Горячка

Годжо спотыкается о ногу парня, страстно целующего девушку. У девушки плечи в россыпи блесток и красиво отливают в неоновой подсветке. Тусовка в чьём-то доме плавно перерастает в оргию. Годжо хочет найти туалет, а потом обязательно Сугуру. Он видел, как вокруг Гето тёрлась какая-то девочка. Крашеные в блонд волосы, серьги со стразами и кожаные штаны в обтяжку. Она Годжо вообще не соперница: Сугуру не любит такой красоты. Сугуру вообще-то уже занят. За стеной в комнате с приоткрытой дверью слышаться стоны. Какой разврат. Годжо смеётся и идёт дальше. Зачем он здесь остался? Он ведь уже выпил свою максимальную дозу, чтобы остаться в вертикальном положении, а сладкого тут нет: оно только в составе коктейлей. Сюда пригласили Гето, поэтому он до сих пор и здесь. Хотя Годжо и так опоздал, сократив время пребывания в этом гадюшнике. — Хей, ты Сугуру не видел? — он хлопает какого-то парня по плечу, заставляя оторваться от алюминиевой баночки. — Он на второй этаж ушёл. — он машет рукой в темноту коридора, ведущего к лестнице. — Кстати, у тебя покурить не будет? — Не будет, — отзывается Годжо через плечо, тут же покидая комнату. Сатору поднимается на второй этаж, спотыкается на ступеньке. Голова гудит от запаха электронок и чужого парфюма. Свет тоже глаза режет и не делает лучше. Он блаженно выдыхает, когда оказывается в темноте. Фонарь с улицы даёт достаточно освещения, чтобы не убиться об внезапный порог и не насобирать бёдрами синяков об косяки. Люди, кажется, сюда ещё не добрались. Тут только те, кто уже отрубился от выпитого. И такие как Годжо, отчаянно ищущие уединения. Желательно в туалете. А потом уединения с Сугуру. И уже желательно дома, а не в этой мини версии притона. Годжо напробу открывает дверь. Полки заполненные аккуратно сложенными вещами. Ебучая гардеробная. Сквозь музыку и голоса с первого этажа раздаётся тихий плеск воды. По полу тянется узкая полоска света. Нашёл. Годжо улыбается и отрывается от полочек с одеждой. Конечно, печально, что там кто-то есть, но он мальчик не стеснительный, даже свою гордость подвинет ради такого. Он замирает на долю секунды перед дверью. Через матовую стеклянную вставку ничего не видно. Может постучать? Вдруг там кто-то голый — ему может быть неловко. То что он теперь думает о чувствах других — чисто работа Сугуру. Привил, блин, уважение к обществу. Годжо распахивает дверь. И встречается глазами с Гето. У него с лица стекает вода, стрелки с тушью размазались и вокруг глаз теперь нефтяные слёзы. Он в руке держит мицелярку и упаковку ватных дисков. У Сугуру шрам на лбу. Он пытается что-то сказать, но Годжо затыкает его, резко подойдя к нему и опустив руки на щёки с громким хлопком. Солнечные очки падают на кафель. Кожа под его ладонями тёплая и влажная. Он стирает чёрные капли под глазами большими пальцами. Внутри царапается обида. Почему не сказал о шраме? Почему прятал? Годжо осторожно убирает со лба прилипшие пряди, заводит их за ухо. И рассматривает повреждённую кожу. Это выглядит без преувеличения ужасно. Ровный разрез, белые следы от швов. Годжо прикладывается лбом к его лбу и чувствует, как Гето совсем застывает в его руках. Сатору целует его в нос и слегка отстраняет, чтобы разглядеть получше. — Мне обидно, что ты скрывал это так долго. — он гладит пальцами скулы. — Но я всё равно тебя очень люблю. Сугуру опускает ладони ему на талию. Прикосновение кажется неуверенным. — Разумеется, — продолжает Годжо рассматривая его лоб. — Мы вместе не так много, но мне казалось, что я заслужил твоё доверие за время дружбы. Особенно после того разговора. Почему ты мне не рассказал? Сатору чувствует, как в глазах начинает предательски щипать. Так каждый раз, когда он вспоминает ту ночь, когда обнимал Сугуру, после всех его слов о бессмысленности жизни и том, что Сатору не уделяет ему должного внимания. Годжо думал, что между ними не осталось никаких секретов после этого. Они открыты перед друг другом. Как сложно. Гето отводит взгляд. — Мне больно об этом рассказывать. — слова тихие, но проникают в сердце. Он закрывает глаза и размазанная тушь теперь совсем напоминает слёзы. — Ничего, — Годжо гладит его по щеке. Ладонь сама собой скользит на шею, крепкую и прикрытую волосами. — Я… не тороплю тебя. Просто очень обидно. Годжо прижимается к нему, уложив ладони на тёплую спину, утыкается носом в изгиб плеча. Это неудобно из-за роста, но стоит того, чтобы потерпеть. От Гето не пахнет привычным парфюмом, но на нём ещё остался его запах. — Мне извиниться за это? — Сугуру гладит его по макушке. Он нежный и одновременно такой горячий. Годжо ластится и чувствует, как плывёт его разум. Конечно, он хочет, чтобы перед ним извинились. Он делает всё, чтобы оправдать доверие к себе. Разве он так похож на мудака, который бросит своего прекрасного, понимающего, заботливого, грациозного и просто охуенного парня из-за какого-то шрама, пусть даже на лице? Ему нужны извинения! Хотя бы перед его гордостью. — Да, ты должен извиниться, Сугуру. — Годжо корчит гримасу ему в плечо. Какая же он принцесса, когда выпьет. И ему очень нравится эта забота о своей персоне. Только теперь он умеет давать эту заботу в ответ. Он никогда не оставит Сугуру без внимания. Гето плавно меняет их местами — и теперь Годжо стоит, опираясь бёдрами о раковину. От таких движений внутри всё переворачивается. Гето улыбается — нежно, как умеет только он один. И гладит Сатору по бокам, задирая белую футболку. Он плавно опускается на колени. Даже в такой позе Сугуру выглядит величественно. Такой вид его ничуть не красит. — Позволишь загладить свою вину перед тобой? — он укладывает ладони на пояс джинсов Годжо. Сатору чувствует, как по телу пробегает жар. И не от алкоголя. Он заглядывает в тёмные глаза и размазанный мейк уже выглядит так, словно Годжо оттрахал Сугуру до слёз. Ужасно соблазнительно. Конечно, такое вряд ли будет: Сугуру сам ему говорил, что у него нет рвотного рефлекса. — Ты уверен, что это стоит делать здесь? — Годжо осторожно касается пальцами шрама. Кожа там гладкая и неожиданно мягкая, есть совсем немного неровности, когда натыкаешься на швы. — Мне бы хотелось, чтобы наш первый раз прошёл более романтично. На лице Гето отражается непонятная эмоция, но он не отстраняется, поэтому Годжо продолжает: — Хотя отсос от тебя — звучит как верх эйфории. Но мне по правде не хочется делать это в туалете чужого дома. — Сатору зачёсывает ему волосы, гладит пальцами висок и чувствует, как Гето трогает его выступающие косточки на бёдрах. Член отзывается за такие троганья и в штанах становится тесно. А может и плевать? Сугуру не каждый день предлагает ему отсос. Они только целуются, но не трогают друг друга. А тут, опыт как в клишейной порнухе. Сбоку громко хлопает о стену дверь. — Не смей сосать моему парню! — Сугуру оттаскивает Сугуру со шрамом от промежности Годжо. Сатору никогда не видел Гето таким злым. И Сатору никогда не представлял, что белочка приходит вот так. *** В итоге, его тошнит в этом туалете. А потом ещё раз в кустах около комбини. Сугуру, который точно железобетонно его Сугуру, оба раза стоит рядом и гладит его по спине. Он злой и встревоженный. Годжо сплёвывает на землю. И отойдя пару метров, садится на бордюр, наверняка пачкая светлые брюки. Он щурится от света фонаря: очки разбились, когда встретились с кафелем в ванной. — Сейчас Кенни воды принесёт. — Сугуру мягко улыбается ему, присаживаясь на корточки рядом; ему еще дорога его одежда. Да. Блядского брата-приколиста Сугуру зовут Кенджаку и он его близняшка. И это отвратительно. Годжо кашляет. Во рту и горле жжётся, а голова всё ещё гудит. — Он с тобой больше ничего ведь не делал? — снова спрашивает Сугуру и берёт Годжо за руку — ладони предательски потеют. — Нет. — Сатору мотает головой и это фатальная ошибка. — Но теперь я обижен на тебя, потому что ты скрывал брата. Это даже хуже, чем прятать шрам. — последние слова Годжо глушаться, когда он прячет лицо в сгибе локтя. Сугуру выдыхает и, кажется, улыбается — Годжо не видит: ему стыдно за своё красное лицо. Не хочется, чтобы его видели таким неопрятным. — Я говорил, что у меня есть брат. — Ты говорил об этом без акцента, что он выглядит, как ты! — Сатору вскидывает голову, догадываясь какой это дурной аргумент. Он шипит, когда в голове снова взрывается боль, и прячет лицо обратно в сгибе локтя. — Я не думал, что для тебя это так важно. — Сугуру встаёт гладит Годжины вихры. — Иди сюда, горе моё. — Я грязный и слюнявый. — Бывает, — буднично отвечает Гето и обнимает Годжо: прижимает щекой к своему животу, гладит пальцами затылок. Его Сугуру такой мягкий и тёплый — рядом с ним хочет сидеть до бесконечности. Даже его прикосновения, словно боль убирают. И в этом мире есть кто-то абсолютно похожий на него внешне. Годжо осторожно пробует подумать, каково это — быть обнятым двумя Гето, вместо одного. Он касается этой мысли так аккуратно: кажется, она опасна и кусается. В фантазиях, это оказывается приятным. — Он спит? — раздаётся сбоку и Годжо тут же прижимает Сугуру к себе руками и злобно зыркает на подошедшего Кенджаку — Не спит. Тогда держи. Он протягивает Сатору бутылку с водой. По прозрачному пластиковому боку стекает конденсат. В свете фонарей на парковке каждая капля похожа на маленький бриллиант. Годжо прижимается лбом к бутылке, а потом, отлепившись от Сугуру, начинает пить. — Успели посекретничать? — Кенджаку опускает голову на плечо Сугуру. И это выглядит неожиданно горячо. Они такие одинаковые, но с разным поведением. Они так близко и доверительно стоят рядом. Кенджаку опускает взгляд и улыбается. Этот ублюдок всё понял! Годжо тяжело сглятывает и опять присасывается к бутылке. — Не представляю как вы до сих пор не потрахались, когда рядом с тобой ходит такая красота. — он говорит это с такой улыбкой, что внутри всё скручивает. Таким тоном нужно детей успокаивать, а не сомнительные комплименты делать. — А мы не торопимся. — Сугуру тоже опускает взгляд. И Сатору чувствует себя под двумя прожекторами. У обоих Гето глаза тёмные и заглядывают в самую глубь, находя любые секреты. Годжо не справлялся с этим, когда так смотрел один только Гето, а теперь вообще без шансов. Блять. Годжо хотелось бы отсосать им одновременно. Он сглатывает вязкую слюну, рассматривая их снизу, и прикладывает практически пустую бутылку к щеке. Сугуру хмурится и отталкивает голову брата со своего плеча. Годжо тут же узнаёт эту эмоцию — ревность. И расплывается в улыбке. — Я тебя больше к Сатору не подпущу. — А мне кажется, Сатору и сам не против, чтобы я к нему подошёл. — Кенджаку легко пожимает плечами. — Не смей решать за него. — Сугуру морщится — у него на носу появляются очаровательные морщины, как у котика. — Если ты не видишь, как твой беловолосый мальчик на нас смотрит, то я свожу тебя к окулисту. — слова Кенни звучат спокойно, как простой факт. Но в них есть какая-то хитринка. Как маленькая искорка от зажигалки способная взорвать заправку. — Сатору пьяный. Он в таком состоянии, даже на конфету капать слюнями будет. — Сугуру говорит насколько со знанием дела, что даже не обидно. Кенджаку в ответ только улыбается. Он тоже похож на котика, на довольного котика. От этого сводит зубы, как от сладкого. Сатору нравится быть объектом их спора. Он поддаётся вперёд и упирается лбом в бедро Сугуру. Ткань брюк мягкая и через неё легко чувствуется тепло тела, крепкие мышцы. На макушку тут же ложится знакомая рука, ерошит пряди. Если Кенджаку на ощупь такой же как Сугуру и если его характер в половину такой же хороший, как у Сугуру, то Годжо готов завести ещё одного котика. Пусть будет два. Его любви на всех хватит. — Сугуру? — Годжо обнимает его ногу и прижимается щекой так, чтобы видеть и Кенни. — Слушаю тебя, Сатору. — Давай приютим твою близняшку. Он мне нравится. — Годжо хихикает и смотрит, как на лице Кенджаку появляется интересное выражение. — Тебя одобрили, братик. — Сугуру хлопает его по плечу.