Серёжа - птица, Сочи - заграница

Игорю кажется, что его мысли звучат так громко, что все прохожие просто глохнут. На контрасте с лениво фланирующими сочинцами, он решительно направляется к Серёжиному дому. Чтобы застать Разумовского всё на той же кровати, но уже в другой позе. И, Господи боже мой, в другом наряде. — Это что за маскарад? Серёжа, опираясь на локоть, сгибает ногу в колене, смотрит призывно из-под ресниц, пока шелковая ткань скользит по ноге, обнажая кожу. — Нравится? — он улыбается будто бы смущённо, по-птичьи склоняя голову. — Заскучал, решил перебрать гардероб и вот. Лукавит, конечно. Халат был куплен специально по случаю. Гром молча подхватывает его на руки, буровя носом белоснежную кожу шеи. — Растерзаю, — говорит серьёзно, сжимая бедро и стискивая нежную ткань. Разумовский приветливо льнёт к нему всем телом, обхватывая руками торс и выгибаясь в спине. — Хочешь меня в нём? — взгляд чистый-чистый, глаза в глаза для большего эффекта. Вместо ответа Игорь оперативно целует, буквально вылизывая языком Серёжин рот. Разумовский знает: когда Гром на взводе, всё будет жёстко, но как же сладостно. А долгие объятия после - о, это того стоит. Серёжа стонет в поцелуй, комкая рубашку Грома, задирает её, обнажая спину и слегка царапая кожу ногтями. Разумовский не говорил, но Игорь знает, что ему нравится, когда с ним так. Властно, жёстко, с толикой нежности. Губы охотно поддаются чужому напору, пропускают внутрь язык. Он любит затяжные поцелуи. — Прогнись, — Игорь разворачивает его лицом к стене, бесцеремонно оглаживая бёдра под тонкой тканью. Серёжа будет величайшим в мире лжецом, если скажет, что ему не нравится, когда так. Дыхание Грома тяжёлое, пряное. Мускусное. Руки упираются в стену, в то время как сам он прогибается, покачивая бёдрами и слегка задевая ширинку Игоря. — Разденься? — полувопросительно произносит он на выдохе. Члена касается ткань халата, мягко скользя по нежной коже при любом движении. — Сейчас, — кивает Гром, продолжая дышать хрипло, надсадно. Не терпится. Буквально срывая с себя остатки одежды, он придвигается к Серёже ближе, шаря рукой под халатом и оттягивая резинку боксеров. Свободная рука очерчивает каменеющие соски. Громкий несдержанный стон вырывается из него, когда прохладные пальцы касаются сосков. Он упирается лбом в ладонь, прислонённую к стене, вторую руку заводит назад, сжимая игорево бедро, хватая за ягодицу и сталкивая их таким образом. Игорь пропускает болезненный стон, резкий, как лязг ножа. Ещё раз оттягивает резинку с характерным хлопком, любуясь молочно-белыми колыхающимися бёдрами и мерно тянет вниз. Очерчивает округлые мягкие ягодицы несколько раз, цикл за циклом, а потом останавливается. Замирает. Электризованную тишину прерывает лишь щелчок крышки от бутылька с лубрикантом. В образовавшей тишине серёжин хриплый дрожащий вздох оглушает, оседает внутри эхом так, что ещё долго думаешь, было ли это явью. — Игорь? — спрашивает он, когда прикосновений нет уже долго-долго, хотя на самом деле лишь пару секунд. Аромат лубриканта ненавязчивый, лёгкий, цветочный - на контрасте с тем, что сейчас происходит между ними двумя. Разумовский чувствует спиной пристальный, прожигающий взгляд. Окунув в благоухающий гель, Гром проталкивает сразу два пальца. И они входят без труда. — Кто-то знает толк в подготовке, — нахваливает он довольным хриплым голосом. Слова патокой сочатся с губ Игоря, падая тяжёлыми каплями. Этот мужчина может одними фалангами довести рыжего до исступления и множественных оргазмов, но сегодня собирается показать всё, на что способен. Грубоватые пальцы гладят изнутри с оттяжкой, доводя до дрожи. Разумовский подаётся навстречу, мелко трясясь, перехватывает вторую руку Грома и кладёт себе на живот, направляя к паху. — Ещё. — Серёжа облизывает пересохшие губы и поворачивает голову к Игорю с явным намёком. Игорь добавляет третий палец, ввинчиваясь глубоко, практически касаясь простаты. — Нравится? — интересуется вкрадчиво. Рука опускается ниже, оглаживая грудь и скользит к напряжённому, истекающему смазкой члену. — Да я смотрю, тебе не терпится, - ехидно улыбается мужчина. — Да-а, — тянет он со стоном и чуть запрокидывает голову, отвечая сразу на все вопросы, — вот так. — дополнительное натяжение отдаёт новой порцией дрожи во всём теле. — Игорь. Горь, пожалуйста. Шёпот его почти умоляющий, но Разумовский ещё способен мыслить разумно (а как иначе). Протягивая свободную руку вперёд, он оглаживет лицо рыжего. Продолжая орудовать фалангами внутри, Гром раздвигает средним и указательным пальцем губы Разумовского. О, ему нравится чувство заполненности, и Игорь помнит об этом. Приставив головку ко входу, Игорь сначала оглаживает ягодицы, а потом шлёпает по одной из них - отверстие разверзается ещё больше, помогая протиснутся глубже. — Ты супер, — удовлетворённо шепчет Гром, начиная уверенно двигаться, придерживая Разумовского за копчик. Серёжа краснеет от понимания собственной податливости, от того, как его заводят эти шлепки на грани нежности и грубости, от того, как он сжимается на чужом члене от простой похвалы. Но также Разумовский больше раскрепощается. Он лижет пальцы у своего рта, вбирая внутрь, пробегаясь кончикам языка по фалангам. Серёжа не стонет — мычит протяжно, принимая Игоря сразу с двух сторон. Гром уже буквально таранит его, крепко обхватывая за бёдра. Перед глазами мелькает затейливо-узорчатая ткань лёгкого халата, но взгляд расфокусирован, поэтому изучать её сложно. Игорь отставляет руку от лица, грозно шепча в наэлектризованный воздух: — Скажи, как тебе хорошо. Говори, не молчи. Серёжа с громким влажным звуком выпускает пальцы изо рта, тяжело дыша. — Горь, мне очень хорошо. Так хорошо. Люблю тебя... — Он упирается в стену второй рукой, роняя голову себе на грудь. — Но мало, мне тебя так мало, хочу, чтобы ты был везде... — последнее слово выстанывает так жалобно, на всхлипе от очередного толчка по простате. Хриплый, срывающийся голос запускает что-то особенное в голове Игоря. Он сам уже всхлипывает, чувствуя, как бисеринки пота выступают на широком лбу: — Серёж, я скоро...Давай... Вместе со мной, — ладонь дёргающимися движениями начинает поглаживать член Разумовского. Эта просьба доводит его окончательно. Он стискивает веки, приоткрывает рот и мелко толкается в кулак. Ещё немного, ещё чуть-чуть. Тело прошибает вспышкой удовольствия, стенки сильно сжимают вбивающийся в него член, и Разумовский выплескивается, пачкая руку, стену и немного халат. С силой вжавшись ногтями в податливые бёдра, Игорь замирает и кончает следом, изумлённо выдохнув. — Ты молодец, — Гром разворачивает Разумовского к себе, обнимает, прижимаясь губами. Затем аккуратно укладывает бёдрами на подушку, доставая из прикроватной тумбочки заживляющий крем. — Чуть повыше ещё переляг, чудо моё, — чмокает в губы, постепенно втирая крем в растянутое отверстие, — завтра гулять пойдём, покажешь мне всё, да? Как только Гром заканчивает с кремом, довольно потянувшись, Разумовский переворачивается на бок и обхватывает Игоря всеми конечностями. Носом ведёт от ключицы к шее и прикусывает смуглую кожу. — У меня уже составлен план твоего знакомства с Сочи. — гордо сообщает он. — Здорово. Слушай, я сейчас собираюсь тебя долго целовать, но сначала расскажи, что за Птица такой? Он прикрывает глаза. — Ну, птица это теплокровное позвоночное животное, которому характерны перья, клюв... — Серёжа открывает глаза, долго зевая. — Ты решил в орнитологи переквалифицироваться? — Я решил узнать, что такое нафиг происходит, — мужчина потирает переносицу, — кажется, скоро кукухой поеду. Был у меня разговор с Олегом, ну, с тем, — зевает, — так у него зазнобу так зовут. Ты прикинь? Тоже рыжий и по живописи прётся, ну, я говорил. Мне кажется, у вас там, айтишников, одно гнездо на всех. Серёжа хохочет долго, с чувством, сотрясаясь всем телом, а потом серьёзно заглядывает ему в глаза. — На самом деле... — страшным шёпотом начинает он. — нас, айтишников, всех на одном заводе штампуют. Как тебе эта модель? — фыркает он, тычась носом Грому в плечо. Сейчас Разумовский в хорошем настроении. — Очень смешно, — тут же реагирует Гром, — на самом деле, у меня было чувство, что мы все чем-то обдолбались, — он выдерживает паузу, — ладно, Серёж, внешне Птица просто твоя копия. Только глаза янтарные. — На земле около восьми миллиардов человек. Уверен, мы бы и твою копию нашли, ходит сейчас где-то какой-нибудь... Макс. — Серёжа удобнее устраивается на чужом плече. — Но если тебе будет спокойнее, посмотрим как-нибудь на твоего Птицу, — он снова зевает, — вы же с этим Олегом хотели встретиться... — Да будет так, - Игорь мягко накрывает его губы.