В глубине души

             

ПОИСК КОМПРОМИССОВ

      Сегодня я не мог уже уехать обратно, да и завтра вряд ли бы я сразу с утра поехал, потому что нужно было ещё разобрать вещи брата. Я хотел себе оставить что-то на память, пока родители всё не сложили и не убрали в дальний угол, как ненужные вещи. Вообще, такую реакцию вполне можно было понять, потому что не все хотят видеть постоянно напоминание об утрате.       Я встал с земли, отряхнулся и включил телефон. Было несколько пропущенных и недовольных сообщений от мамы, но ничего. Мне нужно было подумать, куда ехать, чтобы переночевать, но это быстро разрешилось, когда я прочитал сообщения от отца.       «Это было некрасиво с твоей стороны вот так пропасть. Всем нам тяжело, но это не повод исчезать и не брать трубку.»       «Если тебе негде переночевать, можешь приехать к нам. Жене бы это понравилось…»       Могло ли это значить, что они уже не так сильно злы на меня, раз даже пускают переночевать у себя? В моей голове появилась надежда на возобновление отношений, поэтому я быстро дошёл до остановки и уже на автобусе с пересадками доехал до дома родителей. Заходить было страшно к ним, потому что я не знал чего ждать, но и морозиться на улице уже не было сил. Я надеялся, что когда я зайду в дом, то никто не начнёт читать мне нотации, а я просто смогу побыть наедине с собой. Звонок в дверь, чьи-то тяжёлые шаги. Калитка открывается, и я вижу отца. Он смотрит на меня, но ничего не говорит, как и я. Он немного отступает, и я прохожу внутрь. Мы всё также молча заходим в дом, где я слышу как мама всхлипывает. Услышав, что входная дверь хлопнула, она сразу перестала плакать и вышла в коридор. Она не особо рада меня видеть. Я снова её подвёл и разочаровал. Пока я раздевался, она, наверное, ждала объяснений, но я продолжал молчать. Тогда она горько вздохнула, покачав головой.       -Ты сделала плохо не нам, а Жене. Тебе всегда было плевать на всех…– такие слова больно слышать, потому что я не виноват в своих чувствах. Переживать всё это слишком сложно. Но объясняться я не стал. – Ты всё время собираешься молчать?       -Давайте не будем ссориться? – встал между нами отец, за что я ему благодарен. У меня не было сил на ссору. – Женя умер, так что оставьте свои обиды хотя бы на сегодня, – он посмотрел на меня и продолжил. – Ты можешь разместиться в своей комнате, – он указал на лестницу, как бы говоря, что мне пора сваливать.       Я послушно пошёл к лестнице, стараясь не вспоминать прошлое. С этим домом связанно столько воспоминаний, что буквально каждая вещь здесь хранит какое-то воспоминание. Пока я шёл, я видел несколько семейных фотографий. Многие из них я уже видел, но сейчас мне было на них неловко смотреть. Они напоминали мне мою прошлую жизнь наполненную страданиями и мучениями. Сейчас, конечно, не лучше, но я хотя бы разобрался в том, кто я. Пока я стоял и смотрел на фотографии, до меня доносился разговор родителей. Их было плохо слышно, но если навострить уши, то можно было услышать часть. Начало я пропустил, но кажется, успел на самое интересное.       -Ты думаешь сейчас это главное? Что изменится, если мы один раз поступим так, как нас об этом просили?       -Ты ничего не понимаешь. Жени больше нет, у нас осталась только Алекс, так что мы не можем потерять нашу девочку, – я поморщился. Даже сейчас, когда я начал принимать ЗГТ, она всё равно пытается отыскать прошлого меня.       При упоминании в мыслях ЗГТ в сердце больно кольнуло. Мне не стоило говорить об этом с ним, но я думал, что он меня поддержит и у нас с ним всё будет хорошо. Как же я ошибался…В голове вновь всплыла недавняя ссора с Женей. «Мне не стоило говорить, – снова подчеркнул я, только теперь вслух. – У нас бы не возникло конфликта, я бы не уехал и он бы остался жив», – корил я себя, хотя всё ещё не знал точной причины смерти. Я вернулся к реальности, снова начав слушать разговор.       -Мы живём настоящим, а не прошлым, мы должны смириться. Похорони уже и вспомни о том, что у нас есть Алекс, – после этой фразы они отдалились от лестницы, и я вообще перестал их слышать.       У меня были смешанные чувства, но я всё ещё понимал, что в этом доме мне не место. Они не готовы были ко мне, а я к ним, поэтому завтра с утра я разбираю комнату брата и уже в обед хочу уехать обратно. Убежать от жестокой реальности как можно дальше. Туда, где никто не напомнит об этом, туда, где я смогу забыть обо всём, что меня тревожит и быть собой. Я быстро поднялся на 2-ой этаж и подошёл к своей комнате. Сначала я хотел быстро в неё зайти, но прямо перед самой дверью остановился, потому что мне стало страшно. В последний раз я был тут боль 2-ух лет назад, поэтому не знаю, поменялась она или нет. Может, мама вообще решила сделать из моей комнаты обитель принцессы. Я медленно опустил ручку и открыл дверь. Комната превзошла все мои ожидания. Из неё ничего не убрали. Всё лежало на своих местах и более того, незадолго до конкретной ссоры с родителями, я решил сделать ремонт. Одну из стенок я хотел покрасить в тёмно-серый цвет, а в другие добавить либо такого же тёмно-серого, либо чёрного цвета. Это бы всё ещё подходило по цветовой гамме к моим фиолетовым шкафчикам и шторам, а также помогало мне чувствовать себя более по-мужски, но ремонт я так и не окончил. Но как я понял, за меня его доделали родители. Наверное, им было тяжело это сделать, но пересилив себя, они осуществили мою мечту. «Возможно, всё же кто-то настроен на мир…» – начал думать я, а потом понял, что это мог сделать и Женя, тогда родители бы оказались ни при чём. Я скинул рюкзак и осмотрелся. На столе я заметил маленькую статуэтку из дерева в виде гоблина. Я сразу вспомнил прошлое и наши игры вместе с Женей. На глазах навернулись слёзы. Сердце кололо, а к горлу подступил ком. Ворошить прошлое было больно, но это часть моей жизни. Хотелось выплакаться, поэтому я зарылся в постель. Она была холодная, прямо как все мои дни после смерти Жени. «Если я буду часто говорить «смерть», то поможет ли мне это принять смерть Жени?» – это был хороший вопрос, на который ответа я не знал. И вряд ли бы узнал. Всё чего сейчас хотело – это лежать в кровати и плакать, вспоминая Женю, чем я собственно и занялся.       Снова минуты потекли незаметно, превращаясь в часы. Всё это время я лежал под одеялом и пытался справиться с чувствами. Вот мы его похоронили, а на сердце осталась только пустота и ничего больше. Кроме боли я больше ничего не испытываю и это немного пугает. Есть только 2 состояния: ничего не чувствую или чувствую только сильную боль. «Неужели нет способа вернуть его назад? – задавался вопросом я. Конечно, я понимал, что его не вернуть не при каких условиях, но мне не хотелось это принимать. – Если бы он только был жив, то я бы никогда его не расстраивал больше. Мы бы никогда не ссорились», – разумеется, никогда ссориться – не получиться, но если бы это вернуло его к жизни, то я готов был максимально долго это обещание соблюдать. На самом деле, я бы многое поменял, если бы знал или хотя бы предчувствовал то, что его так скоро не станет. Так ведь всегда. Пока человек живёт, пока у нас есть этот самый человек, мы совсем его не ценим. Не говорим тёплых слов, не помогаем, не заботимся, а как только его не становится, то мы сразу начинаем жалеть и говорить: «Если бы он только был жив, то я бы каждый день говорил, как сильно его люблю. Если бы я чаще уделял ему внимания, то этого бы ничего не случилось» Есть ещё множество примеров и под все я подходил. Хотя, может и не под все, но в этот момент мне казалось, что я бы мог полностью изменить свою жизнь, только чтобы мой брат жил и радовался взлётам и падениями вместе со мной. «Думаю, я бы смог даже смериться со своей ролью в жизни, только если бы это могло как-то повлиять на исход», – раздумывал я. Это было серьёзное заявление, но без брата я – никто. В последнее 2 года он стал для меня всем. Он был моим другом, братом, семьёй. С ним я разговаривал часами и после мне никто не был нужен. Брат всегда меня поддерживал, был рядом. Он 1-ый, кому я открылся, и кто принял меня таким, какой я есть. Мне снова стало больно от потери. Я воспринимал его как должное, как моё приложение. Всю жизнь мы были рядом, будь то дом, садик или школа. Мы настолько были связаны, что даже придумали свой простенький язык шифрования, когда нам нужно было что-то рассказать, но рядом были родители и могли нас слышать. Вспомнив про наш тайный язык, я усмехнулся. Мы были маленькими и наивными. Я вспомнил, как решил ему открыться. Я долго решался, но, в конечном счёте, так и не смог в лицо сказать, поэтому написал всё в письме на нашем тайном языке и сунул под дверь. Это были тёплые воспоминания, но сразу после них шли тёмные, холодные и до боли острые. Я хотел, чтобы это воспоминание прошло через годы и осталось тёплым, но с осознанием, что мне больше никогда не понадобиться наш шифр мы становилось грустно и воспоминание тоже становилось грустным и колючим. Я уже давно понял, что все воспоминания, которые у меня всплывают, потом становятся холодными и колючими, но я не мог запретить себе вспоминать, потому что они сами всплывали, а не думать о них сразу не выходило. «За что мне это? – жалобно спросил я, решив высунуться из-под простынки. – Неужели за все мои страдания я должен был получить это? – я смотрел на стол, где стоял гоблин. Обращаясь к гоблину, я будто обращался и к Жене. – Если бы ты только знал, как мне без тебя плохо», – я встал с кровати и подошёл к столу. Фигурка гоблина смотрела на меня чёрными глазками, будто пытаясь понять, что я задумал. Хотя в моих мыслях ничего и не было. Я просто взял её и, немного подержав в руке, снова вернулся в кровать. Теперь я точно знал, что заберу с собой.       Время уже было позднее. Я бы даже сказал, что уже наступало утро, а я всё ещё не мог заснуть. Живот крутило, голова и глаза болели от обилия слёз. Я понимал, что сегодня мой последний день здесь, последний день рядом с Женей. «Нужно будет заехать на кладбище снова», – вслух зафиксировал я, но на всякий случай поставил будильник на полдень, чтобы не забыть. Когда я думал о том, что зайду в комнату Жени мне становилось боязно. Мы всегда встречались у меня или где-то ещё, но не в его комнате, потому что он пока жил с родителями. Я не знал, изменилась его комната за 2 года или нет. Для меня комната – это ключ к человеку. По комнате можно понять кто он, чем живёт и какая у него позиция. То есть, комната – сама суть человека, а образ Жени у меня уже был и я боялся его испортить. «Провести полдня в его комнате, разбирая вещи…» – когда я озвучивал эту мысль, она уже не казалась такой лёгкой, напротив, только в таком случае я понимал, что перебирая вещи, буду вспоминать каждый фрагмент нашей жизни. Я улыбнулся, но тут же померк. «У нас множество воспоминаний, но что с ними станет, когда я их вспомню?» – это был риторический вопрос, потому что я знал, что они точно также покроются ледяной коркой и войдут в категорию «больно вспоминать». Так нечестно, что он умер. Он никогда больше не увидит, как я меняюсь, как, в конечном счёте, я стану тем, кем всегда мечтал.       На секунду я представил, как бы это выглядело, будь он жив, будь он со мной. Вот я, через год приезжаю к нему в квартиру, мы сидим, пьём чай, я хвастаюсь своими изменениями за год. Раньше ему было непривычно говорить о ЗГТ, но после того как мы помирились, он понемногу начал бы понимать, что это было лучшем для меня решением. Если у меня к этому времени будет хорошая работа с зарплатой, я понемногу начну откладывать на коррекцию тела, чем бы с ним поделился, и он даже тут бы меня поддержал. А потом, очень маловероятно, но возможно, благодаря нему я бы как раз и помирился с родителями, потому что его бы они послушали, а он бы привёл хорошие доводы.       Но что я имею сейчас? Горькая реальность, в которой я теперь один. Меня никто не сможет поддержать, никто не сможет порадоваться за мой долгий путь преображения и уж тем более, я никогда не помирюсь с родителями. «Если бы я только знал, что нашей семье оставалось так мало побыть вместе…– тяжёлый вздох. – Тогда бы я собрал всю волю в кулак и сам пришёл мириться, но теперь, когда у меня не осталось последней связывающей нити, думаю, наши отношения быстро прекратятся. Мы больше не будем вспоминать друг о друге», – я хотел найти в этот что-то хорошее, но как можно его найти, если от тебя отказались родители? Самые близкие люди навсегда тебя вычеркнули из своей жизни и забыли. Больно. На душе очень больно. Но больнее ещё становиться оттого, что я не мог никак на это повлиять. Точнее, я бы мог жить так, как все хотели, но…Вспоминать то самое «но» мне не хотелось, потому что я давно от него ушёл и больше так не делал. Мне всегда казалось, что родители должны любить своих детей несмотря ни на что, поэтому спустя море страданий я всё же решил признаться, а в итоге был засмеян, а потом и вовсе вырезан из семьи. «Почему они просто не могу принять этот факт? – часто задумывался я, а сейчас этой мысли поспособствовал Женя. – Неужели им лучше было, когда я страдал?» – когда мы только поссорились с родителями, я ещё пытался как-то повлиять на это, но они чётко дали понять, что не заинтересованы в этом. Но в чём они вообще были заинтересованы? В том, чтобы я носил платья, юбочки и корону? Чтобы однажды встретил прекрасного принца и вышел замуж? Чтобы у меня было кучу детишек? Они мыслили слишком шаблонно и мне никогда это не нравилось. Я почти засмеялся, вспомнив, как однажды Женя устроил протест. В тот день родители уже неделю со мной не разговаривали, поэтому Женя решил помочь мне и напялил одно из моих самых девчачье платьев. «Кажется, где-то даже была фотография…» – начал припоминать я. Женя часто любил фотографировать и потом распечатывать фото. Так он думал, что сможет сохранить память на долгие годы. От воспоминания стало грустно, но оно не покрылось ледяной корочкой, что было для меня в новинку. Возможно, оно было слишком сильным или напротив, не таким значимым. Вскоре я почувствовал слабость. Я уже долго не спал и организм требовал перезагрузки, но от постоянных наплывающих воспоминаний сосредоточиться на сне не получалось, отчего я злился. Скоро мои мешки под глазами смогут побить все мировые рекорды.       В лицо засветил луч солнца, и я открыл глаза. С пробуждением меня накрыла жуткая головная боль. Это была смесь из выпитого алкоголя, бессонных ночей и вечных слёз. Я не могу сказать точно, сколько проспал, но вряд ли больше часа, потому что я большую часть плакал, отключаясь всего на пару минут, потому что как только я закрывал глаза, мне снился Женя. Он был настолько реалистичным, что я сразу начинал рыдать, пытаться вернуть его, но быстро понимал, что он уже мёртв, когда его тело растворялось, стоило мне только подойти к нему. Это ужасная пытка – видеть человека без возможности подойти, поговорить. Я никогда не смогу узнать, простил ли меня Женя и этот груз вины долго будет меня преследовать, пока не забудется, оставив только хорошие воспоминания. Я протёр глаза и увидел, что в моей руке до сих пор находился гоблин-старший. «Нужно вставать», – хриплым голосом приказал себе я, пытаясь встать, но это получилось у меня далеко не с 1-ого раза. Я стал ходить по 2-ому этажу так, как будто всегда здесь жил и не было никакого перерыва в 2 года. У меня было такое ощущение, что я вернулся в прошлое, когда всё было хорошо…       Вот я привожу себя в порядок в ванной комнате: чищу зубы, умываюсь, причёсываюсь. Женя как обычно пытается добавить себе ещё пару минут ко сну, но уже к тому времени, как я почти заканчиваю, он понимает, что время оттянуть больше не получится и собирается. Заходит в ванну и встаёт рядом со мной. Выдавив пасту, он как бы невзначай толкает меня локтём и у нас начинается бой не на жизнь, а на смерть. Игра заканчивается, когда кто-то из нас перестаёт чистить зубы. Через минут 5 мы услышим голос мамы, зовущей нас на завтрак. Всего секунду переглядываний и у нас начинается новая игра: кто последний, тот… Мы всегда придумывали смешные прозвища, которые потом говорили весь день.       «Хотел бы я и сейчас так, – грустно посмотрев на дверь, прошёптал я. – Если бы он зашёл сюда, если бы всё было как прежде, то не было бы таких трудностей», – какой по счёту раз я уже думал о том, что именно я был корнем всех проблем. Ещё пару минут я стоял и смотрел на дверь, ожидая чуда. Как глупо я выглядел. Ждать того, кто точно не придёт – что может быть более жалким? Настроение упало, и я поспешил вернуться в свою комнату. Внизу я услышал шаги, значит, кто-то уже проснулся, но узнавать, кто именно я не горел желанием. Я вообще не хотел ни с кем из родителей встречаться до тех пор, пока не уеду. «Ни то, чтобы они мне действовали на нервы, но если я им был неприятен, то смысл было навязываться лишний раз?» – попытался я оправдать своё поведение. Наконец-то я вернулся в комнату и включил телефон. На часах было чуть больше 9:00, а если я хотел управиться до обеда, мне следовало уже сейчас пойти в комнату брата… От осознания насколько скоро это произойдёт мои руки вспотели, а живот скрутило. Вроде и хочется, а вроде и нет. Вот так и стою меж 2-ух дорог. Я попытался собраться с мыслями, но это не помогло. Мысли как песок – только их соберу, как они за секунду снова расползались по всей голове, и приходилось их заново выстраивать. Не знаю сколько времени прошло с того момента, как я пытался себя уговорить, но в какой-то момент я понял, что времени всё меньше и меньше. Это последние часы, когда я могу прикаснуться к Жене, понять его и узнать что-то новое и мне не стоит так просто их растрачивать. «Особенно, если я так позорно не поехал в кафе со всеми», – так что теперь поход в его комнату был неминуем. Я с полной решимостью схватил гоблина-старшего и, сжимая его в руке, направился к комнате Жени. Возможно, я был слабым, но дверь открыть я так и не решался. Даже когда стоял прямо перед ней, а ручка была в 10см, я всё равно стоял как вкопанный, будто что-то блокировало мои движения. В груди всё ныло, пыталось вырваться и убежать далеко-далеко. «Я бы и сам не прочь, но мне нужно это сделать», – напоминал я себе, пытаясь придать уверенности действиям. Сколько я уже тут стою? Мне казалось, что прошла всего минута, но что-то мне подсказывало, что я ошибался.       -Тебе нужно зайти в эту комнату, – раздался мужской голос сзади. Я вздрогнул, потому что не слышал, как отец поднимается, да и не видел. Я был полностью погружён в себя, поэтому даже предположить не могу, сколько он смотрел за моими мучениями. – Может, ты захочешь что-то себе оставить. Знаешь же, что мы будем всё остальное складывать.       -Мама не позволит, – я вспомнил про свою комнату, которую так никто и не разобрал, а наоборот тщательно ухаживал. Может, всё-таки ещё не всё потеряно?       И тут я осознал – я говорил.       Настала небольшая пауза. Это был 1-ый раз, когда я говорил хоть с одним из родителей. Это было так странно. Это случилось машинально, я даже осознать не успел, когда ответил. Наверное, я был сильно занят всей этой темой с дверью, чтобы обращать своё внимание на такие мелкие вещи. С другой стороны, раз я ответил, то уже не получится отмалчиваться. «Этого не произошло, если бы ты был жив!» – думая о Жене, ругался я. Моя броня, которую я годами вырабатывал, в итоге так просто трескалась.       -Вы так и не разобрали мою комнату, хотя хотели…– закончил я свою мысль, намекая, что пройдёт ещё много времени, прежде чем они смогут отпустить Женю и разобрать его комнату.       -Мы любим тебя, – папа замолчал на некоторое время. – Никто не стал разбирать твою комнату, потому что в глубине сердца надеялись, что ты вернёшься, – я не знал, что чувствовать. Возможно, это были просто слова, вчера ведь именно это отец хотел донести до мамы. Все они должны притвориться, что всё ещё заботятся обо мне. – Маме сложно принять твой образ жизни, и ты это знаешь, – я показал рукой «стоп», чтобы он замолчал.       Мне всё равно, насколько маме было тяжело. Прошло 2 года, а она всё ещё пыталась перевоспитать меня. В принципе, я мог и ответить, но не хотел. Один раз я уже пропустил момент и дал слабину, когда ответил. Больше этого повториться не должно было. «Все они просто пытаются быть милыми, пока я здесь. Мы все понимаем, что это последняя встреча», – пытался я понять мотив родителей, а заодно и оправдать себя.       -Женя часто ссорился с нами из-за тебя. После того, как мы остались втроём он винил нас в твоём уходе. Особенно это происходило, когда он возвращался от встреч с тобой, – я старался сделать вид, что мне всё равно, хотя сердце вовсю отзывалось болью и годами недолюбленности. – Ладно, я просто хотел рассказать это тебе. Возможно, тебе бы это помогло, – я продолжал стоять возле двери. Теперь уверенности в правильности своих действий у меня не было. – Относись к этому как к игре, – папа подошёл к двери и открыл её. Теперь мне была видна часть его комнаты. – Представь, что вы как в детстве пытаетесь найти сокровища, – он подошёл ко мне и положил руку на плечо. Это было так необычно, что я не мог в это поверить. – Женя всегда будет с нами, так что держи эту мысль в голове, – с этими словами он вздохнул и, покачав головой, ушёл к лестнице.       Я снова устремил свой взгляд на комнату Жени. Я медленно сделал шаг внутрь и тогда мне открылся вид на всю комнату. Она не была убрана как у меня. На стуле лежала одежда, кровать была кое-как застелена, а на столе стояла кружка с водой. Моя голова сразу стала заполняться самыми разными воспоминаниями, словно зайдя в комнату, я открыл дверь в самую глубь воспоминаний, которые теснились в маленькой комнатке и теперь радовались свободе. Зря я боялся, что его комната изменится. Она осталась такой же, но чуть более взрослой, что свойственно многим людям. Я ведь и сам ремонт у себя делать хотел, вот и неудивительно, что Женя тоже что-то поменял у себя. 1-ым делом я решил прилечь на кровать. Она у него была 2-ухместная, просторная. Рядом на кровати лежала сшитая мной игрушка, которую я подарил ему на прошедший день рождения. Это была тканевая мягкая игрушка самого милого гоблина на свете, у которого на майке было вышито: «Самому лучшему гоблин-старшему. С любовью от младшего». Мне стало тепло на сердце от осознания, что он спал с ним. Только я прилёг, как сразу окунулся в это нежное постельное. Воспоминания один за другими быстро сменялись. Я помню, как часто мы устраивали ночёвки. Я приходил к нему со своим одеялом и подушкой, чтобы лечь рядом. Каждый раз, когда я забывал взять собой всё необходимое мы долго игрались, пытаясь отобрать друг у друга либо одеяло, либо подушку, потому что их вечно не хватало. Именно на одной из таких ночёвок, после ожесточённой битвы, в которой я вышел победителем я рассказал о своей 1-ой любви и 1-ом поцелуе. Я повернулся головой в подушку. «Она до сих пор пахла его духами», – заметил я, поэтому покрепче сжал подушку и пытался запомнить этот запах. Уткнувшись носом, я вдыхал его одеколон.       Глаза сами собой закрылись и я заснул. Это был 1-ый нормальный сон за последнее время. Сложно сказать, что я выспался за тот короткий период, что я спал, но мне показалось, что сейчас я намного бодрее, чем был раньше. Я бы с радостью ещё полежал в кровати, но мне нужно было продолжать собирать вещи. Я положил гоблина на край кровати, а сам продолжил. Следующим моим местом стал стол. Я подошёл к нему и провёл рукой. На секунду мне показался образ Жени, который старательно выводил мне письмо нашим тайным языком. Хоть и на секунду, но он был здесь. Был, совсем как живой. «Ты бы ещё столько писем мне написал, а я бы все их прочитал. Если надо, я бы мог их хоть 100 раз прочитать, только лишь бы ты их писал», – тяжело вспоминать прошлое, живя в настоящем. Глаза так и находились на мокром месте. На столе лежало несколько учебников и тетрадей. Каждую я открыл и просмотрел. «Твой почерк так и не меняется», – усмехнулся я. Мне не хотелось менять что-то в комнате, поэтому я решил оставить всё на своих местах. Открыв ящики в столе, я хотел найти что-то полезное, но там были только канцтовары. Почти сразу я закрыл ящики и продолжил изучать стол. В его углу стояла рамка с фотографией, которую мы сделали с ним несколько месяцев назад, когда праздновали своё 18-тилетие. Как сейчас помню.       Он звонит утром мне в квартиру, говорит, что времени мало и вот мы уже через полчаса едем по дороге непонятно куда. Я пытаюсь выведать у него, что же он задумал, но он как партизан молчит. Через пару часов мы приезжаем к отелю прямо около моря. Он закрывает мне глаза и ведёт куда-то. Я чувствую песок под ногами, а потом деревянные доски. Он открывает глаза, и я вижу крутую вечеринку рядом с небольшим домиком. Все кричат: «Сюрприз». Я вижу, как доволен Женя, но чтобы окончательно меня добить он продолжает: «Ты думаешь это всё? Я снял для нас этот домик на все выходные. Друзья, тусовки и выпивка – что может быть лучше? – он улыбнулся и рассмеялся. – Разумеется, только мальчишник, который уже стоит в моём плане на сегодняшний вечер», – это был самый лучший подарок. Никогда ещё я так классно время не проводил. По сравнению с моим подарком его даже и рядом не стоял, но в тот день Женя успокоил меня и сказал, что мой подарок намного круче. Именно поэтому все выходные он ходил с Зюзей вместе. Не спрашивайте, почему гоблина он назвал Зюзей, потому что для меня самого это загадка. Кстати, этот же гоблин был на нем мальчишнике.       На моём лице появилась широкая улыбка. Я увидел на заднем плане фотографии Зюзю, которая лежала на кровати и ждала, когда мы к ней вернёмся. Это был самый лучший день в моей жизни. «Эту фотографию я определённо возьму с собой», – беря в руки, решительно настроился я. Пакета у меня не было, поэтому всё выбранные мной вещи будут отправляться на кровать к гоблин-старшему, после чего я их всех возьму и отнесу к себе, сложив в рюкзак. Зюзю я тоже решил положить к фотографии, потому что она была частичкой хорошего.       На самом деле, на разборку стола ушло очень много времени. Сначала ящики, потом сам стол, потом снова ящики и так чередуя, я перебрал большую часть. Почти разобрав до конца, я заметил бумажку на столе, которая выглядела очень опрятно, с ровным красивым почерком, хотя к концу почерк становился более привычным. Я медленно поднял листок и стал смотреть. В 1-ый раз, когда я стал читать, то ничего не понял, и только через некоторое время до меня дошло, что письмо было написано на нашем языке. Мы не стали заморачиваться в детстве, поэтому просто решили заменять все гласные и согласные местами. Мы выписали весь алфавит в 2 строчки, поделив на гласные и согласные, а «ь» и «ъ» писались как обычно. Выглядело это примерно так:       А, Е, Ё, И, О,                  Б, В, Г, Д, Ж, З, Й, К, Л, М, Н       У, Ы, Э, Ю, Я,             П, Р, С, Т, Ф, Х, Ц, Ч, Ш, Щ       То есть, каждую букву из верхнего ряда мы заменяли буквой из нижнего и наоборот. Довольно простой способ, но чтобы догадаться всё равно нужно было время. К тому же со временем мы научились понимать друг друга почти с полуслова, поэтому часто переводили слова только наполовину. В детстве нам всё давалось проще, поэтому мы быстро запомнили какие буквы под какими стояли, но сейчас, когда мы редко использовали этот шифр, мне пришлось выпивать их на листочек, чтобы прочитать. Письмо было небольшим, видно было, что в конце куда-то спешил.       «Кдябы гбвувюдьгя г эмяцюямю, нуфня бюгудь р днывнюч. Фышудышьня чуфдый дынь, ня бягшыдняя ныдышя – эдя гущюй чяшмув. Я бявугушгя г Ушычг ю бягшы эдягя я мыгду гыбы ны нухяфу. Ян гюшьня ябюдышгя ю бвягдя вузвывнушгя ю убыфуш. Я ны зную, чуду ю ну гчяшьчя. Ян быш вуггдвяын, бяэдяму я ны гдуш ыгя дянюмудь. Ыму нуфня ввымя, чдябы ядтяхнудь, ня мудь двяю, бвяшшя 5 дный, у яд ныгя ню яднягя гяябщынюя. Нудыюгь г нюм вгё яч. Чягду я нуйду ыгя, дя бвюбью ыгя ю зугдувшю мюшшюяны вуз юзвюнядьгя.       Черт. Кажется, что-то случилось...мне пора.»       Расшифровка:       «Чтобы справиться с эмоциями, нужно писать в дневник. Желательно каждый день, но последняя неделя – это сущий кошмар. Я поругался с Алекс и после этого я места себе не нахожу. Он сильно обиделся и просто развернулся и убежал. Я не знаю, куда и на сколько. Он был расстроен, поэтому я не стал его донимать. Ему нужно время, чтобы отдохнуть, но мать твою, прошло 5 дней, а от него ни одного сообщения. Надеюсь с ним всё ок. Когда я найду его, то прибью его и заставлю миллионы раз извиняться.       Черт. Кажется, что-то случилось...мне пора.»       «Это было последнее письмо, которое он писал перед смертью?» – вдруг подумал я. Оно не играло никакой информации, но мне стало так грустно. Это было последнее письмо, которого касался Женя, над которым он сидел и долго думал. Картинка перед глазами поплыла. «Он был расстроен тем, что я так поступил.…Мне стоило гораздо раньше извиниться», – осознание того, что я всё мог исправить – ужасно. Если бы я только извинился, если бы никуда не убежал, то сейчас бы Женя сидел у меня в квартире и мы вместе смотрели какой-нибудь дешёвый ужастик. Мне захотелось смять бумажку и сжечь её или, разорвав на мелкие кусочки, выкинуть куда-то, но… «Разве это выход?» – спрашивал я у себя, будто пытаясь отыскать правильный вариант, как поступить, как вообще жить дальше. Я провёл рукой по листу, почувствовав, с каким усердием он выводил буквы. Я слегка улыбнулся. «Он так писал, только когда это было ему важно», – где-то внутри мне было очень приятно, что он считал меня важным человеком. Всё это мне так напомнило прошлое, когда мы часто писали друг другу письма, а потом сидели в своих комнатах и зачитывали их. Женя всегда так старался. Его почерк в письмах был куда более ровный и читабельный. Он всегда писал их на столе, кропотливо выводя каждую буковку, пока я абы как писал то на столе, то на кровати, то на полу. Для меня важно было через слова передать мои ощущения и мысли, а Женя весь смысл вкладывал именно в написание, поэтому я часто угадывал его настроение по письму. Сейчас я тоже решил это сделать.       Сначала шёл ровный почерк, без углублений, но потом начались скачки. То вдавливал, то снова вёл ровно. Некоторые буквы получались более длинными, чем остальные, что только сильнее показывало, что он переживает и сердиться. Потом с каждым новым словом почерк становился всё более размашистым и менее читабельным. Когда я дошёл до конца, то понял уже, что он наспех написал последнее предложение, как оправдание и убежал на помощь. «Куда же ты убежал?» – в мыслях пронеслось, что возможно это даже то письмо, что было вот-вот перед смертью. Он его написал, убежал и его не стало. От этого мне стало только больнее. Рука сама потянулась и с силой стала мять письмо. Я не хотел мять его, но чувства взяли вверх и, пока я пытался сдержать слёзы, руки продолжали комкать, пока шарик не выпал из рук, а я не упал на пол. «Вернись. Прошу, вернись…– снова я просил о несбыточном. – Я сделаю всё, лишь бы ты только жил. Ты не должен был никуда убегать. Ты был нужен мне, а не кому-то другому!» – страшнее всего было мне, если бы я узнал, что умер он по вине другого человека. Кто-то попросил его быстро приехать, и, допустим, Женя не справился с управлением. Я помотал головой. «Нет! Об этом думать не стоит», – если бы я ещё размышлял о том, почему и как умер Женя, то выпал из реальности ещё бы на долгое время, а мне нужно было собраться с силами и собрать вещи. Я поднял с пола скомканный листок, а потом встал и сам. Хоть это письмо и навевало тоску, а сердце отзывалось болью, я хочу его оставить. Это письмо – связь меня с ним. Через него я могу понять, что он чувствовал в последние часы своей жизни, а это очень важно. И плевать, что это письмо написано обо мне и то, что я выступал виновником его нестабильного состояния. Аккуратно расправив, я осмотрел его. Вроде особых повреждений не было, поэтому я положил его на кровать. Сюда же я положил и его ноутбук. Хоть у меня и был свой, но вряд ли бы Женя хотел оставить его родителям. Он частенько сидел за ним, поэтому там могло быть много интимного, чем он никогда бы не поделился с ними или даже со мной. «Нужно будет удалить историю браузера», – слегка улыбнувшись, подметил я. Все после смерти жалеют, что не стёрли историю, я не хочу, чтобы Женя тоже страдал. Сам же я не буду смотреть её, потому что это право Жени. Он может иметь секреты, а я не хочу в них вмешиваться. Итак, новым местом моих разборок стал шкаф с одеждой. Я часто брал вещи у брата, правда, до того как я открылся он часто злился из-за этого, но после вошёл в положение и сам же потом предлагал мне поносить что-нибудь.       «Теперь вы можете стать моими», – вслух произнёс, будто одежда мне могла ответить. За всё то время, пока мы жили вместе, я успел переносить чуть ли не весь его гардероб. Даже когда съехал, то иногда брал его вещи. Так что, можно сказать, что его шкаф был общим. Я достал несколько рубашек и брюк, чтобы приблизительно посмотреть, подойдут они мне или нет. Мы с братом несильно по росту отличались, где-то 10см, поэтому его рубашки мне были почти как раз, чего не скажешь о брюках, которые явно мне были длинные. «Вот отрастил себе ноги, – усмехнувшись, подумал я, представляя как у Жени ноги начинаются от плеч. – Значит, себе оставляем только верх…– подметил я, открывая другие шкафчики с одеждой. – Возможно, можно взять ещё шорты с бриджами», – они были либо на резинках, либо на шнурке, поэтому спадать не должны были и по длине хороши за счёт того, что у них длина сама по себе недлинная. Чем больше я брал вещей, тем сильнее мне слышался запах Жени, а с запахом я будто ощущал его присутствие. Мне становилось тяжелее. Ком подкатывал к горлу. «Если бы ты был здесь, то мы бы как в старые добрые времена выбрали бы вместе одежду, – вроде и плакать хочется, но на душе становится приятно от светлых воспоминаний. – Ты бы исполнил свою роль «старшего» брата, оценив мой прикид и дав пару советов по охмурению», – от этих воспоминаний мне стало смешно. Как же было неловко, когда он давал любовные советы, особенно в 1-ое время.       -Кстати, почти ни один из твоих советов не сработал, – как будто обращаясь лично к нему, признался я. – Да-да, знаю, что говорил тебе, что они работали, но нет. Это работало моё обаяние и харизма, – я представил, как бы Женя отреагировал на моё признание.       -Что? Всё это время ты безжалостно мне врал? – он театрально состроит грустное личико и положит руку на сердце. – Ты разбил мне сердце, а ведь это после всего того, что я тебе сделал! – он покачает головой и тяжело вздохнёт.       -Да ладно тебе, ты и сам знал, что они провальные, – подметил я. Тогда бы Женя несколько секунд помолчал и признал.       -Хорошо, ты прав. И всё же, наверное, были те, кто западали? – я покачал головой и тогда бы мы оба рассмеялись.       Я снова оказался в суровой реальности, где не было его, а значит и такого будущего тоже. Я совсем не заметил, как стал разговаривать сам с собой и это меня напугало. «Неужели я совсем кукухой поехал?» – я встряхнул головой. Возможно, это всё от недосыпа. Да, именно так. Ну, или я так хотел думать, ведь совсем не хотелось признаваться себя, что я будто ощущал его здесь. Но мне не хотелось об этом думать, поэтому все свои силы я бросил на разборку шкафа с вещами. «Лишь бы забыться, лишь бы забыться», – повторял я, буквально, молясь.       Чем больше я разбирал вещей, тем больше воспоминаний у меня возникало. Одни были о том, как мы ходили с ним по магазинам, другие о том, как мы дурачились, примеряя всю одежду, как мы несколько раз обменивались одеждой, чтобы устроить дни наоборот. Они наступали крайне редко, когда никого кроме нас дома не было. Можно подумать, что Женя сам пытался так найти себя, но нет. Он это делал только чтобы поддержать меня, чему я крайне благодарен. Если так подумать, то брат всегда готов был меня поддержать. Когда я забывал об этом, то вспоминал случай, когда он при родителях надел платье, только чтобы напряжение между нами спало, но всё равно его поступок мало что поменял. Когда я закончил разбирать шкаф, то на кровати уже образовалась нехилая гора вещей. «Кажется, придётся брать и его чемодан, чтоб все вещи собрать», – стал рассуждать я. Вспомнив о чемодане, я также вспомнил о рюкзаках и сумках. Не то, чтобы они мне прямо были нужны, но лишними точно не будут. Вдруг я почувствовал, как в моём кармане завибрировал телефон. Я немного удивился и достал его. Это оказался будильник, который предупреждал, что на часах уже полдень и пора собираться выезжать. Я грустно окинул комнату, понимая, что мне нужно больше времени и уеду я уже вечером. «Главное успеть к последнему рейсу», – расписание хоть и менялось, но последний рейс был примерно в 19:00, а значит, у меня было ещё 7 часов. Когда со шкафом было покончено, я перешёл к шкафчикам сначала над столом, а потом и над кроватью. Над столом в основном были учебники и какие-то пособия. Пару книжек и открыток выбивались из общего фона, но забирать я их не стал. Куда более меня интересовали ящички над кроватью. Я аккуратно поднялся на кровать и открыл 1-ый ящик. В нем стопками стояли какие-то рамки с фотографиями и множество медалей. Медали были отголоском прошлого, когда он ещё занимался спортом, но потом получил травму, и ему пришлось оставить спорт на полгода. «В следующем месяце он бы вернулся в спорт…» – грустно вздохнул я. Он так ждал этого момента, а теперь так и не дождётся. В такие моменты очень хотелось вернуться в прошлое. Я бы всё поменял. Я достал груду медалей и кинул их ко всем вещам. Зря он, что ли их получал? Нет, конечно. Они будут мне напоминанием о его упорстве и стремлении быть легендой в спорте. Теперь нужно было разобраться с рамками. В них оказались разные грамоты. Одну за другой я читал и удивлялся всё больше и больше. «За помощь нуждающимся, за волонтёрскую помощь, призёр олимпиады по психологии, победитель олимпиады по психологии…» – читал я, не понимая, когда он успел податься в психологию. Я всегда этим интересовался, я даже пошёл в институт по этой специальности. Вспомнив про институт, моё сердце ёкнуло. Наверное, не стоило вот так просто переводиться на заочное, но я не мог больше находиться даже вблизи к моему городу, поэтому и уехал как можно дальше. «Женя никогда не говорил мне, что увлекается психологией», – я чувствовал некоторое предательство, потому что я ему доверял всё, а он банально не мог никогда рассказать, что изучает психологию. Это открытие прямо-таки выбило меня из колеи. Мне потребовалось несколько минут, чтобы продолжить разборку, но все проходило в таком тумане, что 1-ый ящик я вроде и просмотрел, а вроде и нет. Ничего не запомнилось, ничего больше не стал сохранять. 2-ой я открывал с опаской. «Что ещё ты от меня скрываешь?» – с некоторой злостью спросил я у Жени, будто он тут же мог ответить. Передо мной предстал целый ящик книг. Были заняты все 2 полки и заставлены в 2 ряда. Я очень любил читать, поэтому книжки я тоже решил почти все забрать. Но для начала их нужно было рассмотреть. В основном там были приключения, ужасы и боевики, но парочку книг меня удивить смогло. Я взял книжку белого цвета и вытащил её.       

«КАК ВЫРАСТИТЬ ТРАНСГЕНДЕРНОГО РЕБЁНКА?»

      Я не мог поверить глазам. Книга сразу выпала из рук, потому что я совсем не ожидал её тут увидеть. Когда он успел? В ушах зазвенело, а голова закружилась. Сразу пришло какое-то странное чувство, которое я описать не мог. Мой мозг рисовал самые страшные варианты, когда и почему он купил эту книгу. Но мне очень хотелось, чтобы всё это было неправдой. На ватных ногах я сел на кровать и взял в руки книгу. Выпуск книги был ещё 5 лет назад, что меня очень напрягло. Я надеялся, просто молился всем богам, чтобы он купил эту книгу гораздо, гораздо позже, потому что чуть меньше 5-ти лет назад я впервые признался ему в том, кто я есть. Открывать книжку и узнавать, что там советовали, желания не было, да и брать с собой тоже, поэтому я решил оставить её родителям. Даже нет, я решил показать её родителям. «Прямо перед уходом вручу матери подарок в руки, чтоб наконец-то поняла кто я», – возможно, это может быть немного эгоистично и грубо с моей стороны, но за все те года, что меня не было, она до сих пор не смирилась. Нужно было ей помочь.       Я вернулся к просмотру книг. Но не успел я отойти от той книги, как увидел новую: «ЛГБТ+ в психологии». На самом деле, эти книги меня не так сильно уже испугали, потому что я примерно предполагал, что таких у него теперь будет много. И в самом деле, я нашёл ещё парочек, в которых описывались те или иные отношения к нетрадиционным ценностям. Но были и на другую тему. На тему родителей и детей. С одной стороны это было похвально, что он старался разобраться в этих темах, но с другой стороны все они непосредственно были связаны со мной и в частности с ним. Сердце верить не хотело, пока мозг настойчиво твердил одно и то же: «Изначально он тебя не принял, он был таким же, как твои родители. Уже со временем он проникся к тебе и постарался изменить своё отношение…» Нет! Этого просто не могло быть! Скорее всего, он просто пытался лучше меня понять, чтобы помочь и поддержать, помочь исправить конфликт. Он был хорошим, добрым. Я любил его, а он меня, по-другому и быть не может. Мне стало до жути обидно, и я заплакал. Как я и думал – зайдя сюда, моё представление о нём изменится. Обида перерастала в злость, пока всё не дошло до того, что я просто взял все эти книги и швырнул их об стенку на пол. Было громко, я знал, что так поступать с книгами нельзя, но и они не должны приносить такую боль. По сути, из-за них моё виденье брата теперь стоит под сомненьем. Некогда только светлый его образ стал оттеняться тёмными пятнами. «Не хочу…– вытирая слёзы, просил я. – Пожалуйста, скажи мне, что ты был не таким. Ты ведь просто пытался мне помочь, да?» – я плакал, пытаясь найти положительный ответ хоть в каком-нибудь знаке, но как назло ничего не менялось, будто всё разом заморозилось. Настроения теперь вообще не было. Не хотелось разбирать его вещи, а хотелось пойти к себе в комнату и зарыться с головой под одеялом. Собравшись, я закончил разбирать 2-ой ящик. Сквозь боль и слёзы, но закончил. Остальные 2 тоже не несли информации. Хоть я и быстро их просмотрел, но там и рассматривать особо было нечего. В одном стояла коллекция машинок и дисков для приставки, а в другом какой-то хлам, который вроде и может пригодиться, но очень редко. Видно, этот ящик был для вещей, которые просто нужно было куда-то деть.       Наконец-то я закончил. Взяв телефон, я посмотрел время. Я задержался более чем на 2,5 часа, а ведь это я ещё ничего не упаковал, а только собрал в кучу. Да и фотографии я не перебирал, а хоть парочку, но хотелось забрать с собой. «Как же много всего нужно», – я тяжело вздохнул и рухнул на кровать. Видно, это была не лучшая идея, потому что я услышал, как что-то грохнулось на пол. Мне стало интересно, что там упало и я сел, устремив взгляд на пол. «Гоблин-старший…» – произнёс я. Видно, он упал, когда я резко рухнул на кровать. Сама по себе фигурка лёгкая, так ещё и на краю кровати лежала. Нагибаться было лень, поэтому я сполз вниз по кровати, чтобы дотянуться до игрушки. Моя голова оказалась перед щелью кровати. Хоть в ней и было темно, но кажется, я смог что-то там разглядеть. Я сполз ещё сильнее и постарался руками достать до «чего-то», что было в глубине кровати. Через несколько попыток я нащупал коробку и потянул её на себя. Послышалось шуршание, а потом из-под кровати выглянула картонная коробка с надписью: «не трогать», а внизу была приписка: «P.s. Алекс без моего разрешения не трогать, в случае если со мной что-то случилось или меня нет, открывать, когда будешь готов (не менее 20 дней).»       Это было странно. Никогда раньше её не видел. Тем не менее, я всё же решил её поднять. Она была увесистой. В ней не было чего-то прямо супер тяжёлого или однородного. Скорее всего, там много всяких безделушек. Я решил потрясти, но кроме глухого звука раз на раз, я ничего не услышал. Даже если мне и хотелось посмотреть, что там, но я не хотел нарушать условие Жени. Он старался, писал, так кто я такой, чтобы нарушать его планы, с учётом того, что рано или поздно я всё равно посмотрю содержимое коробки. «Интересно, если бы Женя был ещё с нами, то увидел бы я когда-нибудь эту коробку, или он так бы и не показал?» – это вопрос, ответ на который я никогда не узнаю. Если честно, то я стал привыкать к тому, что теперь на многие вопросы я не смогу получить ответы. Я ещё некоторое время посидел в комнате брата, гадая над тем, что могло лежать в этой коробке, но так и не придумал, что именно. События в этой комнате прямо выбили меня из строя. Я теперь не знаю, к чему готовиться. Мне казалось, что я вечность просидел в его комнате, пока в неё не зашёл отец. Я сразу опомнился и, встрепенувшись, спрятал коробку, накрыв одеждой. Его взгляд всё также был уставшим и полный горя. Кажется, не так давно он плакал, потому что его глаза слишком сильно блестели, а кожа была бледной, но в красных пятнышках. Он смотрел на меня, но мы продолжали молчать.       -Тебя давно не было слышно, вот и решил проверить, как ты тут…– начал он неуверенно оправдываться. Его слова в мой адрес все эти дни звучали как-то неуверенно, аккуратно, будто он боялся задеть меня чем-то. – Может, ты сделаешь перерыв и спустишься пообедать? – я покачал головой. Есть совсем не хотелось, да и ехать скоро пора было. Я не шёл на контакт и отец это понял, а потому томно вздохнул. – Может, тебе помощь с чем-то нужна?       -Я бы хотел перебрать ещё семейные фотографии до своего отъезда, и…– я сделал небольшую паузу. Озвучивать вслух оказывалось гораздо сложнее. – Можно мне взять чемодан Жени? – отец кивнул.       -Подожди в комнате, я скоро принесу всё, что смогу найти.       Я кивнул и сел его ждать. Было довольно странно ощущать какое-то внимание от папы, хотя мне от родителей в принципе странно ощущать это внимание. 2 года были друг другу никем, а тут вдруг всё идёт как-то гладко. Я не брал отношения с мамой, потому что там и смотреть не на что, а вот с отцом… Может, это так смерть Жени на него повлияла, что ему стало плевать на меня? В его глазах нет искры, нет желания жить, поэтому он так неуверенно и спокойно говорит? Поэтому он ничего не показывает? Ни чувства, ни эмоции… И снова всё сводило к Жене. «Видишь, как сильно ты изменил судьбы самых близких тебе людей? – было обидно, хотелось снова плакать, но я пока сдерживался. – Если бы ты был жив, то ничего этого не случилось! Ты разрушил раз и навсегда жизнь мамы с папой, – но был и ещё одна жизнь, которую я называть не хотел, но в итоге сдался. – И мою…» – тихо прошептал я. Мне хотелось, чтобы до Жени это дошло, чтобы он почувствовал, как нам его не хватает и как он сам себя подвёл.       Через некоторое время вернулся отец, принеся целую стопку распечатанных фотографий и чемодан Жени. Он извинился за то, что слишком долго нёс фотографии, на что я ничего не ответил. Он вручил их мне, но уходить, никуда не спешил. Когда я стал рассматривать фотографии, он сел рядом со мной. Тут были как детские фотографии, так и более новые. Даже были те, когда в их жизни уже не было меня. Разумеется, я начал с детских. Я любил детей, поэтому и себя маленького любил. И неважно как я тогда выглядел, потому что я всё равно оставался милым, но чем дальше я рос, тем менее мне нравился я.       -Это лишь небольшая часть. Остальные либо на флешке, либо их нужно залазить и в шкаф искать, – как бы ещё раз извиняясь, пояснил отец, когда я понял, что тут идёт просто колоссальный разрыв по времени. – Смотри, – он указал на фотографию, где мама держала на руках 2 конверта: меня и Жени. – Это ваша выписка. В тот день мама так была счастлива, что у неё родились 2 прекрасных и здоровых малыша, – но она не знала, что ждёт её дальше. Думаю, если бы она с самого начала знала обо всем, то из роддома забрали бы только Женю. – А вот это фото, ты помнишь? – на фотографии я сижу за столом и делаю 1-ые в своей жизни пирожки. Кажется, мне тогда даже 3-ёх не было. – В тот день вся кухня была запачкана мукой, и мне пришлось это потом убирать, а мама потом долго всем рассказывала о том, какая от тебя помощь была.       -Она всегда радовалась, когда я что-то готовил, – пока мы рассматривали фотографии, мне не хотелось быть эгоистом, поэтому я решил поддержать разговор отца. – И говорила, что я вырасту прекрасной домохозяйкой, – с досадой напомнил я. Это было одной из причин, почему я перестал готовить. На этот раз отцу нечего было сказать, и он промолчал. Мы просмотрели ещё несколько фотографий.       -А это вы уже отмечали свой 1-ый Новый год в школе, – на фото был счастливый Женя и я, одетый в платье, стоял с самой несчастной гримасой. – Если бы существовала награда «самый шумный и вредный ребёнок», то в тот день она бы стала твоей. Тебя ни что не могло развеселить.       -Действительно, почему? – это был риторический вопрос и, кажется, я заставил отца пожалеть о своих словах.       -Именно поэтому позже вечером у тебя был костюм Ревизора, – он откапал новое фото, на котором мы уже с Женей были одеты как 2 героя. У меня была улыбка до ушей. – Мы не изверги, чтоб мучить тебя, но формальности соблюдать нужно было, – я бы мог припомнить скандал, который поставил точку в наших отношениях, но не стал.       К каждой фотографии папа рассказывал мне историю. От некоторых мне было тепло, от некоторых грустно, а от некоторых хватало в злость. Но я был не единственным героем. Иногда в его рассказах появлялся Женя, и тогда мне становилось хорошо, хоть и сердце ныло, а в душе образовывалась пустота. Чем больше мы проводили время вместе, тем больше я ощущался возрождающуюся связь. Сказывалась тоска по семье. Мне так не хватало родителей, что я уже сейчас готов был идти на встречу, что меня немного бесило. Я должен был помнить, что они отказались от меня. Вот мы уже дошли до того возраста, когда по мне стала отыгрываться дисфория. Многие могли не понимать моего поведения в те времена, но Женя всегда готов был выслушать и поддержать. Без него я бы и вполовину не был таким хорошим в тот период. Когда я ему открылся, то всё стало только проще.       -А это ты помнишь? – слегка улыбнувшись, спросил папа, показывая на фотографию, где я с короткими растормошенными волосами, показывал язык.       -В тот день мама меня чуть не убила из-за волос, – теперь я мог вести с ним более оживлённый разговор. – Ты бы знал, как я боялся перед ней показываться в таком виде. Благо Женя был рядом.       -У тебя были красивые длинные волосы, а это была мамина мечта с детства. Поэтому она так расстроилась, когда увидела тебя с короткими и небрежными локонами.       -Ей никогда не нравилось, когда я что-то делал для себя, – с досадой ответил я. – На выпускной она тоже собиралась нарядить меня как принцессу, – отец промолчал.       А потом мы дошли до той части, где меня уже не было. Отец рассказывал про Женю, а я только сильнее расстраивался. Я столько моментов в его жизни пропустил. Хотелось бы мне быть рядом с ним больше.       -Вижу, вам было весело, – подытожил я, когда долистал последние фотографии. – Ну, разумеется. Я уехал – можно расслабиться, – во мне раздавалась обида и злость. Это было так нечестно. Я еле сводил концы с концами первый месяц, пока они веселились.       -Нет, всё было не так…– у меня было хорошее настроение, поэтому я решил ему дать шанс оправдаться. – Просто не хочется фоткать депрессивные ситуации. Женя часто припоминал нам, как мы обошлись с тобой.       -Но никто так ничего и не понял, – на этом всё.       То, что сейчас выстраивалось между нами, я быстро перерубил. Такие дела нужно быстро делать, чтобы не было больно. Я жестом показал отцу, чтобы он вышел и снова закрылся в себе. «Никому я здесь не нужен, ну и хрен с вами», – ругался я, складывая вещи. Из тех фотографий, что принёс отец, я выбрал около 10-ти и положил их в одну из рамок, чтобы они не повредились.       Собрав вещи, я растравил всё по местам и взял книги по психологии в руки. Я закончил вовремя, поэтому у меня ещё оставалось время, чтобы заехать на кладбище. Это последний раз, когда я мог на нём побывать в ближайшее время. Спустившись к прихожей, я заметил маму в гостиной. Я поставил чемодан и зашёл в гостиную. Она с вопросом на меня посмотрела, и тогда я вручил ей ту огромную стопку книг, которую увидел на полках у брата. «Надеюсь, это поможет тебе понять, что ты творишь», – я бы мог и грубее ответить, но я не такой. Этого вполне было достаточно. На этом я вышел из дома с вещами и вызвал такси. Сначала я заехал в цветочный за цветами. Теперь я знал, где продаются похожие цветы на те, что любил он, поэтому времени заняло гораздо меньше. Погода была пасмурной и холодной, как и в моей душе. Я доехал до кладбища и расплатился с такси. «Нужно было заказать себе билет на электричку, пока не поздно», – подумал я, ища нужный рейс, пока шёл к могиле брата. Билет оплачен, так что в запасе у меня был ещё час. Как только я увидел могилу брата, сразу навернулись слёзы. Я тихо подошёл к ней, чуть ли не на носочках и аккуратно положил цветы рядом. Я сел на землю рядом с ним и поднял голову вверх. Могила была новая, поэтому на её участке ещё ничего не было, но думаю, со временем родители купят памятник, сделают стол и скамейку небольшую, где можно посидеть, а также огородят. Пока я там сидел, время, будто не шло. Я готов был остаться там навсегда, но понимал, что не могу. Мне не хотелось жить в постоянном трауре, а он бы обязательно был бы в этом городе, на этом кладбище. Мне хотелось поговорить с Женей, может, хоть так он меня услышит, но ком в горле мне дал понять, что сегодня я сказать ему ничего не смогу. Я не помню, в какой момент начал плакать. Просто в один момент я заметил, что лицо стало холодеть, а там оказывается я, чуть ли не рыдаю.       Я не следил за временем, но понял, что надо собираться, когда на улице сильно потемнело. Чтобы убедиться, что мне пора, я достал телефон и взглянул на время. Чуть больше 18. Как раз успевал. Я снова вызвал себе такси и поехал на станцию. Только уже сидя в электричке, я облегчённо вздохнул. «Всё закончилось», – тихо прошептал я, хотя понимал, что под «всё» имелась только поездка домой. В остальных же случаях всё оставалось таким же. Я всё ещё мог в любой момент времени расплакаться и затосковать по брату.