Никчёмные дети

Больше не летают вертолёты, Волшебника не видно за последние года, Прекрасное далёко, напрасное далёко, Далёко так, что не дотянуться никогда.

***

      Ники знает, что Эндрю режет себя.       Он не слепой и не глупый. Нетрудно догадаться, почему его кузен прячет руки под нарукавными повязками, учитывая, как часто Эндрю запирается в ванной. Кроме того, не заметить окровавленные лезвия, аккуратно завернутые в туалетную бумагу, практически невозможно.       В своё время Хэммик и сам занимался конспирацией не хуже, чем Эндрю.       Он не стремится вылечить кузена от этого пристрастия, потому что знает, — это бесполезно. Нельзя помочь человеку, если он не хочет помощи. Эрик убедил его в этом, когда Ники только начинал выздоравливать. Никто не прятал от него лезвия. Он перестал причинять себе вред, когда понял, что ему это больше не нужно. Ники Эндрю понимает и принимает таким, какой он есть. Со всеми его (не)нормальными потребностями.       Вопреки всем стереотипам, Ники знает, что Эндрю делает это не для того, чтобы привлечь к себе внимание, а потому, что не знает, куда ещё выплеснуть невыносимо гудящую боль в черепе.       Эндрю ко всему вокруг безразличен, потерян в своём мире боли и бесконечного страдания. Каждый справляется со своими травмами по-своему, и, если Миньярду помогает самоповреждение, почему Ники должен быть против? В конце концов, это было бы просто лицемерием с его стороны.       Ники помнит, как он чувствовал себя лучше после каждого пореза. Эндрю также спасается членовредительством, чтобы не потерять себя. Ники может понять и это. Он понимает, что это всего лишь один из многих способов, которые могут помочь в преодолении психических проблем. Если кому-то это покажется ненормальным, он пошлёт их на хуй. Его ребенок не псих. Эндрю просто, чёрт возьми, нужна помощь.       По сути, он гораздо больше похож на близнецов, чем им всем хотелось бы. Ники до сих пор недоумевает, как ему вообще позволили взять их под опеку. Его прошлая жизнь далека от примера для образцового опекуна. Он всё ещё с трудом справляется с тараканами в своей собственной голове.       Когда Эндрю поджигает сигарету, остановившись рядом с ним, Ники уже готов к вопросу, который он задаст. Миньярд тоже наблюдательный. Ему не составило труда вычислить, что его опекун склонен к самоповреждению также, как и он сам.       — Ты резался? — Эндрю сканирует Ники изучающим взглядом, отслеживая его эмоции. Он не церемонится. Просто ждёт, когда Ники соберётся с духом, чтобы ответить на это. — Это очень-очень простой вопрос, Ники: да или нет?       Хэммик прищуривается, пытаясь обвести Эндрю вокруг пальца своей беззаботной улыбкой, но трясущиеся от нервов руки выдают его. Белёсые шрамы на его темной коже говорят сами за себя, но Эндрю этого явно недостаточно.       — Да, — выдавливает из себя Ники, — да, я это делал, и нет, я тебя не виню. Я поддержу вас с Аароном во всём, так что если кто-то считает это странным, пошли они, блядь, к чёрту.       Эндрю кивает, довольный его ответом, и именно в этот момент между ними начинает выстраиваться тонкий мостик взаимопонимания.