Поближе ̶к̶ ̶е̶д̶е̶ к тебе

Саске настолько резко отреагировал, что даже зачем-то отбросил протянутую ладонь девчонки. Он отошел от нее, отвернувшись и глядя на свою руку – он ей сейчас что, лапу дал? А она еще и не поняла? У него совсем границы стираются, где он человек, а где животное?! Бесит! Как же она бесит! Почему такая…? Саске стиснул руку в кулак, страшась повернуться на нее, а потом просто не совладать с собой. Еще и говорит с ним – она вроде не показалась ему тупой, а тут сама же напрашивается. Вот что хочет этими разговорами – светскую беседу провести? Зачем и ей, и ему это? Зачем?     Какое-то неясное ощущение вспомнилось, когда она касалась его в виде кота, когда трогала его лапы или гладила шерсть. Они оба смотрели в те моменты на друг друга так, будто кто-то готов психануть и взорваться. Но это несравнимое до дрожи ощущение тепла ее рук и касания. Оба испытывали что-то новое: он видел по ее глазам удивление, когда ее пальцы касались живого существа. Если с Учихами девушка пыталась не пугаться, не удивляться, пыталась быть тенью, то в эти мгновения, когда думала, что никто за ней не наблюдает, Сакура словно оттаивала. Смотреть на нее такую… затягивает.     - Нос, - Сакура нажимала на его кошачий нос и выжидательно глазела – взбрыкнет Саске или нет. Саске и сам ждал – взбрыкнуть или нет. Отчего-то хотелось продолжения экспериментов. Потом девчонка пальцем проводила по кошачьим усам, как по струнам арфы и тоже смотрела – ну вот сейчас что-то не понравится. А может ждала, что он будет прыгать от удовольствия? Она ведь не тупая, но он совершенно не мог понять, что с ней не так?     И почему уже без приказа сам бежит к ней? В виде кота Саске мог спокойно наслаждаться ее запахом без желания убить, а как примет свой истинный облик, так все раздражает в ней и одновременно страшно хочется усесться на ее колени, чтобы она трогала его также, как будто он кот… Саске понимал, что даже Итачи, которому говорил все - такое не расскажет. Так проявляется голод? Вроде никто и никогда подобного не говорил, а ведь его готовили, чтобы он сдержался и не прикончил девчонку раньше срока... Сейчас Саске ведь едва справляется с собой, при том, что потихоньку привыкал к ее дурманящему аромату. Цветы уже не сильно помогали, лишь чуть оттеняя ее запах. Но в виде кота, он будто находился в полудреме наркотического облака, которым просто хотелось дышать – и все…     - Саске, мне не нравится, что ты спишь с ней в этой клетке, - заявил на днях Итачи, сидя за столом и читая какую-то очередную книгу о человеческой еде.     Саске и сам не рад, что все так открыто читают его желания, но уже как безвольный не мог противиться, и шел к ней, не думая. Потом жалел, но и одновременно – ему было так спокойно наблюдать как девушка спит, как сначала обнимает его и ее губы щекочут его ухо. Когда Сакура засыпает, ее руки расслабляют хватку, а Саске сидит и смотрит на нее почти всю ночь. Что в ней особенного, кроме крови? Почему теперь ему важно видеть ее и даже больше – ему нравилось видеть ее спокойной. И совсем не нравилось, если она боялась. Как в нем помещаются эти противоположные чувства? И почему его человек вообще вызывает их? Она всего лишь оболочка для его пищи, для крови. Как бутылка для человеческого вина. Сосуд, хранящий живительную силу. И только...     Но каждый день Саске выслушивает:     - Нельзя. Не сейчас. Еще рано. Подожди. Потерпи.     Только ведь и Мадара признает, что на его веку - а уж он один из долгожителей не только в стране, но и во всем мире среди вампиров, - даже он признает, что не встречал такой редкости как Сакура Харуно. Ее рождение скрывала тайна, даже Обито не смог отыскать информацию о ее родителях. Но что точно: все это время ее кто-то будто оберегал. Ведь такую вкусноту давно бы украли из какого-то приюта. Да ее бы выкрали и из богатого дома, учуяв лишь часть ее аромата крови. Ему не объясняли весь замысел ее покупки; если честно, он просто был настолько поражен тем, что такой человек существует, что сильно и не допытывался, что планирует на ее счет клан, не участвовал в приготовлениях к церемониалу, а просто и сам понимал, что занял удобную позицию ребенка, которого усадили за стол и обещали покормить, но все тянут-тянут… Он не мог дождаться момента, когда сможет испытать ее вкус, а остальное было далеко… Саске понимал, что в любой момент дядя мог забрать себе его еду, и едва ли у парня хватит сил отбить Сакуру обратно. Но все играли в эту странную игру, где младшему досталось все, а по факту – лишь то, что ему первому будет дозволено выпить ее крови… - и то лишь потому, что ему повезло быть полукровкой. Как не сойти с ума от одного глотка, если даже запах выветривает из него остатки разума?     - Не волнуйся, Саске, - говорил Обито. – Это нормально.     Что нормально? Сколько Саске ни жил в клане – никто так не страдал как он сейчас. И что нормально?! Может вся проблема в том, что они с Итачи полукровки, в отличии от остальных? И ведь потому выбирали из братьев, кому достанется Сакура – если бы Итачи согласился, сейчас бы Саске мучился от голода, глядя на его человеческую жену. И как-нибудь обезумевшего младшего застали бы с растерзанным телом девчонки, в экстазе от божественности ее сладко-терпкой крови. И он бы лишь чуть жалел, что подвел брата, но такую вкусноту делить с кем-то…? Как теперь вообще принять то, что другие в семье тоже облизываются на нее?     - Итачи, как ты справляешься? – спросил Саске.     Брат отложил книгу и горько улыбнулся.     - Просто я люблю тебя.     - Не шути. Я ведь о том, как ты выдерживаешь…     У них не такая большая разница в возрасте, они оба считались молодыми, но почему Саске будто в агонии каждый раз рядом с ней, даже находясь несколько минут вблизи, а Итачи умудряется часами проводить с ней время и в его глазах будто даже нет и намека на то, чтобы разочек укусить ее ароматную вену?? Все больше и больше Саске не понимал: сможет ли сдержаться? Неужели, чтобы он случайно не убил Сакуру, его постоянно должны сдерживать?! И что же, ему все время оглядываться на других, когда ведь Сакура только его. Пусть и потому, что так решили остальные.     Итачи тогда промолчал на его замечание, а Саске нехотя обратился к последнему, что он сказал. Любовь… Любовь для Саске – это верность семье. Всё. И то, если по правде, больше чувств он отдавал брату, который воспитывал его, сколько Саске помнил. Любовь к женщине довела их клан до такого состояния – отец не подумал о семье и детях, как должен был, в итоге все они расхлебывают начавшуюся сотню лет назад историю любви вампира и человека. А сейчас Саске просят, нет, даже требуют повторить этот неудавшийся эксперимент?! К чему? Чтобы девчонка дольше прожила ради ее же крови? Да, он и сам уже испытывал что-то вроде отчаяния, понимая, когда убьет ее, насытившись, потом будет медленно сходить с ума от тоски по тому, что в мире не осталось такого вкусного человека. После нее все будет казаться пресным и безвкусным. И это он еще не пробовал ее крови, а уже такой настрой. Не без «помощи» язвительных дядюшек, то и дело обсуждавших «гостью» и то как непросто знать, что она где-то поблизости.     - Стоило бы всю башню в клетку заковать, будь у нас еще этот металл, - сокрушался и улыбался Шисуи, когда они готовили Сакуре комнату. – Ты ведь дашь мне ее попробовать, Саске?     Саске не знал, как отказать любимому брату – единственному, к которому на всей земле он мог применить это слово – любовь. Но это тоже скорее преданная верность родной крови, восхищение и то, что даже при том, что остатки клана постоянно суетились рядом, дороже Итачи для Саске никого нет. Даже на отца, и тем более мать, он смотрел равнодушно, когда брат водил его в их склеп. И если бы не вся эта неясная затея разбудить их, если бы это зависело лишь от слова их младшего сына – он бы не стал ничего делать. Они уже сделали выбор замереть друг для друга, махнув на сыновей рукой. Они уж точно не достойны любви Саске. Про Сакуру он и вовсе молчит. Кто в здравом уме влюбится в кусок мяса? Да и просто в девушку, имея такой безумный опыт перед глазами.     Саске не спал рядом с Сакурой, когда находился в образе кота, потому, конечно, раньше нее видел воронов Итачи, а то и его самого, заботящегося о его человеке. Когда Сакура стала запирать его в клетке, Саске не мог выйти и заниматься обязанностями, порученными ему – вроде сбора тех же цветов для ее купальни. Итачи снова все взял на себя. Но его птицы ясно осуждали кота, глядя как он сидит и охраняет сон девушки. Только как не охранять? Учиха просто знал, что все на взводе и готовы вот-вот перейти черту уговора и покуситься на право и собственность Саске. Если так посмотреть – Сакура чуть ли не первая его игрушка, новая игрушка, а не что-то доставшееся от брата или сделанное им. Как можно дать ее, а потом забрать?!     - Саске, не заходи в клетку больше, - упирался Итачи, когда тот появлялся на кухне.     Саске посматривал в сторону двери. Он обычно оставлял Сакуру, когда она заканчивала переодеваться, и спешил сюда – часто в виде кота, понимая, что так легче будет пережить ее присутствие, пока она завтракает. А еще… в последнее время девушка заплетала свои розовые волосы в косу и когда ложилась спать, кончиком косы щекотала его кошачье лицо, играясь с ним. Он не понимал, что происходило, но на него будто накладывали гипноз, который одурманивал не хуже запаха ее крови, только без агрессивного желания растерзать, а больше зарыться в ее волосы до макушки…     Мадара и Кагами, да и все, кроме Итачи, совсем не собирались дать ему свыкнуться с тем, что он получил первостепенное право на все в Сакуре. А Саске и сам не понимал сколько времени надо – казалось, он уже может с ней стоять хотя бы, может даже смотреть, если контролирует себя самовнушением, может терпеть. Но кому это надо?     А в этот день, когда Мадара сказал про бал и вдруг начал танцевать с ней – Саске должен был смотреть на это?! И опять терпеть, когда она его? Зачем все говорят, что она его, если все равно руки тянут? Даже Итачи порой смотрит на нее очень неприятно для Саске. И не с жалостью, о которой говорил, а именно что сожалением, что сам отказался в пользу брата. Почему – это тот вопрос, который не очень хотелось поднимать.     …Учиха вернулся от разброда своих теперь постоянных вопросов и мыслей в голове, сосредоточив взор на руке, которую протягивал ей… Не может быть, чтобы она имела над ним какую-то власть…     - Господин? – она теребит кончик косы и Саске, поворачивающийся на ее голос, не может оторвать взгляда от ее жеста, словно ощущая щекочущий след на лице. Девчонка что-то говорит, а ему хочется успокоиться, хочется ощутить это странное действие, как она трогает его лапы, когда он кот. Потому протянул ей руку? Идиотизм какой-то.     Но ведь она права – на дурацком балу девушке надо будет танцевать с кем-то, и это должен быть только он. Черта с два он еще раз даст лапать ее Мадаре! Саске повернулся и вдруг понял, что Сакура собралась уходить. Опять в нем всколыхнулся этот ужас отчаяния, что он теряет ее: не думая, Саске стремительно хватает ее руку и дергает к себе. Девушка негромко вскрикивает и неуклюже падает ему на грудь от резкого движения. Он вспомнил ту ночь, когда даже сесть с ней в карету не мог, понимая, что она там одновременно в аромате отравы и исцеляющего дурмана своей крови от крошечного укола. Как ему хватило сил тогда донести ее до спальни? Как сдержался?     - Будешь танцевать только со мной. – Приказал Учиха, грозно глядя на человеческую невесту.     - Да, - послушно отозвалась девчонка. Она вроде и боится его, но смотрит на него иначе, чем на других. Порой на миловидном лице, словно у фарфоровой куклы, проскальзывала гримаса отвращения или негодования. Но к себе он такого не замечал. Она будто… будто больше благоговела перед ним - юнцом со смешанной кровью - как любил напоминать Мадара, чем перед более старшими. Даже тогда, когда они оспаривали ее в королевском дворце – она будто чувствовала себя увереннее рядом с Саске. Послушная глупая овечка… Но Саске не будет себе лгать – ему нравилось, как она расставляет приоритеты. Не следовать, а вести – новый опыт, который ему подходит.     Саске, безусловно, не танцор. Он, в отличие от Мадары, не ходит по гостям и балам, ему совершенно не интересен этот вид занятий, да и в целом любое общество. Шисуи и остальные называли это затянувшимся подростковым периодом, когда все на максиму – ненавидеть, так всех, клясться, так сверхцелями. Не было такого у Саске. Он никогда не хотел того же, что клан или брат; пожалуй, ему было до ужаса скучно жить в таком ограниченным страстями мире. Все в итоге было про еду, власть и женщин. До сих пор Учиха думал, что его такое безумие не коснется. Он точно не собирался положить жизнь на алтарь женщины, точно не стремился к всё порабощающей власти – скорее, чтобы все перестали его опекать и оставили в покое. И точно Саске всегда думал, что владеет собой, когда дело касалось крови… Именно с этим у него сейчас такие проблемы. Откуда он мог знать, что на свете не только дурная или питательная кровь, а еще и такая, как у Сакуры – которой можно преклоняться. Саске, естественно, никогда не опустится до такого – снова вспоминая родителей. Но даже когда пил кровь той девчонки, он не сходил с ума как от всего лишь аромата кожи Сакуры Харуно.     Он нервничал, а потом протянул к девушке руку, чтобы встать в позу танца, но отчего-то, глядя в ее огромные глаза, застыл. Это будет невозможно.     - Т-тренируйся одна! – прошипел Учиха, быстро прикрыв ладонью рот и нос, и спешно уходя из столовой.     Не может. Как же так? Вроде морально решился, а потом ощущает себя на краю бездны – еще миг, и сорвется. Он понимал, как все нелепо, как глупо он выглядит. И что она подумает о нем? Но сейчас – это выше его сил. Если еще кто-то рядом, он может терпеть, но наедине, так близко… Чтобы успокоиться, Саске ходил быстрым шагом по обширному и пустому холлу, пока не додумался снова стать котом и проверить – правда ли сможет после такой вспышки желания, как ни в чем не бывало находиться рядом с Сакурой. Но ее не было в столовой. Саске услышал ее голос из кухни.     - Я вам помогу.     - Это ведь уксус! – поразительно нервно бормотал Итачи. – Как я мог ошибиться?!     - Успокойтесь, я даже нормального глотка не сделала, - терпеливо объясняла она Итачи, который даже не заметил, как брат в виде кота прошмыгнул на кухню.     Итачи отчего-то переставлял какие-то стаканы, бутылки, будто играл с кем-то в угадайку, что под стаканчиком. И вдруг Сакура резко схватила его руки, у Саске аж шерсть поднялась от такого фривольного жеста вообще-то его невесты!     - Все хорошо, - мягко говорила девушка, заглядывая в глаза Итачи. – Я в порядке. Всего лишь уксус…     Итачи зачарованно замер, едва пробормотав:     - Вкус человеческой еды для вампиров одинаков. Я думал, это яблочный сок – одинаковые бутылки были… Я… виноват, я мог убить…     Она слишком долго держала руки Итачи, заглядывая в его застывшие виной глаза. И вдруг милое лицо Сакуры исказилось гримасой боли, она схватилась за горло, став кашлять и завалившись на стул и столешницу, прокряхтела:     - Ты… отравил меня!? Это был яд?! – и рухнула лицом на стол, вытянув руку.     - Сакура…! – в ужасе стоял Итачи.     Саске подскочил к ней так стремительно, перевоплощаясь в человека, осознавая за секунду как рушится что-то важное, ценное, что-то очень дорогое. Что-то так нужное ему. Он нетерпеливо сграбастал обмякшее тело Сакуры, прижав к себе, осев с ней на пол, и не понимая откуда в нем взялся протяжный стон, в котором столько боли…     - Шууутка! – вдруг пошевелилась Сакура, отстраняясь от него. – Итачи, я ведь и так умру, так чего…?     Сначала девушка говорила с улыбкой, которая совсем не подходила к потерявшему смысл жизни лицу Саске. Она точно не его ожидала увидеть. Девушка растерянно глядела на почти мужа, не моргая и теряясь.     - Просто… - потеряв всю свою шутливость, розововолосая с трудом повернулась на так и стоявшего «отравителя» Итачи, только его лицо было теперь совсем без эмоций, разве что глаза выглядели потухшими и мертвыми. Сакура вернулась взглядом к Саске, который только осознавал, что это значит – потерять ее. Почему так отреагировал – из-за крови, которой не выпил? Из-за того, что не смог совладать с собой? Из-за того, что не успел приручить свои чувства, облачив их в привычный холод? Что, что…?!     Ладони Сакуры осторожно поднялись к его лицу. Она обхватила его шею и села так, чтобы теперь не лежать у него на коленях, а сидеть лицом к лицу.     - Простите, господин… Я просто вспомнила одну пьесу, а Итачи так странно себя вел… А я читала, что внезапный стресс может помочь. И…     Щеки Сакуры налились аппетитным румянцем, глаза виновато смотрели, а руки на его плечах – он вдруг понял, что ни разу не ощущал одновременную тяжесть и легкость женских рук. Пока он не успел сполна ощутить новую эмоцию, отчего-то покрывавшуюся мурашками, девушка быстро встала, склонив голову перед Саске и Итачи.    - Мне жаль… Так… жарко…     Она ушла слишком быстро, чтобы Саске успел что-то принять для себя. Итачи вроде собрался все убрать – на кухне никогда не было такого хаоса, но вдруг и сам стремительно вышел.     Саске сидел на полу, задумчиво принимая в себя новые чувства. Вот что он будет ощущать, если потеряет ее?!... А еще последние слова Сакуры что-то пробудили в Учихе. Точно. Когда еще в приюте она сидела под тем деревом: хотя тогда был май, но жаркий, она особенно любила смотреть на страницу своей книги, где красовалось одно человеческое лакомство – строганный лед… Итачи не было, но Саске знал, что где-то тут есть лед…     …Саске стоял перед ее дверью, не понимая той неутихающей бури внутри. Вроде бы ему сложно находиться рядом с Сакурой. Но вот добровольно пришел, и хочет даже чего-то…     Сакура открыла дверь на стук и вытянула шею, озирая пустую лестницу, а потом улыбнулась Саске в виде кота и заметила, что рядом с ним поднос, на котором стоял стаканчик строганного льда, политого сладким сиропом. Все, как в ее книге. Девушка не взяла стаканчик и не ушла к столу, как делала всегда с принесенной едой. Она отчего-то села на пол у порога, машинально проведя по спине кота Саске рукой, но ее взгляд был очарован лакомством. Она взяла ложечку и стала есть его прямо тут, восторженно сияя и мыча.     - Как это вкусно! Идеально в такую погоду!     Отчего Саске нравилось смотреть на ее довольное лицо?! Он сидел рядом у порога комнаты, пока девушка с каждой ложкой, отправленной в рот, замирала от наслаждения, когда все это таяло во рту прохладной влагой. В какой-то момент Харуно, также сидя, опираясь на колени, высунулась на лестничный пролет башни и крикнула.     - Спасибо, Итачи!     А шерсть Саске снова вздыбилась от негодования: но это ведь сделал он!