Куклы

Удар углом тяжёлой сумки в толпе был... Ожидаемым. Однако это не отменяло боли в боку и возможного появления синяка. Он чуть оттянул блузу и присмотрелся. Да, синяк будет на весь бок, но ему не о чем волноваться. Прямо по рёбрам, больно! Кстати, рёбра уже торчат. Надо бы поесть сегодня, а то прошлый приём пищи привычно пропустил, прямо как Пэнс... (Гриффиндорцы бесконечно хвалят директора.)

Тряпичные куклы кивают, со всем соглашаясь.

Учебник на парту, глазами пробежаться по тексту, выйти к доске. Улыбку шире, голову выше, спину ровнее. Слова чётче, она же требует теорию. На Гриффиндор не смотреть, только на своих. Куча совмещённых уроков достала. Каникулы уже закончены. Терпи, не заметят. Или хотя бы притворятся. Неважно. (Ошибка в столовом этикете стоит самого острого прибора, воткнутого в руку.)

Фарфоровые куклы сидят на узких полках шкафа.

Драко бьёт кулаком по зеркалу, а затем рыдает, скрываясь от мира в объятиях сестры, Плаксе Миртл. Старые и новые шрамы от пыточного накладываются друг на друга и жутко болят. Бывшую слизеринку, похожую на жабу, хочется грохнуть. Касси гладит по волосам, волнуется. Тихо спрашивает, ощупывает. У неё кожа на пальцах изрезана сеточкой - кровавое перо не пишет шрифтом Брайля. Он перехватывает пальцы, заживляет. Она затягивает его боль, тихо корит, не стоило вмешиваться в наказание учителя, выжила бы, обоим бы меньше досталось. Он помнит, как дома она на слух закрывала его своим телом, помнит свои упрёки. Они никогда не изменятся. Дьябловы разнополые магические близнецы. (Пуффендуй похож на львов. Когтевран спокоен и непоколебим. Лишь один факультет изгнан.)

Дети играют лишь с мягкими, чтоб не сломались.

Звонок на зелья звенит, когда все в классе. Даф сегодня потоком прижало к зеркалу, тонкие руки ходят ходуном. Пэнс не может удержать в руках ступку, обессилев после панической атаки за обедом, её сегодня очень долго рвало. Мари натягивает огромные рукава, она тоже не в форме, судя по торчащим новым бинтам. Остальные выглядят нормально, следуют инструкции на доске и избегают критических ошибок. Касси не принимает участия, баюкая оставшиеся без кожи кончики пальцев. Заметила-таки карга. Мазь помогает не сразу, только древняя магия, но чтение вслух прекрасно и стоит каждой секунды разделения боли при заживлении. (От пыточного проклятья перестаёшь кричать ещё до поступления. Быть чистокровным значит нести тонну чужого мнения по поводу любой ворсинки.)

Но им не сломать того, что было разбито когда-то.

Квиддич уже не радует. Конечно, курс приходит на каждую тренировку, декан, не дружащий со спортом вообще, возглавляет поддержку каждую игру, как и всегда делает уже минимум пять лет. Но подачки этой двинутой никому и даром не нужны. Даром что дожила до выпуска, с банальным сочувствием тётка распрощалась. Хочется сбежать. (Они так не сделают. Входа в подземелье у неё нет. Надо спрятаться подальше от дверей.)

Большие стеклянные дверцы давно не приносят защиты.

Лестницы меняются в невозможно новом порядке каждый день, ступеньки исчезают по несколько за раз. Не падает только сестра. Ей подражает Тео, разгадывающий безумную логику замка со словами "да не хуже отцовской". У Люциуса Малфоя логика была относительно нормальной, но она давила слишком сильно на узкие мальчишеские плечи. Тишина, самообладание, маска, притворство, манеры, этикет, надменность и безупречность сливались в голове. Всё, что спасало - голос матери, которая игнорировала их лет с пяти, прекрасные песни сестры, сливающиеся с его собственными, и безобидное безумие тёти Беллы, всё ещё тоскующей по погибшим от рук авроров детям. (Старшие Лонгботтомы заживо сожгли Медею и не позволили родиться сыну тётушки. Смутная Печаль Пустой Колыбели - достойная кара. Поскольку погибло двое, освободить Лейстренджей должны по истечении десяти лет, когда откат от проклятия перестанет действовать. Родовое проклятие Блэков, созданное для мести за погибших детей. Главная причина знаменитого родового безумия. Блэкам их большая семья ценнее всего. Тётя Белла специально попросила сестру солгать суду.)

Красивый цветок в волосах искусственных - маска.

Фестралы? Кого ты хочешь удивить? Девять человек наперебой описывают чёрный цвет шкуры десятой, гладящей вожака. Мари даёт животным понюхать кровь на руках, а хищные языки зализывают раны. Грег прижимается к морде, словно ища защиты. Пэнс трогает их кости и сравнивает со своим истощенным телом, не в свою пользу. Винс прячется под огромное крыло. Даф кормит красавцев с ладоней, не опасаясь изуродовать нежную кожу. Тео тихонько шепчет в острое ухо, подкармливая потихоньку, всегда тихий и скрывшийся, каким бы умным стратегом не был, он не хочет никем управлять. Милли играет на флейте нечто, похожее на безумный бой, приводя животных в восторг. Блейз гладит жеребёнка, бормоча что-то непроизносимое, вероятно, это язык фестралов, хотя это не похоже на те жуткие вопли охоты и ликования. Близнецы от вожака переходят к двум совсем ещё крошечным, тыкающимся мордой в ладонь детёнышам. Они куда красивей единорогов, маленькие крылышки прижаты к бокам, мягкие ещё клыки тянут кожу. Безобидные крохотные прелести, прям как они в детстве. (В первом классе они дарили утешение. Да и в целом, их обожает весь факультет. Кажется, пастух всё же не полувеликан, а змеи, тайный ход из гостиной которых выходит прямо на спрятанную поляну этих животных. Их видят те, кто осознал смерть. Самоубийцы идеально подходят под это определение.)

Красивые куклы на полке давно разбиты.

Выручай-комната вечно занята. Когда десять раненых подростков возвращаются от родителей и им везёт, блок ставится только на учителей, кроме декана, и призраков. Швы накладываются привычным взмахом палочки: раны от тёмных артефактов просто так не заживить. Вломившиеся грифы раздражают, но не все львята тупые: Невилл советует растения, способные облегчить боль, явно получил традиционное воспитание. Барсуки шумят, бесполезные, но Сьюзен помогает нанести мазь. Вороны требуют пойти в медпункт, но их останавливает змейка. Откуда ты только выползла, Полумна? - Ученики факультета Слизерин не имеют права посещать медицинское крыло даже в случае смерти друга. Указ директора, самый первый. Они замолкают. Правильно, молчите. Вы ничего не будете помнить, когда выйдете. (Заклятие забвения ложится горьким пеплом. Они бы хотели поделиться, но нельзя. Необходимо быть подлыми, гордыми и надменными, даже заносчивыми ублюдками.)

Трещины скроет клей да дешёвая краска.

Шестой курс, когда на них всех метки, сливается в вереницу ада, из которой ничего не выцепить. Тётя Белла так и не берёт в руки палочку. Шрамов становится больше. В глазах и физическом зрении уже нет острой необходимости. Директор мёртв, но убил его крёстный, не они. Отец зол. (Все думают, что змеи виноваты во всём. Как будто не понимают, почему за Тёмным Лордом пошли. Он обещал безопасность, защиту от рода и возможность не быть изгоями. Если есть власть, можно спасти других.)

Мягкие куклы стучат по стеклу своей тканью.

Седьмой оказывается ещё хуже. Отрабатывать на людях пытки страшно. Мари несколько раз вскрывает вены. Только-только избавившаяся от анорексии Пэнс страдает от булимии. Один огромный матрас на полу гостиной, где собираются все курсы. Сигареты, алкоголь, морфий. Даже шестой курс пьёт, а пятый курит. Зелья на них ещё действуют, но уже начинают сбоить. Младшим повезло больше, они не притрагиваются к наркотикам. У седьмого курса нет выбора. Сестру отправили сторожить в банк. К дьяволам Загробия это всё! Они спасают людей, организовывают сопротивление самим себе. (Лгать нетрудно. Трудно делать это с таким лицом. Быть одному ужасно. Жаль, что они обещали не пытаться покончить с собой по отдельности. Из петли в итоге приходится вытаскивать Тео.)

Твердят они всё о надменности знати фарфора.

Провал в памяти на несколько месяцев. Битва окончена. Погибших с других курсов минимум, Уизли пришлось тащить на руках. Стена памяти вырастает из пола. Новых портретов нет. - Список павших в бою, по курсам! Снейп долго отсутствовал, думали, умер. Это не призрак. Блейз прикладывает ладони рупором, за ним практически эхом отзываются Полумна, парень с пятого, девушка с четвёртого, мальчик с третьего, девочка со второго, а первый курс отвечает хором. Лица сливаются, нельзя понять, кто где. - Седьмой курс. Без потерь. - Шестой курс. Без потерь. - Пятый курс. Без потерь. - Четвёртый курс. Без потерь. - Третий курс. Без потерь - Второй курс. Погибших нет. - Первый курс. Без трупов. Взрослые переглядываются, по залу носятся шепотки... "предатели"... "даже дети отправились"... "их же заперли"... "как они смогли выжить"... Ярость заполняет горло, вырывается клубами дыма. Они не могли их не защитить. (Терпи. Не привыкать. Это больно и обидно. Ложные обвинения. Выйти можно, поговорив на парселтанге с камнем в гостиной. Есть ход в Запретный лес. Есть полувасилиск, обвивающий их с сестрой ноги.)

Если бы вдруг шевельнулись глаза, подобные ланьим, Сколько бы фраза "гордыни" здесь навела фурора?

Сестра шагает по столу, безупречно огибая пузырьки, в полной тишине. Никто, кроме своих, никогда не замечает её слепоты, даже учителя. Он скользит по полу её тенью. Змея за ним. - Мази и зелья использовать для раненых с других факультетов. Нам не в новинку, а они и умереть могут. В приоритете тяжёлые, как можно дальше от мадам Помфри. Тем, кто шептался - я знаю, что вы запомнили, мы все запоминаем подобное - не помогать. Седьмой курс, добить пожирателей. Ей подчиняются беспрекословно. Драко надеется, что это просто сон. Так и есть, в реальности всё было куда дольше. Они превратились вдвоём, устроили шоу. Они на восьмом курсе. Серьёзно? Ну нет, они войдут в 85 % окончивших, он станет артефактором. Как же больно. Замок цел, родители мертвы только по бумагам, монстры в головах ещё живут. В коридорах от змей шарахаются, наконец, поняв основу факультета подземелий. Гриффиндор - факультет безрассудной отваги. Пуффендуй - факультет уютного трудолюбия. Когтевран - факультет высокого разума. Слизерин - факультет сломанных самоубийц. (Хотелось бы нормальной жизни. Без вливания кроветворного после вновь вскрытых вен. Без тихой зависти погибшим. Без регулярных попыток самоубийств абсолютно всех учеников факультета. С разрешением хоть немного собрать осколки, а не воплем по поводу одной отделившейся нитки, когда зеркала уже не только отвратны, но и пугают до тошноты.)

Вдребезги, в крошку прозрачные дверцы - они уже бесполезны. Фарфоровые глаза широко и наивно раскрыты. Куклы привычно шагают по тоненькой нити над бездной, Втайне ища у той, что подобна фее, защиты. На самой красивой кукле - чудесная маска: Беловолосую девочку одарили благословеньем. Только она совсем уж разбита, и даже чудесная краска Не принесёт слепой ни малейшего облегченья.