонкий смех. Хван тоже не может удержаться, видя счастливую, пускай и не совсем в трезвом уме, сестру. Рюджин подходит ближе к Хенджину и просит его немного наклониться.       Когда Хван выполняет ее просьбу, девушка, пытаясь перекричать музыку, выдает: — Меня попросили передать, что кое-кто ждет тебя в комнате.       Кто — Хенджин не уточнил. Про комнату — тоже. И так понятно, кто и в чьей.       Сердце танцора, когда он шел по коридору, билось так гулко, что этот звук, кажется, был громче, чем музыка в гостиной. От волнения тряслись руки, ладошки вспотели и Хван вытер их о черные брюки.       Комната встретила его мраком и тишиной.       Хенджин даже на секунду задумался, не о комнате ли Йеджи шла речь, однако из-за двери сразу же выпрыгнул Феликс с веселым ребяческим «бу», напугав Хвана до полусмерти.       Пока Енбок согнулся пополам от хохота, танцор вцепился в дверь, пытаясь отдышаться. Хенджин не злился, конечно, он ожидал чего-то более романтичного, но блестящие глаза и широкая улыбка Феликса напрочь отбивали желание ворчать.       Успокоившись, австралиец схватил Хвана за руку и затащил в комнату, попутно закрывая дверь на замок. Он пошарил по стене в поисках выключателя, когда почувствовал, как тело Хвана прижалось сзади.       «Что-то такое сегодня уже было», подумал Феликс и улыбнулся своим мыслям. Он в принципе совсем не против, чтобы танцор обнимал его со спины. Хенджин включил свет и отошел от парня, напоследок проведя носом по его волосам, чтобы почувствовать сладкий запах фруктового шампуня.       Австралиец слегка вздрогнул, расставаясь с теплом чужого тела.       Хван неловко потоптался на месте и уже приготовился изложить пламенную речь, однако Феликс движением руки остановил его, подошел к прикроватной тумбе, взял с нее какую-то коробочку среднего размера и смущенно вернулся к Хенджину.       — Я знаю, что мы не особо близки, несмотря на все… что было, — трудно не заметить, как мнется австралиец. Но Хван не винил его — все-таки именно сам Хенджин в большей степени вел себя как придурок. — В общем, я не уверен, что тебе понравится, но я старался выбрать то, что может тебе пригодиться. С Новым годом, Хван Хенджин, — Если бы свет все еще был выключен, танцор не увидел бы, как мило покраснели щеки Феликса, когда он протянул Хвану коробку.       Подумать только, австралиец спокойно раздевается для нескольких тысяч людей каждую неделю, не чувствуя ни капли смущения, а сейчас отводит взгляд и волнуется, словно предложение делает.       Хенджин принял подарок, коснувшись, будто случайно, напряженных пальцев Енбока своими.       Он и не думал, что может стать еще счастливее, когда снял ленточку и открыл подарок. Акварель и скетчбук. Подняв глаза на Феликса и заметив его волнение, Хван поспешил уверить парня в том, что его подарок — лучшее из того, что он вообще когда-либо получал на Новый год. Однако это звучало бы слишком фанатично, поэтому Хенджин решил поумерить немного свой пыл.       — Спасибо, Феликс, я даже не рассчитывал… мне безумно приятно твое внимание, — танцор и сам не заметил, как смутился.       Австралиец ощутимо расслабился и широко улыбнулся. Глядя на него, Хван вдруг осознал, что он парню ничего не приготовил. Точнее, приготовил, но сам морально еще не подготовился. Оставлять Феликса без подарка он не собирался, поэтому, отложив краски, подошел к своему рабочему столу и достал стоящую за ним картину в рамке.       Это была та самая картина, которую он рисовал на стриме, только теперь она представляла собой не обычный карандашный скетч.       Хван перенес ее на холст и добавил цвета. Черты лица Феликса он, кажется, запомнил наизусть — еще бы, столько залипать на его фотки. Для бабочек он выбрал синий цвет и, чтобы придать картине атмосферу волшебства, изобразил их как бы светящимися, словно это не бабочки, а светлячки.       Хенджин писал портрет последние несколько дней, ночей, кстати, тоже, стараясь выразить на бумаге все свои чувства, потому что сделать это словами для него было слишком сложно. Хван не мог сказать, что до конца доволен результатом, оставалось только надеяться, что Феликсу картина понравится.       Честно говоря, Хенджин сейчас не стал бы ее дарить, если бы не внезапный прилив доверия и нежности, вызванный либо праздничной атмосферой, либо парнем, стоящим напротив и поглядывающим на него с плохо скрываемым интересом.       — Ты правда мне нравишься, — начал танцор. Он старался не выдавать своего волнения, но руки, держащие картину, продолжали предательски трястись. — И я хочу извиниться за то, что несколько раз обидел тебя. Мне очень жаль, что я вел себя как придурок.       Хван грустно усмехнулся. Не разрыдаться ему помогал только серьезный и внимательный взгляд напротив.       — Я надеюсь, в этом году мне удастся узнать тебя получше. Поздравляю.       Танцор отдал парню картину и, наблюдая за реакцией австралийца, от волнения начал теребить рукава кофты.       Феликс молчал, разглядывая картину. Когда он поднял глаза на Хвана, они блестели.       — Это прекрасно, Джинни, — от такого ласкового обращения танцор натурально поплыл, еще немного — и у него случится передоз счастьем.       Енбок почти светился, Хенджин даже не удержался от комплимента — неловкого, потому что выпалил первое, что пришло в голову, — но искреннего.       — Ты тоже прекрасен.       Феликс спрятал алеющие щеки за полотном, пытаясь не запищать в голос. Он привык к пошлым, даже похабным комплиментам, поэтому такие сентиментальные нежные фразы заставляли его чувствовать себя неуверенным школьником, на которого обратил внимание главный красавчик.       — Ты меня смутил, — Енбок попытался изобразить злость, однако веселые нотки в голосе скрыть не удалось, поэтому Хенджин в ответ лишь ласково хихикнул.       Австралиец отложил картину к краскам и бросился на Хвана с объятиями. Танцор прижал его к себе, обвив руками спину парня, и уткнулся носом ему в шею.       — Ты будешь моим парнем, Ли Феликс? — отстранившись спросил Хван, чем вызвал у австралийца непроизвольную довольную улыбку.       — Конечно, Хван Хенджин, — Енбок передразнил его официальный тон, танцор несильно ущипнул его талию.       Хван хотел возмутиться, что Феликс испортил такой романтичный момент, но сделать ему этого австралиец не дал, прижавшись своими губами к губам парня напротив.       Хенджин, конечно, обижаться сразу перестал, но в качестве наказания все равно слегка прикусил нижнюю губу Енбока и оттянул ее, проникая языком в чужой рот. Феликс тяжело задышал и обвил руками шею танцора, прижимаясь ближе и чувствуя, как нежно Хван поглаживает его спину большими ладонями.       Хенджину казалось, что еще немного — и он разрыдается от счастья.       Если это называют новогодним чудом, тогда Феликс готов заново поверить в сказку.       От поцелуев их отвлекает дурацкий телефонный рингтон — Чан звонит по фейстайму, чтобы поздравить младшего. Феликс, будучи счастливым до глубины души, не сдерживается и представляет Бану своего уже парня. Хван жутко смущен, к тому же он абсолютно не понимает, кто этот старый друг и почему Феликс так рад его звонку.       Но австралиец выглядит так воодушевленно, что Хенджин собирается и запихивает неуверенность и ревность подальше, тем более, когда Чан говорит, что лично приедет разбираться, если танцор обидит Енбока.       Вернулись они как раз в тот момент, когда Хан торжественно вручал Йеджи подарок — ее собственную футболку. Девушка, открыв пакет, сразу же швырнула им в Джисона, угрожая, что если он сейчас же не подарит ей что-то нормальное, она отдаст невероятно классный подарок, который ему приготовила, кому-нибудь, кто ее уважает.       Заметив выпавшую из пакета футболку персикового цвета, Хван хмыкнул и многозначительно посмотрел на Феликса.       Енбок сразу понял его взгляд, и Хенджин улыбнулся, наслаждаясь низким смехом в ответ на свою глупость.

***

      Горячее дыхание касается уха Феликса, и сдерживать дрожь становится все сложнее. Большие ладони мягко ложатся на живот, крепкая мужская грудь прижимается к напряженной спине. Хван кладет голову на плечо австралийца и утыкается носом в шею. Хенджин упивается слабым запахом мужского одеколона, ведет носом от уха до ключицы, ощущая бешеный пульс парня.       Енбок чувствует улыбку танцора кожей и мысленно ругает себя за то, что сдает позиции, когда Хван сжимает талию австралийца сильнее, притягивает ближе к себе, слегка прикусывая мочку уха. Он не ошибся — каждое объятие со спины заставляло его расслабляться, теряться в ощущениях искренней близости и в чувствах к этому парню.       Феликс молится всем богам, чтобы Хенджин не заметил, как трясутся его ноги, откидывает голову на плечо танцора, отдавая шею на растерзание горячему языку, не может сдержать хриплый стон, когда Хван ведет влажную дорожку под линией челюсти, прикрывает глаза и дышит тяжело. Снизу живота болезненно ноет, хочется поскорее получить разрядку, однако насладиться Хваном хочется гораздо больше.       Танцор возбужден — австралиец даже не сомневается в этом. Сложно спутать с чем-то член, упирающийся тебе в зад. Енбок совсем не может мыслить рационально — он связывает это в большей степени с сексуальным напряжением, которое испытывает каждый раз при виде Хвана. Руки зарываются в темные волосы танцора, Феликс поворачивает голову, притягивает Хенджина к себе, однако большего, чем легкий чмок в щеку не добивается. Он приоткрывает глаза и собирается выяснить, по какой причине его так нагло опрокинули с поцелуем, однако, наткнувшись на смеющийся и одновременно бесконечно нежный взгляд, все свои недовольства проглатывает.       Отвести взгляд от Феликса бывает слишком сложно, от Хвана — абсолютно нереально.       — Мне понравился твой танец, — тихий шепот прямо возле уха заставил австралийца вздрогнуть. Хенджин опять дразнит его.       Енбок судорожно пытался вспомнить, что особо впечатляющее мог делать в тот момент, однако Хенджин, продолжающий шептать пошлости ему на ухо, сильно отвлекает.       — Я даже разозлился, что у тебя так много подписчиков, — целует заднюю часть шеи, медленно поднимая руки к пуговицам на рубашке.       Феликс даже ответить ничего не может — мозг совсем работать отказывается. Игры Хвана ни капли не веселые — они раздражающие, мучительные и чертовски возбуждающие. Австралийцу страшно хочется прикоснуться к себе, но танцор перехватывает запястья, заводит за его спину, фиксируя одной рукой. Второй продолжает расстегивать рубашку, иногда словно случайно задевая голую кожу длинными пальцами. Феликс таким раскладом недоволен — хочет показать, что тоже способен контролировать ситуацию. Он трется задом о возбуждение танцора, стонет, когда чувствует мягкие губы на оголенной ключице.       Австралиец сдерживает хитрую ухмылку.       Всегда так было — Хван начнет его дразнить, командует и изводит, но, стоит Феликсу проявить инициативу, сам готов растаять в ту же секунду. Руки Енбока покрываются мурашками, когда Хенджин расправляется наконец с его рубашкой. Австралиец пользуется моментом, высвобождая запястья из плена, поворачивается лицом к Хенджину и целует замешкавшегося танцора. Невинный поцелуй быстро перерастает в мокрый и страстный, комнату наполняют почти порнушные звуки — это еще больше возбуждает парней.       Феликс ведет Хвана за руку к кровати, садится, заставляя парня устроится между его ног, недовольно тянет края его футболки вверх. Танцор намек понимает, быстро избавляясь от одежды, и Енбок прижимается губами к его животу, перемещает руки на ягодицы, сжимая. Хенджин запрокидывает голову и хрипло стонет, когда Феликс руками забирается под резинку его домашних штанов.       Тело Хвана, как любая его картина — искусство.       — Признавайся, Джинни, ты дрочил в тот раз? — руки австралийца вместе с глубоким голосом творят с танцором что-то нереальное, еще немного — и дрожащие ноги точно перестанут его держать.       Хван что-то невнятно мычит, но ничего путного сказать не может — ему и не нужно, Феликс и так знает, что да.       Уступать не хочется, поэтому Хенджин слегка отстраняет австралийца, оставляя на его губах невесомый поцелуй, опускается на колени, стаскивает с парня штаны, не разрывая зрительного контакта.       Феликс растворяется в собственных чувствах, в любви к Хвану и в самом Хване.       Когда увидел танцора на своем стриме, австралиец напрягся и немного смутился, он не был уверен до конца в тот момент, однако нисколько не жалеет, что пошел на поводу у Хенджина. Подобное было для него в новинку, но, если его парню настолько нравится, австралиец готов устраивать такие эфиры хоть каждый день.

***

      Хван проснулся в отвратительном настроении.       Он до четырех утра репетировал новый номер, потому что преподаватель решил, что именно Хенджину должна достаться роль солиста. Пусть он и получал ежедневные комплименты и похвалу, самому Хвану категорически не нравилось то, как он справлялся.       Танцор со стоном выключил установленный на шесть утра будильник, проклиная себя за глупость — на кой черт он завел его, если сегодня суббота — однако усталость давала о себе знать, и снова уснул он довольно быстро.       В девять утра его разбудила Йеджи, радостно сообщая, что отправляется на свидание «с красивым, веселым, остроумным и просто самым лучшим человеком в мире». Сначала Хенджин не понял, почему сестра идет на свидание с его парнем.       Оказалось, у Йеджи встреча с Рюджин. Последний месяц девушки все время проводили друг с другом, Хенджин даже начал использовать номер Шин, чтобы дозвониться до сестры — Йеджи часто игнорировала его звонки, и не факт, что случайно. Хван упорно не понимал, зачем она так рано встала, если встреча с девушкой только в час дня, однако все шутки по этому поводу попридержал — знает, что сам перед свиданиями ведет себя точно так же.       Сестра показывает ему два платья, и Хван наугад тычет в правое, даже не взглянув, потом девушка тащит кроссовки, сумки и украшения, заставляя полуживого брата помогать ей с образом. Сонный Хенджин, конечно, сначала пытается присматриваться, даже прикидывает, насколько сочетаются выбранные им вещи, но быстро теряет интерес, когда экран телефона загорается ставшим с недавнего времени традиционным: «доброе утро, Джинни».       Губы невольно растягиваются в улыбке. Хван начинает печатать ответное сообщение, но заваливается назад вместе с телефоном, когда в него прилетает подушка.       — Я тебя уже сто раз позвала, — злится сестра. — Неужели так сложно помочь мне с выбором?       — Прости, — виновато отвечает Хенджин, быстро допечатывает сообщение, откладывая телефон в сторону, и погружается в фешн-мир на добрых полтора часа       Йеджи уходит ближе к обеду.       Выходной — Хвану никуда не надо, однако заняться ему, в общем-то, тоже нечем. Феликс сегодня на практике, а Сынмин уехал домой к родителям, поэтому из интересного у Хенджина остается рисование и танцы. Еще можно запустить трансляцию, но тогда придется сменить домашний образ на что-то более презентабельное, а к такому Хван пока морально не готов.       Он проводит оставшиеся полдня тренируясь. Йеджи запретила — сказала, что он и так репетирует без остановки, однако не справиться с ролью солиста было для Хвана немного страшнее, чем почувствовать на себе гнев сестры.       Горячая вода помогает расслабить напряженные мышцы — Хенджин проводит в ней не меньше часа точно, наслаждаясь тишиной и розовой пеной для ванны. Йеджи предупредила, что домой сегодня вернется поздно, поэтому у Хвана есть несколько часов отдыха от вечно болтающей сестры.       В планах на вечер у танцора посмотреть что-нибудь веселое, позалипать в Тиктоке или почитать, но все они разом теряют свою актуальность, когда Хван видит пришедшее полчаса назад уведомление. xlixhoneyx начал трансляцию       Хенджин виснет ненадолго — парень не говорил ему, что собирается запустить стрим. Они не устанавливали никакие конкретные правила насчет трансляций, Феликс сразу предупредил, что не собирается бросать вебкам, и если Хвану это не нравится, то им лучше все прекратить до того, как начнутся скандалы. Хенджин, честно говоря, даже не собирался поднимать эту тему — все-таки Енбок был отдельной личностью, кто такой Хван, чтобы что-то ему запрещать? Однако Феликс сам не запускал стримы с того самого момента, как они начали встречаться.       Сейчас, трясущимися руками открывая ссылку, Хенджин совсем не знает, чего ожидать.       То есть он, конечно, смотрел записи трансляций Феликса, на самом деле, почти все, но теперь они встречаются, и это — совсем другое. Каждый из подписчиков австралийца может максимум писать ему комплименты, скидывать деньги, прося что-то сделать, в общем — просто облизывать парня взглядом. А Хван может гораздо больше.       Феликс позволяет ему такие вещи, о которых любой фанат может только мечтать. Мечтать и дрочить.       Трансляция идет уже больше получаса — вряд ли Хенджин мог пропустить что-то интересное, скорее всего Енбок все это время просто общался с подписчиками после долгого отсутствия. Из-за сессии у него совсем не было времени на стримы, поэтому сегодня, как кажется Хвану, он захочет наверстать упущенное.       Танцор открывает трансляцию и первое, что он видит — красная шелковая блузка. Верхние пуговицы расстегнуты, а снизу она заправлена в черный корсет. Хенджин поклясться готов, что Феликс обругал весь мир, пока смог его застегнуть. Мысль об этом немного развеселила танцора, отвлекая от подступающего возбуждения.       Естественно, ненадолго.       Стоило Хенджину опустить взгляд ниже, член в штанах предательски дернулся. Енбок снова надел юбку, открыв вид на худые ноги. Танцору нестерпимо захотелось оказаться между них, провести ладонями по бедрам, сжать и укусить, слушая хриплые стоны парня.       Феликс опять замазал веснушки.       Хван не понимал, зачем он это делает — прекрасные созвездия на его щеках всегда казались танцору чем-то волшебным. Еще австралиец подвел глаза черным цветом и нанес бордовую матовую помаду на губы. Теперь он напоминал Хенджину вампира. Дьявола с ангельским лицом.       Феликс провел рукой по ноге, слегка приподнимая юбку и оголяя бедро. Он рассказывал что-то про то, как сдавал зачеты, и такие нудные беседы резко контрастировали с вызывающим образом и движениями.       Хван мечется между желанием понаблюдать за парнем и интересом — как поведет себя австралиец, если Хенджин обнаружит свое присутствие?       Енбоку приходит внушительный донат с очень недвусмысленным текстом. мой член так хорошо смотрелся бы в твоем милом ротике       Танцора передергивает. Если австралиец получает такие комментарии каждый стрим, наверняка он бесконечно устал от них.       Только Феликс вовсе не злится, даже наоборот, говорит спасибо и тихонько смеется. Хенджин глубоко вдыхает, чтобы успокоиться — парень предупреждал его, что обычно получает комплименты вовсе не своим красивым глазкам.       Его раздражают чужие комментарии, однако он сам невольно представляет, как прелестно Енбок смотрелся бы на коленях, как обводил бы своими миниатюрными ладошками его возбуждение, как оставлял бы на бледной коже следы поцелуев и укусов, как произносил бы своим низким голосом «Джинни» каждый раз, когда Хван к нему прикасается. Или как заставлял бы Хенджина выстанывать собственное имя, забираясь сверху и изучая его тело своим горячим ртом, как давил бы на поясницу, заставляя прогнуться, и шептал бы о том, какой Хван прекрасный.       Как там было? Мечтать и дрочить?       Танцор сжимает рукой давно стоящий член, прикрывает глаза. Представляет образ Феликса, но не этот, а другой — с новогоднего концерта. Хван пересматривал запись с их танцем раз сто точно, и не ради того, чтобы изучить свои ошибки. Он просто не мог прекратить смотреть на Феликса.       Грант их университету не достался, зато студенты смогли показать свои таланты, а Енбок был воплощением этого слова.       Что-то щелкает в возбужденном мозгу, и Хван тянется к клавиатуре. Он не уверен, что это хорошая идея, поэтому остается надеяться, что австралиец просто не заметит его комментарий. hyunngji: станцуй для меня       Хван с безумно колотящимся сердцем наблюдает, как сменяются эмоции на лице его парня — удивление, замешательство, усмешка. Заметил.       Енбок на комментарий не отвечает, лишь встает, приглаживая руками черную юбку, отодвигает кресло, наклоняется ближе к камере, так, что из-под ворота хорошо виднеется подкаченная грудь, и произносит заговорчески: — Наслаждайся.       И танцор знает, что это — только для него.       Хван рассчитывал, что парень станцует что-то из практик Минхо или вообще номер, который они исполняли на концерте, но Феликс удивляет его.       Кожа Хенджина покрывается мурашками, когда австралиец включает песню, под которую Хван выступал с однокурсниками. Невероятно сексуальный танец плюс одежда Феликса — и от его подписчиков останутся жалкие лужи. От Хенджина, кстати, тоже.       Танцор перестает следить за комментариями, когда Енбок делает первые движения, медленно проводя рукой по собственному телу.       Корсет немного сковывает, однако непрофессионал вряд ли сможет это заметить, будучи слишком увлеченным изяществом, узкой талией и длинными ногами австралийца. Хван смотрит, не отрывая глаз, и думает, что очень хочет сам опуститься на колени перед этим парнем. Миллион раз. При каждом резком движении юбка поднимается, а рубашка сильнее распахивается, открывая вид на идеальную кожу. Енбок включил только слабую подсветку — он всегда так делал на стримах, чтобы создать более интимную атмосферу, и сейчас она как никогда кстати.       Он завершает танец волной, тяжело дышит, возвращаясь на прежнее место, и обезоруживающе улыбается подписчикам. Комментариев слишком много — он даже не успевает читать их, однако сообщение в какао от того самого человека, ради которого было устроено это шоу, австралиец замечает сразу. jin_hg: теперь я понимаю откуда у тебя столько подписчиков       Феликс ухмыляется и благодарит фаната за очередной донат. bbokrock: это не все на что я способен jin_hg: понял bbokrock: джисон будет ночевать у минхо в пятницу       Хан часто оставался у Минхо в последнее время и всегда возвращался до неприличия счастливым. Иногда Феликсу казалось, что с тех пор, как друзья начали встречаться и рассказали ему, прошел не месяц, а лет пять точно — слишком сильно они напоминали женатую пару. jin_hg: … господи ликс ты пытаешься меня убить? bbokrock:)       Хван роняет голову на стол, выдыхает, прикрывая глаза, и хочет написать еще одно сообщение, но вздрагивает от неожиданности, когда к нему в дверь начинают бессовестно долбиться.       — Я вернулась. Надеюсь, ты успел посмотреть стрим и как следует подрочить до моего прихода. А теперь — заканчивай, братец.       Хенджин в очередной раз пожалел, что сестра близка не только с ним, но и с его парнем. Она знает про них слишком много.