Kill Me or Give Me My Freedom

      Гул голосов в столовой создавал неплохой фоновый шум. Нил методично закидывал в себя обед, не обращая никакого внимания на то, что, собственно, ел.       Это был первый раз после осеннего банкета, когда он был один на перерыве между парами. По неизвестной для них обоих причине, они с Дэем старались не разлучаться ни на секунду. Нила успокаивало чужое присутствие, как и факт того, что рядом с Кевином он мог не надевать лишние маски и опускать часть оков, сдерживающих его настоящий характер. Также было приятно, когда, задумавшись, Дэй тихо рассказывал какие-либо истории о его брате. Это происходило редко, да и истории в основном были не самыми радужными, но всё же становилось легче.       Натаниэль больше никак с ними не связывался. После той встречи в кафе Эндрю коротко рассказал, что они иногда переписываются, но не стал упоминать ни причину, ни цель этого общения. Нил был бы рад построить несколько догадок, зачем это нужно его брату, но не мог позволить себе такой роскоши.       Во-первых, он уже восемь лет как не знал своего близнеца. Пусть их встречи и были короткими и не очень содержательными, но этого хватило для осознания того, что Натаниэль изменился больше, чем можно было представить. Он больше не был тем спокойным и рассудительным мальчиком из воспоминаний, которые все эти годы лелеял Нил. Холодность и рассудительность матери в периоды опасности, а так же жёсткость и властность отца в полной мере проявили себя, смешиваясь во что-то, с чем Нил не знал, как взаимодействовать. У него не было никакой инструкции о том, как общаться со своим много лет назад умершим, но вроде как живым близнецом, который медленно превращался в монстра, но каким-то образом ещё сохранял проблески детской привязанности.       Во-вторых, строить догадки о том, что происходит в голове Натаниэля, было глупо в любом возрасте. Нил никогда не считал себя глупым, годы в бегах ещё сильнее укоренили привычку обдумывать всё вдоль и поперёк, но он никогда не мог познать Натаниэля до конца. Изредка ему удавалось угадать план брата, но это была чистая случайность. Не более.       Аарон материализуется из ниоткуда и недовольно плюхается напротив. Нил не спешит заводить разговор, пусть и удивлён столь странной компании.        — Что происходит? — спрашивает Аарон, даже не пытаюсь сделать вид, что дружелюбен.       Нил отрывается от своего салата и без интереса смотрит на блондина перед собой. У Аарона раздражённый вид, как и обычно. Миньярд постоянно дёргает пальцем, отстукивая неприятный ритм. Судя по тому, как он постоянно озирается, парню не очень хочется, чтобы их видели рядом. Нил не сдерживает лёгкого веселья. Можно подумать, это Аарон тот, кто в бегах от одного из самых опасных преступников Америки и японской мафии.        — А что происходит? — Нилу становится ещё забавней, когда кулаки парня сжимаются.        — Ты, Дэй и мой брат, — шипит он. — Вы свалили куда-то в субботу. Эндрю отказывается говорить, зачем вы уезжали. Дэй уходит от ответа. Я, блять, знаю, что это как-то связано с тобой. Отвечай.        — Не понимаю, с чего вдруг должен перед тобой отчитываться, — фыркает Нил и откидывается на спинку стула, складывая руки на груди. У него пропал аппетит.        — Потому что, — Аарон придвигается вперёд и опирается на стол, — твоё дерьмо угрожает моему брату. Ты дохера мутная субстанция, вонь от которой слишком сильна. Может, ты и не представляешь угрозы сам, но я знаю, что неприятности прямо-таки сидят на твоём хвосте. Или ты думаешь, что все так глупы, если не задают вопросы? Все видели того долбанного ворона на банкете. Третий номер. Даже Элисон не смогла понять, кто он. Так что, чёрт возьми, объясни, во что ты втянул Эндрю.       Давно забытая ярость медленно растекалась по костям, желая заполучить контроль. Нил мастерски сохранял спокойствие, позволяя лишь глазам быть искренними. Аарон не обладал проницательностью и внимательностью своего брата, как и не был также умён. Он всё ещё представлял угрозу, в отличие от тех же самых Дэн и Мэтта, но это была скорее досадная назойливость и извечная раздражительность, чем что-то большее. Однако Нил всё же был удивлён тем, что Аарон вообще завёл этот разговор.        — Так ты хочешь утолить своё любопытство и выиграть очередную ставку или же беспокоишься об Эндрю? — Нил усмехается.       Простой вопрос вызывает бурю эмоций на лице Аарона. Сначала это растерянность и удивление, после же — злость и тупая ярость.        — Спроси ещё раз, когда определишься, — Нил поднимается с места, подхватывая рюкзак. Его следующая пара должна вот-вот начаться.

***

      Тупая боль расцветает прямо в груди. Натаниэль борется за вдох, но проигрывает и кашляет. Грудь горит также, как и руки с коленями. Холодный кафель стесал голые колени до крови, но парень не успокаивается. Ему холодно и жарко одновременно. Агония дикого зверя в явном его проявлении.        — Отпусти, — рычит он сквозь хрипы, за что очередной кулак прилетает в солнечное сплетение.       Крошечный объём воздуха покидает лёгкие, заставляя вновь задыхаться. Натаниэлю кажется, что его тело горит изнутри. Это знакомое, но всё ещё отвратительное чувство. Тьма окутывает зрение, сгущаясь по краям и крупной рябью проходясь по остальной картинке зрения. Только этого недостаточно, чтобы отключиться от происходящего.       Натаниэль слышит хрип Жана, когда его голову на несколько жалких секунд вынимают из воды. Моро не просит пощады и не пытается сопротивляться, Натаниэль ненавидит это. То, как смиренно француз принимает все извращения и уже давно не борется. И сколько бы раз Веснински не пытался понять, ему не удаётся. Жан так храбро отвечает Рико, не скупится на фразы и может красиво отбить словесную атаку, но когда дело касается физического взаимодействия, он словно сдувается.       Вновь дёрнув корпусом, Натаниэль надеется, что хватка на его руках ослабла, но нет. Запястья, покрытые слоем бинтов, лишь прокручиваются в чужих ладонях, но на освобождение это не похоже ни капли. Вой едва не срывается с губ, когда льдинистый взгляд встречается с чернотой чужих глаз.       Рот Рико растянут в отвратительном оскале, когда его пальцы сильнее сжимают тёмные кудри на голове Жана, погружая его в воду.        — Ты пожалеешь об этом, — рычит Натаниэль, всё также глядя на отвратительное лицо Мориямы.       Рико на это лишь сладостно мычит и сильнее погружает свою руку в воду.        — Конечно, Младший, — усмехается он. — Когда-нибудь с тебя снимут поводок и я обязательно пожалею, — глумиться он, с весельем глядя на Натаниэля на полу.       Его удерживают трое других воронов, самые доверенные Рико. Два нападающих и защитник, все выпускники. Натаниэль знает, что проигрывает им по чистой мощи, однако не теряет надежды всё же выбраться. Глупо. Как же глупо их подловили и схватили.       Натаниэль больше никогда не допустит, чтобы Жан оставался на страже раздевалки после тренировки. Как и не допустит, чтобы они оба принимали общий душ после тренировки. Пусть Рико и потребовалось слишком много времени, чтобы понять, что в это время они наиболее уязвимы, он непременно захочет повторить этот опыт, если предоставиться шанс.        — Как ты должен знать, — Рико ослабляет хватку, позволяя Жану выбраться из водяной ловушки и сделать несколько спасительных глотков воздуха, — мой дорогой братец запретил выводить тебя из строя, — глаза Мориямы, горящие удовлетворением и самодовольством, не отрывались от разбитого выражения лица француза, в то время как слова же обращались к Натаниэлю, на которого вновь был обрушен шквал ударов, — но это не значит, что я не могу преподать тебе урок.        — Какой, — Нат кашляет, сплёвывая кровью, когда на мгновение удары прекращаются, — к чёрту урок.       Морияма медленно оборачивается, его глаза сверкают, когда он видит, как с губ и подбородка Натаниэля тянется ниточка кровавой слюны.        — Не забывай, кто твой хозяин и где твоё место. То, что Ичиро обратил на тебя внимание, ни черта не значит. В Гнезде у власти я, это я — тот, чьё покровительство ты должен искать. Думаешь, брат вступится за тебя, вытащит отсюда? — мерзкий смех срывается лающим звуком с губ. — Не-а, Нати, не-а. Он быстро разочаруется в тебе и бросит, как очередную свою игрушку.       Натаниэль давиться смехом, что раздирает горло и выходит наружу вместе с кровью, засевшей в глотке. Это мерзко и неприятно. Комок слизи стекает по лицу, в то время как парню абсолютно плевать. Извращённое веселье переполняет его, когда он слышит эту гордость и чрезмерную важность, льющиеся из Рико.       Проблема Рико заключается в том, что он действительно думает, что он важен. На деле же всем на него плевать. В начале, когда Натаниэль только попал сюда, он действительно думал, что если привлечь внимание главной ветви, они утихомирят своего переставшего видеть границы отпрыска. На деле же оказалось, что главной ветви глубоко наплевать на то, чем занята побочная семья, пока она приносит деньги. Даже сейчас, продав себя в угоду Ичиро, Натаниэль не смог обезопасить ни себя, ни уж тем более Жана, чья ценность для якудза была только со стороны этого глупого спорта. На шее Рико появился ошейник, но поводок всё ещё оставался слишком длинным. Натаниэль планирует это исправить. Прошёл всего год, как тронулся лёд. Он сможет доказать Морияме — истинным Морияме — свою ценность и важность, как и найдёт на что сторговаться для Жана.       К тому моменту, как всё заканчивается, Натаниэль не чувствует ничего, кроме жгучей боли в коленях и руках. Он заставляет себя встать и не сдерживает кашля, но всё равно упорно передвигает непослушные ноги, приближаясь к свернувшемуся на кафеле Жану. Мертвенно-бледные пальцы Моро царапали горло и такую же бледную грудь парня, пока сам он пытался восстановить дыхание. Натаниэль медленно опустился рядом, притягивая друга на свои колени. Ярость пронзила тело в тот краткий миг, когда Жан дёрнулся. Стоило же французу понять, узнать тело под и над собой, он крепко обвил его туловище руками, впитывая в себя тепло.        — Мне жаль, — слова режут хуже ножей. Натаниэль мягко укрывает чужую голову, гладя мокрые пряди.       Бессилие стучит в голове наравне со всем тем тихим гневом, которые год за годом копились, бурлили под кожей, но поддавались тщательной дрессировке и контролю. Натаниэль не был глупым или наивным, он знал, что не сможет простым щелчком пальцев стать достаточно сильным, чтобы защитить то, что ему дорого. Его стали реже трогать, но этого было мало. Жан был рядом большую часть дня, но даже так Нат не был в силах сделать хоть что-то, чтобы оградить его от Рико. Сможет ли он защитить вообще хоть кого-то, хватит ли на это сил? Все эти мысли казались тупым юношеским максимализмом сейчас.        — Нет, — хрипит Жан и спустя долгие минуты всё же приподнимается. Руки Натаниэля парят над его телом, готовые подстраховать или поймать в любой момент. Моро не обращает на них никакого внимания. Упершись ладонью в бедро Веснински, он наклоняется и переводит дыхание. — Тебе не жаль. Тебе не о чем жалеть. Помнишь, о чём мы договаривались? Мы не позволим этому месту сломать нас, — слова даются с трудом, тонкие длинные пальцы до боли впиваются в голую кожу, не скрытую за шортами. — В тот момент, когда мы станем думать, что это наша вина, мы примем их правила. Ты сам это говорил.       Решительность в серых глазах ошеломляет. Натаниэль обхватывает мокрую голову руками, притягивая к себе. Дыхание Жана на его шее опаляет. Тихий стон срывается с губ Моро, когда он чуть передвигается и обхватывает миниатюрное тело. Жан весь промок и в голове отвратительная каша, всё ещё кажется, что в любой момент он окажется в треклятой раковине, без возможности сделать глоток воздуха. Однако он отгоняет эти мысли. Объятья Натаниэля, уверенные, оберегающие, но такие хрупкие; самые надёжные, какие только могут быть в этом чёртовом мире.        — Я вытащу нас отсюда, — голос Натаниэля дрожит от тяжести этих слов.       Это обещание, обратный отсчёт, запущенный год назад, не имеет конкретных сроков, дарует одновременно сладость и горечь. Всё, что Натаниэль может сделать — это реализовывать свой план шаг за шагом, настолько скрупулёзно, насколько только может. Он сможет договориться с главной ветвью, все детали, вся плата будут готовы со временем. Нужно лишь доказать свою пригодность. Что делать с отцом он тоже придумает, для этого потребуется больше времени, но он сможет. На случай, если Натан хотя бы заподозрит, что что-то идёт не так, у него всегда есть Стюарт. Это всё, о чём он должен думать сейчас. Рико, Тетсуи, Вороны — всё это вторично.        — Мы выдержим, — Жан кивает и отвечает с горящей решительностью.       Это правда, надежда и обещание в двух простых словах. Моро знает, что не может никак помочь, что он — груз, который Натаниэль почему-то решил возложить на свои плечи только из-за того, что ему просто необходимо о ком-то заботиться. Жан знает, что был лишь заменой Натанаиля — безвременно почившего близнеца — в глазах ходячего мертвеца Натаниэля, но он также знает, что это не совсем так. Он не может помочь в войне, которую задумал Веснински, но он может быть рядом: поможет залатать раны; выпустить эмоции и примет часть удара на себя, чтобы главная сила их маленького бунта не была выведена из строя.        — От тебя воняет кровью, — констатирует Жан и морщится, когда запах с новой силой пробивается в нос.       Тело в его объятьях слабо трясётся, в то время как Натаниэль тихо смеётся.        — Это не новость, — фыркнул он, медленно поднимаясь и придерживая Моро.

***

      Эндрю наблюдал за двумя идиотами, суетившимися на поле. Темнота трибун приятно обволакивала и не давила на глаза, в отличии от полного освещения корта. Отвратительно. Эндрю занимал своё любимое место — достаточно высоко, чтобы скрыться от любопытных глаз, но достаточно близко к дверям корта, чтобы при необходимости быстро оказаться рядом. У него оставалось не больше часа приятной трезвости прежде, чем отмена даст о себе знать неизменной тошнотой. Скорее всего, остаток ночи будет поделён в равной степени между сном и блевотиной в их некогда белый унитаз, но Миньярд был к этому готов. В конце концов это было уже привычно, спасибо, Кевин Дэй и твои ночные тренировки. Но в отличие от других дней, в этот раз Эндрю действительно был удовлетворён таким раскладом и той оплатой, которую предстоит провести его организму.       Последние дни были слишком сильно погружены в мысли об этих проблемных близнецах. Раздражало ли это? Безусловно. Мог ли Эндрю сделать что-то, чтобы это предотвратить? Навряд ли. Он бы с превеликим удовольствием выкинул обоих из своей головы, но один из них на регулярной основе маячил перед его взором большую часть дня. Как, например, сейчас. Нил с решительностью бил по конусам в соответствии с выкриками и указаниями Кевина, будто это тупое действие, как и сам экси, могли спасти его шкуру. Ах, верно. Могли.       Эндрю вновь ступил на это поле, запуская цепочку мыслей против собственной воли, но при этом покатая ей.       Нил. Натаниэль. Веснински. Рико. Морияма. Балтимор. Вороны. Мэриленд. Западная Вирджиния.       Экси. Мафия. Балтимор. Тридцать семь нераскрытых дела в Мэриленде. Мёртвая мать и два сына. Куски тел, спрятанные в разных уголках штата. Балтимор. Балтиморский мясник. Семь целых трупов по всей стране с характерными ножевыми ранами, которые объединяет одна рука, нанёсшая их. Семь трупов выставленных на показ всему миру. Экси. Продвижение Воронов на Юг. Поглощение одной из корпораций в Нью-Йорке семьёй Морияма. Интервью Рико три дня назад. Анонс нового члена свиты к следующему году. Номер три. Натаниэль.       Яркие рыжие волосы, холодный расчётливый взгляд. Сдержанность и наигранная расслабленность. Мешки под глазами. Разрастающееся пятно крови под футболкой.       Эндрю чувствовал, как сходил с ума. На этот раз действительно и по-настоящему, но он сомневался, что хоть кто-то окажет помощь. Помощь? Хах. Он сомневался, что кто-то вообще прислушается к этому. Как бы не была сильна вера и доверие к Би, даже она не смогла бы помочь на этот раз. Как она может, если Эндрю не в силах поделиться?       Миньярд с грохотом поднялся на ноги, пусть этот грохот и потонул в глубине трибун, так и не дойдя до поля корта. Тупое ограждение. Пришлось спуститься, чтобы привлечь внимание громким стуком. Две пары глаз тут же были устремлены к нему.       Не те, — со жгучей досадой подсказал жужжащий в голове голос, когда Эндрю поймал голубой блик. Ему не нужно было безмятежное небо, которое Нил больше не скрывал на этих глупых ночных пытках. Эндрю нуждался в море с намёком на шторм, что он поймал несколько дней назад.       Стоило свежему воздуху коснуться его кожи, Эндрю быстро прикурил и облокотился на машину. Единственную на парковке, единственную в радиусе зрения. Приятная тишина расслабляла, пока он был вынужден ожидать двух торчков экси. Они должны были знать, что терпение Миньярда не железное и времени на приведение себя в порядок у них было не так много. Однако он не возражал, если сегодня это ожидание займёт чуть больше, чем пятнадцать минут. Эндрю вполне мог выкурить несколько ядовитых палочек подряд.       Он как раз был занят размышлением над своей пагубной привычкой, которая заметно тревожила Би, когда его телефон ожил. В отличии от мелодии беглеца, установленной на телефон Нила, в этот раз это был почти не уловимый звук волн, приятно вливающийся в уши до тех пор, пока первый раскат грома не взорвал хреновый динамик.        — Я сплю, — хрипло выпалил он, снимая трубку.       — Трибуны Норы настолько удобны? — весёлый голос Натаниэля прозвучал слишком громко, опорочил это прекрасное ночное уединение и невинность тьмы. — Нил и Дэй до сих пор тренируются?       Эндрю не знал, должен ли он быть раздражённым и взбешённым осведомлённостью об их распорядке дня или же ошеломлённым тем, что Натаниэль так хорошо знает Кевина и собственного брата даже по прошествии этих лет порознь, поэтому решил молчать. Натаниэля, казалось, не смущало отсутствие ответа.        — Хотел узнать, всё ли у вас нормально, — произнёс он, будто не был тем, кто ушёл в игнор после встречи.       Эндрю чётко ощутил странную ярость. Она нашла выход в сломанном остатке от сигареты и сжатом кулаке. Возможно, не будь Миньярд поражён тем, насколько ярким, по-настоящему ярким, без влияния этих тупых таблеток, было это чувство, он бы выразил его более чётко. Может, ударил бы по машине. Это было бы досадно в долгосрочной перспективе, но принесло бы некое удовлетворение.        — Если тебе нечего мне сказать, я вешаю трубку.       Натаниэль рассмеялся. И этот звук определённо должен был быть отвратительным. Хриплость и грубость этого смеха, больше походила на глухой лай бродячего пса. Шершавый звук, с трудом выходящий из его глотки, будто это было чем-то чуждым его организму, лился прямо в ухо Миньярда, задевая нервные окончания трепещущим колебанием. Отвратительно.        — На самом деле, я хотел услышать твой голос, — та лёгкость и непосредственность, с которой воронёнок произнёс это, было также мерзко, как и его смех.       Искренняя фраза, не скрытая ни за граммом лжи, раздражала всю суть Эндрю. Как он мог говорить что-то настолько интимное так честно своему врагу? Хотя были ли они врагами? Или Натаниэль пытался флиртовать с ним? Соблазнить, чтобы Миньярд согласился присматривать за его братом? Но тогда вытекал логичный вопрос о том, откуда Веснински был осведомлён об ориентации Эндрю.       Ты бредишь, — мысленно хмыкнул Эндрю, отгоняя все мысли.        — Ты задал мне вопрос, на который, я подумал, будет лучше ответить лично, — хриплый шёпот Натаниэля был наполнен серьёзностью, что полностью обесценивало его прошлую реплику.       Верно. Эндрю отправил небольшой вопрос после их встречи, хотя так и не понял, чем именно руководствовался в процессе его набора.        — Так каков ответ? — подталкивает он, замечая, как выключается свет в окнах первого этажа. Раздевалка, общая комната, следующий — коридор, вестибюль первого этажа и холл. Оставалось не так много времени перед тем, как два зависимых выйдут на парковку.        — Я приеду.       Эндрю мог поклясться, что рыжий мягко усмехался. Уголки его губ слегка сломались, косясь на правую сторону, как у Нила в те редкие моменты, когда он получает удовольствие от дурашливого поведения Мэтта. Или Натаниэль усмехался по-другому? Как сильно различались их с Нилом эмоции в реальности? Был ли цвет их волос, настоящий, ярко каштановый одинаковым или как и глаза имел разный подтон? Было ли вообще возможно проверить это? Эндрю сомневался, что у него выпадет такая возможность. Даже с чёткими гарантиями и обещанием Натаниэля заняться семьёй, Нил навряд ли захочет полностью убирать свою маскировку.       Тяжёлая металлическая дверь корта приоткрылась, выпуская наружу две тёмные фигуры, едва различимые в той густой тени угла. Эндрю наблюдал за тем, как Нил и Кевин медленно выходили в свет фонарного столба, живо споря о чём-то. Их вид так и кричал об усталости и удовлетворённости. Миньярд почувствовал явное желание блевать.        — Пятница. «Райские сумерки» в одиннадцать. Оденься поприличнее, — быстро пробормотал он в трубку и не дожидаясь ответа сбросил вызов.       Две фигуры уже почти подошли к машине, когда он показательно медленно достал сигарету из пачки и прикурил. Кевин закатил глаза и уже было открыл рот, но вовремя опомнился, получив пинок от Нила. Оба парня забрались на заднее сиденье машины, продолжая свой спор.       Эндрю не обращал никакого внимания на их приглушённый диалог, медленно выпуская клубы дыма.       Он не знал, чего хотел добиться от этой встречи в клубе, как и не знал, почему вообще предложил её. Би говорила, что импульсивные решения зачастую имеют смысл, пусть даже ты и не можешь сразу понять всех мотивов и причин. Эндрю не особо верил в это, привык доверять логике и продумывать действия наперёд, однако почему-то в этот раз решил позволить плыть по течению. У него было три дня, чтобы продумать все возможные события, как и все уловки, которые предстояло расставить.       Эти выходные обещали быть интересными.

***

      Сырость неприятно давила на кости. К сожалению, она была уже сродни старой подруге. Как и тусклый свет в комнате; как и серость помещения, заставляющая возненавидеть всех и каждого; как и жёсткость матраса на железной койке в углу комнаты. Всё это — неизменное постоянство последних шести месяцев, которые отсчитывал мальчик. Он знал, что находится здесь куда дольше, но не мог сказать точно. К тому моменту, как его тело зажило достаточно, чтобы не отключаться в течении дня, он несколько раз пытался начинал отсчёт в голове, но сбивался на разных этапах прогресса. К тому времени, как с его рук и ног сняли громадные кандалы — будто в средневековых пыточный, ей богу, — он понял, что стоит делать записи. На выбор места ушёл день, но всё же Натаниэль пришёл к выводу, что его мучителям абсолютно наплевать, что он делает в их отсутствие. Именно поэтому он начал царапать краску на стене у кровати, стачивая ногти в кровь. На шестой день ему принесли карандаш, на пятый — блокнот. Мальчик не совсем понимал, зачем он ему, отдавая предпочтение большому пространству стены для заметок. Позже это стало больше привычкой и маленьким бунтом, поддерживающим что-то внутри него.       Мужчина — единственный, кто навещал его на протяжении всего этого времени, — смотрел на стену со странной полуулыбкой. К слову, Натаниэль не мог с уверенностью назвать его мужчиной. Он был явно старше, но не более, чем на десяток лет. Возможно, ему было около двадцати. Сложно сказать с уверенностью, ведь азиатская внешность хорошо маскировала года. Натаниэль знал, что это кто-то из людей Мориямы — семьи, на которую работал его отец. Чего Натаниэль же не понимал, так это почему его всё ещё держат в живых.       После неудачного побега казнили всех, кроме него. Не то, чтобы отец не пытался. Когда Натаниэль только открыл глаза, окутанный невообразимой болью, отец во всей красе рассказал, что именно его ждёт: каким болезненным будет его долгое восстановление — Натаниэля лишили любых достаточно сильных обезболивающих, оставляя только те, что не перегружали его организм и держали его в сознании, — с той лишь целью, чтобы он был здоров, когда Мясник и его приспешники в очередной раз подтвердят свой кровавый статус. Натаниэль ждал этого. Действительно ждал. Он ненавидел каждый день, пока был в кровати, пока ему давали покой и изолированную тишину — это походило на самую извращённую пытку. За исключением врача, заглядывавшего раз в день и не говорившего с ним, не приходил больше никто. Натаниэль просто хотел, чтобы всё закончилось, чтобы он, наконец, оказался с братом. Загробный мир был бредом верующих, мальчик не верил в него, однако перспектива быть закопанным также глубоко в землю, как и Натанаиль, почему-то приносила успокоение.        — Как я могу видеть, тебе понравился мой подарок, — глубокий тембр заполняет всю небольшую комнату, в то время как взгляд мужчины останавливается на книге на кровати.       Натаниэль не отвечает, лишь провожает взгляд мужчины и берёт книгу в руки. Он закончил её чтение утром, маниакально впитывая текст с бешеной скоростью также, как сделать с несколькими другими, которые ему приносили.        — Что думаешь об истории? — лёгкий и заинтересованный вопрос звучит мягко и искренне.       Натаниэль долго смотрит на человека перед собой, прежде чем положить книгу обратно, подтянуть колени к груди и уткнуться в них подбородком. Мужчина не был таким угрожающим, как отец. Он причинял боль, такую же, как отец, но он всегда предупреждал. Также мужчина не обозначал никаких правил поведения, которые Натаниэль мог бы нарушить. Конечно же, мальчик не был настолько глуп, чтобы проявлять фривольность или неуважение, но он мог не держать осанку и не стыдиться неуверенности в голосе. Незнакомец не был отцом, жестоко карающим за это.        — Гуинплен был глуп.       Хриплый ответ срывается с губ, привлекая внимание. Тёмные глаза собеседника загораются, когда мягко берёт книгу в руки и проводит пальцами по обложке.        — Действительно?        — У него было всё, когда он захотел большего.        — Оно было его по праву рождения, — мягко ответил мужчина с акцентом, явно радуюсь первому удачно завязавшемуся диалогу с ребёнком.       Натаниэль потряс головой.        — Он предал свою семью, погнавшись за богатством и властью, он теряет и любимого человека, и собственную жизнь.        — Так значит, он не должен был возвращаться к Дее?        — Он не должен был уходить, — Натаниэль качает головой и робко смотрит на мужчину.        — Значит, он должен был принять то, что у него отняли дворянский статус и изуродовали, должен был жить, как клоун, в то время как был лордом?        — Неважно, что было до, — Натаниэль нахмурился и закусил губу. — Он не рос дворянином, он не знал об этом большую часть своей жизни. Он не смог бы встать у власти и должным образом править, он не был подготовлен к такой жизни, и из того, что было описано, никогда бы не смог быть готов, — слова довались с трудом, горло сжималось слишком сильно, но это было не из-за обезвоживания. Натаниэль не помнил, когда в последний раз так много говорил. — Он был рождён аристократом, но стал шутом. Это определило его потолок.        — Так ты думаешь, что человек не может стать большим, чем есть?        — Я думаю, что Гуинплен не смог бы сделать этого, — глаза Натаниэля сверкнули решительностью.        — Очень интересно, — протянул мужчина, довольно хмыкая. — Я принесу в следующий раз что-нибудь другое. А сейчас, думаю, пора приступить к уроку.       Мальчик послушно кивнул и поднялся на ноги. Его слишком длинная пижама путалась под ногами, он наступил на штанину и споткнулся, но его подхватили под локоть и не дали упасть. Где-то глубоко внутри Натаниэль понимал, что это было очередным провалом. Его мозг услужливо подкинул то, как отец непременно отчитал бы его и бросил тот самый леденящий душу взгляд. Как с силой бы ударил по лицу, как схватил бы за шкирку, когда Натаниэль бы попятился из-за этого. Но мальчик был слишком вымотан, чтобы придумать, какой именно урок на выносливость и координацию использовал бы отец. Непременно, там были бы ножи. Метал бы он их в Натаниэля, заставляя увернуться или же завязал бы глаза и попросил бы Лолу «станцевать» с ним, он не знал. А может, просто бы поставил балансировать на одной ноге и брал бы в руки плеть каждый раз, когда Натаниэль опускал бы другую ногу чуть ниже от усталости. Натаниэль правда не знал, да и не хотел думать об этом. На данный момент отец был лишь вторичной проблемой.       Остановившись у противоположной стены, Натаниэль послушно протянул руки, позволяя сковать себя цепями. Он не дёрнулся, когда замок зацепился за тонкое, только недавно начавшее покрываться нежной кожей запястье. Холодная сырость стены приятно охлаждала повреждённую кожу на спине. Натаниэлю на секунду показалось, что это кубики льда касались его, таяли от горящих ран и успокаивали, заставляли расслабиться и пытались забрать всю его боль. Однако знакомая ноющая боль в плечах, как и знакомый звон цепей полностью разрушили эту жалкую иллюзию.        — Сегодня мы поговорим о покорности, — известил мужчина, становясь перед мальчиком и закатывая рукава.       Натаниэль медленно моргнул и представил старую деревянную дверь с замысловатыми рисунками и пахнущую свежим лаком. Он представил, как медленно открывает её, не издавая ни звука, и как также медленно заходит внутрь, оказываясь на старом чердаке огромного деревянного дома. Он чувствует запах мыла и мокрого дерева, слышит, как о крышу разбиваются капли дождя, и медленно бредёт в самый угол. По пути много коробок, крепко запечатанных и грозящихся вот-вот упасть. С каждым разом их становится всё больше и мальчик знает, что их нужно разобрать, проверить и подписать каждую. Но он не хочет вскрывать ни одну из них.       Тихо опустившись в тёмный угол крыши, Натаниэль обхватывает себя руками и пытается сосредоточиться на звуке дождя.

***

      Промозглый ветер и бесконечный шум машин не смогли окончательно стереть ухмылку с губ, даже когда Натаниэль вышел из своей машины. Привычным движением разгладив складки костюма, парень бросил взгляд на стеклянное здание. Огни города отражались будто от зеркала, придавая этой коробке хоть какое-то подобие жизни. Натаниэль знал, что в предрассветное время это здание поистине завораживало своей красотой, как и на закате. Но ни разу за эти три года Натаниэль не был удостоен воочию лицезреть это.       Заперев машину, он крепче обхватил свой подарок и всё же сдвинулся с места, направляясь ко входу.       Ночной офис представлял собой печальную картину покинутых кресел и столов, заполненных кучей бумаг и заметок. Скучающий взгляд провожал каждое пустующее место, пытаясь найти хоть что-то интересное. К сожалению, этого не было. Как двое сопровождающих, все они до невозможности безлики даже при всей этой мишуре личности — каждый работник пытался вдохнуть жизнь в своё место, наполнял его какими-то мелочами, купленными специально для офиса или же «украденными» из дома. Каждый так старался привнести что-то своё, что по итогу всё было абсолютно однотипно.       Натаниэль в тишине дожидался приезда лифта. Отдельного, скрытого за одной из многочисленных охраняемых дверей. Будто бы сотрудники никогда не задумывались о том, что он вообще существует. Здание насчитывало пятьдесят этажей, в то время как офисы заканчивались на сороковом. Совсем не подозрительно.       Хмыкнув, Натаниэль с лёгким удовлетворением шагнул в железную коробку. К его облегчению, сопровождающиеся остались снаружи. Это не означало, что наблюдения не было — камеры поблёскивали в углах на потолке, — но всё же это было чуточку лучше реального присутствия.        — Натаниэль, — кивает мужчина, стоит дверям только открыться.        — Рюро, — приветствует парень и выхватывает книгу из подмышки.       Мужчина немного удивлённо принимает подарок и они начинают свой недолгий путь.        — Я думал, мы закончили с этим обменом, — как он не старался, в его речи всё равно проскальзывают нотки ностальгии.       Натаниэль позволяет себе коротко улыбнуться.        — Подумал, тебе будет скучно на новой должности. Кстати, поздравляю. Теперь ты по уши завален бумагами, а не трупами.       Тихий смех тонет в тишине длинного тёмного коридора. Рюро проводит пальцами по буквам названия и его хватка усиливается.        — Почему именно она?        — «Сто лет одиночества»? — Натаниэль приподнимает бровь. — Тебе не кажется это несколько прозаичным?        — Думаешь, мы одиноки?        — Думаю, — тянет Натаниэль, останавливаясь недалеко от бардовой двери, — мы сами выбрали это.       Тёмные глаза мужчины на секунду наполнились пониманием и лёгким оттенком боли, но смотрели всё также покровительственно. Почему-то это было приятно. Натаниэль знал, что их отношения никогда не должны были приносить хоть что-то отдалённо хорошее, как и помнил всю боль, причинённую этим человеком. Уроки Рюро всегда были жестокими и простыми, но само его присутствие каким-то образом успокаивало. Натаниэль догадывался, что это ненормально и является следствием того, что почти два года он провёл в изоляции наедине лишь с ним, однако сама мысль о том, чтобы пересмотреть своё отношение к мужчине, вызывала отторжение.       Последние семь лет были такими бесконечно долгими и не стабильными, а единственное, что оставалось неизменным, было присутствие Рюро рядом. И если раньше маленький Натаниэль с нетерпением ждал, когда в кромешный ад его тюрьмы проникнет лучик света в лице новой книги, хоть какого-то занятия, то сейчас же он почему-то испытывал порыв поменять их местами. Натаниэль всегда был тем, кто отвечал на вопросы и открывал свою точку зрения. Детское любопытство и обида желали вернуть хоть часть отданного.        — Я пришлю тебе email, — Рюро слабо улыбается, неестественно, натянуто и совершенно неправильно, и кивает в сторону. — Тебе пора.       Лёгкий кивок служит вполне полноценным ответом. Натаниэль лёгким движением руки проводит по мягкой ткани пиджака и также легко стучит в массивную дверь. Ответа, однако, не дожидается, сразу же раскрывает её и проходит внутрь. Тихий стук небольшого каблука об ковёр да не более громкое перелистывание страниц сопровождают его путь, пока парень привычно направляется прямо к огромному столу в центре.       Этот кабинет — идентичен сотням других этажами ниже, однако в нём не так много столов. Ичиро не любит соседство, как и не любит маленькие пространства. Натаниэль разделял это его пристрастие и мог дышать свободной грудью, находясь подле. Не то, что на рабочем месте своего отца или отца Молодого Господина.        — Вы вызывали меня, — лёгкий поклон головы сопровождает слова, в то время как Натаниэль, наконец, останавливается напротив стола.       Здесь привычно стоят два широких кресла, но он останавливается прямо между них. Ичиро не отрывает взгляда от бумаг и никак не реагирует на его присутствие в принципе. Скрыв за ними лицо, он постукивает по столу второй рукой, полностью погружённый в свою работу. Мягкий свет Луны в совокупности с настольной лампой отбрасывают тени на огромное пустое пространство вокруг. Натаниэль старается этого не замечать. Темнота никогда не была его другом в привычном понимании, она не дарила ни покоя, ни спокойствия. Она была союзником, позволяющим многое скрыть и использовать в своих целях, но другом — нет.       Всё также склонив голову, Натаниэль был вынужден сконцентрировать всё своё внимание на большом шкафу у соседней стены. Он не обладал ни интересным дизайном, ни занимательным содержанием, однако то, как аккуратно и упорядоченно были укомплектованы все папки невольно вызывало и восхищение, и тошноту. Натаниэль всегда был привержен порядку, но это не касалось документации и важных сведений. В отличие от Ичиро, так уверенно в своих людях и своей безопасности, он был вынужден постоянно скрывать всё, с чем имел дело. Хаос, шифры, ложь, секретность — неотъемлемый спутник его самостоятельной жизни.        — Твой последний отчёт разочаровал меня, — наконец подаёт голос Ичиро и откладывает бумаги.        — Я передал всё, что сумел узнать, — вежливо произносит парень, всё также разглядывая ровный ряд однотипных чёрных папок.        — Ты должен был узнать больше прежде, чем он умер.        — Вмешательство полиции сыграло свою роль.       Это действительно было так. К тому моменту, как Натаниэль добрался до цели, её уже подстрелили. Парень же убедился, что свои последние минуты их информатор не смог разболтать органам ничего о своей работе.        — Я понимаю, — мягко соглашается Морияма и вздыхает, — но отец не доволен. Допустишь такое ещё раз, он уберёт тебя. Присядь.       Натаниэль покорно следует указанию, опускаясь в кресло.        — Ты мне нравишься, но не нравишься ему. Что логично. В отличие от твоего отца, ты предан мне, а не ему. Мой отец доверяет больше Натану, чем его неудавшемуся отпрыску. В твоих же интересах быть предельно осторожным, пока Кенго жив.        — Я понимаю, — повторяет Нат, чувствуя горький привкус омерзения.       Взгляд чёрных глаз Ичиро сканирует каждую черту тела, то ли просто изучая старого знакомого, то ли пытаясь увидеть нечто большее. Натаниэль знает, что импонирует Молодому Господину, но так же знает, что Ичиро интуитивно не доверяет. Мужчина может закрывать глаза на некоторые выходки, вольно или невольно подыгрывать в уже созревшем плане, может уважать так, как уже уважает, а может в любой миг избавиться, едва почувствовав подвох. В том, что у него хватит на это сил и решительности нет сомнений — Натаниэль не раз видел, как тот карает предателей, даже тех, кто был с ним с детства. Даже больше, Натаниэль, будучи главной ударной силой будущего главы, был тем, кто карал. После первого раза, когда молодой, слишком молодой для такой многочасовой работы парень смотрел в утратившие последний живой блеск глаза хрупкой женщины, Ичиро похлопал его по плечу, окинул свою бывшую гувернантку безразличным взглядом и без толики эмоций произнёс: «Предательство карается убийством предателя и всех его родственников. Тебе повезло, что она одинока». Натаниэль запомнил это на всю жизнь.        — Выпьешь? — Ичиро мягко улыбается, когда парень кивает, и поднимается с места. Довольно быстро он возвращается с двумя стаканами и бутылкой виски. — Как дела в Гнезде?       Первое время, будучи наивным подростком, Натаниэль считал, что того действительно интересует этот вопрос. Что таким образом Ичиро маскирует свою заботу о младшем брате. Сейчас же Нат знает, что куда больше Ичиро интересует, нет ли там достаточно серьёзных раздражителей, способных сказаться на работе Натаниэля.        — Без изменений, — благодарно кивнув на протянутый стакан, произносит Натаниэль.        — Вот как. А мне казалось мой дражайший брат, — мужчина умудряется напомнить последние слова таким отвращением, что по спине против воли бегут мурашки, — помешался на новой игрушке.       Натаниэль кивает.        — Он сконцентрирован на Лисах. Кевин Дэй играет на поле в этом сезоне. Вы знаете одержимость Рико им.        — Кевин… Он достаточно хорошая инвестиция, — Ичиро крутит бокал в руках. Видимо, на лице Натаниэля всё же проступает удивление, ведь мужчина усмехается. — Ты ведь не думал, что мы про него забудем?        — Рико сломал его карьеру.       Урезал получаемый от него доход — это Натаниэль решил не говорить.        — Да, но он всё ещё известная фигура. И пусть я не разбираюсь в этом вашем спорте, что-то мне подсказывает, что он ещё произведёт фурор, — чёрные глаза ловят отблеск освещения и слабо загораются. Ичиро делает небольшой глоток, и Натаниэль вторит ему. — Позже я встречусь с ним, сделаю предложение.       Иными словами — определит цену жизни. Натаниэль слегка хмурится, но быстро отбрасывает эмоции, делает пометку поговорить об этом с Дэем.        — Этот сезон обещает быть интересным, не так ли? Переход в другой округ, стычка с Лисами. Всё это привлекает внимание. Думаешь, у вас получится сохранить первенство?        — У нас хорошие игроки, — машинально произносит Нат, хотя частично это правда. В Воронах все — профессионалы. То, что они не умеют играть, как единая команда, не столь важно. Отработанные связки, единое мышление — всё это до сих пор показывало хороший результат. Пусть даже и выглядело безжизненно.        — Что, даже не скажешь, что хотел бы в этом году выйти на поле? — усмехается Ичиро, лукаво глядя на парня.        — Я никогда не любил спорт, — Натаниэль позволяет себе пожать плечами. — Вы же знаете, экси — необходимость, нежели прихоть.        — Верно-верно. Если бы не твой беспечный брат, на твоих плечах не было бы этого бремени. Кстати об этом…       Ну конечно же. Натаниэль хмыкает и делает особо долгий глоток.        — Слышал, Натанаиль жив.        — Похоже на то.        — «Похоже на то»? — изумляется холодности ответа мужчина и смеётся. — Ты действительно не знал?       Натаниэль по-настоящему усмехается и качает головой под любопытный, но на удивление не огорчённый взгляд.        — Как вы знаете, я не был свидетелем лично, — выразительно указав на шею, Натаниэль полностью расслабляется, слегка сгорбив спину. — Когда я пришёл в себя, отец сказал, что избавился от них с Мэри. У меня не было причин не верить ему.        — И что, ты никогда не ставил его слова под сомнения? Никогда не поверю в это, — Ичиро фыркает.       Если что и было, с чем Натаниэль мог предстать перед мужчиной без масок, так это ненависть к своему отцу. Молодой Морияма разделял её полностью.        — Может быть, в начале, — соглашается парень. — Но тогда у меня не было возможности проверить это самому. А потом… Меня волновало больше сохранение собственной жизни, чем забота о ком-то.        — Игрушки Рико довольно заняты, — соглашается мужчина, звуча при этом так буднично, будто ломать и издеваться беспричинно над людьми — обыденность. — И что собираешься делать?        — Что вы имеете в виду? — искренне изумляется парень.        — Оставишь его в Лисах?        — А разве не должен? Его долги перед семьёй оплачиваю я, это были ваши слова. То, что пожелает сделать с ним отец, если и когда узнает, меня не касается.        — Он мне не нужен, — соглашается Ичиро, невольно даруя этим ощутимое облегчение. — Но согласиться ли с этим Рико? Я не стану вмешиваться, если он захочет вернуть то, что принадлежит ему.        — Принадлежит ему? — Натаниэль позволяет себе вольность и не скрывает своего презрения и насмешки. — Разве побочная ветвь имеет какую-то власть? Она существует лишь потому, что ваши уважаемые предшественники позволяли такую вольность и дали им шанс на существование. При всём желании им никогда не добиться ваших высот, а максимум — приносить свой вклад клану. Не более.       Натаниэль говорит медленно, тщательно подбирая каждое слово, но тем не менее звучит легко и буднично. От него не укрываются довольные вспышки в чужих глазах.        — И тем не менее, я не намерен что-либо предпринимать, касательно Натанаиля, — имя даётся с трудом, хотя только недавно Натаниэль привык к новому имени брата. — Его жизнь — бегство, которое навязала ему Мэри и которое он до сих пор поддерживает. Я не знаю его уже много лет, и желания узнать нет. Этот человек бросил меня, оставив позади. Я намерен поступить также.        — Посмотрим, останешься ли ты верен этому, — недоверие ощущается также явно, как горечь на языке от выпитого виски. — Я хочу, чтобы ты выяснил, где скрывается твоя мать и где скрывались они всё это время. Считай это личной просьбой.        — Вы собираетесь что-то делать с этими сведениями? — притворно удивляется Натаниэль. Это лучше, чем показать страх. Удивление от столь незначительной, мелочной информации для Молодого Господина вполне оправдано. Ичиро нигде не сможет использовать эти данные, да и ни к чему это — пусть это и предательство, оно не связано напрямую с его работой. Куда больше главную ветвь всегда волновал неудавшийся побег Натаниэля, чем его матери и брата. В конце концов он всегда принадлежал именно им.        — Это может быть хорошим рычагом воздействия над твоим отцом. Как ты знаешь, мой отец болен, — Натаниэль слабо кивает. — До тех пор, пока он жив, я вынужден сохранять Мяснику жизнь и пользоваться его услугами в особо крупных делах. Мне не помешает козырь в рукаве.       Натаниэль вновь кивает, на этот раз более понятливо.       Это не только мера воздействия над Мясником, не очень жалующим следующего главу, но также и хорошая проверка верности самого Натаниэля. Шестое чувство подсказывает, что он не единственный, кому поручено собрать информацию. Он не может ошибиться, на этот раз уж точно.       Кровная семьи или принявшая его — то, что мучает Ичиро. То, что будет мучать всегда. Натаниэль уже имеет одну грубую и слишком жирную ошибку, которую не способно оправдать ни невежество, ни слишком юный возраст. Чтобы ни делал парень, к нему никогда не будет полноценного доверия. Это осложняет всё, однако не слишком критично. Натаниэль знает, как обернуть это себе в пользу.       Остаётся лишь надеяться, что Нил и Эндрю согласятся хоть немного играть отведённые им роли.