Двое из ларца

      Лупить по отшлепанным попам было страшно. И без того розовые зады покрывались тонкими полосами. След от трубки сперва белел, а потом резко темнел.       Бандиты, как и прошлый раз, лежали животами на столе подозрительно смирно, но теперь вместе, рядком и даже взявшись за руки.       Как Алиса не старалась, а выходила у нее ерунда: трубка то хлопала слишком сильно, выбивая громкий «Ай» и оставляя отпечаток, то слишком слабо. То сбоку, то самым концом, то поперек, то вдоль. Хороших, аккуратных ударов вышло от силы десяток каждому, остальное так — пустяки.       Но и того было много. Занятие это Алисе страшно не понравилось. Было в нем что-то пугающее. Нет, отшлепать в сердцах, под горячую руку — тоже неправильно, но, по крайней мере, объяснимо. А вот так, стоять и методично полосовать детский зад — дело противное. И на душе было гадко, и рассудок отказывался считать такое нормой.       Алиса выскочила на крыльцо, не дожидаясь, когда близнецы оденутся, швырнула резиновую трубку с глаз долой под лестницу. Села на ступеньку, сунула руки под мышки, чтобы пальцы не тряслись. Подкатила дурнота и жгучий стыд, что она могла с детьми вот так — делать им намеренно больно.       «Скорей бы их уже сплавить» — подумала она.       На веранде за спиной скрипел пол, мальчишки о чем-то еле слышно переговаривались. Алиса вдруг ярко представила, как больно, должно быть, натягивать узкие сырые плавки на выпоротую попу.       Крыльцо скрипнуло, бандиты сбежали по лестнице вниз и встали перед Алисой.       — Прости нас, — смущённо сказал левый.       — Мы больше так не будем! — пообещал правый.       Оба потерли свои зады и, поморщившись, осторожно уселись прямо на землю, снова напустив на себя кроткий и милый вид.       — И вы меня простите, — попросила Алиса.       — За что? — переглянулись братья. Они, казалось, искренне не понимали.       — За это, — поморщилась Алиса. — Неправильно это всё.       Мальчишки долго молчали. Солнце потихоньку ползло по небу на запад. Дневная жара отпускала, а ветерок наконец зашелестел листьями старой яблони.       — Мама никогда так не говорила, — озадаченно сказал правый.       — Как? — не поняла Алиса.       — И прощения не просила, — задумчиво ответил левый. — Мама говорит «битье определяет сознание». Говорит, с нами иначе никак!       — И часто мама с вами так? — Алиса задумалась, чтобы подобрать нужное слово, — определяет ремнем ваше сознание?       — Бывает, — пожали плечами близнецы. — Мы привыкли.       — Что же, вы и дома такие… буйные?       — Да нет, — криво улыбнулись бандиты, — дома так нельзя!       — Расслабились, значит, — вздохнула Алиса. — Воздух свободы голову вскружил?       — Мы есть хотим, — сказали мальчишки.       Алиса подумала, что эти двое вполне могли бы ей понравиться. Не хватало как будто совсем чуть-чуть, какой-то мелочи. Вот-вот и можно будет с ними подружиться, потому что по-настоящему злыми и испорченными бывают только взрослые, — Алиса знала это точно, — а дети, какими бы не казались противными, никогда не были совсем безнадежны.       Откуда у Алисы, ни разу в жизни не имевшей дела с детьми, вдруг появилась такая убеждённость, она и сама не смогла бы объяснить. Может быть, дело было в том, что она не верила в судьбу и предначертанность пути? Или это ее огородный опыт подсказывал ей, как отзывчив на заботу и любовь бывает даже самый хилый росточек, и как хиреет без внимания даже самое здоровое растение? А может быть, ей просто хотелось подружиться именно с этими двумя невыносимыми бесятами?       — Оладьи! — подмигнула она племянникам. — Клубники нет, но если вы поможете мне набрать малины, мы замутим на троих шикарный ужин!       Те с радостью согласились и даже запрыгали от нетерпения.       — Но сперва в душ! — и, не обращая внимания на кислые физиономии, Алиса повела мальчишек мыться.