Хроники Климэнда. Красный Легион.

— Сражайся. — Айдан открыл глаза. Красные легионы шли в бой. Под их стройным маршем земля стонала в дрожи и боли. В небесах драконы грызли друг другу глотки, извергали из пасти своей пламя, молнии и мороз, когтями рвали плоть. И кровь лилась на землю, окропляя стен Кару’реонского дворца. Айдан вёл легионы в бой. Там, у ворот, люди, поклявшиеся верно служить драконам, были готовы встретить его огнём и мечом. Ему ничего не оставалось, кроме как первым вступить в схватку. — Не отступай! — Кричали сотни голосов как один. Айдан не мог замедлить свой шаг. Перед глазами мелькали тысячи самых разных ликов смерти. В мёртвых лица он видел родных, близких, друзей. Секунда могла продлиться вечность. Весь мир просил его бежать и сражаться, но сердце страшилось, боялось и молило об одном: убежать от этой участи. Айдан обернулся, и картина битвы сменилась залами незнакомого ему дворца. — Не люби. — Он шёл за голосом. Будто заворожённый, юноша шагал, пока не остановился подле трона из чистого сапфира, на котором восседал мертвец. На ступенях, чуть выше самого Айдана, лежало тело женщины с рассечённой грудью. Клинок в его руках, покоившихся на ране, блистал, и через пару секунд загудел, стоило Айдану потянуться к нему. — Ещё рано. — Айдан застыл на месте, когда из-за его спины вышел мужчина, взявший тело женщины на руки. Мёртвая красавица должна была выронить оружие, но её холодные руки нерушимой хваткой вцепились в рукоять меча. — Кто ты такой? — Айдан шёл за мужчиной в доспехах, каждый элемент которых отдельно напоминал грифоньи перья или же морду оного зверя. — Не узнаёшь предка, которого всем сердцем ненавидишь? — Неран еле заметно улыбнулся. — Что ты сделал со мной? — Воспоминания стали возвращаться как поток воды, прорвавший плотину. — Я лишь хотел мира. Хотел равновесия и счастья для тех, кто будет жить после меня. Я не знал, что кровь так сильно свяжет моих потомков с моим Наследием. И Юма не знала. — Айдан потянулся к мечу, но не обнаружил его на поясе. Тогда, разозлённый на Нерана, он попытался налететь на него, но только руки его коснулись доспеха первого императора, как тут же Айдан покинул дворец. Мигнула золотая молния вдалеке и Айдан, узнав очертания сводчатых залов Чертогов Джерона, направил свою силу к нитям, что окружали его, но магические плетения не слушались его. Они боялись его всем своим нутром, а потом избегали всякого контакта, и даже если у Айдана получалось ухватиться за них, то те обжигали его ладони будто белое пламя давно забытой магии. — Неран? — Айдан впервые за долгое время произнёс имя предка с уважением и надеждой. Как по взмаху руки, Неран материализовался перед Айданом в красном мундире с лентой, на которой не было свободно место от имевшихся наград. — Ты можешь победить, если только будешь бороться. Нити поддадутся тебе, если ты справишься с ними в схватке. Есть иные способы, но сейчас слишком поздно, чтобы ты прибегал к ним. Или же слишком рано. Болезнь, что мучает наш род, имеет и положительный стороны. Научись бороться с болью, Айдан. Ибо я не смог вытерпеть всё то, что на меня возложили. — — Ненавижу. — Прорычал Айдан, притягивая к себе нити огня, ветра и молнии. — Ненавижу тебя и твоё Наследие! — Вопль его заставил пол под ногами расколоться, а стены задрожать. — Научись сражаться с болью! — Неран вытянул руку. — Юмкара! — От одного имени его жены, клинок со свистом пролетел весь джейстенский дворец и оказался в руке императора. Айдан схватил нить огня, стал формировать из языков пламени подобие меча, но огонь боялся его. Сжигал руки и вырывался из рамок. Айдан вдохнул и встал в боевую стойку, так, чтобы клинком пламени нанести косой удар, образовывая кольцо. — Проснись. — Неран был спокоен. Перед тем, как Айдан ударил, император вложил клинок в поясные ножны и закрыл глаза, наслаждаясь моментом гибели. Однако пламя меча погасло, и Айдан провалился в белую бездну под ногами.

***

Айдан открыл глаза, и увидел на потолке храма фреску. — Четырнадцать — Прошептал он, считая драконов, изображённых в золотом круге. — Почему Святая Дюжина так себя называет, если их четырнадцать? — Айдан попытался подняться, но тело не хотело слушаться его. Руки отказывались подниматься, ноги гудели, а спина разрывалась от боли. Однако бок не кровоточил. На пальцах чувствовалась кожа, а не содранные куски мяса. Ногти упиралась в алтарный камень, выискивая щель между плитками. — Когда-то драконы пришли на зов смертных. Историки называет то тёмное время Эрой Сотворения. Старые Боги вели свою войну с тем, чьё имя навсегда было вычеркнуто из времени. Совсем они позабыли про своих слуг и наши предки обратились к самым могущественным драконам того времени. Келтрик, Повелитель Огня, отозвался первым, потому то и получил титул первого в пантеоне. — Айдан не мог обернуться на голос. Все, на что хватало его сил — смотреть на того дракона, о котором идёт рассказ. — На помощь брату пришла Элерона — Владычица Воды. Она позвала за собой Калотрока — Отца Гор и Камня. Тот, в свою очередь, просил помощи у Фанзы — Матери Земли и Лесов. А Фанза обратилась к Алкиру, и тот по ветру пустил зов. На него откликнулись Мергшоран и Сатхакка — Отец Молний и Мать Ночи. После них в битву вступил Олгулрмир — Бесформенный Прародитель Хаоса. Чтобы не допустит господства хаоса, Трайнзакен — Мировой Судья, отправился вслед за ним. — Как только голос называл имя Отца или Матери из рода Основателей, Айдан переводил свой взгляд на него или неё. Келтрик горел в пламени, Элерона поднималась из вод, Калотрок был скалой, Фанза пряталась за деревьями, Алкир парил в небе, Мергшоран держал в лапах молнии, а Сатхакка лишь открыла свои глаза в сплошной тьме. Олгулрмир был похож на червя, а Трайнзакен, полностью белый, держал в одной лапе весы, в другой меч. Рассказ неизвестного продолжился. — Битва длилась долго и по наступлению вековой зимы, на поле брани вышел Ротмиг — Отец Льда и Бури. Но в любой битве важно количество мечей и навык руки, что держит меч. Берангор — Кузня Мира, отдал половину своей чешуи, чтобы сковать легионам смертных зачарованные доспехи и мечи. Яшир, как любой торгаш, не упустил выгоду и нашёл себе богатых почитателей среди купцов. Но каждый Отец Основатель шёл в бой с именем своего прародителя на устах. Эдхут. Отец всех драконов, что пожертвовал собой, дабы закончить Войну Богов. Матери Основательницы, как и свои смертные дети, молились Уне — Матери всех Матерей. Айдан не мог наглядеться на изображение Эдхута и Уны. Первый — вовсе не похожий на остальных, обвивал своим бесконечным телом свою дарконицу. Уна же расправила крылья, чешуёй которых были сами звёзды. Два дракона соприкоснулись лбами и проронили слёзы, изображённый на фреске еле заметными крапинками из блестящих драгоценных камней. — Время от времени стоит вспоминать сказки и легенды. А то мир становиться грустным, серым и до боли страшным. — Айдан медленно повернул голову и увидел обладателя этого низкого голоса. — С возвращением из Царства Сатхакки, милорд Айдан. Я -…. — Мужчина не успел представиться. — Пауль Дейн. Вы были около храма на третьем перекрёстке Райны. — Пауль опёрся на трость и почесал бороду. — Я тебя знавал, когда ты был годовалым младенцем. И твою сестру я так же нянчил первый год, покуда твоя мать поправлялась после родов. Но, чтобы соблюсти приличия. Капеллан Пауль Дейн, к твоим услугам. — — Что я наделал? — Память возвращалась урывками. И самое страшное, Айдан сейчас видел перед собой лица матери, на шее которой стиснул пальцы. — Прошло два дня с момента битвы. Завтра Его Величество вызывает тебя на судебное заседание. Ты уже выздоровел и к вечеру сможешь ходить. А пока советую отдыхать. Через пару часов послушники и послушницы буду петь, потому никуда не уходи. А я пойду полежу. Колено болит. — Дейн кивнул своим мыслям и хромой походкой направился в лестнице, что вела на второй этаж церкви. Айдан закрыл глаза, но лицо матери, напевавшей колыбельную, не покидало его. Как же сильно ему хотелось вновь содрать с себя кожу в наказание за слабость! — Лежи, не двигайся. — Айдан положил руку, тянувшуюся к шрамам, на место и повернул голову влево. Сейна с настороженным видом подошла к нему, аккуратно отдирая от раны на боку бинт. Сама рана потихонечку затягивалась и была на последней стадии заживления, потому Сейна приложила чистый бинт, не обращая на Айдана внимания. Стоило девушке отшагнуть от него, как Айдан рукой ухватился за её запястье, как за последний колосок, что не позволял ему утонуть. — Не стоит. Не сейчас. Ты обещал, что придёшь и помолишься со мной, а после всего случившегося, мне нельзя появляться на людях так часто. Сдержишь слово и придёшь, как вся катавасия закончится, хорошо? — Айдан слабо кивнул, видя в глазах девушки страх. Она видела, каким чудовищем он может стать. Винить её за этот страх бессмысленно.

***

Первое число первой недели месяца Штормовых Ветров. 7Э 210Г от прибытия Олрида Старого. Йаркарана

Ориана не подавала виду, что беспокоится о сыне. Дворяне Кинхарта смотрели на неё как на холодную расчётливую леди, для которой жизнь собственного дитя — разменная монета в игре Великих Домов. Знали бы эти люди, как сильно она рвалась к сыну, которого любила всем сердцем. Знали бы, что она готовилась поднять легионы братьев, узнав о том, что король вызывает Айдана на судебное заседание в качестве обвиняемого. Все, кто хоть краем глаза видел её, не мог распознать того, что она чувствует. Перед людьми она выглядела как статую, созданная из кристалла божественного. Сильная, гордая. Волосы всё равно, что плоды каштана, глаза как два сапфира, а лицо непоколебимое. Платье её было строгим, без лент. Всем видом она показывала, что принадлежит дому СтоннКасселов. Платье-сюрко длинной в пол, на плечах её покоился соболиный воротник с перьями грифона, что цеплялись за скрепляющую цепь на груди. Подле матери сидела Адриана, во всем повторяющая материнский стиль одежды, за исключением волос. Если Ориана собрала волосы в пучок на затылке, что старило её лет на пять, то Адриана свободно накручивала на палец локон распущенных волос. Леди СтоннКассел простила эту вольность дочери, потому что дочь брала пример не только с неё, но и с Киры, сидящей по левую руку от Орина. Гарет о чем-то спорил со своими подчинёнными, и Ориана даже успела послушать эту странную перепалку. — Мейстланд, угомонись, иначе я тебя из легиона выдворю! — — Да пожалуйста! Если я не смогу обосновать все свои слова законами из книги Нерана, я уйду из легиона и отдам жалование за последний год! — Гарет обратился к одному из близнецов, пожимая руку тому, с которым спорил. — Терон, разбей-ка, я, кажется, уже завтра лишусь двух старших легионеров отделения. — Мейстланд разбил пожатые руки и вернулся за столы, расположенные по обе стороны от трона и трибуной перед ним. Послышался гул распахнутых дверей. Присяжные ахнули, некоторые зашептались, другие затихли. Под охраной гвардейцев-копейщиков, в кандалах, шёл Айдан СтоннКассел. Он не смотрел на отца и мать. На Гарет и Киру. Не удостоил взгляда офицеров Пятнадцатого легиона, не то боясь увидеть злобу и разочарование, не то боясь не узнать тех, кто ему дорог. Король, восседая на троне, поднял руку, и все присяжные молча поднялись. Рука короля вернулась на сапфировый трон, вместе с ней присяжные заняли свои места. — Объявляю о начале заседания. Наследный сын рода СтоннКасселов и старший легионер первого отделения Пятнадцатого Легиона, Айдан СтоннКассел, знаешь ли ты, в чем тебя обвиняют? — Айдан поднял глаза и покачал головой. Ориана заметила, что сейчас её сын был не в себе. Он находился не на суде, а где-то далеко, разговаривая с кем-то, кого никто из сидящих в зале не видел. — Нет, Ваше Величество. — Король правой рукой велел обвинителю начать разговор. — Капитан Меларит, зачитайте обвинение. — Старик, привыкший командовать стражей, вышел вперёд и с сожаление посмотрел на Айдана, беззвучно извиняясь перед ним. — Его Королевское Величество, Уильям Первый, Кон-Итьен, обвиняет Айдана СтоннКассел в преступлении против Кинхарта и его народа. В том, что он совершил нападение на капитанов Пятнадцатого и Четырнадцатого легионов. Свидетелями данного преступления являются офицеры и солдаты Пятнадцатого Легиона. На суде присутствуют пострадавшие от рук Айдана СтоннКассела. — Меларит хотел откланяться, как тут же вскочили бароны, управляющие ремесленным кварталом. — А как же поджёг и убийство невинных людей Кинхарта?! Из-за магии СтоннКассел пострадали люди столицы! — Барон Вейнкум поднял гул. На его слова поднялись люди, что потеряли близких в том пожаре. — Поделом СтоннКасселам! Нам не нужен ЛжеНаследник! — — Изгнать его из легиона! — — ПРОТЕСТУЮ! — Взревел Корр, да так сильно, что Хэлэна, сидящая позади королевского трона, почти подскочила с места вместе со своими детьми. — Слушается дело о преступлении легионера, который защищал народ Кинхарта! Можете приписать сюда хоть сотню преступлений, но Айдан СтоннКассел защищал Её Королевское Высочество и народ столицы от ир-меров! Пятнадцатый Легион готов вступиться за поддержку своего легионера! Тем более, советую вам прочитать Кингу Нерана, пятый параграф восьмой части: «Обвинять легионера может лишь монарх и его легион. Любой другой должен доказывать правоту обвинения при гвардейском дворе». — — Тишина в зале суда! — Аксель, и десяток его гвардейцев, находившихся на первой ступени перед троном, ударили копьями о плиту под ногами. — Обвинения Барон Вейнкума несправедливы. Тела ир-меров обнаружены в городе, как и тела тех, кто был сожран этими тварями. Предводители существ Утробы сбежали и если они вернутся, Кинхарт должен быть един. — После минутного молчания, слово взял один из гвардейцев стоящий в ряду рядом с Найтом Акселем. Айдан узнал его. Одэлеан Истон-Дар за короткое время изменился. Лицо его было худым, бледным, но голос оставался твёрдым. Он незаметно кивнул Айдану в знак уважения. — Мы можем много говорить о вине тех или иных людей. Я, к примеру, могу обвинить барона Енгута, заместителя барона Вейнкума, в том, что его люди задержали подъём легиона, отправленного на подмогу в бою на Алой улице! Но делать этого не буду, только если сторона обвинителя перестанет обвинять во всех бедах солдата Пятнадцатого Легиона! — Терон поднялся вслед за Корр и получил от Гарет самый злобный взгляд, на который тот был способен. Алетра, сидящая рядом с мужем, сжала его руку, и Гарет аккуратно поднялся, всё ещё чувствуя боль в спине, раны на которой полностью не зажили. — Так мы ничего не добьёмся. Дайте легионеру слово. — Айдан повернулся к Гарету и перед глазами его предстал бой. Айдан не хотел наносить тот удар. Зверь заставил его атаковать. Его глаза встретились с глазами Киры. «Почему у тебя не нашлось силы закончить начатое?!» — Айдан СтоннКассел. Что ты можешь сказать в свою защиту. — Айдан посмотрел на короля и стиснул кулаки добела, впиваясь ногтями в ладони, старательно не замечая взглядов отца, сестры и матери. — Я не смог спасти тех людей, на которых напали ир-меры. Я был слишком медленным. Самоуверенным и опрометчивым. Но не призови я себе на помощь пламя, то весь Ремесленный Квартал сейчас бы был кормёжкой для ир-меров, а Её Королевское Высочество и принц сейчас бы лежали в семейном склепе. Я не признаю вины за гибель простых людей На мне лежит вина неудачи. Я не справился с долгом солдата. Не я отнял их жизни. Но я сражался за них. Сражался и проиграл. — Уильям кивнул, обернулся и посмотрел на жену и сына. Лайан склонил голову, а Хэлэна шумно вдохнула, отведя взгляд от мужа. — Вопрос по этому поводу закрыт. Теперь, есть ли тебе что сказать в защиту о нападение на капитанов и своих кровных родственников? — Король посмотрел на тех присяжных, что сидели по левую руку от него. Бароны и лорды и молчали. Они не хотели злить монарха, особенно после прошедших ночей и облав гвардейцев по поместьям знатных особ. — Нет. Я осознавал, что делаю. Просто. Я не смог бороться с…. драконьей кровью в жилах. Не смог. — Орин не поднялся со своего места. Гарет и Кира переглянулись, а Корр, при помощи Терона стал листать книгу Нерана со скоростью солнечных лучей в ранее выходное утро. Ориана молила всех богов, чтобы сын посмотрел на неё. Всё что она делала: смотрела на него, пытаясь прожечь взглядом, лишь бы он повернулся. — Я готов вынести приговор. — Айдан застыл каменным изваянием. Желваки на его лице дрожали, а глаза уставили на Сапфировый Трон Кровогорья. — Нападение на капитана — тяжкий грех. Бой в одиночку против тварей Утробы — так же глупый и опрометчивый поступок. Как король, я имею право изгнать тебя из легиона, но твои поступки — следствие благих намерений. Ты стремился выполнить мой приказ и спасти мою королеву, что выполнил в полной мере. Ты не сбежал и принял неравный бой не только с сильнейшим врагом, но и с самим собой. И путь Нерана больше нет, его наследие живёт в его потомках. Я не могу накрыть позором наследного сына великой семьи, но и оставить это безнаказанным не имею права. Знай же, Айдан СтоннКассел, что ты отправишься в Монс-Ранхар, где от моего имени заставишь ренегатов либо пойти на тропу мира, либо станешь вестником войны. Мой приговор окончателен и не подлежит обжалованию! Судебное заседание считаю закрытым! — Уильям поднялся. Вместе с ним с кресел позади трона поднялись его дети и жена. Как только они ушли из стронного зала, все остальные стали расходиться, искоса поглядывая на офицеров-легионеров, ждавших, пока Айдан сделает хоть какой-нибудь шаг. Гарет заметил среди присяжных со стороны легиона Пэтрота и Амелиона. Оба капитана о чем-то переговаривались, но лицо Пэтрота выражало некое подобие радости, в то время как Амелион то и дело хмурился. Гарет, вспомнив о споре с Корром, подошёл к Мейстланду и тихо прошептал: — Ты такие вещи больше не вытворяй. Месяц без жалования. —

***

Айдан оказался около храма, где жила Сейна, почти сразу. Он ушёл так быстро, как могли нести его подкашивавшиеся ноги. Так быстро он шагал, будто действительно был прокажённым. Но на самом деле ему просто не хотелось говорить с матерью после произошедшего. «Я чуть не убил её. Лучше бы я умер! Так мне и надо. Помру в бою с ренегатами и всё, честь, долг, Наследие… Гори оно всё во Вратах Харды! Ненавижу! Почему я сразу не умер?! ПОЧЕМУ ПРИЧИНИЛ МАТЕРИ БОЛЬ?! Я чувствовал её слёзы, её слова, её…. Её кровь, бьющуюся в венах. Я…я не хотел… нетнетнетнет нет! Я не хотел её убивать, не хотел! Это был не я! Брундайовад, ответь, ты ящерица сука проклятая! Тварь блять, ты ещё себя другом моим называешь?! Ублюдок, ненавижу блять, сучара! Я же ведь доверял тебе, мразь! Я верил твоим словам, а ты, дракон ёбанный крови захотел? Только посмей сказать, что это был не ты! Ты бы никогда не спрятался. Ты бы принял бой, сука ёбанная! Ты обманул меня! Ты использовал меня, чтобы самому упиваться пролитой кровью! ПОЧЕМУ ТЫ РЕШИЛ, ЧТО ЭТО ДОЛЖНА БЫТЬ КРОВЬ МОМЕЙ МАТЕРИ?! Моими руками ты чуть не убил моих родных. Гарета, Киру, отца, МАМУ! Только посмей опять дать мне какой-то совет или сказать хоть слово, в попытке меня остановить, убью суку, зарежу падлу!» Брундайовад молчал. Дракон отвернулся от Айдана, не желая отвечать на этот истеричный выпад. Айдан остановился перед деревом Алкира. Нет. Он не должен воспоминать, как молился вместе с Орианой. Не должен, особенно после того, как чуть не убил. — Милорд СтоннКассел? — Айдан обернулся. Сейна завязала платок на голове и спрятала волосы так, чтобы не один локон рыжих волос не выбивался из причёски. — Ты же всё видела, не так ли? — Сейна кивнула и подошла к Айдану на пару коротких шагов ближе. — Айдан. Ты не должен винить себя в том, что произошло. — Айдан покачал головой. — Ещё как должен. Я плохо учился. Я не знал, как управлять этой силой, я чуть не убил свою мать! Я не имею права просить у неё прощения и тем более, молиться, после того как не исполняя клятвенного долга по защите народа Кинхарта! — Сейна осмелилась подойти ещё ближе и заглянуть в изумрудные стоннкасселовы глаза. — Если так, то первым делом искупи вину перед родными, а уже потом ищи прощения у богов, Айдан СтоннКассел. Ты обещал, что придёшь молиться вместе со мной, так и сделай так, чтобы ты мог молиться, без каких-либо преград. — Сейна откланялась и поспешила уйти во внутренний двор храма, скрыться с глаз Айдана. Сам же юноша обратил внимание на ленту, что когда-то завязал вместе с Сейной вокруг малого деревца Алкира. Она крепко-крепко держалась даже спустя месяц.

***

Ориана слишком давно не была в Кинхарте. Поместье в её памяти было куда меньше, чем оно есть на самом деле. Гарет был веселее, чем сейчас, Кира в последний раз её визита без устали болтала о делах легиона, крепко подсев на уши Алетре о том, сколько девчонок из её полка уже успели нарушить приказ и оказаться в одной койке с любимым легионером, а Айдан и Адриана носились друг за другом, потому что Айдан либо украл у сестры любимые зелёные яблоки, либо Адриана отвесила брату щелбан и старательно убегала, чтобы не получить легионерского «быка» в лоб. Ориана обычно наблюдала за этим вместе с Орином, читала письма или же любимые книги. Сейчас всё изменилось. Гарет и Алетра о чем-то в тайне говорили в своей комнате, Кира и Орин ссорились в гостиной, Адриана же спряталась на кухне, дожидаясь, пока всё угомониться и она сможет уйти с тарелкой печений. Ориана решила немного посидеть на крылечке. Синяке на шее начали понемногу сходить и она, чтобы отвлечься от ночных кошмаров, принялась вязать из цветов венок, который делают только джейстенские женщины, ставшие матерями. Следовало плести венок слева направо, молясь Уне — Драконице-Матери, чтобы её дети всегда были в безопасности. Ориана всегда знала, что её детям не видать спокойной жизни, но она молилась на это и верила, что сын справиться с любым бременем, а дочь обретёт счастье и найдёт достойного мужа. Ориана знала, как Айдану сейчас тяжело, но сердце её болело не от того, что сын вынужден сражаться с безумием, а из-за того, что он даже не нашёл в себе смелости сказать матери, как сильно ему тяжело. Она бы пожалела его. Помогла бы. Продолжая переплетать лепестки с плотной веткой, скорченной в неровный круг, Ориана услышала приближающиеся шаги. Взяв синий цветок горноцвета, привезённого ею из Джейстена, леди СтоннКассел дождалась пока шаги стихнут, и закрутила ещё одну петлю, прежде чем посмотреть на подошедшего гостя. — Прежде чем ты что-то скажешь. Выслушай меня. — Ориана незамедлительно поднялась со скамьи, когда увидела сына, когда услышала его дрожащий голос. В ней перемешалось всё. Боль, злоба, желание отвесить ему пощёчину, а потом прижать к себе. Леди СтоннКассел гордо подняла голову, продолжая не глядя плести венок. — Я виноват. Очень сильно. Я никогда не чувствовал себя таким слабым. Когда зов взял вверх надо мной, я… я был как будто в плену. Я ощущал и видел всё, что делал. Но не мог себя остановить. Я думал, что Кира закончит всё это одним ударом, но… но не вышло. Если бы я… раньше обо всём это рассказал то, может быть, справился бы. Но я не хотел тебя подвести. Ни тебя, ни отца, ни Гарета с Кирой. Мама, прости меня. Я так сильно виноват, я чуть не убил тебя. Умоляю, прости меня. Я должен был бороться, но не хватило сил. Я…. Я не достоин того, чтобы называть тебя своей матерью. Не имею права просить прощения за всё, что ты испытала, но я так виноват, мама. — Ориана бросила венок к ногам и дотронулась до мокрой от слёз щеки сына. — Никогда больше не говори ничего подобного. Ты не имеешь прав решать за меня, слышишь?! На твоих плечах бремя, которое когда-то нёс сам Неран. Я ни за что не позволю тебе говорить такое о себе. Ты. Мой. Сын. Ты солнце моей жизни, свет моих звёзд, я готова весь Джейстен сравнять с землёй, сама лично пойти войной против каждого твоего врага, лишь бы ты был жив и цел. Почему же ты говоришь такие вещи? Почему принимаешь наказание как благословение?! — Айдан не выдержал. От усталости и страха ноги его подкосились, а Ориана, чувствуя как больно колит её сердце, упала на колени вместе с сыном. — Мама, прости меня. Я же чуть не убил тебя… — Вновь повторил он. Ориана заключила лицо сына в свои нежные ладони и прислонила свой лоб ко лбу Айдана. — Но я жива. Я знаю, что ты бы никогда не причинил бы мне боли по свей воле. Никогда. Это была драконья проказа. Мне было больно, не отрицаю. Но мне не было стыдно. Ты не сбежал с поля боя. Ты сразился с тем, кто был лучше сотни мечников; ты не сдался в борьбе с силой магических нитей, ты совладал с ними! Могу ли я прогнать тебя? Могу ли отречься? Тогда гореть мне во Вратах Харды! И тебе туда же дорога, если продолжишь корить себя за все прегрешения! — Ориана заставила Айдана посмотреть на неё. Как же сильно ему хотелось отвести взгляд и не видеть вновь той картины, когда рука его сжимается на её шее. Айдан подняла глаза и заглянула в сине-карие глаза мамы. — Я больше никогда не сделаю тебе больно. Никогда не заставлю страдать. Обещаю, мама. Обещаю. — Айдан горько заплакал, прижимаясь к матери. Ориана что есть силы прижала сына к себе, вдыхая его родной запаха, слушая, как он прерывисто дышит. Уже через минуту она начала тихо качаться вперёд-назад. Ветер казалось, слышит их и укрывает слова, чтобы никто и никогда, кроме них самих, не услыхал этих обещаний. — Я знаю, солнышко моё. Я знаю. — Шептала Ориана, баюкая сына.