Луна сегодня прекрасна, не так ли? Книга I.

🌑🌑🌑

      — Одни проблемы от этой ненормальной семейки Чон, блять! — с раздражением шипит вслух Хосок, сворачивая с главного шоссе, ведущего в пригород. — Да что у тебя с телефоном?! — в который раз уже набирает номер Тэхёна и пробует дозвониться до друга, но безуспешно. Кроме тишины на том конце провода не слышно больше ничего. — Как сквозь землю провалился, честное слово!       Хосок с силой нажимает на педаль газа, прибавляя скорость, а по округе разносится свист и скрежет массивных колёс, скользящих по заснеженной дороге.       — Говорил же я тебе, чтобы ты заканчивал общаться с этими идиотами! — и снова вслух, но на этот раз куда громче, злобнее и на весь автомобиль, нервно вцепляясь руками в руль. — Никогда не слушаешь! Никогда, блять!       Хосок мчит мимо хвойных деревьев, раскиданных по обе стороны от шоссе. Внутренняя тревога нарастает, а беспокойство за друга становится всё более гнетущим. Последний их телефонный разговор был не самым праздным, а прервался так неожиданно и именно в тот момент, когда к Тэхёну приехал Мариус. После этого Тэ не выходит на связь вот уже три с лишним часа. И не просто не отвечает на звонки или скидывает, как в последнее время он любит делать и успешно практикует, а складывается такое ощущение, будто номера, который набирает Хоби, вообще не существует. Просто тишина, а потом связь обрывается. Странно. Слишком странно. Да, его друг живёт в глуши, но проблем с тем, чтобы просто дозвониться, никогда не было. К тому же все обещания Тэхёна встретиться на днях — ерунда. Так что куда проще приехать самому и увидеться.       Ярко-жёлтый джип наконец-то приближается к съезду, сворачивает вправо, а вдалеке начинает виднеться тёмно-коричневая деревянная крыша. Ещё несколько сотен метров, и Хоби будет у цели.       Хосок заезжает на территорию дома, оценивающе оглядывается по сторонам, замечая, что машина Тэ припаркована у гаража, и облегчённо выдыхает с улыбкой на губах.       Фух. Выходит, пиздун дома.       — Ну, я тебе устрою сейчас, говнюк! — выкрикивает Хоби, торопливо глушит мотор и выходит из машины, с шумом захлопывая дверь.       Быстро пробирается через заснеженную протоптанную дорожку, ведущую к крыльцу, но резко останавливается перед ступеньками, замирая, как вкопанный, на одном месте. Приоткрывает губы и зажмуривается. На секунду кажется, что это больное воображение рисует нелепую картину, а переживания за друга лишь ещё больше придают ей красок. Нервно сглатывает, рвано выдыхает и открывает глаза.       Нет. Это не воображение…       Первые мгновения Хосок боится даже шелохнуться. Прислушивается. Осторожно и опасливо оглядывается по сторонам. Кажется, будто густой и мрачный лес, окружающий дом Тэхёна, становится всё ближе и ближе к нему, готовый вот-вот поглотить его, давит, окольцовывает его. Снова переводит испуганный взгляд и смотрит в упор перед собой на искорёженную дверь, вокруг которой валяются куски дерева и щепки, а сквозь широкие и многочисленные щели пробиваются холодные лучи дневного солнца.       Хоби решительно делает шаг вперёд. Ещё один. И ещё. Складывается ощущение, будто он стал героем фильма ужасов с самым банальным и прозаичным сюжетом. Разум настойчиво вопит о том, что не нужно подниматься по этим чёртовым ступенькам, не нужно заходить в дом, не нужно геройствовать, просто вызови полицию, это их работа, но сердцу ведь не прикажешь. Если лучший друг угодил в беду, то как оставаться разумным и не попробовать самому разобраться, что с ним произошло? Это упражнение из разряда тех, у которых нет и не может быть никакого решения, кроме единственного и самого правильного — никак.       Хосок почти вплотную подходит к изрубленной двери. Каждый шаг теперь даётся всё с большим и ощутимым трудом. Старается идти тихо и оставаться незаметным. Заглядывает через самую широкую щель, находящуюся в самом центре деревянной поверхности, старается разглядеть хоть что-нибудь внутри дома, но безуспешно. Кроме мебели, осколков на полу и лестницы, ведущей на второй этаж, не видно ничего. Дрожащие пальцы нерешительно ложатся на ручку, осторожно надавливают на неё, так медленно и так плавно, чтобы не создать ни единого шума, и Хоби приоткрывает дверь. Снова усиленно прислушивается. Внутри абсолютно тихо. Ни единого звука. Он переступает порог дома и оказывается внутри просторной гостиной. Оглядывается вокруг себя и снова напряжённо сглатывает ком в горле.       — Тэхён?.. — раздаётся сбивчивый и кроткий шёпот. — Тэ, где ты?..       Осторожными шагами проходит внутрь. Грубая подошва зимней обуви наступает на мелкие осколки, с характерными глухими и неприятными звуками кроша и давя их под своей тяжестью. Помимо битого стекла на полу валяется одежда, папка с документами, провода, наушники и красные яблоки, которые привлекают внимание Хосока, и он поворачивает голову в сторону кухни, замечая, как из деревянной поверхности торчит рукоять топора.       — Тэ?! — шипит сквозь зубы, но теперь уже чуть громче, тут же принимаясь более внимательно изучать всё вокруг.       Крови нет. Казалось бы, что этот немаловажный фактор должен давать хотя бы крупицу облегчения, но почему-то в груди становится куда более скверно и тревожно.       Хоби вздрагивает и делает резкий шаг назад, когда слышит отчётливый и звонкий хруст под своей ногой. Опускает голову вниз и видит разбитый телефон. Тэхёна. Его чехол. Его модель. Страх возрастает, а внутренняя паника сгущается и становится совсем свирепой. Хочется прямо сейчас выбежать из дома и всё же послушать голос разума.       Но куда разуму до сердца?.. Это всегда неравная борьба. Что в любви, что в дружбе.       Хосок рвано выдыхает, спешно приближается к лестнице и начинает подниматься на второй этаж.       — Остановись.       За спиной внезапно раздаётся холодный и пронизывающий до костей голос, слыша который, появляется мгновенное и необузданное желание забиться в угол, спрятаться и никогда больше не показываться на глаза говорящему. Никогда. Ни при каких обстоятельствах. Ни за что. Становится ещё более жутко. Кажется, будто даже воздух в доме стал невыносимо спёртым. Всё тело покрывается мурашками. Сердце в груди начинает биться с неистовой скоростью. Дыхание сбивается, а каждая новая попытка сделать вдох становится тяжёлой мукой. Обернуться назад страшно. Взглянуть своему страху в глаза — пытка.       — Я вызвал полицию, — сбивчиво лжёт Хоби, предпринимая попытку предупредить и запугать того, кто находится за его спиной.       — Сомневаюсь, — снова всё тот же ледяной и обволакивающий тембр голоса.       Хосок делает глубокий вдох, когда твёрдые и размашистые шаги становятся всё ближе к нему, куда более звучными, ударяя по ушным перепонкам. Не время для паники. Нужно собраться с мыслями, нужно собрать яйца в кулак.       — Где Тэхён?! — резко оборачивается к мужчине. — Что вы с ним сделали?!       В ответ тишина. Ни слова. Ни единого. Лишь мимолётный, но такой вдумчивый и упрямый взгляд в лицо, от которого становится ещё больше не по себе.       Рэйван молча поднимается по лестнице на второй этаж. Останавливается, когда преодолевает последнюю ступеньку. Жадно принюхивается. Медленно поворачивает голову сначала в одну сторону, а после в другую. Прислушивается. Волк внутри обеспокоенно скулит, просится выпрыгнуть наружу и рвануть вперёд, сметая всё на своём пути.       — Их тут нет, — чётко произносит и бежит по лестнице вниз, слегла задевая Хосока плечом.       — Их?! — обескураженно переспрашивает Хосок, не отводя глаз от Рэйвана. — Где, блять, мой друг?! — торопливо спускается вслед за ним и кивает на торчащий из кухонной столешницы топор, глубоко воткнутый в ровную деревянную поверхность. — Мариус убил его?.. Это он. Я знаю! — смешно тянется рукой к карману пуховика, чтобы достать свой телефон. — Нужно что-то делать! — перепуганно бубнит себе под нос и снова замирает, наблюдая за тем, как Рэйван огибает просторную гостиную, наклоняется к длинной рукояти топора и принимается её обнюхивать.       — Что ты делаешь?! — нервно сглатывает. — Где Тэхён? — и снова один и тот же вопрос. — Что здесь, чёрт вас дери, происходит?!       — Не трогай, — останавливает его Рэйван, когда тот наклоняется, чтобы поднять разбитый телефон Тэхёна с пола. — У тебя слишком резкий запах. Ты сбиваешь меня. Не могу уловить.       — Ч-что?! — удивлённо выпаливает Хоби, приподнимая бровь. — Что за фигню ты несёшь?! — шипит на него. — Послушай! — всё же не выдерживает и подходит ближе, стараясь не обращать внимания на странное и нелепое поведение Рэйвана. — Нужно вызвать полицию! Прямо сейчас! — убедительно и громко.       — Почему ты обвинил Мариуса? — внезапно уточняет брюнет, не обращая внимания на слова Хоби.       — Потому что, когда я говорил с Тэ по телефону, он сказал мне, что перезвонит, потому что приехал твой сумасшедший брат! — возмущённо объясняет Хосок. — Он не хотел его впускать, потому что…       Хоби вдруг замолкает, и только сейчас в голове возникает тревожная мысль о том, а стоит ли всё это рассказывать брату Мариуса, а можно ли ему вообще доверять, а не является ли он тоже соучастником преступления. Всматривается в панорамное широкое и длинное окно, а уголки губ приподнимаются в нервной ухмылке.       — Как ты тут оказался? — недоверчиво перебирает слова. — Где твоя машина?       Рэйван поворачивается к нему, смотрит в упор в бледное лицо, а его глаза с каждой секундой приобретают всё более яркий и насыщенный оттенок, из медово-янтарных превращаясь в почти что ало-бордовые.       — Пришёл пешком, — спокойно отвечает оборотень, борясь с внутренним волком, который вот-вот вырвется наружу, больше не в силах сдерживать инстинкты.       — Зачем? — не унимается Хосок, делая вкрадчивый и еле заметный шаг в сторону входной двери. — Пешком? Сюда? Откуда? — вереница вопросов, вызванная страхом, так и лезет из него.       — Мне позвонил врач из клиники. Сообщил, что не может дозвониться ни до Тэхёна, ни до Мариуса. Мать Тэ скончалась сегодня.       Наступает ступор. Сердце в груди Хосока замирает. Кажется, что и время на мгновение останавливается. Это трагедия. Огромная, беспробудная трагедия.       — Тэ уже знает? — прикусывая нижнюю губу зубами, взволнованно спрашивает Хоби.       — Без понятия. Я хотел убедиться, что с Тэхёном всё в порядке.       Рэйван медленно отходит от столешницы, внимательно осматривается вокруг себя, пристально рассматривая каждую деталь. В доме ощущается лёгкий запах подснежников, перемешанный со стойким и ударяющим прямо в нос запахом хвои и смолы. Тэхён и Мариус здесь были. Оба. Сегодня. Ароматы не выветрились. Во всяком случае, запах Мариуса. Это означает лишь то, что с момента их последнего пребывания в доме прошло не более пяти часов. Быть может, даже меньше.       — Рэйван, послушай…       — Почему ты сразу же обвинил Мариуса?!       По всему первому этажу проносится грозный и несдержанный рык. Нечеловеческий. Животный. Яростный. Люди так не могут.       Люди на такое не способны.       — Он мне сам говорил…       — Хватит этих загадок! — рявкает оборотень, но на этот раз заметно тише и куда более сдержанно.       — Когда ты улетел, всё стало только хуже! — с вызовом упрекает его Хосок. — Мариус словно с катушек слетел! Мне Тэхён кое-что рассказывал. Знаю, что далеко не всё… — с огорчением в голосе и как-то оправдательно продолжает Хоби. — Но и того, о чём я знаю, достаточно, чтобы понять, что твой брат — чёртов псих, Рэйван!       — Хосок! — рычит брюнет, принимаясь подходить ближе, взглядом приказывает и даёт понять, что жаждет немедленных объяснений. Здесь и сейчас. Без каких-либо недомолвок.       — Какое-то время они жили в городе в квартире Мариуса! — начинает устало объяснять Хоби. — Тэхён постоянно отказывался от встреч со мной, находя тысячу идиотских отговорок. Вот только я не идиот! — напыщенно хмыкает. — Я решил сам приехать к ним, чтобы проведать Тэ. Дверь открыл твой брат. Я даже не узнал его сначала. Он был… — хмурит брови, принимаясь подбирать слова. — Не знаю! Сам не свой! Бешеный какой-то, что ли! Я слышал, что Тэхён в квартире, я это знал, но Мариус не дал мне ни зайти, ни поговорить с Тэ, ни увидеться с ним. Да и сам Тэхён вскользь говорил мне в телефонном разговоре, что хочет прекратить отношения с твоим братом, только вот Мариус не позволял, постоянно давил на него и угрожал Тэ, что если тот попробует уйти, то он ему ноги переломает. И это не мои слова, Рэйван. Это слова самого Тэхёна! Он бы не стал врать. Я слишком хорошо его знаю… И я уверен, что твой брат — конченный ублюдок и садист! — заканчивает Хосок, со злостью выдыхая.       — Это всё?       Хоби даже не успевает заметить, как Рэйван оказывается всего в нескольких сантиметрах от него, смотрит глаза в глаза, гипнотизирует взглядом. Хочется отвернуться, но не хватает решимости даже шевельнуться. Стоит на месте. Почти что не дышит. Сердцебиение то учащается, то замедляется. Воздуха не хватает. А в груди опять появляется давящее чувство.       Бежать… Хочется просто сбежать из этого дома.       — А этого мало? — шипит сквозь зубы Хоби. — Я никогда не лез в отношения Тэхёна. Я старался не причинять ему дискомфорт своими расспросами, но сейчас я искренне жалею об этом! Парень приехал лечить мать! Сука, мать лечить! — выкрикивает Хосок, поднимает обе руки, внезапно хватает Рэйвана за воротник чёрного шерстяного пальто и с рывком отпихивает от себя в сторону. — Покинул родную страну! Бросил всё! На последние деньги купил тут дом, чтобы она доживала последние дни в тишине и в покое, на свежем воздухе! Ты знаешь, сколько лет в Корее он потратил на то, чтобы быть её личной сиделкой?! Ты знаешь, сколько он впахивал, чтобы покупать дорогостоящие препараты ради того, чтобы она просто могла дышать?! И вот появляется возможность! Первоклассный реабилитационный центр, где лучшие врачи берутся за её лечение. Казалось бы, хах, что наконец-то можно просто хотя бы выспаться. Поспать, блять! Отдохнуть хоть немного, сука, и прийти в себя! Выдохнуть! Но тут возникаете вы и начинаете морочить ему голову день за днём! — вздыхает и протяжно хмыкает, в упор глядя на Рэйвана. — Люблю, не люблю! Мой, не мой! Какие вы мужики после этого, если стали делить его между собой, как кусок свежего мяса?! Хотя бы один из вас хоть раз задумался о его чувствах?! Не о ваших, а о его! Вы хотя бы раз предложили всем вместе сесть и поговорить, коль уж между вами возникла эта немыслимая возня?! Нет! Ни один из вас! Вы просто продолжали раздирать его между собой, грызть, как голодные звери! Говорю о вас, а стыдно мне, Рэйван! И вот сейчас его мать мертва! Она умерла! Умерла, блять, ты понимаешь?! Её больше нет! Его самого родного и близкого человека! И самого Тэхёна больше нет! — снова оглядывается по сторонам. — Хочешь ещё раз спросить у меня, всё ли это?! По-прежнему полагаешь, что этого недостаточно?!       Чёрный гигантский волк внутри Рэйвана перестаёт скулить. Обнажает острые, как бритвы, длинные белоснежные клыки и принимается утробно рычать. Инстинкты затмевают разум. Страх, паника, отчаяние, жажда мести… Всё перемешивается в один огромный снежный ком, готовый вот-вот вырваться наружу беспощадной снежной лавиной, чтобы снести всё и всех на своём пути. Вспыхивает ярость. Злость. Неистовый гнев. И едкая боль. Боль от того, что каждое слово этого хрупкого и маленького человечка — чистая правда. Правда порой ранит куда сильнее, чем сотни острых кинжалов.       Правда душит. Правда калечит. Правда нагоняет ужас. Но без правды этот мир давно бы рухнул, утратив всякий фундамент, превратившись в руины из беспросветной лжи. Правда — это основа.       Истина — это аксиома.       Истинность — это… закон природы.       Рэйван поправляет на себе одежду. Поднимает ярко-алые глаза на Хосока, поблёскивающие янтарными вкраплениями в лучах солнца, сдерживает хищный животный оскал, размыкает сухие губы, хочет что-то ответить, но Хоби настойчиво продолжает.       — Кто вы такие? — внезапно так тихо произносит, словно боится спугнуть. — Хотя… не отвечай! — шепчет. — Я знаю ответ! Так… это правда?.. — будто спрашивает у самого себя, задумчиво смакуя слова на языке. — Я знал… Я догадывался… Я говорил Тэхёну, но он не слушал… Он даже не догадывается о том, что это правд…       — Он знает, — в гостиной раздаётся тихое и гнетущее рычание.       Хосок тяжело сглатывает. Ещё секунда, и его начнёт тошнить от волнения и ужаса.       — Уезжай отсюда.       Хосок молча отрицательно машет головой, не отводя испуганного и одновременно восхищённого взгляда от оборотня.       — Уезжай, — ещё раз повторяет Рэйван. — Я сам разберусь с этим.       — Он жив?..       Рэйван молчит. Отводит взгляд в сторону. Вопрос, который разрывает и без того израненное сердце на мелкие ошмётки голодным псам на съедение. Для большего оно бы уже не сгодилось.       — Тэ жив?.. — громче, чтобы обратить на себя внимание.       — Я не знаю.       — Тэхён жив?! — с застывшим ужасом в глазах вопит на весь дом Хосок, готовый прямо в это же мгновение броситься на него с кулаками.       — Я не знаю! Я не знаю, Хосок! — поддаётся разрушительным эмоциям Рэйван, а его голос снова срывается на глухое звериное рычание, разносящееся на всю округу. — Хватит спрашивать! Я не знаю!       Хоби медленно опускается вниз, держась за поручень, садится на ступеньку лестницы и опускает голову. В голове полная каша. Страшно думать. Страшно допускать мысль о том, что самое пугающее может оказаться правдой. Страшно верить. Закрывает глаза. Губы дрожат. Тело не слушается, а мышцы разом напрягаются, становясь каменными. Хочется, чтобы это просто был сон. Ночной кошмар, созданный больным мозгом. Или ужастик.       Что угодно, но только не действительность.       — Чем я могу помочь? — вновь возвращает взгляд на Рэйвана и резко встаёт, поднимаясь на ноги. — Тебе нужна моя помощь? — произносит каждое слово со всей искренностью. — Он твой любимый, Рэйван! Да. Я знаю! — рявкает Хоби. — Но и мой лучший друг! Ты не имеешь никакого права отказать мне!       — Езжай домой, — твёрдо повторяет Рэйван уже сказанное ранее. — Сейчас это будет самым верным решением. Не оставайся тут.       — А ты?! — не унимается Хосок.       — Побегу по следу. Надеюсь, что я успею догнать их.       Хоби торопливо следует за Рэйваном, выбегает вслед за ним на улицу и пятится назад, когда перед его глазами резко возникает огромный волк с него ростом. Когтистые лапы утопают в снегу, пушистый длинный хвост свисает до самого низа, угольная гладкая шкура поблёскивает на солнце и кажется иссиня-чёрной. В любой другой ситуации Хосок назвал бы этот момент чудовищным великолепием. Перед глазами клыкастое чудовище. Иначе не назвать. Мощное. Сильное. Величественное. Такое же, как на потёртых старых изображениях в пыльном архиве. Почти один в один.       Он уже видел этого волка. В тот день, когда они приезжали за вещами Тэ. Видел на этом же самом месте, во дворе дома. Он догадывался. Подозревал. Знал в глубине души. Обдумывал. Сопоставлял в своей голове все факты и легенды. А теперь… А теперь окончательно убедился.       — Верни его… Верни Тэхёна.       Чёрный оборотень шевелит ушами, реагируя на голос позади себя. Медленно поворачивает гигантскую морду в сторону Хосока, смотрит на него огромными искрящимися красными глазами, выжидает несколько секунд, а после резко прыгает вперёд с такой силой, что поднимает снежный вихрь за собой, и бежит прочь, отдаляясь к лесу, оставляя после себя лишь громкое и надоедливое звучание сработавшей автомобильной сигнализации и треск веток.       Охота начинается.

🌑🌑🌑

      Чёрный «Кадиллак Экскалейд» заезжает на территорию резервации Чон, беспрепятственно проезжая через центральные ворота. Внушительный автомобиль медленно двигается по главной дороге среди домов, расположенных по обе стороны от неё, а после останавливается у особняка. Вожак стаи внимательным взглядом смотрит сквозь тонированное окно на нескольких прохожих, и с ещё большей подозрительностью щурится, замечая, как те отводят смущённые взгляды от его автомобиля и спешно отдаляются как можно дальше. Хрипло хмыкает, поправляет пальто глубокого тёмно-шоколадного оттенка и только после этого выходит. Быстрыми и твёрдыми шагами поднимается вверх по лестнице, распахивает перед собой дверь и переступает порог собственного дома, тут же громко и сурово произнося:       — Где этот малолетний щенок?!       Идеальное приветствие после столь длительного отсутствия.       — Какой именно? — спокойно хмыкает, уточняя у него, пожилая женщина и поднимается с мягкого кресла, расположенного напротив горящего камина. — У тебя их два. Что ж, приехал всё же? Похвально.       — Где Чонгук?! — утробно рычит вожак, стягивает с себя тёплое шерстяное пальто и швыряет его на диван, уставившись на свою мать. — Позвать. Живо!       Старушка Чон окидывает его равнодушным взглядом, приподнимает бровь и с сарказмом парирует:       — Может, скомандуешь ещё «к ноге»? — протяжно охает. — Где твои манеры, Джонхён?       — Манеры?! — переспрашивает, не сдерживая язвительный смешок. — В этом доме и в этой семье вспомнили о манерах? Надо же! — улыбка с губ исчезает, а вместо неё появляется неприятный и опасный оскал. — Где мой сын?!       — Уехал, — уверенно отвечает женщина, не реагируя на агрессивное поведение сына. — Впрочем, как и Рэйван, поэтому…       — Речь сейчас не о нём! — бестактно перебивает старушку и подходит к ней ближе. — Куда уехал Чонгук?! Когда?! Где его носит? Уже почти двенадцать ночи!       Бабушка Чон тяжело вздыхает и складывает руки на своей груди всё с таким же выражением сарказма на лице. Иначе тут никак. Давать какую-либо реакцию не имеет смысла.       — Твой младший сын не привык отчитываться ни передо мной, ни перед кем-либо ещё. Впрочем, — снова специально подчёркивает, акцентируя внимание не своих словах. — Как и старший. Так уж ты их воспитал, родной. Настало время собраться на семейном совете и решить, что делать дальше с той ситуацией, в которую мы все угодили. Ты ведь это понимаешь?       Ещё секунда, и вожак волчьей стаи окончательно взорвётся, а ярость полностью поглотит его. Невыносимо даже слушать. Каждый звук раздражает и вынуждает зверя внутри скалиться и рваться наружу.       — Мы?! — переспрашивает, рвано выдыхая. — Нет, мама, не мы, а вы! Стоит мне только покинуть свой дом, так вы превращаете всё в сплошной хаос и абсурд! Стоит мне только отлучиться…       — Быть может, не стоит тогда отлучаться? — обрывает поток рычания бабушка Чон. — Быть может, стоит больше времени проводить со своими детьми, чтобы исключить хаос и абсурд, как ты выразился? Чего ты хочешь, Джонхён, если тебя никогда не было и не бывает дома? — с озадаченным видом разводит свои руки в стороны. — Всё закономерно. Ты жнёшь сейчас то, что сам и посеял.       — Они что, щенки новорожденные?! — не выдерживает вожак. — Они не дети уже давно и в состоянии нести ответственность за свои поступки! Где Чимин?! — резко поворачивается к лестнице, ведущий на второй этаж особняка, намереваясь подняться. — Что ж, начнём тогда с него, раз этот белобрысый ублюдок где-то шляется!       В первые мгновения бабушка Чон не может даже поверить в услышанное. Появляется стойкое отвращение к омерзительным фразам, вырывающимся из уст его сына. Она знает, как он любит своих детей, понимает, что всё сказанное — это не более, чем эмоции и накопившаяся злость, но разве это оправдание? Разве это соразмерно оскорблениям, льющимся изо рта?       — Напоминаю тебе, что две минуты назад ты назвал своего младшего сына именно щенком, — садится обратно в кресло и тянется к бокалу с красным вином. — Только посмей, — до вожака доносится тихий и спокойный голос, умиротворённый. — Только посмей потревожить Чимина. Тем более ночью, — поворачивается к нему и мягко улыбается, утончённым движением руки поднося фужер к своим губам. — Только сунься к нему, и я тебе голову откушу.       — Не забывайся…       — С матерью говоришь! И плевать мне, альфа ты, вожак или сама Луна! — тут же опережает его женщина, бросая суровый взгляд в сторону вожака. — Устроил истерику, не успев приехать! Твои дети — точно твоя копия. Все в тебя! Один в один! И ещё кое-что, — слова становятся похожими на тихий, но всё же угрожающий рык. — Не смей в моём присутствии оскорблять моих внуков. Никогда. Они не заслужили! Ни один из них.       Вожак стаи размеренно выдыхает и замолкает. Мать абсолютно права. Продолжать спорить и уж тем более выяснять отношения на повышенных тонах — недопустимо. Он глава. Он старший. Он предводитель оборотней. Не стоит опускаться до подобной возни. Нельзя. Слишком неправильно.       — Мои сыновья… — неожиданно уравновешенным и спокойным тоном начинает он. — Я давно уже утратил контроль над ними. Они не слушают. И не будут. Поступки Чонгука нельзя оправдать! — от одной только мысли о случившемся снова хочется сорваться на рык и злобное шипение. — Но и Чонхён поступает не лучше. Что же они натворили?.. — вопрос, переполненный горечью и страхом за своих детей, разлетается в ночной тишине гостиной, мешаясь с тихим и убаюкивающим треском горящих дров в камине. — Все мыслимые и немыслимые законы природы были нарушены ими. Природа мстительна… Она запомнит и обязательно воздаст сполна…       — Уже. Она воздаёт уже, — шепчет пожилая женщина. — Я не сплю уже третьи сутки. Стоит мне закрыть глаза и начать погружаться в сон, я вижу одно и то же видение, — делает небольшой глоток вина. — Пугающее. Отвратительное. Мерзкое…       — Видение? — обеспокоенно уточняет вожак, садясь напротив своей матери. — Какое видение?       Бабушка Чон молчит. Всматривается в ярко-оранжевые языки пламени, не отводит от них пристального и угрюмого взгляда, погружаясь в свои мрачные мысли, а перед глазами возникают тусклые картинки, напоминающие старую киноленту.       — Я одна в лесу. Не слышно ни птиц, ни животных. Стою между деревьев и не могу и шага ступить. Почему? Ведь хочу пойти дальше, но не могу… Меня охватывает дикий звериный страх. Такой, что не передать словами. Его можно только испытать, прочувствовать на себе, ощутить каждой частичкой своего тела. Рассказать о нём невозможно. Ощущение, будто что-то злобное, могущественное и очень древнее хочет сожрать тебя, наблюдает за тобой из засады, так и ждёт, когда же ты оступишься. А в воздухе чувствуется запах серы и пороха. Настолько ядовитый, что хочется выплюнуть собственные лёгкие, лишь бы больше не дышать. Запах, который уже через несколько мгновений напоминает запах гнили и разложения. Редкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь деревья, исчезают, и тьма окутывает лес, поглощает его, съедает. Сбоку раздаётся хруст веток. Я оборачивают на звук, а рядом возникает путник. Тёмно-пепельные волосы до плеч, глаза ярко-жёлтые, на лице древние руны. Он начинает говорить со мной, голос кажется мягким, таким приятным и дружелюбным, но длинные клыки, торчащие изо рта, предупреждают об опасности. Я пытаюсь разобрать его речь, пробую понять, что он от меня хочет, но не удаётся. Каждое слово ощущается таким знакомым, но это не тот язык, на котором мы разговариваем. Это язык мёртвых. Я хочу сделать шаг назад, хочу повернуться к нему ещё больше, чтобы разглядеть его, но он вытягивает перед собой руку. Я опускаю глаза вниз, а сердце разрывается на мелкие кусочки… Я кричу, мой вопль, перемешанный со слезами, разносится по всему лесу, а он лишь глумливо скалится, глядя на меня в упор…       — Что в его руке?! — могильно холодный вопрос вырывает женщину из нахлынувшего на неё кошмара.       — В ней голова твоего сына.       Вожак стаи нервно сглатывает, боясь даже отвести взгляд от своей матери, а внутри всё сжимается, покрывается толщей льда.       — Чья именно?..       — Я каждый раз пытаюсь понять, но не могу… Стараюсь вернуться туда, снова и снова погружаюсь в этот ад, мучаю себя, собственноручно уничтожаю, но цвет волос не увидеть в кромешной темноте. Всё в крови… Абсолютно всё. Лицо изувечено и искусано острыми клыками и зубами. Я пробую посмотреть, заметить на безжизненном лике хоть что-то, что указало бы на то, кто это из них двоих, но не могу… Знаю лишь наверняка, что это один из моих внуков. А теперь скажи мне, — поднимает испепеляющий взгляд на него и внезапно спрашивает. — Что ты скрываешь от нас всех? Что ты утаиваешь, Джонхён?       Вопрос застаёт врасплох. Вожак стаи напряжённо откидывается на спинку кресла.       — С чего такие обвинения? Это всего-лишь дурные сны, не более того, так что…       — Я в состоянии отличить дурной сон от подсказок самой природы! — рявкает на него мать, не давая продолжить привычно отнекиваться. — И не нужно делать из меня сумасшедшую, Джонхён! Такие видения, повторяющиеся из раза в раз, не берутся из ниоткуда! Из древнего языка я смогла разобрать несколько фраз. Потребовалось немало сил и упорства, чтобы постараться составить из них хоть какие-то предложения, но одно из уст этого путника я чётко услышала. Речь шла о древнем и зловещем проклятии, которое уничтожит весь наш род. О том, что оно уже начало сбываться, о том, что нынешний вожак предал собственных детей, как когда-то родитель предал этого путника, — выдыхает женщина, делая торопливый глоток вина. — Что ты сделал, сын? Скажи мне немедленно! Что ты скры…       — Это просто сны! — упрямо и свирепо обрубает её вожак стаи. — Это просто ночные кошмары и старые легенды, не имеющие никакого больше значения! — наклоняется к ней, упирается обеими ладонями о подлокотники кресла, вцепляясь в них пальцами. — Не нужно в моём доме наводить смуту! Хватит! Не нужно винить меня в том, о чём ты ничего не знаешь! У нас не было выбора!       — О чём ты? — переспрашивает бабушка Чон, анализируя каждое услышанное слово. — О каком выборе ты говоришь? Прошу тебя, расскажи, и вместе, сообща, мы сможем найти пути решения. Ложь никогда не способствовала счастью. Отрекись от неё, Джонхён. Освободи себя от её оков. Почему этот путник говорил о предательстве? Что ты натворил?       Дверь особняка открывается, а всё помещение мгновенно окутывает аромат чёрной розы и спелой лесной ежевики.       — Чонхён?! — встревоженно произносит отец, обращаясь к старшему сыну.       Рэйван медленно переступает порог дома, опускает голову вниз, а с чёрных густых волос, спадающих на лоб, летят вниз редкие снежинки и разбиваются об пол, тут же тая, как мелкие хрустальные капли. Волк внутри отца семейства принимается скулить, метаться из стороны в сторону, чувствуя нарастающую тревогу, пробует мысленно позвать волка старшего сына, пробует ментально заговорить с ним, задаёт вопросы, порыкивает, но в ответ только убийственная тишина. Словно в Рэйване не осталось ничего, кроме пустоты. Сплошная чёрная дыра. Ничего живого. Бесформенная масса. Гниль. Гибель. Ни единого признака жизни.       — Чонхён?! — повторяет отец, обеспокоенно поднимаясь с кресла. — Всё в порядке? — делает шаг к нему. — Что с тобой? — наблюдает, как тот неохотно стаскивает с себя пальто, пальцы сжимают грубую ткань, мнут её. — Ответь мне!       Брюнет поднимает глаза на отца. Мельком смотрит на него и отводит взгляд в сторону.       — Мариус пропал.       Бабушка Чон подрывается с кресла, торопливо вскакивает на ноги и подходит к своему сыну, в упор глядя на чёрного оборотня.       — Мариус пропал? — переспрашивает отец, озадаченно поворачиваясь к матери, и вновь возвращает смущённый взгляд на сына. — Как это понимать?       — И Тэхён пропал.       Ещё хотя бы одна секунда, ещё хотя бы одно слово, и Рэйван завоет на всю резервацию от душераздирающей боли. Ему удалось уловить запах младшего брата и Тэ. Ему удалось добежать до обрыва. Ему удалось найти тропу и спуститься вниз.       — Как это понимать?! — шипит отец, добиваясь хоть какого-то вменяемого ответа. — Ну?! Говори, Чонхён!       Рэйван прикрывает янтарные глаза и тихо вздыхает, наполняя лёгкие тёплым воздухом прогретой гостиной. В память вновь врезается недавняя картина, которая раз за разом разрывает его на куски. Разбитая вдребезги машина. Скомканный металл, упавший с огромной высоты прямо на камни. Они, скорее всего, не выжили. Никто бы не выжил. Автомобиль настолько изувечен, что бессмысленно было даже попытаться найти тела. Бесполезно. Хотя не было крови. Не было никаких останков. Не было запаха крови и уже подгнивающей плоти. Но выжить при таком падении нереально. Даже если бы Мариус успел перевоплотиться в волка, он бы не спас ни Тэхёна, ни себя. Оборотни сильные. Оборотни могущественные. Но что может живое существо против смерти? Она хватает своими когтями любого, на кого положит свой взгляд, и спастись из её удушающих объятий не под силу никому.       — Они разбились. Машина Чонгука упала вниз с обрыва. Вместе с Тэхёном. Они оба в ней были… Вдвоём, — бессвязно повторяет по кругу, как мантру. — Чонгук и Тэ. Оба… Вместе.

🌑🌑🌑

      Той же ночью вожак стаи без промедлений направился с волками к обрыву на поиски автомобиля. Если его младшему сыну и его истинному удалось всё же спастись, то их необходимо найти.       Если нет, то их необходимо похоронить…       Рэйван рвался отправиться с отцом. Рэйван настаивал. Рэйван готов был приложить все оставшиеся силы, чтобы найти брата и своего любимого, но путём убеждений и уговоров со стороны бабушки Чон остался в особняке. Остался со своим мужем. Остался рядом с Чимином, которому без присутствия Мариуса становилось лишь хуже. Состояние омрачалось с каждым новым часом, а риск потерять волчонка увеличивался с каждой секундой. Это не выбор, нет. Кощунство называть выбором жажду спасти хотя бы одну жизнь, если другие уже невозможно.       В голове чёрного волка царит непроходимый мрак, а внутри всё рвётся на мелкие лоскутки. Надежда постепенно покидает его. Прошло уже больше восьми часов, а отец и другие волки так и не вернулись. Он принял для себя решение подождать до полудня. Если не будет никаких вестей, то он отправится по их следу.       Брюнет опускает голову вниз, сидя на первом этаже в гостиной. В горло не лезет даже глоток воды. Отчаяние стягивает всё туже и туже, а в душе селится беспробудная боль. Сильнее той, с которой он жил все эти годы. Могущественнее. Куда более жадная и хищная. Ненасытная боль. Та, что не оставляет ни крупицы света внутри. Та, что подобна войне, голоду, болезни и смерти.       Боль — это самый главный, пятый всадник Апокалипсиса, который управляет первыми четырьмя, вбирая в себя все страдания и муки, все тяготы и слёзы.       Боль — это самый свирепый и беспощадный зверь.       Но и в ней есть свои плюсы. Ведь боль — это признак того, что ты всё ещё жив. Живым дозволено бороться. В борьбе можно изменить многое.       — Они живы… — тихо-тихо произносит Чимин, присаживаясь на край дивана, поворачивается к своему мужу и рвано выдыхает. — Рэйван, я знаю, что сейчас не время для подобного разговора, но, если ты… — запинается, мнётся, боится даже произнести свои мысли вслух, чтобы не сделать больнее. - Если ты решишь развестись, то я пойму. Я до последнего не знал… Я начал догадываться за день до твоего возвращения. Мне жаль… — опускает печальные глаза в пол. — Мне безумно жаль, Чонхён. Я просто хотел быть счастлив, но… Не получилось, — издаёт тихий и безутешный смешок, сдерживая подступающие слёзы. — Если бы я знал раньше, я бы…       — Подожди.       Рэйван замирает. Поднимает голову, в упор смотрит на входную дверь и жадно принюхивается. Ноздри носа то расширяются, то становятся совсем узкими, пробуя уловить чужой и такой незнакомый аромат.       Чужак на территории. Но… как он мог так легко и просто проникнуть в резервацию?!       — Оставайся тут, — командным тоном произносит чёрный оборотень, медленно поднимается на ноги и решительно следует к выходу из дома.       Лучи утреннего солнца ударяют прямо в лицо, а на чёрные густые волосы падают мелкие снежинки.       Чужой. Лишний.       — Стой! — Рэйван снова принюхивается, осторожно спускается со ступеньки вниз, выходя во двор и преграждая Чимину путь. — Оставайся в доме, — угрожающе скалится, замечая среди хвойных деревьев человека. — Ты на территории моей стаи! — наконец-то улавливает сладкий и яркий аромат чужака. — Ещё один шаг…        — Я знаю, на чьей я территории.        Мужчина степенно и грациозно наступает в снег босой ногой, оставляя после себя аккуратные следы на пушистом полотне. Шёлковая лёгкая ткань его расписного кимоно развевается на ветру красивыми переливающимися узорами.        — Я не желаю вам вреда, — глубокий и низкий голос оборотня становится всё ближе. — Я не желаю зла тебе, Чонхён.        — Знаешь моё имя?! Кто ты?! Представься! — Рэйван продолжает скалиться, заслоняя собой Чимина от любой опасности, которая может возникнуть, пока тот медленно и нерешительно подходит к нему со спины.        — Это… — Чимин испуганно выдыхает и запинается, хватая дрожащими пальцами предплечье своего законного супруга. — Рэйван… Это мой истинный…       — Меня зовут Физэлис, — любезно отвечает мужчина, подходя всё ближе и ближе, бросает заинтересованный взгляд на Чимина, а на губах появляется нежная улыбка. — Здравствуй, Чимин, — склоняет голову в приветствии. — Я рад встрече с тобой, — медленно протягивает руку в его сторону.       — Кто ты такой? — настойчиво преграждает путь брюнет, игнорируя слова Чимина, не обращая никакого внимания на то, как внутренний волк его супруга жалобно скулит, мечется, нервничает. Опасается. Боится за Чимина. — Как ты оказался на моей территории?       Оборотень переводит взгляд на Рэйвана, голубые глаза поблёскивают в лучах утреннего солнца, переливаясь лазурными бликами. Смотрит в упор. Изучающе. Пробегает глазами снизу вверх и тихо хмыкает.       — Теперь всё начинает вставать на свои места, Чонгук.       Мощный порыв проносится мимо мужчин. Настолько сильный, что может сбить с ног. Лёгкая ткань цветного кимоно струится в воздухе, переливается яркими красками, и чужак делает ещё один шаг вперёд.       — Чонгук? — озадаченно переспрашивает Рэйван, хмуря брови. — Это не моё имя. Знаешь моего брата?! — снова рычит, испытывая ещё больше недоверия.       — Твоё, — умиротворённо отвечает Физэлис. — Это имя, которое должно было быть дано тебе при рождении, но ваши родители решили пойти наперекор судьбе, запутать её, сбить столку, чтобы обмануть древнее проклятие, нависшее над родом. У них не получилось. Они сделали лишь хуже, — спокойно и размеренно выдыхает. — Я ваш старший брат, Чонгук, — и снова склоняет голову в приветствии. — И я пришёл, чтобы спасти вас всех от смерти.

Конец первой книги.

Продолжение следует…